Книга: Цена империи
Назад: …Нас не оставят в беде!
Дальше: Основа мироздания

Цена смерти

Есть у меня такой обычай — всегда держать свое слово. И сейчас подошел срок сдержать самое главное обещание моей неудавшейся жизни. Клятву, которую я дал четыре года назад и исполнить которую, по всеобщему мнению, не мог никак. Никоим образом, хоть наизнанку вывернись.
Но я сдержал ее. Точнее, она исполняется, начала исполняться сейчас. Я отложил кусунгобу — настоящий японский кусунгобу, сделанный в десятом веке великим Сандзе и отданный мне в качестве платы одним из японских клиентов, — и начал вспоминать то, что предшествовало ритуалу. Немного мешала боль. Но к боли я привык, приспособился и даже сдружился с ней за эти проклятые четыре года, а сейчас нужно терпеть совсем немного… Чуть-чуть. Минут тридцать, ну максимум сорок. Ерунда. Бывало и хуже. Гораздо хуже…
Человек, отомстить которому я поклялся, — молод, силен, красив и удачлив. У него великолепная красавица-жена, двое здоровых и ухоженных детей, мать — заместитель областного прокурора и отец — генеральный директор крупнейшего в нашей области холдинга.
И что этому великому человеку может сделать какой-то калека, на лицо которого без отвращения и взглянуть-то нельзя, к тому же намертво прикованный к инвалидному креслу? Смешно даже думать о подобном, не правда ли? Для меня и из квартиры-то выбраться — подвиг… который я стараюсь совершать как можно реже.
Просто не хочу пугать людей. То, что осталось у меня после аварии вместо лица, неспособно вызвать даже жалость. Только исключительно омерзение. Причем даже у меня самого. Брезгливо-жалостливые гримасы продавщиц и прохожих как-то не поощряют лишний раз его демонстрировать. Некоторое время я даже о маске задумывался, но все же решил, что оно того не стоит. Теперь просто стараюсь как можно реже выходить из дома, благо есть возможность заказывать покупки с доставкой.
Впрочем, сейчас это не имеет никакого значения. Для расплаты мне осталось совсем немного, ритуал уже готов… Почти готов.
Четыре года. Четыре года я терпел это убожество, что осталось после аварии от моего некогда далеко не самого плохого тела. Четыре года я вспоминал отца и мать, жену, дочурку… Ей было всего шесть месяцев, когда новехонький «Мерседес», выскочив на встречную полосу, со скоростью около двухсот километров врезался в старую «шестерку» моего отца.
Родители, ехавшие на передних сиденьях, погибли мгновенно. Катюша дожила до приезда спасателей и скончалась в машине «скорой помощи». Наша дочка упорно цеплялась за жизнь. Она боролась, яростно сражаясь с засевшими в ее маленьком теле осколками стекла, и сдалась только почти неделю спустя.
Я выжил. С переломанным в трех местах позвоночником, размолотыми почти в труху ногами, тремя дырами в черепе и срезанным стеклянной картечью лицом. Я выжил, потому что мне было для чего жить, и врачи лишь разводили руками, поражаясь вначале тому, что я все еще дышу, а потом — скорости, с которой мой организм восстанавливал то, что еще можно было восстановить после полученных повреждений.
Я выжил, потому что ненавидел. Я видел, как умирала Катя. Я видел, как отчаянно боролась за жизнь моя Настенька. Я видел тени родителей и ощущал присутствие иных, куда более могучих теней. Я мог уйти вслед за ними, и искушение сделать это частенько становилось почти непреодолимым. Но, поддавшись ему, я оставил бы безнаказанным того, по чьей вине и произошла сломавшая мою жизнь авария. И я остался.
Когда проходил суд, я только-только начал «вставать» с кровати. Точнее, конечно, не вставать — ноги пришлось ампутировать более чем по колено, однако, будучи посажен в инвалидное кресло, я к тому времени уже не терял сознания каждые десять — пятнадцать минут.
Тем не менее я настоял на своем присутствии. Впрочем, смысла в этом не было. Записи с камер наблюдения таинственным образом исчезли, большинство свидетелей отказались от дачи показаний, дружно заявив, что ничего не видели и не слышали, а все остальные утверждали, что виноват мой отец, находившийся за рулем и каким-то образом ухитрившийся разогнать нашу старенькую «шестерку» до двухсот километров в час.
Так оно и получилось. Из зала суда эта тварь вышла с гордо поднятой головой и презрительной улыбкой на губах. Меня в бессознательном состоянии выкатили санитары. От ярости разошлись швы и открылось внутреннее кровотечение, остановить которое врачам удалось лишь с большим трудом. Но я все же успел. Успел, глядя в эту лоснящуюся, самодовольную, не несущую на себе ни единой царапинки (у его машины, увы, оказались воистину великолепные системы безопасности) рожу, громко пообещать отомстить. Отомстить в полной мере и с лихвой. Чем и вызвал его презрительную улыбку.
Напрасно он улыбался… Ох напрасно… Знай он, что я всегда держу свое слово, не пожалел бы усилий, чтобы добить меня еще тогда, в больнице, когда я практически ничего не соображал и был совершенно беззащитен. Но он не сделал этого и скоро, совсем скоро начнет платить по счету. По самому высшему счету!

