Глава 8. Шагая по облакам

— Никогда не понимал, что может быть в этом занимательного.

С явно притворным кряхтением, рядом со мной сел малас. Он выглядел так же, как и в первый день нашего знакомства. Все та же непонятная роба, прикрывающая сморщенное под давлением лет тело. На ногах неумело сбитые сандалии, перетянутые кожаными ремешками, столь же морщинистыми, как и лицо старца. Тренер гладиаторов не менялся. Впрочем, как и все вокруг.

Каждый день в Долине Летающих Островов был точной копией предыдущего. За эти почти полгода, которые я провел среди облаков и пестрых одежд Териальцев, в жизни островитян не произошло ровным счетом ничего. Конечно можно было с уверенностью выделить из повседневной рутины праздник Полетов. Но, будьте уверены, поживите вы здесь лет десять и даже он станет обыденным и почти незаметным. Может быть для горожан событиями были Игры, где на арене в схватке сходились претенденты в воинство Термуна, но с моей позиции это не было каким-либо событием. Наоборот, это было какой-то опасностью, словно матерым хищником, готовым порвать тебе глотку.

Когда бы я не выходил на горячий песок ристалища, мне всегда приходилось сражаться на пределе своих сил. Порой — и за пределом тоже. Не знаю сколько крови впитали в себя золотые песчинки, но удивительно как они до сих пор еще не стали Богровыми. В кошмарах, моих верных спутниках, мне часто снилось как закатное, багровое небо рассыпается и дождем обрушивается на землю, сжигая все, до чего касается кровавые капли. Да, кошмары стали часто тревожить мой и без того неспокойный сон.

— Здесь каждый день, даже час, — пожал я плечами, не отрывая взгляда от разлома в стене. — Отличается от предыдущего.

Старик немного помолчал, а потом положил свой чудной посох себе на колени. Он выглядел немного озадаченным.

— А вроде одно и то же — просто море из облаков.

Я взглянул на белую долину, неспешно перетекающую волнами, повинуясь потокам ветра. Стоило мне закрыть глаза, немного подождать, и открыв я бы увидел уже что-то иное. Вместо величественных замков — сцены сражения мифических чудовищ, вместо холмов — исполинские горы, а там где недавно все было затянуто плотной тучей, открылся бы провал, сквозь которой можно увидеть зеленое полотно долины.

— Не скажите, — покачал я головой. — Но вы ведь пришли не за тем, чтобы обсуждать облака?

— Может мне стало интересно, почему единственный выживший гладиатор вместо тренировок полсезона сидит на одном месте и пялиться на небо.

— Тогда, боюсь, я не смогу удовлетворить ваш интерес.

— Почему же? — удивился старик.

Прищурившись, я подмигнул маласу, словно тот был не наставником и тренером, а закадычным приятелем.

— Настоящий волшебник не раскрывает своих секретов.

Старец засмеялся своим сухим, кашляющим смехом, и даже хлопнул по коленям, от чего в воздух подпрыгнул его посох.

— Волшебник, — протянул он. — Хорошее слово. Во всяком случае, звучит лучше чем маг.

— Это точно, — резко кивнул я. — Но все же — зачем вы пришли?

— Опять торопишься, — покачал головой мой собеседник. — А куда торопишься — все время мира твое, везде успеешь.

— Боюсь, что рассуждай я так, и успею только к тому времени, когда от меня будет вонять на милю вокруг.

Малас прищурился и чуть наклонился.

— Это ты к чему?

— К тому, что я хочу успеть все сделать до того, как стану такой же развалиной, как и вы.

И снова этот смех. Когда-то он меня немного пугал, потом раздражал, в какой-то момент начинал бесить, но сейчас лишь вызывал лукавую улыбку. Старший малас в действительно был шабутным и любопытным старичком, который порой скрашивал мое неумолимое одиночество.

— Я пришел, потому что у тебя есть вопросы, — наконец изволил говорить тренер.

Мы сидели рядом и смотрели на то как двуглавый лев борется с огненной лошадью. Впрочем, не могу утверждать, что старик видел в этих облаках тоже самое, что и я. В конце концов, это было столь же маловероятно, как и то, что я когда-нибудь пойму его образ мыслей.

— И вы решили на них ответить?

— На него, — поправил меня старик. — Только на один вопрос. Так что подумай хорошенько, перед тем как его задать.

— Что произошло с Элиотом, когда он прыгнул с утеса? — сходу спросил я, не думаю более ни секунды.

Старик посверлил меня своим слепым взглядом, а потом отвернулся и прикрыл сморщенные веки. Он глубоко и легко вздохнул и подставил лицо ветру. Тот подхватил редкие волосы, белые как молоко, поигрался с ними, а потом улетел куда дальше. Туда, где я его уже не мог слышать.

— Он погиб, — спокойно ответил малас.

— Разбился?

Старик растянул свои сухие, почти голубые губы в кривой усмешке и даже не удостоил меня поворота головы.

— Ах да, — устало вздохнул я, обиженно подпирая подбородок кулаком. — Только один вопрос.

— Именно. Но ты хотя бы задал от части правильный вопрос.

