Глава девятая
Злой УМЫШЛЕННИК

Профессор юриспруденции факультета рыболовной магии Академии магических наук эльф Малач сидел за дубовым столом у себя дома в рабочем кабинете с плотно зашторенными окнами. Овальной формы стол казался очень массивным, его крышку-столешницу сплошь украшали дивные эльфийские узоры в виде листьев различных деревьев. Напротив Малача на краю стола возвышался письменный прибор чистого серебра в виде открывшего рот остроносого камнееда – мифической рыбы, которую пока никто в глаза не видел (ее появление в будущем было предсказано на одном из глобальных собраний профессоров факультета рыболовной магии много лет назад). Глаза камнееда, сделанные из рубинов, отражали свет настольной псевдокеросиновой лампы, в которой вместо горящей жидкости кружили множество огненных мотыльков. Отблески от крыльев этих мотыльков играли на стеклах многочисленных книжных шкафов, плясали по мягкому ворсистому ковру, в центре которого был вышит изящный рыбодракон, держащий в пасти лосося. Облаченный лишь в гладкий шелковый халат, профессор выглядел сильно озабоченным. Еще бы: во время экзаменов, которые закончились чуть меньше трех часов назад, пропал один из кандидатов в студиозы. Экзамены, безусловно, проходили не в кабинетных условиях, поступающие отроки на целые сутки остались наедине с природой, где им предстояло проявить мастерство в умении ловить рыбу и готовить из нее пищу.

Оказались среди кандидатов такие, кто справился с этой задачей на отлично – и наловил рыбы предостаточно, и приготовил из нее настоящие деликатесы; были и такие, кто так и не ушел от нуля, а значит, вернулся на финиш голодным и как минимум на год освобожденным от дальнейших хлопот по поступлению на факультет рыболовной магии; нашлись такие, которые подрались друг с другом из-за кажущегося им уловистого места на водоеме; кое-кто умудрился поломать или потерять снасти; двое серьезно пострадали: одна девушка сломала себе руку, другой – ошпарился опрокинутой на ноги кипящей ухой. И один лекпин бесследно исчез.

В связи с этим предположить можно было все что угодно. Несчастный мог утонуть, мог потеряться, мог просто сбежать, никого не предупредив. Но Малач чувствовал, что все не так просто, скорее всего, против лекпина было совершено умышленное преступление. На столе перед профессором лежал лист бумаги, на который он время от времени наносил каллиграфическим почерком эльфийские слова и символы. Орудием письма служило простое гусиное перо. Заостренный кончик пера Малач то и дело макал в рот мифического камнееда (где никогда не иссякали магические чернила), толстый же кончик постоянно испытывал на себе прочность эльфийский зубов, из-за чего успел потерять правильную овальную форму и укоротиться… Очередное макание пера в рот камнееда – и на бумаге появляется еще один загадочный символ в виде замысловато переплетенных тонких линий. Этот символ последний. Малач отбрасывает изуродованное перо и резко встает из-за стола, так что массивный стул падает на ковер. Эльф не обращает на это внимания. Он сосредоточен, что видно по нахмуренным бровям, изрезавшим лоб морщинам и взгляду голубых глаз, в которых, кажется, сверкают искорки, такие же, как и в глазах мифического остроносого камнееда. На ковер рядом со стулом летит сброшенный с плеч эльфа халат, а в руках его оказывается обнаженная шпага. Ею Малач начинает выделывать в воздухе пассы, кружа при этом по кабинету. Шаги его нешироки и неровны, они словно вырисовывают на ковре узорчатую линию. Если бы мы имели возможность сравнить эту линию с тем, что только что было написано эльфом на бумаге, то не увидели бы между ними ни капли разницы. Движения эльфа и его шпаги убыстряются, становятся почти неуловимыми глазу, и в то же время свет в лампе с мотыльками начинает меркнуть. Перед тем как совсем погаснуть, мотыльки ярко вспыхивают, после чего в комнате воцаряется темнота и… почти полная тишина. Слышно лишь жужжание, очень похожее на жужжание шмеля.

В темноте мы не можем видеть, кто издает этот звук, но понимаем, что существо, его издающее, движется. Вот оно оказывается где-то под потолком, приближается к зашторенному окну, проникает в узкую щелку между занавесками и выскальзывает через неплотно прикрытую форточку на улицу.

