ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Возвращение в деревню, или Оборотень для полного счастья

— Спишь, зараза?! — В чрезвычайно приятный, хотя и немного нескромный сон Артура, в котором принимали участие его вчерашние знакомые, несколько светлых эльфиек, тройка суккубов и почему-то молодая Анжелина Джоли, ворвался трубный голос Пилипенко. — А ну-ка, армейский подъем! Тревога первой степени! Мир горит, и дом пылает, пока бард наш отдыхает!

— А? Что? Где? Какого …? — вскакивая с дивана и очумело озираясь, переспросил Артур и тут же трагически сморщился. Произнесенное спросонья нецензурное слово ударило по мозгам, прогоняя сон ничуть не хуже ледяной воды. — Серж, ты что, больной? — немного придя в себя, сердито спросил он у агента.

— И больной, и усталый, и не выспавшийся. Это ты тут себе отдых устроил — с пьянкой, девочками и даже дракой, а я носился как подстреленный по кабинетам, доказывая каждой высокосидящей заднице, что кидать тролля на бабки крайне чревато, причем с немалой вероятностью не только для кресла, в которое эта задница умостилась, но и для самого ее обладателя. А знаешь, что самое противное?

— Что? — усиленно протирая глаза, равнодушно переспросил Артур, поглядывая в сторону дивана.

— Когда я это им все же доказал, заслуженный отдых вильнул пушистым белым песцовым хвостом и накрылся большим медным тазом. Собирайся быстрее, у нас срочный вызов в Шалю.

— Мы ж только что оттуда! — справедливо возмутился Артур, от негодования даже забывая о любимом диване. — Договор заключен, Туата де Данаан оплату приняли и всем довольны, обещались беречь и защищать… А свое слово они держат. Что там в этой Шале еще приключилось?

— Оборотень у них. Или несколько. Причем злющие. Три семьи уже порвал… или порвали. Количество этих самых оборотней, как ты понимаешь, никто выяснить даже и не пытался. Все сидят запершись по домам, дрожат и шлют панические вызовы.

— И правильно делают, — судорожно озираясь в поисках своего любимого камуфляжа, машинально ответил Артур.

Камуфляжа не наблюдалось. На том месте, где он обычно лежал — на стуле рядом с компьютерным столом, — просматривался только изрядно помятый и слегка испачканный после вчерашнего джинсовый костюм. Наконец Артур догадался поискать любимую одежду в шкафу и только тогда осознал все сказанное.

— Как — оборотень?! — возмущенно возопил он, потрясая наконец-то обнаруженными штанами. — Да скорее небо упадет на землю, а Сталин восстанет из мертвых и начнет проповедовать христианское смирение и любовь к ближнему, чем Туата де Данаан допустят на свою территорию кого-нибудь из Неблагого Двора! А тем более — оборотня! У них же вражда похлеще, чем у фашистов с евреями! Быть того не может!

— Может не может — это не мне судить, — флегматично откликнулся Пилипенко. — Ты — специалист, тебе и разбираться. На данный момент погибли одиннадцать человек. Все — разодраны в клочья, кости со следами характерных погрызов. Несколько раз люди видели какую-то тварь, напоминающую очень крупного волка, размером со среднюю корову. Один раз в нее стреляли. Стрелок, охотник с двадцатилетним стажем, клянется, что видел попадания, а тварь даже не почесалась. Кстати, промежду прочим, Сталин в юности обучался в семинарии, и, если б его с пятого курса не выгнали, кто знает, может, и проповедовал бы… Да и у фашистов, бывало, евреи не только среди солдат, но и даже среди высшего командования нет-нет да попадались. Так что слабоваты твои аргументы, получается, — откровенно ухмыльнулся бывший гаишник. — Ну что замер, одевайся быстрее! Самолет уже ждет. Твоя сестрица тебя ни в какую будить не хотела, так что пришлось мне ехать.

— Секунду. Дай хоть в себя прийти от таких известий. — В противоположность сказанному скорость, с которой Артур напяливал на себя камуфляж, только увеличилась. — Все. Я готов, — быстро зашнуровав берцы и слегка притопнув, заявил он из коридора через какую-то минуту. — Зубы почистить пару минут найдется? — с какой-то безнадежной интонацией поинтересовался он у своего компаньона.

— Пошли. Ничего с твоими зубами не случится, если один разок не почистишь, — полностью оправдал его худшие ожидания Пилипенко. — Машина уже ждет, самолет под парами…

— Эх, если бы один раз, — печально вздохнул Артур, тем не менее быстро сбегая вниз по лестнице.

Шаля. Небольшой поселок, нечто среднее между разросшейся деревней и мелким городишкой, расположенный в самом глухом закоулке Среднего Урала. Если бы не открывшийся неподалеку от него сид, о существовании данного местечка Артур так никогда бы и не узнал. И совершенно не жалел бы о подобном обстоятельстве. Говорят, что в Шале прекрасные рыбалка и охота, но увы. Из всех достопримечательностей данного места лично ему познакомиться довелось лишь со здоровенными, наглыми и чрезвычайно злобными комарами. Причем в отличие от нормальных вампиров эти кровососущие пикировщики никакого пиетета перед бардами не испытывали, со злобной радостью впиваясь в незакрытые одеждой места и жужжа над ухом самым зловещим образом.

Так что навещать данную местность вторично у Артура не было ровным счетом никакого желания. Он потер до сих пор чешущийся укус на шее и, повернувшись к не отводящему глаз от иллюминатора Пилипенко, поинтересовался со слабой надеждой в голосе:

— Ты хоть какой-нибудь репеллент прихватил, а?

— Там купим, — разбил все его надежды бывший гаишник.

— Угу. Купим. Как же… — недовольно пробурчал бард. — Если время будет. Ты-то купишь. Это ж не тебе по всяким болотам с комарами таскаться… Ты в уютном гостиничном номере с фумитоксом и ноутом сидеть будешь. Это я с гитарой наперевес в прошлый раз по холмам да лугам скакал.

— Да ладно тебе… У людей беда, а ты каких-то комаров боишься, — отмахнулся от его проблем приятель.

— Если все, у кого беда, с меня по столько крови высасывать будут, то я вскоре сам в какую-нибудь мумию превращусь. А мумии петь не могут. Голос у них не под то настроен. Вот и не будет у вас барда. Падет смертью глупых под жалами комаров… Тебе меня не жаль?

— Вас всех жалеть — никакой жалости не напасешься, — выглядывая в окно уазика, который, подпрыгивая на неровностях разбитой грунтовой дороги, вез их от местного армейского аэродрома к городку, недовольно пробурчал Пилипенко. — Кстати, о рыбках. Когда вернемся, не вздумай протесты устраивать. К тебе прикрепили дополнительную охрану. Вчера вечером погибли еще двое бардов.

— Кто? — дрогнувшим голосом спросил Артур, нервно оглядываясь по сторонам.

Как и любой бард, он не слишком боялся смерти — скованная многочисленными ограничениями жизнь не представлялась ему настолько большой ценностью, чтоб за нее стоило всерьез опасаться. Однако простейший и примитивный, ничего не понимающий в высоких материях и философии животный инстинкт самосохранения заставил его сердце при этом известии забиться куда резвее. Хочешь ты там жить или не очень — это дело разума. Дело же тела — максимально подготовиться к возможной опасности.

