Ицхак Жучин был немало наслышан о старшем сыне давно ушедшего в страну Вырай князя Будимира. Изредка они встречались на кагановых пирах, куда брата Великого князя Всеволода охотно приглашали, но серьезного разговора прежде у них не получалось. По слухам, сухорукий Борислав, лишенный из-за своего телесного изъяна возможности занять великий стол, был в давних дружеских отношениях с ганом Митусом и почтенным Моше. Из того, что Ицхак слышал о старшем брате Великого князя, можно было заключить, что Борислав скрытен и хитер, дела свои предпочитает обделывать тайно, на людях в отношении брата почтителен, но в душе его ненавидит. Борислав Сухорукий никогда не занимал и волостных столов, хотя по знатности рождения мог бы на это претендовать. Но, как и в случае с великим столом, избранию Борислава противились волхвы. Поэтому не приходилось сомневаться, что кудесника Сновида Сухорукий ненавидит еще больше, чем своего единокровного брата Всеволода.

Ицхаку нужен был союзник в радимичской земле, и, пораскинув умом, он пришел к выводу, что таким человеком вполне может стать Борислав. Кроме всего прочего, Сухорукий обладал немалым влиянием среди той части родовых старейшин, которые стояли за сближение с каганом Битюсом и ради этого готовы были поступиться обычаями предков.

В городец Сухорукого Ицхака пустили без помех, стоило ему только назвать себя. Прибыл купец в гости к брату Beликого князя в сопровождении всего лишь троих хазар, а потому и не вызвал у Бориславовых мечников подозрений. Надо полагать, купцы-хабибу были здесь частыми гостями. Городец Сухорукова был ставлен обычным для радимичей рядом и мало чем отличался от уже виденных Ицхаком, разве что убранство главного терема было побогаче иных-прочих. Похоже, Борислав не только не растерял оставленные ему отцом нажитки, но и значительно их приумножил. Такое расторопство Ицхака не удивило, ибо тот, кто с умом трется подле старого Моше, никогда не остается в накладе. По слухам, Борислав был много богаче своего брата Всеволода. И богател он не только торговлей, но и тем, что давал в рост и ближним, и дальним. Причем, как человек осторожный, он никогда не давал в рост сам, предпочитая действовать через купцов — славян и иудеев.

Хозяин встал навстречу гостю, выказывая тем самым уважение, сделал даже несколько шагов навстречу, но здравной чаши не предложил. То ли в этом доме щуров не жаловали, то ли Борислав просто не стал утруждать языческим обрядом иноверца.

Повинуясь жесту хозяина, Ицхак присел в предложенное кресло. Лавок вдоль стен, столь обычных в славянских горницах, Ицхак здесь не обнаружил. Терем был обставлен скорее на манер греческий, чем славянский. Перед хозяином на столе лежали свитки с письменами, что слегка удивило гостя, ибо в славянских землях в письменах разбирались только ведуны. Своего удивления гость скрывать не стал, чем, видимо, польстил хозяину.

— Жил при моем отце один грек, — пояснил Борислав, — вот у него я и научился сложной науке чтения.

— Дорогое удовольствие, — вздохнул гость. — Ныне мудрость в цене.

— Мудрость всегда в цене, жаль только, не у всех, — усмехнулся Борислав.

Гостю хозяин понравился умным, желчным лицом и слегка презрительной улыбкой тонких, бескровных губ. Серые глаза смотрели на купца с интересом, но не без настороженности. Видимо, Борислав Сухорукий не принадлежал к числу доверчивых людей.

— Шатуненок объявился в радимичских лесах, ты об этом слышал? — сразу же взял быка за рога Ицхак.

— Шатуны и прежде не были у нас редкостью, а ныне что-то особенно густо пошли, — усмехнулся Борислав. — Но все они самозванцы, которые водят за нос простолюдинов, смущая их умы глупыми проделками.

— Ты имеешь в виду Хабала?