Покинем кабинет и мы и увидим летящего прочь от профессорского дома… нет, не шмеля, а магического Эзошмеля. Способность облекаться в Эзошмелей имели только эльфы. Человек, заметивший это существо в каком-нибудь метре от себя, принял бы его за обыкновенного черно-желтого шмеля. Но если бы это магонасекомое село ему на ладонь, то, внимательно приглядевшись, можно было бы вместо передней пары лапок увидеть обычные руки, вместо задней пары лапок – ноги, а вместо мохнатой мордочки – эльфийское лицо. В данном случае это было лицо профессора Малача. В правой руке Эзошмель держит уменьшенную в несколько раз эльфийскую шпагу. Он летит, чтобы выяснить беспокоившие его вопросы. Полетим вместе с ним и мы, благо на улице еще светло, и безоблачное небо не предвещает непогоды…

Дом профессора Малача, оставшийся далеко внизу, стремительно удаляется. От домов других профессоров и бакалавров факультета его можно отличить по ярко-голубой крыше, а кусты в саду Малача подстрижены в виде открытых фолиантов, которые с высоты кажутся маленькими книжечками.

По создавшейся традиции, все преподаватели, чьи дома и сады находились внутри факультетского замка, старались тем или иным способом выразить свою индивидуальность. Таких домов в пределах замка много. Все они в высоту не превышают двух этажей, в то время как стены и башни самого замка в два, а то и в три раза выше. И самая высокая из них – Центральная башня, в верхнем ярусе которой находится кабинет декана факультета – Эразма Кшиштовицкого. Подлетев к распахнутому окну кабинета, Эзошмель на мгновение задержался, чтобы зафиксировать все в нем увиденное, и сразу продолжил полет.

Вместе с ним мы увидели удобно расположившегося в кресле декана, который листал шестой том Большого магического справочника, лежащего у него на коленях. Мы успели увидеть только это, но за тот же самый промежуток времени Эзошмель зафиксировал (чтобы потом разобрать в мельчайших деталях) все делали обстановки в кабинете декана, все движения Кшиштовицкого, вплоть до непроизвольных движений его губ, читающих текст, вплоть до каждой буквы на перелистываемых им страницах справочника. Таковой была магическая способность эльфийских Эзошмелей – воспроизводить в любое время все мгновенно зафиксированное…

Вместе с преобразованным Малачом мы подлетаем к Северным воротам замка, выходящим к озеру Зуро. Ворота открыты, охранник – магостраж четвертого уровня тролль Щербень – со скучающим видом сидит на ступеньках караульной будки и позевывает. Эзошмель пролетает сквозь ворота и набирает высоту. Сверху, как на макете, видна стена замка, дорога, ведущая к озеру, изрезанная береговая линия, факультетская пристань, множество разноцветных лодок на глади озера. В пределах видимости Эзошмель фиксирующим зрением мгновенно отмечает каждого идущего по дороге, каждого рыбачившего с лодки или с берега. Самыми дальними оказались фигурки трех гоблинов на берегу залива Премудрый. Эзошмель фиксирует гоблинов, поворачивает направо и летит над восточной стеной замка.

Сверху стена поросла мхом, по ней уже много лет никто не ходил. Почти вплотную к стене подступает густой лес, такой непролазный, что в него не ходят даже по грибы. Эзошмель спускается к Восточной башне, залетает в верхний ярус и чуть-чуть не оказывается сбит мощным потоком воздуха, вырывающегося из широких ноздрей храпящего тролля-стражника Грузда. Магонасекомое возмущенно жужжит, стремительно покидает Восточную башню и летит к Южным воротам.

Их охраняет еще один тролль-стражник Ау-Шпонгк, которого легко узнать по большой шишке над правой бровью. На самом деле вместо того, чтобы нести службу, Ау-Шпонгк мирно дремлет, прислонившись спиной к караульной будке и обняв копье, толщиной со среднюю березку. А в распахнутые ворота беспрепятственно проходят все кому не лень. Вот тебе и охрана факультетского замка, вот тебе и пропускная система…

Летим вместе с Малачом дальше. В Малой Западной башне имени Слабоватого Афона сегодня дежурит долговязый тролль-стражник Поско – младший брат известного нам Пуслана. Он новичок факультетской магостражи и пока еще полон рвения и честолюбия. Приложив ко лбу огромную ладонь, Поско всматривается в прилегающие к замку поля, извилистую дорогу, ведущую к Южным воротам, в далекий холм, на вершине которого лениво крутит крыльями ветряная мельница. Поско хотел бы как-нибудь отличиться, геройски проявить себя, но все обыденно, мирно и как-то по-особенному сонно.

