Глава 1

Сначала Кантор увидел уже знакомые сверкающие сапоги. Это начинало раздражать. Затем повел глазами в сторону и наткнулся на дамские туфельки. Изящные, на высоком каблуке, из светло-серого бархата, украшенные по бокам такими скромными камушками — стоимостью тысяч по шесть каждый. Из туфелек далеко вверх взмывали две стройные женские ножки в шелковых чулках. Кантор приподнял голову, по привычке исследуя ножки взглядом, и отметил про себя, что такие короткие платья позволяют себе носить только волшебницы. Ну еще Ольга, но она не в счет. Если уж она уверяла, что в их мире можно спокойно выйти на улицу в том ее черном наряде, едва прикрывающем самое сокровенное…

Стоило Кантору вспомнить об Ольге, сердце тут же мучительно заныло. Ведь и о любимой девушке они узнают, вот что ужаснее всего. Ребят просто так не найти, мистралиец в самом деле не знал, где они сейчас, куда делись или как скрылись. Амарго… где он в настоящее время, Кантор тоже не очень представлял себе, но ведь знаний об этом человеке столько, что по ним его легко будет обнаружить… как и много другого лишнего. А еще он очень хорошо знает, где живет Ольга, которая ему очень дорога и которую умный человек не преминет использовать для давления на несговорчивого товарища Кантора… хотя, впрочем, что это он ерунду городит, на кой сдалась им Ольга, сейчас эта волшебница в туфельках с брюликами просканирует его до самых печенок, доложит боссу все, что тот хотел знать, а потом Кантора просто убьют за ненадобностью… Надо же было так облажаться с этим палачом! Ведь в самом деле специалист, так его разэтак… Наверное, всяких объектов за свою жизнь навидался, всевозможных степеней шустрости, и точно знает, что с пленниками делать. Табуреткой в спину запустил, сволочь, и рука не дрогнула!

— Это он? — брезгливо произнес откуда-то сверху низкий женский голос. — Умыть не могли? Мне к нему, между прочим, руками прикасаться!

— Простите, мэтресса Джоана, — уже не властно, а как бы извиняясь, произнес голос, принадлежавший сверкающим сапогам. — Это он умытым так выглядит. Видите ли, до вас с ним работали другие специалисты…

— Плюшевый Тедди? — презрительно произнесла волшебница. — Оно и видно. Могли бы сразу меня пригласить.

— Нет, что вы, Тедди работает аккуратно, и на лице его работа не видна. Ребята помяли, когда брали.

— Ладно, это не столь важно, давайте начнем. Ты, ущербное создание, прекращай пялиться на меня и вставай. Недаром говорят, что все мистралийцы сексуально озабоченные. Чуть жив, а на дамские ножки вытаращился. Небось уже и в эротические фантазии ударился?

Кантор, хотя и знал, что его наглый язык никогда не доводил его до добра, все же не удержался и ответил:

— С тобой? Да иди ты! Ты, поди, еще моему прадедушке давала в позе «крестьянка на морковной грядке»…

К счастью, мэтресса Джоана оказалась дамой не очень вспыльчивой, и уворачиваться от бархатной туфельки не пришлось. А сапоги почему-то не стали вступаться за честь дамы, тоже к счастью.

— А Тедди он что-то подобное говорил? — с интересом вопросила волшебница.

— О, — ответил господин Крош. — Тедди он крыл таким матом, что стыдно процитировать.

— Ну что ж, — усмехнулась дама. — Тогда приступим. Приподнимите его немного… и уберите с висков эти грязные лохмы.

Кантор подумал, что надо попробовать сопротивляться, и стал падать.

Вокруг него был серый с синим отливом туман, густой, как сметана, и в этом тумане, беспорядочно мигая, вспыхивали и гасли оранжевые огоньки. Волшебница стояла рядом, сквозь туман смутно просвечивали ее силуэт и черты лица, а протянутые к пленнику руки были видны очень отчетливо. Особенно непомерно длинные пальцы с иглами в четверть локтя вместо ногтей, которые красотка как раз норовила вонзить Кантору в голову, мило при этом улыбаясь и ласково приговаривая:

— Ну же, дружок, не упрямься, покажи тете, где спрятались твои друзья…

— Хрен тебе! — отчаянно рванулся Кантор, пытаясь увернуться от этих игл, которые, казалось, окружили его со всех сторон. Он почему-то вспомнил, как в этих случаях выражалась Ольга, и добавил: — Моржовый.

И поскольку уклониться было очень и очень сложно, наотмашь ударил по протянутой руке ребром ладони. Джоана коротко вскрикнула и поджала ушибленную лапу.

— Ты что, маг? — удивленно спросила мэтресса. — А они меня не предупредили… Это им обойдется в изрядную дополнительную сумму. Одно дело сканировать простого смертного, и совсем другое — мага, который сопротивляется. Но ты не особо заносись, магов я тоже сканировала.

Она снова очаровательно улыбнулась и сменила, так сказать, инструмент. Правая рука осталась прежней, только иглы еще немного удлинились, а левая стала превращаться в петлю из толстой прочной веревки. Кантор, ошарашенный новым для себя фактом, что он оказался магом, который сопротивляется, не стал особо надеяться на свою загадочную и непредсказуемую Силу, а решил попробовать просто дать деру и попытаться укрыться в этом тумане. Благо здесь он не чувствовал своей материальной сущности и ему никоим образом не мешали обожженная спина, искалеченная рука и прочие отбитые части тела. Кантор рванулся в сторону и бросился бежать, с трудом преодолевая сопротивление туманообразной субстанции, замедлявшей движение, словно приходилось двигаться под водой. Сила Силой, но кто его знает, поможет ли она против руки-удавки. Убежать — оно вернее будет. Скрыться в этом тумане, и пусть ищет его хоть до второго пришествия эльфов… если, конечно, у нее нет специального заклинания для выманивания объекта из укрытия.

— Ты куда? — возмущенно воскликнула волшебница и бросилась за ним. Правда, она двигалась в тумане так же медленно, как и Кантор, так что догнать пленника было ей не так-то просто. Впрочем, как и ему скрыться. Как ни старался Кантор прибавить скорость, серый туман гасил все усилия — и расстояние между ним и Джоаной не увеличивалось, а даже постепенно сокращалось. Очень медленно, но все же… То ли он просто был слабее, то ли она лучше знала это место, но было ясно, что рано или поздно волшебница все же его догонит. Через какое-то время, но имеет ли это значение? Может, лучше не тратить силы на бесполезную беготню, а попробовать встретить угрозу лицом к лицу и сразиться, как подобает воину? А если не получится? Что тогда? С другой стороны, выбора нет, все равно догонит — и сражаться придется. Знать бы, как это делается…

Кантор остановился и повернулся лицом к противнику, выставив перед собой руки, подсознательно чувствуя, что главное — не подставить голову. Первая атака волшебницы была отражена успешно — мистралиец успел перехватить руку с петлей за запястье и самым обычным образом вывернуть, бросив при этом красотку через бедро и отступив на шаг. Джоана быстро вскочила на ноги и удивленно протянула:

— Вот ты какой! Даже так? Давненько мне такие не попадались… И как это ты ухитрился так облапошить Кроша, что на тебя не надели полиарг? Даже интересно, что из этого всего может получиться…

Видно было, что она нисколько не напугана и даже не обескуражена, а, напротив, испытывает к происходящему профессиональный интерес. «Специалист за работой», — мимоходом подумал Кантор, которому это живо напомнило Стеллу. Точно с таким же выражением лица почтенная мэтресса ковырялась в располосованных пациентах. И сходство это ему очень не понравилось. А насчет полиарга… Будь ситуация менее опасной, он бы посмеялся. Одной из удивительных особенностей его Силы было именно то, что полиарг на нее никоим образом не влиял.

Вторая атака оказалась для волшебницы более удачной. Удавку, норовившую обвить его за шею, Кантор снова успел перехватить, но броска на этот раз не получилось. Петля прочно охватила его запястье, а когти-иглы второй руки почти одновременно попытались снова добраться до головы. Кантор едва успел отмахнуться, поскольку отвлекся, соображая, опасно ли для него то, что его поймали за руку. На этот раз пять длинных, острых, как кинжалы, игл пробили насквозь его ладонь. Кантор вскрикнул от боли и попытался отдернуть пораненную руку, но иглы непонятным образом изогнулись наподобие крючков, зацепившись намертво. Единственное, что мистралиец смог сделать, — это выдать Джоане серию самых изощренных ругательств, какие знал.

