Глава 7
Время подлецов

В трактир «Старая лошадь» мог зайти любой желающий. Это в теории, а на практике сюда мог зайти только чужак либо до беспамятства пьяный горожанин. Ибо всем было известно, что в этом трактире любит собираться по вечерам угрюмая, злая публика. Они пьют хмельные напитки, горланят песни и бьют морду всякому, кто не принадлежит к их устоявшейся компании.

Городская стража об этом знала. Но нетерпимость посетителей «Старой лошади» редко выплескивалась за ее пределы, а хозяин трактира никогда, в свою очередь, за помощью к стражникам не обращался, поэтому и приходилось страже поневоле закрывать глаза на буйный нрав сей оголтелой публики.

С началом осады трактир было опустел, как и все другие подобные заведения, но пятидневное перемирие вернуло в его стены прежнюю «веселую» компанию. Теперь, правда, добрая половина пьющих щеголяла в форме городского ополчения, да прибавилось на некоторых лицах свежих шрамов, но на этом, пожалуй, все различия и заканчивались. Здесь по-прежнему пили, лапали продажных девок и не любили чужих.

За угловым столиком трактира было темно и скучно по сравнению с хмельным весельем, царящим в зале. Здесь не визжали девки и не было слышно пьяного мужского смеха. Но выпивки было вдоволь, стол был заставлен перемешавшимися пустыми и полными, с дешевым пивом и вином, кувшинами. За столом мрачно напивались двое завсегдатаев сего малопочтенного заведения – среднего роста, слегка расплывшийся старик и высокий плечистый молодой парень в форме пятого ополченческого. Иногда они перебрасывались негромкими ленивыми репликами и снова пили.

Изрядно набравшись, старик стал жаловаться молодому собутыльнику на жизнь:

– Сколько лет, сколько лет я выделываю кожи. Сколько лет пашу как раб… ик! И что же ты думаешь, какова благодарность за мою потраченную на это дело жизнь? – Старик сложил дулю и покачал ею в воздухе: – Вот! Вот как меня отблагодарили. Я самый старый подмастерье в городе, самый старый… ик! И все благодаря этим пердунам из гильдии. Ты думаешь, я работаю хуже, чем они? Как же, держи карман шире. Да я… да я еще… ик!.. я, еще когда был моложе тебя, уже тогда заслуживал мастерского звания. Я такие сумки делал, такие сумки… Мм, ты даже себе представить не можешь, какие я делал сумки. А меня, как щенка, мордой… ткнули. В вечные подмастерья… ик!.. записали. А все почему? – Старик многозначительно покачал искривленным пальцем.

Молодой ополченец поморщился, но промолчал, опрокидывая в свою здоровую глотку полную кружку пива. Впрочем, старику ответ и не требовался.

– А все только потому, что у меня не было связей. Я был никем в их глазах… и они меня унизили. Больше того, они до сих пор меня унижают, ведь я самый старый подмастерье, надо мной все смеются. Какой позор… – Старик залил свое горе хорошим глотком дрянного пойла. – А ведь я даже деньги им предлагал, полновесное серебро давал… они только разозлились, как будто им другие этого не предлагали… ик! Просто им мало показалось того, что я им давал, козлы вонючие. Ну ничего, ничего… – Злая улыбка искривила его губы. – Повеселились, и будя, хватит… Теперь наконец и мое время пришло. Хоть поживу на старости лет по-человечески… ик!.. достойно поживу. А знаешь, что я еще сделаю, когда время придет?

Молодой поглядел на него мутными глазами и отрицательно мотнул головой. В глазах старика появился нездоровый блеск, он, казалось, даже протрезвел от охватившего его предвкушения.

– Я найду их тела, – проскрипел он зловеще, – смешаю их поганую кровь с вином и напьюсь… напьюсь вдоволь.

Молодой мрачно посмотрел ему в глаза и буркнул:

– Ты просто больной.

Старик визгливо рассмеялся:

– Да, ты прав, я больной. Больной и несчастный. Но в этих руках, – он поднял перед собой все еще крепкие кулаки, – пока есть сила, и скоро все переменится.

Мысли в голове молодого ополченца со скрежетом провернулись, он хотел сказать что-то умное, но потом лишь махнул рукой:

– Давай выпьем.

Некоторое время они молча пили. Когда выпивка закончилась, старик пьяно свистнул, разбрызгивая слюни:

– Эй, девка! Забери эту чертову посуду и принеси еще выпивки.

Полная разбитная служанка подошла к их столу. Она равнодушно скользнула взглядом по старику и задержала его на крепкой фигуре молодого ополченца. Зазывно улыбнувшись, служанка игриво качнула бедрами:

– Может, еще что надо?

Но молодой ополченец лишь пьяно махнул рукой, дескать, тащи выпивку и шевелись побыстрей. Служанка разочарованно хмыкнула и, унеся пустые кувшины, принесла новые.

Наполнив свое нутро свежей выпивкой, старик прищурил пьяные глаза, посмотрел на молодого и спросил:

– Слышь, я вот чего не понимаю. Ну вот со мной-то все ясно. Старый, несправедливо… ик!.. обиженный и бедный к тому же. Мне есть чего хотеть и не хрена терять. Ну а ты-то чего сюда полез?

– Чего-чего, – проворчал недовольно молодой, – за чем ты полез, за тем и я. Ясно?

– Нет, – мотнул головой старик, – не ясно. Ты же сын купца, не бедствуешь, денег у тебя – во! – Он провел большим пальцем по морщинистой шее. – Молодой, крепкий, богатый, на хрена тебе все это надо, не пойму?

– Есть кое-что, чего за деньги не купишь, – проворчал молодой, кусая губы.

– Чего ж это такое? – удивился старик.

– Любовь, – буркнул молодой, темнея взглядом.

– Кхе-кхе-кхе… – засмеялся старик. – Вон, посмотри, – указал он рукой на продажных девок и развратных служанок, – сколько этой любви здесь шастает. Плати деньги и получи ее в любом количестве и в какой хочешь позе… кхе-кхе-кхе.

– Не каждая любовь продается, – нахмурился молодой, уже жалея, что поддержал этот разговор.

– И какая же не продается? – ухмыльнулся старик.

– Да есть тут одна, – буркнул молодой. – Дочь такого же купца, как и мой папаша, а нос воротит, что твоя графиня. «Не люблю я тебя», – говорит. Дура! Не поверишь, я даже жениться на ней хотел. С папаней поговорил, он с ее отцом переговорил, договорился обо всем, все честь по чести. А эта дура уперлась: «Выйду замуж только по любви, и точка!»

– Да кого ее мнение волнует, – отмахнулся пренебрежительно старик. – Если с ее отцом договорились, то куда ей от этого деться? Под венец ее, а потом сразу в постель, и будет как шелковая.

– Так-то оно так, – искривил губы молодой. – Да вот только ее папочка такой же блаженный, как и его дочка. «Она у меня одна, – говорит, – и я ее неволить не буду». Вот и сорвалась свадьба. И теперь я тут изнываю от любви, а эта суч… ходит как ни в чем не бывало и даже в мою сторону не смотрит.

– И вот тогда-то тебе наш любезный трактирщик и подвернулся, – понимающе усмехнулся старик.

– Да, – ответил молодой и тут же, словно оправдываясь, добавил: – Только не думай, что я только из-за бабы на это пошел. Я же не наивный дурачок, как некоторые. Эльфы – это сила! А гномьей пехоте нет равных. Растопчут наш городок, как полстраны до этого растоптали, и не поморщатся. Ну и хрен с ним. От нашего семейства не убудет, я уж об этом позаботился, все свое богатство сохраним и даже приумножим. Это мне твердо пообещали, будем торговать, как прежде, за то и рискую. А эльфы городом править будут иль люди, какая, к черту, разница.