— Олег Усманов и Макс О'Келли, — коротко ответил Пилипенко. — Первым О'Келли — взрыв в доме. Ни от дома, ни от него почти ничего не осталось. На взрывчатке, похоже, не экономили. Потом — Олег. Выстрел из «мухи» по машине. Он как раз возвращался с вызова. И по-прежнему — никаких следов. Как призраки какие-то работают. Было решено обеспечить бардам максимальную охрану и держать их место жительства и перемещения в строжайшей тайне.

— Но кому могло понадобиться нас убивать? — в недоумении вопросил Артур. — Зачем это?

— Церкви, к примеру? — с подковыркой поинтересовался Пилипенко.

— А церковь что, не люди? — перевел на него непонимающий взгляд Королев. — Пусть нас там и не любят, но жить-то им хочется? Фейри вообще-то глубоко безразлично, что рушить — церкви и монастыри или жилые дома и офисные небоскребы. Да и цвет кишок обычного человека, монаха или священника отличается очень ненамного, и агония у них у всех, с точки зрения какого-либо трау, одинаково забавная. Мы прикрываем все человечество. В том числе и их. И в случае нашего исчезновения плохо опять-таки придется именно всем без исключения.

— Многие иерархи так не считают. И аргументы у них довольно убедительные, — пожал плечами Пилипенко, видимо окончательно решивший принять роль «адвоката дьявола». — В Смутные годы церкви практически не пострадали. С десяток разрушенных храмов на всю страну по сравнению с тысячами рухнувших жилых и административных зданий — это крайне немного.

— Простая статистика, — махнул рукой бард. — Каково соотношение количества церквей в городах и общего количества зданий? Да и постройка у храмов попрочнее будет. Для любителей подобных развлечений обычно более близкие и легкие цели находились. К тому же большинство мародерских банд обычно храмы обходили сторонкой — охрану себе святые отцы сразу же поставили весьма неплохо. Обычных людей грабить было куда легче и веселее. Вот этим их малые потери и объясня…

— …! — Королев на полуслове был прерван громким и крайне нецензурным восклицанием, вырвавшимся у водителя. — Какого …?! — яростно выругался тот, выкручивая руль.

Но было поздно. Перед лобовым стеклом мелькнула неясная рыжеватая тень. Старенький, но прочный и довольно бодрый уазик, на котором они, собственно, и добирались до городка из армейской части, где приземлился доставивший их самолет, сотряс короткий удар. Автомобиль подпрыгнул. Затем еще раз, когда мощные колеса главного российского внедорожника сокрушили кости попавшего под машину тела. И только отъехав от места столкновения метров на тридцать, сержант-водитель остановил машину.

— Вот …! Что за … такая? — выбравшись на дорогу и поправляя ремень автомата, проговорил он, сплевывая и рассматривая огромное, размером с крупного теленка, тело странной, напоминающей волка твари, поросшей клочковатой, с многочисленными пролысинами рыжей шерстью.

Следом выбрались Артур с Пилипенко и сопровождающие их в качестве охранников пара бойцов.

— Пожалуйста, без мата, — привычно попросил Артур, прикладывая руку ко лбу, в котором после тирады водителя стрельнуло острой болью. Затем он вгляделся в лежащее на дороге невероятно худое и костистое тело твари и тут же забыл о своей собственной просьбе. — …! Валим отсюда на …! Немедленно! — заорал он. В экстремальных ситуациях «второй командный» язык был слишком важен, важен настолько, что неминуемой расплатой стоило пренебречь.

Лежащее на дороге существо было отнюдь не мертво. Даже с такого расстояния Артур видел, как встают на место и соединяются раздробленные кости твари, с невероятной скоростью восстанавливаются поврежденные органы и затягиваются страшные раны. А еще была видна странная, буквально переполненная злобой на все живое и неживое, искалеченная и перекрученная каким-то странным магическим воздействием аура этого создания. Аура, ясно и однозначно показывающая, что ни к оборотням, ни к бегги, ни вообще к каким бы то ни было разумным или неразумным созданиям Феерии эта тварь не имеет никакого отношения. А значит, ей совершенно все равно, кого убивать. Простого человека, солдата, барда или даже кого-нибудь из фейри, которые оказались бы в пределах досягаемости ее клыков.

Точнее, нет. Далеко не все равно. Похоже, крик Артура привлек внимание не только его спутников. Тварь повела головой, ее глаза открылись, и два кровавых бельма уставились точно на барда. Затем она вскочила и, не дожидаясь полного восстановления, прихрамывая, вихляющим полушагом-полубегом рванула к стоящим чуть в стороне от солдат Артуру с Пилипенко.

Длинными очередями затрещали автоматы, тут же возникшие в руках сопровождающих. Несколько мгновений тварь продолжала бежать к барду, не обращая внимания на терзающие тело пули, но потом ноги ее подкосились. В многочисленных ранах, возникших на невероятно худом теле, мелькнули белесые осколки перебитых костей, и она упала, ткнувшись оскаленной мордой в неглубокую лужу, оставшуюся на разбитой машинами проселочной дороге.

На лицах солдат мелькнули довольные улыбки. Похоже, что, даже пострадавшая, тварь обладала каким-то странным гипнотическим влиянием, потому что опытные и умелые бойцы (что показала точность их выстрелов), окончив стрельбу, все так же стояли, с интересом рассматривая упавшее на дорогу тело и не предпринимая никаких действий.

— Какого …?!!.. на … в душу! Эта … сейчас восстановится! В машину. Живо! — раненым медведем взревел Артур, вкладывая в свои слова немного Силы. На мгновение голова словно взорвалась от охватившей ее боли — мат в сочетании с добавленной в него бардом Силой оказался чересчур уж опасным средством. Опасным, но эффективным.

Замершие столбом люди забегали, навевая какие-то странные ассоциации относительно тараканов и тапок. Впрочем, бежали они недалеко. Всего лишь до машины. Двигатель взревел и, выплюнув клуб черного дыма из выхлопной трубы, рванул вперед.

Облегченно вздохнув и, видимо, только сейчас окончательно сбросив остатки навеянного тварью гипноза, солдаты защелкали оружием, перезаряжая автоматы. На мгновение показалось, что все кончено… Но тут взглянувший в зеркало заднего вида водитель побледнел.

— Она бежит за нами! — коротко выдохнул он, добавляя газу.

— Разумеется, — устало отозвался Артур, откинувшись на спинку сиденья и прижимая ко лбу странного вида деревянный браслет с непонятно как держащимся в нем большим, мягко переливающимся всеми цветами радуги камнем. — Мы причинили ему сильную боль. Так что теперь он хоть сотню лет по нашим следам бежать будет, до тех пор пока не растерзает.

При этих словах Пилипенко кинул быстрый, острый взгляд на барда. За время своей карьеры агента он научился весьма точно определять моменты, когда бард… нет, конечно же не врал, ложь была для них запретна в принципе, но скажем так — недоговаривал. И сейчас всем своим нюхом он ощущал подобную недоговоренность, причем весьма солидных размеров.

Впрочем, Артур этот взгляд полностью проигнорировал, продолжая свою речь:

— Надеюсь, никто из здесь присутствующих не намеревается больше ехать в город? Думаю, что их «оборотня» мы уже обнаружили… И в населенном пункте эта тварь, которая теперь от нас не отвяжется, совершенно нежелательна.

