Глава 26
Крылья

Утариец-лучник Эй-Га метнул кости, насмешливо глядя, пока они катились, на тарийского воина, с которым играл, – ширококостного медлительного Гаила.

– Ни искры, ни пламени! Раздери меня Древний! – ругнулся Гаил, когда кости упали шестерками и пятерками вверх.

Он вытащил из кошеля серебряный огонек (как здесь назывались монеты) и громко с досады грохнул им по столу.

– Проклятый утариец! Да ты жульничал… – вяло зарычал Гаил.

Харт, стоящий тут же, скалился во все свои родные и вставленные зубы. Он уже давно с утарийцем играть не садился.

Эй-Га накрыл ладонью и подтянул к себе монету.

– Еще разок? – спросил он, и на его черном лице засияла белозубая улыбка.

– Не-е!.. Лучше я с Одаренным сяду играть, чем с тобой! – замахал руками Гаил.

– Это с Вирдом-то? – переспросил Харт.

– Почему с Вирдом? С любым. Ты разве поговорки такой не слышал?

Харт только пожал плечами. А утариец в это время откинулся на спинку деревянного стула и подозвал подавальщицу, чтобы та принесла еще вина.

Ого уже захмелел, а этим троим – утарийцу, Харту и Гаилу – хоть бы что!

В Шеалсоне скучно. Тарийский этот город – мирный, тихий, как болото. Никогда Ого не думал, что ему так может надоесть ничегонеделание, а вернее – времяпровождение в тавернах за играми, выпивкой и болтовней о слухах с границы, о войне с Арой и прочей ерунде. Вроде бы о такой жизни он и мечтал, но…

Фенэ его отвергла. Он ревновал ее к Гани Наэлю, а она нашла себе другого тарийского Мастера – Агаята. И, кажется, дело уже точно дошло до свадьбы. Когда он видел издали Фенэ, прогуливающуюся по узким улочкам под руку с командиром трехтысячного отряда, сердце его щемило. Не думал Ого, что ему будет так больно. Почти так же больно, как из-за Михель… Хотя Фенэ и не поливала, смеясь, соленой водой его свежие раны, но казалось, что она именно так и делает, разве что раны не на спине, а на сердце.

Еще и Рохо… Хотя Рохо уже не было, этот Вирд – совсем не Рохо. Он другой. Он стал таким… благородным. К’Хаэль. Долгожитель. Одаренный. Живет у богатой госпожи, как и Наэль. Всегда чем-то важным занят. Его приглашают в Здание Правления, в дома почетных жителей. Он ходит в нарядах из блестящей ткани, какую носят здесь только богатые мужчины, стягивает свои волосы на затылке, у него меч на поясе (хотя Ого теперь тоже носит меч). И глядя на этого разодетого господина, способного за несколько минут убить дюжину арайских бойцов или исцелить человека, над которым уже носится дыхание смерти, готовой задуть его еле тлеющий огонь, – никогда не подумаешь, что это тот же простой босоногий раб Рохо, что сидел вместе с Ого вечерами под Деревом Размышлений и мечтал о свободе. Или тот же мальчик-сирота, что вместе с Ого слушал сказку его золотой мамочки…

Мамочка Инал… Сердце Ого сжалось еще сильнее. Где она? Что с ней? Он тут бездельничает, пьет, пристает к девушкам, тоскует по Фенэ, а о своей кутийской маме почти забыл… Что он за сын!

Нужно бы вернуться в Ару и выручить ее из рабства. Как бы он хотел, чтобы она увидела этот город! Ей бы здесь понравилось: сады, красивые дома, добрые и приветливые люди…

Но граница закрыта, думать о вызволении нужно было тогда, когда он проходил через врата. Но тогда он был как пьяный от неожиданно свалившейся на него свободы. Да и Фенэ… Он чувствовал такую к ней благодарность, что готов был добровольно везде следовать за ней, а уж когда она подарила ему настоящий кутийский меч!..

Все равно – это плохие оправдания для кутийца, оставившего в рабстве свою мать. Одно дело, когда он сам был рабом, а совсем другое, когда он свободен и носит оружие. И даже умеет им пользоваться: немного, и не так конечно же, как Вирд, но умеет.