– Это верно, – довольно кивнул старик и хитро ухмыльнулся: – Но ты, наверное, не только о семейном капитале позаботился. Небось еще и девку свою прибавил к общему-то договору?

– Ну а то, – усмехнулся молодой, – конечно, прибавил, как же без этого?

– Женишься на ней, – понимающе качнул головой старик.

– С чего это вдруг? – оскалился молодой. – Рабыней будет, у эльфов такое разрешено. Пахать будет по-черному да меня ублажать по-всякому. А ежели дурь свою показывать начнет, так на то и плетка, чтобы рабыню бить да уму-разуму учить.

Старик визгливо засмеялся. Подлому человеку всегда приятно видеть подлость в ком-нибудь еще. Это его возвышает в собственных глазах и оправдывает все его подлые делишки хотя бы перед самим собой. В этом трактире эти двое были среди своих. Таких же обиженных, продавшихся и готовых на любую подлость якобы людей.

Верзила вышибала тщательно запер дверь часа на три раньше обычного. Некоторое время улицу будоражили пьяные выкрики, но скоро они затихли, и трактир «Старая лошадь» погрузился в молчаливую темноту.

В опустевшем, наспех вычищенном зале остались трое – крепкий вышибала с глазами полного идиота, щуплый коротышка с бегающим взглядом и сам трактирщик – высокий худой старик с печатью цинизма на вытянутом лице.

Вышибала подошел к трактирщику и, униженно склонившись, залепетал как ребенок:

– Хозяина, все закрыто. Закрыто все. Тумо молодец, да? Тумо молодец. Скажи, хозяина, что Тумо молодец.

Трактирщик недовольно поморщился:

– Хватит, Тумо. Прекрати изображать дебила, кроме нас, здесь больше никого нет.

Верзила тупо заморгал, но затем усмехнулся и, сделав над собой усилие, преобразился прямо на глазах. Размякшее лицо приобрело жесткость, а взгляд стал цепким и внимательным.

– Извини, хозяин, – произнес он абсолютно нормальным голосом. – Настолько привык притворяться, что иногда даже забываю, какой я на самом деле.

– Недолго тебе осталось притворяться, – сказал трактирщик. – Операция назначена на завтра. Если не оплошаем, то уже послезавтра будем в полном мармеладе – пьяными и богатыми.

– Ну наконец-то! – Коротышка довольно потер руки. – Надоело прятаться и изображать из себя невесть что. Хочется настоящего дела, ну и золотишка к тому же хочется. Страсть как хочется.

– Шустрик прав, – поддержал Тумо коротышку, – золотишко было бы весьма кстати. Да и разгуляться не помешало бы. Слышь, хозяин, а правда, что, когда город захватят, герцог даст войску три дня на разграбление и потеху? Если правда, то хотелось бы поучаствовать.

– Правда, правда, – ухмыльнулся трактирщик. – Вот только этот праздник жизни обойдет вас, ребята, стороной. Сами подумайте, что будет, если вы в эти три дня сунетесь в город со своими людскими рожами?

Лица у Тумо и Шустрика огорченно вытянулись, они уныло переглянулись.

– Хо-зя-а-ин, – просительно затянули они в один голос.

Трактирщик довольно усмехнулся, ему нравилось, когда перед ним унижались.

– Если завтра себя проявите, так уж и быть, выбью вам охранные грамоты, – сжалился он наконец. – С ними вас ни эльфы, ни гномы не тронут. Сможете вдоволь потешиться и отвести душу.

– Спасибо, хозяин, – поблагодарил Тумо.

А Шустрик, возбужденно бегая маслеными глазками, спросил:

– А что нужно будет сделать завтра, хозяин?

Трактирщик огляделся по сторонам, проверяя, все ли двери закрыты, и, понизив голос, сказал:

– Завтра ночью будет штурм. С той стороны, откуда не ждут, с южных ворот. Весь вечер и часть ночи войска герцога будут изображать подготовку к штурму северной части города, чтобы отвлечь внимание гарнизона. За четыре часа до рассвета будет сымитирован штурм северных ворот. За два часа до рассвета два полка лучников подплывут на плотах к южным воротам. Наша задача открыть ворота и удерживать их до подхода лучников.

Тумо присвистнул и нахмурился:

– Южные ворота охраняет целый полк, а у нас всего сорок четыре бойца, если считать вместе с нами. Не справимся мы, хозяин.

Трактирщик язвительно прищурился:

– Тумо, ты, видно, и впрямь слишком долго изображал дебила. Настолько долго, что даже разучился думать. Полк охраняет надвратную дугу и прилегающие к воротам стены. Четыре десятка арбалетчиков охраняют башни-барбаканы, вдобавок на одном из барбаканов установлена баллиста с полновесным расчетом. Но нам на всех на них наплевать.

– Как это наплевать? – спросил внимательно слушавший Шустрик.

– Просто, – ответил трактирщик, – наплевать и забыть. Ну думайте, думайте. Неужели до сих пор не поняли?

Тумо и Шустрик озадаченно посмотрели друг на друга и почесали в затылках. Шустрик пожал плечами:

– Не понимаем, хозяин. Не обессудь, но никак не умещается в голове, как это можно наплевать и забыть про такую сильную охрану?

– Эх вы, – укоризненно вздохнул трактирщик. – Ладно, я еще понимаю, что Тумо у нас боец, его дело драка. Думать и соображать в его обязанности не входит. Но ты-то, Шустрик, ты-то уж должен был понять. Я тебя для чего взял-то? Чтобы ты мозгами шевелил, вычислял предателей, вербовал информаторов, схватывал все на лету. М-да-а, Шустрик, теряешь квалификацию, пожалуй, стоит пересмотреть твою долю…

Понуро слушавший его коротышка внезапно поднял озаренное лицо и вскинул кверху палец:

– Подожди-ка, хозяин! Кажется, я понял.

– Да? – делано удивился трактирщик. – Тогда давай излагай.

– Это же и в самом деле просто, хозяин! – воскликнул приободрившийся Шустрик. – Ведь вся эта толпа защищает ворота от удара извне, в то время как ворота открываются изнутри. Значит, вся соль в том, чтобы не мешкая заблокировать двери в надвратных башнях. И тогда вся эта орава может сколько угодно лязгать наверху оружием, вниз им, иначе как через башни, не спуститься. Нам останется только перебить охрану, непосредственно охраняющую ворота, и… опля, дело сделано, двери настежь. Заходите, гости дорогие, и берите что хотите. Верно говорю, хозяин?

– Давно бы так, – ухмыльнулся трактирщик. – А то заладили тут – полк да полк. Этот полк не наша забота, пускай с ним лучники разбираются. Наше дело перебить охрану внизу, заблокировать входы в башни и открыть ворота. После чего дождемся герцогских лучников и можем выходить из дела и начинать подсчитывать барыши.

– А какова охрана внизу? – деловито спросил повеселевший Тумо.

– Два десятка ополченцев, считающих, что им повезло, – ответил трактирщик. – Твои боевые группы разберутся с ними без особых трудностей. Седьмой ополченческий в отличие от других полков еще не нюхал крови. Нетрудно будет застать их врасплох. Ударим по ним из арбалетов, выживших порубим, прежде чем они успеют понять, что происходит.

– Звучит заманчиво, – осклабился Тумо.

– Да, но не это самое трудное, – предостерег его Шустрик. – Самое трудное наступит после того, как ворота уже будут открыты. До прихода лучников придется их удерживать своими силами. А солдаты тем временем рано или поздно спустятся на землю через другие башни. Это займет у них какое-то время, но вряд ли больше двадцати – двадцати пяти минут. Если к этому времени лучники не подойдут, нам крышка. Верно, хозяин?