— Но, судя по всему, получил не очень правильный ответ.

— А ты чего ожидал! — вновь рассмеялся старик. Порой он часто смеялся, а порой мог декадами хранить молчание. — Этот мир не бывает честен, так почему же я должен быть?

— Изменение мира, начинается с изменения себя! — вздернул я указательный палец, копируя наставительный тон моего самого нелюбимого школьного учителя. До сих пор желаю ему не то чтобы скорой смерти, но хотя бы мучительной старости.

Малас изогнул правую бровь, вернее изогнул бы, потому как бровей у него уже давно не было. Так что получалось, что он лишь состроил недовольную гримасу.

— Вот ответили вы бы мне честно, — объяснял я. — И мир бы сразу стал чуточку честнее.

— Что ж, — собеседник насмешливо пожал плечами, водя пальцем по орнаменту посоха. — Придется ему еще немного побыть лживым и бесчестным.

— А все по вашей вине, — поддержал я игру.

— Каюсь, — в тон мне вздохнул понурившийся старик. Я уже был готов рассмеются, но вдруг из атмосферы пропала эта странная, нездоровая веселость. Старик стал серьезен. — Ты все еще намерен идти до конца?

Промолчав, я повернулся к сцене битвы. Но, увы, вместо двухголового льва я увидел какой-то призрачный холм, а вместо огненной лошади гордого воробья. Хотя, надо признать, этот воробей был больше похож на скворца… или ласточку. Впрочем — не важно. Так или иначе, я ни разу не смог досмотреть схватку до конца. Порой достаточно было только моргнуть, чтобы все истаяло и превратилось в нечто другое.

— Пожалуй, — вздернул я подбородок. Мне казалось, что это должно было выглядеть храбро. — Сверни я сейчас и какие легенды тогда сложат о Тиме Ройсе? Мне не очень хочется, чтобы барды и тенесы рифмовали мое имя и прозвище с не самыми благородными животными.

Малас замолчал. Я уже было решил, что он впал в то свое состояние, когда слово из него не вытянул бы и темный бог, пришедший ночью с не самыми честными намерениями, но, как выяснилось, я был не прав.

— Я расскажу тебе историю, — произнес наставник гладиаторов. — Однажды, в одной процветающей стране жил король. Он был могуч и уважаем. Народ его любил и почитал его род. Все было хорошо. Казалось сами боги благословили этот край. Шли годы. Маги строили свои башни, объединяя их в волшебные города, столь величественные и невозможные, что ты даже не сможешь их вообразить. Пожалуй, лишь только их отражение можно увидеть, если внимательно вглядеться в изменчивое облачное полотно. Порой они появляются там — тени забытого и проклятого прошлого. Все было хорошо… Но однажды король решил поехать в дальнее посольство. Там, в дальних странах, он увидел нищету, голод, войны, насилие, моря крови, пустые поля, леса без дичи, гнилые дома и жалкие землянки. Король предлагал повелителям тех земель свою помощь, любые деньги, любое золото, все что угодно, чтобы помочь людям. И те соглашались. Они принимали его дары, благодарили, кланяясь в пол и обещали помочь своим подданным. Прошли годы, уже седой король вновь поехал в посольство, но увидел лишь то, что видел и раньше. Повелители же растратили дары на себя и свой двор.

Я всегда любил истории, поэтому слушал внимательно, боясь упустить хоть одно слово, да что там — я боялся даже вздохнуть, дабы не заглушить даже малейший отзвук неизвестной мне легенды.

— Король страшно разгневался, — продолжал малас. — Он вернулся в свои земли и собрал могучее войско. Он призвал магов, поставил под копье каждого, кто был не слишком молод или не очень стар. Минуло лишь две земли и вот уже бескрайние просторы тех земель обагрились кровью. Говорят — это была первая война людей. Раньше королевства воевали с эльфами, гномами, орками, троллями, некромантами, вивернами, драконами и прочими тварями, но впервые человек поднял меч на человека. Говорят, тогда был зажжен огонь, превратившийся потом в пожар. Король, через кровь, боль и океаны слез объединил земли. Он назвал страну Империей и с гордостью пошел с Седым Жнецом, когда настал его час вставать в очередь перерождения.

Словами не передать степень моего напряжения. А старик, казалось, даже не рассказывал, а вспоминал что-то. У него было точно такое же выражение лица, какое я видел у бывалых наемников, травящих военные байки у вечернего костра. Маласу не хватало только простецкой чарки, заполненной пахучей, крепленой брагой.