— Вот ты и попался, — удовлетворенно сказала волшебница. — А теперь давай посмотрим…

Кантор стиснул зубы и отчаянно метнулся из последних сил, рискуя остаться без руки. Вырваться он не смог, однако вместе с новой вспышкой боли в нем вспыхнуло что-то еще. Мистралиец не сразу понял, что это, он так и не научился сразу определять свою неуправляемую Силу. На этот раз странная семейная магия приобрела вид совершенно невообразимый. Видела бы Ольга, сказала бы: «Полный сюр!» В двух шагах от себя Кантор разглядел открытую дверь, по краям которой бежали, мигая, разноцветные огоньки, а на распахнутых створках горела надпись «Добро пожаловать». Над дверным проемом висела яркая вывеска, составленная из огромных рун, тоже мигающих, как испорченный осветительный шар: «Тебе сюда!» И жирная стрелка, указывающая вниз.

Не раздумывая, что бы это значило, и не обращая внимания на боль, Кантор снова рванулся и бросился в эту дверь. Настойчивую волшебницу пришлось тащить с собой, так как вырваться от нее возможности не было. В глаза ударила черная мгла, и Кантор чуть не рассмеялся вслух, почувствовав знакомое пронзительное головокружение и понимая, что на этот раз спасен. В Лабиринте его не достанет никакой маг, вне зависимости от могущества и квалификации. Не для них это место, неуютно им здесь, классическим магам, и Сила их здесь ничего не стоит. Не тягаться им в этом месте с человеком Лабиринта. Последней дурой окажется эта навязчивая барышня, если попытается.

— Это еще что за фигня? Ты куда меня приволок? — возмущенно воскликнула мэтресса Джоана, озадаченно уставившись на свои руки, которые вдруг приобрели обычный человеческий вид. Впрочем, не совсем обычный — теперь их туго обвивали кожаные ремни для кулачного боя, которые смотрелись просто уморительно в сочетании с изысканным маникюром. Да и сама волшебница выглядела не менее потешно в традиционном одеянии эгинских кулачных бойцов — коротенькой набедренной повязке и неком подобии намордника, предохраняющем зубы от травм. Какая-либо верхняя часть туалета традицией предусмотрена не была, поскольку кулачный бой являлся исключительно мужским видом спорта, и оголенный бюст мэтрессы недовольно колыхался. Впрочем, обозревать все эти прелести было некому, а самому Кантору было не до того. Он только подивился в очередной раз изобретательности Лабиринта и подумал, что это место, наверное, наделено каким-то собственным сознанием… и незаурядным чувством юмора. Сам он был одет точно так же, и стояли они на утрамбованной площадке, огражденной натянутыми веревками, а вокруг простирался огромный и совершенно пустой стадион, поразительно напоминавший Большую Королевскую Арену в Эгине.

— Это Лабиринт, детка, а не какая-нибудь фигня, — все-таки засмеялся Кантор, подпрыгивая на месте и делая несколько разминочных ударов по воздуху. Разумеется, обе его руки были теперь свободны и совершенно целы, что несказанно радовало. — Наступила моя очередь делать тебе больно.

— Лабиринта не существует! — возмущенно топнула ножкой мэтресса Джоана. — Его выдумал бесстыжий шарлатан Максимильяно, чтобы морочить людям голову!

— Вот твоей головой я сейчас и займусь, — злорадно пообещал Кантор, слегка задетый таким неуважением к светлому имени любимого родителя, и коротко, без размаха, ударил правой. Волшебница отлетела на несколько шагов и упала на спину, живописно задрав ноги.

— Сво-олочь! — взвыла она, вскочила и стала в стойку, как-то странно встряхивая головой и корча зверские рожи. Видно, пыталась колдовать, сердешная, а не получалось.

— Что, без когтей ты не так и крута? — язвительно заметил Кантор и, легко уклонившись от атаки разъяренной дамы, ударил снова.

Это было легко, совершенно безопасно и даже как-то неинтересно — избивать женщину, которая не могла оказать серьезного сопротивления. В чем-то даже противно. Когда после очередного удара мэтресса не смогла подняться, у Кантора и вовсе опустились руки. Очень мило, и что с ней теперь делать? Отпустить просто так нельзя, вдруг найдет выход, вернется в реальность и снова попробует его просканировать, на этот раз приняв необходимые меры безопасности. А ему в другой раз может и не повезти. Добить было бы вернее, вот только как? Ну свернет он ей шею, секундное дело, а толку с этого? Это ведь Лабиринт, здесь все нереально… Может, стоит отнести ее к тоннелю и попытаться забросить туда?

От этих конструктивных размышлений мистралийца отвлек чей-то укоризненный и слегка насмешливый голос:

— Мальчик, за что ты истязаешь бедную старушку? Няня тебя не учила, что так делать нехорошо? Или это и есть твоя няня?

Кантор удивленно посмотрел вокруг. На перилах королевской ложи сидел мальчишка-подросток, одетый во все черное, и, чуть наклонив голову, с интересом наблюдал за происходящим.

— Это я мальчик? — переспросил Кантор, стаскивая намордник, чтобы не мешал разговаривать. — А ты тогда кто?

Мальчишка засмеялся, легко спрыгнул с перил и направился к нему.

— Ну уж извини, — сказал он. — Я тебя не знаю, а выглядишь ты на данный момент как трех-четырехлетний ребенок. Так в чем проблема? За что ты ее так? Так же можно на самом деле убить.

— Правда? — с надеждой переспросил Кантор. — Очень хорошо, а то я сомневался. Я именно это и намереваюсь сделать, а ты иди своей дорогой и не вмешивайся в чужие разборки, а то огребешь за компанию.

Маленький нахал остановился у самой веревки, облокотившись о столбик, и серьезно посмотрел на Кантора.

— Неужели ты думаешь, что я просто так пройду мимо, когда кого-то убивают? Или рассчитываешь, что и в самом деле сможешь обойтись со мной так же, как с этой несчастной старухой? Ты глубоко ошибаешься. Сам ведь знаешь, что в Лабиринте внешний вид обманчив и иллюзорен. И перед тобой не мальчик, как тебе показалось, а взрослый шаман, такой же человек Лабиринта, как и ты, только старше и опытнее. Так что лезть в драку не советую.

— Я все же попробую, — уперся мистралиец. Этот недомерок что, всерьез думает его напугать?

— Ты и ведешь себя как сопливый ученик, — так же серьезно и совершенно беззлобно прокомментировал мальчишка. — К тому же ученик плохонький, раз меня не видишь. Сколько тебе лет на самом деле? Понятно, не три и не четыре, а сколько? Десять, двенадцать?

— Тридцать один! — огрызнулся «плохонький ученик» и растерянно остановился, чувствуя неладное. Он собирался сказать «триста семьдесят», не для того чтобы выпендриться, а просто из вредности, но правда вырвалась помимо воли. Навязчивый собеседник удивленно взметнул подвижные тонкие брови и уточнил — скорее утвердительно, чем вопросительно:

— Ты не шаман.

— Нет, я не шаман, — раздраженно отозвался Кантор. — Ты не мог бы отвязаться от меня, а?

— Ты здесь случайно, — так же уверенно констатировал странный мальчик.

— И не по своей воле.

— В таком случае оставь старушку в покое и уходи отсюда. Я могу показать тебе дорогу, если сам не можешь найти.

— Да нет уж, спасибо! Чтобы она опять за меня взялась? Лучше уж я останусь. Тут мне по крайней мере никто иголки в голову совать не станет.

— Я вижу, у вас конфликт серьезный… — Мальчишка покачал головой и уселся прямо на песок, поджав ноги. — Но все равно, убийство — не лучший способ улаживать дела. Давай спокойно обсудим проблему и поищем более гуманное решение.

Кантор заколебался. С одной стороны, не хотелось рисковать и бросать недобитую волшебницу без присмотра, того гляди, очнется и сбежит. С другой стороны, было очень соблазнительно пообщаться с новым знакомым — таким же человеком Лабиринта. А с третьей, можно ли ему доверять, этому невесть откуда взявшемуся нахалу? Кантор остановился и задумался, между делом изучая пришельца. Вблизи «взрослый шаман» выглядел лет на четырнадцать, не более, а то и моложе. Невысок ростом, тонок в кости и гибок, как эльф. Длинные волосы уложены в странную прическу, причем посреди общей черной массы сияла ярко-рыжая прядь. Скуластое лицо с чуть раскосыми глазами свидетельствовало о наличии в роду выходцев из Хины, но где-то очень далеко, поскольку хинского в мальчишке было даже меньше, чем в господине Флавиусе. А одежда больше всего напоминала Ольгину — такие же джинсы, только не голубые, а черные, и обувь сильно смахивала на ее кроссовки, только без шнурков. И еще два тонких серебряных браслета на запястье. Колоритный шаман, ничего не скажешь.

