Глава 8
Ох уж этот Шарик, охотничек нашелся!..
Э. Успенский
Элмар критически осмотрел Ольгу от шляпки до копыт лошади и махнул рукой.
— До места доедешь. Но не вздумай скакать по лесу, обязательно свалишься.
— Ты действительно никогда не ездила верхом? — поинтересовался король, с любопытством взирая на девушку. — Сразу не скажешь.
— Вот когда она слезет с лошади, — усмехнулся Элмар, — тогда и скажешь. Увидишь, на что будет похоже бедное животное после такой наездницы.
— Поехали, — прервал его король и тронул поводья. — Господа придворные заждались.
Ольга чуть тронула лошадь коленями и, постоянно пригибаясь с непривычки, выехала за ворота. Пристроившись между Элмаром и королем, она заинтересованно завертела головой, отметив, что ее кобыла намного меньше, чем кони спутников, хотя поначалу казалась ей огромной. Особенно когда на нее надо было взбираться.
— А что, господа, — тут же спросила она, — это мне как даме специально лошадку поменьше отыскали?
— Нет, — засмеялся король. — Это у нас с Элмаром, как у особо крупных мужчин, кони другой породы. Ортанские королевские жеребцы. Они крупнее, чем обычные лошади. Эта порода была выведена специально для наших доблестных паладинов.
— Ты же видела мои боевые доспехи, — напомнил Элмар. — Разве обычный конь потянет здоровенного паладина в полном боевом облачении? В королевской семье Ортана всегда были достаточно высокие мужчины, а королю несолидно как-то, когда у него ноги до земли свисают.
Ольга немедленно представила себе короля верхом на ослике и с трудом сдержала смех.
— А почему Азиль не поехала? — спросила она.
— Она охоту терпеть не может, — пояснил Элмар. — Никогда на нее не ездит. Жак, кстати, тоже.
— А ты любишь? — спросил король, глядя на Ольгу в упор, как всегда.
— Не знаю, — ответила та. — Я никогда не была на охоте. Вот посмотрю, и узнаю. Но что-то говорит, что мне тоже не понравится.
— И совершенно правильно, — согласился король. — Я тоже терпеть не могу это «развлечение», но несколько раз в год приходится ездить. Королевская охота — традиционное мероприятие, а нарушать традиции… не то чтобы совсем нельзя, но народ этого не поймет. А смотреть там совершенно не на что. Сначала всей толпой гоняют по лесу какого-нибудь несчастного оленя, потом толпой же забивают и готовят на вертеле. Мясо получается настолько жесткое, что есть его невозможно, попутно все напиваются, как студенты. Элмар охоту любит, она ему напоминает варварское детство. Но у него об охоте немного другое представление. Герои выслеживают какого-нибудь хищника и схватываются с ним один на один. Потом приносят свою добычу и хвастаются друг перед другом. Или приносят друг друга, уж как получится…
— Это когда такое бывало? — возмутился Элмар. — Когда это меня приносили?
— Тебя не приносили. Ты приползал. А вот кавалера Мэнсора приносили в прошлом году. А летом, помнится, твой приятель Келдон Орри спасался на дереве…
— Это Лаврис спасался на дереве, а Орри его спасал, — проворчал Элмар. — И вовсе я не приползал, просто прихрамывал немного. И нечего подшучивать над тем, в чем не разбираешься. Высокое вдохновение битвы тебе просто недоступно.
— «Высокое вдохновение», надо же так завернуть! Не вдохновение, а озверение.
— Все равно недоступно, — не унимался Элмар.
— Зато мне доступно высокое вдохновение мысли, — злорадно ответил король.
— Ты что же, — закипятился принц-бастард, — хочешь сказать, что я дурак?
— А ты, — спокойно ответствовал король, — хочешь сказать, что я слабак?
— Давай поборемся и выясним! — взревел Элмар.
— А может, в шахматы сыграем?
— Вы что, ссоритесь? — жалобно вскричала Ольга.
Кузены переглянулись и дружно расхохотались.
— Ты еще не видела, как мы ссоримся! — хором воскликнули они.
— А может, и показывать не будете? — попросила девушка. — Вы меня так больше не пугайте. Я как представила, что вы подеретесь…
Последовал новый взрыв хохота, после чего Элмар предложил королю сменить все-таки шута, а тот в ответ посоветовал Элмару завести собственного.
— Господа, — засмеялась Ольга, — да вам никакой шут не нужен, вы сами кого угодно насмерть зашутите.
— Да, мы такие! — засмеялся король.
А Элмар заметил:
— Между прочим, это я научил Шеллара смеяться.
— Серьезно? — удивилась Ольга. — А что, он не умел? Совсем? Или вы опять шутите?
— Нет, не шутит, — улыбнулся король. — Потом как-нибудь расскажу. Сейчас нам придется разделиться. Элмар поедет с товарищами, я немного с ним проедусь и направлюсь к своим придворным, а ты… а куда же тебя? С дамами разве что? Давай, наверное, присоединяйся к дамам.
— А с Элмаром нельзя? — жалобно спросила Ольга.
— В том случае, если ты готова вместе с ними пойти с копьем на медведя или с ножом на волка, — серьезно ответил король. — А чем тебе не нравятся мои придворные дамы? Они тебя не съедят. А если какая-то из них попытается смеяться над твоим костюмом, хорошенько толкни ее и она сверзится со своего дамского седла. Будет очень весело.
— Ольга с ними уже встречалась, — проворчал Элмар. — С Камиллой. Ты желаешь, чтобы они продолжили знакомство?
Король слегка замялся, потом решил:
— Я думаю, все, что Камилла может обо мне сказать, уместится в одном предложении, которое она уже наверняка выдала. Так что хуже не будет. Поезжай, Ольга, поздоровайся со знакомыми и познакомься с остальными. Они, конечно, стервы, но в своем женском обществе вы как-нибудь разберетесь.