— Шли годы, страна процветала. Но кровь первого Императора давала о себе знать. В Императорах, порой, просыпалась жажда — жажда большего, лучшего. Не всегда для народа, порой и для себя, но все же… Горели войны. Уже не важно было с кем биться, главное — больше земель, больше богатств, больше знаний. Но в какой-то момент короли, вернее — Императоры, поняли что их армия это лишь закованные в броню люди. А люди это не самое лучшее оружие. Скорее — самое плохое, которое можно найти под звездами. Люди быстро тупятся, легко ломаются и слишком быстро устают. Тогда Император обратился к своему старому другу. Друг был волшебником из рода тех, кто знали секрет как из белого сделать черное. Король попросил дать ему власть, дать ему силу поставить свои знамена по всему миру. Он убеждал друга что это во благо, что он построит великую Империю, где никто и никогда не будет ни в чем нуждаться. Что это будет Империя равенства, всеобщего богатства, магии и знаний. Но волшебник взглянул в глаза своего товарища и увидел в них лишь неутолимую жажду. Нет, оружие нельзя давать в руки безумцу. Да чего там, это оружие нельзя было давать ни в чьи руки. И тогда волшебник отказал. Он ушел, полагаю, что друг поймет его. Но Король не стерпел отказа. Он решил силой забрать вожделенное оружие. Войной он пошел на тех, кого называл второй семьей. И пролилась кровь. Треснули небеса и страшные проклятья опустились на процветающие земли. Волшебники погибли. Возможно — почти все. А некогда процветающая Империя превратилась в край, в который даже ветер не заглядывает. В огромную пустошь, настолько же мертвую и гнилую, как и сердце того короля.

Я задумался, смотря на то как среди облаков иногда появляются фигуры детей, парящих в этих невозможных летательных аппаратах. Сам я такой большие никогда не надену — мне и на земле хорошо.

— Если бы волшебник дал королю оружие, — задумчиво протянул я. — Король бы разрушил весь мир?

Малас кивнул.

— Нельзя мечом принести то, что должно прорости из сердца. Император хотел слишком много, а в итоге чуть не погубил весь материк. Короли той земли забыли, что пусть кровь и лучшее удобрение для земли, но из такой почвы прорастают столь же кровавые и злые ростки. Смерть приносит за собой смерть.

— Хорошая легенда, — кивнул я. — Сойдет для детских ушей.

— Считаешь она лишь для юношей?

— Может да, — пожал я плечами. — А может и нет. Ребенок не станет разбираться, он услышит, что Король предал и погубил друга и будет считать, что тот поступил плохо.

— Ты думаешь что он поступил хорошо?

— Во-всяком случае у него был сильный мотив. Он ведь желал «мира во всем мире», пусть это и было лишь тенью его истинных желаний, но все же.

Мы снова помолчали.

— Скажи мне, ты был когда-нибудь на войне?

— Был, — кивнул я.

— А хочешь еще как-нибудь на неё пойти.

Я не думал ни мгновения:

— Нет.

— А хочешь чтобы дети твои пошли?

— Нет.

— А король хотел вечной войны. Это и увидел волшебник. Оружием не приносят мир, им его завоевывают.

— В итоге волшебник погубил и свой род и свою страну.

— Но не мир, — вздохнул малас и стал подниматься, тяжело опираясь на свой посох.

— Но не мир, — кивнул я.

Я смотрел как старик уходит, оставляя меня в полном одиночестве, разбавляемом лишь обществом обшарпанных стен и унылых тренажеров, безмолвных и бесстрастных. Я, наверное, не должен был задавать следующий вопрос, но все же задал:

— И как поступил бы Элиот?! — крикнул я в спину старику, почти скрывшемуся во тьме прохода.

Он постоял немного, а потом, не поворачиваясь, ответил:

— А это — правильный вопрос.

С этим наставник удалился, а я вернулся к своему занятию — попытке уследить за изменчивыми облаками.

Вполне вероятно, я в последний раз сидел в этой комнате с поднимающейся стеной. Хотя, можно было даже сказать не вполне вероятно, а — точно в последний. Дальше у меня было лишь три выхода. Либо умереть, либо победить и заснуть в кристалле, либо повторить судьбу Элиота, что соприкасается с первым вариантом. Как вы, возможно догадываетесь, меня, по сути, не прельщал ни один из имеющихся вариантов, но тем не менее встав перед таким выбором, я склонялся к третьему. В конечном счете прыгнуть с утеса было заманчивей нежели законсервироваться или погибнуть на песке.

В который раз я воспользовался белой субстанцией, напоминающей одновременно и тальк и магнезию. Обработав руки, а так же все необходимые места, я начал свой малый круг почета. Увы, я не был уверен, что мне доведётся совершить большой, поэтому довольствовался тем, что имел.

Я прошел мимо стеллажей с оружием, проводя пальцами по холодным, словно спящим клинкам. Миновал стойки с броней, где висела самая разнообразная амуниция. Постояв немного у неё, вспоминая какую кто надевал в свой бой, я вернулся на скамью. Некогда она мне казалась очень маленькой и короткой, настолько, что не может вместить полсотни бойцов. Удивительно, но с каждым новым выходом на ристалище, гладиаторов становилось все меньше, а скамейка напротив — все больше. И вот, когда я остался в комнате, освещенной лишь играющимся светом чадящих факелов, совсем один, скамья чудилась мне драконьим языком, протянутым из конца в конец. Конечно её размеры оставались прежними, но я ничего не мог поделать с разыгравшимся воображением.

