Глава 14
А жизнь-то налаживается!
Из анекдота
Эльвира сидела в своей постели и не могла заснуть. Какой может быть сон, когда такое творится?.. Сначала страшный путь от города до пещеры, затем жуткие звуки битвы, а потом не менее ужасающее зрелище… Зачем ей понадобилось ходить туда? Как будто Кире легче от того, что подруга на нее посмотрела и чуть не лишилась чувств, увидев огромный шип, торчавший прямо из смятого забрала. А заодно — огромную тушу с оскаленными кошмарными зубами, лужи черной крови, клочья мяса и чешуи, заляпанных кровью подруг, которые пили из пригоршни еще теплую кровь. Даже ей предложили, добрые девушки… Эльвира, конечно, знала, что это очень полезно, но взять в рот эту гадость не нашла в себе сил. И скажите, можно ли спать после всего этого кошмара? Хоть бы кто-нибудь пришел, что ли… Хорошо доблестным героиням — заперлись в большой купальне с друзьями-любовниками и расслабляются. А ты тут сиди… Палмер в запое, да и на кой он сдался — связываться с ним после того, что было. Жак чуть жив, и хорошо, если хоть в своем уме. Даже его величество изволит лежать без чувств. Если честно, сейчас Эльвира даже с ним была готова пообщаться, лишь бы не сидеть здесь одной, молча уставясь в пространство. Придворные дамы, удовлетворив свое любопытство, разбежались по своим комнатам и спокойно улеглись спать, им-то что, они не видели своими глазами истекающую кровью тушу дракона и лучшую подругу с торчащей из лица костяной пластинкой. Ничего они не видели, не слышали и не нюхали, спокойно спали в своих постелях… или не спали, но совсем по другой причине, куда более приятной. Вот уж дожили — одна из первых красавиц королевства сидит ночью в своей спальне в полном одиночестве и трясется. Некому даже пожаловаться, не говоря уж об утешениях и прочих радостях жизни. Не идти же бродить по дворцу в поисках хоть плохонького мужичка… да и на кой он нужен, плохонький? Уж лучше как-нибудь до утра потерпеть, а там проснутся дамы… Можно будет сходить навестить Киру, узнать, как дела у Жака… Ох, Кира, подружка моя, как же ты так, что ж теперь будет? Как ты будешь жить с черной повязкой на глазу, как у разбойника из какого-нибудь романа? Я тебя знаю, ты не станешь принимать сочувствий, скривишься презрительно и скажешь, что ты потеряла не руку и не ногу и по-прежнему в состоянии держать меч, а остальное — ерунда, шрамы украшают воина. Но когда я уйду, ты посмотришься в зеркало… и с размаху разобьешь его об пол, потому что, что бы ты ни говорила, ты молодая красивая женщина и тебе меньше всего нужны подобные «украшения».
Ну хоть бы заглянул кто-нибудь, что ли, хоть бы спросил, как дела… Хоть бы грабитель какой-нибудь забрался… Надо же, додумалась — грабитель в королевском дворце! Совсем вы, почтенная дама, одурели с перепугу. Книжку почитать? Так ведь все равно ничего в голову не полезет…
И тут посреди комнаты возникло серое облачко. Как будто кто-то из богов задолбался слушать ее нытье и послал гостя. Дескать, хотела грабителя? На — и не ной. Кто это, интересно? Кто-нибудь из младших магов? По делу или поухаживать? Среди ночи?
Фигура в телепорте проявилась полностью, и Эльвира едва сдержалась, чтобы не завизжать. В ее комнате находился совершенно чужой мужчина. Более того — совершенно чужой мистралиец. Размножаются они здесь, что ли?
«Многовато их сегодня развелось», — мимоходом подумала Эльвира, поспешно поправляя пеньюар, дабы не вводить гостя в искушение.
Незнакомец выглядел так, будто он только что покинул поле битвы. Причем битвы магов. Весь в грязи и в копоти, рубашка висит живописными клочьями, на лице несколько ссадин и весьма заметный синяк, а штаны разорваны на самом интересном месте. Он растерянно похлопал огромными эльфийскими глазами и что-то произнес по-мистралийски.
— Я не понимаю, — сказала Эльвира и потянула на себя одеяло, опасаясь, что пеньюар — недостаточно прочная защита от пылких взоров мистралийцев. Гость просиял и тут же сменил язык.
— Я в Ортане? — спросил он, с надеждой уставясь на даму. — А где именно? Только не кричите, умоляю вас, я вам ничего не сделаю.
— Где? — Эльвира слегка повеселела. Вот уж, наверное, перепало бедняге, что телепортировался, не глядя куда. — В королевском дворце. Вас это устраивает или вы все-таки покинете мою комнату и найдете себе более приемлемое место для пребывания?
Пришелец отер сажу с лица и смущенно улыбнулся. Самой очаровательной улыбкой, какую Эльвира когда-либо видела. И она почему-то сразу почувствовала, что этот человек совершенно безопасен и безобиден и действительно ничего плохого ей не сделает.
— Извините, — сказал он, продолжая все так же смущенно улыбаться. — Конечно. А я могу отсюда как-нибудь выйти, так чтобы меня никто не увидел?
— Можете, — ответила Эльвира. — Так же, как и пришли.
— Нет-нет, — испугался мистралиец. — Телепортироваться я больше не рискну. Все время попадаю куда-то не туда… А иначе никак нельзя? В окно, к примеру?
— Можно, — согласилась Эльвира. — Третий этаж. Если вы умеете летать — пожалуйста.
Гость подошел к окну и печально выглянул наружу.
— Вообще-то умею, — вздохнул он. — Но сейчас просто не смогу. А еще как-нибудь?
— Потайных ходов у меня в комнате нет, — сообщила Эльвира, внимательно следя за взглядом гостя. Вопреки ее ожиданиям, никакой мистралийской пылкости в нем не наблюдалось, что даже слегка разочаровывало, а были в глазах незнакомца только огорчение и безмерная усталость. И взгляд его, полностью игнорируя вырез пеньюара, раз за разом возвращался к столу. Как ни старался бедняга отвести непослушный взор, он упорно устремлялся к стоявшему на столе ужину, к которому Эльвира так и не нашла в себе сил притронуться. Несчастный потерпевший еще и голодный к тому же, поняла она. И, видимо, очень. Ну так попроси, что ж ты мнешься? Неужели думаешь, что для тебя пожалеют тарелку холодной лапши?
— Извините, что побеспокоил вас среди ночи, — снова обезоруживающе улыбнулся пришелец и, в последний раз с трудом оторвав взгляд от стола, направился к двери.