Тренировки с мечом, что проводят с ним то Харт, то Гаил, то Брай – еще одни тариец из солдат Агаята, – единственная здесь отрада… ну не считая, конечно, хорошеньких девушек…

Вот одна из них – с крутыми бедрами, тонкой талией, грудь вздымается под мягкой тканью сорочки. И лицо вроде ничего: длинные ресницы, сладкие губки… Девушка несла к их столу новый кувшин с вином. Она соблазнительно покачивает бедрами, но Ого знает, что здешние девушки, в отличие от арайских, очень строгие: ущипни ее – и поднимется крик, прибежит хозяйка заведения, и Ого выкинут за дверь. Поэтому он закинул руки за голову, чтобы они сами не потянулись к манящим округлостям, и смотрел, как она грациозно разливает вино.

– Как долго мы тут пробудем? – спросил Харт, обращаясь к Эй-Га. – Фенэ нам уже не платит, а те деньги, что заплатила, скоро закончатся. Тебе-то все равно, ты выиграл больше, чем заработал, а я скоро останусь без куска хлеба.

– Да не волнуйся ты так, Харт, кусок хлеба я тебе куплю, так уж и быть, – улыбается утариец. – Может, поступим на службу к Мастеру Агаяту?

– Кто вас возьмет? – буркнул Гаил; он все еще огорчен проигрышем.

– А чем мы не такие? – возмущается Харт.

– Арайцы, – просто отвечает тарийский воин, и Харт сникает.

– Чем там закончилась битва на границе? – спрашивает утариец, потягивая вино.

– Говорят, ничем. Никто не выиграл, никто не проиграл. И с границы никто не уходит, – говорит Гаил задумчиво. – Нам приказано оставаться в Шеалсоне.

– А что за слух про эффов?

Ходили слухи, что на стороне Арайской Кобры сражались тысячи эффов. Но если это правда, то почему никто не выиграл? Ого этих тварей видел вблизи и не раз даже был свидетелем того, как эфф приносил голову раба в зубах. Против этой зверюги даже меч не поможет. Сражайся эффы на стороне арайцев – здесь бы уже была Ара, а не Тария.

– Кто-то говорит, что они перебили весь Золотой Корпус, – пожал плечами Гаил.

– Что за корпус такой? – Эй-Га заинтересованно подался вперед.

Гаил недоверчиво посмотрел на него:

– Что-то много я вам, арайцам, рассказываю…

– Да ладно, – примирительно говорит лучник, – мы же люди Фенэ – не императора. А она – почти что ди Агаят.

– Чего? – не понял Гаил.

– Ну, жена Агаята.

– А-а-а! Да и Фенэ эта ваша… Говорят, она не простая арайка – дочь и вдова каких-то высоких чинов. И Мастера Агаята она что-то слишком быстро охмурила… И глаза у нее хитрые…

Ого усмехнулся: это последнее – да!

– Так что за корпус? Золотой, ты говоришь? – Эй-Га очень хочет узнать подробности битвы. А может, его привлекает слово «золотой».

– Корпус из Одаренных. Мастера Смерти их еще называют… Не верю я, чтобы ваши эти эффы хоть одного из них убили. Вот не верю!

– А ты эффов-то видел?! – возмущается Харт.

– Не видел, ну и что?

– А то, что если бы и вправду увидел – то обделался бы! – хохочет утариец.

– Еще говорят, – Гаил перешел на шепот: похоже, вино все-таки действует на него, развязывая язык, – что Кодонак здесь, в Шеалсоне…

– А это кто? – спросил Ого.

– Командующий Золотым Корпусом, вот кто! Только что он тут делает?

– Может, приехал за Вирдом, чтобы забрать его в Золотой Корпус? – предположил Харт.

– Зачем ему Целитель? – Все здесь знали, что у Вирда Дар Исцеления, а о сражении в Тарийском лесу Гаилу не рассказывали. Он задумчиво чешет в затылке и продолжает: – Хотя… может, оно и хорошо, когда под рукой Целитель?

Золотой Корпус? Одаренные – Мастера Смерти? Ого снова вспомнил о Вирде. Друг он ему или нет? – думал он, а мысли начинали туманиться от вина. И его золотую мамочку нужно спасать. Если Вирд ему друг, то он поможет. Пойдет вместе с ним в Ару. Его-то пропустят – и туда и обратно… Он допил свой кубок и некрепко встал на ноги. Вот сейчас же пойдет к Вирду и спросит его: «Скажи, Вирд-Рохо, кто принял тебя, как своего сына, когда ты попал в рабство и скулил, как щенок под забором? Не моя ли золотая мамочка? Ты мне был как брат! А сейчас ты – чужой! Ты столько всего можешь: и сражаешься, как Мастер Смерти, и исцеляешь, а об Инал и не подумал! А ведь это она о тебе заботилась, когда ты болел, она даже свой обед – единственую лепешку, не ела сама, а делила иной раз между нами! А теперь ты все забыл?!»