– Ну вот, Шустрик, – улыбнулся трактирщик, – теперь я тебя узнаю. Верно говоришь, если лучники запоздают, то из нас сделают фарш за считаные минуты. Поэтому в моем плане предусмотрена небольшая предосторожность. Прежде чем приступить к делу, мы подадим лучникам сигнал. Увидев его, полки сядут на плоты выше по течению реки, и она вынесет их к воротам заблаговременно. Конечно, при этом высок риск, что их заметят и начнут обстреливать со стены. Но это нам только на руку, меньше будут смотреть в нашу сторону. Правда, при таком развитии событий многие лучники могут и не дожить до того момента, как мы откроем ворота. Ну что ж, нам будет их очень жаль, и мы обязательно помянем их грешные души во время своей праздничной пирушки. Не так ли, господа?

«Господа» весело осклабились. Что им до жизней каких-то лучников, которых они даже не знают, после того как они уже продали свой город и живущих с ними рядом соплеменников? Право, смешно.

Шустрик, правда, не преминул уточнить:

– Только сигнал должен быть хорошим, хозяин. Чтобы уж наверняка.

– Не волнуйся, Шустрик. Сигнал будет что надо. Не заметить его будет просто невозможно, – успокоил его трактирщик, бывший на самом деле эльфом, подвергнувшимся изменению внешности под человеческую, и больше известный в определенных кругах как Священник.

– Что-то яблочек захотелось, – позевывая, сказал толстяк Трамгель, заходя на кухню. – Старуха Ималья случаем не заходила?

Старая Хейтель отвлеклась от разделываемой ею тушки кролика и с готовностью ответила:

– Как же, как же. Сегодня спозаранку притащилась, принесла яблочки и все уши мне прожужжала жалобами на свою соседку. Будто мне больше делать нечего. Совсем из ума выжила, карга старая. Да еще и яблок-то всего три штучки и принесла. Нет бы сразу побольше захватить, чтобы сто раз не бегать и занятых делом людей по пустякам не дергать. Я, может, из-за ее болтовни с обедом хозяйским запаздываю, а ей хоть бы что. Болтает и болтает без удержу…

– Ладно, ладно, – поспешил Трамгель прервать поток словоизвержения. – Главное, яблоки принесла, а то что-то кисленького захотелось. А ежели с обедом запоздаешь, так ничего страшного. Где яблоки-то?

– Так вон же они, – указала служанка, – за вашей спиной стоят, в мисочке. – И, всплеснув перемазанными в кроличьей крови руками, запричитала: – Так ведь их же еще помыть надо, а у меня руки страшные. Сейчас, хозяин, я быстро. Только руки отмою и яблочки тут же сразу и подам…

– Ничего-ничего, – поспешно перебил ее Трамгель, – не маленький, сам справлюсь. Все лучше, нежели тебя от готовки отрывать, ведь сама сказала, что обед и так задерживается.

Хейтель пожала плечами и, поджав губы, покачала головой, выражая свое недовольство: «Виданное ли это дело, чтобы хозяева сами себе яблоки мыли? Так вскоре может дойти и до того, что они себе сами и пищу начнут готовить».

Но Трамгель решительно взял в руки миску с яблоками и направился к выходу. Не удержавшись, впрочем, в дверях от небольшой шпильки:

– Ты все-таки с Имальей лучше бы поменьше общалась, а то словесный понос, похоже, штука заразная.

И захлопнул дверь, не обращая внимания на оскорбленно раскрывшийся беззубый рот.

Короткое, словно наспех составленное послание. Но это-то как раз и понятно – если заварушка начнется уже этой ночью, то возможности передать послание Трамгелю у Буйвола ограниченны. Впрочем, Трамгель и без лишних подробностей отлично представлял, что предположительно произойдет ночью у южных городских ворот.

Ну что ж, шансы у Священника вполне высокие, а Трамгелю согласно принятому им ранее решению остается только затаиться и наблюдать. Получится у Священника – хорошо, не получится – тогда уж придет и его время. А пока надо ждать и не совершать лишних телодвижений, чтобы не привлечь ненароком к себе внимание одного толстенького, простодушного с виду, но весьма опасного человечка. Хотя кое-что необходимо все-таки сделать, дабы должным образом быть готовым к последствиям успешного исхода намеченной Священником операции.

Молодой рыцарь из свиты маршала Годфри рассеянным взглядом окинул городскую площадь и едва заметно вздрогнул. Солнечный свет словно померк, а мир съежился вокруг красного платка на голове старой, выжившей из ума торговки яблоками. Через мгновение рыцарь справился с собой и пошел дальше по своим делам как ни в чем не бывало. А старая торговка, тряся головой, все так же продавала свой немудреный запылившийся товарец.

Парикмахер Пильник был своего рода знаменитостью. У него не было левой руки, которую он потерял еще в раннем детстве, но он настолько ловко орудовал правой, что, казалось, левая рука ему и вовсе без надобности. Однорукий Пильник стал не просто парикмахером, он стал лучшим парикмахером города, и его мастерство по достоинству оценила даже графская семья. Пильника вызывали во дворец перед каждым праздником или балом сделать прическу графине Лондейлской и ее дочери. Когда началась осада, горожанкам стало не до причудливых причесок, но Пильник на жизнь не жаловался. Из всех парикмахеров города только его одного не забрали в ополчение, сказалось отсутствие руки. Поэтому клиентов у него по-прежнему хватало, даже в эти трудные времена женщины хотели хотя бы иногда выглядеть достойно.

Обслужив очередную клиентку и сделав небольшой перерыв, прежде чем приступить к следующей, Пильник подошел к столику у окна, чтобы налить себе немного разбавленного вина для поднятия творческого настроения. При этом он мельком выглянул в окно своей нарядной парикмахерской и заметно побледнел. В изгороди, обрамлявшей стоявший напротив его окошка дом, была сломана одна штакетина. И все бы ничего, если бы не была сломана именно третья штакетина с краю, и сломана именно посередине. Сломана стремительным и незаметным ударом, нанесенным проковылявшим час назад по улице одноногим толстяком.

Хорошенькая сестра милосердия быстро, но от этого не менее грациозно шла по улице. Немногочисленные прохожие, одетые большей частью в военную форму, оглядывались на ее цветущее молодостью красивое лицо и невольно улыбались. В этой девушке не было развратности продажных девок либо доступности смешливых служанок. Вся ее внешность говорила о скромности и непорочной невинности. Но боже, как она была хороша! И как дивно облегало черно-белое платье с вышитым на груди зеленым листком ее ладную фигурку… Не девушка, а мечта.

Герда спешила в госпиталь привычной дорогой от своей маленькой, но уютной квартирки, расположенной неподалеку. Большинство девушек обедали прямо в госпитале, но Герда всегда обедала дома, тратя на дорогу бесценные минуты отдыха. Кому-то это показалось бы глупым, но у девушки были на то причины. Улица, по которой шла Герда, считалась зажиточной и незадолго до войны была вымощена серым булыжником. Но прямо на пути девушки в мостовой уже не хватало одного камня. Камень вынули совсем недавно, ямка все еще была влажной. Прохожие не обращали на это ровно никакого внимания. Люди, живущие на этой улице, заметив пустую ямку из-под камня, покачивали головой и беззлобно костерили про себя недобросовестных каменщиков. А Герда просто прошла мимо, как будто этот непорядок ее совершенно не касался. Хотя именно ради нее был выбит из мостовой заранее расшатанный булыжник.