 

Я перевел глаза на пол, где сияла прохладным призрачно-голубым светом пентаграмма кровного ритуала. Луч первый, руна Хэшшар. Кошель Мертвеца и Перстень Несчастий лежат по бокам этой руны. Все верно.
Вначале начнутся проблемы у его родителей. Их судьба для него почти безразлична, они ценны ему в основном как бездонный источник денег и гарант безопасности. Поэтому первый удар будет нанесен именно по ним. Холдингом его отца заинтересуются «большие люди». Настолько большие и настолько сильно, что сбежать в Англию тот не успеет.
Оставить на прежней работе жену опального топ-менеджера никто, разумеется, не посмеет. Вскоре после того, как у старого директора начнутся проблемы, ее под благовидным предлогом уволят «из доблестных рядов». Не смирившись, она начнет попытки восстановить справедливость, воспользовавшись для этого содержимым «особой папки» из своего сейфа. Впрочем, ничего серьезного слить она не успеет. Как только в печати появятся первые материалы, она умрет «от передозировки наркотиков», а во всех более-менее серьезных изданиях появятся заключения экспертов о том, что покойная была наркоманкой с большим стажем, страдавшая «острым параноидальным синдромом». Все опубликованные материалы будут на самом высшем уровне признаны умелой фальшивкой, созданной ею с использованием своего служебного положения…
О смерти своей жены некогда гордый директор крупнейшего предприятия узнает только в тюрьме. Узнает — и сломается. Удивительно, но они действительно любят друг друга, эта пара уже далеко не молодых, успешных и знаменитых людей. Пройдя через многое, они ухитрились сохранить дружбу и уважение, всегда прикрывая спину супруга и не обращая внимания на мелкие интрижки и иные житейские неурядицы. Но это ненадолго. Ритуал уже идет, и скоро, совсем скоро…
До суда отец моего врага не доживет. Известие о смерти жены сломит железную волю прошедшего «горнило девяностых» удачливого бизнесмена, а остальное довершит скоротечный туберкулез, подхваченный в холодной камере предварительного заключения.

 