Ольга вздохнула, кивнула и послушно направилась к группе дам, гарцевавших чуть в стороне от остальной процессии.
— Шеллар, зачем ты ее к ним пустил? — спросил Элмар, трогаясь с места и оглядываясь вслед Ольге. — Представляешь, чего она от них наслушается? Тебе хочется завтра ей доказывать, что ты не трахаешься с Жаком?
— Почему доказывать? — удивился король. — Я все-таки смею надеяться, что она поверит мне на слово. А когда это она успела познакомиться с Камиллой?
— В твой день рождения. Она зашла в какую-то кондитерскую, пока я искал экипаж, а там сидели Камилла, Дориана и Алиса. Правда, Алиса быстро смылась, зато Камилла с Ольгой поделилась впечатлениями о… как это Ольга выразилась?.. об аппаратах нескольких видных лиц в королевстве. Можешь не краснеть, тебя она похвалила, зато меня охаяла, поставив и позади тебя, и даже Лавриса. А знаешь, как Ольга Камиллу прозвала? Наклонись, на ухо скажу…
Король слегка изменился в лице и обеспокоенно спросил:
— Она с ней и об этом беседовала?
— Какой ты догадливый! К счастью, Ольга просто видела, как Камилла насиловала пирожное. Но никто не гарантирует, что сегодня они не обсудят то, что тебя так смущает. Камилла только об этом и способна говорить, а Ольга, как ты сам заметил, ужасно любопытна.
— Ну и хрен с ними, — в сердцах ругнулся король. — Негоже стесняться говорить о том, что, не стесняясь, делаешь. Мне донесли, что наши дамы почему-то решили, будто у меня с Ольгой роман, будто я с ней изменяю своей официальной фаворитке и вообще намерен на переселенке жениться. Потому я и свел их вместе, чтобы эти дуры поняли, что ничего подобного не происходит. Пусть оставят Ольгу в покое, а то некоторые из ревности способны на всякие пакости… Кстати, Камиллу я до сих пор не выгнал только за то, что она ничем подобным не страдает. Занимается молча любимым делом и не лезет ни в какие интриги.
— Хорошенькое «молча»! — фыркнул Элмар. — Шеллар, а у тебя действительно… национальная гордость?
— Показать? — поинтересовался король. — Или измерить линейкой и сообщить тебе точные размеры? Камилла таким образом пытается мне польстить, потому как на иное у нее мозгов не хватает. Сделала из меня монстра какого-то, все только и мечтают посмотреть своими глазами, что же там у его величества за чудо… Вот и ты туда же. Мы ведь с тобой в юности к одним и тем же шлюхам ходили вместе, можно подумать, ты сам не знаешь, что у меня и какое.
— Ну, мало ли… — смутился принц-бастард. — А вдруг над тобой поколдовали, всяко бывает… Кстати, Шеллар, как продвигаются твои поиски идеальной жены?
— С трудом, — кратко ответил король. — На днях имел беседу с коллегой Луи, демоны его принесли в гости без приглашения… Привез мне трех своих дочек показать. Старшей семнадцать, младшей двенадцать. Как полагаешь, есть у этого человека мозги? Мало того, он еще пообещал прислать симпатичных мальчиков, если я женюсь на какой-нибудь из его сопливых принцесс.
Элмар беззвучно затрясся в седле:
— А он был трезвый?
— Ты видел хоть раз Луи трезвым? Более того, когда этот кретин упился до нужной кондиции и заснул, ко мне в кабинет примчалась ее величество королева Агнесса и учинила допрос с пристрастием, до чего мы с ее дегенератом-супругом договорились. Пришлось сначала убеждать ее, что я не поменял сексуальную ориентацию, потом объяснять, что мне на хрен не нужны ее малолетние невесты, а потом еще долго отказываться от настойчивых предложений отравить придурка Луи, жениться на ней и объединить королевства.
— Какая прелесть! — восхитился Элмар. — Весело, оказывается, быть королем!
— Тебе смешно… Я, конечно, понимаю Агнессу: прожив двадцать лет с алкоголиком-извращенцем, поневоле начнешь думать о людях что угодно… Надеюсь, Луи не повадится являться ко мне в гости регулярно… А то он меня когда-нибудь так достанет, что я его уроню потихоньку с какой-нибудь лестницы.
— А другие короли тебе дочек смотреть не привозят? — поинтересовался Элмар.
— С кузеном Элвисом я в свое время поговорил на эту тему, объяснил ему, что жениться на собственных племянницах, путь даже двоюродных, нехорошо, и он меня прекрасно понял и одобрил. У Зиновия дочек больше нет, а старшая внучка уже помолвлена… К тому же обе его внучки, как мне кажется, пошли характером в маменьку, сдались мне такие жены! Да и отношения у нас с Зиновием до сих пор прохладные.
— Из-за чего?
— А ты разве не помнишь? Или ты к тому времени уже напился?
— Когда?
— После моей коронации.
— Ничего я не напился. Если ты помнишь, в тот день вообще никто не пил и ничего не праздновали. Наверное, просто ушел собираться, я же почти сразу уехал. А что у вас тогда случилось с Зиновием?
— Он хотел забрать Мафея к себе, на память о покойной дочери, так сказать. А я не отдал.
— Это как?
— Предложил спросить малыша, хочет ли он уехать от нас и жить при дворе дедушки. Само собой, ребенок с ужасом отказался расставаться со мной, с мэтром Истраном, а в особенности с Жаком, в которого вцепился обеими руками так, словно его кто-то собирался силком отрывать. Он прекрасно помнит, что при дворе дедушки его обзывали байстрюком и выродком и при каждом удобном случае дергали за уши… А Зиновий на меня и обиделся. Больше, собственно, принцесс на континенте нет. Разве что у магнатов Голдианы какие-нибудь девицы на выданье имеются, но я с ними не хочу связываться.
— А в Эгине?