— И Хабала тоже, — кивнул головой хозяин. — Вот уж не думал, что отрок урс, бывший когда-то при мне приживалой, дорастет до мага и колдуна. Но смышленый был отрок, ничего не скажешь, сызмала к грамоте пристрастился. Грек Григориус души в нем не чаял и многому его научил. Григориус хотел воспитать его в христианской вере, но вышло совсем по-иному. Отроку пала на ум богиня Кибела.

— А почему Кибела? — удивился Ицхак.

— Наверное, потому что в наших землях и вокруг великого стола много разных людей крутилось. Отец мой, князь Будимир, и сам в вере предков был нетверд, и чужие умы смущал. Были в его окружении и жрецы Кибелы. Их в наших краях многие боялись, ибо слава о них шла как о самых сильных колдунах. Всё в них было необычно: и то, что скопцы, и то, что бабью одежду носят, и то, что богине чудно поклоняются. Старейшины их сторонились, боготуры плевались, но среди городских обывателей были у них сторонники, вроде этого отрока урса. Золота у этих жрецов было много, и они просили моего отца о дозволении построить храм своей богини в радимичской земле. Но этому начинанию воспротивились Велесовы волхвы и тогдашняя Макошина кудесница Светляна. Они потребовали прогнать жрецов Кибелы, но изгнали их уже при князе Всеволоде. Уходили Кибелины жрецы в великой злобе, грозя радимичам карами своей богини.

— Занятная история, — усмехнулся Ицхак. — Но я о другом Шатуне речь веду: о Лихаре, сыне Листяны. Тебе не приходилось о нем слышать, Борислав?

— О Листяне много говорили в дни моего отрочества, он ведь спорил с моим дедом за власть над радимичской землею. Что же до Лихаря, то действительно был такой ухарь в наших краях лет двадцать тому назад. Но сын ли он Листяны или самозванец — не знаю. Думаю, все-таки самозванец.

— Почему? — насторожился Ицхак.

— Много было разговоров о несметных богатствах Листяны Колдуна, о реликвиях неслыханной божественной силы, но ничего существенного Лихарь радимичской земле не явил. Собрал только вокруг себя шайку шалопуг, которые разбойничали на дорогах и немало людей пограбили и погубили.

— А ты был знаком с Лихарем?

— Я ведь книгочей, — улыбнулся почти застенчиво Борислав. — Хотелось мне на Слово хотя бы краем глаза взглянуть, но до Лихаря я так и не добрался. Хотя своих людей я к нему посылал, и однажды его шалопуги едва меня не убили. Смутные то были времена для радимичской земли.

— А жрецы Кибелы интересовались Лихарем?

— Землю носом рыли, — усмехнулся Борислав. — Золота сулили столько, что у многих голова кружилась. И не пустые это были посулы, коли в круговерть вокруг Лихаря ввязался такой почтенный человек, как Моше. От Моше я узнал, что с вывезенными Листяной реликвиями богини Кибелы ушла из того храма божественная сила. А вместе с главным храмом стали хиреть и иные. Жрецов Кибелы стали гнать с земель, где прежде почитали и одаривали. Иные боги стали там возвышаться, а превыше всех ваш иудейский бог Ягу.

— И Моше решил помочь врагам своего Бога? — слегка удивился Ицхак.

— Кто знает, что на уме у старого Моше, — пожал плечами Борислав. — Вы, иудеи, не верите в силу чужих богов, а значит, и их фетиши для вас ничто. Так почему бы не вернуть побрякушки владельцам за хорошую плату?

— Резонно, — согласился Ицхак. — Но сдается мне, Борислав, что и ты не веришь в силу Слова?

— А вот здесь ты ошибаешься, Ицхак, — возразил Сухорукий. — Сила богов в людях, которые им поклоняются. И если люди верят в священную суть предметов, связанных с теми богами, то обладание ими утраивает их силы.

— Так что же все-таки случилось с Лихарем? — уклонился от спора на щекотливую тему Ицхак.

— Сгинул, — равнодушно отозвался Борислав.

— А если не сгинул, а только личину поменял? — мягко улыбнулся хозяину гость.

— Это вряд ли, — расплылся навстречу гостю в ответной улыбке Борислав. — С оборотнями мне до сих пор сталкиваться не приходилось, хотя баек о них я наслушался сверх меры.