Не обращая внимания на вопросительные окрики Эй-Га и Харта, Ого вышел, пошатываясь, из таверны и побрел к дому госпожи Миче. Пока он шел, хмель немного выветрился из головы, и поэтому язык почти не заплетался, когда он просил слугу госпожи Миче позвать Вирда. Старый лысый слуга упрямился и выспрашивал, кто такой Ого, и если бы сам Вирд не вышел в этот момент на порог, то, может быть, он так и не пропустил бы его вовнутрь.

– Рохо! – вскричал Ого.

Хотя Рохо ли?.. Почти такой же высокий, как сам Ого, стройный, одетый в шелковый кам (так, кажется, это называется) – красный с синим, в туфли из такой же блестящей ткани, совсем новенькие. Смотрит настороженно и пронзительно, будто заглядывает в душу.

Но тут Вирд улыбнулся, и на сердце Ого потеплело: он!

– Что ты тут делаешь, Ого?

– А что, уже не хочешь видеть друга? У тебя теперь друзья более знатные?

– Ерунда! – Вирд подошел к нему. И тут же нахмурился:

– Ты пил?

– А что мне еще делать в этом болоте? Пить… Есть… Фенэ меня не любит…

– Пойдем, прогуляемся, – предложил Вирд, и они пошли вдоль длинной вечерней улицы Шеалсона по каменной мостовой, встречая немногочисленных прохожих.

– Я вот зачем пришел!.. – решительно начал Ого, но продолжить так же бойко не получалось, все приготовленные слова почему-то забылись, осталась только главная мысль: – Пойдешь со мной в Ару?

– В Ару? – Вирд удивился. – Ты же собирался идти с нами в Город Семи Огней.

– Собирался и пойду… когда-нибудь… Но сейчас мне нужно в Ару – туда и обратно!

– Зачем?

– Как зачем! – Ого не вспомнил слов, но свой гнев на Вирда ему припомнился. – Вызволить мою золотую мамочку! Она-то осталась у Оргона! Никогда не думал об этом?!

Вирд не ответил и виновато опустил голову.

– Так пойдешь?

– Ого! Ты знаешь, что я люблю Инал почти так же, как ты, она мне заменила мать… но… как? Как мы попадем в Ару теперь, когда идет война? Попасть сюда нам помог Мастер Наэль, а я не думаю, что он согласится вернуться опять в Ару.

Ого вздохнул – все правда. Мысли прояснились окончательно. Это здешнее молодое вино быстро ударяет в голову, но так же быстро и выветривается.

– Ты прав. Но если бы ты знал, как я по ней скучаю! А как представлю, каково ей там, у Оргона, так кусок в горло не лезет!.. Да еще и Фенэ…

– Ты огорчился из-за Агаята?

– Огорчился, – признает Ого.

Они немного помолчали, каждый о своем.

– Скажи, Вирд, это правда, что тебя хочет забрать с собой этот Кодонак?

– Забрать? Куда? – удивляется Вирд.

– В Золотой Корпус. В Мастера Смерти!

– Да нет… Нет больше Золотого Корпуса… распустили. А Кодонак?.. Он меня учит.

– Чему?

– Обращаться с Даром. Ему сто шестьдесят два года, Ого! – Вирд поворачивается к другу, его глаза блестят, он почти превращается в того мальчика Рохо, которого знал Ого.

– Сколько?! Столько не живут! Представляю, какой он старючий! Он же еле ходит, наверное! Как он может командовать корпусом?!

– Никакой он не старючий и выглядит не старше Наэля. Думаешь, почему Долгожителей так называют?

Ого задумался: сто шестьдесят два года – и выглядит не старше Мастера Наэля?.. Вдруг ему в голову пришла неожиданная мысль:

– Так и ты тоже проживешь… столько лет?

Вирд опускает голову и молчит, словно ему неприятно об этом говорить.

– Не знаю. Я, похоже, какой-то не такой даже для Одаренного, – наконец отвечает он сдавленным тихим голосом. – Они говорят, что я – Мастер Путей.

– И что это значит?

– Что я разве что летать не могу! Вот что! – Вирд, кажется, злится.