— Александр еще молодой, у него дети маленькие. Сестра, правда, есть, но она всерьез увлеклась мистикой и даже готовится вступить в какой-то орден. Да и не обязательно мне именно принцессу, я и на простой горожанке женюсь…
— До сих пор не нашлась подходящая? — поинтересовался Элмар. — А не кажется ли вам, ваше величество, что вы изволите чересчур перебирать харчами, как выражается ваш любимый шут?
— Не кажется, — отрезал король. — Женитьба дело серьезное, на всю жизнь, и выбирать надо тщательно, чтобы потом не разводиться, как твой папаша.
— Знаешь что, Шеллар? — не выдержал принц-бастард. — Ты вот это все говоришь, говоришь, зубы мне заговариваешь, уважительные причины изобретаешь, а на самом деле просто не хочешь жениться, и все.
— Элмар, ты не прав, — спокойно ответил король, но никаких аргументов более не привел.
Ольга даже не представляла себе, насколько скучная вещь королевская охота. Может, для героев, которые умчались в дебри искать приключений на свои геройские задницы, мероприятие и было содержательным. Вполне возможно даже, что забавно было и господам придворным, которые гоняли по лесу упомянутого несчастного оленя. Но сидеть на лужайке в раскладных креслицах в обществе придворных дам было невыносимо скучно, а временами неприятно — потому что в ходе беседы они несколько раз тонко и изящно проехались по поводу ее внешности, костюма, прически, а также удручающей неопытности в амурных делах. Придворные сплетни, которыми обменивались дамы, были Ольге большей частью непонятны, так как речь в них шла о людях совершенно незнакомых, но некоторые ее совершенно ошарашили. Оказалось, что король и его шут состоят между собой в любовной связи и регулярно устраивают нежные свидания. Ольгу еще и попросили высказать свое мнение по этому поводу. Девушка заподозрила, что ее просто подставляют — аккуратно подталкивают к тому, чтобы она сказала о короле что-нибудь неодобрительное, а они потом настучат, соответственно все это оформив. Ольге кое-как удалось выкрутиться, заявив, что чистый гомосексуализм она не понимает, но бисексуальность, по ее мнению, свидетельствует о широте взглядов. Правда, после этого супруга министра иностранных дел и старшая дочь казначея стали посматривать на нее с нездоровым интересом.
Некоторое время дамы расспрашивали Ольгу о жизни в ее мире, но очень быстро отстали и заговорили о вечных и непреходящих ценностях: тряпках, косметике и мужиках. Вот тут Ольге стало по-настоящему тоскливо. Настолько, что даже схватка с медведем уже начала казаться ей не таким уж непосильным подвигом по сравнению с этой светской беседой.
Среди тесной группы королевских любовниц ей не приглянулась ни одна. Камилла со своим вечным сравнительным анализом утомляла, графиня Монкар при более близком общении оказалась довольно стервозной особой, три другие производили впечатление набитых дур, и, пожалуй, только Эльвира Люменталь показалась Ольге немного лучше других. Она все время молчала и не говорила гадостей, не смотрела на Ольгу, как на свежую кучку на любимом ковре, а вполне доброжелательно улыбалась, красота ее была немного другого типа, чем у прочих. Высокая пепельная блондинка с ясными серыми глазами и лицом греческой богини, Эльвира не обладала такой ярко выраженной сексуальностью, как все остальные, в ней чувствовалось прохладное и отчужденное спокойствие.
Помимо всего прочего, Ольга уже давно маялась, не зная, как бы это так светски спросить, где на королевской охоте находятся те заветные кустики, в которые мальчики ходят направо, а девочки налево, и размышляла, а не смыться ли отсюда вообще и не спросить ли об искомом у короля. С Шелларом ей было значительно проще, чем с его придворными дамами.
На этом этапе ее размышлений Эльвира встала и сообщила, что на пару минут покинет общество, дабы поправить чулки. Ольга с громадным облегчением вызвалась составить ей компанию. Эльвира чуть улыбнулась, подождала ее, и они направились по тропинке в глубь леса.
— Что, утомили наши дамы? — посочувствовала Эльвира. — Или все-таки шокировали?
— И то и другое, — призналась Ольга. — Но больше утомили.
— А ты действительно считаешь, что… ну, насчет широты взглядов?
— Надо же было что-то сказать. В моем мире к этому относятся намного проще и не особенно стремятся скрывать. А это правда про Шеллара и его шута?
— Неправда, — спокойно ответила Эльвира.
— Ну и хорошо, — успокоилась Ольга. — А то я уже собиралась у короля спросить.
Эльвира посмотрела на нее с откровенным любопытством.
— Прямо так и спросила бы?
— А что тут такого? Тем более если это неправда?
— Поменьше слушай наших дам, — засмеялась Эльвира. — Они тебе про него такого порасскажут…
— А Камилла говорила, что ты и сама о нем невысокого мнения как о любовнике, — заметила Ольга.
— Это, как говорит Камилла, дело вкуса, — поджала губы Эльвира. — Ей, может быть, и нравится такое обращение. Мне — нет. Может, его величество — мудрый правитель и интересный собеседник, может, у него еще куча разнообразных достоинств, но в постели это грубый и наглый хам. И можешь ему это передать, если он попросит тебя рассказать, что мы о нем говорили. Я своего мнения не скрываю, но у меня ни разу не хватило смелости сказать ему это в глаза.
— Почему же ты до сих пор с ним тусуешься, если он такой? — опешила Ольга.
— Он меня отставил еще весной. Я просто состою при дворе… Как тебе вот эти милые кустики? Нравятся? Тогда давай здесь и остановимся. А потом пройдем чуть дальше и спустимся к ручью, помоем руки.