— Постойте, — остановила его Эльвира, испугавшись, что сомнительный подарок судьбы сейчас и в самом деле уйдет, а она опять останется одна со своими мечтами о несуществующем грабителе. — Куда вы? В таком виде вас сразу же остановит стража. Подождите до утра, отдохните, а когда сможете — улетите в окно. Или я вас выведу.
Бедняга остановился и посмотрел на нее чуть ли не с восторгом.
— Можно? — переспросил он, зачем-то вытирая ладони о штаны, которые были ничуть не чище самих рук. — Я могу здесь остаться?
— Да, — кивнула Эльвира и отпустила одеяло, видя, что от этого горе-волшебника никакой угрозы для ее чести не предвидится. По крайней мере, пока он не наестся. — Вон за той дверью — ванная, можете привести себя в порядок. Там есть полотенца и халаты. Правда, дамские, но вам по размеру подойдет. А затем, если желаете, могу угостить вас ужином.
— Спасибо, — в очередной раз улыбнулся потерпевший и скрылся в ванной.
Эльвира же выбралась из постели и принялась одеваться, поскольку щеголять в пеньюаре перед незнакомым мужчиной было как-то неприлично.
Из ванной послышалось громкое шипение, затем невнятный возглас и несколько незатейливых мистралийских ругательств.
— Что случилось? — окликнула Эльвира растяпу гостя.
— Извините, — тут же отозвался он. — Ничего особенного. Я просто хотел подогреть воду и… немного… перестарался.
Это уже становилось смешно. Интересно, как такой невезучий ученик мага до сих пор жив?
Эльвира оделась, поправила прическу, подкрасилась на всякий случай и уселась в кресло, дожидаясь, когда таинственный незнакомец закончит плескаться. Ждать пришлось недолго — видимо, бедняга уж очень торопился добраться до ее ужина. Отмытый от грязи и копоти, пришелец оказался весьма симпатичным молодым человеком лет двадцати с небольшим на вид, хотя определять на вид возраст мага — дело бесполезное. Особенно если речь идет о таких вот ребятах с явной примесью эльфийских кровей. Огромные темные глаза с непропорционально большой радужной оболочкой, как у Мафея, свидетельствовали об этой самой примеси. А в остальном незнакомец был вполне человеком, обычным смуглым и темноволосым мистралийцем. Правда, немного хрупковатого для мужчины телосложения, что тоже было явным наследием эльфов. Халат Эльвиры был ему действительно почти впору, разве что немного тесноват в плечах. А ростом неожиданный гость был, пожалуй, даже ниже нее на палец или два. Примерно как Жак. И еще у незнакомца была совершенно неописуемая улыбка. Не как у Жака, который вечно скалил все тридцать два зуба, а какая-то очень скромная и немного не от мира сего. Он улыбался, не размыкая губ, мягко, чуть смущенно, но невыразимо мило и обаятельно.
— Присаживайтесь, — пригласила Эльвира, кивая на стол. — Не стесняйтесь.
— Спасибо, — в очередной раз улыбнулся незнакомец, явно изо всех сил старавшийся держаться в рамках приличия и не набрасываться на еду, подобно голодному волку.
— Нам не мешало бы познакомиться, как вы полагаете? — продолжала хозяйка, наблюдая, как он торопливо орудует ложкой. — Меня зовут Эльвира. Я состою при дворе и живу здесь. А вы?
Гость остановился и смущенно пожал плечами.
— Назовите меня как-нибудь.
— Почему?
Он улыбнулся:
— Чтобы было интереснее.
— Это действительно занятно, — согласилась Эльвира и задумалась, подыскивая имя для загадочного незнакомца, который появляется из телепорта, съедает хозяйский ужин и улетает в окно.
Разумеется, она тут же вспомнила сказку, которую как-то рассказывал Жак, услышавший ее от кого-то из переселенцев. В этой сказке шла речь об одиноком мальчике и смешном волшебном человечке. Человечек жил на крыше и умел летать. А еще он был очень озорной, всегда шалил и ел варенье без спросу, после чего улетал в окно.
— Я буду звать вас Карлсон, — сказала Эльвира. Гость согласно кивнул, не отрываясь от тарелки. — А вас не затруднит объяснить, как вы сюда попали?
— Я… — Карлсон остановился и посмотрел в тарелку. — Я ученик. Пытался самостоятельно освоить телепортацию… и потерялся. Постоянно что-то сбоит, и я попадаю то в необитаемые места, то вообще в другие миры.
— Зачем же вы делаете это самостоятельно? Это же опасно.
— У меня нет наставника, — вздохнул невезучий ученик и в задумчивости от души вгрызся в булочку. Потом опомнился и принялся старательно и медленно жевать, поглядывая голодными глазами на тарелку, которая стремительно пустела. Эльвире даже стало его жалко.
— Хотите, я разбужу кого-нибудь из прислуги и прикажу принести вам еще что-нибудь? — предложила она, когда гость подмел все, что было на подносе.
Карлсон с сожалением покачал головой:
— Спасибо, не надо. Боюсь, мне не следует… злоупотреблять.
— Сколько же вы не ели? — сочувственно спросила Эльвира.
— Дней пять… если не считать того суслика… — Он снова вздохнул и отодвинул тарелку, видимо чтобы не поддаться соблазну ее вылизать. Затем, поколебавшись, налил себе немного вина и встал из-за стола. — Благодарю вас, вы очень добры.
— Если желаете курить, сигареты в шкатулке на трюмо, — предложила Эльвира. — И мне заодно подайте.
Мистралиец подал шкатулку, сам тоже взял сигарету и, щелкнув пальцами, добыл из ниоткуда небольшой огонек. Причем проделал он это автоматически, даже не обращая внимания на странность своей манеры прикуривать. Только заметив удивление Эльвиры, пояснил, поднося ей это волшебное пламя:
— Я всегда так прикуриваю. Чтобы не разучиться. У меня мало практики…
— А почему у вас нет наставника? — спросила Эльвира для поддержания разговора.
Карлсон опустился на ручку соседнего кресла и грустно пояснил:
— У нас в Мистралии его трудно найти. Поэтому многие вещи приходится осваивать самостоятельно.
— Так не возвращайтесь туда. Оставайтесь здесь, найдите себе наставника и учитесь, как положено.
— Не могу, — вздохнул он. — Я… у меня… есть определенные обязательства… перед другими людьми.
— А как же вы вернетесь?
— Не беспокойтесь, это не проблема. Отсюда-то я доберусь. — Гость внимательно посмотрел на девушку и вдруг сказал: — Вам не надо меня бояться.