А еще у Кантора возникло смутное чувство, что кого-то с рыжей прядью и такими же браслетами он уже видел.

— Что, если злодейка сбежит, пока мы будем с тобой говорить? — наконец сказал мистралиец.

— Мы никуда не уйдем, — заверил мальчишка. — Сядем прямо здесь, чтобы за ней присматривать. А почему тебе так важно, чтобы она не сбежала? Нет, впрочем, давай по порядку. Кто вы такие и что не поделили?

— Она пытается меня просканировать, — кратко пояснил Кантор.

— Как именно? — удивленно поднял бровь юный шаман.

— Магически, как же еще! — рассердился Кантор. — Тоже мне маг, не знаешь, как это делается?

— Постой, — уточнил собеседник, — а из какого ты мира вообще?

— То есть как — из какого?

— Вот так, из какого именно? А то тут шляется народ из пяти разных миров, сразу и не поймешь, с кем имеешь дело. Я почему-то решил, что ты шархи, как и я, но сейчас понимаю, что ты странные вещи говоришь. Так из какого ты мира?

— Откуда я знаю, как он называется в четырех других? — растерялся Кантор.

— Ну да, конечно… А сами вы, как и все, называете его просто землей… Ну давай тогда так: из какой ты страны?

— Из Мистралии.

— Вот теперь все понятно. Значит, ты из мира Дельта. Это чтоб ты знал, если кто спросит. Только что-то я не слышал, чтобы в вашем мире водились люди Лабиринта… Ах, извини, я отвлекся. Итак, эта невезучая бабулька — волшебница, и она пытается тебя просканировать? На предмет чего? Ты преступник?

— Это они преступники! — оскорбился Кантор. — Мало того что кинули нас, так еще и убить хотели! Ребята сбежали, а я попался. А теперь вот эта зараза пытается от меня узнать, где все остальные. Понимаешь, что будет, если она меня просканирует? Я столько знаю, что может пострадать куча народу. Если уж ты такой дремучий гуманист, прикинь с этой стороны. Что будет… гуманнее. Или ты, может, думаешь, что я вру?

— Нет, — серьезно ответил мальчишка, пристально его изучая, как это обычно делают видящие маги. — Врать ты мне не можешь. Здесь Лабиринт. Просто всякое утверждение субъективно и поддается толкованиям… А покажи-ка ты мне свое настоящее лицо, а то как-то даже неловко говорить о серьезных вещах с таким малышом…

Он резко вскинул руки, сложив их перед собой, а затем так же резко рванул в стороны, разрывая пространство, будто раздвигая занавески.

— Больно, засранец! — вскрикнул Кантор, поскольку ощущение было такое, будто он на миг вернулся в свое многострадальное тело. Зато теперь было уж предельно ясно, что перед ним действительно взрослый маг, знающий о Лабиринте несоизмеримо больше, чем он сам.

— Не ругайся, — виновато попросил маг, сочувственно всматриваясь. — Я не знал, что это будет для тебя так болезненно. Зато теперь прекрасно вижу причину твоей ненормальной агрессивности. Кто же это тебя так? Тоже она?

— Нет, это другой… специалист. По своей методике, чтоб ему… Слушай, парень, а ты мне покажешь свое настоящее лицо? А то ведь, по идее, мне следует обращаться к тебе «почтенный мэтр», но выглядишь ты так, что язык не поворачивается.

— Смотри, — пожал плечами мальчишка. — Мне это будет небольно, так что можешь открыть.

— А как?

— Не умеешь? Ну тогда извини. Чтобы ты мог увидеть меня, ты должен сам открыть. А чтоб не было так уж обидно, могу тебя утешить: это и есть мое настоящее лицо. Так я выглядел тридцать лет назад. Так что сделай поправку на возраст — и представь себе. Да, и этот рыжий вихор я, разумеется, больше не ношу, вышел из того возраста.

— А что он означает? — полюбопытствовал Кантор, так как, согласно мистралийским обычаям, всякая прическа что-то означала.

— Так было модно во времена моей юности, — засмеялся «почтенный мэтр». — Я был ярым поклонником Кангрема, а тот был рыжим, поэтому все фаны красили себе одну-две пряди в рыжий цвет. Краситься полностью считалось признаком непомерной гордыни. Да зачем они тебе, эти детские дела, давай лучше подумаем, что же с этой незадачливой старушкой делать, не убивать же ее, в самом деле…

— А почему ты ее называешь старушкой? — не удержался Кантор. — Ты ее так видишь?

— Да, именно так. Дамой весьма почтенного возраста. Представь, как вы жутко смотрелись — маленький ребенок, избивающий глубокую старушку… А знаешь что! Ты ее свяжи. Чем-нибудь из того, что на ней есть, тогда это будет для нее реально, и она будет сидеть тут, пока не освободится, на что у нее уйдет уйма времени. Да и выход из Лабиринта она будет искать долго и нудно. Только не думаю, что это тебе особо поможет в твоем положении. Либо тебя вернут к тому специалисту, который тебя так разукрасил, либо найдут другого мага.

Кантор вздохнул. Предположение было очень резонным.

— Ты хорошо ориентируешься в Лабиринте? — спросил он.

— Как у себя дома. А ты хотел куда-то попасть? Или сам не найдешь выход и тебя проводить?

— Зачем мне искать выход, сейчас на меня там выльют ведро воды — и вынесет как миленького. Ты мне покажи, где тоннель.

— Тоннель… — понимающе кивнул мальчишка. — Оригинальный способ самоубийства, но у тебя ничего не выйдет. Тоннель не примет тебя. Ты не настолько плох, чтобы умереть. Если я могу тебе помочь как-то иначе, говори, а нет, так я пойду. Я же тут по делу, а не на прогулке.

— А по какому? — поинтересовался Кантор, разматывая один из ремней.

— Пациента ищу, — пояснил собеседник.

— Так ты врач?

— Да. А что, непохож?

— Ни капельки, — честно ответил мистралиец и принялся старательно связывать руки волшебнице. Убить бы, конечно, было надежнее, но ведь этот малолетний гуманист не позволит. Впрочем, привязать — тоже неплохая идея. Может, она действительно застрянет здесь надолго. Тогда появится небольшая надежда на то, что другие маги поостерегутся с ним связываться, зная, что случилось с бедной мэтрессой Джоаной. — Кого-то ты мне напоминаешь, но не врача, это уж точно.

— Да? Странно, твоя побитая физиономия мне тоже кажется смутно знакомой. Хотя видеться мы с тобой нигде не могли, разве что здесь, в Лабиринте. Тебя как зовут, между прочим? А то мы так и не познакомились.

— Диего, — ответил Кантор, поскольку из всех имен, которые носил мистралиец, это было самое простое и распространенное, и найти кого-либо по нему было сложнее всего. Однако на собеседника оно почему-то произвело ненормально сильное впечатление. Он замер, уставившись на Кантора изумленным взглядом человека, до которого с трудом доходит нечто непостижимое, и переспросил:

— Диего дель Кастельмарра? Это ты и есть? У тебя еще раньше была цветная татуировка на плече?

— Ну… да, — неуверенно ответил Кантор, сомневаясь, стоило ли признаваться, и недоумевая, откуда его так хорошо знают в других мирах.

— У тебя просто талант попадать в неприятности! — воскликнул мальчишка, вскакивая с земли. — Объясни, где тебя держат, я попробую кое-кому свистнуть.

— Но как?… — растерялся Кантор. — Ты же в другом мире!

— Это моя проблема, просто объясни… Так, чтобы это было доступно для человека из твоего мира, а я передам.

— Да объяснить-то несложно, я видел, куда меня везут. Большое, уродливое здание на Четвертой улице, с вывеской «Филиал оружейного магазина» или что-то в этом роде. Все это в Новом Капитолии, в Голдиане. И в здании полно вооруженной охраны, разумеется.

— Хорошо, — кивнул лохматой головой мальчишка. — Постарайся не выходить из Лабиринта как можно дольше, но к тоннелю не торопись. А я побежал.

Он развернулся и припустил через стадион, только кроссовки замелькали. Кантор проследил, как мальчишка промчался сквозь королевскую ложу, как будто она была совершенно нематериальна, и вспомнил, что так и не спросил почтенного мэтра, как же его зовут. Поскольку кричать вслед было поздно, Кантор в последний раз проверил прочность ремней и узлов, поднялся и неторопливо побрел прочь, размышляя, где он, в самом деле, мог раньше встречаться с этим странным парнишкой? Ведь мальчик его вспомнил, — значит, все-таки встречались. Что это с его памятью, в самом деле? Последние мозги отшибли, что ли? Не вспоминается, хоть ты сдохни. Или это было именно в тот период жизни мистралийца, который всплывал иногда только отдельными обрывками воспоминаний? В его «прежней» жизни?! А может, все это просто шуточки Лабиринта и никакого мальчика на самом деле не было, а он тут развесил уши и ждет помощи неизвестно откуда?

