Глава 26

По коридору Костяного Дворца, звеня кольчугой, шествовал огромный людоящер, волоча за собой хрупкую молодицу. Она поминутно оступалась и жалобно пищала - когтистая ладонь Тугарина сдавила нежное запястье Василисы так, что рука аж побелела.

- Теперь синяки останутся… - грустно подытожила княгиня, когда ее наконец-то отпустили. - А где это мы, господине Тугарин?

Вопреки ее ожиданиям, каган людоящеров приволок ее отнюдь не в сераль, а в совершенно иное место. Доселе Василиса даже не подозревала, что в кащеевой цитадели есть такое чудо - огромная круглая зала, сплошь уставленная армариумами.

Папирусные и пергаментные свитки, восковые дощечки и глиняные таблички, берестяные грамоты и шелковые скрутки… Но больше всего книг бумажных - на Руси этот материал пока что в редкость, однако по всему прочему миру его используют уже давно. В Чайном и Индийском царствах, у бесерменов, что молятся Магомету, а в последние века - и у немцев с латинянами. Пергамен - он дорогой, а бумага - дешевая.

Правда, березовая кора с лубом еще дешевле, вот русичи и не слишком торопятся заимствовать новинку. Для чего, если всякий желающий в любой день может дойти до рощи, да надрать бересты? Потом вывари ее в кипятке, чтоб стала гладкой, и пиши себе на здоровье, что тебе надобно. Может, оттого-то на Святой Руси все поголовно и грамотны, что писчий материал прямо на деревьях растет…

Однако ж книгами эта сокровищница не исчерпывалась. Диковинные камни, засушенные растения, звериные чучела, инструменты всякие заковыристые. Столов - видимо-невидимо, и на каждом свои хитрости расставлены. А в самом центре - громадный котел кипит, мутным паром исходит. Ни единого полешка под ним нет, даже самого очага - и того не видно, а пламя все одно полыхает - синее такое, зловещее…

- Вот она, беглянка, отыскалась-таки, - угрюмо пророкотал Тугарин, толкая Василису в спину так, что та пролетела к самому котлу. - По мне, так ее надо вернуть обратно, запереть, да еще розгами приласкать…

- За что же так, господине Тугарин? - ласково улыбнулась могучему людоящеру княгиня, как бы невзначай проводя языком по верхней губе. - Разве хваленая честь ящера позволит причинить вред безоружному… слабой женщине?…

Каган людоящеров только сдавленно зарычал - Василиса угодила в самую точку. Да, честь ящера запрещает нападать на заведомо уступающего тебе противника. Известны случаи, когда людоящер, нанеся врагу серьезную, но не смертельную рану, оставлял его в покое, дожидался, пока тот не выздоровеет, и только тогда вновь вызывал на поединок.

Конечно, ящеры ничуть не благороднее людей - они просто прямодушнее. Среди людоящеров много грабителей, но очень мало воров. Людоящеры часто ссорятся и бранятся, но крайне редко лгут. Людоящер запросто может убить супругу в порыве гнева (согласно их порядкам, муж - полновластный господин жены, и имеет право делать с ней что восхочется), но никогда ей не изменит.

- Не шипи зря, вояка, - строго прошамкали из-за котла. - Только и умеешь, что железинами своими попусту размахивать! Фу, фу, фу, а вони-то напустил, вони!… На что уж русска кость воня, а только ваша яшшерова - воня втрижды! У двери стой - ближе не подходь!

К Василисе просеменила невысокая старушка в рваненькой яге, наброшенной на плечи. Молодица аж вздрогнула - на миг показалось, что это ее старая наставница, Овдотья Кузьминишна.

Однако первый взгляд часто бывает ошибочным. Перед Василисой Прекрасной стояла совсем другая баба-яга - средняя. Яга Ягишна куда злее и коварнее младшей сестры, на черное колдовство упор делает, людоедством не брезгует.

- Поздорову тебе, бабушка, как живется-можется? - приложила руки к груди Василиса, отвешивая старухе земной поклон.