— С чего вы это взяли? — удивилась Эльвира. — Я вас совсем не боюсь, даже, напротив, с вами как-то спокойнее.
— Значит, боитесь чего-то другого? Я… извините, это чувствую. У вас какие-то проблемы? Буду рад вам помочь, если… смогу.
— Вряд ли… В общем-то все мои проблемы уже закончились… Просто сегодня был ужасный день.
— А что случилось? Если, конечно, вам не тяжело об этом говорить.
— Сегодня я… меня должны были… отдать дракону.
— И как же вы спаслись? — Карлсон с живейшим интересом придвинулся поближе вместе с креслом.
— Мои подруги его убили.
— Дракона? Потрясающе! А вы можете рассказать подробнее? — Он пересел на ручку ее кресла и положил руки на плечи девушки. У него оказались очень теплые и тяжелые руки. Слишком тяжелые для такого небольшого мужчины. — Так вам будет спокойнее, — пояснил он. — Не будете нервничать.
— Вы и лечить умеете? — удивилась Эльвира.
— Это не лечение. Это просто… Немного хорошего настроения.
— А вы умеете создавать настроение?
— Только если объект не против. Вы рассказывайте, а я буду слушать… и создавать.
Объект был не против. Если честно, объект только об этом и мечтал.
Ночной гость слушал именно так, как хотела Эльвира, — молча и не перебивая, но молчание было полно сочувствия и понимания. От него исходили покой и уют, видимо созданные волшебным образом. И еще он был очень симпатичным и обаятельным мужчиной, да еще к тому же мистралийцем и магом. Ни те, ни другие Эльвире прежде не встречались…
— Извините, — подал голос Карлсон. — Вы этого действительно хотите или это подсознательное желание, не соответствующее вашим представлениям о приличиях?
— Вы это о чем? Опять ловите мои чувства?
— У меня само получается, — потупился гость. — Вообще-то я контролирую свои эмпатические способности, но, когда женщина мне нравится, это выходит как-то помимо воли…
Эльвира улыбнулась:
— Помните анекдот про мистралийца и девушку в почтовой карете?
— «Хочешь и молчишь»?
— Именно.
Карлсон тоже улыбнулся и неуловимым движением пальцев погасил в комнате свет.
— Диего, тебе плохо? Перепил или что-то случилось?
Кантор отнял ладони от лица и помотал головой.
— Нет… ничего. Не обращай внимания, я вообще ненормальный, со мной частенько что-то подобное бывает.
Тереза сочувственно посмотрела на него и пересела на другой конец скамейки. Подальше.
— Извини, — сказал мистралиец, пока она еще что-нибудь не спросила. — Я забыл надеть амулет, и… так получилось. Это было очень… неприятно?
— Не то чтобы… — вздохнула девушка. — Просто было обидно… не знаю… потому что мне это недоступно или как-то… трудно объяснить. А как это проявляется у тебя?
— Что? — автоматически уточнил Кантор и тут же понял, что она имела в виду. Девочка, ну зачем, лучше промолчи… Тебе своего мало?
— Черная паутина, — вздохнула Тереза. — Как это бывает у мужчин?
— Не спрашивай.
Он отвернулся, чувствуя, как пылает его лицо, прижал ладони к щекам, и оказалось, что они горят еще сильнее. И не только руки, все тело пылало каким-то горячечным жаром, словно жидкий огонь пульсировал в нем вместо крови.
«Вот так и сгорают со стыда, — подумал он вдруг. — Вполне возможно, что это вовсе не образное выражение, а так действительно бывает — когда стыд, позор и унижение переваливают за некую условную грань и становятся невыносимыми настолько, что кровь превращается в огонь. И я сейчас сгорю. И скорее бы, а то ведь она опять что-то спросит…»
— Извини, — сказала Тереза. — Не буду. Я понимаю. Давай поговорим… о чем-нибудь. Чтобы не думать об этом. Жак всегда говорит со мной о чем-нибудь веселом.
Кантор вздохнул и посмотрел на нее.
— Ты в состоянии говорить о чем-нибудь веселом?
— Нет, — печально согласилась девушка. — Это только Жак умеет… Как бы ему ни было грустно, он все равно будет шутить и улыбаться. Он хороший. Я его очень люблю. Я бы очень хотела, чтобы… чтобы он мог быть счастлив со мной. Но у меня не получается. Может, бросить это все, не морочить ему голову и вступить в какой-нибудь орден?
— Не стоит, — ответил Кантор. — Раз Азиль говорит, что получится, значит, так и будет.
— Они тебе рассказали? Тогда понятно…
Жидкий огонь, который бился в нем, медленно отхлынул от лица и стал стекать в руки. И почти одновременно Кантор начал видеть. Наверное, потому, что вспомнил Азиль… а может быть, по другой причине. Он четко увидел черную паутину, о которой шла речь. Собственно, это была не совсем паутина, она ничуть не была похожа на ту золотую, которую он видел когда-то. Та действительно походила на летящую паутинку из тонких золотистых нитей, а эта — скорее на толстую веревочную сеть, которая обвивала тело девушки от плеч до середины бедра, плотно, в несколько слоев, так что просветов почти не было видно. Местами она свисала обрывками — видимо, стараниями Жака. Но, судя по всему, бедному Жаку предстояло стараться еще не один год.
— Что ты там увидел? — занервничала Тереза и плотнее закуталась в простыню.
— Паутину, — ответил Кантор тихо, чтобы не спугнуть видение. — Можно я ее потрогаю?
— Потрогай свою.
— Свою я не вижу.
Он осторожно протянул руку и прикоснулся к черной сети. Реакция была совершенно неожиданная. Кантор предполагал просто пощупать эту нить, осязать ее как нечто материальное, попробовать понять, из чего она сделана и на что похожа, но ни в коем случае не думал, что от этого можно так резко и болезненно выпасть из реальности. Не в Лабиринт, где все было понятно и знакомо, а просто в никуда. На несколько секунд мелькнули какие-то люди в странных одеждах, прозвучало слово на чужом языке, и все исчезло.
— Что с тобой? — испуганно спросила Тереза. Девушка отстранилась и теперь опять сидела на дальнем конце скамейки.
Кантор поднял глаза, собираясь в очередной раз извиниться за то, что напугал девушку, и застыл с открытым ртом. Там, где он только что прикасался, виднелась явственная прореха, и черные жгуты паутины висели лохмотьями, съежившись словно от огня. Вот что это было… Это вовсе не тот огонь, в котором сгорают от стыда, что за идиотская мысль пришла в голову… Просто, как всегда, проснулась его Сила, когда в ней возникла надобность, и, разумеется, он этого опять не понял. Так ведь действительно можно было сгореть, только намного более тривиальным образом, чем ему казалось…
— Ты опять что-то увидел? — устало поинтересовалась Тереза.