— Зачем? — тихо всхлипнул принц Мафей. — Кому это понадобилось? Она что, ненормальная? Или ее заколдовали?

— Кто знает, ваше высочество, кто знает… — горестно вздохнул мэтр Истран. — Разумеется, господин Флавиус все выяснит, но какое это будет иметь значение…

Шеллар оглянулся и приподнялся. Это оказалось совсем легко, словно его тело ничего не весило. И, как ни странно, никто этого не заметил, никто не бросился с радостным криком обниматься, и вообще, казалось, все присутствующие смотрели сквозь него. Его величество огляделся еще раз и понял причину странной легкости и неадекватной реакции окружающих. Он действительно ничего не весил, и его теперь никто не видел. Поскольку вся его весомая и видимая часть продолжала неподвижно покоиться на кровати и, похоже, уже не дышала.

— Это месть, — тихо сказал Чен, задумчиво вертя в пальцах отравленную иглу. — Месть по-хински. Особо изощренная и жестокая. Как совершенно верно заметил уважаемый мэтр, от маффы не существует противоядия, поэтому его обычно используют, чтобы заставить жертву умирать долго и мучительно.

— Но она же целилась в меня? — растерянно сказала Кира. — Я-то что ей сделала?

— В том и состояла особая изощренность мести, — грустно кивнул мистик. — Возможно, вам, как и другим вашим соотечественникам, непонятны эти традиции и вы считаете наши обычаи вздорными и извращенными, но все же возьму на себя смелость объяснить. Хинская мудрость гласит, что смерть не является самым страшным наказанием за что бы то ни было. Есть много людей, которые смерти не боятся, и есть вещи пострашнее смерти. Поэтому такой незатейливый способ мести, как убийство, столь популярный в Мистралии, в Хине считается примитивным и не делает чести мстителю. Убийство допустимо лишь тогда, когда объект мести трус и больше всего на свете боится именно умереть. В остальных случаях высокое искусство возмездия состоит в том, чтобы найти или же придумать такой способ, который заставит жертву страдать сильнее всего. Я осмелюсь предположить, ваше величество, что вашему супругу было бы гораздо больнее видеть, как умираете вы, чем умирать самому.

— Вы совершенно верно предполагаете, — вздохнул мэтр. — Ваше высочество, прекратите ломать мебель.

Элмар, сидевший верхом на стуле, отпустил спинку, которая уже потрескивала в его могучих руках, и безнадежно спросил:

— И что, совсем ничего нельзя сделать?

— К сожалению, — развел руками мэтр Истран. — Он умрет в течение суток, если я не ошибаюсь. Я все-таки не специалист по экзотическим ядам.

— Не ошибаетесь, — сказал Чен. — Не скромничайте, мэтр.

«То есть я еще не умер? — с некоторым недоумением подумал Шеллар, взлетая над кроватью, делая круг вокруг люстры. — А почему тогда я тут летаю, вместо того чтобы там лежать? Спросить бы мэтра, но меня ведь и не услышат…»

Элмар глухо застонал и уткнулся лбом в спинку многострадального стула, снова стиснув ее так, что та затрещала. Мафей, притихший в углу, несмело подал голос:

— Ему больно?

— Сейчас нет, — ответил мистик, мельком взглянув на распростертое тело короля. — Он временами будет приходить в сознание, у него будут приступы судорог… Тогда ему будет больно. И выглядит это тоже… не очень приятно, так что я бы рекомендовал всем неспециалистам удалиться.

«Хорошенькая перспектива!» — подумал Шеллар, сразу почувствовав себя как-то неуютно. Ему совсем не хотелось умирать долго и мучительно и портить себе прекрасное настроение. Как ни странно, а оно действительно было прекрасным. То ли оттого, что он все-таки провел злодейку судьбу, хотя и с сомнительным результатом, то ли у призраков всегда так… Король еще раз посмотрел на свое тело, которое всегда не любил, и подумал, что совершенно зря все так убиваются. Такое положение нравилось ему гораздо больше.

— Ваше высочество, — сказал мэтр, обращаясь к безутешному Элмару. — Перестаньте же ломать мебель и приступайте к своим прямым обязанностям. Я понимаю, до коронации еще далеко, но кто-то должен этим всем заниматься, поскольку его величество с этой кровати уже не встанет. Во-первых, в зале заседаний сидят все короли и ждут официальных сообщений. Во-вторых, как мне кажется, господин Флавиус до сих пор спорит с императором Лао прямо посреди коридора, и этим неподобающим зрелищем наслаждается вся стража и прислуга. Пресеките это безобразие. А в-третьих, неплохо было бы начать расследование прямо сейчас. Возможно, вам это покажется неподобающим и несвоевременным, но работа отвлекает от скорби и не позволяет окончательно впасть в отчаяние. Займитесь хоть чем-нибудь. Может, работа не самый лучший способ, но, во всяком случае, вашему кузену пять лет назад именно это помогло не сойти с ума. Вы же, ваше высочество, — обернулся он к Мафею, — извольте отправляться в свою комнату и посмотреть, как там Жак. Боюсь, что он очень плохо себя чувствует.

Юный эльф покорно поплелся к двери, а Элмар поднялся и растерянно посмотрел на мэтра, затем на Киру.

— А… Разве я наследую трон? Ведь Шеллар успел жениться, разве не королева должна…

— Ваше невежество просто поразительно! — вскричал придворный маг, вскакивая со стула. — Чем вы изволили заниматься, когда мэтр Метанди объяснял вам основы престолонаследования? Смотрели в окно? Мечтали о девицах? Играли в карты под партой с принцессой Ноной? — Он подскочил к Элмару и, взмыв на локоть над полом (иначе просто не дотянулся бы), ухватил принца-бастарда за ухо. — Разве вам не известно, что наследование осуществляется не по родству, а по списку? Раз его величество не успел изменить список наследников, вы по-прежнему первый, именно вы наследуете трон! Или вы просто надеетесь спихнуть с себя долг перед королевством и свалить все на бедную девушку? Так это очень просто. Коронуетесь, вносите ее в список и отрекаетесь от престола. А затем живете с вечной славой труса и бездельника. Стыдитесь, ваше высочество!

Элмар стыдился. Очень заметно стыдился. И очень забавно. Хотя тут его величество Шеллар III, конечно, дал маху. Так увлекся защитой невесты, что совершенно забыл о себе. И, разумеется, не потрудился изменить список наследников. Ну что стоило об этом подумать заранее! Впрочем, возможно, так даже лучше. Кире тяжело придется одной, а Элмар как-нибудь справится. Главное — мэтра слушаться. В конце концов, покойный дядюшка был ненамного умнее. Если подумать, так даже наоборот. Плохо то, что дядюшка с детства готовился занять престол и к моменту коронации имел соответствующий опыт, а кузен Элмар изволил всячески увиливать от обязанностей первого наследника, надеясь, что ему-то уж править не придется. А стремления Элмара были скорее гуманитарного характера. Вряд ли теперь будущего главу королевства выручит давнее пристрастие к стихосложению. Ему ведь не лекции о классической поэзии читать придется… И еще плохо то, что он остался практически один. У дядюшки был Деимар, наследник и помощник. У него были казначеи, которые не воровали, — сначала принц Шеллар-старший, затем принц Интар. У него был принц Шеллар-младший, глава департамента… Впрочем, Флавиус не хуже, просто Элмара он не будет так уважать и ценить, как Шеллара III… Да, бедный кузен Элмар, тяжело тебе придется. Намного тяжелее, чем твоему предшественнику. Единственное, что хорошо, — тебя любит народ. Любит и знает. И ни у кого не возникнет вопроса, кто ты такой и как попал в короли. А вот жениться на Азиль теперь точно не позволят. Был бы жив Шеллар, он бы своей королевской волей, а так… Придется жениться на ком-то другом, и поскорее, а то ведь, не ровен час, отравят бедную нимфу, чтобы не мешала… Тот же Флавиус и организует, не побрезгует, если для короны надо будет. Так что, дорогой кузен, если у тебя хватит на это ума, надо срочно объявить, что ты намерен жениться на ком-то другом, чтобы не воспринимали Азиль как угрозу государственным интересам. Переживешь как-нибудь. Нимфе ведь важнее, чтобы ты ее любил, а не официальный статус супруги. А ты все равно будешь ее любить. Наличие же фаворитки для короля нормальное явление. Тогда уж лучше было бы жениться на любимой вдове покойного кузена, раз твой брак все равно будет формальным. Только вряд ли ты до этого додумаешься, да и вряд ли она согласится… А жаль. Тебе бы не помешала толковая королева. Потому как сам ты, дорогой кузен…