Молодого рыцаря, однорукого парикмахера и красивую Герду объединяло одно: все трое получили сегодня весточку от толстяка Трамгеля – в предстоящие сутки не смыкать глаз и быть готовыми действовать по плану «Б», предусматривающему срочную эвакуацию. У Трамгеля помимо рыцаря, парикмахера и Герды были и еще агенты, но для них план «Б» предусмотрен не был. Если в случае успешного штурма разгоряченные перворожденные воины кого-нибудь из них и пристукнут… Что ж, невелика потеря, ведомство барона Винроэля с легкостью обойдется и без них. А вот этих троих Трамгель ценил, поэтому и предпринял меры, чтобы обезопасить себя от неоправданных потерь.

В шатре герцога Аркского было тихо. Помимо самого герцога в нем сейчас находились всего лишь двое его верных приближенных – генерал Риталь и барон Винроэль. Герцог вопреки обычаю был задумчив и даже казался слегка встревоженным.

– Риталь? – тихо произнес он, не отрывая глаз от разложенной перед ним карты южной окраины Лондейла.

Бравый генерал шагнул вперед.

– Лучники готовы, мой герцог. Два полка выступят сразу по сигналу, остальные будут держать плоты наготове. Как только мы получим знак, что ворота в наших руках, мы введем в город войска двумя крупными соединениями. Первое соединение, десять отборных полков, ворвется в город и устремится к графскому дворцу, круша все на своем пути. Второе соединение, состоящее из пяти полков, будет удерживать южные ворота до прихода остальных сил, которые сейчас выполняют отвлекающие маневры со стороны северных ворот.

– В нашем плане очень многое зависит от действий двух первых штурмовых полков, – сказал герцог, поднимая на генерала взгляд.

– Да, мой герцог, – ответил Риталь, твердо встречая герцогский взгляд преданными глазами. – В эти два полка мы собрали самых отъявленных головорезов, лучших из лучших. Такие не побегут и не дрогнут. К тому же по вашему разрешению мы обещали им в случае успеха преимущественное право на добычу. Хотя, на мой взгляд, это и излишне. Наши эльфийские храбрецы и без того готовы умереть за своего прославленного герцога.

Морщинки на лице герцога немного разгладились.

– Я знаю об этом, Риталь. И в свою очередь хочу, чтобы мои храбрые эльфы знали – их герцог всегда достойно вознаграждает за верность и смелость. Что ж, я удовлетворен готовностью своей армии, теперь послушаем, что нам скажет разведка.

– Наш агент завербовал в городе отряд из сорока трех бойцов, ваше высочество, – доложил барон Винроэль. – Все хорошо вооружены и сравнительно сносно обучены. Охрана ворот с внутренней стороны немногочисленна, справиться с ней для наших наемников не составит труда. Главное – вовремя заблокировать входы в круглые башни-барбаканы, это даст нашим агентам время, чтобы открыть ворота и удержать их до прихода лучников.

– Заблокированные барбаканы дадут им время, но не так уж и много, – заметил герцог.

– Да, ваше высочество, – согласился с ним барон. – Поэтому очень важно, чтобы штурмовые лучники выступили точно по сигналу, без единой задержки.

– Если лучники доберутся до ворот раньше, чем те будут открыты, их непременно обнаружат. И люди получат возможность безнаказанно расстреливать со стены и башен эльфов из штурмовых полков. – Риталь нахмурился и неодобрительно покачал головой. – Мы понесем неоправданные потери.

– Да, есть риск понести потери, но отнюдь не неоправданные, – возразил ему барон. – Потому что ворота будут открыты совсем недолго, и, если по какой-либо причине лучники опоздают, провалится вся операция. Предстоящий риск – своего рода страховка. И я считаю, что мы должны на него пойти.

Герцог на мгновение задумался.

– В нашем мире за все приходится платить, – заметил он философски. – Лучники, что могут погибнуть до открытия ворот, – это цена, которую предстоит заплатить, чтобы обеспечить плану штурма дополнительную надежность. И я готов ее заплатить. Штурмовые полки выступят сразу, как только агенты в городе подадут сигнал.

Генерал Риталь молча кивнул, он мог спорить с бароном, но никак не с герцогом. Герцог тем временем встал, давая понять, что совещание закончено, и как бы между делом спросил:

– Действиями наемников в городе будет руководить Пес?

Барон Винроэль застыл от неожиданности и бросил быстрый взгляд на генерала Риталя. Герцог понимающе усмехнулся:

– Можешь быть спокоен, барон. Этому эльфу я доверяю полностью.

По лицу барона можно было легко прочесть, что он-то в свою очередь Риталю не доверится никогда. Но воля герцога Аркского не обсуждается, и он вынужден был ответить:

– Нет, ваше высочество. Этой операцией руководит другой наш агент, Священник.

– Странно, – удивился герцог. – Этот Священник, он что, лучше чем Пес?

– Нет, ваше высочество, – признался барон. – Пес был одним из лучших наших агентов и остается таковым и по сей день.

– Тогда почему же? – потребовал объяснений герцог.

Барон снова покосился на Риталя и неохотно начал раскрывать секреты своего ведомства:

– Ваше высочество, как я вам уже сообщал, в городе работают две независимые друг от друга агентурные сети. Чтобы они не дублировали друг друга, мы немного разграничили их обязанности. Священник создал две боевые группы и расширенную сеть информаторов. Ему приходилось активно заниматься вербовкой, что повышало риск провала, поэтому Священник даже не подозревает о существовании Пса. В то время как к Псу стекается истинно важная информация, и к тому же Пес способен оказывать определенное влияние на происходящие в определенных кругах процессы, но в его распоряжении всего один боевой агент. Захват ворот для его группы – непосильная задача. Вдобавок ко всему у Пса изначально были совершенно другие приоритеты. Его принцип – глубокая игра. Его настоящая цель – двор эдвитанского короля. Лондейл был лишь промежуточным этапом в его операции. Вы можете этого не знать, но графиня Лондейлская имеет эдвитанские корни, она дочь графа Абинайля. Используя ее связи, Пес неспешно перебрался бы в Эдвитанию и начал бы обрабатывать тамошний королевский двор. В отличие от Священника Пес вербует агентов редко, зато очень метко. Если бы его операция была доведена до конца, мы бы не только владели полной информацией обо всем происходящем при дворе короля Эдвитании, но и могли бы оказывать нужное влияние на интересующие нас вопросы. Но с приходом к власти в Глинглоке Карла Четвертого, как вы прекрасно знаете, ваше высочество, наши приоритеты изменились. Мы стали готовиться к войне, и поэтому вашей тайной полиции пришлось пересмотреть свои планы в отношении Пса. Его было решено оставить пока в Глинглоке. И должен заметить, что мы еще не отказались от идеи продолжения его операции. Если нам удастся захватить живой графиню Лондейлскую, то появится хорошее пространство для маневра.

– Интересно задумано… – протянул герцог. – Но не слишком ли мудрено и сложно?

– Таков Пес, – развел барон руками, – операция разработана лично им. Пес всегда начинает издалека, зато и внедряться ему удается настолько глубоко, что другим это просто не доступно. Он умеет не спешить, а его успехи говорят сами за себя.

– Хорошо, – подытожил герцог, – положимся на Священника и пожелаем ему удачи.

Лондейл был довольно ровным городом. В нем были всего лишь две небольшие возвышенности. На одной из них стоял графский дворец, а вершину другой венчала старая высокая колокольня, сделанная целиком из дерева. Днем на ней всегда сидел наблюдатель, его задачей было бить в колокол в случае, если где-нибудь он заметит предательский дымок разгорающегося пожара. Ночью же башня пустовала, и это было на руку предателям.

Крепкий парень в форме пятого ополченческого нетерпеливо спросил:

– Ну что, готово?

Располневший старик, в котором без труда можно было опознать его давешнего собутыльника, недовольно проворчал в ответ:

– Быстро только дерьмо хавают, чтобы вкуса не почувствовать. А хворост нужно разложить грамотно, дабы полыхнуло сразу и было видно издалека. Ясно тебе?