- Живется не худо, все рядком, все ладком, - улыбнулась щербатой улыбкой бабка. - Давно хотела с тобой, Василисушка, словечком перемолвиться, да ты все летаешь где-то, птичка моя перелетная… Ну вот, наконец, Змиуланыч тебя отловил… да ты присаживайся, присаживайся, в ногах правды нет. Вот, возьми мутовку, помешай пока зелье-то, а то ведь упреет, свернется…

Василиса послушно приняла кривую палку и начала аккуратно перемешивать ведьминское варево. Мерзость в котле бурлила, клокотала, время от времени исторгая из себя смрадные пузыри. Края и стенки покрылись толстой засохшей коркой - и явно уже очень давно, еще с прошлых разов.

Княгиня втянула носом воздух и поморщилась - от котла пахло прогорклым деревянным маслом, горючей кровью земли, раздавленными кузнечиками, желчью коростеля и еще разными гадостями. Зелье она тут же узнала - это рецепт известный. От грыжи помогает, от ломоты в костях, от мокроты нутряной и еще много от чего. В бытность свою чернавкой при младшей бабе-яге Василиса Патрикеевна и сама этот настой не раз готовила.

Пока княгиня помешивала зелье, Яга Ягишна неспешно прогуливалась круг нее, опираясь на толстую суковатую палку. Бабка изрядно хромала на левую ногу, выточенную из кости, громко стучала ею по полу, будто конь копытом.

- А ты девка ничего, подходяшша!… - дружелюбно оскалилась старуха. - Гляжу, сестрица моя тебя кой-чему все ж обучила… Да только вижу - не всему, не всему… До настоящего-то чернокнижия дошли, аль как?…

- Н-не очень… - смутилась Василиса.

- И-и-и, конечно, не дошли! Сестрица-то моя в чорных чарах разбирается худо, кое-как, да наперекосяк! - хохотнула Яга Ягишна. - Только и может, что зубы заговаривать, да сглаз отшептывать!… Вот я - дело другое! Мертвяка упырем оборотить, хлеб на корню закрутить, корчь-хворобу натравить, смерть через след напустить - вот это ведьмовство, это я понимаю!… Хошь - и тебя всему обучу?… В тебе, девка, дух нужный чуется - хорошая могла б из тебя баба-яга выйти, настояшша, чорная!…

Василиса промолчала. Но бабка мгновенно углядела у нее в глазах заинтересованный блеск. Черное колдовство - дело опасное, со всех сторон рискованное, грозящее погибелью души, но зато и выгоды из него можно извлечь куда больше, чем из обычной ворожбы…

- Вот погляди-кось, какие здесь у муженька твоего книжечки богатые! - продолжала завлекать Яга Ягишна. - Кащеюшка у нас запасливей любого хомяка - все к себе в нору тащит, без разбору. Все черные книги здесь - Остролог, Рафли, Аристотелевы Врата, Громник, Молник, Мысленник, Разумник, Волховник, Воронограй, Трепетник, Путник, Зелейник, Чаровник, Метание, Альманах, Сносудец, Зодей, Звездочетие, Остромий, Чаровница, Шестокрыл, Запись о Днях и Часах… Вот разве только Коледника нет - там про Коляду, да еще Исуса Распятого, Кащею про них неинтересно…

Баба-яга задумчиво водила пальцами по корешкам книг - кожаным, деревянным, металлическим. Чаровник, Великая Книга о Двоенадесяти Опрометных Лиц, оказался переплетен в шкуру, содранную с живого волка. Недаром - там ведь про оборотней рассказывается, наставления даются - как в зверя оборотиться. Точно так же Воронограй весь обклеился черным вороновым пером, а Метание обзавелось переплетом из человеческой кости. От Сносудца же поднимался зеленоватый дым, слышался шепот - у этой книги собственное разумение, с ней можно говорить, как с человеком.