В последний раз пропел горн, в последний раз тьма в комнате медленно отступала по мере того как свет проникал из под поднимающейся стены. Я покидал комнату твердым, спокойным шагом. На самом выходе я замер, что-то во мне стремилось и желало обернуться. Я дернул головой, но так и не закончил движения, резко ступив на горячий, обжигающий даже сквозь подмётки, песок арены. За мной с шумом захлопнулась дверь-стена, словно отсекая меня от уже пройденного пути.

Впереди оставалась лишь финишная черта.

Запрокинув голову я посмотрел на зенитное солнце, обжигавшее кожу горячими, страстными ласками. С неба падали цветы. Их было много, и, танцуя в вышине, эти красные лепестки напоминали мне тот самый кошмар, в котором небо вдруг осыпалось кровавым дождем. Но, наверное это было лишь мое воображение.

В последний раз я купался в шуме толпы, галдящей на трибунах. Пожалуй, за это время у спел привыкнуть к ней и даже полюбить. Полюбить аплодисменты, ураганом проносящиеся по арене, привыкнуть к крикам, закладывающим уши, привыкнуть к топоту ног, заставляющему быстрее биться и без того обезумевшее сердце.

Встав в центре, я положил ладони на рукояти сабель и повернулся к ложе. Встретившись со мной взглядом, Наместник поднялся со своего трона. В тот миг когда он расправил руки, заставляя белую тогу дрожать на ветру, на Арену опустилась тишина.

— Териальцы! — прогремел он. — Сегодня — день которого все мы ждали с нетерпением! Финальное Испытание, которое определит станет ли землянин первым воином Термуна, или присоединиться к остальным гладиатором в очереди на перерождение! Открыть ворота!

В противоположной части Арены завизжали цепи, наматываемый могучими воротами. Медленно поднималась кованная решетка, за которой виднелась лишь голодная тьма. Сколько раз я уже вглядывался в эту мглу, пытаясь различить очертания очередной напасти. Но, как и всегда, все это было безуспешно. Пока мой противник не вступит на песок, мне не увидеть его. Я не знаю, волшебство ли это или очередные, так и не поддавшиеся мне тайны Териала. Все, что я у знал на этом острове, был лишь один вопрос. Тот самый вопрос, который теперь будет определять мое будущее. Впрочем, оставался еще один.

Наместник сказал «воин», но я все еще не знал, что делает из солдата, бойца, гладиатора или легионера — воина. Где пролегает эта тонкая грань, когда барды будут петь не о наемнике Тиме Ройсе, а о воине Тиме Ройсе. Или, может быть, в этом и заключалась суть — воином можно стать только после смерти, когда имя твое войдет в легенды, когда оно будет звучать у костров, под сводом звездного неба, и у жаровен, под золотыми куполами древних дворцов и храмов.

Стал ли я воином на этом Летающем Острове? Пожалуй нет, ведь я даже не узнал определения этого слова. А если не знаешь, что слово значит, то как его можно применить к себе. Да, я все еще оставался наемником не самой высшей пробы. Для многих — разбойником и мародером. Для кого-то даже дето-убийцей, а будь о моих «подвигах» известно народу, то и царе-убийцей. Что ж, боюсь у бардов не выйдет славной баллады со мной в качестве героя.

Наконец решетка окончательно скрылась в каменной кладке и на Арене появился мой последний противник. Сперва я не мог понять что меня смущает в его коренастой, мускулистой, жилистой фигуре, но потом все встало на свои места и мое сердце совершило небольшой вояж по всему телу.

Это был вовсе не случайный солнечный блик, окрасивший кожу противника в пергаментные тона. Это было вовсе не мое воображение, иллюзией накрывшее боевой шест, превратив его в до боли знакомый посох. И конечно же это был не обман зрения, который натянул на чье-то лицо маску старшего маласа. Нет, не могло быть никакой ошибки в том, что передо мной стоял старик — тренер гладиаторов.

— Да начнется бой! — рявкнул Наместник и в тот же миг сердце дрогнуло под лавиной смешавшихся звуков.

Старик, закованный в кожаную броню исчез, и в следующее мгновение задрожали стены арены, а по ушам зрителей ударил оглушительный звон. Там, внизу, старший малас всего за долю секунды преодолел невероятное расстояние, а потом совершил столь же невозможный удар, заставивший гладиатора пролететь почти пять метров, а потом буквально влипнуть в стену.

Землянин, упав на песок, тяжело задышал. Его руки дрожали, небрежно сжимая черные сабли, сверкавшие на солнце золотой вязью, змейками оплетавшей клинки. На песок падали капли крови, смешанные с выступившим потом. Не трудно представить, чтобы было, если гладиатор не уклонился в последний момент, одновременно с этим прикрывая торс скрещенными клинками. С другой стороны, сложно поверить в то что этот удар был вызван лишь взрывной волной, порожденной невероятным выпадом.

Малас ждал, оперевшись на свой чудной посох, похожий на обломленное копье. Он терпеливо ждал, когда его противник поднимется на ноги. Трибуны неивствовствали. Еще мгновение назад они осыпали землянина лепестками цветов, красным саваном покрывая песок, а сейчас они исторгали самые грязные и насмешливые реплики, от которых уши сворачивались в трубочку. Но, казалось, гладиатор их не слышал. Впрочем, скорее всего так оно и было. Либо он был оглушен ударом, либо все что он мог разобрать, это стук крови в висках.