Пролетев башню имени Слабоватого Афона, Малач заворачивает в замок и делает вираж над утопающим в зелени домиком своего друга Воль-Дер-Мара. Затем опускается к самой земле и на мгновение зависает перед мордой черепахи Манюанны девятнадцатой. Обменявшись с ней взглядом, Малач вновь набирает высоту и напрямую летит к Главным воротам замка, которые венчает Большая Западная башня.

Здесь дежурят уже два тролля – магостраж пятого уровня Е-Лазут и его молодой помощник Арккач. Они замерли в караульных будках, и непонятно, спят стражники или бодрствуют. Чтобы это выяснить, Эзошмель подлетает к Арккачу и ловко увертывается от взмаха руки, как оказалось, бдительного тролля.

Усмехнувшись про себя, Малач (и мы вместе с ним) взмывает в высоту и летит над выходящей из ворот булыжной мостовой. По ней два дня назад ехала повозка с Воль-Дер-Маром и его травителями, которой управлял Еноварм… Дорога ведет в город Фалленблек, построенный в незапамятные времена недалеко от места падения огромного метеорита. Это родной город наших лекпинов – Алефа по прозвищу Железяка и Тубуза Морана. Плавно изгибаясь, дорога подходит к берегу озера Зуро, к мосту через впадающую в него речку Ловашню, приводит в Фалленблек.

Мы видим внизу центральную ярмарочную площадь. Она по-летнему пуста, до сезона ежегодных осенних ярмарок еще полтора месяца. От ярмарочной площади, как солнечные лучи, расходятся улицы и улочки. Строго на запад уходит знаменитая улица Дарош, на которой находятся почти все гномьи лавки в городе. Ювелирные, текстильные, охотничьи, продовольственные… Есть среди них и несколько рыболовных лавок, которыми в основном владеют гномы. Лучшей из них уже долгое время считается лавка «Настоящая магическая рыбалка», хозяин которой, господин Казимир, способен угодить самому взыскательному покупателю.

На северо-запад ведет улица Выммпа. Там в предгорных ущельях, изобилующих мостами, арками и акведуками, живут тролли и троглины. Все их дома построены непосредственно под мостами и акведуками. Когда тролли заселялись в этих местах, мосты зачастую возводились просто так, без всякой надобности, а потом под ними строились тролльские дома. Но строительство в этом районе уже много лет не ведется…

В северных холмах, где Фалленблек граничит с озером Зуро, обосновались лекпины. Тут и там поблескивают круглые окошки их полуподземных жилищ. В лекпинском районе город как бы соседствует с деревней: на холмах пасутся коровы, овцы и козы; небольшие квадратные поля пшеницы соседствуют с фруктовыми садами. Если гномы славятся своим трудолюбием, то лекпины – аккуратностью как в животноводстве, земледелии, садоводстве, так и в рыбалке. С высоты полета мы видим, как несколько лекпинов-детей идут по направлению к озеру с удочками в руках. Погода изумительная, и вскоре, на вечерней зорьке, должен начаться клев рыбы. Малач, и мы вместе с ним, сейчас с удовольствием тоже посидели бы на бережку с удочками, но, к сожалению, есть более важные дела.

Восточная часть города – деловая. Здесь преимущественно живут и работают люди – в различных конторах, банках, издательствах, типографиях… Фалленблек всегда славился своей печатной продукцией.

Строго на юг от ярмарочной площади главная улица города Хатсьюзовская ведет к герптшцогскому замку. На ней и на юге Фалленблека живет большинство богатеев и вельмож города. Дома здесь не отличаются изысканностью, но заставляют обратить на себя внимание роскошью фасадов. Замок герптшцога Ули-Клуна, своими размерами не уступающий замку факультета рыболовной магии, расположен на самой окраине города. Сразу за ним – огромный, заросший густыми, непролазными травами котлован, образовавшийся от падения метеорита задолго до появления Фалленблека.

От замка на юго-запад вдоль выпуклого края котлована ведет улица Гни-Воскра, вдоль которой живет многочисленное племя гоблинов. Улица имеет начало, но не имеет конца, она словно растворяется в болотистой местности, и болота эти – чем дальше, тем гнилее и смертоноснее, тянутся на юго-запад многие и многие километры. Район, где живут гоблины, самый непопулярный в Фалленблеке, редкий представитель иного племени, будь то гном, тролль, человек либо кто другой, заглядывает сюда.