Элмар вылетел из комнаты, на ходу пряча под волосы раскрасневшееся ухо, а мэтр обратился к Кире:

— Сожалею, ваше величество… Так получилось. Если честно, я бы предпочел видеть на престоле вас, чем принца-бастарда Элмара, но…

— Вы что думаете, мне нужен этот ваш престол? — Кира устремила на придворного мага свой единственный глаз, полный слез. — Да на кой он мне сдался? Особенно теперь… — Она перевела взгляд на бездыханного супруга и осторожно погладила его руку, лежащую поверх одеяла. — Мне нужен был он. Не корона, не генеральские эполеты, не золото и ничто другое. Только он. А теперь… мне вообще ничего не нужно. И когда все это закончится, я подам прошение о переводе в действующую армию. На южные границы. Или на западные… — Она всхлипнула и добавила как-то не к месту: — Лучше бы меня дракон хвостом пришиб! Лучше бы Шеллар женился на какой-нибудь дуре, которую ему было бы не жалко и которую он не стал бы прикрывать собой! Ну зачем я согласилась?

— Если бы… — вздохнул мэтр Истран. — Когда что-то случается, мы часто повторяем это слово. Не торопитесь, ваше величество. Я имею в виду, с действующей армией. Все равно войны никакой нет, а вы будете нужнее здесь. Хотите вы того или нет, пока у Элмара нет детей, вы его первая наследница. И если с ним что случится… Сами понимаете. Надеюсь, вам это более доступно, чем Элмару?

— Я? Но почему я? Разве у него нет других наследников? Кто в таком случае был вторым?

— Какая разница? Все они столь дальние родственники, что их и не стоит принимать во внимание.

— Но я вообще не член семьи и не получила королевского воспитания.

— Не Мафея же на трон сажать… А кроме него и Элмара, такого воспитания не имеет больше никто. Так что придется сделать исключение. И кто вам сказал, что вы не член семьи? Юридически вы замужем. Вы супруга короля. Еще живого короля.

Кира тихо заплакала, и у Шеллара возникло непреодолимое желание подойти и обнять ее, утешить, сказать, что он здесь, рядом, просто его не видно… И он подумал, что все не так уж хорошо, как ему казалось вначале.

— Ну что, насмотрелся? — сказал вдруг посторонний голос где-то в стороне. — Хватит любоваться, иди сюда.

Поскольку никто не отреагировал, король сделал вывод, что этот голос принадлежит кому-то столь же бесплотному, как и он сам. Это было куда интереснее, чем созерцание безутешных родных и близких, поэтому он тут же откликнулся:

— Ты кто?

— Заходи в кабинет, увидишь.

Шеллар приземлился на пол, хотя это было довольно условно, поскольку пола он все равно не касался. Просто передвигаться по полу было привычнее, чем летать под потолком. Он по привычке двинулся к двери, но потом его посетила мысль, что теперь, наверное, можно пройти и сквозь стену. Король немедленно подошел к стене, разделявшей спальню и кабинет, чтобы это проверить, и попробовал погрузить в нее руку. Ладонь вошла в камень, совершенно не ощущая препятствия, словно это не он, а стена была бесплотной, сделанной из тумана. Еще более заинтересованный доселе невиданным явлением, Шеллар тут же сунул вслед за рукой голову и убедился, что стена действительно состоит из тумана, цветом и формой напоминающего камень.

— Хватит баловаться, — сердито проворчал голос. — Как маленький! Игрушку нашел! Я его жду, а он развлекается!

— А что, это так срочно? — поинтересовался Шеллар, входя в кабинет.

За его столом в его кресле сидело странное существо, такое же бесплотное, как и он сам, в темном плаще или мантии с капюшоном. Лица под капюшоном не было, в сгустке сплошной тьмы виднелись только глаза — длинные и узкие, совершенно белые, без радужки и зрачка. Наверное, это существо было чем-то страшным, просто обязано было быть, с такой-то физиономией… вернее, отсутствием таковой. Но чтобы напугать его величество Шеллара III, этого было явно недостаточно. Единственное, что ощутил король при виде странного существа, это обычное жгучее любопытство.

— Ты кто? — снова спросил он. — Смерть?

— Нет, — засмеялся гость. — Что за странная у вас, людей, манера — персонифицировать смерть? Нет, я просто пришел проводить тебя… куда следует.

— И куда же это? — заинтересовался король и сделал попытку сесть в кресло. Поначалу он благополучно провалился, затем догадался, что достаточно просто зависнуть над креслом в позе сидящего человека.

— Куда следует, — с нажимом повторило существо, явно недовольное столь подробными расспросами. — Там увидишь.

— Это если я еще пойду, — заявил Шеллар, задетый такой самоуверенностью, и с трудом сдержал смех, вспомнив, что означало «куда следует» в понимании Ольги.

— Конечно, пойдешь, — удивилось существо. — Все идут.

— А если я не захочу? — не унимался любопытный король.

— Кто тебя спрашивать-то будет?

— Ты и будешь, — нахально заявил Шеллар.

Это был почти блеф, так как мелькнувшая в голосе собеседника нотка неуверенности еще не означала, что он тоже блефует, но прием сработал.

— А собственно, почему ты против? — уже более миролюбиво поинтересовался безликий проводник.

— Разве я это сказал? Просто интересен сам принцип. Что будет, если я с тобой не пойду?

— Не думаешь же, что это способ обрести бессмертие? Ты просто останешься здесь в таком виде, как сейчас.

— То есть стану призраком? — уточнил король. — Так вот откуда они берутся!

— Ладно, я ответил на твой вопрос, а теперь пойдем. Мне некогда. По дороге договорим.

— А к чему такая спешка? — поинтересовался Шеллар. — Разве я уже умер? Почтенные мэтры утверждают, что мне еще сутки можно никуда не спешить. Так что, если ты торопишься, приходи, когда скончаюсь. А я пока поболтаюсь по дворцу, посмотрю и подумаю, идти с тобой или стать призраком.

— Ну что ты несешь? Это одна из самых страшных кар, какие только существуют для мертвых!

— А что же в этом страшного? — пожал полупрозрачным плечом Шеллар. — Можешь рассказать подробнее?

— Не собираюсь я тебе ничего объяснять! Нашел тоже сказителя! Я не нанимался удовлетворять твое любопытство. Это просто неуважение, в конце концов!

Шеллар улыбнулся:

— Неуважение? На мой взгляд, неуважение — являться за человеком, когда он еще даже не умер, и торопить его под всякими вздорными предлогами. Из нашего содержательного разговора можно сделать следующий вывод. Тебе нужно, чтобы я с тобой пошел, добровольно и поскорее. Раз ты меня уговариваешь, значит, утащить меня против моей воли не в силах. И раз так спешишь, что даже не дождался, пока я умру, значит, либо у тебя имеются конкуренты, либо ты очень не хочешь, чтобы я остался призраком, либо у меня все-таки есть шанс выжить.

— Размечтался! — проворчало недовольно существо. — Выжить! Как же!

— Ага, выходит, конкуренты? Знаешь что, никуда я с тобой не пойду, во всяком случае сейчас. Лучше проведу последние отпущенные мне сутки с максимальной пользой для своей будущей загробной жизни. Испытаю на себе, что такое быть призраком, и подожду твоих конкурентов, если таковые имеются. Вдруг они окажутся посимпатичнее. А то не нравишься ты мне что-то. Нехороший ты какой-то. Злой. Да еще и в мое кресло без спросу влез…

— Одно скажу точно, — проворчал проводник, — никто посимпатичнее за тобой не придет. За вами, проклятыми, другие не приходят. Придут еще двое таких же, как я.

— Вот, значит, как, — протянул король. — Я всегда подозревал, что проклят. А почему вас трое? И кто вы на самом деле такие?

— Трое потому, что ты проклят трижды. А я… что-то вроде стража проклятия. Слежу за тем, чтобы оно исполнялось.

— Трижды? Поразительно! Ты мне расскажешь, в чем заключаются эти проклятия? Или это не в твоих интересах? А то смотри, вдруг мне не понравится быть призраком, а твои конкуренты окажутся общительнее…

— Мрак и преисподняя! — ругнулся страж, бешено сверкнув глазами из-под капюшона. — Второе поколение проклятых я провожаю из этого дома, но с такой наглостью сталкиваюсь впервые!