Решив, что собеседница не хочет продолжать разговор о короле, Ольга замолчала и занялась своим делом, пытаясь попутно переварить столь шокирующую информацию о его величестве. Ей он до сих пор казался очень и очень интеллигентным человеком, не без недостатков, конечно, но такие вещи, как грубость и хамство, были совершенно не в стиле Шеллара. «Наверное, между ними произошло какое-то недоразумение», — решила в конце концов Ольга, а еще подумала, что если передать королю мнение Эльвиры, то можно услышать в ответ не менее резкую оценку другой стороны и в результате еще остаться виноватой. Лучше не ввязываться в чужие обиды и просто промолчать. Даже если король действительно спросит. Нашел тоже Штирлица, в самом деле…
Они выбрались из кустов и направились по тропинке к ручью.
— Ольга, — спросила Эльвира, видимо, просто чтобы не молчать. — А ты действительно подружилась с Азиль?
— Да, а что?
— Ничего, просто интересно. У нее всегда были проблемы с подругами.
— Почему? Она классная девчонка, веселая, неглупая. Такие интересные вещи иногда говорит…
— Она странная… Впрочем, ты тоже довольно странная, так что неудивительно, что вы нашли друг друга. У тебя тоже будут большие проблемы с подругами. И с мужчинами.
— С мужчинами? Странно, вроде с ними я всегда дружила нормально. Да и здесь…
— Я о другом. Хотя дружить с ними тоже довольно сложно. Ты еще не так много их видела, наших мужчин. И как ни странно, имела дело в основном с нестандартными представителями этой части населения. Принц-бастард Элмар — человек необычный. Жак — еще необычнее. Про короля я вообще молчу, это ходячий анекдот… Впрочем, что я тебя пугаю заранее, может, не все так страшно, поживешь, приглядишься… Замуж выйдешь.
— Вот этого мне совершенно не хочется, — призналась Ольга.
— Даже за короля? — хитро усмехнулась дама.
— И ты тоже? — возмутилась Ольга. — Да что вы все так и норовите нас сосватать?
— Об этом много говорят при дворе, — опустила глаза Эльвира. — О тебе и о нем. И некоторые тебе завидуют. Держись от него подальше и будь настороже.
— Думаешь, мне настолько сильно завидуют?
— Не думаю, а знаю. Больше не спрашивай, я и так слишком много тебе сказала.
— Спасибо, — пожала плечами Ольга. — Только с чего они взяли? Ладно, в доме Элмара меня, надеюсь, не отравят, а в случае чего, у меня пистолет есть, — и она выразительно похлопала себя по карману.
Эльвира улыбнулась.
— Так это правда, что король покупал тебе пистолет и учил стрелять? Тебе это действительно интересно?
— Очень, — призналась Ольга. — Я у Элмара в оружейной просто балдею. Как в музее. Или как в сказке. Я даже попросила его научить меня владеть мечом, но, увы, не вышло. Элмар толкнул долгую и вдохновенную речь, полную недомолвок и иносказаний, которую вполне можно было уместить в три слова: «Ольга, ты бездарь».
— А король тебе ничего такого не сказал?
— Нет. А с чего? Я вполне нормально попадаю в манекен.
— Просто считается, что огнестрельное оружие несравненно сложнее, чем холодное и даже арбалет. Это оружие исключительно профессионалов. Почему тебе захотелось иметь пистолет?
— Потому что в моем мире нет ни мечей, ни арбалетов, а огнестрельное оружие самое ходовое и привычное. Я имею о нем представление и занималась спортивной стрельбой. Правда, недолго и не особо успешно, и не из пистолета, а из винтовки, но все равно… Сама увидишь, пройдет еще десяток лет, и луки с арбалетами и у вас отойдут в прошлое.
Ольга наклонилась к ручью, чтобы зачерпнуть воды и умыться, и тут послышался треск ломаемых кустов и Эльвира пронзительно завизжала. Девушка поспешно выпрямилась.
С противоположного берега на них несся здоровенный волк. Их разделяли ручей и узкая полоска песка. Эльвира бросилась бежать, наступила себе на платье и рухнула. Ольга выстрелила. Мимо! Еще раз. Зверь споткнулся, выровнялся… Он уже вошел в воду, до него оставалось метра четыре. Эльвира продолжала визжать, пытаясь не то встать, не то отползти на четвереньках в сторону. Ольга судорожно вцепилась в рукоять оружия обеими руками и выстрелила еще несколько раз подряд. Она увидела, как полетели клочья окровавленной шерсти, но волк так и не остановился. Визг Эльвиры достиг границы ультразвука. Холодея от ужаса, Ольга всадила последние пули прямо в оскаленную морду и продолжала судорожно давить на спуск, не замечая, что вместо выстрелов раздаются сухие щелчки. Волк больше не нападал. Он лежал на боку и, дергая головой, скреб лапами песок, все еще пытаясь дотянуться хоть до кого-нибудь оскаленной пастью.
Когда спустя несколько секунд подоспели люди, привлеченные визгом и стрельбой, их взору предстало живописное зрелище. На земле сидела перепуганная до истерики прекрасная дама, крайне нуждавшаяся в помощи. Рядом стояла еще одна дама, далеко не прекрасная, но весьма живописная в своих мужских штанах и сапогах, с пистолетом в руке. У ее ног рычал и хрипел издыхающий волк.
Первыми к ним подбежали трое паладинов. Один из них бросился к Эльвире, подхватил на руки и куда-то понес, а двое других остановились, с удивлением взирая на неподвижную девушку с пистолетом.
Следом примчалась целая толпа охотников, слуг и прочей публики, но все расступились перед его величеством, вопрошавшим издали, что происходит. Паладины наконец очнулись и осторожно поинтересовались, не нужна ли Ольге помощь.
— Нет, наверное… — неуверенно ответила она и обернулась, увидев приближающегося короля.
Шеллар мигом оценил обстановку, на ходу сунул пистолет в кобуру и погладил Ольгу по плечу.
— Поздравляю. Хорошо поохотилась?
— Ага… — невпопад ответила Ольга, у которой немедленно всплыл в памяти протяжный голос питона Каа из отечественного мультфильма: «Сла-авная была охо-ота!»
Король засмеялся и хлопнул ее по плечу:
— Испугалась?