Не стал заворачивать на улицу Гни-Воскра и Эзошмель. Цель его путешествия – замок герптшцога Ули-Клуна. Эзошмель резко снижается, облетает многочисленные вычурные башенки, приближается ко дворцу герптшцога, к стрельчатым окнам тронного зала. Окна – витражи из разноцветного стекла гномьей работы – светятся всеми цветами радуги. Через отверстие в одном из витражей Эзошмель проникает в зал и, зависая в воздухе, осматривает его. Осмотрим его и мы.

Прямо перед нами – трон герптшцога. Высокая спинка трона закрывает от нас самого Ули-Клуна, видна лишь правая рука, лежащая на подлокотнике и держащая рог, до краев наполненный пенящимся пивом. Рог никогда не бывает полупустым, сразу после того, как Ули-Клун делает глоток-другой, пиво из кувшина сноровисто подливает придворный виночерпий гоблин Пшенг. Слева и справа от трона стоят по два вооруженных мечами троглина. В самом зале дежурят еще несколько троглинов, готовых в любую минуту встать на защиту герптшцога: мало ли что может произойти во время вечерней аудиенции, когда на прием к правителю может прийти любой житель Фалленблека. Любой, заплативший за право побывать на приеме определенную сумму. Сейчас самый разгар аудиенции, и длинный прямоугольный тронный зал полон посетителей.

Ули-Клун любит такие аудиенции и поощряет тех, кто неизменно их посещает. Любит выслушивать жалобы и кляузы, сплетни и доносы. Высказаться может любой – достаточно поднять вверх левую руку и сказать: «Политический момент» и он будет допущен к трону для доклада. Вельможи, торговцы, банкиры, издатели, коммерсанты, пользуясь этим, вовсю поливают друг друга грязью.

Большинство действующих преподавателей факультета рыболовной магии про эти аудиенции ничего знать не желают. Но кое-кто вечерами все же нет-нет да заглядывает в герптшцогский дворец, а некоторые даже гордятся этим. Одного их таких гордецов мы знаем – это эльф Лукиин. Сейчас, облаченный в нарядные плащ и шляпу, он стоит у одной из колонн и ведет важную неторопливую беседу с господином по имени Асн-Асн – бессменным президентом ОПЗБ – Общества Поклонников Зимней Блесны.

Неподалеку от этой парочки стоит еще один наш знакомый, владелец трактира «Две веселые русалки» гном Мога-Йога в обществе толстопузого гнома Дроба и совершенно лысого человека по имени Нью. В свое время Дроб прославился тем, что одновременно занимал два главенствующих поста: был председателем ОТЖФ – Общества Трезвости Жителей Фалленблека и президентом ЛОП – Лиги Обожателей Пивчанского. К великому сожалению Дроба, Общество Трезвости просуществовало совсем недолго – вступившие в него члены посчитали, что вместо уплаты вторичного взноса лучше прокутить эти денежки в каком-нибудь трактире. Председатель трезвенников, попивая темное гномье – подземельное пиво, написал заметку, в которой горячо призывал всех на решительную борьбу с пьянством. Но после ее публикации в центральной газете ОТЖФ покинули даже те, кто в жизни не брал в рот спиртного, и Дробу волей-неволей пришлось сложить с себя обязанности председателя. Более того, возмущенные содержанием заметки представители Лиги Обожателей Пивчанского срочно собрали заседание и свергли Дроба с занимаемого им поста за антипивные призывы и выбрали почетным президентом Лиги самого герптшцога Ули-Клуна. От огорчения Дроб ушел в жуткий запой, но потом взял себя в руки, каким-то образом протиснулся в городскую Коллегию контроля рыболовных соревнований и даже стал заместителем ее главы – господина Меналы. Сейчас Мога-Йога и Дроб внимательно прислушиваются к шепотку господина Нью. Из-за жужжания Малач не может разобрать слова, но приблизительно догадывается о сути беседы. Дело в том, что второкурсник факультета еще во время сдачи вступительных экзаменов высказал идею проведения подземных спиннинговых соревнований (в подземных реках, взятых в трубы), даже, с его слов, начал писать глобальный трактат на эту тему.

Кажущаяся совершенно абсурдной идея нашла, однако, отклик среди гномов. Они пригласили господина Нью в свои пещеры, чтобы он на практике продемонстрировал, как ловить рыбу спиннингом в подземных речках. Тот принял приглашение: облачился в белую рубашку, черный смокинг, черные галстук-бабочку и котелок, болотные сапоги, взял свою самую дорогую спиннинговую снасть и в сопровождении гномов-энтузиастов (среди которых был и известный нам Четвеерг двести второй) спустился в пещеры. Но не прошло и пяти минут, как господин Нью в панике вернулся обратно – весь мокрый и перепачканный вонючей грязью, без котелка и одного сапога, с оборванной леской и сломанным спиннингом.