– А ведь здорово было бы, если б ты умел летать! Мы слетали бы с тобой в Ару – забрали мою мамочку – и назад! – Ого смеется, а Вирд смотрит на него внимательно и пристально, будто всерьез задумался над его словами.

– А может, и умею… – тихо произносит он.

– Что?

– Летать! Крылья-то у меня есть! – И он тоже смеется, слишком громко для Вирда; громко и как-то… безумно.

Ого поежился. А не сошел ли Рохо с ума?..

Кодонак сидел за столом в своей новой комнате, любезно предоставленной ему пожилой матушкой Алисандеса – Арадой Миче.

Абвэн оставил Хатина у Здания Правления. Благо что на город уже спускался вечер и никто не обратил внимания на бредущего по улицам незнакомца с повязкой изгнанника на лбу. Снимать он ее не может – пусть у них не будет повода обвинить его в отсутствии чести. Хотя куда уж больше обвинений?..

Когда Кодонак появился на пороге дома госпожи Миче и старая женщина шаркающей походкой спустилась вниз, она испугалась, узнав его. Так часто бывает, что Командующий лично сообщает родным погибшего бойца о его смерти. Кодонаку тоже приходилось это делать. Иногда его встречала не старенькая мать, а поседевшая дочь погибшего Мастера Силы, который сам выглядел не старше тридцати.

Он постарался как можно быстрее развеять ее страхи и отдал ей письмо сына.

Само письмо Кодонак не читал, это было личное послание сына матери, но слова, написанные там, растрогали женщину до слез. Правда, насколько знает людей Кодонак, она плакала бы в любом случае, даже если бы это было лишь пожелание доброго вечера.

Госпожа Миче приняла его как родного. Он почувствовал теплую благодарность к этой сморщенной, согбенной, с белыми как снег волосами худенькой старушке. Он вспомнил свою семью. Когда-то у него тоже были мать, жена, дочери… Все они постарели и умерли. А он жив и молод. Где-то живут его правнуки, но он уж и не знает их… Его семьей стал Золотой Корпус, а его детьми – боевые Мастера Силы… Мастера Смерти, так их называют иногда… Нет больше и Золотого Корпуса. Распущен…

Комната, в которой он теперь будет жить, – небольшая, но уютная. Здесь есть все необходимое. Окна выходят в сад, они открыты настежь – в Шеалсоне еще очень тепло, несмотря на позднюю осень. Из сада доносится музыка Гани Наэля; ее, конечно, не сравнить с музыкой Мастеров Силы, но играет он очень хорошо. Звуки арфы успокаивают, смывают тревоги.

Кодонак писал письма, было уже довольно поздно, но он повесил над столом огонек Элинаэль и видел не хуже, чем при свете дюжины свечей.

Одно письмо для Ото Эниля, другое – для Киеля Исмы. Когда придет время, он пошлет Вирда к ним с этими письмами. Оба они – надежные люди. Киеля Исму он знает со студенческих лет, и хотя тот может быть упрямейшим ослом и вести себя как последний сноб, но все же – человек чести. А Ото Эниль – тот, кто разберется до конца, какая бы запутанная задача ни стояла перед ним. Среди Советников из Семи можно доверять еще и Торетту, но он слишком прямолинеен, может пойти в лоб и не станет искать обходных путей. А здесь нужен человек гибкий.

Что-то не то происходит в Городе Семи Огней… Когда Кодонака осудили, он винил во всем Эбана, других же Советников, вынесших приговор, считал обманутыми множеством лживых свидетелей или неверно истолкованными фактами. Но Вирд… Вирд Фаэль говорит, что Ках убил его отца. Ках? Убийца?..

Может быть, все намного хуже, чем показалось на первый взгляд, и гниль завелась в самом сердце Города Огней?

Вирд ненавидит Каха, рвется в столицу, чтобы отомстить тому.

– Я убью его так же, как он моего отца – я остановлю ему сердце, – говорил парень Кодонаку наедине.

Кодонак знал, что такое ненависть.

– Холодная голова в таком деле не менее важна, чем острый клинок в бою. Тупым мечом ты, возможно, причинишь больше боли, если успеешь что-то сделать вообще, зато острым будешь бить наверняка, – говорил ему Хатин.

К Каху Кодонак не питал теплых чувств, но если Вирда схватят за убийство Советника, то ему единогласно вынесут смертный приговор. И если Совет не верил в его существование, то тем более не поверит в его слова, что Ках убил его отца.