Но диковинней всех выглядела Запись о Днях и Часах - шевелящаяся, извивающаяся. Страницы выглядели слипшимися, будто намертво склеенными, а красная бархатная закладка каждый миг вздрагивала, сама собой перебираясь все дальше к окончанию. Эту книгу без большой нужды нельзя даже открывать, не то пропадешь, погибнешь…

- Ты, красавица, не спеши, я тебя не тороплю, - поковыряла в гнилых зубах Яга Ягишна. - Кащеюшка Виевич тебе тоже худа не сделает. Коль ему в жены попала - так ни о чем больше не заботься, на золоте есть-пить будешь, все тебе на ладони будет, все на блюде подастся… Оченно мне понравилось, как ты его кустодиев обдурила… шапка-невидимка, да?…

- Правильно, - гулко пророкотал огромный людоящер, протягивая старухе василисину шапку. - Вот эта самая.

- Благодарствую, Змиуланыч, - рассеянно ответила баба-яга, рассматривая чудесный колпак. - Ишь, работа-то какая тонкая… Видно, не во всем моя сестрица все же неумеха - я б такую, пожалуй, не сшила…

- Это не она, это я сама!… - невольно обиделась Василиса. - Своими руками!

- Ого как! - удивилась Яга Ягишна. - Неплохо, неплохо… Да уж… Умение-то, оно сразу чуется, его за тыном не утаишь… Вижу, неплохо тебя сестрица моя обучила… а только все одно - не до конца, не до конца.

Баба-яга еще немного походила по зале, стуча костяной ногой, помяла в руках шапку-невидимку, поцыкала кривым зубом, а потом решительно шваркнула клюкой об пол и заявила:

- А до конца - я тебя обучать стану! Запомни, красавица моя: чтоб стать настояшшей ведьмой, нужно познать темную сторону колдовской силы, так-то вот! А иначе до самой смерти так и останешься - серединка на половинку, знахарка деревенская, старуха-шептуха!

Василиса молчала. Впрочем, Яге Ягишне это было безразлично, она продолжала разглагольствовать:

- Бабы-яги - их на белом свете всегда три. Старшая, средняя и младшая, сестры названые. Так уж испокон веку заведено. Мы - хранительницы, Василисушка. Тысячелетиями охраняем границу между живым и мертвым, стережем переход между Явью и Навью. Коли вдруг ни одной бабы-яги на свете не останется - великая беда придет. А старшая наша сестрица давно уж одним глазом в Пекло смотрит… Ей, как-никак, далеко за тышшу лет перевалило - недолго уж осталось, давно пора замену приискивать… Коли я Кащеюшку попрошу как следует, так он тебя, красавица, от себя отпустит, позволит нашим ремеслом заниматься… Антиресуешься ли?…

Василиса ничего не ответила. Баба-яга, ухмыльнулась и сняла с полочки диковинную штуковину - в центре большая бусина посажена, а вокруг нее другие, все разных цветов, на проволочках тоненьких крепятся. Покачивается штуковина, крутятся бусины вокруг серединного штыря, да ладно так, ни одна другую не задевает!…

- Глянь-ка, красавица, экое диво!… - прошамкала Яга Ягишна. - Это Кащеюшка у греков ученых купил… а может и спер, точно не ведаю… Заковыристо устроено! Вот энта синенькая бусина - это вроде как весь наш белый свет! Вот энта большая желтая - солнышко ясное. Энта маленькая - месяц. А остальные - всякие звездочки небесные. Добропан, Красопаня, Смертонос, Кроломоц, Гладолед… Вот, глянь, какие вокруг Гладоледа колечки ладные! Будто нимб ангельский! Антиресно, а?…

Василиса по-прежнему не раскрывала рта.

- Ты что ж, бабушке даже и ответить не желаешь?… - злобненько прищурилась старуха, раздосадованная, что все ее усилия пропадают втуне. - Нехорошо получается… Ты смотри у меня, красавица…

Неизвестно, что случилось бы дальше, но тут в дальнем углу что-то заквохтало, и Яга Ягишна тут же обо всем забыла, кинувшись к огромной корзине. Там сидел петух - здоровенный, черный, нахохлившийся.