– Нечего меня уму-разуму учить, – огрызнулся молодой. – Время скоро, а у тебя еще ни хрена не готово.

– Почему не готово? – с легкой издевкой спросил старик. – Готово уже, все чин чином сделано, а время-то еще и не подошло.

– Ну и ладно, – сменил гнев на милость повеселевший юноша. – Время, оно лишним не будет, главное – не опоздать. Давай пока наверх поднимемся, посмотрим, что в округе делается.

– Да ну, что там делать? – отмахнулся старик. – Еще заметит кто. Давай лучше здесь спрячемся.

Ополченец неуверенно нахмурился. Старик порылся в складках своей одежды и выудил видавшую виды оловянную фляжку.

– А чтобы скучно не было, мы тут слегка пображничаем, – подначивал он ополченца, покачивая фляжкой.

Хмельное содержание фляжки весело булькнуло, и это решило дело.

– Ну хорошо, давай посидим здесь, – сдался ополченец. Откручивая с фляжки крышку, он тем не менее не преминул заметить: – Вообще-то трактирщик предупреждал, чтобы до окончания сегодняшнего дела мы к выпивке не притрагивались. Говорил, что ежели ослушаемся, то будет худо.

– Да ладно, – пренебрежительно фыркнул старик. – Это он для тех грозился, кому сегодня ворота штурмовать. А наше с тобой дело маленькое, подожжем башенку и деру. Затея нехитрая, такому делу пара капель не помеха. Впрочем, если ты не хочешь… – Он сделал вид, что собирается забрать фляжку.

– Но-но! – воскликнул ополченец, отталкивая его руку. – Это я просто тебе напоминаю, вдруг ты чего подзабыл, а пара капель и впрямь делу не помеха.

Он приложился к фляжке, наполненной доверху дешевым вином, и, сделав несколько больших глотков, с удовлетворением выдохнул:

– Эх, отрава, конечно, зато весьма к месту. А то что-то неспокойно мне, дед.

– Да какой я тебе еще дед?! – огрызнулся старик, забирая у него фляжку и в свою очередь «причащаясь». – Мне еще жить да жить. У меня, может, жизнь только с сегодняшнего дня по-настоящему-то и начнется.

– Ладно, ладно, не лайся, – успокаивающе сказал молодой, не желая ссориться.

Некоторое время на колокольне царила тишина, прерываемая лишь негромким бульканьем. Иногда ветер тревожил старый колокол наверху, и тот слегка покачивался, натужно скрипя при этом.

Первым не выдержал старик. Пересев ближе к ополченцу, он возбужденно зашептал:

– Слышь, паря, у меня тут мысля появилась. Вот подожжем мы эту хреновину, на совесть подожжем, чтобы там, где надо, увидели. И считай, на этом наше с тобой дело сделано. На хрена нам потом к воротам-то ломиться?

– Ну как это? – удивился ополченец. – Трактирщик же ясно сказал: как сделаете дело, так сразу же идите к южным воротам и присоединяйтесь к остальным.

– Вот-вот, – ухмыльнулся старик. – А на воротах-то к этому времени будет ох как жарко. Стража спохватится да в копья ударит, и рыцари к тому же от графского дворца вмиг примчатся, а с той стороны эльфы навалятся. Такая буча начнется, что мама не горюй. А нам с тобой особенно стремно будет – либо стража с рыцарями нас завалит, либо эльфы по ошибке проткнут. Меж двух огней окажемся, паря. И я вот тебя еще раз спросить хочу: на хрена нам это с тобой надо? Давай лучше дело сделаем, подожжем здесь все да схоронимся. У меня недалеко местечко припасено, в жисть никто не найдет. А когда все утихнет, спокойно так вылезем и к первому же эльфийскому патрулю с чистой совестью. Дескать, так и так, мы ребята свои, отведите-ка нас в свою тайную полицию и найдите-ка поскорей трактирщика. После чего останется только получить заслуженную награду, и никакого тебе, к черту лысому, риска. Ладно я придумал?

– Ну да, – хмыкнул молодой, – а трактирщик что, дурной, что ли? Он нас сразу за жабры возьмет и спросит, где были и почему к воротам не подошли, как велено было.

– Да ладно, – отмахнулся старик, – что мы, соврать, что ли, не сможем? Придумаем всякого, еще и героями станем. Дескать, нелегко было башню жечь, охрана там подскочила либо еще чего. Мало ли чего там могло случиться.

Молодой задумался; мысль, высказанная стариком, и впрямь стала казаться ему весьма дельной. Но тут же он вспомнил о своей зазнобе и понял, что к тому времени, когда они со стариком вылезут из убежища, с «любовью» его будет уже покончено. В лучшем случае станет чьей-нибудь рабыней, в худшем – натешатся да прирежут, чтобы не возиться. Нет, такое развитие событий было ему не по душе.

– Ишь чего удумал, – нахмурившись, накинулся он на старика. – Хочешь все по-своему переиначить? Трактирщика за дурака держишь? Он же раскусит эту твою уловку в два счета и без награды оставит не только тебя, но и меня в придачу. Нет уж, трактирщика обманывать опасно и хлопотно. Я в таком деле тебе не подмога. Лучше уж у ворот рисковать. А начнешь хвостом вилять, так я тебя… – Молодой зловеще взмахнул перед носом у опешившего старика боевым ножом.

– Ты чего, чего? – попятился старик, выставив перед собой ладони. – Не хочешь, так и скажи. Чего ножом-то сразу махать? Я же предложил только…

– А того, – расправил молодой плечи, – хочешь разбогатеть, так делай, что сказано. А то ни денег тебе не будет, ни новой жизни. Понял?

– Понял, понял, – испуганно закивал старик.

– Вот так-то. – Молодой собой даже загордился, вот он какой честный, оказывается, в отличие от своего подряхлевшего напарника. – А у ворот к тому же, – сказал он с важностью, – нам с тобой рисковать и в самом деле не обязательно. Спрячемся в сторонке да подождем, пока наша не одолеет. А после сразу к трактирщику и кинемся, у него даже мыслей никаких не возникнет.

– И то дело, – заискивающе улыбнулся старик, поняв, что взбучки не будет.

Солдаты вели себя почти беспечно. Охранять южные ворота изнутри казалось им делом нетрудным и ленивым. Большинство бойцов расстегнули завязки на броне, сняли с головы опостылевшие шлемы и сложили свои копья шалашиком, оставив при себе лишь кинжалы да топоры. Мирно потрескивал разложенный ими костер, над которым весело булькала в котелке уха. В полк, охранявший южную сторону, набирали в основном рыбаков, и поймать прямо с городской стены рыбку на ужин не было для них чем-то невозможным.

Ополченцы – большей частью молодые, безусые ребята – лениво переговаривались и были похожи на вялых и сонных осенних мух. Некоторые из них тайком дремали, делая вид, что несут службу. Сержант куда-то отлучился, а капралы азартно резались в кости, не обращая на царившее вокруг разгильдяйство особого внимания.

– Эх, сейчас бы ударить, и получилось бы здорово, – шепотом сокрушался Тумо, наблюдая за ополченцами. – Даже пикнуть бы не успели, мы их сразу тепленькими и прихватили бы.

– Ага, – едва слышно усмехнулся Шустрик, – а потом пришлось бы не меньше часа удерживать ворота. Харкая кровью и отбиваясь против целого полка…

– Цыц! – одернул их Священник, окончательно сбросив маску удалого трактирщика. – Не хрена тут болтать, действуем по плану. Сначала сигнал, потом еще немного обождем, а как услышим, что лучники за стеной зашумели, так наше время и подойдет. И никакого геройства. Откроем ворота, впустим лучников и отойдем в сторонку. Нечего им мешать, пусть сами рубятся, если уж им так охота.