— Ха! Так, говоришь, она сейчас за нами, словно бобик на веревочке, бегать будет? — довольно поинтересовался один из сопровождающих, приданных ему в части. Высокий, русоволосый крепыш радостно улыбнулся, демонстративно огладил свой АКМ и повернулся к водиле:

— Жека, ты давай на следующей своротке назад, на часть поворачивай. По новой дороге крутанемся. Только скорость не подбавляй, чтоб попутчик не отстал. Я сейчас с частью свяжусь. Встретим дорогого гостя как подобает, из всех стволов! А остатки яйцеголовым отправим — точно в этом месяце премия выгорит!

Все довольно заухмылялись. Все, что так или иначе имело отношение к Феерии, ценилось очень и очень высоко, и за останки твари солдаты и офицеры изничтожившей ее части действительно вполне могли рассчитывать как минимум на немалую премию, а то и на повышение по службе.

— Не выйдет, — вздохнул Артур и замер, напряженно раздумывая над сложившейся ситуацией.

— Почему не выйдет? — изумленно переспросил крепыш. — Если мы ее в три автомата тормознули, то одна очередь из КПВТ и вовсе в мясную кашу тварь превратит. Выстрелил, соскреб ложечкой останки в банку да яйцеголовым и отправил. А после — премия! Ну а если КПВТ мало покажется, то из граника приласкаем, а то и вовсе — «шмелем» пригладить можно…

— Да хоть ядерной бомбой! Эта тварь, хоть ты ее по молекулам разнеси, все равно восстановится. Причем с каждым разом от уже использованного на ней оружия все меньше и меньше толку будет… Такие, как она, всегда и ко всему быстро приспосабливаются, — все так же задумчиво ответил Артур.

— А если ее на части — и того… По разным местам, банкам, сейфам?

— Получим много вначале маленьких, но все жрущих и быстро растущих тварюшек, которые, вырвавшись — а вырвутся они обязательно, в крайнем случае прямо через стенки просочатся, — рванут друг к другу, пожирая все на своем пути, и не успокоятся, пока снова не объединятся.

— Тьфу, гадость! — зло сплюнул в приоткрытое окошко крепыш, настороженно поглядывая назад, где неутомимо, не очень быстро, но не отставая, бежала тварь. — Что это за пакость-то хоть такая, товарищ бард? — с легким испугом и куда большим разочарованием от накрывшегося медным тазом шанса на премию печально спросил он, поддергивая ремень своего автомата. — И как вы с этими фейскими сволочами постоянно дело имеете, когда там такие вот твари водятся? Ни пристрелить, ни зарезать, ни сжечь… тьфу, ну и гадость же эти фейри!

— Это не фейри, — коротко ответил Артур. Обернувшись, он внимательно посмотрел на дорогу и преследующую их тварь, оглядел окрестности и своих спутников, после чего, похоже, пришел к какому-то не очень его устраивающему, но, видимо, единственно возможному решению.

— Где сид находится, знаешь? — спросил он водителя.

Тот молча кивнул, не отрывая глаз от мелькающего перед ним участка дороги.

— Гони как можно ближе к нему. Чем ближе подъедешь, тем выше будут наши шансы.

Водитель все так же молча кивнул. Состояние дороги сильно ухудшилось, и движение на столь высокой скорости требовало от него всей возможной внимательности.

Артур прикрыл глаза, сосредотачиваясь. Выплеснувшийся в кровь адреналин временно подавил «проклятие бардов», позволив ему нормально общаться, отдавая короткие, четкие, ясные и понятные указания оказавшимся с ним в этой заварушке людям, однако, похоже, действие его заканчивалось, и проклятие вновь пыталось запустить свои цепкие когти в его душу. Это было недопустимо — качественное и быстрое взаимодействие с находящимися на его ответственности людьми крайне необходимо для того, чтобы выйти из сложившейся ситуации без потерь. Допустить гибель кого-либо из своих спутников бард считал попросту неприемлемым. А значит, требовалось любой ценой сохранять возможности нормального общения.

— А кто же это тогда, если не фейри? — между тем, дождавшись окончания его беседы с водителем, спросил крепыш.

— Человек, — коротко ответил Артур.

— Человек? — изумленно повторил крепыш.

Его приятель, выглядящий почти полной копией своего напарника, только с черными как смоль волосами и пару раз перебитым в каких-то неведомых драках носом, недоверчиво хмыкнул, явно разделяя недоумение. Со стороны водителя и Сергея Пилипенко также раздались недоверчивые возгласы.

— Как вас зовут? — вместо ответа поинтересовался бард, обведя быстрым взглядом своих собеседников.

— Старший сержант Гаврилов, — немедленно отреагировал светловолосый крепыш.

— Сержант Витрив, — откликнулся шофер.

— Рядовой Онохин, — последним отозвался боец с перебитым носом.

— А по именам? — Артур как-то печально и в то же время беззащитно улыбнулся.

Пилипенко ошарашенно замер, недоверчиво поглядывая в сторону барда.

— Меня зовут Артур. Рад знакомству, — нарушил повисшую в машине тишину бард.

— Но вы же никогда по именам не знакомитесь? — изумленно выдохнул крепыш Гаврилов. — Нас даже специально на инструктаже предупреждали, чтоб только и исключительно по фамилии…

— Обстоятельства бывают разные, — загадочно отозвался Артур. Машина тем временем внезапно съехала с пусть разбитой, но все же дороги и понеслась напрямик по скошенному полю, лишь немного скинув скорость. Коротко взглянув вначале в боковое окно, а затем в зеркало заднего вида, бард покачал головой и с требовательным видом обратился к своим собеседникам: — Ну же?

— Сергей, — первым откликнулся водитель.

— Олег, — отозвался крепыш.

— Паша, — вновь последним среагировал брюнет.

— Хорошо, — кивнул Артур. Впереди уже виднелась небольшая возвышенность, на которой и находился вход в Феерию. Меж тем поле, по которому они ехали, становилось все более и более кочковатым, вынуждая сбавлять скорость движения и настороженно посматривать в сторону нагоняющей их твари. — Что же до вашего вопроса, то ответ на него прост, — как ни в чем не бывало, со спокойным видом продолжил бард. — Это и впрямь не фейри. — Он махнул рукой назад, показывая, кого имеет в виду. — Это человек, которого каким-то неведомым мне способом угораздило в короткий промежуток времени получить на себя целых два проклятия — от светлых и темных фейри соответственно. — Он вновь взглянул назад, оценивая сократившееся расстояние, затем вперед, явно прикидывая путь до сида, после чего решительным голосом скомандовал: — Сейчас около вон того распадка притормози ненадолго. Как я выйду — гони в сторону. Куда угодно, только побыстрее. На вас тварь броситься не должна, я ее займу, но все же близко к ней или сиду лучше не подъезжай. Понял? — Он требовательно посмотрел на водителя.

— А как же вы? — изумленно посмотрел тот на барда.

— Я разберусь. Не волнуйся. В конце концов, это же моя работа. — Артур невесело усмехнулся и перехватил поудобней гитару, готовясь выпрыгнуть из машины, как только это станет возможным.

— Но… — начал было Олег.

— Никаких «но». Это приказ, — коротко ответил Артур. — Стой! — скомандовал он, когда они приблизились к намеченному им месту, и, едва лишь УАЗ остановился, выпрыгнул наружу, сжимая в руке гитару, словно какое-то оружие. — Теперь — гони! — стоило его ногам ощутить землю, вновь распорядился бард и захлопнул за собой дверцу, давая отмашку куда-то налево, где расстилались бескрайние поля.