Старуха бережно извлекла птицу на свет божий, спустила ее на пол и восторженно захлопала в ладоши, глядя на то, что осталось в корзине. Яйцо. Крошечное, черное, испещренное мелкими крапинами и совершенно круглое - будто глаз человечий.

- Ох, дождалась наконец, дождалась!… - захлопотала баба-яга, аккуратно изымая яичко из корзины. - Уж не чаяла, не гадала - так вот, случилось все ж!… Иде навоз?! Иде навоз?!

- Вон, в мешке, - мрачно прогудел Тугарин, по-прежнему возвышающийся у дверей чешуйчатым истуканом. - Свежий, теплый еще…

- Теплый - мало! Мало - теплый! - возопила Яга Ягишна, со стуком проносясь к мешку с навозом и черпая оттуда золотым ковшом. - Нужно - горячий! Сей же час подать сюда полную мису самого горячего, только что сделанного! Сей же час! Скорей, скорей, время не ждет! Прогадаем, прозеваем - останется Кащеюшка без подарочка!

- Распоряжусь, - еще мрачнее буркнул Тугарин, выходя за дверь.

Пока горячего навоза не принесли, старуха сунула яйцо в тот, что был. На уродливом морщинистом личике отразилось такое умиление, что Василиса невольно вздрогнула. Яга Ягишна обернулась к ней, ласково ухмыльнулась и спросила:

- Что, красавица, спросить чего хочешь?… Этому, чаю, сестрица моя тебя тоже не учила?…

- Не учила…

- Ну так смотри, да учись теперь - лучше уж поздно, чем совсем никогда. Раз во сто лет петух может снести яйцо - да не простое яйцо, а спорышок. И петух тоже должен быть не просто петух - непременно черный, да семигодовалый. Вот я, вишь, нужный срок-то по таблицам высчитала, да и дождалась-таки…

- Чего дождалась?

- Да за что ж тебя Премудрой-то прозвали, дурышша?! - неожиданно разъярилась баба-яга. - Волос долог, ум короток! Василиск из этого спорышка выйдет, василиск! Вначале нужно его в навозе горячем напарить, чтоб подрос малость, а потом… потом его шесть недель девица должна под мышкой таскать… М-хм-м… Где б нам девицу подходяшшу взять?… Ты, я думаю…

- Что ты, бабушка! - едва не рассмеялась Василиса. - Какая я тебе девица?! Я вовсе даже вдовица!

- И то верно… Да и морока это лишняя - с девицей… Того и гляди, как бы та спорышок-то не раздавила, не попортила, не выронила… Шесть недель не всякая выдюжит… Нет уж, мы иначе высиживать станем… Где ты там, моя красавица?…

Баба-яга просеменила к огромному сундуку и бережно достала оттуда лубяной короб. На дне, устланном мхом и листвой, важно пялила глаза здоровущая жаба. Она смерила Василису презрительным взглядом, надула на горле пузырь и гордо пробасила: «КВА!».

- Ах ты, люба моя!… - умилилась баба-яга, целуя жабу в темя. - Вот и пришло твое времечко!… Рада ли, дорогая?…

Поглаживая и щекоча крохотное чудище, Яга Ягишна осторожно перенесла его на стол - в заготовленное гнездо. Жаба равнодушно уселась там, еще раз басисто квакнула и замерла неподвижно.

- Прелесть, правда ведь?… - просюсюкала старуха, перемешивая в ковше навоз. - Сейчас спорышок наш дозреет, подложим под наседку… Жаба - она лучше всякой девицы василиска высидит, хоть и подольше сидеть будет. Не шесть недель, а все двенадцать, пожалуй… ну да ничего, Кащеюшка у нас терпелив на изумление, торопиться не любит, торопливцев не уважает… Хум-хум, а это что ишшо такое?…

Василиса прислушалась. В самом деле - последние минуты к ветру, свищущему в щелях, присоединился еще какой-то звук. Тоже свист, но громче, басовитее - так свистит камень, выброшенный катапультой.