Вирду нужно остыть, нужно разобраться в себе. Конечно, он испуган, и все внутри у него перемешалось. Даже с одним-единственным Даром непросто управиться, а когда ты Мастер Путей, которого все считали лишь легендой, и Сила рвет тебя на части, меняя направление как ей угодно, то удивительно, что ты вообще еще цел…

Хотя уровень контроля у Вирда – на высоте. Он может контролировать Силу получше некоторых Одаренных, получивших д’каж сотню лет назад. Если бы он не рвался убивать Каха, то Кодонак и вовсе считал бы его достойным хоть сегодня стать Мастером Силы.

Хатин может многому его научить. После встречи с Вирдом изгнание уже не казалось ему злой ошибкой судьбы, это – новая миссия. Он был Мастером Стратегом, но учить у него получалось иной раз даже лучше, чем играть в войны. Сопутствующий Дар? Возможно.

Кто бы мог подумать, что он в один год встретит Мастера Огней и Мастера Путей?

Вирду нужно идти в Город Семи Огней, там его место. Но не сейчас. Если сейчас Вирд объявится в столице, то кто знает, как поведут себя некоторые… Кто сейчас враг, кто друг?

Его необходимо подготовить, рассказать о многом. Обо всем: от устройства управления Тарией до обычаев Одаренных. Парень не знал даже, что Одаренные живут по триста лет. Сам же он, если уж верить легендам, может прожить и пятьсот. Или больше? Ведь Астри Масэнэсс умер не своей смертью…

Нужно будет, чтобы он попробовал применять другие Дары: он еще не испытывал себя ни в строительстве, ни в разрушении, ни в искусстве Мастера Полей, или того же Погодника, а это ему под силу, если даже создание огней ему далось легко, как щелчок пальцами.

Кодонак сыграет с ним в Хо-То, и, может быть, впервые кто-то заберет у Хатина льва. Возможно, они сразятся на мечах. Выполнять запрет брать в руки меч Кодонак не собирался. Если он выполнит его – умрет от оттока; это чистой воды самоубийство.

Когда Вирд придет в Город Огней, нельзя будет всем и сразу рассказывать о себе. Пусть об этом узнают только Исма и Эниль. Они эту новость переварят. А другие могут ей подавиться.

Ото Эниль, насколько знал Кодонак, был дружен с Асой Фаэлем. Он будет рад увидеть сына погибшего друга. Да еще такого!

За те недели, что провел Кодонак в Шеалсоне, он успел расспросить Вирда и Наэля обо всех подробностях, связанных с Даром парня. И никогда Хатин не думал, что, прожив половину своей долгой жизни, он будет так удивляться. Это волновало и радовало. В Кодонаке есть немного Дара Разрушителя, и ему иногда нравится, когда все вверх тормашками.

Как выражается этот Мастер Музыкант (сообразительный и ловкий малый) Гани Наэль: «Если связался с Вирдом, учись лавировать в бурю между рифами».

В последнее время парень что-то задумал. Он все больше расспрашивает о Даре Перемещений. Вначале Кодонак считал, что юноша планирует переместиться к Каху, чтобы мстить, но затем спросил прямо, и Вирд уверил его, что это не так; по крайней мере, сейчас.

Успокоившись, Кодонак рассказал, что делает Мастер Перемещений, или «прыгун», как в народе называют таких; что он способен не только перемещаться сам, но и брать с собой нескольких человек или вещи, которые может унести. Мастер с достаточно ярким Даром перебросит до десяти человек, но на очень малое расстояние. А безболезненно достаточно далеко он способен перемещать двоих. На восстановление обычно требуется время. Прыгун не может появиться в том месте, которого никогда не видел, но зато один носитель этого Дара может передать другому знание о месте, что видел сам. Способен дать такую «картинку» и Пророк.

Для Мастера Путей, как думал Кодонак, когда тот овладеет всеми Дарами, и вовсе не будет ограничений. У него «есть крылья».

Вирд попробовал. Он ведь уже перемещался однажды – на поле боя в Межигорье. Теперь же он переместился в Тарийский лес, куда взял с собой Кодонака и Гани Наэля, который, кстати, сопротивлялся изо всех сил. Но «прогулка» прошла удачно. Вирд был доволен и явно что-то планировал. Завтра необходимо будет его расспросить. Как бы не наломал мальчишка дров…

Кодонак снова вспомнил о недописанных письмах, вернее – о не начатых еще. Он не любитель заходить издалека, но писать Ото Энилю: «Это Вирд Фаэль – сын твоего друга покойного Асы Фаэля, которого убил Ках. И, кстати, он Мастер Путей…» – было бы как-то слишком прямолинейно.