— Не то слово…
— Как тебя зовут, помнишь? В обморок падать не будешь?
— Не буду.
— Спрячь пистолет и отступи на пару шагов. А то так и будешь стоять. Пусть наши доблестные воины добьют зверя. А тебе, кажется, надо срочно что-то выпить.
— Спасибо, — сказала Ольга. Ее не покидало ощущение, что все происходит не на самом деле, что сейчас она проснется в родной общаге или вовсе где-то в травматологии и выяснится, что королевство с его волками и придворными дамами ей приснилось спьяну или привиделось в бреду.
— Простите, ваше величество, — подал голос один из воинов. — Ведь это ее волк. Она сама должна его добить. Если, конечно, хочет считать его своей добычей…
Король заинтересованно посмотрел на Ольгу:
— Желаешь?
— А какая разница?
— Если это твой волк, зверь, которого ты сама убила, ты, во-первых, получишь шкуру, и, во-вторых, сможешь похвастаться Элмару своей добычей и принять участие в их геройской пьянке. Я знаю, ты это любишь.
— Тогда, конечно, желаю! — Ольга слегка оживилась. Перспектива поменять общество прекрасных дам на компанию Элмара и его товарищей могла бы воодушевить ее и на более опасный подвиг. — А как это делается?
— Очень просто. Ножом по горлу. Господа, подайте нож и дайте перчатки, а то еще укусит… Ты крови-то не боишься?
— Нет. — Ольга пожала плечами. Перчатки доставали ей до локтей, а пальцы болтались так, что неудобно было держать нож. Девушка оглянулась на толпу, с величайшим интересом наблюдавшую за ней, и присела около волка, крепко прижав коленом его голову. Вокруг произошло небольшое шевеление — некоторые дамы поспешили убраться. Краем глаза Ольга заметила, что графиня Монкар, напротив, протолкалась поближе. Видимо, тоже не из слабонервных…
— Ну, давай, — поторопил девушку король, наблюдавший за ней с нескрываемым интересом. Ольга придавила голову зверя изо всех сил, чтоб, не дай бог, не вздумал тяпнуть напоследок, и, поднапрягшись, кое-как перепилила жесткую шкуру.
— Глубже, глубже, — советовал король.
Ольга так и сделала, и из раны хлынула кровавая волна. Вокруг зааплодировали и закричали что-то приветственное.
— А теперь что? — спросила она, стоя с ножом в руках и не зная, куда его девать.
— Верни кавалеру Мэнсору его нож и перчатки, — улыбнулся король.
Ольга поспешно протянула паладину нож и наткнулась на его улыбку и заинтересованный взгляд. Кавалер взял нож и сам вытряхнул руки девушки из перчаток.
— Большое спасибо, — сказала она и улыбнулась в ответ.
Паладин моментально просиял и хотел что-то сказать, но король не дал.
— Точно не боишься? — весело спросил он. — Совсем-совсем?
— А ее что, еще и пить надо? — уточнила Ольга.
Король снова засмеялся.
— Уверен, если б я сказал, что надо, ты бы и это сделала не колеблясь. Как тебе такое в голову пришло? Это же волк, а не дракон.
Он наклонился, макнул палец в кровь зверя и слегка мазнул девушку по щекам, по лбу и напоследок немного по губам. Затем положил ей руку на плечо и сказал:
— Пошли.
Ольга прошла сквозь толпу, направляемая уверенной рукой короля. Она слушала приветственные крики, видела, как ей улыбаются и машут руками, и улыбалась всем в ответ. Колени у нее до сих пор дрожали и подгибались, но ее переполняли гордость и восторг.
Задернув за собой полог шатра, его величество указал на некое подобие низкого диванчика, застеленное шкурами:
— Садись. Коньяк или водку?
— Мне все равно, — призналась Ольга.
Король открыл походный бар, уставленный бутылками, и наполнил для нее бокал.
— Ну как, ощутила высокое вдохновение схватки? — насмешливо спросил он.
— Да, похоже, мне оно доступно, — произнесла Ольга. — Только почему-то приходит с опозданием. Спасибо, ваше величество.
— Да на здоровье. «Высокое вдохновение!» Ох уж этот Элмар, поэт-самоучка… Так складно обозвать обычный выброс адреналина! — Он сел напротив и спросил: — А как все случилось?
— Быстро, — ответила Ольга и отпила, насколько хватило дыхания. В бокале оказалась все-таки водка, и пришлось отдышаться, прежде чем говорить дальше. — Затрещали кусты на том берегу, закричала Эльвира, я посмотрела и увидела, как он к нам бежит. Выхватила пистолет и стала стрелять. Четыре или пять раз попала, а он все равно бежал. Последний раз уже вот с такого расстояния. — Она показала расстояние.
— А убежать тебе не приходило в голову?
— Звери же быстрее бегают. Или нет? А что, надо было убежать?
— Ты не перестаешь меня удивлять, — покачал головой король. — А удивить меня крайне трудно. Признайся честно, ты не убежала действительно потому, что сравнила скорости человека и зверя, или просто ноги отнялись?
— Да нет, просто как раз перед этим мы с Эльвирой говорили про мой пистолет, и я первым делом вспомнила про него, а насчет бегства подумала после первых двух выстрелов, когда удирать было поздно. А Эльвира вообще в платье запуталась.
— Ты хоть целилась? — усмехнулся Шеллар.
— Обижаете! Конечно, целилась! Фиг бы я попала, если б не целилась!
— Тоже верно… Ты пей, пей, а то у тебя до сих пор руки трясутся, не иначе от высокого вдохновения… хотя, по-моему, с перепугу. Посиди, приди в себя, чтобы, когда тебя будут поздравлять и чествовать, никто и не подумал, что столь выдающийся подвиг был совершен с перепугу. Как, впрочем, и многие подвиги в истории… Не возгордись только. Тебе ведь просто повезло, это не значит, что ты теперь сразу станешь лихой охотницей на волков.