Тумо и Шустрик довольно закивали – рубиться насмерть с лондейлским гарнизоном им не очень-то и улыбалось.

– Тумо, – требовательно обратился к помощнику Священник, – как там твои ребята, готовы?

– Да, хозяин, – отозвался верзила, – арбалеты натянуты, болты вложены. А кому болта не достанется, того враз порубим, никто пикнуть не успеет.

– Хорошо, – кивнул Священник. – А твои парни, Шустрик, не подведут?

– Обижаешь, хозяин, – ухмыльнулся коротышка, – у меня все схвачено. Приготовили тележки со всяким хламом. Пока Тумо будет охрану чикать, мы двери мигом заколотим, а потом еще и завалим для надежности.

– Ладно, тогда давайте дуйте сейчас к своим орлам, чтобы никто из них раньше времени какую-нибудь дурость не учинил. И смотрите у меня, начинать только по моему сигналу. – Священник поднял дудку из рога, висевшую у него на шее, и показал ее своим подручным.

Те послушно кивнули, возбужденно блестя глазами, и растворились в темноте. Священник проводил их взглядом и вытер об одежду вспотевшие ладони. Многолетняя работа подходила к концу, скоро он наконец снова будет среди своих. Люди, признаться, ему уже порядком надоели.

Большие плоты спущены на воду и до отказа заполнены смертоносным эльфийским грузом. У поглощенного ночной теменью берега их удерживали только туго натянувшиеся канаты. Будучи еще на земле, лучники тихо переговаривались между собой, но, погрузившись, – затихли, готовясь к предстоящей схватке. Противник уже доказал им, что он достоин уважения, и на легкую прогулку никто не рассчитывал.

Риталь подошел к группе офицеров, ожидавших сигнала на берегу. Эльфы подтянулись:

– Генерал…

– Вольно, парни. – Риталь остановил их порыв движением руки. – Как настроение?

Сухощавый, гибкий, как гремучая змея, капитан весело ухмыльнулся:

– Рвемся в дело, господин генерал.

– Это хорошо, – улыбнулся Риталь. В отличие от других герцогских фаворитов он не чурался простых вояк, понимал их и заботился о них. И они отвечали ему любовью, возвеличивая его перед герцогом на острие своих стрел и мечей.

– Лучников покормили? – спросил он у офицеров, и они понимали, что это не показная забота, генерала это и в самом деле волнует.

– Да, господин генерал, – доложил все тот же капитан. – Еще два часа назад, горячей и сытной пищей.

– Ну что ж, – ухмыльнулся Риталь, – завтракать они будут уже в городе. – Офицеры заулыбались, а он, посерьезнев, спросил: – Как они?

– Сидят и плачут, – моментально ответил капитан.

– Не понял? – нахмурился Риталь.

– Душа рвется к славе, господин генерал, – пояснил капитан, – еле сдерживаются, оттого и плачут.

Офицеры тихо засмеялись, и генерал вместе с ними. Среди этих офицеров не было штабных шаркунов. Крепкие, резкие, закаленные в горниле многочисленных боев, эти эльфы знали, как пахнет кровь, и, когда доходило до дела, не боялись даже своего всесильного бога Неиклота. И генерал их был им под стать.

В раскинувшемся к западу от них городе внезапно вспыхнула новая звезда. Высокая колокольня, которая легко просматривалась с востока и севера, полыхнула ярким факелом, осветив окружающие ее мирные кварталы.

– Пора, господа, – сказал генерал, все еще улыбаясь. – Выложите этот поганый город герцогу на блюдечко, и, будьте уверены, он воздаст вам должное.

Офицеры отдали честь и растворились в темноте, заняв места на плотах среди своих рвущихся в драку сорвиголов. Взметнулись топоры, перерубая связывающие канаты, и темные тени заскользили по течению к принадлежавшему людям городу.

«Славно полыхнуло», – подумал Священник, оглядываясь. Высушенная временем колокольня горела с азартом, яростно и неистово. Казалось, даже здесь, у южных ворот, было слышно, как бешено трещат искры, взлетая к небу. Эльфийский шпион погладил рожок на груди, сдерживая собственное нетерпение. Начинать операцию было пока преждевременно, он привык рисковать жизнью, но сегодня хотел подстраховаться. Глупо умирать в шаге от успеха, которому предстоит достойно увенчать его многолетнюю работу.

Ополченцы на стене пока вели себя спокойно, кое-кто из них лениво наблюдал за полыхавшей колокольней, но большинство беспечно спали, причем даже те, кому было не положено. Время тянулось тягуче медленно, отдаваясь дрожью в напряженном теле. Губы у Священника пересохли, и он нервно облизал их языком.

Несмотря на напряженное ожидание, поднявшаяся на стене суматоха застигла его врасплох.

Послышались тревожные вскрики, закричали проснувшиеся сержанты, погруженная в дремоту стена очнулась и загудела встревоженным пчелиным ульем. Надо было отдать лондейлскому гарнизону должное, несмотря на общую расхлябанность, командирам удалось очень быстро навести порядок. И уже вскоре защелкали с башен и стен арбалеты, собирая среди приплывших эльфийских лучников свою кровавую жатву.

Пора! Священник даже улыбнулся, поднося к губам свою сделанную из рога дудку.

– Время пришло. – Ополченец положил тяжелую ладонь на плечо старика. – Пошли, напарник. Я посторожу, а ты поджигай, и потом сразу деру.

Старик покорно кивнул и пошел за молодым, в душе лелея нанесенную ему давеча обиду. «Ишь, раскомандовался, что твой барон, – думал старик. – А сам всего лишь сынок какого-то там купчишки. Ну ладно-ладно, сейчас мы пока в одной упряжке, а как к воротам подойдем, так, глядишь, паря, ненароком-то и порежешься в суматохе, с моей-то помощью». Старик злобно улыбнулся в темноте и спросил:

– Точно время-то?

– Точно-точно, – заверил его ополченец, – у меня с этим все в порядке. Потому-то меня с тобой и послали, что я насчет времени никогда не ошибаюсь. Ладно, ты давай поджигай, а я немного подалее отойду, ежели кто вдруг появится, мне его исподтишка легче уделать будет.

– Хорошо, – кивнул старик, чувствуя, как в груди поднимается волнение.

Слыша, как за спиной мягко шуршат шаги его молодого напарника, он дрожащими руками достал кремень и огниво. Пальцы от нахлынувшего страха онемели и сделались непослушными, огонь никак не хотел разгораться. Дошло даже до того, что кремень выскользнул из холодной ладони и упал на землю. Старик чертыхнулся и, перед тем как наклониться за кремнем, несколько раз глубоко вздохнул. Нужно было в первую очередь взять себя в руки.

За спиной, оттуда, где спрятался молодой напарник, раздался невнятный звук. «Ишь, какой нетерпеливый, сопля безусая», – злобно подумал про него старик, и это, как ни странно, помогло ему успокоиться. Пальцы его по-прежнему были холодными, но уже не дрожали. Он нагнулся, пошарил по земле и, нащупав кремень, выпрямился.

Крепкая горячая ладонь зажала ему рот, к морщинистой шее, прямо туда, где билась синяя жилка, прижалось острое лезвие кинжала. Старик испуганно вздрогнул.

– Тихо-тихо, – прошептал ему на ухо чей-то уверенный голос. – Не дергайся, и все будет хорошо, понял? Если понял, кивни, только аккуратно.

Старик медленно, стараясь не делать резких движений, кивнул. Несколько цепких рук прошлись по его одежде, избавляя его от спрятанного оружия. Рядом на землю плюхнулось что-то тяжелое.