— О-о! — усмехнулся король. — Это ты еще с Кантором не знаком. Жаль, не познакомишься, он не из нашей семьи и ни разу не проклят, что удивительно. Ну так как, расскажешь или подождем твоих… коллег?

— Давай тогда договариваться, — недовольно проворчал страж. — Я тебе рассказываю, а ты даешь слово, что идешь со мной. Когда умрешь. Если тебе так уж хочется умирать долго и мучительно.

— Вот еще! И не подумаю. Я сначала выслушаю все три версии, а потом посмотрю, кто из вас меньше врет. А будешь ломаться, торговаться и угрожать, вообще, как только приду в сознание, попрошу преподобного Чена произнести какой-нибудь заковыристый экзорцизм и прогнать тебя отсюда на фиг.

— Сомневаюсь, что ты сможешь говорить… впрочем, с такого здорового лося станется. Только я же не демон какой, чтобы меня можно было пугать экзорцизмами.

— Ну как хочешь, — засмеялся Шеллар и поднялся с кресла. — Я пошел, погуляю пока.

Возвращаться в спальню король не захотел — при виде плачущей Киры и расстроенного мэтра ему становилось тоскливо и как-то даже… больно, что ли… Поэтому он направился на поиски коридора, в котором спорили Флавиус и Лао Чжэнь. Очень было интересно, в чем это они так не сошлись мнениями.

Нашел их король на втором этаже, возле зала заседаний. Оба действительно стояли в коридоре у окна и спорили, кто должен заниматься расследованием и допросом плененной императрицы.

— Да будь она хоть сто раз ваша супруга и коронованная особа, — заявлял Флавиус, слегка растерявший свою невозмутимость. — Она арестована на территории нашей страны за преступление, совершенное на нашей же территории.

— Вы что, не понимаете! — кипятился юный император. Куда только подевалось его хинское воспитание! Обычный девятнадцатилетний мальчишка, такой же горячий и бестолковый, какими были в этом возрасте все кузены Шеллара. — Она моя подданная и моя жена! Я должен сам разобраться с этим делом! Неужели вы думаете, что я таким образом попытаюсь ее защищать? Да я ее на куски разорву за то, что она опозорила меня перед мировой общественностью!

— Я понимаю ваше похвальное стремление, — не уступал Флавиус. — Но оно наглядно демонстрирует ваше предвзятое отношение. Вы можете излишне погорячиться… и испортить все дело. У нас же ею займутся квалифицированные специалисты.

— Если уж говорить об этом, — возмутился Лао Чжэнь, — то хинские палачи славятся на весь мир, и вашим с ними не тягаться!

— Не беспокойтесь, — заверил его Флавиус, — наши ничуть не хуже, хотя и не славятся. Кроме того, нам это будет удобнее, поскольку вы можете приобрести проблемы с семьей Нинь-гун…

— Это семья Нинь-гун приобрела проблемы! — грозно потряс сломанным веером император. — Если вы намекаете на то, что они влиятельны, знатны и имеют реальные шансы создать мне трудности, то завтра они не будут ни знатны, ни влиятельны и даже вряд ли живы! Все!

— Вы опять излишне горячитесь, — поджал губы глава департамента. — Для начала я бы рекомендовал вам взять себя в руки и одуматься, затем навести порядок во внутренних делах собственной империи, а уж затем о чем-то со мной спорить.

— Вы не имеете права! — Бедный юноша начал срываться на визг, ай-яй-яй, видел бы наставник, почтенный придворный маг Вэнь, как ведет себя его император… Нашел с кем заводиться, ребенок — с Флавиусом!

— Имею, — холодным ровным голосом возразил глава департамента. — Помимо того, как я уже говорил…

И бесконечный спор продолжился. Шеллар улыбнулся, так как это живо напомнило ему спор маленьких Тины и Ноны, кто должен первым кататься на качелях, и прошел сквозь стену в зал заседаний.

Их величества в угрюмом молчании восседали вокруг стола, стараясь не глядеть друг на друга. Заплаканная Агнесса стирала платочком с лица остатки макияжа. Шеллар впервые видел ее без слоя косметики и поразился, насколько старо она выглядит. Что тут скажешь, жизнь с пьяницей не красит даже королев…

Императрица Лао Суон любовалась в зеркало на свой подбитый глаз и пыталась как-то помочь делу, прикладывая к поврежденному месту различные металлические украшения, которых на ней хватало. Где это она так пострадать ухитрилась? Неужели ребята Флавиуса и ее заодно приложили? А вот это уже международным скандалом пахнет…

Элвис поглядывал на часы и недовольно морщился. Видимо, находил неподобающим то, что их так долго заставляют ждать, но высказывать свое возмущение в такой ситуации было бы еще более неподобающе. «Интересно, — подумал вдруг Шеллар, — будет Элвис плакать на похоронах? Или сохранит свою обычную невозмутимость, как полагается истинному джентльмену?» В том, что сегодня вечером Элвис запрется в спальне и обрыдается в полном одиночестве, Шеллар даже не сомневался. А вот уронит ли кузен хоть слезинку на похоронах, было чрезвычайно любопытно.

Зиновий угрюмо смотрел в стол, и на его лице явственно читалось раздражение. Легко было представить, о чем он сейчас думает. «А чего еще можно было ожидать? Когда это у Шеллара хоть что-то было как у людей? Даже из свадьбы умудрился похороны сделать!» Впрочем, вполне справедливо. Очень некрасиво получилось…

Необычно трезвый и смирный Луи вертелся, ерзал и вообще чувствовал себя неуютно. Видимо, Агнесса с утра удерживала его от общения с горячительными напитками исключительно угрозами натравить на супруга-недотепу мистралийских принцев, а ему страшно хотелось выпить, но пребывание в этом дворце слишком живо напоминало о реальности угрозы.

Александр нервно мерил шагами зал, что-то ворча себе под нос на родном языке. Скорей всего, ругательства, поскольку то же самое обычно говорил Костас, когда у него случались какие-нибудь неприятности, и всегда отказывался переводить сказанное.

— Да долго они там будут возиться?! — наконец не выдержал Александр. — О чем можно так долго спорить? И когда нам хоть что-нибудь скажут? Что там все-таки с Шелларом?

— Скажут, когда будет известно, — подал голос Элвис. — Не мечись по комнате, сядь. А если тебе интересно, о чем спорят император с главой департамента, так я могу сказать. Решают, кто будет заниматься расследованием и допрашивать пленницу. Каждый хотел бы заняться этим лично. У его величества задета национальная гордость и вообще честь империи. А для Флавиуса это вопрос гордости профессионала. При таких мерах безопасности у него на глазах убивают короля… Я не удивлюсь, если он покончит с собой после этого. Это, кажется, принято среди ваших соотечественников, ваше величество?

— Да, — кивнула императрица. — Не просто принято, он даже обязан это сделать… по нашим законам. Я не знаю, как принято в Ортане…

— Да что тут не знать, — пожал плечами Элвис. — Он уже неоднократно пытался это сделать. После каждого провала в работе. Но он всегда извещал об этом Шеллара, как это положено, и Шеллар ему всякий раз запрещал. Все равно никого лучше и вернее Флавиуса ему не найти. Не знаю, станет ли Флавиус спрашивать разрешения у Элмара…

— А Элмар тут при чем? — Александр остановился и перестал ходить по залу.

— То есть как? Именно Элмар наследует трон, если Шеллар умрет. Не думаю, что кузен успел изменить список наследников. Он ожидал, что будет покушение на невесту, и никак не рассчитывал умереть сам.

«Ты, как всегда, умница, Элвис, — подумал Шеллар. — Единственный из присутствующих, у кого в голове достаточно мозгов, чтобы все понять правильно. Сегодня даже не такой зануда, как обычно. Но все-таки будешь ли ты плакать? Я никогда не видел, как ты плачешь, хотя ты и нормальный человек, в отличие от меня. Было бы интересно увидеть…»

Агнесса между тем закончила утираться и обратилась к юной императрице:

— Суон, деточка, может, ты нам хоть что-то можешь сказать? Ты наверняка знаешь больше, чем твой муж.

— Я знаю тоже немного, — вздохнула Суон. — Только догадываюсь. Юй всегда была су…масшедшей слегка. А также непорядочной и недостойной женщиной. Я подозревала, что она рано или поздно встрянет в какое-нибудь де…ло нехорошее. Осмелюсь предположить, что Юй тайно состояла в ордене Небесных Всадников, и именно она провела их во дворец. И то, что она сделала сегодня, — это их месть. Но точных сведений у меня нет. Это просто догадки.