Нет потерь без обретений. Иногда они бывают страшными, горькими, пугающими и вызывающими отвращение у любого нормального человека, но они есть всегда. Эту истину в полной мере я осознал, лежа на застиранной до дыр серой простынке с больничным штампом. Потеряв родителей, семью, ребенка, здоровье, да, в сущности, вообще всю свою прошлую жизнь, я обрел ненависть. Ненависть, не знающую преград и сожалений. А в придачу к ней я обрел странный, но такой полезный дар — СМОТРЕТЬ и СЛЫШАТЬ. Видеть тени тех, кто жил и еще только будет жить. Отражение в воде вечности тех дел, что свершены давно и еще не свершились. Слышать шепот тех, чей рот давно закрыт смертью, и голоса еще не пришедших в этот мир…
Кто дал мне его? Может, от удара что-то перемкнуло в моем покалеченном мозгу, какие-то цепочки нейронов, соединившись не так, как им положено от природы, и одарили меня этой странной, невероятно болезненной и также невероятно полезной способностью? А может, то дар дьявола, привлеченного полыхающей во мне ненавистью и давшего мне возможность утолить ее? Или Бог решил помочь убогому калеке, видя сжигающие его чувства? Хотя последнее вряд ли… Если верить тому, что говорят в церквах, моей затеи Он никак бы не одобрил и уж тем более не стал бы предоставлять мне такое удобное средство. Ну и пусть его… С Тем, Кто мог, но не стал предотвращать эту проклятую аварию, мне все равно не по пути.
Вначале я считал это галлюцинациями. Галлюцинации у глупого, повредившегося умом от горя и ран инвалида — что может быть естественнее? Но тени нашли способ доказать мне, что это не так. Мрачные, жестокие тени. Их привлекала моя ненависть, и я с радостью пускал их в себя, а они делились со мной своей смертоносной силой и знаниями, давно утерянными в нашем техногенном мире. С помощью этих сил и знаний я стал зарабатывать деньги. Очень неплохо зарабатывать. Колдун, чьи проклятья неизменно сбываются, способный с точностью предсказывать будущие неприятности и видеть события прошлого до самых малейших деталей, может легко заработать немалые суммы, даже будучи безногим инвалидом с внушающим отвращением месивом вместо лица.
Мне нужны были деньги. Нужны для того, чтобы выжить и учиться у моих призрачных учителей, чтобы покупать еду и лекарства, оплачивать квартиру и услуги врачей, приобретать необходимые для ритуалов предметы и ингредиенты… И я получал их. Столько, сколько было нужно.
Игра на бирже и в лотерею, поиски кладов и потерянных людей… Способов прокормиться для того, кто может ясно видеть моменты прошлого и обрывки будущего, имеется весьма немало. Потом, по мере обучения, возможностей добавилось. Грязных, черных, смердящих кровью и трупами возможностей. Но к тому времени мне это было уже безразлично. Я нуждался в тренировке своих умений, а если параллельно можно было неплохо заработать, то почему бы и нет?
Враги и конкуренты моих клиентов, такие же бандиты, как и те, кто обращался ко мне за помощью, умирали от инфаркта, выбрасывались из окон и стрелялись по неизвестным причинам. Они тонули в ванной и падали с лестниц. Травились некачественным алкоголем и заражались экзотическими заболеваниями.
Сохранив слабые остатки чести, я старался не причинять вреда невинным, тем, на совести которых не имелось чужих смертей, что вызывало гнев моих мертвых учителей и злобу и угрозы некоторых из клиентов. Но и то и другое было мне глубоко безразлично.
Для теней я был единственным способным общаться с ними, и как бы они ни гневались, но отказать мне в исполнении моих желаний не смели. А клиенты… Те из них, кто хоть на миг задумывался об исполнении своих угроз всерьез, быстро лишались любой возможности осуществить желаемое. Мертвецы, они ведь и впрямь не могут мстить живым. Пусть даже таким условно живым калекам, как я.
А я… Я копил. Не деньги, нет. Что мне в деньгах. Они неспособны вернуть мне ни здоровье, ни моих родных и любимых. Я копил силу. Силу и знания. Для того чтобы отомстить. Отомстить так, чтобы в ужасе отшатнулся даже сам дьявол; так, чтобы участь моего врага еще долго вызывала содрогания у тех, кто будет знать о ней. Я копил силу, знания и ингредиенты для этого ритуала!

 