— Да я и не собираюсь, — засмеялась Ольга и полезла в карман за сигаретами. — Я все-таки выяснила, что мне не нравится охота. А разве это считается подвигом?
— А как же! Ты что, забыла, что была не одна? Ведь Эльвира и в самом деле в своем платье далеко бы не убежала. Да и вообще, ты вела себя достаточно геройски для перепуганной девчонки. Так что слава по праву. Подожди, еще Эльвира отойдет от потрясения в объятиях барона Палмера и придет тебя благодарить… Ты сама, кстати, не надумала еще расстаться со своей белой занавесью? А то я заметил, кавалер Мэнсор так на тебя поглядывал…
— Не знаю… — неохотно отозвалась Ольга и поспешила перевести разговор на другую тему. — А что вы сами делаете на охоте? Ну, Элмар за хищниками гоняется, придворные — за оленем, дамы ваши сидят как куколки, треплются… А вы?
— А я присутствую, потому что обязан, — вздохнул король и достал трубку. — Королевская охота своего рода церемония, и есть некоторые моменты, где требуется мое участие. А в остальное время я сижу вот здесь, в своем шатре, на этих страшенно неудобных скамейках, и читаю книжку.
Ольга бросила взгляд на книгу, на которую кивнул король, и прочла название: «Особенности сравнительной психологии классов».
— Ух ты, интересно, наверное! — оживилась она.
— Ты интересуешься психологией? — поднял брови его величество.
— Да, — подтвердила Ольга. — У вас же, наверное, совсем другая психология, не такая, как у нас. Дадите мне как-нибудь почитать?
— Зачем? Запишись в Королевскую библиотеку и бери что хочешь. Я тебе в виде особого расположения пожалую бесплатный абонемент.
— Спасибо! — обрадовалась Ольга и залпом допила свой бокал.
— Не за что, — снова усмехнулся король. — Значит, не понравились тебе наши дамы?
— Нет, — решительно ответила Ольга. — И ваши любовницы в особенности.
— А как же Эльвира?
— Нет, Эльвира ничего. А остальные не понравились. Где вы их таких набрали? Они вам правда нравятся? Эта ваша официальная фаворитка — она же дура. Вы такой умный и образованный человек, как вы с ней общаетесь?
Король вздохнул и пригорюнился, по привычке подперев кулаком подбородок и пристроив локоть на колене за неимением стола.
— Общаюсь я с тобой, — объяснил он, — с Жаком, с Элмаром… Ну, еще с некоторыми людьми… А своих фавориток я… — Его величество сделал небольшую паузу, словно пытался подобрать нужное слово, затем решительно произнес, словно выплюнул это самое слово, не подобающее в обществе дамы, но самое правильное в данном случае: — Трахаю. Извини за прямоту.
— А совместить это как-нибудь вы не пробовали? — поинтересовалась Ольга.
— Не получается, — кратко ответил король, помолчал немного, попыхивая трубкой, потом вдруг спросил: — Кстати, ты ничего не хочешь у меня спросить?
Ольга подумала, что бы это он мог такое иметь в виду, но ничего подходящего не придумала.
— Уж простите мне мою тупость, — призналась она, — это, наверное, либо с перепугу, либо спьяну, но не понимаю, на что вы намекаете.
— Тебе рассказывали последние придворные сплетни?
— Насчет вас и Жака?
— Я полагал, что ты не постесняешься спросить меня об этом прямо…
— Просто Эльвира мне уже сказала, что это неправда. Конечно, если вам так хочется, могу и у вас спросить, но я вполне верю Эльвире.
— Что ж, спасибо, милая Эльвира… Хоть кто-то вступился за напрасно оклеветанного короля… Хотя, скорей всего, Эльвира вступилась за милого ее сердцу Жака… — Король на мгновение задумался, и его светлые глаза вдруг хитро блеснули. — А скажи, если бы это было правдой, что бы ты подумала?
— Я бы не особенно удивилась. Вы достаточно эксцентричный человек, чтобы выкинуть и не такой номер. А в остальном… Это ваше личное дело. В нашем мире, во всяком случае.
— Ну у вас и мир… — хмыкнул король. — Лютеция в мировом масштабе… Это занятно… И что, так вот запросто?..
— Ну, кто как. Кто-то скрывает, а кто-то наоборот… Помните вот эту вещь?.. — Ольга напела пару тактов из «Богемской рапсодии». — Вот он, например, ни капельки не скрывал. Весь мир знал.
— М-да… — снова хмыкнул король. — Достаточно откровенный у вас мир. Судя по тому, как ты прозвала бедную Камиллу…
— Это Элмар вам сказал? А мне строго-настрого велел не говорить, чтобы вас не смущать…
— Ну, знаешь, если бы это сказала ты, я бы действительно мог смутиться. Но с Элмаром у нас все по-другому. Это еще что, он же теперь на радостях всем товарищам расскажет… Похоже, сегодня вечером на Камиллу будет большой спрос… Может, хочешь отдохнуть?
— Нет… Но если вы хотите спокойно почитать, я не буду мешать.
— Напротив, мне приятно с тобой общаться. Просто я вижу, ты какая-то вялая, глаза трешь…
— Это у меня высокое вдохновение кончилось, — пояснила Ольга. — Ваше величество, а вы обещали рассказать, как Элмар научил вас.
— Собственно, он не совсем правильно выразился. Научился я сам. Он просто вызвал у меня желание научиться смеяться.
— Разве так бывает? А как же вы жили до того?