Позже гномы рассказали, что разработчик новой спиннинговой идеи сумел сделать под землей всего один заброс. И то неудачный – воблер, перелетев неширокую подземную речку, застрял на противоположном берегу среди камней; рыболов, пытаясь освободить баснословно дорогую приманку, слишком сильно стал дергать спиннингом, из-за чего леска оборвалась; при этом кончик спиннинга, задев низкий потолок пещеры, сломался; сам господин Нью поскользнулся и плюхнулся в воду, и если бы не пришедшие на помощь гномы, все могло бы закончиться плачевней…

Несмотря на полное фиаско, господин Нью с еще большим рвением принялся пропагандировать подземный спиннинг, и самое поразительное – у него нашлись сторонники. Они с нетерпением ждали появления обещанного трактата, но, насколько знал Малач, за полтора года из обещанного нетленного произведения было написано всего полторы страницы…

Вот еще одна группа, на которой на мгновение задерживает взгляд Эзошмель Малач. Это держащиеся немного особняком от остальных придворных и посетителей журналисты и издатели. Среди них Малач отмечает троих: неизвестную ему девушку – высокую, стройную, светловолосую, вызывающе красивую; гоблина Саку-Каневска, казавшегося рядом с красавицей особенно нелицеприятным, и самого господина Алимка.

С этим эльфом, главным редактором «Факультетского вестника», у Малача очень непростые отношения. Он ценил Алимка как грамотного редактора и как опытного рыболова, не раз бывал с ним на рыбалке, провел не один час в тавернах за кружкой доброго пива, даже иногда пописывал в его журнал статьи… Но их отношения так и не переросли в дружеские. Соперником и тем более врагом главного редактора Вестника Малач тоже не считал, но вся проблема была в том, что Алимк набрал в сотрудники своей газеты таких врагов прогрессивного рыболовно-спортивного движения, как гоблина Саку-Каневска и господина Репфа.

А вот и он, господин Репф, легок на помине. Стоит за троном герптшцога Ули-Клуна в длинном, до пола, темно-сером плаще, капюшон которого откинут назад, очки с большими темными слюдяными стеклами закрывают глаза. Увы, Репф только что закончил свой доклад или донос, и герптшцог благосклонно отпускает его. Малач опоздал и, возможно, не услышал очень важную для себя информацию.

С досады Эзошмель спикировал на ненавистного – журналиста, но максимум, что он мог сделать, это слегка царапнуть острием шпаги по стеклу очков Репфа.

Однако маневр возымел действие: Репф не на шутку испугался атаковавшего насекомого, замахал руками и отшатнулся, прервав подобострастный церемониальный поклон, даже чуть не упал, с трудом сохранив равновесие, чем вызвал усмешку Ули-Клуна и ехидненькие улыбки некоторых вельмож.

Чтобы не усугублять неловкое положение, Репф поспешил ретироваться, и в это время из зала донеслось: Политический момент! С поднятой левой рукой к трону приблизился господин Нью. Эзошмель, сделав вираж, сел ему на плечо и замер. Теперь и мы вместе с ним можем рассмотреть герптшцога Ули-Клуна, развалившегося на троне.

Это человек щупленького телосложения, с невыразительным раскрасневшимся лицом, украшенным многочисленными веснушками, светло-голубыми, словно выцветшими, глазами и космами рыжих волос, выбившихся из-под короны. Уже благодаря такому портрету Малачу не хотелось бы иметь с герптшцогом никаких отношений.

Тем временем гоблин Пшенг дополнил слегка опустевший рог герптшцога свежим пивом, а господин Нью начал пылкую речь:

– С тех пор, когда одним из сильнейших спиннингистов всех времен и народов, то есть лично мною, было выдвинуто гениальное предложение перенести соревнования по ловле рыбы спиннингом под землю, образовалось целое сонмище приверженцев этой идеи! Люди и гномы, эльфы и лекпины, все без исключения народы мечтают прекратить всем надоевшую, очень примитивную ловлю рыбы при дневном светиле и помериться силами с подлинными мастерами спиннингового искусства! Уже сегодня созданы целые кланы фанатов ловли спиннингом на подземных реках с берега, фанатов ловли спиннингом на подземных озерах с лодок, фанатов ловли спиннингом форели на подземных горных ручьях…

Слушать продолжение этой белиберды у Малача нет никакого желания, и он слетает с плеча господина Нью, не забыв напоследок кольнуть в ухо своей микроскопической шпагой завравшегося студиоза.