Кантор быстро придвинулся ближе и протянул к ней ладони.
— Это Сила… — хрипло пояснил он и зачем-то посмотрел на свои руки. — Вот что это… И откуда она взялась? От драконьей крови? Или просто от… Не шевелись. И не отстраняйся ни в коем случае, что бы ни было. А то в третий раз у меня не получится.
И, стиснув зубы в ожидании повторной вспышки, положил обе ладони на черную паутину.
— Ваше высочество, вы опять изволите развлекаться с зеркалами?
Мафей поспешно обернулся и умоляюще прижал палец к губам.
— Тише, мэтр, пожалуйста… Посмотрите, вы когда-нибудь видели подобное?
— Если вы полагаете, что я не видел, как мужчины обнимают дам, то вы глубоко заблуждаетесь.
— Да нет же! — чуть не плача от нетерпения, перебил наставника принц. — Посмотрите получше. Он ее не обнимает, он колдует. Вы видите паутину и… и как она горит?
— Ах вы имели в виду в этом смысле? Позвольте-позвольте… Дайте взглянуть…
— Только не очень близко, а то он почувствует. Видите? Что это?
— Поразительно! Помолчите, ваше высочество. Дайте спокойно посмотреть. Я потом прокомментирую… если пойму. Такого я действительно никогда не видел.
Наставник и ученик буквально прикипели глазами к зеркалу, наблюдая за происходящим. Терпения его высочества хватило ровно на полминуты, после чего он все-таки не удержался и спросил:
— Что у него с лицом? Ему больно?
— Вероятно, — пожал плечами наставник. — Я, как и вы, могу судить об этом только по тому, что вижу.
— А что он говорит?
— Этот язык мне неизвестен.
— Что это за Сила? Он не сгорит? — обеспокоенно спросил Мафей. — Ему как-то можно помочь?
— Ни в коем случае! Я неоднократно говорил вам, ваше высочество, что, когда имеете дело с Силой неизвестной природы, как и с магией неизвестной школы, никогда не следует вмешиваться. Помочь вы никоим образом не сможете, а вот помешать магу или навредить себе — несомненно.
— И эта школа даже вам неизвестна? — не унимался любопытный эльф.
— Не то чтобы совсем неизвестна, но не припоминаю, когда и где я с ней сталкивался. Возможно, поразмыслив на досуге, смогу вспомнить, если вам так интересно. Но могу сразу предупредить, что практической ценности для вас это иметь не будет. Перед нами совершенно неклассическая магия, использующая Силу принципиально иной природы. Чем-то сродни ведовству или варварскому шаманству. Для нас с вами эта Сила недоступна.
Мафей увидел, как мистралиец отпускает девушку, роняет руки, обессиленно падая на скамейку, и опять забеспокоился.
— Мэтр, с ним что-то не так. Он не сгорел?
— Нет-нет, — успокоил его наставник. — С ним ничего не случилось. Он просто очень устал. Эта Сила черпается изнутри, а не извне, как в классической магии, поэтому колдовство требует большого напряжения. А сгореть в таком случае невозможно, так что не извольте беспокоиться. Припоминаю эту школу, я с таким сталкивался. Это так называемая школа Пламени Духа. Очень редкая, и, насколько я знаю, знания ее сейчас утрачены. Единственным представителем этой школы, которого я знал, был один мистралийский маг, мэтр Максимильяно, но у него не было учеников. Для этой магии нужны особые врожденные способности, которыми, видимо, обладает наш гость из Мистралии. Но пользоваться он ими не умеет, иначе не довел бы себя до столь плачевного состояния.
— Может, ему все-таки чем-то помочь?
— Ему нужно просто отдохнуть, не более. Гасите зеркало, ваше высочество, и идите спать. Я побуду здесь сам. По моим подсчетам, скоро закончится действие заклинания, и его величество проснется. Я хотел бы поговорить с ним наедине. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, мэтр, — послушно ответил ученик, с сожалением провел рукой по зеркалу и направился к двери.
Когда его сапожки мягко протопали по коридору, мэтр Истран подставил к кровати нормальный стул, отодвинув неустойчивый насест принца, и присел поближе к королю.
— Не притворяйтесь, ваше величество, — сказал он. — Я знаю, что вы не спите.
— Не сомневался, — вздохнул король, открывая глаза. — Просто не хотел вам мешать. Вы так увлекательно говорили о магии…
— Не пытайтесь уверить меня, будто вам были столь интересны наши рассуждения, что вы притворялись спящим, дабы не мешать. Особенно принимая во внимание тот факт, что вам больно и притворяться вам стоило большого труда. Вы надеялись, что я уйду и вам не придется со мной общаться? Должен вас огорчить, ваше величество, — придется.
— Я слушаю, — покорно вздохнул король.
— Нет, ваше величество, это я вас слушаю. Извольте объяснить, что произошло сегодня на традиционном поминальном ужине.
— Непременно сейчас?
— Если вас не затруднит.
— Затруднит. И очень.
— Вы настолько плохо себя чувствуете?
— Мне больно. Это… отвлекает.
— Я опасаюсь, что, если сейчас возобновлю обезболивающее заклинание, вы либо уснете, либо подбодритесь и категорически откажетесь от объяснений.
— Что вы, мэтр Истран. У меня и в мыслях не было уклоняться от разговора. Я все равно собирался все объяснить вам… по окончании. Я же не предполагал, что со мной такое случится. Так не вовремя…
Придворный маг наклонился, положил ладонь поверх повязки, затем резким движением дернул руку вверх, собрав пальцы щепотью, словно выдернул невидимый гвоздь.
— Спасибо, — поблагодарил король. — С чего бы начать?.. Может, у вас есть вопросы?
— У меня их много, но я хотел бы для начала знать суть дела. Все происшедшее — ваша работа?
— Моя, — честно признался Шеллар. — И частично Элмара.
— Какая именно часть? — поинтересовался мэтр.
— Я придумал план, который ему не понравился. И он взял с меня слово, что если я придумаю что-то другое…
— Нет-нет, так не пойдет. Давайте все-таки с начала. С чего все началось. Такое впечатление, что все происходило экспромтом, будто у вас не было времени как следует продумать свои действия.
— Совершенно верно. Вчера ко мне пришел господин Хаббард… покойный господин Хаббард, как это приятно звучит… и потребовал освободить престол.
— Вы ожидали этого через полгода.