— У нас и не то бывает. К примеру, очень хорошо помню, как меня научили состраданию. Мне тогда было лет семь или восемь, и я замучил кошку в каких-то познавательных целях, уж не помню, что я хотел узнать, но бедная киска этого не пережила. Я даже не понимал, за что меня ругают. Мэтр Истран тогда поступил очень правильно. Вообще-то телесные наказания применительно к принцам запрещены, но он затащил меня в свою лабораторию и выпорол так, что я неделю не мог сидеть. Зато после этого я очень хорошо понял, что такое боль, и никогда больше не мучил животных. Потому и охотиться до сих пор не люблю… А с Элмаром… Познакомился с ним у ворот дворца, в которые он ломился. Выглядел он тогда красивее некуда. Длинный лохматый мальчишка в грубой рубахе, распахнутой почти до пояса, кожаных штанах и меховом жилете, на поясе меч, на шее ожерелья из каких-то зубов и когтей в три ряда, в волосах перо… И при всем этом еще конь и здоровенная собака. Я проходил мимо и заинтересовался, по какому поводу скандал, слово за слово, выяснилось, что к дядюшке прибыл его законный бастард, с браслетом, все, как положено, а стража его не пускает.
Я пообещал сам проводить новоявленного кузена к королю. Настаивать пришлось долго, но в конце концов стражники пропустили Элмара вместе с его конем и собакой, ворча себе под нос, что принц Шеллар такой зануда, что с ним лучше не связываться. Элмар посмотрел на меня и улыбнулся. Ты же сама видела, как мой дорогой кузен улыбается. Способность мгновенно располагать к себе людей своей варварской непосредственностью была у него тогда даже в большей степени, чем сейчас. Так и помню его — лохматый, загорелый, синеглазый, в своих дикарских украшениях и с потрясающей улыбкой во все лицо. «А ты правда принц?» — спросил он. «Да», — ответил я. Он загорелся каким-то неземным восторгом и радостно вскричал: «Так мы — братья?» «Мы кузены, — поправил я его. — Но братья у тебя тоже есть. И сестры». И в тот момент, стоя напротив Элмара и серьезно глядя на его восторженную улыбку, я почувствовал себя действительно каким-то занудой. Понял, я должен улыбнуться в ответ, иначе кузен сочтет меня невежей и задавакой. Не сказал бы, что это у меня получилось с первого раза, Элмар потом говорил, что, не будь он мужчина и воин, сбежал бы сразу же от такого улыбчивого родственника, но он мужественно промолчал. А я еще успел перепугать тетушку и обеих кузин, прежде чем мои зверские гримасы заметил мэтр Истран и понял, что это я так улыбаюсь. Мэтр отвел меня тихонько в сторонку и посоветовал потренироваться у зеркала. Потом весь двор три дня изумлялся — ах, принц Шеллар улыбается! Не иначе случилось какое-то чудо!
Потом мы с кузеном Элмаром сдружились и много времени проводили вместе. Ему больше не с кем было дружить, братья были намного старше, и у них были свои взрослые дела, а мне он просто ужасно нравился. Нравилась простота, искренность, открытость в чувствах и восторженность по любому поводу. Для меня, выросшего при дворе и с детства ограниченного этикетом, протоколом, традициями, церемониями и прочим занудством, этот славный маленький варвар был неким волшебным существом, вроде эльфа. Он очень заразительно смеялся, и мне захотелось научиться смеяться так же. А если уж я захотел чему-то научиться, то у меня это обязательно получалось. Так я и научился смеяться. А потом — шутить и понимать шутки… Должен сказать, Элмар даже не представляет, какое влияние он оказал на меня. Все мои странности и причуды тоже от него. Просто он со временем все это перерос, а у меня осталось на всю жизнь.
— А потом? — тут же спросила Ольга. — После того как вы научились смеяться, вы сразу научились и всему остальному?
— Еще не всему, — снова улыбнулся король. — Я ведь тебе уже говорил, что еще никто не видел меня в гневе. И испугать меня практически невозможно. Любовь — это вообще больной вопрос… А плакать меня научил Жак, но это очень печальная история, и я не хочу портить себе настроение. И не смотри на меня неотразимым взглядом, а то ты становишься похожа на Дориану. Мое величество не желает и не изволит. Лучше сама расскажи что-нибудь.
— Что, например?
— А давай пойдем испытанным методом свободных ассоциаций. Я еще тогда, у Элмара, заметил, что у тебя по любому поводу идет ассоциативный ряд, упирающийся во что-нибудь веселое, и ты потом хихикаешь. Вот, например, над чем ты веселилась сегодня утром, когда Элмар рассказывал тебе про ортанских жеребцов?
Ольга вспомнила, снова хихикнула и призналась про ослика. И тут же вспомнила бессмертного дядю Степу…
В результате его величество с огромным интересом выслушал подборку детских стишков с пространными комментариями, видно было, что проблемы дяди Степы он принял весьма близко к сердцу.
— Надо Жаку рассказать, — сделал вывод он. — Ему понравится. Он у нас почти бард, еще один стишок в серию добавит. Для взрослых. «Дядя Степа и Камилла».
Ольга тихо захрюкала и поползла по диванчику.
Как раз в этот момент снаружи послышался ужасный шум, грохот, топот; полог снесло в сторону, и в шатер ворвался принц-бастард Элмар.
— Шеллар! — завопил он с порога. — Мне сказали, что на Ольгу напал волк! — Тут он заметил девушку, все еще корчившуюся от смеха на диване, с горестным криком бросился к ней и схватил за плечи: — Ольга! Что с тобой?
— С ней все в порядке, — сказал король. — Успокойся.
— Хвала богам! — мгновенно просиял Элмар и прижал подругу к сердцу. — Я так испугался! Что ж они мне сразу не сказали, что все обошлось?
— Наверное, ты просто не дослушал… — предположил король. — Не мни девушку. Присядь, посиди пять минут спокойно, я тебе все расскажу. Вечно ты как явишься после битвы, так вокруг тебя все вверх дном!
Элмар послушно опустился на ковер и сел скрестив ноги. Он был в одной рубашке, грязной и местами разорванной, левый рукав был оторван совсем. На руке, чуть выше локтя, красовалась свеженькая повязка, судя по кружеву, сделанная из недостающего рукава. Лицо первого паладина было измазано кровью примерно так же, как и у Ольги, только расположение полос было другим. Элмар дрожал от возбуждения, и его синие глаза сияли «высоким вдохновением битвы». Сейчас он особенно напоминал того восторженного юного варвара, которого столь любовно описывал король.