Эзошмель взмывает под самый потолок тронного зала, перед ним все как на ладони, но почему-то он не видит единственного посетителя, который в эту минуту представляет для него интерес. В зале нет господина Репфа. Срочно на его поиски – просто так до окончания приема у герптшцога тронный зал не покидают! Стремительно пролетев через весь длинный прямоугольный зал над ярко-желтой ковровой дорожкой, которую с высоты можно было принять за полосу цветущих одуванчиков, Эзошмель пробирается через замочную скважину в двери, охраняемой тремя троглинами, летит по коридору, по которому всего минуту или две назад прошел господин Репф. Вскоре он должен настигнуть его.

Но внезапно где-то впереди раздается еще одно жужжание, в котором Эзошмель сразу чувствует опасность. Это не муха и не пчела, не оса и не шмель, это что-то более крупное. В следующее мгновение он видит стремительно приближающегося к нему шершня, причем шершня Королевского, который почти в два раза крупнее обычных шершней, к тому же гораздо сильнее и агрессивнее.

Малач даже не тешил себя сомнениями, что шершень появился здесь не по его душеньку, но не изменил полет, продолжая сближение. Прекрасно сознавая, что попадание в челюсти Королевскому шершню означает для него верную гибель, Эзошмель Малач тем не менее не произносит заклинание мгновенного преображения в свой прежний образ эльфа.

Проникновение в замок герптшцога магическим образом запрещено под страхом многолетнего заключения в казематах, а при отягчающих обстоятельствах и смертной казнью. Внезапное появление совершенно обнаженного эльфа здесь, в коридорах дворца Ули-Клуна, наполненных стражей, неминуемо будет расценено именно как отягчающие обстоятельства. Поэтому остается только улепетывать, уносить крылья из дворца на улицу, за пределы замка. Но в коридоре нет окон, спасительная дверь в самом его конце, там, откуда летит шершень. Он все ближе, и тот не боится столкновения, уверенный в своем превосходстве.

В последний момент Малач уклоняется влево и вниз, и устремляется вперед. Королевский шершень мгновенно разворачивается, быстро настигает Эзошмеля, но тот вновь уворачивается: влево, вправо. Нырок – шершень, оглушительно жужжа, проносится над головой. Круговерть крылатых существ так стремительна, жужжание такое сильное, что идущему по коридору стражнику-троглину показалось, что на него надвигается целый рой. Троглин в панике бежит по коридору, распахивает дверь и с воплем выскакивает на улицу, в герптшцогский сад. За ним, чувствуя, что спасен, вылетает Эзошмель. Шершень немного отстал, но встречный поток воздуха на мгновение гасит скорость Эзошмеля, и в следующее мгновение челюсти врага смыкаются на его левом крыле.

Единственное оружие Малача – шпага. Несколько уколов, и ужасные челюсти разжимаются. Шершень взмывает вверх, его жужжание затихает, а Эзошмель снижается на бреющем полете. Малач плохо знает внутренности герптшцогского замка, но стремится оказаться как можно дальше от дворца. Когда сил оставаться в воздухе не остается, он делает несколько кульбитов и, вернув себе обычный облик, падает на землю…

– Ну, ты прям как с неба свалился!

Лежавший на спине Малач открыл глаза и увидел перед собой незнакомое лицо. Хотя… Эльф не мог назвать имя склонившегося над ним человека, но эти глаза он прежде где-то видел, и видел не раз. Вот только когда и где?

Малач оперся на локти, приподнялся и, застонав от боли в левом плече, опрокинулся обратно. Однако человек успел поддержать его своими огромными ручищами и помог сесть. Потом ощупал плечо, на котором начала проявляться темно-синяя с красным отливом широкая полоса, доходящая до середины спины. Малач вновь застонал и в то же время отметил, что кажущиеся такими грубыми пальцы оказались удивительно нежными.

– Обошлось без перелома, – сказал человек. – Чем это тебя так приласкали? Оглоблей, что ли?

– Да нет, – поморщился Малач. – Упал я.

– Ну-ну. С неба…

– А почему бы и не с неба? – Малач огляделся. Вокруг на ровном расстоянии друг от друга росли сливы и яблони. Впереди виднелась высокая стена из Красного кирпича с крохотными отверстиями для окон, чуть правее к ней прилегал такой же кирпичный приземистый домик.