– Этот готов, – прошептал кто-то еще, – слишком резвый оказался, пришлось прикончить.

– Ничего, – сказал все тот же уверенный голос, – зато этот спокойный. Ты же спокойный, верно?

Старик снова кивнул, чувствуя, как вся жизнь его сосредоточилась на острие кинжала, больно впившегося в старую кожу.

– Вот и хорошо, – похвалил его голос. – А ты чего застыл-то? Давай поджигай.

Старик удивленно замычал.

– Давай-давай, – подбодрил его голос, – мы не против.

Хворост он и впрямь сложил на славу, огонь вспыхнул и разгорелся в считаные минуты. Старика подняли на ноги и крепко связали за спиной скрученные руки. В свете поднявшегося зарева он увидел лежащее на земле мертвое тело своего молодого напарника. В безжизненных глазах купеческого сына, предавшего вскормившую его родину, отразились языки разгорающегося пламени.

Потрясенный старик осторожно повернул голову и только сейчас смог разглядеть тех, кто его пленил. Крепких, серьезных мужчин в серых неприметных куртках. Они закинули его на подъехавшую подводу и повезли плачущего старика к его «новой жизни», которая наверняка будет сильно отличаться от его давешних мечтаний.

Протяжный голос сигнальной дудки заглох на полуноте. Сильный удар выбил дудку из рук Священника, разодрав в кровь губы. Эльф отреагировал моментально, инстинктивно откинулся назад, извлекая из ножен меч. Но взмахнуть им ему не дали. Сразу несколько серых фигур набросились на него, вышибли из руки меч и постарались прижать к земле. Эльф что было силы дернулся, ему удалось вырваться. Кто-то вцепился ему в рукав, он не глядя резко нанес удар. Под кулаком хрустнуло, и одна из фигур со стоном отшатнулась. Воспользовавшись моментом, Священник бросился в спасительную темноту, но кто-то кинулся ему под ноги, и он упал на землю, обдирая в кровь локти и колени.

На темных улочках, в которых он расположил свое воинство, слышны были звуки ожесточенного сражения. Обе стороны дрались в полной темноте, нарушая ее покой стонами и яростными выкриками.

Нападавшие, люди в серых куртках, не использовали смертоносного оружия. Священнику еще дважды удавалось подняться на ноги, он сломал кому-то челюсть, еще одному расплющил гениталии, но в конечном счете его повалили и скрутили. Он выгнулся и завыл было в бессильной ярости, но даже этого ему не позволили, вставив в рот палку, как пойманному волку. Схватка затихла, воинство Священника проиграло.

А на южной стене седьмой ополченческий вместе с другими неожиданно подошедшими отрядами расстреливал в упор два полка отборных эльфийских лучников. Это было больше похоже на бойню. Скрипящие в бессильной ярости зубами лучники довольно быстро поняли, что ворота им никто не откроет, но Риталь не зря ручался за них перед герцогом, сдаваться они не собирались.

Внутреннее пространство перед южными воротами было ярко освещено сотней факелов. Связанных диверсантов грузили на подводы, отдельно грузили мертвых и отобранное оружие. А руководил всем этим толстенький простоватый мужичок с круглыми добродушными глазами.

– Восьмерых пришлось уделать насмерть, иначе бы они выскользнули, остальных взяли живьем, – доложил Злотарю Агерт, сплевывая сгустки крови из разбитого рта.

– Это плохо, – нахмурился Злотарь, – мертвые молчат.

– Да, сэр, – качнул головой Агерт, правый глаз у него стремительно опухал, наливаясь чернотой. – Но мы сделали все, что могли. Так старались, что семнадцать наших положили и еще невесть сколько к целителям отправится…

– Ладно, расслабься, – отрезал Злотарь. – Операция в общих чертах прошла успешно, главное – взяли эльфа, остальное приложится. Давайте побыстрей здесь заканчивайте, вся работа еще впереди, самое интересное только начинается.

Агерт кивнул и вернулся к повозкам, утирая с губ выступающую кровь. На гребне стены тем временем закипело нешуточное сражение, но это Злотаря уже не касалось. К воротам, гремя копытами, вылетели лошади с рыцарями в облегченных доспехах. С переднего жеребца соскочил могучий, закованный в сталь человек. Короткой командой и энергичным взмахом руки он указал рвущимся в бой рыцарям цель, и они, лязгая доспехами, ринулись в распахнутые проемы башен. Рыцарь огляделся и нашел взглядом Злотаря. Из-под приподнятого забрала на Злотаря посмотрели холодные серые глаза.

– Ну как там у тебя? – бросил маршал нетерпеливо, чувствовалось, что все его мысли сосредоточены на яростных звуках боя, разгоревшегося на гребне стены.

Понимая его нетерпение, Злотарь быстро кивнул и коротко ответил:

– Порядок!

Барон Годфри резким движением опустил забрало и, прорычав:

– После поговорим… – скрылся в черном проеме барбакана.

Через считаные мгновения его трубный голос послышался уже где-то наверху, заглушая громоподобными командами шум развернувшейся ожесточенной схватки.

Двое сержантов, охранявших шатер барона Винроэля, влетели внутрь с окровавленными лицами и, ломая легкие стулья, распластались на полу. Вслед за ними в шатер ворвалась стремительная, полная смерти высокая фигура в красном плаще и, прежде чем барон успел что-либо предпринять, выбила у него из руки выхваченный было кинжал и сильным ударом опрокинула на землю.

Лязгнул выхватываемый из ножен меч и устремился к бледной коже на груди барона, выглянувшей из распахнувшейся рубашки. К начальнику тайной полиции неотвратимо приближалась смерть, и он это понимал…

– Риталь, нет! – резко выкрикнул повелительный голос, и меч застыл, лишь слегка оцарапав кожу.

На лице разъяренного генерала взбугрились каменные желваки. Лезвие меча в его руке трепетало от неистового желания продолжить начатое дело. Жизнь барона повисла на волоске.

– Риталь, нет! – повторил вовремя подоспевший герцог и положил ладонь на плечо своего любимца.

Какое-то время в душе генерала шла война сорвавшихся с узды чувств, но вскоре преданность и привычка подчиняться сюзерену все-таки победили.

– Мой герцог! – скрипя зубами прорычал Риталь. – Они не убежали, они не убежали, хотя их снова предали и отправили в пекло… Но они не струсили и не сдались… Ваши храбрые лучники не струсили и не сдались, они полезли на эти проклятые стены с голыми руками! И они все погибли! Все! Но перед этим обагрили эти бездушные камни вражьей кровью. Они умерли как настоящие солдаты, мой герцог, – произнес он с горечью, – они умерли с вашим именем на устах, но не дрогнули и не убежали…

В глазах Риталя показались слезы, он медленно отнял меч от груди лежащего на земле барона и, поднеся вторую руку к лицу, покачнулся. Герцог подхватил его за плечи:

– Я знаю, мой храбрец, я знаю…

Риталь сделал над собой усилие и взял себя в руки.

– Простите меня, ваше высочество, я потерял голову… Но я смотрел, как они умирают, и ничего не мог сделать… ничего…

– Я понимаю, Риталь, я тебя понимаю, – тихо сказал герцог, крепко сжимая его плечо. – Ну а теперь иди, мой храбрец, тебе нужно успокоиться. – И он заботливо, словно любящая мать ребенка, подвел его к выходу из шатра. – А я здесь еще задержусь и сам пообщаюсь с нашим дорогим бароном.

Риталь выпрямился и, отдав дрожащей рукой честь, вышел. В глазах генерала стояли слезы, он шел по лагерю и почти ничего не видел. Зато сотни простых лучников и офицеров видели эти слезы и наутро рассказали другим. Если до этого дня генерала в армии просто любили, то теперь были готовы отдать за него жизни.