Взревев двигателем, машина немедленно унеслась прочь, оставив его один на один с приближающимся зверем.

— Я тут! — Чистый и тревожный звук струны с вложенной в него Силой рассек воздух поляны. Вызов на бой и одновременно призыв на помощь.

Тварь громко зарычала, принимая вызов, и еще ускорилась, стремясь как можно скорее добраться до барда. А вот ожидаемой поддержки не было. Воздух над холмом не пошел радужными волнами, и прекрасные эльфийские воители не бросились на помощь к попавшему в беду барду. Белооперенные стрелы не рассекли воздух, острейшие клинки не взметнулись в салюте — помощь не пришла.

— Гм. Странно. Они там что, спят, что ли? — недоуменно пробормотал Артур, нервно глядя на несущуюся к нему во весь опор тварь. — Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. — Еще раз оценив все сокращающееся расстояние между ним и неуязвимым для человеческого оружия созданием, бард решил, что дальнейшее ожидание помощи может весьма негативно отразиться на его здоровье. — Раз эльфы молчат, придется использовать другие методы. Сто первый прием карате, думаю, вполне подходит. — С этими словами он быстро забросил гитару за спину и бросился бежать по направлению к сиду.

Бег от зверя. Любой, кто хоть немного разбирается в психологии хищников, скажет, что это глупость не меньшая, чем бег от снайпера. Зверь быстрее. Особенно такой зверь, что способен в течение длительного времени преследовать едущую с немалой скоростью машину. Но… Весь вопрос в том, кто убегает.

Сила. Она имеет разные способы применения. Ее можно вкладывать в звук, крик или песню, придавая им совершенно невероятные свойства. Звук, в который вложили Силу, может стать оружием — отгоняющим, отбрасывающим, парализующим, а то и вовсе разрывающим на месте врага, на которого он направлен. Крик — призывом о помощи, слышным тому, кому он отправлен, за сотни километров и даже границы миров. Стихотворение или песня, в которую вложена Сила, становятся заклинанием, пробуждающим могучие стихии. Сила может разрывать, сжигать, испепелять… Или лечить, восстанавливать и созидать — в зависимости от того, в какую песню и с какой целью она вложена.

Ну и разумеется, от, собственно, количества самой Силы, которую заклинатель может в нее вложить. Артур нередко проводил аналогии между той Силой, что пользовался он, и некой загадочной «маной», доступной магам из прочитанных им книг в жанре фэнтези, множество которых было написано во времена до первого контакта с Феерией.

После контакта данный жанр, правда, резко пошел на спад — слишком уж отличались реальные фейри от выдумок писавших такие книги авторов, и слишком уж болезненными для человечества, понесшего большие потери в Смутные годы, были упоминания различных нелюдей вообще и магии в частности.

Схожесть была. Но были и отличия. Одним из таких отличий была многофункциональность Силы. «Ману» можно было тратить только на заклинания, ну и еще на создание различных волшебных предметов. Сила могла использоваться как угодно, по желанию того, кто ею распоряжался. Разумеется, этот фактор выдвинул все научные исследования, связанные с Силой, на первое место по важности и финансированию во всех уцелевших после Смутных лет странах.

Вот только была одна маленькая проблема. Единственные из представителей человеческого рода, достоверно владеющие Силой, — барды обладали слишком маленьким ее запасом, которого совершенно не хватало для сотворения каких-либо более-менее «масштабных» чудес.

А фейри, даже самые слабые из которых обладали запасами Силы, тысячекратно превосходящими возможности самых могучих бардов, тратить ее на помощь человечеству или участие в экспериментах вовсе не горели желанием. Принудить же их, из-за этих самых запасов Силы, не представлялось ровным счетом никакой возможности.

Да и у бардов было слишком много дел, связанных с защитой людей, и слишком мало времени и желания для помощи фундаментальной науке. Так что пока все исследования, монографии и докторские диссертации, связанные с изучением этого загадочного явления, оставались большей частью чисто теоретическими.

Впрочем, в тот момент Артуру было не до теоретических изысканий. В очередной раз преисполняясь невыразимой грустью по поводу ничтожно малого количества доступной ему Силы, Артур не стал даже и пытаться парализовать бегущую на него тварь, опутать ее материализованными из воздуха сетями, погрузить под землю или остановить какими-либо иными подобными методами. Он просто направил всю имеющуюся у него Силу в мускулы ног, после чего рванул к видневшемуся невдалеке сиду со скоростью хорошего спортивного автомобиля.

На бегу он громко кричал, призывая на помощь кого-нибудь из стражей сида. Оно, конечно, выглядит не совсем красиво, драпать от монстра с криками «На помощь!» — это не то что героически сразить его в жарком бою…

«Однако это куда эффективней. И безопасней. И надежней. И вообще, я — бард, и мне нельзя драться и убивать. Да. Вот именно. А то бы я эту скотину — ух! На части бы порвал. Или вообще на Солнце бы закинул! Или сжег. Или взорвал… Но нельзя. Какое счастье, что я бард, а не воин. А то бы и впрямь сражаться пришлось на полном серьезе! Хотя бы ради самоуважение. А так — драпаю себе, и ничуть не стыдно! Все равно воевать нельзя». — Артур поднажал еще. Горячее и смрадное дыхание чувствовалось уже практически за спиной.

Внезапно сзади послышался громкий треск и болезненный вой. Чуть притормозив, Артур обернулся. Во время стремительного бега лапа его преследователя, видимо, угодила в чью-то нору. Споткнувшись, тварь кубарем прокатилась по земле, раздробив свой череп о небольшой скалистый выступ — единственный из имевшихся на склоне невысокого, поросшего густой и низкой травой холма. Потом скатилась вниз, свалившись в яму, оставшуюся то ли от каких-то раскопок, то ли от сгнившей землянки и напоминавшую маленький, оплывший от старости окоп. На дне ямы валялся какой-то острый металлический мусор, сейчас пробивший преследователя насквозь.

Ржавые острия, пронзившие худое тело, загнулись от бешеных рывков твари и удерживали ее, препятствуя отчаянным попыткам вырваться и продолжить погоню.

Все это Артур оценил одним коротким и внимательным взглядом, после чего, плюнув на все последствия, подбавил еще больше Силы в мускулы ног. Да, завтра он и передвигаться-то будет с трудом, хорошо, если бешеный бег всего лишь надорвет мышцы и не повредит связок, — но это будет завтра. До завтра надо еще дожить. А сегодня, сейчас, эта тварь смогла подобраться к нему настолько близко, что сработал Щит Судьбы, последняя из последних линий его защиты… И насколько еще хватит вложенных в это заклятие сил, от скольких атак он сможет его прикрывать, Артур не знал.

Он вообще не предполагал, что когда-либо в его жизни, жизни барда, обреченного всегда полагаться на чужие силы и не имеющего ни права, ни возможности защищать себя самостоятельно, ему может потребоваться магическая защита. Щит Судьбы воспринимался им как забавная безделица, оригинальный подарок, на память о приятном вечере и интересной ночи…

Признаться, Артур и не предполагал, что какое-то заклинание, наложенное на него улыбчивой и ласковой девушкой с невозможно синими глазами, может быть настолько могущественным. Споткнувшийся на ровном месте «крестоносец», пытавшийся его ударить. Куда-то пропавшие ключи от машины, что вынудило его обратиться в техслужбу, которая и обнаружила серьезные повреждения тормозной системы. Еще пара сомнительных случаев, когда удачное стечение обстоятельств помогало ему избежать более или менее серьезных неприятностей. Он был твердо уверен, что это — максимум возможностей подаренной ему странной защиты. Однако только что случившийся с преследовавшим его монстром казус показывал, что он сильно недооценивал подарок синеглазой фейри.