Прошло несколько секунд и под всеобщий ропот, казалось бы сломленный человек поднялся на ноги. Колени его чуть подрагивали, а руки повисли веревками, но взгляд был спокойным, даже строгим. Прошло ошеломление, исчезло удивление, осталась только решимость в глубине серых, почти стальных глаз.

Малас сделал приглашающий жест, а на губах его цвела оскорбительная насмешка. Так матерый волк может смотреть на огрызнувшегося щенка, который еще даже не умеет перегрызть сухожилие на лапах убегающей добычи. Наверно, землянин должен был сорваться в выпаде, сумасшедшем рывке, но он стоял. Более того, качнув саблями, он вогнал их в ножны, а потом скрестил руки на груди. Гладиатор стоял неподвижно, лишь изредка вздымалась его могучая грудь, напоминая собой спящий вулкан.

Зрители смеялись, продолжая сыпать оскорбления. В этот ммоент четко различалась грань между «своим» и «землянином». Конечно же они болели за того, кого знали уже многие годы — за своего соотечественника. А старик, казалось, был обеспокоен. Он вдруг заозирался по сторонам, останавливая взгляд на красном ковре лепестков, а потом вдруг принял защитную стойку, выставив посох щитом. Никто так и не понял что произошло в следующее мгнвоение, но трибуны замолкли в ту же секунду, когда на старика обрушилась лавина из крови. Именно так перед зрителями предстали ленты лепестков, жалящих не хуже арбалетных болтов.

Старик с такой скоростью вращал своим оружием, что танец посоха сливался в диск, поглощающий лучи зенитного солнца. Но сколько бы лепестков он не рассекал, за ними всегда следвоали еще. Вскоре на песок закапала и его кровь. Землянин же все это время просто дышал. Зрителям казалось, что он бездействует, управляя потоками лишь одной силой мысли, но это было не так. Гладиатор двигался — он дышал.

В миг, когда победа, казалось, была уже в руках молодого бойца, все изменилось. Старик остановил посох, вытянул правую руку, а потом прижал её к земле. В тот же миг все лепестки неведомой силой были придавлены к песку и та же сила заставила землянина покачнуться. По его напряженному лицу, вздутым жилам и комичным, подергивающимся движениям было видно, что тот тратит все свои силы чтобы не упасть на колени, будучи придавленным силой притяжения.

Малас поднял посох и с силой ударил им о землю. В то же мгновение Арена задрожала, зрители загомонили, хватаясь за скамьи или за соседей, пытаясь удержаться в сидячем положении и не свалиться на каменные ступени. Из песка поднимался гигантское существо, которое многие видели лишь на картинках в древних манускриптах. Да, это был огромный дракон, созданный стариком из песка, глины и земли. Чудовищный голем взмахнул крыльями и утробно заревел, и пусть это вогнало в дрожь толпу, но землянин был все так же спокоен.

Он обнажил сабли и в тот же миг повторил движение старика, исчезнув во вспышке невообразимой скорости. Порой взгляд иногда выхватил его фигуру, но это было похоже на блики, играющиеся на водной глади. То тут то там мелькал силуэт гладиатора, застывавший в нелепых позах. Вот он наносит удар каменному голему и от его черных сабель отлетают серпы столь же черного ветра, в котором заметным золотые искры. Вот он уворачивается от удара посоха старика, который подключился к бою на немыслимых скоростях.

Всего за пару минут глиняно-песчаный исполин был развеян пылью, а зрители видели лишь кукольные сценки, мелькавшие то тут, то там. Не было и шанса уследить за сражающимися, но даже без этого ощущался накал и тревога битвы. На песок капала кровь, по ушам бил глухой стук сабель о посох, а так же редкие вспышки черного ветра и земляных копий.

Гладкая поверхность Арены теперь напоминала собой площадь осажденного города. Ямы, выбоины, расщелины, все это походило на лицо былого вояки, на котором нет ни пяди, где бы не красовался страшный шрам. И вдруг все замерло. Две фигуры возникли из воздуха, остановившись в центре ристалища.

Старик, покрытый ранами, и точно такой же — окровавленный и еле дышащий землянин. Он замерли, в бликах солнца сливаясь одной единственной фигурой. Зрители молчали, внимательно следя за происходившем на Арене. Малас с трудом подтянул подбородок и дотянулся до уха гладиатора. Никто так и не услышал, что же тот произнес, но барды напишут, что старик произнес следующее:

— Победа — признак хорошего бойца. А теперь беги, волшебник Тим Ройс.

Гладиатор вытащил клинки, пронзившие тело маласа и на песок посыпались багряные капли. Со своего места поднялся Наместник.

— Беги, — вновь, по мнению бардов, прошептал старец.

Но землянин стоял на месте. Наконец он левой рукой поднял ладонь старика, а потом зачем-то сжал её своей правой ладонью. Никто и никогда не видел этого жеста и никто и никогда не узнает что же это означает. В следующий миг гладиатор, под всеобщие крики, полные изумления, истаял, будто утренний туман на порывистом ветру.