Баба-яга, прихрамывая, подошла к окну и приложила ладонь ко лбу козырьком. Василиса, ежась от холода, встала рядом с ней и удивленно ахнула. По темному небу неслась летучая звезда с длиннющим хвостом.

Она все приближалась и приближалась, пока не стало ясно, что это вовсе не звезда, а нечто еще более диковинное - скрюченный горбатый карлик, летящий на собственной бороде. Седые волосы развевались пышным шлейфом, коротенькие пальцы колдуна сжались в кулачки, морщинистое лицо исказилось в злой торжествующей усмешке.

- Встречайте гостей, хозяева любезные!… - донес ветер.

- Джуда, старый негодник! - раскрыла приветливые объятия Яга Ягишна. - Сколько лет, сколько зим!

Крохотный старичок подлетел к мрачной башне и замедлил ход. Один виток вокруг каменной громады… другой… и вот, подобно сове, влетающей в дупло, колдун Джуда влетел в распахнутое окно, на лету обворачивая бороду вокруг талии.

- Душенька моя Яга, любовь молодости моей, как давно мы не виделись! - пропищал карлик, чмокая зардевшуюся старуху в щеку. - Десятилетия прошли, а ты ничуть не изменилась - все хорошеешь, все краше становишься!

- Ну полно, полно тебе, старый потаскун!… - замахала на него баба-яга, улыбаясь кривыми зубами. - А ведь наш Кащеюшка как раз к тебе в гости полетел - виделись ли?

- Виделись, виделись, был он у меня! - закивал Джуда, рассеянно снимая с полки одну из чародейских книг. - Но где же сам батоно Кащей?… Обрадовать его хочу - тронул он мое сердце, не усидел я в своем мачубе, все хорошо обдумавши! Силы мои слабы, возраст велик, хвори точат мое малое тело, но все ж в работу пока еще гожусь - чем смогу, помогу батоно Кащею в его деле благочестивом!

- Правильно выбрал, вижу теперь - удалец ты хоть куда!… - обрадовалась старуха, потирая сморщенные ладошки. - Настоящий джигит, красавец, орел горный, быстрокрылый!

Василиса Премудрая задумчиво переводила взгляд с бабы-яги на карлика-колдуна, не понимая ни слова. Речь меж этими двоими велась на каджвархвали - увы, княгиня почти не владела этим древним наречием Каджети. Так, пара простеньких фраз, не более того…

Джуда почувствовал, что на него смотрят, и тоже обратил взор к Василисе. В злобных глазах разного цвета промелькнуло узнавание и радость - как будто этот карлик уже когда-то где-то видел молодую княгиню. Морщинистое лицо исказилось в похотливой гримасе, толстые губы изогнулись в довольной ухмылочке, он быстро что-то залопотал, обращаясь к бабе-яге. Та ответила на том же наречии и непреклонно покачала головой. Джуда продолжал настаивать, даже рубанул воздух ладонью. Яга Ягишна погрозила ему пальцем и что-то сурово сказала - Василиса явственно различила слово «Кащей». Джуда слегка поутих, но бросать на княгиню зазывные взгляды не перестал.

- Бабулечка, а что это за уродец такой? - тихо спросила княгиня.

Сморщенное личико Джуды немедленно исказилось в злобной гримасе. Да, говорить по-русски он не говорил, но понимал все отлично - каждое словечко.

- Пойдем со мной, орел, покажу тебе твою горницу, - взяла карлика под руку Яга Ягишна. - Кащеюшка-свет еще не воротился - дела у него, задерживается. Но уже скоро будет, совсем скоро - с ним все и обговоришь ладком… А покудова отдыхай. Не приказать ли вина доставить?

- Непременно приказать! - оживился Джуда. - Вина лучшего, мясца жареного, да девицу покраше… может, все-таки вон ту, с золотой косой?