Боль усилилась, заставив ненадолго отвлечься от воспоминаний. Свечение пентаграммы становилось все более яростно-алым, черпая щедро отдаваемую мной энергию. Я перевел взгляд на второй луч, в вершине которого мягко светилась руна Ассир, напоминающая раскинувшуюся в неге прекрасную девушку. Добрая, светлая руна. Руна любви и страсти. Вот только по бокам этой руны злым пламенем моей ненависти горели, не сгорая, Монета Предательства и Игла Болезней. Все верно. Все так и должно быть.
Второй удар будет нанесен через жену. Прелестная блондинка, законодательница мод, победительница областного конкурса красоты, на этом самом конкурсе и познакомившаяся со своим будущим мужем, который был одним из главных спонсоров, она и после двух родов не утратила ни стройности фигуры, ни нежности изящного лица. От природы актриса и умница, она, оценив свой шанс, воспользовалась им на полную катушку, очаровав и влюбив в себя не только пресыщенного наследника многомиллионного состояния, но и его родителей, бывших изначально категорически против их брака.
Впрочем, поддавшись ее невероятному очарованию, они довольно быстро изменили свое мнение на прямо противоположное, благословив брак своего сына с молодой юристкой. И ни разу не пожалели об этом. О такой жене и невестке можно было только мечтать.
Всегда заботливая и предупредительная, такая любящая и уютная, не претендующая ни на что, кроме возможности заботиться о «любимом», детях и «папе с мамой», как обращалась она к родителям мужа, она вызывала искреннюю радость своих новых родичей.
А она? Она о своем выборе не жалела тоже. Любовь? Позвольте, ну какая же может быть в наше время любовь?! Что за детские сказки?! Она выгодно вложила свою красоту, талант притворщицы и недюжинный ум, так что теперь наслаждалась счастливой жизнью на дивиденды с этого драгоценного вклада. Будучи отнюдь не дурой, она твердо знала, что дозволено, а что нет женщине ее положения, и решительно избегала всего, что могло вызвать неудовольствие всемогущего свекра или мужа. Привлеченные ее красотой и умом могущественные мужчины таяли в ее присутствии, но даже вездесущие журналисты не смогли найти ничего хоть мало-мальски предосудительного в поведении этой изящной светской пантеры.
Пока не могли! Ассир на втором луче пентаграммы пылала яростным светом, и скоро, совсем скоро выдержка этой прекрасной леди начнет давать сбои. Оно и неудивительно. Ведь вокруг нее вьется столько прекрасных, богатых и властных мужчин, светские приемы и рауты требуют немалых вложений, а финансовое состояние ее мужа после ареста отца и смерти матери окажется изрядно подорванным.
Так что предложение знаменитого американского актера-миллионера, кумира множества женщин, чья мужественно-небритая физиономия красуется на афишах наиболее кассовых современных фильмов, выпущенных фабрикой грез, после тщательного рассмотрения и обдумывания не будет отвергнуто.
Стремительный бракоразводный процесс, в ходе которого ошеломленный предательством любимой, потерявший опору под ногами бывший муж лишится изрядной части своего сильно уменьшившегося после потери родителей состояния, — и «прекрасная пара» отправится в предсвадебное путешествие по самым красивым местам земного шара.
А муж… Муж останется с детьми. Зачем красивой девушке, только-только обретшей свое «настоящее счастье», дети? Они ведь будут сильно мешать во время путешествия на такой прекрасной яхте, раздражая нового супруга самим своим существованием. К тому же бывший муж их так любит… И, не скупясь, заплатил ей за право оставить их себе. Вот и пусть наслаждается. А она еще очень молода и при желании вполне может родить еще… Ведь это такой прекрасный аргумент при разводе.
Вот только ни ее нынешний муж, ни она сама, ни даже ее будущий избранник еще не знают, что в его теле, прекрасном, прославленном на весь мир теле уже угнездился и начал свое черное дело вирус. Коварный и незаметный, несущий страшную гибель своим носителям и тем, кого они любят, вирус СПИДа.

 