Вот только испытывать его надежность дольше самого необходимого у Артура не было ровным счетом никакого желания. И потому, не жалея ни Силы, ни собственных ног, он с максимальной скоростью припустил к сиду.

Артур успел. Торжествующий рык твари раздался в тот самый момент, когда он уже находился на верхушке холма и небо над ним покрылось радужными разводами, сигнализируя об активации прохода.

Феерия. Сколько бы раз Артур ни посещал этот странный и загадочный мир, столько раз он оставался в полном недоумении относительно его природы. Она была прекрасна. Прекрасна и непостоянна, словно хорошенькая женщина, стремящаяся показаться заинтересовавшему ее мужчине в как можно большем разнообразии своих нарядов.

Вот и сейчас. На этот раз Феерия встретила барда сияющим солнцем, невероятно глубоким и голубым небом с редкими облаками, ярко-изумрудной, словно и впрямь выточенной из драгоценного камня травой под ногами и виднеющимся совсем рядом красивым и величественным лесом. Яркие, чистые краски, которые практически невозможно встретить на Земле. Подобное бывает только в детстве, когда ты, полный счастья, несешься не чуя ног по лестнице подъезда, ведь там, на улице, тебя ждет радостное солнце, верные друзья, теплый, ласковый ветерок, мягкая зеленая трава, интересный, добрый и такой загадочный Мир!

С возрастом мир тускнеет… Солнце светит для тебя не столь ярко, трава — не столь мягка и зелена, друзья — не столь надежны и интересны… Но все это не касается Феерии! Ласково-веселое солнышко, безудержная глубина небес, мягкость трав и величие деревьев — все то, что имелось в детстве у каждого ребенка и потом было безжалостно отнято проходящими годами, — все это можно было вернуть, пройдя через радужные всполохи сида. Вот только вся эта красота принадлежала уже не Земле. Она принадлежала Феерии. Столь же смертоносной, сколь и прекрасной. Но это останавливало не всех. Далеко не всех.

Те, кому доводилось хоть раз, хоть ненадолго заглянуть в этот волшебный и странный мир, рвались туда снова. Рвались вновь и вновь, стремясь словно мотыльки на пламя, забывая о том, что если Феерия и сказка, то сказка отнюдь не самая добрая. И смерть в волшебной стране приходит к неприспособленным для волшебства людям с куда большей скоростью, чем на нашей тусклой и неинтересной по сравнению со сказочным миром Земле.

А рассказы «сталкеров» и «искателей», как называли себя люди, иногда, невзирая на многочисленные предупреждения, проходившие через известные сиды в Феерию, побуждали все новых и новых романтиков, искателей богатства и приключений, авантюристов всех мастей стремиться в этот волшебный мир. Стремиться — и устилать его своими костями. Ибо, несмотря на всю свою красоту, Феерия была очень и очень опасным местом, многие природные законы которого сильно отличались от привычных людям. Да и местные жители были отнюдь не рады большинству подобных визитеров, обычно не затрудняя себя выяснением личности замеченных «сталкеров» и их депортацией на родину, а просто испепеляя-заколдовывая-зомбируя или иным способом устраняя незваных гостей, в меру своих сил, способностей и фантазии.

Правда, все это никоим образом не касалось бардов. Желанные гости, которых, казалось, оберегала сама природа этого странного мира, они могли спокойно ходить по самым смертоносным и опасным ловушкам. Дикие звери, неразумные магические создания и духи местности были для бардов абсолютно безопасны, воспринимая их скорее не как добычу или угрозу, а как детенышей, нуждающихся в защите и опеке. И это при том, что далеко не все даже из весьма могущественных фейри могли безопасно перемещаться по диким местам этого мира.

Феерия заботилась о бардах. Заботилась как могла. И одним из проявлений этой странной заботы, заботы целого мира о своих званых гостях было то, что многие ограничения, стальными тисками сковывающие бардов на Земле, здесь слабели. Существенно слабели. И многое запретное на Земле здесь становилось для них доступным.

Проблемы при общении исчезали полностью. Объем доступной для манипулирования Силы значительно возрастал. Запрет на причинение боли и агрессию также значительно ослабевал. Правда, запрет на убийство оставался, однако Артур имел некоторые основания предполагать, что при нужде и желании его тоже можно было если и не преодолеть полностью, то хотя бы обойти.

Впрочем, проверять свои возможности на таком серьезном и опасном противнике, как проклятый оборотень, Артур вовсе не собирался. Так что едва стихла радужная круговерть перехода, как лазурные небеса Феерии огласил громкий крик: «На помощь!» В свой крик помимо Силы, позволившей сделать его слышимым на весьма и весьма дальнем расстоянии, Артур вложил и немного Чистоты, однозначно указывающей на то, что в помощи нуждается бард.

Обычно в таких случаях вооруженный до зубов отряд фейри, под контролем которых находился данный сид, прибывал в течение весьма короткого времени.

Обычно… Но не на этот раз! А радужное пламя над верхушкой сида вновь разгоралось, предупреждая о том, что его преследователь вот-вот окажется в этой реальности. Причем расстояние до него будет значительно меньше того, которое требуется для сохранения здоровья и целостности собственной, нежно любимой шкуры.

Артур вздохнул, непонимающе покрутил головой, высматривая отряд спасателей, и, не обнаружив искомого, отошел чуть в сторону, перебрасывая гитару на грудь. Похоже, спасение утопающих в очередной раз должно было производиться исключительно собственными силами.

К счастью, это была не Земля, где скованный многочисленными ограничениями бард был практически полностью беззащитен. В Феерии возможности его расширялись. Теоретически он даже мог бы попробовать снять одно или даже оба проклятия с несчастного — вот только с вероятностью почти девяносто процентов такое запредельное усилие стоило бы ему жизни. Количество Силы, доступной барду, даже в Феерии было сильно ограничено и не шло ни в какое сравнение с силами наложивших проклятия фейри. А свою жизнь Артур ценил все же несколько выше, чем жизнь совершенно неизвестного ему человека, который к тому же неизвестно каким образом ухитрился здорово разозлить двух могущественных фейри из вечно враждующих кланов.

Но этого и не требовалось. Здесь, в Феерии, его обычный рабочий инструмент — музыка и песни — благодаря ослаблению лежащих на бардах запретов мог стать и оружием. Весьма и весьма опасным оружием!

Легко прикоснувшись к струнам, Артур на мгновение замер, пытаясь припомнить подходящую песню. Выбор и впрямь был сложен. Во-первых, песня должна была обладать достаточной собственной энергетикой, чтобы в сочетании с вложенной в нее бардом Силой надежно остановить противника. Причем крайне желательно именно остановить, усыпить, парализовать или зафиксировать, а не убить. Артур прекрасно помнил, что творилось с ним в юности, когда он, еще не зная о своих способностях барда, терзаемый болью и гневом за гибель своих родителей, совершил убийство нескольких грабителей, и очень не хотел повторения. А ведь тогда его дар только начинал разворачиваться и воздействие оказалось сильно ослабленным. Что с ним будет, соверши он убийство сейчас, пусть даже и в Феерии, Артур боялся даже представить. Уж лучше и впрямь попытаться снять с оборотня проклятие.