Вирд закрыл глаза: он ясно представил себе твердый шершавый широкий ствол дерева, зеленые вытянутые, похожие чем-то на большие перья листья. Крону над головой, колышемую ветром. Сухую жесткую землю. Серые покосившиеся бараки… Дерево Размышлений: там, в Аре, у Оргона.

Искрящийся туман окутал его, а когда он открыл глаза, туман, рассеиваясь, обнажал ту самую картину, что представлял себе Вирд. Был поздний вечер, тьма уже побеждала свет, накрыла бараки и начала зажигать звезды. Неистово стрекочут цикады. В кроне дерева выводит трели вечерняя птица: певун, так называли ее здесь.

Инал – маму Ого, и Миху – вот кого он искал. Двоих он перенесет легко, он чувствует это.

Странно было ступать по знакомой с детства потрескавшейся песчаной земле ногами не босыми, а обутыми в шелковые туфли… Он подошел к женскому бараку и заметил выходящую оттуда рабыню, не знакомую ему девушку; наверное, новенькая.

Увидев его, рабыня низко склонилась:

– Господин?

Вирд и вправду выглядит сейчас как господин, а ведь он был здесь, в этом самом месте, всего пару месяцев назад – и никто тогда не назвал бы его господином.

– Позови Инал и Миху, – попросил он.

Девушка исчезла в бараке, и через несколько минут из темного проема вышли две светлые фигуры. Они одеты в изрядно потрепанные грубые льняные платья, которые носят здесь рабы. Первая – высокая женщина с ярко-рыжими, как огонь, волосами, ниспадающими на плечи крупными кудрями, вторая – ниже ее на целую голову, миловидная девушка с русой косой. Они.

Головы женщин низко опущены, рабыни стараются не смотреть на незнакомого господина. Они гадают сейчас, зачем понадобились? И конечно же ничего хорошего не ждут. То-то удивятся, когда узнают его! Вирд улыбнулся, он едва сдерживал дрожь охватившего его нетерпения. Он слышал шорох и шепот в бараке рабынь: женщины и дети, обитавшие здесь же, собрались у входа и наблюдали из темноты, что происходит снаружи. Говорить они не решались.

Вирд позвал двух женщин за собой, и они покорно последовали за ним. Надсмотрщиков поблизости не было, те давно уже ушли в свои дома, виднеющиеся вдали, ближе к хозяйскому поместью.

Вирд остановился возле дерева. «Вначале перемещусь, а уж потом стану все им объяснять», – думал он. Подозвал Инал и Миху ближе к себе и положил одну руку на плечо матери Ого, а вторую – на плечо девушки. Женщины напряглись при прикосновении, но не стали возражать господину.

– Кто ты такой? – услышал он окрик. Вирд невольно обернулся, отвлекшись от перемещения, и увидел бегущего к ним Марза. Того самого жителя Северных земель. Сколько раз спрашивал он себя: как занесло того в Ару? Да еще и в рабство? Высокий, светловолосый и светлокожий. Сейчас он выглядел худым, но не таким измученным, как помнилось Вирду. – Оставь ее в покое! Не забирай ее! Неужели у императора мало своих рабынь?

– Не надо! Марз! Не надо! – Миха всхлипывала, она очень напугана.

Услышав крики, из барака мужчин стали появляться темные в сумерках фигуры. Подходить они не решались и стояли у входа.

Марз тоже его не узнал. Вирд изменился, да и темно уже… Марз – его друг. Его тоже нужно забрать с собой.

– Нет, Миха! – упрямо твердил северянин. – Я тебя не отпущу!

Когда Марз приблизился и остановился перед Вирдом, тот произнес негромко:

– Марз, я – Рохо!

При этих словах Миха вскрикнула, Инал прикрыла руками рот, Марз же остановился в нерешительности, затем подошел поближе, стал вглядываться в лицо Вирда.

– Ты жив? – спросил он.

– Кто это? – послышался голос из барака мужчин.

– Это Рохо! – радостно завопил Марз. И тут же оба барака, и мужской и женский, загудели, словно ульи, и из них высыпали босоногие рабы: мужчины, старики, женщины, дети. Все спешили к Вирду.