— Они решили ускорить процесс, испугавшись, что я их все-таки достану. И тогда…
Король подробно изложил события двух последних дней, честно и беспристрастно описав оба своих плана и результат, к которому привели его действия.
— Что ж, — согласился мэтр Истран, выслушав его. — Теперь мне все ясно. Кроме одного: почему вы скрыли все от меня? У вас были какие-то основания подозревать меня в неверности короне?
— Ни в коем случае. — Шеллар заметно смутился. — Просто я опасался, что вы вмешаетесь… скажете, что я собираюсь поступить безнравственно, или слишком рискованно, или безответственно… и запретите.
— Запретить? Вам? Простите, ваше величество, но вы здесь король или… то, что вы обычно упоминаете в таких случаях? Если я беру на себя смелость давать вам советы и высказывать свои суждения о некоторых моментах, это не значит, что я собираюсь вмешиваться во все, что вы делаете. Вы припоминаете какой-либо случай, чтобы я вмешивался в государственные и политические вопросы? Так почему же вы решили, что я стану вам препятствовать, тем более когда речь идет о судьбе короны? Возможно, я мог бы вам что-либо посоветовать, каким-то образом улучшить ваши замыслы, хотя при такой нехватке времени их вряд ли можно было улучшить. Но неужели вы полагаете, что я бы посоветовал оставить все как есть и отдать корону этим проходимцам? Стыдитесь, ваше величество.
— Стыжусь, — согласился король. — И даже более, чем вы думаете.
— Считаю своим долгом добавить, что, если бы я был в курсе дела, возможно, вы бы не пребывали в столь плачевном состоянии, как сейчас. Где вы нашли кольчугу, которую можно порвать руками?
— Руками Элмара можно порвать что угодно… — проворчал король. — Прошу вас, мэтр, не отчитывайте меня. Я все понял. Мне и без того…
Он замолчал и отвел глаза. Старый волшебник понимающе вздохнул и сочувственно произнес:
— Жак — не тот человек, который способен всерьез сердиться и не прощать обид. Тем более что виноваты все-таки не столь вы, сколь его высочество принц-бастард Элмар. И я непременно напомню ему, если он сам не сочтет своим долгом объяснить это Жаку. Не переживайте так, ваше величество. Ваш друг не злопамятен. Тем более что ничего страшного с ним не случилось. Все утрясется, все образуется. И еще — могу ли я полюбопытствовать, что вы знаете о молодом мистралийце, которого я встретил сегодня в вашей гостиной? Кроме того, о чем вы уже упоминали?
— Почти ничего. А чем он вас так заинтриговал?
— Интерес профессиональный. Он ведь не занимался магией всерьез?
— Не знаю. Мафей утверждает, что он поменял класс. Если и занимался, но теперь не имеет такой возможности.
— Сомневаюсь. Единственный человек, который мог быть его наставником, пропал без вести пятнадцать лет назад, следовательно, класс у него был другой.
— Но у него ничего нет, кроме Силы. Кем он еще мог быть?
— Кем угодно. Разумеется, того, что он имел, у него сейчас нет. Потому ему и пришлось сменить класс. То, что у него было, он потерял.
— А такое возможно? Потерять что-то, кроме Силы?
— Разумеется. Легче всего потерять Веру. Огонь — тоже довольно хрупкая вещь. Луч можно потерять только в старости, вместе с разумом, Тень — в результате… э-э-э… слишком сурового наказания за воровство. В принципе, потерять можно что угодно. По моим скромным предположениям, этот молодой человек прежде носил челку, а вовсе не косу, как предположил по наивности мой любимый ученик.
— Бард? — Король в изумлении даже попытался привстать, но, убедившись в бесполезности своей попытки, откинулся на подушку и тихо засмеялся. — Конечно… Как я сам не понял?.. Кому же еще пришло бы в голову всерьез интересоваться Ольгиной музыкой? Над этим стоит поразмыслить.
— Я бы не рекомендовал вам размышлять об этом сейчас. Пока действует заклинание, лучше поспите. Завтра у вас такой возможности не будет. Обезболивающие заклинания нельзя поддерживать постоянно, они вредны и даже опасны для организма, а при частом использовании ведут к разрушению нервных клеток. Так что завтра придется сделать перерыв часов на двенадцать, и тогда вы вряд ли сможете уснуть. А сон вам необходим. Спокойной ночи, ваше величество.
Кантор дрожащей рукой вытер пот с лица и с трудом произнес:
— Мне срочно надо что-то выпить…
— Почему обязательно выпить? — мягко возразила Тереза и подсела поближе. — Это можно сделать проще. Повернись ко мне.
Она прочла коротенькую молитву на незнакомом языке, сложив перед собой руки и склонив голову, затем сотворила знак креста, как обычно делали переселенцы, и положила руку на лоб мистралийцу. Нервная дрожь действительно прекратилась, дыхание выровнялось, и, что больше всего порадовало, померкли и как-то забылись жуткие видения. Кантор всерьез опасался, что они будут преследовать его еще долго.
— Вот и все, — сказала Тереза, отнимая руку. — И вовсе не надо напиваться до беспамятства. Тебе лучше?
— Спасибо, — кивнул Кантор. — Значительно.
— Это тебе спасибо. Как ты это делаешь?
— Не знаю, — честно ответил мистралиец и пожал плечами. — А что, получилось?
Вместо ответа Тереза улыбнулась и погладила его по щеке.
— Это замечательно, — философски заметил Кантор, откидываясь на спинку скамейки. — В кои-то веки у меня получилось что-то полезное. А то никогда заранее не знаешь, что выйдет. Наши ребята иногда даже развлекаются таким образом: скидываются, поят меня до невменяемого состояния и спорят, что я отмочу. Выигрывает тот, кто ближе всех оказывается к истине. Правда, точно никто еще не угадал.
— А почему ты не занимаешься магией всерьез? — серьезно спросила Тереза.
— Видишь ли… — Кантор вздохнул. — Моя Сила совсем другая. Она внутри меня. И пользоваться ею надо как-то особенно. Пока был жив отец, он меня кое-чему научил. Потом он пропал, и другого наставника я найти не смог. Никто больше в этом не разбирается. А заниматься классической магией мне нельзя. Если попробую впустить в себя Силу, которой пользуются классические маги, она вступит в конфликт с моей собственной, и я сгорю. Отец об этом меня предупреждал.
— Может, тебе стоит поспать? Если ты черпаешь Силу изнутри себя, то должен очень уставать от магии. Как ты себя чувствуешь?