Именно это и представляло собой вторую проблему. Энергетика песни должна была быть достаточной для того, чтобы обезвредить противника, но не убить его и не повредить сам окружающий его мир, очень чувствительный к подобным воздействиям. То, что творилось в Феерии после исполнения достаточно «сильной», наполненной эмоциями песни, было… страшным. Собственно, знал он об этом лишь в теории, но вовсе не стремился переводить свои знания в практическую область.

Для четкого представления «чего нельзя делать в Феерии ни в коем случае» ему вполне хватило посещения одного небольшого и когда-то прекрасного уголка этого мира, в котором один глупый, но сильный бард как-то исполнил «Вставай, страна огромная». Бард погиб первым — и это было для него великим благом. Феерия вообще милостива к бардам. Но вот все остальные участники идиотской певческой дуэли, а также просто жители той территории, где она происходила, да и сама местность…

Вечная, бесконечная война, отныне бушующая на том участке Феерии, где когда-то располагался сид альвов… Война призраков с призраками, на которой гремят вполне реальные взрывы и летят вполне настоящие пули. Альвы ушли оттуда. Впрочем, как и все остальные фейри. Ярость бушующей там схватки захватывала всех, кто оказывался на охваченной огнем территории. Любой оказавшийся там немедленно присоединялся к одной из сторон и бросался в бой. Гибельный, безумный бой с неуязвимыми призраками… Вступали, погибали и становились такими же, как они, все увеличивая и увеличивая призрачное войско.

Противостоять этой ярости могли лишь скованные своими запретами барды. И то — недолго, очень недолго. Совершенно недостаточное время для того, чтобы хоть как-то успокоить или упокоить души сражающихся. Странное зрелище представало перед заглянувшими туда. Дроу — предводитель партизанского отряда. Альв — танкист. Орки в мундирах СС. Оборотни с погонами военной полиции. Казалось, сама реальность сходит с ума, лишая разума всех, кто задерживается в этом месте.

Так что к выбору песни, что должна была стать его оружием, Артур подходил с большой осторожностью.

К сожалению, времени на размышления практически не было. Метель радужных вспышек над сидом почти успокоилась, сквозь нее все четче и четче просматривался силуэт огромного, невероятно худого волка, практически завершившего свой переход, и необходимо было действовать. Еще пара мгновений — и тварь атакует… А тогда уже промедлившему барду не помогут никакие песни. На то, чтобы петь, нужно время. А оборотню для полной и окончательной победы достаточно нанести всего один удар.

Вздохнув, Артур решительно ударил по струнам своей гитары. Мелькнувшая у него мысль требовала осуществления. Песня, пришедшая на ум, просилась на свободу.

Когда ты не можешь справиться с бедой сам — следует звать на помощь. Если на помощь не приходят — следует звать того, кто придет всегда. Даже если его и нет. На то и Феерия, чтобы здесь случалось невозможное! А если он проиграет, если невозможное не случится, что ж… Смерть в Феерии — не худшая участь для барда. Далеко не худшая и вполне обычная. Чаще всего барды погибали именно здесь. Ушел в Феерию, говорили о них. И это было правдой. Впрочем, неважно. Ради такой возможности в конце концов стоило и рискнуть.

Легкая, веселая мелодия. Простенькая детская песня, пришедшая на ум в минуту смертельной опасности. Простая… Но сколь многозначная!

Оборотень уже почти прорвался сквозь призрачную границу миров, когда зазвучали первые слова.

Артур пел, прикрыв глаза. Он — не воин и не обязан смотреть в лицо подступающей смерти. В этот момент он и сам не понимал, что, какая сила заставила его выбрать именно эту песню. Ведь были, были варианты. Вагнеровская «Гибель богов» — могла закружить нападающего в безумном вихре смерти и распада. «Черный марш» — своей безудержной злобной энергией легко мог сокрушить и уничтожить целое войско противников, а не то что одного захудалого проклятого оборотня. Сейчас, когда выбор был сделан, различные варианты сокрушающих, разрушающих и уничтожающих противника песен так и вертелись у него на уме. Но… коней на переправе не меняют. И он пел веселую детскую песенку, пел, вкладывая в нее всю доступную ему Силу и Чистоту, — в надежде на Чудо. На то, что друг — друг, которого у него нет и никогда не было, — действительно появится и спасет.

«В полдень или в полночь друг придет на помощь…» Он пел. Прошла уже почти минута, переход твари давно должен был завершиться, а смерть все не приходила. Громкий лай и злобное рычание раздавались неподалеку, перемежаясь отчаянными взвизгами, но удара — того короткого и смертоносного удара, которого он ожидал, все не было.

Артур открыл глаза и понял, что он был неправ. Нет друга? Как он только мог забыть! Друг был. Настоящий. Именно такой, о котором пелось в песне. И именно он сейчас, оскалив длинные желтоватые клыки, закрывал барда своим телом, сцепившись с оборотнем в беспощадной схватке.

Когда он погиб, Артуру было всего четыре года, но он узнал его с первого взгляда. Крупная голова с умными и добрыми глазами. Крепкое, сильное тело, твердо держащееся на мощных лапах. Серая шерсть с подпалинами на боках. Туман. Пес, принадлежавший деду Артура и живший во дворе их деревенского дома. Самый верный и преданный друг, товарищ по играм, защитник и покровитель.

Они именно дружили, и дружбе этой совершенно не мешало то, что один из них был человеческим ребенком четырех лет от роду, а другой — опытным и взрослым девятилетним охотником и славным дворовым бойцом из породы сибирских лаек.

Приезжая к деду в гости, Артур старательно утаивал самые вкусные части обеда, чтобы угостить своего друга. Тот в свою очередь приносил ему то слегка придушенного куренка, украденного у кого-то из соседей, то печально обвисшую в пасти кошку с обреченным взглядом, а то и здоровенную лису с перекушенным хребтом, пойманную где-то за околицей.

Туман пускал его в свою будку и согревал своим телом, когда зимой, набегавшись по двору и замерзнув, но не желая возвращаться в скучную и душную избу, Артур прибегал к нему отогреться. Он защищал его от деревенских мальчишек, как-то раз решивших побить «городского недотепу», случайно, по малолетству повредившего возведенную на пустыре рядом с домом снежную крепость.

Не раз бывало, что стоило только отцу или деду начать ругать чем-то провинившегося Артура, как тут же прибегал Туман и, усиленно виляя хвостом и подлизываясь к грозному обвинителю, задней частью своего тела осторожно отталкивал Артура в сторону, словно намекая — беги быстрей, пока я отвлекаю!

Когда Туман погиб, встретившись на охоте с разъяренным кабаном, Артура в деревне не было. Печальное происшествие пытались скрыть от ребенка, когда он приехал. «Детский ум гибок, он, наверное, уже забыл собаку», — рассуждали взрослые… И ошибались.

В конце концов рассказать все же пришлось. Слишком долго и упорно разыскивал его Артур, бегая по деревне и заглядывая во все дворы, пытаясь отыскать товарища, которого наверняка украли — ведь добровольно он никогда бы не покинул его. Тумана надо было найти! Найти и спасти — и все будет в порядке. И Артур искал. Искал своего друга, искал отчаянно и безнадежно, не отвлекаясь ни на сон, ни на еду, ни на отдых. Искал до тех пор, пока родители, потеряв всякое терпение, не рассказали ему правды.