— А мне вот привелось столкнуться, — вздохнул Ицхак. — И будь уверен, Борислав, оборотень самый что ни на есть настоящий.

— Кого ты имеешь в виду? — насторожился хозяин, по лицу гостя определивший, что тот не шутит.

— Боярина Драгутина.

Глаза Борислава сверкнули такой ненавистью, что Ицхак невольно поежился.

— По моим сведениям, боярин Драгутин сыграл не последнюю роль в вокняжении брата твоего Всеволода, изрядно прищемив хвост гану Жиряте.

— Хвост он прищемил не только Жиряте, но и мне, — не стал запираться Борислав. — Очень хитрый и очень коварный человек этот боярин Драгутин. И в молодые годы он был истинным сыном своего отца, которого у вас в Хазарии зовут хитрым лисом.

— Сын пошел дальше отца и стал оборотнем-шатуном, — усмехнулся Жучин.

— Мой сестричад ган Карочей говорил о каком-то десятнике из дружины кагана, якобы опознавшем в Драгутине Лихаря, но я ему не поверил. По-моему, этот человек просто ошибся либо никогда не видел ни того, ни другого.

— Исключено, — покачал головой Ицхак. — Бахрам не мог ошибиться. Вот уже двадцать лет он ходит по следу Лихаря и даже оказал ему кое-какие услуги.

— Например?

— При посредничестве твоего старого знакомого Хабала Бахрам выполнил заказ Лихаря и убил Жиряту.

— Так это Лихарь устранил гана Жиряту?! — Удивление в голосе Борислава было неподдельным. — Вот ган Митус удивится, если ему об этом рассказать!

— Я думаю, он знает, — мягко поправил хозяина гость. — По словам того же Бахрама, ган Митус был заинтересован в смерти своего отца.

— Теперь понятно, почему он так ему доверял! — в сердцах проговорился Борислав.

Ицхак в ответ деликатно промолчал, не желая ставить хозяина в неловкое положение. Эта оговорка Борислава подтвердила его догадку о том, что Лихарь-Драгутин в течение двадцати лет водил за нос Моше и Митуса, а возможно, и Борислава Сухорукого. Именно знание тайн противников и позволило Драгутину восторжествовать в радимичских землях, нанеся поражение не только Митусу, Моше и Бориславу, но и Горазду с Ицхаком, которым досталось во чужом пиру похмелье.

— Не исключено, что Лихаря вообще никогда не было, — задумчиво проговорил Ицхак. — А был тогда и сейчас есть боярин Драгутин.

— Ты считаешь, что Шатуненок сын Драгутина?

— Возможно, — пожал плечами Ицхак. — Но это не так уж важно. Мало ли под славянскими крышами растет подкидышей, которым приписывают самых невероятных отцов и матерей. Драгутин нашел такого отрока и использовал для своих целей.

— И что это за цели? — спросил Борислав.

— Не знаю, — развел руками Ицхак, — но, возможно, ты мне поможешь установить истину, ган Борислав? Или у тебя есть обязательства перед другими людьми?

Хозяин только слабо махнул рукой в сторону гостя: какие, мол, могут быть обязательства перед миром у человека, живущего в затворничестве. Ицхак этому вялому жесту не поверил. У него почти не было сомнений в том, что Борислав участник заговора гана Митуса и почтенного Моше. А зародился этот заговор двадцать лет назад, еще при покойном гане Жиряте, который спорил за власть с каганом Битюсом. Тогда заговор провалился, что не помешало его участникам и далее плести сети и для кагана, и для князя Всеволода.

— Я не скрываю свои замыслы, — разоткровенничался Ицхак. — Влиятельные и уважаемые хазарские купцы обеспокоены тем, что на важном участке оживленного торгового пути утвердились люди, настроенные недружелюбно по отношению к нам.

— Ты имеешь в виду боготуров Торусу и Рогволда? — заинтересовался Борислав.