— Как после смены в железной шахте, — честно признался Кантор и подмигнул девушке. — Но это не столь страшно. Поцелуй прекрасной дамы способен даже мертвого мистралийца вдохновить на подвиги.
Тереза придвинулась еще ближе и бережно поцеловала его в щеку.
— Ну вот, — удовлетворенно сообщил Кантор, обнимая ее за плечо. — Теперь и я вижу, что не зря старался.
— Даже не знаю, как тебя благодарить… — прошептала девушка.
— Очень просто. Излови завтра Жака и приласкай его подобающим образом. Потом расскажешь мне, какая у него была физиономия. Уверен, будет очень весело.
— Обязательно, — пообещала Тереза. — Жак, наверное, очень обрадуется. Но теперь я разгоню к чертям всех его любовниц!
— Хоть одну-то оставь, — улыбнулся Кантор. — Или ты ревнива, как дон Тенорио?
— Нет, просто они мне на нервы действуют… Но давай об этом не будем.
— Пожалуйста. Тогда о чем?
— Жак рассказал мне, как ты заслонял его от стрел, — сказала вдруг Тереза. — Почему? Ты всегда так поступаешь?
— Не совсем… Но в данном случае… Я же был в кольчуге и не особенно рисковал. А его бы наверняка убили.
— Ты рисковал достаточно сильно. Тебе могли попасть в голову, у них могли быть бронебойные стрелы, да и сам Жак в таком состоянии мог тебя зарубить, не глядя. Ты прекрасно это знал и все-таки его прикрыл. Почему?
Кантор пожал плечами:
— Такой вот я ненормальный. Рисковый и отчаянный сверх меры.
— Ты просто не хочешь сказать? Это тайна?
Женщины! Ведь хрен вас обманешь… Это Жаку можно совать фиалки за уши, и он эти самые уши послушно развешивает, а вы… существа особенные.
— Поклянись, что никому не скажешь, — не выдержал Кантор.
— Христом Богом клянусь. Не скажу.
— Я ему кое-что должен.
— Насколько серьезно?
— Максимально. Он меня не помнит, и… я бы предпочел, чтобы и не вспомнил. А я его узнал. — Мистралиец вздохнул и тяжело поднялся со скамейки. — Только не рассказывай Жаку, прошу тебя. Если ты хотя бы намекнешь, он тут же догадается. А я этого не хочу. И так чуть не засветился.
— Клянусь. — Тереза тоже встала. — Я никому не скажу… Диего, а если Жак меня спросит, как я… как это получилось?..
— Пусть думает, что это естественный результат его усилий… а еще магического действия крови дракона. А то огорчится и начнет переживать — как это так, он два года старался, а тут пришел какой-то нахал… Пойдем, пожалуй. А то его высочество, наверное, извелся мыслями о неподобающем…
Тереза засмеялась:
— А давай напугаем Элмара?
— Как?
— Выйдем и поцелуемся на прощание.
— Почему на прощание?
— Потому что я пойду спать к Жаку. Едва на ногах стою. Если ты помнишь, я сегодня подвиги совершала.
— Подвиги — это конечно, — согласился Кантор и протянул даме руку.
— Смешная сказка, — весело улыбнулся Карлсон, мечтательно уставясь в потолок. Там плавно кружилась дюжина разноцветных шариков, которые создавали в комнате удивительный волшебный свет. — Ты меня так назвала потому, что я собрался улететь в окно?
— Да, — подтвердила Эльвира, лежа на спине и любуясь светящимися шариками. — Есть еще некоторое сходство, но не столь существенное.
— Ты просто не знаешь, как я люблю сладкое! — засмеялся он и запустил в полет еще один шарик. — Правда, за свою люстру можешь не опасаться, на них я не катаюсь.
— Зато сидишь на ручках кресел и на спинках стульев, — заметила Эльвира. — Точно как наш Мафей.
— Я тоже полуэльф, — охотно пояснил Карлсон, дотянулся до шкатулки с сигаретами и в очередной раз развлек даму добыванием огня из пальцев. — Не знаю почему, но мне так удобно. То ли у нас центр тяжести в другом месте, то ли вестибулярный аппарат не такой, как у людей…
Он тоже лег на спину и уставился на многоцветный хоровод, одновременно приступая к созданию еще одного шарика.
— Карлсон, а сколько тебе лет на самом деле?
— А что? — безмятежно откликнулся он.
— На вид от силы двадцать пять, ведешь ты себя как подросток, но в постели чувствуется, что ты намного старше.
— А не испугаешься? Вдруг мне уже за двести?
— И ты до сих пор ученик? Шутишь.
— Шучу, — согласился он, катая по ладони зеленый шарик. — Мне тридцать пять, если тебе так интересно. Не так уж и много. Правда?
— Серьезно? Получается, ты даже старше нашего короля.
— Почему «даже»? У вас еще достаточно молодой король. А выглядеть так, как сейчас, я буду еще лет десять — пятнадцать… Тебе это все действительно интересно?
— Конечно. Я никогда не имела дела с магами. В особенности с полуэльфами. А почему о тебе никто ничего не знает? Вот наш Мафей — главная достопримечательность двора, и вообще считается, что он единственный полуэльф на свете.
— Это потому, что старик Зиновий — неисправимый скандалист, а Поморье — старомодная и добропорядочная страна, — засмеялся Карлсон и подбросил шарик вверх. — Я узнал о том, что я полуэльф, уже будучи взрослым и совершенно случайно. Мне рассказал один маг, который присутствовал при моем рождении. Я родился с такими же ушами, как ваш Мафей, и мне их тут же… — Он пошевелил пальцами, изображая ножницы, и лукаво посмотрел на Эльвиру.
— Опять шутишь? — подозрительно спросила девушка. Жак тоже был любителем таких розыгрышей, но его она знала давно и уже научилась определять, когда тот шутит. А Карлсон пока еще был недостаточно изучен.
— Вовсе нет. Это чистая правда. Мама заплатила бешеные деньги известному хирургу за операцию на новорожденном младенце, чтобы к тому времени, как дитя покажут отцу, у меня были маленькие кругленькие ушки, как у всех людей. Покойный папа был ревнив, как дон Тенорио, и, если бы супруга преподнесла ему сына от неизвестного эльфа, он бы ее точно зарезал.
— А за твои красивые глаза он ей ничего не сделал?
— В предках у моих родителей эльфы встречались, так что глазами вряд ли можно было кого-то удивить. А вот уши бывают только в первом поколении, и это явное доказательство маминой неверности надлежало устранить. Вот так оно делается в Мистралии… впрочем, я на маму не в обиде. От этих ушей я бы имел одни неприятности. Силы они не добавляют, а быть достопримечательностью у меня никогда не было желания. Как ты думаешь, пережил бы я охоту на магов, если б у меня были эльфийские уши?