Он не поверил и тогда. И лишь увидев могилу пса, он понял и осознал, что Тумана больше нет и искать бесполезно. Проплакав почти всю ночь, наутро маленький Артур все же забылся беспокойным сном.

И вот сейчас друг вернулся. Вернулся, чтобы помочь и спасти. И с этой задачей он, как и двадцать лет назад, справлялся превосходно. Тогда, и Артур отлично это помнил, холка крупной и сильной собаки находилась как раз на уровне его подбородка. Сейчас эта пропорция сохранилась. Сотканное из клубов бледного, седого тумана тело пса по размерам даже немного превосходило размеры средней лошади. Яростно атакующий оборотень напрасно пытался вцепиться в седую шерсть защитника барда — его мощные челюсти раз за разом хватали лишь дымные клубы, из которого и состояло тело призванного защитника. Укусы же Тумана были стремительны и точны, и раны от его клыков не зарастали, как это происходило с ранениями, нанесенными оборотню земным оружием.

Впрочем, несмотря на помощь могущественного и неуязвимого защитника, Артур по-прежнему оставался в опасности. Невзирая на многочисленные ранения, оборотень упорно рвался в его сторону, явно воспринимая яростно атакующего его Тумана как всего лишь одну из помех на пути к уничтожению Артура.

Вот навалившийся на тварь всем своим немалым весом пес прижал ее к земле, вцепившись длинными и острыми зубами в холку оборотня, заставляя сдаться, осознать свое поражение и отступить от избранной им добычи. Тот жалобно заскулил, словно признавая превосходство туманного воина, и перевернулся на спину, подставляя брюхо в извечном собачьем жесте признания победителя. На мгновение Артур подумал было, что бой окончен, — и вздохнул с облегчением. Но это была лишь ловушка.

Мощным ударом задних лап — не волчьим и не собачьим, а каким-то заячьим приемом — оборотень отшвырнул в сторону слегка расслабившегося Тумана и в длинном прыжке кинулся к опешившему от столь резкой перемены ситуации Артуру.

На миг тому показалось, что это конец. Ни Силы, ни Чистоты у барда уже не оставалось — все они без остатка были вложены в песню, что призвала к нему его защитника. А обычный безоружный человек для разъяренного оборотня — не противник. Он не успел бы даже пошевелиться, а не то что бежать или хоть как-нибудь избежать удара.

Он — не успел. Успел Туман. Сгусток тумана просто исчез на том месте, где он находился, отброшенный ударом оборотня, — исчез, чтобы в тот же миг появиться на траектории его прыжка. И в этот раз пес уже не церемонился, пытаясь взять атакующую тварь живьем.

Мощный удар крупом — и монстр кубарем летит в сторону, сминая траву и ломая молодые деревья. Короткий блеск клыков — и черная струя крови из разорванного горла твари, шипя и пенясь, пачкает изумрудно-зеленую траву Феерии. Новый удар — и перекушенная левая лапа падает наземь.

Затем Туман наваливается всем телом, могучие челюсти сжимаются на шее отвратительной пародии на волка, слышен задушенный хрип, треск позвоночника — и оборотень обмякает, повиснув в пасти призрачного пса. Глаза его тускнеют, а рвущийся из разорванного горла ручеек крови все слабнет и слабнет. Лапы твари еще подергиваются, но видно, что это уже конвульсии.

А гордый Туман, еще пару раз мотнув своим трофеем из стороны в сторону, чтобы удостовериться, что тварь больше не оживет, торжествующей походкой подходит к неподвижному Артуру и кладет тушу оборотня к его ногам. Совсем как тогда, много-много лет назад, гордый своей добычей пес положил к ногам своего маленького друга знатный подарок — яркую и красивую пушистую лису, с точно так же перекушенным позвоночником.

— Туман… — Артур без сомнений и колебаний обнял измазанную в черной крови проклятого шею своего лучшего друга, зарылся пальцами в седую шерсть… Казалось — без малого двадцать лет разлуки исчезли, как не бывало, и четырехлетний ребенок вновь обнимает свою потерянную и наконец-то найденную собаку. А может, они и впрямь исчезли? В Феерии бывает и не такое…

Огромный пес только слегка боднул головой плечо своего приятеля, лизнул его в щеку, совсем как тогда, в детстве, словно говоря: «Не печалься, я с тобой, человеческий детеныш. Все будет хорошо». А потом седая, жесткая шерсть под руками барда вдруг утратила свою материальность, расплываясь в прозрачном воздухе клочьями легкого тумана, тут же подхваченного и развеянного налетевшим теплым и ласковым ветром.

Артур замер, изо всех сил сдерживая слезы. Горечь утраты, повторной утраты, острой бритвой полоснула по сердцу барда. Обрести друга — и тут же потерять его вновь. Это больно… Очень, невероятно больно. Но не к лицу мужчине, пусть даже барду, а не воину, реветь… Ведь ему уже не четыре года!

Он так и стоял, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами, когда невысокие кусты на опушке ближайшего леска абсолютно бесшумно раздвинулись в стороны, выпуская на поле боевую звезду Туата де Данаан в полном вооружении.

— Что здесь происходит? — строго спросил командир, приподнимая забрало, под которым виднелось красивое и строгое девичье лицо, обрамленное короткими черными волосами. — Мы слышали призыв барда о помощи!

«Дини Ши, — автоматически отметил для себя Артур. — Надо же, целого рыцаря Охотников отправили… Впрочем, какая разница…» — Острая тоска, захватившая его сердце, разрасталась, поглощая все стремления и желания молодого барда.

— Уже ничего… — безучастно ответил он, опуская взгляд на лежащее у его ног тело. Изломанное и разорванное, с откушенной по плечо левой рукой, оно тем не менее явственно принадлежало не преследовавшему его чудовищу, а человеку. Немолодой и слегка полноватой женщине лет пятидесяти, чье лицо показалось Артуру почему-то немного знакомым. Как будто раньше он ее уже видел… Впрочем, какое это сейчас имеет значение?..

Боль, вполне реальная, физическая боль, сопровождающаяся острым приступом отчаяния, безнадежности и безразличия ко всему окружающему, накатила вновь. Накатила, захлестывая барда с головой, погружая его в беспросветную пучину горя и отвращения к самому себе. Когда же она отхлынула, позволяя ему хоть немного передохнуть и восстановить трезвое мышление, он лежал на траве, а вокруг него суетились обеспокоенные и не знающие, чем ему помочь эльфы.

В первую очередь Артур попытался разобраться, что же с ним происходит. Горе от потери друга, сколь бы оно ни было сильным, просто не могло вызвать подобное. Впрочем, симптомы были знакомы… Хорошо знакомы. Те же самые ощущения, только на порядок более слабые, ему уже доводилось испытывать. Это было вскоре после того, как он осознал себя бардом. Осознал, совершив убийство!

«Но… — Он перевел взгляд на лежащее рядом с ним тело, которое никто даже не подумал оттащить в сторонку. — Ее же убил не я, а Туман… Хотя… какая разница, — ощущая, как в его душе поднимается новая волна, еще больше и страшней предыдущей, подумал он. — Тумана призвал я, и защищал он меня. А значит, я и отвечаю за все его действия. Пусть будет как будет… Смерть, конечно, неприятная, но зато я напоследок с ним встретился… Ради такого можно и потерпеть. Интересно, удастся ли нам встретиться там, за гранью? И сколько волн я еще смогу выдержать?»