— Послушай, девочка, — неодобрительно поморщился Зиновий, — мы все здесь свои. Можешь говорить, как тебе нравится, и не оглядываться на каждом слове на лицемера Элвиса. Думаешь, он сам таких слов не знает?

— Зиновий, ты ведешь себя неподобающе, — холодно заметил Элвис. — Достаточно того, что Александр позволяет себе непотребные выражения в присутствии дам. Ты призываешь еще и дам последовать этому недостойному примеру? К тому же ты безосновательно обозвал меня лицемером, что является оскорблением в любом обществе.

— Заткнись, — зло бросил Александр, останавливаясь наконец посреди комнаты. — Хоть сегодня ты можешь перестать быть занудой? Пусть лучше императрица объяснит, как их семейка докатилась до такого…

Последнее слово было сказано по-эгински без перевода, но все странным образом поняли.

— Да сволочь она, сволочь! — по-детски всхлипнула юная императрица, бросив на стол увесистую серьгу, которой только что пользовалась в лечебных целях. — И всегда была сволочью! И весь род их такой! Всю жизнь разве что не лопались от сознания собственной знатности! Если они Нинь-гун, то все остальные грязь и прах и в ноги им должны кланяться!..

«А вы, Цуй, не кланялись никогда и никому, — про себя продолжил Шеллар недосказанную мысль императрицы Суон. — Потому что у бедных собственная гордость, особенно если они — семья Мастеров. Эх, что тут говорить, все, что ты можешь рассказать, и так известно. Я слишком хорошо знаю Алису Монкар, чтобы не понять мелочную душонку Нинь-гун Юй. Ну-ка попробую угадать сам, а параллельно просто сравним наши версии. Значит, так, девицу с детства избаловали дальше некуда, верно? Да, иначе и не могло быть. Самая лучшая, самая умная, самая красивая, самая знатная и богатая, достойный жених для такой не меньше чем, скажем, сам император… Говоришь, первый наследник? Ну практически то же самое. И вот тут первая обида — не достался ей первый наследник! Взял обеих жен раньше, чем „самая лучшая“ выросла! А второму настолько была противна заносчивая гордячка, что парень прикинулся больным, только бы вообще не жениться. Достался бедняжке третий наследник Чжэнь, в меру растяпистый, чтобы не суметь избежать столь сомнительного подарка судьбы. Ведь я верно полагаю, что он тоже не пылал желанием быть мужем прекрасной Юй? Несомненно. Просто уклониться не сумел. Эх, господа, что вам сказать?… Жалко вашего хитроумного второго наследника, мне кажется, мы бы с ним подружились, нашли бы общие интересы… Итак, женился несчастный Чжэнь на капризной вредине только потому, что так повелел дядя-император, и почти сразу же взял вторую жену, уже по любви. И что, этот наивный мальчик надеялся получить дружную и веселую семью из трех человек, которую Ольга называет почему-то шведской? Что ж, все ясно… Говоришь, обижала тебя, перед мужем оклеветать пыталась, свекру на ушко нашептывала, даже убийц подсылала, пока не лопнуло у тебя терпение? А потом ты переступила через свою детскую гордость и пожаловалась братьям.

Умница, маленькая Суон, я сразу догадался, у кого в вашей семье больше мозгов. Правильно. Не мужу, не свекру-императору, а братьям Цуй, с которыми никакие Нинь-гун не рискнут связываться при всей своей знатности. Вот такая получилась семейная жизнь у старшей супруги. Муж не любит, не балует, даже супружеским долгом пренебрегает, младшая жена строптива и непочтительна, да еще и не тронь ее с такими-то братьями… И при дворе почему-то никто в прах не рассыпается перед „самой лучшей“ и „самой прекрасной“… Обидели бедняжку Юй, не разглядели, и стала она искать тех, кто оценил бы ее по достоинству. И быстро нашла. Сектанты нюхом чуют обиженных, неустроенных, имеющих проблемы в жизни. Таких вербовать очень просто, на край света пойдут за любым, кто скажет то, что им хочется услышать. А с подобными Юй вдвойне просто — не забывай только постоянно хвалить, льстить и восторгаться. И зачем им такие восторги?…

Так и попала принцесса Лао Юй, первая жена четвертого наследника Чжэня, в тайный орден Небесных Всадников… Сначала просто с понимающим собеседником пообщаться, потом проповеди послушать, а там промывка мозгов, обряды-ритуалы — и нет пути назад. Эти господа делают все качественно, после инициации человек пропадает навсегда. Только у меня тринадцать агентов исчезло, при всей их спецподготовке, притом что четверо из них были магами… И ты, Суон, обо всем догадалась, отчего ты столь неуверенна в своих предположениях? Все правильно, все логично и все прекрасно сходится. Одно плохо — следовало поделиться своими догадками раньше. И не с мужем твоим бестолковым, а со мной. Уж я бы понял, что ты не пытаешься оговорить соперницу из ревности… Кстати, вот забавно, если вы обе жены одного мужчины, кем вы официально приходитесь друг другу? А еще мне интересно, чем занимается ваш Департамент Безопасности, или как эта служба у вас называется? Медитируют на продвижение по службе да ловят мух в тушечницах? Флавиуса на них нет…»

— И как бедного парня угораздило жениться на этой стерве? — вздохнула Агнесса, выслушав рассказ младшей жены и уверения в том, что император ни о чем не догадывался.

— Его не спрашивали, когда женили в первый раз, — столь же печально вздохнула в ответ императрица. — Он ни в чем не виноват. Честное слово, господа, он не знал. Если бы знал, не допустил бы подобного несчастья. Мне очень жаль, правда невероятно жаль. Я мало была знакома с его величеством Шелларом, но наша семья в неоплатном долгу перед ним… к тому же он мне был очень симпатичен.

— Ты так говоришь, будто он уже умер, — с упреком произнесла Агнесса.

— Он умрет, — печально сказала Лао Суон, вытирая крошечный носик и глазки-щелки широченным рукавом парадного облачения. — Если он не погиб сразу, значит, это точно маффа. А от него нет противоядия. И умирают все.

— А может, доза окажется для него маловатой? — с надеждой спросил Элвис. — Все-таки рассчитывали на девушку, а не на такого огромного мужчину, отличающегося отменным здоровьем?

— Это не имеет значения, — вздохнула Суон. — Разве что, это был какой-то другой яд. Но я сомневаюсь. Маффа — это классика, и…

Видимо, императрица собиралась повторить лекцию преподобного Чена о принципах мести по-хински, но разговор был прерван неожиданно донесшимся из коридора ревом:

— Заткнитесь! Оба! Я не желаю этого больше слышать! Вы что, дети малые? Господин Флавиус, вы старше, будьте же умнее! Повторяю, не желаю слышать! Разберусь после коронации, не раньше! А пока пусть все идет, как идет. Разойдитесь! Нашли место выяснять отношения!

— Умно, — заметил Элвис. — До коронации Флавиус выжмет из этой дамы все, что захочет.

— Сомневаюсь, — проворчал Зиновий. — Ты, наверное, никогда не имел дела с религиозными фанатиками.

— Ничего, у Флавиуса есть и маги, если палачи не справятся.

Дверь отворилась, и в зал вошел Элмар, подталкивая впереди себя растрепанного хинского императора, который все еще продолжал доказывать, что его лишают единственной возможности смыть с себя позор, коим его покрыла первая жена.

— Ну наконец-то! — почти хором произнесли нетерпеливый Александр и исстрадавшийся Луи. — Ну что?

Элмар несколько раз глубоко вдохнул, чтобы успокоиться и не разрыдаться прилюдно, и сообщил:

— Шеллар умирает. Кто хочет попрощаться, прошу за мной. На похороны всех пригласят отдельно.

Их величества немедленно зашевелились, закопошились и стали подниматься. Измученный воздержанием Луи намылился было улизнуть, дабы скорее залить горящую душу, но Агнесса дернула его за рукав, прошипела что-то на ухо и потащила вместе со всеми. Спустя минуту в зале остался один Зиновий, терзаемый сомнениями, правильно ли он поступил, позволив упрямству и гордости возобладать над человечностью. Шеллар не удержался, подошел поближе и сказал вслух, не очень рассчитывая, что его услышат:

— И не стыдно тебе, Зиновий? Самому ведь жить осталось всего ничего, а все кочевряжишься!