Судя по всему, он все-таки не шутил.
— Карлсон, а почему ты носишь челку? — Эльвира задала вопрос, который вертелся у нее на языке еще с тех пор, как у гостя высохли волосы и упомянутая челка упала на лоб. — Ты же маг? А маги носят косу, если я правильно помню ваши мистралийские традиции.
— Во-первых, как видишь, косу мне заплетать не из чего, — засмеялся он. — Разве что крошечную, куцую косичку. Она как раз будет соответствовать моей квалификации. А во-вторых, я еще немного бард, поэтому и ношу челку. Чтобы не очень афишировать свои занятия магией. Видишь ли, как-то я попал в очень крупные неприятности, и, чтобы выпутаться, пришлось поколдовать слишком… как бы тебе сказать… сильно, что ли… Проще говоря, я бросил пару заклинаний двенадцатого уровня. Силы у меня на это хватило, но… По моим умениям не следовало замахиваться даже на пятый. И после этого Силу я потерял. Расстроился, конечно, до слез, но ничего не поделаешь — не ложиться же умирать из-за этого? И я подался в барды, поскольку к этому делу у меня тоже были способности. До сих пор иногда пишу стихи… А потом случилось так, что Сила ко мне вернулась.
— Сама по себе?
— Ну что ты, само по себе никогда ничего не бывает. Просто я встретил нимфу и провел с ней ночь… Вот так и вышло, что я теперь не то маг, не то бард, а толком не умею ни того ни другого… — Он печально вздохнул и запустил по спирали желтый шарик. — Да что это мы все обо мне да обо мне? Лучше скажи, за что ты так обижена на вашего короля?
— Ну почему это всем так интересно? — устало вздохнула Эльвира. — Кого ни возьми, все спрашивают. Почему я должна всем пересказывать в лицах постельные сцены?
— А ты его любовница? — Карлсон заинтересованно приподнялся на локте.
— Бывшая, — неохотно призналась Эльвира. — Или ты тоже ревнив, как твой папа?
— Везет же королям… — завистливо вздохнул мистралиец, откровенно любуясь ее телом. — Ты так прекрасна… Мне хочется воспеть тебя в стихах. Нет, не просто прекрасна — ты совершенна. И этот лопух еще додумался тебя обижать? Нет, ну правда, что он тебе сделал?
— Не то чтобы он сделал что-то конкретное… Постоянно хамил и вел себя в постели как свинья.
— А как ведут себя свиньи в постели? Мне просто любопытно, я со свиньями не пробовал…
С Эльвирой тут же случился припадок истерического смеха, после которого гость оставил свои попытки расспрашивать о короле и некоторое время молча запускал шарики, периодически хихикая. Видимо, представлял свинью в постели. Эльвире надоело молчать, и она спросила:
— А ты правда умеешь летать?
— Не то чтобы летать… — честно признался Карлсон. — Скорее плавно спускаться по наклонной. Специально я этому не учился, левитирующих магов на свете очень мало.
— А как же ты?
— Получилось все случайно. Однажды меня… то есть я упал с большой высоты и… очень сильно захотел жить. Очень-очень захотел. Не упасть и не разбиться в лепешку, а взлететь, как птица… Взлететь не взлетел, но опустился почти плавно и почти ничего не сломал. Так и научился. — Он грустно улыбнулся, поднял раскрытую ладонь, и к потолку устремился фиолетовый шарик. — Опять мы вернулись к моей разнообразной биографии. Расскажи лучше о себе. Как ты попала ко двору и зачем ты связалась с вашим королем, раз он тебе так не нравится? Не силком же он тебя затащил в свою постель.
— Ко двору меня пристроила мама, — неохотно пояснила Эльвира. — У нее была навязчивая идея, что я обязательно должна стать королевой.
— С чего это вдруг? У нее были какие-то основания так думать?
— По-моему, она была абсолютно ненормальна. А основания… Как-то мы с Кирой удрали с уроков и пошли гулять по городу, лет по семь нам тогда было. И на улице какой-то несчастный голодный парнишка попросил у нас что-нибудь поесть. Мы, этакие добропорядочные девочки, пожалели его и отдали свои сорок медяков, припасенных на мороженое, страшно гордясь тем, какие мы добрые и хорошие, прямо как в детских рассказах… Знаешь, есть такие специальные идиотские рассказики для детей о том, что, если вести себя хорошо, случается что-то хорошее, а если плохо — то соответственно. Дети начитаются и потом думают, что и в самом деле порок всегда наказуем, а добродетель вознаграждена…
— И что, этот парнишка оказался неблагодарным хамом вроде его величества?
— Нет, он нас очень горячо поблагодарил и сказал, что мы обе, когда вырастем, будем королевами. А нам по семь лет, и мы сказок начитались. Поверили, как последние дуры, тут же помчались и рассказали родителям. У Киры были нормальные здравомыслящие родители. Мама ей объяснила, что бедняге просто нечем нас больше было отблагодарить, вот он и сказал приятное. А папа добавил, что если Кире так уж хочется стать королевой, то все в ее руках — пусть завоюет себе ничейные земли и создаст собственное королевство. И она стала учиться военному делу.
— И как? — поинтересовался Карлсон. — Завоевала?
— Ну что ты, она давно выросла и оставила эту идею. Но, по крайней мере, стала самостоятельным человеком, который что-то умеет толком. Может, путь воина — не лучший выбор для женщины, но ей это нравится, у нее это получается, и она этим довольна. А со мной все получилось по-дурацки. Моя мама вбила себе в голову, что это истинное пророчество и что у меня в этой жизни высокое предназначение. Отца, к сожалению, в то время в живых уже не было, и прочистить ей мозги оказалось некому. Мама взяла все в свои руки и принялась изо всех сил вести меня к великой цели. А путь она видела один — выдать меня замуж за принца. Можешь себе представить, как провинциальная помещица пыталась породниться с королевским домом? Над нами смеялась вся округа. Мои подруги давно обзавелись семьями, а мама все разгоняла недостойных женихов и блюла мою честь. Меня это в конце концов так достало, что я тайком от нее завела любовника… потом, разумеется, мама узнала и чуть меня не убила. Правда, когда ей какая-то столичная знакомая по секрету сказала, что наш король не любит юных и целомудренных, а предпочитает женщин поопытнее, она воспрянула духом и впала в другую крайность… Тебе смешно, конечно… В конце концов маме все-таки удалось пристроить меня ко двору. Правда, из-за этого она полностью разорилась, но это ее не остановило… А я, попав в столицу, одурела от изумления. Я никогда не верила даже в это! И то ли от удивления, то ли потому, что в семье психические болезни заразны, тоже поверила, что это и есть мой звездный час. Я изо всех сил старалась почаще попадаться на глаза его величеству и обращать на себя его внимание… Ну и дождалась на свою голову, королева непризнанная… Хорошо, что мама к тому времени уже умерла и не видела печального финала своей затеи…
— А он был очень печальным? — уточнил Карлсон, щелчком выстреливая к потолку серебристо-серый шарик.