Сейчас Артур отлично осознавал, что с ним происходит, и не питал иллюзий насчет собственного выживания. Чистота. Благотворная, светлая энергия. Главная сила и основа могущества бардов. Чем больше добра совершал бард, чем большему количеству людей и нелюдей он помогал, тем больше Чистоты становилось ему доступно.

Но, как и любое другое явление природы, Чистота имела свою противоположность. Нечистота. Грязь. Зло.

Малые порции Грязи, появлявшиеся, например, при использовании бранных слов, переносились бардами довольно легко. Острая, но непродолжительная головная боль — это вполне терпимо. Собственная Чистота быстро справлялась с небольшой примесью враждебной энергии.

Большие — например, если бард был вынужден кого-нибудь ударить, сказать неправду или отказывал в помощи искренне в ней нуждающемуся — могли вызвать серьезную и длительную болезнь.

Ну а убийство… Неправда, что барды не способны убивать. Способны — и лежащее рядом с ним мертвое тело лучшее тому доказательство. Вот только и сам бард-убийца будет наказан. Наказан собственным организмом, который просто не выдержит обрушившегося на него количества Грязи.

В лучшем случае бард погибнет. Умрет от болевого шока во время одного из приступов или будет милосердно пристрелен своим же собственным агентом. В худшем… Пару раз Артуру доводилось бывать в спецпомещениях Московской психиатрической лечебницы, где держали тела нескольких бардов, что выжили после свершенного ими убийства. Именно тела — потому что разума в них уже не было.

«К счастью, — подумал Артур, ощущая захлестывающую его очередную волну Грязи, — мне это не грозит. Надо же, оказывается, проблемы со здоровьем могут иметь и свои преимущества».

Когда эта волна схлынула, он ощутил, что его куда-то несут. «Зачем? — вяло изумился он. — Добили бы лучше на месте… И мне меньше мучиться, и им не возиться…» Полные волнения выкрики и суета обычно спокойных и надменных Туата де Данаан немного раздражали. Особенно бросалось в глаза наполненное тревогой лицо молодой Дини Ши, возглавлявшей звезду, и ее странные возгласы, то ли призывавшие, то ли умолявшие какую-то Хранительницу.

Впрочем, это было уже совсем неважно. Накатывала новая волна, а сил у него уже не оставалось… Мельком Артур успел пожалеть, что так и не смог сдержать обещание, данное Анастасии. «Придется ей искать другого барда», — подумал он, и темная, затхлая волна, нестерпимо воняющая смертью, захлестнула его с головой, вышибив мысли и оставив только боль… Боль и отчаяние.

— Пресветлая, вы желали меня видеть? — Невысокий, слегка полноватый человек в епископском облачении согнулся в низком поклоне, демонстрируя выбритую на макушке тонзуру.

Глаза святого отца светились преданностью и восхищением. Еще бы им не светиться! Не так часто простому священнику, которым он был еще совсем недавно, доводится общаться с самой настоящей святой! Пускай она даже из природной скромности и не стремится к земным почестям, предпочитая находиться в тени и помогая людям и церкви втайне, но уж он-то, допущенный к сакральному знанию, был просто обязан оказывать ей все подобающие почести.

Вот и сейчас. Впрочем, одну небольшую вольность он себе все же позволял. Его спина была согнута в поклоне, но глаза не отрывались от стоящей перед ним женщины. Рослая, статная фигура. Длинные льняные волосы, заплетенные в толстую косу, спускающуюся до уровня бедер. Женщина в полном расцвете сил и зрелости. А еще — невероятная, невозможная, абсолютно нереальная красота и одухотворенность, заключенный в каждом изгибе скрытого грубым монашеским платьем тела, в каждой черточке невозможно прекрасного лика. Красота не человека, но ангела, ибо человек просто не может быть столь прекрасен, как это совершенное создание Господа.

— Оставь, Афанасий. — Ровный, спокойно-дружелюбный и невероятно мелодичный голос, который хотелось слушать и слушать, что бы ни говорила его хозяйка. — Ты же знаешь, я не люблю этого.

— Как прикажете, Пресветлая. — Он всегда отвечал ей этими словами. Даже если бы она приказала ему немедленно совершить харакири или вырезать всех новорожденных детей в городе, ответ был бы тот же. Но кланяться каждый раз при встрече он не переставал все равно.

Легкая, едва различимая тень недовольства скользнула в невозможно синих глазах закутанной в скромное монашеское облачение прекрасной женщины. Впрочем, голос не изменился, оставаясь все таким же ровным.

— Я знаю. Твоя преданность не нуждается в дополнительных подтверждениях. Я уже говорила тебе, что не стоит тратить время и силы на совершенно излишние жесты. Впрочем, я вызвала тебя не для этого.

— Что прикажете, Пресветлая? — Вся фигура его преосвященства, архиерея Афанасия полыхнула готовностью выполнить любой отданный приказ.

— Отзови седьмую группу.

На мгновение в глазах мужчины отразилось недоумение. Недоумение настолько сильное, что он даже осмелился задать вопрос:

— А как же Королев?

— Нет нужды, — разрешила его сомнения повелительница. — Он уже мертв. Да будет Господь милостив к его заблудшей душе. — Лицо ее отразило легкую печаль. — А нам требуется спешить — если мы промедлим, то шансы на то, что нас обнаружат и попытаются помешать, значительно возрастут. Так что не трать времени даром, ожидая мертвеца, и перебрасывай седьмую группу к следующей цели!

— Киоки Тоно, Япония? — вопросительно поинтересовался Афанасий.

Женщина молча кивнула. Взгляд ее был тверд и печален.

Еще раз поклонившись, священник быстрым шагом вышел из маленькой, залитой ярким солнечным светом кельи отдаленного от городской суеты монастыря и направился исполнять отданное ему распоряжение. А женщина тихо вздохнула, осторожно поправила головной платок, посмотрела в окно, вверх, на безмятежно синее небо, после чего печально произнесла:

— Прости меня, Артур Святославович Королев. Это было необходимо. Необходимо для спасения. Надеюсь, там, куда попала твоя душа, тебе будет хорошо! Да будут милостивы к тебе твои боги.

Из ее глаз — глаз с невозможна, неестественно синей радужкой, в которой отсутствовал зрачок, — выкатилась пара слезинок, разбившихся о каменный пол.

Это уже было обычаем. Слова прощания и слезы по бардам. Бардам, которые были убиты по ее приказу, с ее непосредственной помощью и участием. Но выбор был сделан давно, и она знала, на что идет. И потому, гордо выпрямившись, она отвернулась от окна и спокойным, уверенным шагом пошла к выходу из кельи. И лишь длинная льняная коса, сердитой змеей бьющая по бокам, совершенно не в такт мягкой и плавной походке, выдавала настроение облаченной в черные монашеские одеяния прекрасной женщины.

Женщины, которая вовсе не являлась святой, что бы о ней и творимых ею чудесах ни думали эти глупые смертные. Женщины, которая и человеком-то не являлась и к тому же была рождена задолго до распятия добродушного еврейского философа, провозглашенного этими смешными смертными Богом, которому они упорно молились на протяжении уже двух тысяч лет.