– Рохо? Рохо вернулся? Ты стал господином, Рохо? Как тебя не убил эфф?

Их было много… слишком много… всех он не уведет… Вирд смотрел на их знакомые лица. Огромный Сибо – он помогал ему таскать камни, когда Вирд выбивался из сил на поле. Жилистый Ташка – из коры и лозы он сделал им с Ого по игрушечной лошадке, когда они были еще мальчишками. Тисая – седая как снег, она знала травы и однажды вылечила его от лихорадки. Не унывающий никогда Гаки, глуповатый Ирото, быстрая, как пчела, и острая на язык Тибина. Дети, цепляющиеся за материнские потрепанные юбки.

Лазурные потоки внутри Вирда – Дар Исцеления показали, что многие из рабов истощены или больны. Всех он не уведет… Сердце Вирда защемило. Ему нужно выбрать, кто останется здесь в рабстве, а кто сегодня же станет свободным. По тому, как Миха вцепилась в Марза, было видно, что без него она не пойдет.

Троих он, пожалуй, перенесет.

– Я смогу взять с собой только троих, – сказал Вирд. Но он ведь может вернуться завтра, и еще через день, и еще… Хотя, скорее всего, заметив пропажу рабов, хозяин поставит здесь охрану или переведет их в другое место, куда Вирду будет сложнее попасть. Нужно переместить сегодня как можно больше…

– Куда? – удивляется Инал.

– В Тарию, – отвечает Вирд. И как ни странно звучат его слова, рабы верят, что он может сейчас же забрать некоторых из них в Тарию.

– Возьми моего сына, – просит черноволосая Винса и протягивает худощавого мальчика пяти лет, которого держит на руках.

– И моего! – кричит Лиша. У нее сын семи лет, столько было Вирду, когда он попал сюда.

– Забери детей! – говорит кто-то из мужчин.

Детей здесь чуть меньше двух дюжин, он не сможет их забрать, да еще и Инал, Миху и Марза.

Вирд замечает, что среди рабов не видно Тилаты и ее дочери. Любопытная большеглазая девочка Мили всегда вертелась вокруг них с Ого, все-то ей было интересно…

– Где Мили? – спрашивает Вирд.

– Умирает, – как-то просто и равнодушно отвечает одна из женщин. Вирд не заметил кто.

– Она в бараке.

Вирд стразу же сорвался с места и широким решительным шагом направился к женскому бараку сквозь толпу расступившихся рабов.

Сюда он в последний раз заходил, когда ему было лет девять, потом они с Ого стали жить в мужском бараке. В темном углу Вирд едва разглядел сидящую женскую фигуру – Тилата, склонившаяся над дочерью… Девочка распласталась на посыпанном соломой полу, она выглядела такой маленькой, худенькой, словно неживой…

Вирд отстранил удивленную его появлением Тилату и протянул руки к девочке. Дар откликнулся раньше, чем он дотронулся до нее. Потоки исцеления теплыми волнами обволокли все тело ребенка, и она задышала размеренно, глубоко, а затем открыла глаза. Как ни странно, девочка узнала его сразу.

– Рохо! – воскликнула она и потянула ручки к его шее, чтобы обнять. Мили вцепилась в него мертвой хваткой, и он выходил из барака уже с ношей на шее, по пятам бежала Тилата.

Среди рабов пронеслись удивленные возгласы.

Четверых…

Когда Вирд вернулся под дерево, и его окружили люди, он стал думать о пятерых, шестерых… может, все-таки он заберет всех детей? По крайней мере, попробовать надо.

Он положил руку на плечо Михи.

– Марз, Инал! – сказал Вирд. – Положите руки на меня, – и добавил громко: – Пусть все дети дотронутся до меня и не отпускают, пока я не скажу.

Вокруг воцарился гвалт, матери сквозь слезы стали объяснять детям, что от них требуется, хотя сами не понимали, зачем это. Но они верили, что Рохо спасет всех их детей, уведет из рабства. Когда наконец Вирда облепили детские ручки и он посмотрел в глаза матерям – за одной матерью он пришел, а других разлучает с детьми, – он не выдержал:

– Матери детей, тоже дотроньтесь!

Вирд стоял, а вокруг него столпилось больше тридцати человек. Кому-то даже пришлось присесть и прикоснуться к его туфлям. Детишки стояли так близко, что Вирд не мог пошевелиться. Этот людской комок ему предстояло переместить далеко-далеко отсюда… И не ошибиться, не остаться в Аре, иначе за ними пошлют эффов… хотя эффов Вирд больше не боится.