— Неужели его можно назвать приятным? Когда тебя каждый раз грубо ставят — или кладут — в какую-нибудь неподобающую позу, затем так же грубо имеют и говорят при этом, чтобы не выпендривалась и не строила из себя невесть что… А сказать хоть слово против не смеешь, а то еще разозлится, прогонит со двора, и тогда останется только идти в содержанки, потому что поместье пришлось отдать за долги ненормальной мамы, а зарабатывать на жизнь я не умею… К счастью, со двора меня все-таки не прогнали, и на том спасибо. Тебе доводилось когда-нибудь испытывать подобное унижение?
— Как тебе сказать… — Волшебник задумался. — Не знаю, сравни сама… Мне довелось сидеть в тюрьме, в ошейнике, как все маги… Что еще… просить милостыню на улице, ночевать под забором, выслушивать всевозможные оскорбления… А еще меня били несколько раз. Тебя никогда не били ногами? Тебе несказанно повезло. Мало того что это унизительно, так еще и больно, а потом неделю лежишь пластом и харкаешь кровью. Правда, меня никто не имел, в этом мне подфартило. А то у меня есть один знакомый… что-то я разоткровенничался, тебе не кажется? И как ты ухитряешься все время переводить разговор на меня?
— Я же с тобой откровенничаю, — обиделась Эльвира.
— Извини… не то чтобы я хотел что-то от тебя скрыть, просто у меня жизнь всегда такая… разнообразная, что если начинать рассказывать, то… настроение портится. А оно у меня сейчас хорошее и даже очень. А ваш король… знаешь, он не настолько плохой человек — может, еще исправится и в самом деле на тебе женится?
— Не дождется! Я уже поняла его принцип в отношениях с людьми. Чем больше ему позволяешь, тем больше он наглеет. А стоит сказать «нет», и желательно еще нахамить при этом, и он сразу становится на человека похож. После всего этого я ни за что не пойду за него замуж.
— Тяжелый случай, — засмеялся Карлсон, подбрасывая голубой шарик. — Тогда я сам на тебе женюсь. Как только завоюю себе королевство. За меня замуж пойдешь?
— Вот как только завоюешь, так и пойду, — пообещала Эльвира. — Только сомневаюсь, что до этого доживу, я ведь не эльфийка, у меня жизнь короткая.
— А я потороплюсь, — пообещал Карлсон.
— Ты доучись сначала, горе-волшебник.
— Ничего, — с непробиваемым оптимизмом заявил он. — Как только толком освою телепортацию, я найду себе наставника, и дело пойдет быстрее. У меня уже почти получилось, если бы еще кто-нибудь объяснил, как происходит совмещение второго и пятого преломлений…
— Хочешь, я тебя познакомлю с Мафеем? Спросишь у него. Он легко телепортируется с десяти лет и наверняка все это знает.
— Везет ребенку… — вздохнул мистралиец. — Я бы, наверное, тоже смог, если бы мне кто-то показал. А меня этому не учили. Мой наставник и воспитатель принадлежал к другой школе… а все остальные не знали, что я полуэльф. Только… — Он снова вздохнул и выпустил розовый шарик. — Не получится. И я тебя очень попрошу, не говори обо мне никому.
— Я что-то подобное и предполагала, — кивнула Эльвира. — Что ж, не скажу. Чует мое сердце, что королевство ты будешь добывать еще лет сто.
— Ну, если хочешь, могу жениться сейчас, а королевство завоюем вместе. Раз у тебя такая судьба, должно обязательно получиться.
Эльвире стало смешно.
— Ты что, серьезно? И собираешься взять меня с собой? А куда?
Карлсон замялся и отвел глаза.
— Ну… конечно, вряд ли ты захочешь там жить. После дворца…
— Там — это где? В хижине в Зеленых горах?
Он удивленно захлопал глазами:
— Почему ты так решила?
— Потому что это и так понятно. Ты не хочешь, чтобы о тебе кто-то знал, скрываешь свое имя и не рассказываешь ничего о себе, точно как Ольгин Диего, и тебе непременно нужно вернуться, поскольку у тебя долг и всяческие обязательства. Легко догадаться. Вы даже знакомитесь одинаково.
— А Диего — это кто? — заинтересовался Карлсон. — Кто-то из наших ребят? Как он сюда попадает? Он маг?
— Да нет, он воин. Здесь бывает проездом по каким-то делам, о которых помалкивает, вот и заглядывает к Ольге послушать музыку, а заодно и потрахаться. И еще дает ей совершенно идиотские советы.
Карлсон заинтересовался настолько, что даже сел.
— А ты его видела?
— Сегодня общалась. А что?
— Мне просто любопытно, кто же это. Может, я его знаю. Он кто, охранник?
— Наверное. Кажется, да.
— А какой из себя?
— Интересный мужчина примерно твоего возраста — я имею в виду — твоего настоящего возраста, — длинные волосы, собранные в пучок, очень приятный голос… Не знаю, как точнее описать, вы же, мистралийцы, все одинаково черные и смуглые.
— Приятный голос, говоришь… А ничего странного в его лице ты не заметила?
— Нет. Лицо как лицо. Да и не до того как-то было.
— А как он одет?
— Черная куртка и черная рубашка… А, еще серьга в ухе. Длинная серебряная сережка в виде трех листочков, соединенных цепочкой.
Карлсон обрадованно хлопнул себя по коленкам и расхохотался.
— Кантор! Надо же! Вот смехота! Кто бы мог подумать, что у Кантора есть любовница в Ортане! Интересно, Амарго знает? Надо будет ему сказать… Хотя нет, не надо. Вдруг Кантор обидится, он такой скрытный… А где ты его видела сегодня?
— В королевской гостиной. А сейчас он бултыхается со своей подружкой в большой купальне, если тебе так интересно.
— Да нет, мне вовсе не интересно, где сейчас Кантор и чем он занимается. — Карлсон улыбнулся и наклонился к ней. — У меня есть дело намного поважнее…
Шарики под потолком ярко вспыхнули и закружились в бешеном хороводе.