– Что это? – спросил Малач.

– Это, хм, – усмехнулся человек, – это тюрьма Его высочества герптшцога Ули-Клуна. А эта пристройка, – он показал на домик, – пыточный флигелек.

– Так ты… – Малач наконец догадался, где видел эти глаза, – конечно же в узких прорезях красного колпака-маски. – Ты Боберс – кровожадный палач герптшцога!

– А почему бы и не палач? – вновь усмехнулся Боберс. – Почему бы и не кровожадный?

– И… что?

– В каком смысле?

– Что ты собираешься… делать?

– А что ты предлагаешь?

Вместо ответа Малач приложил палец к губам и прислушался к возникшим в глубине сада голосам. Вскоре один голос стало слышно совершенно отчетливо, и принадлежал он не кому-нибудь, а начальнику наряда герптшцогских стражников господину Еноварму.

– Не скукчивайтесь! – командовал Еноварм. – В шерненгу разойдитесь, в шерненгу! Злой умышленник где-то здесь, в саду Его величества герптшцога!

– А ведь это за мной. – Малач вновь посмотрел в глаза герптшцогского палача. – Выручишь?

Боберс на мгновение задумался, потом молча сгреб Малача в охапку, прихватил валявшуюся рядом эльфийскую шпагу, легко поднялся с ним на ноги и быстрым шагом, петляя между деревьями, двинулся по направлению к пыточному флигелю. Малач даже не попытался сопротивляться – сейчас это было бы бессмысленно, да и справиться со здоровяком Боберсом в таком состоянии (левое плечо и лопатка, похоже, временно онемели) эльфу вряд ли бы удалось. Он решил пока что собраться с силами и ждать дальнейшего развития событий.

Неся эльфа на руках, словно младенца, палач проскочил мимо зловеще распахнутых ворот пыточного флигеля и повернул направо в глубину сада, где сливы и яблони сменились цитрусовыми деревьями – мандаринами и лимонами. Голоса Еноварма и стражников стали ближе. Внезапно деревья закончились, Малач увидел большую цветочную поляну, в центре которой стоял аккуратный бревенчатый дом с дымящейся печной трубой. Рядом с домом оказалось почти правильной формы круглое озерцо с прозрачной, слегка голубоватой водой. В это озерцо Боберс и бросил с ходу своего младенца, а сам забежал в дом и закрыл за собой дверь.

Успев задержать дыхание, Малач с головой погрузился в ледяную воду, – наверняка где-то на дне бил родник. Эльф машинально произнес заклинание «Обнаружения подводной опасности в ограниченном пространстве», мгновенно убедился в отсутствии таковой и еще в том, что для следующего заклинания у него совершенно не осталось магических сил – слишком много их было израсходовано во время пребывания в теле Эзошмеля. Да и для восстановления сил физических тоже требовалось время, даже оставаться долго под водой ему было непросто.

И все же, когда Малач вынырнул, он пожалел, что не продержался там еще немного. У самой кромки стояли два стражника и, куда же без него, господин Еноварм собственной персоной. – Вот он, злой умышленник! Хватайте его! – закричал Еноварм, не узнавший Малача из-за закрывающих его лицо длинных мокрых волос.

– Я сейчас кому-то схвачу, схвачу!

Малач, Еноварм и стражники одновременно повернули головы в сторону дома и увидели стоявшего на пороге распахнутой двери, из которой валил пар, подпиравшего кулаками бока, прикрытого лишь узкой набедренной полоской материи, красного, как вареный рак, палача Боберса.

– Какого лешего приперлись, господа стражнички?! – заорал Боберс и вразвалку двинулся на незваных гостей. – Желаете помешать отдыху герптшцогского палача и его друга? Или попариться в баньке вместе с нами? Так я вам устрою парилку, только в другом месте!

– Мы… нам… донесли… – начал пятиться Еноварм. – Злой умышленник…

– Я?! – перебил его палач. – Сейчас нырну в это озеро, чтобы смыть с себя пот. А потом я вынырну, и если увижу вас на моей территории, то клянусь, что вспотею еще раз, но уже вместе с вами в моем любимом пыточном флигельке!