Да. Дети. Несмотря на всю ненависть, я все же готов признать за своим врагом одно несомненное достоинство. Он любит своих детей. Искренне, глубоко любит, не отказывая им ни в чем и регулярно вырывая минуты из своего плотного рабочего графика, чтобы поиграть с ними или рассказать им сказку.
Это хорошо. Очень хорошо. Я тоже любил свою дочку. Настю, Настеньку, Настюшу. Маленького ангела, осветившего мою жизнь и ярко горевшего шесть месяцев, две недели и еще семь дней. Семь дней ада, семь дней, когда боль от осколков стекла сменялась болью, причиняемой ножами хирургов, пытавшихся спасти мою дочурку. Ее маленькое сердце не справилось с этой болью, отпустив чистую душу куда-то далеко, куда нет доступа моему взгляду и зову. А вместе с ней ушло все чистое и светлое, что еще сохранялось у меня в душе.
Клянусь, если бы она выжила, смогла справиться с той болью, которой подверг ее пьяный убийца, если бы она только была, я отказался бы от мщения или, по крайней мере, воспользовался бы другим способом. Мне было бы для чего длить свое существование и помимо мести. Но она мертва. Мертва, как и моя душа. И я со спокойной радостью поднимаю взгляд на третий луч, луч, наполненный багрово-черным пламенем, в вершине которого короткими, исполненными страдания вспышками мерцает-мечется двойная руна Астрель. Она рвется, и бьется, и словно плачет, надежно спутанная невидимыми нитями, протянувшимися между лежащими слева и справа от нее Крючком Надежды и Кубком Умирания.
Вскоре после ухода жены на моего врага обрушится очередная беда. Его дети заболеют. Оба. Разом. Чем именно — я не знаю. Какая, собственно, разница? Главное, что болезнь эта будет очень мучительная и почти излечимая. Почти. Ровно настолько, чтобы он не терял надежды, мотаясь по самым дорогим, самым престижным клиникам, обращаясь к целителям, иногда вспыхивая радостью, видя улучшение после очередной сверхдорогой процедуры, и впадая в отчаяние, когда после недолгого облегчения болезнь возвращается еще более стремительными темпами.
Забросив дела своих фирм и компаний, он будет все время и деньги тратить на детей. А это не идет на пользу финансам. Он разорится. И вот тогда… Тогда наступит время последнего удара.
Преодолевая жгущую нутро адским огнем боль, я перевожу взгляд на последний из лучей моей мести. Вот он, дымящийся тьмой ненависти четвертый луч кровавой звезды. Руна Каргет в его вершине, и Маска Проклятого с Тавром Отчаяния лежат по ее сторонам.
Когда он будет разорен и деньги, на которые он сейчас не обращает внимания, станут его главной заботой, тогда и только тогда настигнет его мой главный удар.
Болезнь презренных. Болезнь отверженных. Проказа. Я долго думал и выбирал смерть для убийцы моих любимых, прежде чем остановился на этом варианте. И пусть мне не суждено этого увидеть, ведь к тому времени я уже давно буду пылать в адском огне в компании своих наставников… Но и там мысли о том, как он заживо гниет от быстротечной проказы, о его муках и ужасе будут согревать меня, принося радость в мою черную душу. Какое отчаяние испытает он, вспоминая о своих больных детях, думая об их судьбе после его смерти, не имея возможности не только помочь им, но даже обнять, увидеть, кроме как на экране или фотографии…
Еще бы! Новый штамм превратит и без того ужасную болезнь в идеальное орудие моей мести. Такой заботливый отец, как он, просто не решится пугать детей своим заживо гниющим телом. И, уходя в могилу, на пороге смерти он узнает, что и кто послужил причиной его несчастий. Умирающие очень чувствительны к подобным вещам. Мне ли этого не знать… Ведь я сейчас тоже умираю.
Луч пятый. Источник и проводник силы, которую этот ритуал требует просто в невероятных количествах. Луч темно-алый, цвета моей крови, боли и ненависти, что струится по нему к центру звезды, превращаясь в энергию, питающую весь ритуал. Силы на подобное воздействие, на сокрушение судеб и жизней шести людей, которым богами было назначено жить долго и счастливо, наслаждаясь богатством и удачей, и которые теперь теряют все, включая и сами свои жизни, требуется много. Очень много. Куда больше, чем может дать смерть одного переполненного ненавистью калеки.
Но не больше, чем может дать мучительная смерть! Добровольные муки на весах тьмы и света стоят дорого. Очень дорого. Кусунгобу, японский кинжал для вспарывания живота воткнут в пол, а на вершине луча силы, последнего, замыкающего луча Кровавой Звезды сижу я. Больной сумасшедший калека двадцати восьми лет от роду, потерявший все по вине проклятого убийцы и своей кровью и муками оплачивающий его скорые потери.
Осталось недолго… Совсем недолго. Пламя и сияние звезды уже поднялось над моей головой, еще немного, и благословенная тьма перехлестнет стержень боли, и тогда можно будет наконец-то расслабиться. Интересно, смогу ли я увидеть своих? Тех, за кого мне все же удалось отомстить!
Яростно вспыхнул начерченный на полу огромной трехкомнатной квартиры магический рисунок. Вспыхнул и угас, начав выполнять волю своего создателя. Сидящая на одном из его лучей в шикарном инвалидном кресле уродливая фигура торжествующе выпрямилась, грозя кулаком куда-то в сторону неба и совершенно не заботясь о хлещущей из глубоко распоротого живота крови. Выпрямилась и обмякла, осев мертвым, внушающим непроизвольное отвращение комком покореженной плоти.
Душа мстителя покинула ее, чтобы отправиться в дальнюю, очень дальнюю дорогу…
Назад: …Нас не оставят в беде!
Дальше: Основа мироздания