Старик поднял голову и обеспокоенно огляделся. Затем проворчал себе под нос:

— Совсем старый становлюсь… Голоса чудятся… Пора, наверное, Пафнутию посох передавать, хотя и рано ему еще, не дорос…

Вздохнув напоследок, несговорчивый старик поднялся и отправился вслед за остальными. Видимо, ему действительно стало стыдно. Шеллар посмотрел ему вслед и спросил сам себя:

— Интересно, когда же, по мнению Зиновия, Пафнутий «дорастет»? Ему скоро сорок, а батюшка все сомневается… Что ж, раз все ушли, куда бы мне еще сходить? К Мафею? Или, может, к придворным дамам? А может, просто пошататься в поисках других призраков?

— В банкетный зал заглянуть не хотите? — сказал откуда-то из-под пола голос, показавшийся Шеллару знакомым.

— А что там? — поинтересовался король, не торопясь, впрочем, спускаться.

— Вы же хотели увидеться с другими призраками.

— Тогда сами поднимайтесь сюда. Здесь никого нет, а там, наверное, слуги топчутся… Прибирают столы, потому как свадебный пир отменяется, а для поминок еще рано, скиснет все, к демонам, до послезавтра.

— У вас на удивление веселое настроение для умирающего, — заметил призрак, появляясь из-под пола. — Впрочем, вы всегда были человеком парадоксальным.

— Господин Хаббард! — изумился Шеллар, увидев собеседника. — Вас-то как угораздило стать призраком? А что, ваши коллеги тоже где-то здесь разгуливают?

— Увы, — ответил господин Хаббард, зависая над ближайшим креслом. — Черт возьми, ведь прекрасно знаю, что мне не нужно это кресло, а никак не могу избавиться от привычки…

— Я тоже, — кивнул король. — Так что же случилось? Вы сами так захотели?

— Да нет же! И угораздило вас неправильно меня похоронить, — ответил призрак. — Я же христианин, а вы хороните всех подряд по своим варварским обычаям. Да еще и голову куда-то утащили. Нехорошо, ваше величество.

— Вот оно что! — рассмеялся Шеллар. — А я еще потешался над рассказами о том, что по дворцу разгуливает ваш призрак и пристает ко всем с расспросами, где его голова! Значит, мой бедный кузен говорил истинную правду, а я ему еще меньше пить посоветовал, в чем теперь раскаиваюсь. Вы бы сразу меня спросили, если вам это действительно столь важно.

— Я пробовал, — развел руками господин Хаббард. — Вы меня решительно не слышали. Это один из недостатков моего нынешнего состояния. Нас не все слышат и практически никто не видит. Являться — это особое умение, которому нужно учиться. Я не умею. Так куда же вы мою голову дели?

— Вообще не трогал. Флавиус отнес ее в камеру графине Монкар, наивно полагая, что эту даму в значительной степени расстроит наглядное доказательство вашей смерти. Но графиня…

— Это-то я знаю… Слышал ваш разговор с кузеном. Стерва! Сто раз вы были правы, когда не советовали с ней связываться… Но все-таки хотелось бы узнать, куда ее дели потом, мою несчастную голову?

— Боюсь, вряд ли смогу выяснить, — развел руками король. — Мне уже не доведется общаться с людьми. Выходит, если вас перезахоронить, вы перестанете быть призраком? Неужели вам настолько не нравится нынешнее положение?

Покойный юрист пожал плечами:

— Не знаю. Приятного мало, но в противном случае опять налетят эти морды в капюшонах и начнут меня делить…

— А вы тоже прокляты? Впрочем, чему я удивляюсь, вас, наверное, каждый отбор кто-то проклинал. И что, их много, этих морд?

— Десятка два. Так что, пожалуй, призраком остаться действительно лучше. А то еще, может статься, если меня отпоют по-христиански, за мной кто-нибудь похуже явится и потащит в наш христианский ад, где, уверяю вас, приятного мало. Сам, правда, не видел, но проверять достоверность сведений нашей мифологии нет никакого желания. Лучше уж так… Скучно, правда, но спокойно. А теперь еще спокойнее будет. Раньше мне все время было ужасно досадно видеть, что вы счастливы и довольны жизнью, разделавшись со мной. А теперь полюбуюсь, как вы умрете, и станет легче.

— Ну любуйтесь, — усмехнулся король. — Если вам от этого действительно станет легче. Мэтр сказал, что я буду умирать долго и мучительно, так что вы должны быть просто в восторге.

— Что-то вы действительно слишком жизнерадостны для умирающего, — заметил господин Хаббард. — Вам что, ни капельки не обидно или это ваше пресловутое самообладание?

— Не то чтобы совсем не обидно… Но я все же победил.

— Странные у вас представления о победе. Вы умираете, в чем же она состоит?

— Кира жива, — серьезно ответил король, не очень, впрочем, надеясь, что его поймут.

— Ах вот в чем дело… Все-таки женщины — ваше самое слабое место. Впрочем, вам повезло больше, чем мне. Ваша вдова оплакивает вас совершенно искренне, и уж ни в коем разе не будет пинать ногами вашу голову.

— Господин Хаббард, — сказал Шеллар, уходя от неприятной темы о плачущих вдовах. — А другие призраки здесь есть?

— Что, — усмехнулся бывший глава Комиссии, — я вам успел надоесть?

— У нас впереди вечность, и надоесть вы мне еще успеете. Собственно, вы сами ведь знаете, что вы еще при жизни просто обрыдли мне, извините за выражение, и общаюсь я с вами только из любопытства — пытаюсь понять, изменились ли вы после смерти. А насчет призраков— просто интересно. Как мне кажется, в этом дворце их должно быть множество.

— Вечность, говорите? Вы что, тоже собираетесь остаться призраком? И как вы думаете, это у вас получится? Вас ведь похоронят по всем правилам, пышно и по-королевски, так что шансов у вас не будет.

— Подумаю над этим. Но все-таки как насчет других призраков? Если у меня есть немного времени, тем более хотелось бы успеть с ними познакомиться.

— Есть, и немало, — как-то неохотно сообщил господин Хаббард, — только они решительно не желают со мной общаться. Видимо, это ваши предки, которые до сих пор на меня обижаются за то, что я попытался утащить у вас корону… И к слову о короне, ловко же вы меня провели! Кто бы мог подумать! Милый симпатяга Жак, который боится крови, оказывается, одержимый! А убийца-мистралиец, который валял передо мной дурачка, оказался просто отвлекающим фактором! Как я и подозревал с самого начала, ваша клятва была потрясающе обтекаемой. Никто не обещал, что мы дойдем до кабинета. Равно как и никто не обещал, что мы оттуда выйдем, если все же войдем. Об этом варианте я узнал позже, когда уже был призраком. Я пришел в вашу комнату, чтобы полюбоваться на ваши страдания, раз уж отомстить не получалось, и слышал, как вы рассказывали все вашему придворному магу.

— Да вы поистине находка для шпиона, господин Хаббард! — нахмурился король. — Надо с вами что-то делать. А то ведь научитесь являться, не приведите боги, познакомитесь с каким-нибудь шпионом и будете ему информацию поставлять. В качестве мести.

— Хорошая мысль, — засмеялся юрист. — Только это скорее от скуки, чем для мести. Еще один из недостатков моего нынешнего состояния — это то, что мне ничего не нужно. А месть… от нее теперь тоже никакой пользы. Может, ваши хины что-то в этом находят, но я подобного не понимаю.

— Что ж, приятно было побеседовать, господин Хаббард. А где, если не секрет, тусуются призраки, которые не желают с вами общаться?

— Да нигде, просто болтаются по дворцу, как и я. Слово-то какое — тусуются! От Ольги нахватались?

— Разумеется, — улыбнулся король. — И за что вы ее так невзлюбили? Очень, очень славная девушка. До свидания, может, еще увидимся.

Шеллар поднялся с кресла, подумывая, куда бы еще сходить, но вдруг неведомая сила рванула его вверх, в глазах потемнело — и его величество с новой силой ощутил боль. Невыносимую боль.

— Начинается, — сказал рядом голос придворного мистика. — Ваше величество, вам лучше тоже уйти. Это… не слишком подходящее зрелище для женщины.

— Преподобный Чен, — отозвалась Кира, — я вам не Жак. Я была на войне и видела зрелища похуже. Никуда я не уйду. Я буду с ним до конца. Пусть лучше мэтр Истран уйдет, у него сердце больное.

Шеллар хотел что-то сказать, просто чтобы попробовать, сможет ли он говорить, если понадобится, и понял, что его общение с миром живых отныне закончилось. Сведенные судорогой челюсти не разжимались, язык не слушался, и единственные звуки, которые он смог издать, не тянули даже на крик. Получалось только невнятное мычание и хрипение.