И Боберс с разбега прыгнул в озерцо. Причем Малач голову мог дать на отсечение, что стражники исчезли с поляны еще до того, как его неожиданный спаситель достиг воды. Фонтан брызг обдал эльфа, и он с удивлением увидел, что эти брызги розового цвета. Под водой Боберс оставался недолго, а когда вынырнул, Малач удивился вновь – с кожи палача исчез цвет вареного рака, который был полминуты назад.

– Ты… смыл с себя… кровь? – спросил Малач.

– Конечно, кровь, – Боберс оглядел поляну и, убедившись, что стражников и след простыл, добавил. – Клюквенную.

– А-а-а…

– Это был морс. Мой любимый густой клюквенный морсевич, – улыбнулся Боберс. – Пойдем-ка в мою баньку, там еще одна кадушечка морсевича припасена.

– Подожди, Боберс, – остановил Малач готового вылезти на берег палача. – Почему ты вдруг решил мне помочь?

– А почему я не могу помочь попавшему в переплет эльфу?

– Но ведь ты на службе у Ули-Клуна. И его приказы…

– Моя служба, согласно контракту, заключается в том, чтобы пытать, вешать и четвертовать. А такого пункта, чтобы я ловил злых, – Боберс усмехнулся, – умышленников, в контракте нет.

– Теперь все понятно, – кивнул Малач и скривился от резкой боли в плече.

– Давай-ка я тебе помогу. – Боберс помог ему вы браться на берег и вылез сам. – Чем раньше примем меры, тем скорее справимся с последствиями, хм, твоего падения с неба…

И Малач, пошатываясь, пошел вслед за Боберсом – самым страшным и кровожадным человеком Фалленблека и окрестностей, человеком, который за совсем короткий промежуток времени успел завоевать его безграничное доверие. Такое с профессором Малачом случилось впервые, и будь он не столь удивлен этой мыслью и в то же время поглощен все сильнее накатывающей болью, то наверняка бы почувствовал, что из-за гущи деревьев на краю поляны за ним наблюдает пара весьма заинтересованных глаз…

Такого клюквенного морса Малач еще не пробовал, прохладненький, густой, ядреный, морсевич не просто утолял жажду, но заметно бодрил и словно наливал все тело силой. Малачу даже жалко стало, что Боберс опрокинул на себя целую кадушку этого изумительного напитка, чтобы стражники герптшцога поверили, будто бы он только что выскочил из парной.

В парной Малач и Боберс побывали уже два раза. Хорошо ли тот пытает своих подопечных, профессор мог только догадываться, зато какой он банщик, Малач испытал на собственной шкуре. В этом деле Боберс был настоящим профессионалом, да что там профессионалом – волшебником, магом!

Сейчас, вконец разморенный, он сидит в предбаннике, изредка поднося к губам кружку с клюквенным морсевичем. Левое плечо, которое новый приятель густо намазал какой-то неизвестной эльфу бесцветной мазью, покалывает тысячью холодных иголочек, и это так же приятно, как пить прохладный морс. Боберс оставил его одного, наказав перед уходом как можно меньше шевелиться, а лучше всего – вздремнуть пару часиков, пока он не разыщет для эльфа подходящей одежды. Веки Малача смыкаются и…

Вот он уже снова Эзошмель, включивший фиксирующее зрение для того, чтобы выбрать из недавнего Полета наиболее выборочно важный эпизод. Перед глазами Эзошмеля-Малача атакующий его злобный Королевский шершень; ухо господина Нью, прокалываемое микроскопической шпагой; Его величество герптшцог Ули-Клун, развалившийся на троне с хрустальным рогом в руке; подобострастно раскланивающийся господин Репф; лицо красавицы незнакомки; город Фалленблек с высоты птичьего полета; ворота и башни замка факультета рыболовной магии; несущие караул тролли-стражники; берег озера Зуро, залив Премудрый…

Стоп! Вот он – выборочно важный эпизод!!! Зрение Эзошмеля перестраивается на режим последующего воспроизведения событий, и Малач видит то, что происходит на берегу Премудрого.

Три гоблина подходят к воде в том месте, где залив, сужаясь, делает крутой поворот. Их явно интересует какой-то странный предмет на мелководье. Два маленьких бугорка, омываемые легкой волной. Один гоблин останавливается в метре от уреза воды, а двое других подходят к этим бугоркам, наклоняются, берутся за них руками, тянут на себя… Малач уже догадался, что это такое… Это две лодыжки с заплетенными косичками… Лодыжки лекпина! Гоблины продолжают тянуть их на себя, и профессор с ужасом видит, что они вытаскивают из воды… скелет, что от лекпина остались целыми только ноги от лодыжек и до ступней…