Наместник стал отдавать какие-то приказы, засуетились гвардейцы, впервые получившие боевое распоряжение, но потом всем стало не до этого. Малас высоко над головой поднял свой посох, ставший черным, как клык бездны, а потом с силой вонзил его в песок. Вспыхнуло пламя — загорелся древний воин. А вместе с ним, словно сухое полено, вспыхнула и вся крепость. Землянин убегал, и не видел, как на мгновение, перед тем как все закончилось, пламя стало белее пролитого молока. На месте старика осталась лишь горстка пепла.

Ворон взмахнул своими исполинскими крыльями, слетел с парапета, стрелой упал на Арену, а потом когтями схватился за странный черный посох. Вместе с ним он поднимался все выше, наблюдая за тем как священная крепость трещит, охваченная огнем. На этом его дело в Териале были закончены. Ворон, унося с собой посох, скрылся в облаках.

Я остановился у края той самой платформы, с которой пару сезонов назад стартовал праздник Полетов. За мной гналась целая толпа гвардейцев, но я лишь ощущал, как кожу согревает горячий ветер, дующий со стороны крепости, охваченной страшным пожаром.

— Остановись, Тим Ройс! — крикнул один из бегущих, в котором я не сразу опознал Правого — одного из двух маласов, ведших меня в мой первый день на Летающем острове.

Это было несколько символично — меня провожал тот человек, что и встретил на этой земле. Земле, которая некогда была мечтой простого наемника, но в итоге обернувшаяся для него очередным испытанием. Нет, я не мог остановиться — я должен был продолжать бежать. Бежать, как я надеялся, туда — где меня все еще ждали.

Повернувшись лицом к гвардейцам, я закинул сабли в ножны и сделал шаг назад. В ту же секунду край платформы стал с бешенной скоростью удаляться, вскоре превратившись лишь в далекую черную точку. Вокруг были облака, и я закрыл глаза. Дышалось легко и свободно, я падал, но сердце билось ровно, мерно отбивая свой неспешный, даже ленивый ритм.

Открыв глаза, я увидел то, чего не видел уже очень долгое время. Наверно вам будет сложно это представить, но я испытал настоящий приступ счастья при взгляде на колышущиеся занавески. Они слегка трепыхались, волнуясь на каждом порыве ветра, спешившем посетить маленькую комнату, в которой я себя и обнаружил. Лежа под балдахином, держа на груди скрещенные сабли, я все думал куда это же я упал.

— Тим? — прозвучал знакомый голос.

Скосив взгляд, я невольно улыбнулся. На меня смотрели заспанные, удивленные глаза. Они были все такими же — безмятежными, глубокими, и ярко-зелеными, словно два изумрудных озера. Мия сидела на стуле, но Морфей догнал её и укутал покрывалом снов, заставив леди улечься головой на моей кровати.

— Нет, — прохрипел я не своим голосом. — Это колдун из бездны, я захватил тело Рой…

Не успел я договорить, как леди вспорхнула и сомкнула мои губы долгим, горячим поцелуем. Признаться, я успел соскучиться по этим горячим, сладковатым губам, чей привкус потом еще долго дурманит сознание. Поцелуй закончился, но объятий дочь визиря так и не разжала.

— Чего ты так долго?

— Пробки, — пожал я плечами. — Наш уговор все еще в силе?

На лице моей компаньонки отразилась неслабая мыслительная активность, но видимо такие вопросы действительно сбивают с толку.

— Какой уговор?

— Про побег.

Мия смерила меня насмешливым взглядом.

— Это говорит мой телохранитель, провалявшийся на постели почти полгода?

— Заслуженный отдых, — пожал я плечами. — Ну так что, бежим?

— Прямо сейчас? — удивилась девушка.

Я только кивнул. Наверно в мире больше не найдется ни одной дочери визиря, которая в такой момент не побежала бы собираться вещи, ну или не попыталась взять с собой хоть что-то. Ни одной, кроме Лиамии Насалим Гуфар. Она лишь обрадованно кивнула и шепнула:

— Отец выставил свою гвардию у каждой щели.

— А мы выйдем через парадную, — с легкой бравадой в голосе, заявил я.

Откинув покрывало, я не сразу понял почему леди зарделась и отвернулась, при этом все еще скашивая взгляд в мою сторону. Почесав затылок, невольно ударившись рукояткой сабли, я наконец сообразил в чем дело — я был абсолютно наг. Пожалуй, даже младенец не был бы обнаженней меня, потому как уже давно я не помнил себя без надежного волосяного покрова. Это было несколько необычно.

— Вообще не проблема.

Я театрально щелкнул пальцами и в тот же миг из шкафа стоявшего напротив выплыл мой, теперь уже — привычный наряд, а потом сам на меня «налез». На ногах красовались легкие кожаные ботинки, сверху шли шаровары, подпоясанные широким красным поясом, обмотанным вокруг талии раз пять, не меньше. На торсе — белая шелковая рубашка, ширина рукавов которой могла бы поспорить с шириной штанин.