- Никак нельзя, цветик мой, никак нельзя! То супруга царя нашего - младшенькая. Что Кащеюшка скажет, коли узнает? Вся ваша дружба прахом пойдет - не простит он тебе такого. Да и мне не простит, что не уберегла. С ним, с ним самим уговаривайся, когда воротится…

Баба-яга открыла дверь, пропуская Джуду вперед. Тот, как всегда, летел в полусажени над полом - к старости карлик-колдун совершенно перестал ходить ногами, предпочитая парить в воздухе.

- Обожди меня здесь, красавица, я мигом ворочусь! - приказала Яга Ягишна, сурово грозя Василисе пальцем. - Смотри - ничего не трогай, не то накажу!

- Конечно, бабушка, будь покойна, - приветливо улыбнулась Василиса, хлопая длиннющими ресницами.

Но как только дверь за старухой закрылась, княгиня тут же бросилась следом и прижала ухо к блестящей поверхности. Летящий Джуда не издавал никаких звуков, кроме чуть слышного шороха бородой по полу, но шарканье и стук старушечьих ног не различил бы только глухой. С каждым мигом они становились тише, удаляясь все дальше.

Удостоверившись, что Яга Ягишна ушла, Василиса кинулась обратно - к полкам, сундукам, ларцам и скрыням. Дверь осталась незапертой, но бежать кащеева жена даже не думала - чудесную шапочку старая ведьма прихватила с собой, а без нее по Костяному Дворцу долго не пробегаешь. Первый же кустодий сцапает и вернет обратно - только хуже будет.

Поэтому Василиса торопилась пользоваться редкой возможностью. Она спешно рылась в колдовской сокровищнице Кащея, выискивая что-нибудь, что-нибудь… да что угодно! Конечно, из благоразумия она не притрагивалась ни к чему неизвестному - ей ли, Премудрой, не понимать, к чему может привести подобное? Коснись палочки бабы-яги без спроса - каменной статуей оборотишься. Дотронься до кончика кнута-самобоя - лошадью станешь. Возьми голой ладонью стебелек разрыв-травы - без руки останешься. Вдохни аромат сава-травы - умом рехнешься. Отвинти винты с Перстня о Двенадцати Ставешках - вовсе не обрадуешься.

Поиски продолжались долго. Время от времени Василиса отбегала к дверям, прислушиваясь - не возвращается ли баба-яга? Несколько раз ее вспугивали шумы снаружи - грохот ужасных машин горных карлов, звон оружия и доспехов, рев пылающих костров, печальный вой навьев - к Костяному Дворцу каждую ночь подходят десятки мертвецов, поднятых Моровой Девой. Один раз Василису всполошил тонкий свист, разрывающий самые уши, - видно, Соловей Рахманович на кого-то всерьез рассерчал.

Но чуть только все стихало, она снова принималась за дело, снова пересматривала и перетряхивала диковинные вещицы, все больше отчаиваясь найти хоть что-нибудь полезное… но тут Доля ей наконец улыбнулась. На одной из полок Василиса заметила махонький ларчик из черного оникса, открыла его… и замерла с разинутым ртом. На бархатной подушечке мирно возлежала удивительная трава о шести листах. Третий, пятый и шестой листочки - обычные зеленые, но первый - синего цвета, а второй и четвертый - красные.

А на тоненьком корешке буренькие капли - кровь запекшаяся.

Василиса ахнула, протерла глаза и торопливо схватила чудесное растение, пряча его за пазуху. Вот уж чего она не чаяла найти, так это Симтарин-траву. На свете есть немало волшебных приворотных средств - корень Ибрагим, трава кукоос, трава одан… да все и не перечислишь. Но сильнее Симтарин-травы нет ни одного - ей не воспротивишься, не отразишь, не убережешься. Смажь это растение собственной кровью - и вкусивший его полюбит тебя всей душой, отныне и навек, безоглядно, беззаветно…

Симтарин-трава растет не в земле, не в воде - ее семя нужно высаживать только в сердце живого человека, и только в нем оно проклюнется и зацветет, только горячая человеческая кровь напоит его досыта. Злое это колдовство, черное, проклятое, но сильнее его приворотов нет. Говорят, какая-то колдунья в древние времена таким образом сумела влюбить в себя даже бога…

Скрипнула дверь. Василиса едва успела вернуть на место опустевший ларчик и отскочила как можно дальше. Сердце истошно колотилось, грудь вздымалась и опускалась - ее едва не застигли на месте преступления!