Вирд закрыл глаза. Если он не сможет, то чего стоят его «крылья»?!

Шеалсон. Сад госпожи Миче. Зеленая трава, яркие клумбы с цветами. Красивый дом, утопающий в зелени…

Туман пришел. Окутал Вирда и всех, кто держался за него. Последнее, что увидел Вирд на земле Оргона, – это лица тех, кого он все-таки не взял. Душу рвало на части, в глазах стояли слезы.

Туман накрыл Вирда, но не рассеялся. Сильная боль пронзила все тело. Словно десяток стрел разом вошли в его плоть. Он не мог ничего видеть – только туман, и ничего чувствовать – только боль. Он кричал, но голоса своего не слышал… Смог ли он? Смог ли? Выдержали ли «крылья»?..

Гани Наэль, присев на деревянную лавочку в увитой розовым кустом беседке, наигрывал одну из самых любимых своих мелодий. Здесь, в саду, все его вдохновляло: теплая погода, стрекот сверчков, голоса птиц, дыхание ветра. Мир и покой. Пальцы сами знали, как играть, а мысли были совершенно свободны, вольны, будто птицы…

После появления Кодонака он был спокоен за Вирда. Паренек в надежных руках. Что огорчало, так это необходимость задержаться в Шеалсоне. С другой стороны, он мог бы и сам отправиться в путь.

Но недавно у Вирда открылась еще одна весьма полезная способность – перемещение. И глубоко в душе Гани надеялся, что его путь к Городу Семи Огней сократится до нескольких мгновений – очень выгодный с любой стороны вариант.

Нужно было только немного подождать. Кодонак, видимо, хотел поднатаскать парня. Это тоже правильно. Уже если кто и знает, как с ним управиться, так это Мастер Кодонак. Пусть уже и не Мастер…

В саду было не очень темно – из окон дома, выходящих на эту сторону, льется свет. Там, на втором этаже, окно Кодонака, и в нем свет самый яркий – опять достал свой огонек. Полезная штука, нужно будет попросить Вирда сделать ему такой же: тот, что он сотворил при встрече с Кодонаком, отдали госпоже Миче.

Внезапно внимание его привлекло нечто необычное: клубок тумана опустился на садовую дорожку и заискрился в сумерках. Наэль подскочил от неожиданности. То, что обнажал туман, имело множество рук и ног и шевелилось!.. У Гани душа ушла в пятки. «Что это за?.. Раздери меня Древний…»

Туман рассеялся, и Гани с облегчением и удивлением понял, что это многорукое чудовище – множество столпившихся вокруг чего-то людей в белых потрепанных одеждах. Большей частью – дети. Людской клубок распался и рассыпался по дорожке сада. В центре остался лежать человек, над которым склонилась рыжеволосая женщина. Остальные стояли и молча ошалело смотрели то по сторонам, то на лежащего.

Кто там, в центре, Наэль даже не сомневался – Вирд! Только ему могло взбрести в голову притащить сюда толпу каких-то босоногих оборванных людей.

– Кодонак! – заорал Наэль, задирая голову к его распахнутому окну.

Через мгновение длинный нос Кодонака высунулся наружу.

– Что там, Наэль? – спросил он.

– Наш Мастер Путей, что еще!..

Кодонак, видимо, рассмотрел, что сад заполнили люди, а юноша распластался на земле.

– Да чтоб его Древний!.. – заругался он, исчезая из окна – и спустя мгновение уже сбегал вниз.

Кодонак ворвался сюда, словно ураган. Он пронесся мимо стоящих в нерешительности людей, поглядывая на них так, словно не верил, что они настоящие, и присел перед Вирдом. Гани тоже подошел.

Хатин приподнял его голову, заглянул под веки. Глаза парня закатились. Руки и ноги дрожали. Даже при таком свете было видно, какой он бледный.

– Дурак! Ни искры, ни пламени! Идиот! Да чтоб тебя… Смарг тебя дери! – отчаянно ругался Кодонак. – Что же ты натворил?! Я ведь чувствовал… Не успел… Бестолковый мальчишка!!!

Кодонак поднял Вирда под мышки, а Гани взял за ноги – и они вдвоем отнесли его в дом. Столпившиеся люди так и остались в саду, только рыжеволосая женщина смело последовала за ними. Кого-то смутно она ему напоминала…