— Не помню, чтобы раньше такое умел, — заметила глупо хихикающая Мия.

— Да я еще и не такое могу, — начал распыляться я. — Вот сейчас как дуну, как плюну и всех гвардейцев перешибу.

— Отец будет недоволен, — смеялась мой подельница.

Признав правоту леди, я вдруг нашел самый простой выход из ситуации.

— Тогда, о несравненная жемчужина звездного моря, я вас украду!

— Украдешь? — опять переспросила дочь визиря.

Не отвечая, я как можно быстрее подошел к ней. Один из Териальцей как-то сказал мне, что когда я так двигаюсь, то он видит лишь размытую, туманную фигуру. Судя по удивленному выражению лица смуглянки — он говорил правду. Легко закинув визжащую, смеющуюся леди на плечо (сейчас она мне казалась легче пушинки), я огляделся.

— Поставь меня, варвар! — смеялась она, все еще не подозревая, что я говорил на полном серьезе.

Оглянувшись, я посмотрел на дверь я прикинул расстояние побега, в это время по спине мне не сильно молотили кулаками. Совсем не так, как когда-то в лесу.

Махнув рукой, я решил не отходить от традиций. Развернувшись, я с места прыгнул в окно. Вес Мии практически не ощущался и вот уже спустя удар сердца, мы бежали по садовой дорожке. Вернее — бежал я, а леди все еще смеялась, лежа у меня на плече. Миновав куст, цветы которого распускались лишь в полночь, мы наткнулись на четверку стражников. Лишь завидев нас, они мигом обнажили свои кривые, широкие сабли, чем-то напоминающие ятаганы.

— У нас проблемы, — шепнул я.

Стражники хотели что-то сказать, но у одного вдруг упали штаны и запутавшись в ногах, он повалил соседа, погребая его под собой. Оставшиеся двое переглянулись, но и им не было суждено помахаться со мной на клинках. У того, который повыше, шлем вдруг съехал на глаза. Он замахал руками в попытке его поправить, но случайно оглушил оставшегося гвардейца. В итоге, через пару секунд, на земле валялись все четверо.

— Проблемы решены, — улыбнулся я, слыша, как вместе со мной смеется ветер.

Мы вновь побежали, но у самых ворот нас окликнули.

— Тим Ройс! — грянул гром.

Обернувшись я увидел, как на ступенях дворца стоит целая толпа из солдат, во главе которых находилось все семейство Гуфар. Здесь был и могучий визирь, пылающий от отцовской ярости, и старший брат, готовый растерзать меня голыми руками, и мудрая океания, улыбающаяся краешками губ, и будущий, я в этом не сомневался — величайший воин, мальчик по имени Ахефи, гордо сжимающий подаренный мною нож-кинжал.

— Тим Ройс! — вновь проревел визирь. — Что ты делаешь с моей дочерью?!

— Похищаю её, мессир, — поклонился я, забыв что у меня на плече лежит девушка. Пришлось поспешно выпрямляться.

— Задержать! — забрызгал слюной второй после султана.

Гвардейци, закричав какой-то боевой клич, с саблями наголо ринулись прямо на нас.

— Эй, ценный груз, с семьей не хочешь попрощаться?

— И как я, по-твоему, должна это сделать? — вопросом на вопрос, овтетила леди.

— Ах да, — хлопнул я себя по лбу. — Прости.

В итоге я повернулся к визирю задом, а к улице более кошерной частью тела. Что забавно, в случае Мии все вышло с точностью наоборот.

— Пока папа, пока мама, пока брат, пока Ахефи — не порежьшся ножиком.

— Стоять! — продолжал трубить визирь.

— Пока сестренка, — раздался голос маленького, но очень храброго ребенка. — Жди меня, Тим Ройс.

— Буду! — ответил я, не оборачиваясь к зарождавшейся легенде.

С этими словами я взял с места в карьер. И вновь погоня, и вновь за спиной гвардейцы, но в этот раз я уже не один, а уши греет не треск пылающей крепости, а звонкий, добрый смех моей спутницы и компаньона по приключениям.

Мы миновали базарную площадь и я успел благодарно кивнуть ведьме, которая некогда дала мне дельный совет. Почему-то я не сомневался в том, что она приложила руку к тому, что я выбрался целым и невредимым из этой передряги. Скажу вам больше, когда я оглядел себя, то не обнаружил ни единого шрама. Признаюсь, после того как я обзавелся целой сотней этих «украшений мужчин», то всем сердцем желал избавиться от них. И вот — желание сбылось.

Мы миновали магазин, в котором были куплены эти самые шаровары, сейчас шуршающие при беге. Оставили за спиной таверну, в которую прибыли после ночной скачки по пустыне. Пролетели мимо загона хизов, где я приметил радостно лающего Вайта, на спине которого сидело несколько хизов поменьше. Махнув четвероногому товарищу рукой, я побежал выше — туда, где был утес, под которым простиралась золотое, песчаное полотно — Восточная Пустыня.

— Вы в тупике! — кричали запыхавшиеся гвардейцы. — Сдавайтесь.