Когда схваченных завербованных эльфами диверсантов провезли по городу, уже рассвело. И дневной свет позволил внимательным глазам рассмотреть на одной из повозок избитого в кровь верзилу Тумо и валявшегося рядом с ним без чувств Шустрика. Внимательные глаза успели увидеть то, что им было необходимо увидеть, и эта информация была донесена по назначению.

Внутренне напряженная, но внешне беспечная Герда шла домой с ночного дежурства в госпитале. Она слышала о ночном происшествии от поступивших раненых и смогла самостоятельно сделать вывод, что план «Б» отменяется. Очередная попытка герцога захватить город благополучно провалилась. Это означало, что ее тайная деятельность продолжается и до отдыха пока далеко. Но это также означало, что у нее по-прежнему сохраняется возможность неплохо заработать, прежде чем этот чертов город наконец падет. И сейчас, лучезарной улыбкой отвечая на приветствия соседей, она напряженно размышляла над своими дальнейшими действиями.

Но все ее планы пошли прахом, как только она зашла в свою квартирку и захлопнула за собою дверь. Ажурная занавеска у кровати качнулась, и перед Гердой, опираясь на деревянную ногу, оказался Трамгель.

– Ты становишься беспечной, – буркнул он недовольно, усаживаясь на стул.

Герда молниеносно справилась с охватившими ее чувствами и огрызнулась:

– Это неудивительно, ведь я всю ночь провела как на иголках, потому что кое-кому из присутствующих пришла в голову гениальная мысль подать ложную тревогу.

– Ладно, хватит лирики, – жестко отрезал Трамгель.

И Герда подавила колкость, готовую сорваться с ее прелестных губ. Ибо по его глазам поняла, что дело серьезное.

– Что случилось? – деловито спросила она, быстрым движением расплетая волосы.

– Священник пролетел с треском, – информировал ее Трамгель. – И, что печально, его взяли живьем.

Герда расчесала волосы и вновь стала заплетать их в косы.

– Жаль, конечно, – сказала она безразлично, – но он про нас все равно ничего не знал.

– Верно, – заметил Трамгель. – Но живым взяли еще уйму народу… в том числе и Буйвола.

Герда на мгновение замерла, но потом ее руки продолжили свой быстрый бег. Она заплела волосы в две косы и привычным движением обмотала их вокруг головы. Глаза Трамгеля одобрительно блеснули: «дикая кошка» сплела свои волосы в удобную для боевых действий прическу. Значит, девочка все понимает правильно. Подтверждая его догадку, Герда спокойно произнесла:

– И ты хочешь, чтобы я исправила эту досадную ошибку?

– Да, – просто ответил Трамгель.

– Где его держат? – спросила Герда без прежнего жеманства, игры закончились, «дикая кошка» настроилась на серьезную работу.

Трамгель объяснил, причем объяснил довольно подробно. Какой ценой ему досталась эта информация и каким путем, Герда не задумывалась. Каждый в их группе делал свое дело. Герда была убийцей, а остальное ее не очень-то и волновало. Но вот сама информация касалась ее уже напрямую.

– Сложная задача, – нахмурилась «дикая кошка», выслушав все условия. – Но решаемая, два дня на подготовку, и я ее выполню.

Трамгель скривил губы и помотал головой:

– Сегодня. И как можно раньше.

Герда на мгновение задумалась, взвешивая услышанное.

– Это очень, очень и очень сложно, – сказала она наконец. – И к тому же рискованно… для исполнителя.

– Я знаю. – Трамгель посмотрел на нее в упор.

Некоторое время они вели молчаливый, понятный лишь им диалог.

– Ангейро, – прервала Герда затянувшееся молчание. – Ты отдашь мне заказ семьи Ангейро. Я знаю, что тот, кто им нужен, здесь. И знаю, что смогу легко его достать. Сколько они готовы выложить, четыреста золотых или, может, больше?

– Пятьсот, – ответил Трамгель. – Пятьсот полновесных золотых монет. Все оформлено как полагается, деньги уже лежат у известных гномьих ростовщиков. Достаточно только предъявить доказательства. Матушка покойного капитана сильно любила своего младшенького и вопреки желанию остальной семьи сделала все на должном уровне. Теперь старуха может умереть спокойно, награда найдет своего героя даже после ее смерти.

– Я потушу Буйвола в течение нескольких часов, – проронила Герда, четко выговаривая слова. – А ты отдашь мне заказ Ангейро и не станешь претендовать на долю от награды.

– Если тебя зажмут, ты должна будешь умереть, – сказал Трамгель, вставая и подходя к двери.

– Это значит «да»? – уточнила девушка.

– Это значит «да», и займись наконец-то делом.

У Злотаря было всего лишь два палача нужной квалификации. Поэтому использованы им были только два застенка из пяти. В один из застенков сразу же поместили захваченного эльфийского резидента. Во второй после некоторого колебания Злотарь решил первым делом отправить помощника резидента, известного остальным участникам группы как вышибала Тумо.

Допрос эльфа проходил тяжело, Священник не хотел раскалываться и сопротивлялся как мог, выдавая информацию частями в те мгновения, когда сознание взрывалось от изощренной пытки. Пока эльфа приводили в чувство, Злотарь наведывался во второй застенок, где верзила Тумо сопротивлялся допросу не менее остервенело, нежели его хозяин.

Но искусство палачей неуклонно делало свое дело, птички пели. С трудом и натужно, но пели. И Злотарь напоминал сейчас породистого пса, идущего по следу. Дементос, присутствовавший при допросе в качестве доверенного целителя, был поражен. Таким он тихоню Злотаря еще не видел. Глава городской тайной службы, несмотря на напряженнейшие дни и бессонную ночь за плечами, неистово работал и был почти счастлив.

Все взорвалось через три часа после начала допроса. В застенок зашел помощник Злотаря – Агерт. С озабоченным лицом, даже не взглянув в сторону кричащего от боли эльфа, он наклонился к уху своего шефа и встревоженно зашептал. Злотарь побледнел и вскочил на ноги.

– Остановите допрос! – выкрикнул он. И, сделав над собой усилие, уже более спокойно произнес: – Дайте ему отдохнуть. А вы, господин целитель, – обратился он к Дементосу, – пройдите, пожалуйста, со мной, необходимо ваше присутствие.

Больше ничего не объясняя, глава тайной службы поспешно покинул пыточный застенок.

Две глухие комнаты без окон разделяла железная дверь. Пройти в дальнюю комнату можно было только через нее, и поэтому дальнюю комнату частенько использовали в качестве темницы для особых случаев. А в первой комнате тогда размещали вооруженную охрану.

Сейчас все двери были распахнуты настежь. В первой комнате лежали три безжизненных тела в серых куртках. А во второй – пойманный ночью шпион, коротышка с бегающими глазами. Сейчас его глаза наконец-то успокоились, со смертельной мукой уставившись в стенку. Что Дементоса поразило с первого же взгляда, так это то, что ни у кого из убитых не было пролито ни капли крови. Их всех убили очень чисто – коротышку задушили, а его охранникам сломали шеи. Причем никто из них даже не обнажил оружие.

Злотарь до боли закусил губу и посмотрел на Дементоса. Целитель с сожалением помотал головой:

– Все мертвы.

Злотарь поднял глаза к потолку и шумно выдохнул, на лице его разом проступила вся долго сдерживаемая накопившаяся усталость.

– Нас обошли, Агерт, – тихо сказал он стоявшему рядом с ним помощнику. – Обошли как стоячих. Мы облажались. Надо было начинать допрос с этого коротышки.

«Дикая кошка» Герда потушила Буйвола и обрубила ниточку, ведущую к группе Трамгеля.