— Дело не только в них. У нас создается впечатление, что некто весьма неглупый перехватывает наиболее важные направления на торговом пути с юга на север, перекрывая нам доступ в земли ятвягов, варягов, нурманов и далее — в земли германцев и фрягов. Нам нужны люди, дружески к нам настроенные, которые сумеют защитить наши интересы в радимичских землях. Мне показалось, что таким человеком вполне можешь быть ты, ган Борислав. Разумеется, твои услуги не будут забыты.

— Я подумаю над твоим предложением, почтенный, — отозвался после довольно продолжительного молчания Сухорукий.

Ицхак разочарованно откинулся на спинку кресла: эти слова были равносильны отказу. И скорее всего, отказ был обусловлен жесткими договоренностями с людьми, оказывающими поддержку Сухорукому в борьбе за радимичский великий стол.

— Я не отказываюсь, — попытался смягчить впечатление хозяин. — Но посуди сам, почтеннейший, твоих сил я не знаю, зато очень хорошо знаю тех, которым ты мне предлагаешь противостоять.

— Меня поддерживает каган Битюс — разве этого мало?

— Увы, — мягко улыбнулся Борислав. — Правители непостоянны в своих привязанностях. Не говоря уже о том, что они смертны. А миром правит золото, ты знаешь это не хуже меня, Ицхак.

Последнее замечание хозяина навело гостя на интересные размышления. Очень может быть, что заговор не ограничивается радимичской землею. Ибо интересы почтенного Моше не совпали не только с интересами Ицхака Жучина, но и с интересами кагана Битюса. Старый перс Джелал оказался прав: стремление Битюса к созданию мощной империи далеко не у всех соседей встречает одобрение. Кроме всего прочего, Битюс знает цену золоту и без стеснения запускает руку в мошну зачастивших в Хазарию и Русь иноземных купцов. Возможно, Моше нашел в лице Митуса более покладистого кагана, согласного умерить аппетиты и обеспечить своим чужедальним доброжелателям более благоприятные условия для торговли и ростовщичества. При таком раскладе в убытке оказываются не только ведуны и поддерживающие их славянские купцы, но и Ицхак Жучин с хазарскими купцами, опирающимися на широкие плечи кагана Битюса.

Из гостеприимного Бориславова городца Ицхак уехал с тяжестью на душе. Положение складывалось не то чтобы безнадежное, но весьма непростое, требовавшее нестандартных решений, чреватых осложнениями. У Жучина не было сомнений в том, что его противники в средствах стесняться не будут, тем более в отношении человека, который по неосторожности оказался между изготовившимися к схватке противниками. Устранить Ицхака мог боярин Драгутин, а мог и почтенный Моше. И если они это до сих пор не сделали, то, вероятно, потому, что рассчитывают привлечь его на свою сторону. Хотя не исключено, они просто не видят в нем серьезной фигуры, способной помешать их далеко идущим планам.

Ган Горазд, томимый скукой в медвежьем углу, поднялся навстречу Ицхаку с довольной усмешкой на устах. Лесное жилище, в котором временно обосновались незваные гости, не могло вместить сотню хазар Ицхака и Горазда, и потому мечникам пришлось устраиваться прямо на снегу у костров, что, конечно, не доставляло им особой радости. В самом жилище тоже было холодновато, огонь очага никак не мог разморозить подернутые инеем стены. Что, впрочем, не мешало раскинувшемуся на лежанке человеку храпеть от души.

— Ган Карочей приехал, — кивнул в сторону спящего Горазд. — Ему удалось сговориться с Рогволдом. Мою жену Злату боготур на днях переправит на дальнюю усадьбу, а все остальное — это наша забота.

Расторопность Карочея Ицхака не слишком порадовала. Он был почти уверен, что скиф один из участников заговора почтенного Моше, верный сподвижник метящего в каганы Митуса. Собственно, никем иным он и быть не мог, ибо Мошка конечно же привлек к делу столь ценного человека, как сестричад Всеволода и Борислава Сухорукого.

— Злату бери и из рук не выпускай, — тихо сказал Жучин Горазду. — Она ключ к Берестеню и твоему возвышению, ган. А что до Осташа, то тут крепко думать надо.