Я, игнорируя выкрики стражников, поставил Мию на ноги.

— Готова? — спросил я.

Она взглянула мне за спину, посмотрела на провал, а потом вложила свою ладошку в мою руку.

— Если мы умрем, я тебя убью.

Улыбнувшись, я ответил:

— Только не смотри вниз.

И мы побежали, а за спиной оставалась столица Алиата, сверкающая белым мрамором и золотом. Так заканчивалось мое путешествие на восток и, наверное, начиналось последнее приключение в землях, которых нет.

— Тим! — закричали за спиной. — Мы что, бежим по облакам?!

— Ну я же просил не смотреть вниз!

На востоке поднималось солнце, заливая небо багрянцем и золотом. Мы шли по простой сельской дороге, по краям которой стоял низкий, покалено, ветхий заборчик из некрепко прибитых серых досок. Спускаясь под холм, я глупо улыбался, держа в руке теплую ладошку.

— Мы что, в прошлом? — спросила Мия.

Я оступился и в недоумении взглянул на спутницу.

— Полчаса назад солнце стояло в зените, а теперь только рассвет.

— Ну, если ты не заметила, мы уже не в Алиате.

— А где мы?

— В Империи.

Я думал это ошарашит леди, но она лишь покивала головой.

— Это не объясняет проблему с солнцем.

— С ним нет никаких проблем, — продолжал улыбаться я. — Я тебе потом расскажу в чем здесь дело.

— Хорошо, — кивнула девушка, на миг ослепляя меня своей улыбкой.

Мы спускались к деревушке, стоявшей в низине и окруженной высоким лесом. С каждым новым шагом, я все сильнее погружался в столь противоречивые воспоминания. Порой мне очень хотелось придушить одного сумасшедшего маньяка, а порой я сожалел? что не успел с ним проститься. Впрочем, скорее всего, это прощание переросло бы в очередную тренировку, а от одних лишь воспоминаний об этих пытках, меня бросало в дрожь. Нет уж — помер и ладно.

— Что это за деревня? — спросила смуглянка.

— Мы здесь когда-то жили с Добряком. Что? Не думала же ты, что мы действительно пять лет просидели в лесу, — я даже засмеялся, потому как, судя по лицу, Мия именно так и думала. — Это было бы самоубийством. Нет, пару дней в сезоне мы отдыхали в этой деревушке.

Мы прошли через ворота, где на сторожке я встретился взглядом с, когда-то мальчонкой, а теперь уже — чьим-то женихом. Задира по имени Тук меня не узнал, хоть и силился это сделать. Время действительно быстро пролетело.

— Уж не Тим ли это? — прозвучал довольный, немного маслянистый голос.

— Матушка Розалия, — улыбнулся я.

У таверны стояла плотная женщина, надевшая белый передник с кружавчиками. Как не сложно понять — она была одновременно и хозяйкой этого заведения и главным поваром в нем же. Когда-то я часто сбегал от Добряка, чтобы немного поглазеть на её дочку — первую красавицу на хуторе. Пожалуй, мне не стоит сейчас с ней видеться — уж больно хорошо Мия фехтует…

— А это кто?

— Мия, — представил я спутницу. — Просто Мия.

— Ну и хорошо, — улыбнулась хозяйка. — Дорогу-то помнишь к дому родному?

— А то как же забыть, — рассмеялся я, дыша полной грудью.

— Ну так ступай, а то не гоже — четвертый год и на могилу не пришел.

Я не стал спрашивать, что за могила, потому как уже давно обо всем догадался. Судя по всему, догадалась и дочь визиря, потому как тоже ничего не спросила.

Мы прошли по дороге до самого конца, пока не увидели дом на отшибе. Он был серьезно обветшавшим — даже с виду в него было опасно заходить, потому как он мог развалиться уже буквально под первым шагом. Почему-то я не боялся насмешливости или неуверенности Мии по этому поводу, что-то мне подсказывало, что все будет хорошо. По крайней мере — пока будет, а там дальше… Что будет дальше зависело уже не от меня и не от моего компаньона. Сейчас же мне предстояло дело, которое надо было закончить уже очень давно.

Мы обогнули дом и Мия отпустила меня. Я был ей за это благодарен. Леди осталась у края полянки, а я решительно подошел к высокой насыпи, уже давно поросшей цветами и травой. В том месте, где должна была находится голова покойного, высилась каменная пирамидка, на верхнем камне которой было неумело высечено «Добряк».

Присев на корточки, я выдрал те сорняки, которым не посчастливилось попасться мне на глаза, а потом улыбнулся.

— Ну здравствуй. Небось скучал? Теперь буду часто приходить… Во всяком случае — пока все не закончится.

Еще немного посидев, я хлопнул себя по коленям.

— Ну, пора за дело.

Поднявшись, я, на ходу закатывая рукава, пошел к дому — к нашему дому. На востоке поднималось солнце, кровавым саваном окутывая небо Империи. И никто, почти никто, за исключением двух разумных, не знал, что эта кровь вовсе не игра света, это кровь, которой будет суждено дождем пролиться на процветающие земли.