Но это оказалась не баба-яга. В залу вступил огромный дивий, равнодушно поводя вокруг глазами-щелями. Следом вошли два молодых татаровьина в легких кольчужках, а за ними - сам Соловей Рахманович. В руках старый полувелет бережно нес золоченую птичью клетку - в таких здесь держат страшных жлезнокоготных коршунов, несущих дозор в поднебесье Кащеева Царства.

Но на сей раз в клетке находился не коршун. Нет, за толстыми прутьями лежал на боку прекрасный сокол в золотом оперении. Василиса еще никогда не видела такой красивой птицы - когти несравненной остроты, точеный клюв, гладкая грудка, перышко к перышку, и каждое точно из золота отковано. Но глаза затянуты мутной пленкой, лапы скрючены и поджаты, крылья сложены - дивного сокола не то усыпили, не то оглоушили.

- Где бабушка Яга? - хрипло спросил Соловей, недружелюбно глядя на Василису.

- Занята бабушка, гостя дорогого привечает, - ласково ответила та, хлопая глазами с милой наивностью. - Господине Соловей, а что это за птичка?

- Не твоего ума дело, девка, знай себе помалкивай, - грубо огрызнулся старый разбойник. Ласковый голос и взор невинной девы его не одурачили. - Ты чего здесь одна? Небось, украсть чего решила?… А ну, в глаза смотреть, карманы вывернуть!

- Да я…

Дверь снова открылась, перебив Василису на полуслове. Воротилась Яга Ягишна, сопровождаемая татаровьином-скотником - он тащил бадью горячего навоза. Аж паром исходит - видно, только-только из чьих-то кишок вышел.

- Разойдись, служивые, не мешай бабушке! - растолкала всех старая ведьма, торопливо перенося спорышок василиска в новое гнездовище. - Ну во-о-о-от… Миленько-то как вышло, а!… Будет Кащеюшке славный подарочек, вот ужо обрадую милого друга! А у тебя-то што стряслось, Рахманыч?

- Подглядчика изловили, бабушка, - грохнул клеткой об стол Соловей. - Коршуны сторожевые приметили, а я уж его подбил, точней любого самострела! Вполсилы свистел - чтоб только дух вышибить…

- Охти мне… - подалась вперед Яга Ягишна, жадно разглядывая бездыханного сокола. - Да неужто сам… Фу, фу, фу, а я-то уж думала, что славный подарок Кащеюшке приготовила!… Ну, Рахманыч, ну, удалец, хороша твоя добыча, куда как хороша, обскакал бабушку, как есть обскакал! Эй вы, орясины косоглазые!

Татаровьины послушно склонили головы, внимая словам старой ведьмы.

- Ну-ка, отведите-ка пока Василисушку обратно ко всем прочим женкам - не до нее мне сейчас, поважней дела объявились… Ты, красавица, все как следует обдумай - с рассуждением реши, что тебе по душе, что дальше делать станешь… Ясно ли?…

- Ясно, бабушка, - мило улыбнулась бабе-яге Василиса.

- То-то же…

Княгиню вывели за дверь и повели прочь - обратно в сераль. Та шла между ними, покорно опустив очи долу - уж очень боялась выдать торжествующий блеск, затаившийся в глазах. Нежную грудь юной красавицы приятно согревала драгоценная Симтарин-трава…

Уже порядочно удалившись, Василиса Премудрая расслышала скрипучее шамканье Яги Ягишны:

- Ну вот и свиделись мы с тобой, ясный сокол Финист Волхович…