Шеллар вкратце рассказал о происшествии с волком, отчего Элмар пришел в полный восторг и осыпал Ольгу таким количеством похвал, что ей даже неловко стало.
— Ну а ты что добыл? — перебил его вопли король.
— Разве не видишь? — Элмар указал на художественную роспись у себя на лице. — Кабана. Один. Коротким мечом.
— А у остальных какие успехи?
— У Лавриса волк, Келдон и Сакал вдвоем медведя осилили…
— А кого на этот раз принесли?
— Трайнет нарвался на анкрусов. Один был, не повезло парню.
— Что, сожрали? — помрачнел король.
— Да нет, только покусали. Он успел их перебить до того, как его парализовало.
— И что теперь?
— Повезли домой, лечиться. Не переживай, Шеллар… Все с ним будет в порядке.
— Не переживай… Неприятно, когда мои паладины по-дурацки гибнут на этой траханой охоте, на ваших траханых турнирах, в своих траханых поединках… И из-за чего? В прошлом году два отличных парня порубили друг друга в лапшу из-за какой-то драной кошки, на которой пробу негде ставить… Зимой кого-то задрал медведь… Ну на кой он ему понадобился, этот медведь?
— Шеллар, перестань, — перебил короля Элмар. — Ты просто не понимаешь. Воин должен сражаться хоть где-нибудь, хоть с кем-нибудь. Если он перестанет ощущать дух битвы, он перестанет быть воином. Ну а кто сражается, тот, бывает, и гибнет. И это следует принимать как законы природы, как солнце днем и звезды ночью, как летнее тепло и осенний листопад… Таков путь воина, Шеллар, иначе быть не может.
— Поэт… — недовольно проворчал король. — Значит, сегодня смертельных случаев не было?
— Нет. Все по мелочи. Келдон пару ребер сломал, Лаврис хромает немножко, я вот тоже… — Он чуть шевельнул локтем.
— И опять раздетый носишься. Тебе мэтр что говорил — спину от сквозняков нужно беречь!
— А тебе он говорил, что нужно бросить курить, — огрызнулся Элмар. — И еще, что пора жениться.
— В общем, так, — король встал и набросил плащ. — Я пошел исполнять свои королевские обязанности, а ты оденься, забирай Ольгу и иди к своим. Ты за нее отвечаешь, если ее кто-то без спросу чести лишит, с тебя спрошу. Ясно?
— За кого ты нас принимаешь? — обиделся Элмар.
— За ораву здоровых мужиков, которые через час упьются так, что забудут о всякой там нравственности. Особенно твой дружок Лаврис. Да и Мэнсор поглядывал с большим интересом.
— Мэнсор? Он же только луну тому назад женился!
— Потому я тебя и прошу… Нет, не прошу, приказываю присматривать за подругой, чтобы никаких неприятностей.
— Хорошо, — проворчал Элмар, подождал, пока кузен отвернется к выходу, и скорчил рожу ему в спину. — Ольга, ты слышала?
— Он же сказал, если без спросу, — засмеялась Ольга. — А вдруг мне кто-то понравится?
— Я тебя умоляю, только не на охоте! Когда все пьяные, получаются одни недоразумения. Завтра скажешь, кто тебе понравится, я тебя познакомлю, и встречайтесь на здоровье, а сегодня не надо. А то напьешься, отдашься, а утром проспишься и передумаешь… а я потом буду доказывать Шеллару, что ты сама хотела. Ну их в задницу, такие приключения.
Принц-бастард сбросил остатки рубашки и направился в угол, где была свалена в кучу его одежда.
Эх, королевская охота! Кто сказал, что это скучно? Днем, может быть, и скучно, зато когда стемнеет…
Горят костры, стучат барабаны, смех, песни, радостные крики. Напитки льются рекой, над лесом витают дым, запахи жареного мяса и свежей крови. В твоих руках — огромная чаша, которую непременно надо выпить, на твоем плече — тяжелая рука друга Элмара, перед твоими глазами — мужчины на любой вкус, которые только на тебя и смотрят. Все это кружит голову, тебе опять кажется, что это сон, и ты панически боишься проснуться. Вино в чаше достаточно крепкое, не стоило бы, конечно, мешать с водкой, но… а, черт с ним! Водка была давно, она уже выветрилась. Мясо, как и говорил король, жесткое настолько, что его можно разве что глотать, как таблетку, целым куском. Это, наверное, тот кабан, которого Элмар завалил. Как такое мясо вообще можно проткнуть мечом? А это тот самый кавалер Мэнсор, который одолжил тебе свои перчатки и нож… Ага, стройте-стройте глазки, молодой человек, я уже знаю, что вы луну тому назад женились! Этот, с бородкой, — тот самый Орри, которому медведь ребра помял, а это… надо же, женщина! Откуда она тут? «Это Кларисса, — объясняет Элмар, — капитан гвардии и заядлая охотница. Она всегда с нами в компании. Только смотри, осторожнее, она, как и мы все, любительница прекрасных дам…» Ой! Надо же… Нет, с этой охотницей лучше не общаться, пусть уж супруга министра иностранных дел с ней общается… А этот красавец с пронзительными, синими, как у Элмара, глазами — тот самый Лаврис, которого в случае срочного похода надо искать по борделям, который имеет графинь в раздевалке и которого так нахваливала Камилла…
Ритм барабана отдается во всем теле и сливается с пульсом, а затем ускоряется, заставляя сердце биться чаще. Шаг вперед, выпад в сторону, полуоборот и прыжок на месте. На одном плече по-прежнему рука Элмара, на другом — еще одна такая же тяжелая мужская ладонь. Она не лежит спокойно, пальцы чуть сжимаются, стискивая твое плечо. Правое колено вверх, выпад в сторону, чуть присесть и снова — левое колено вверх… Кто же это с другой стороны, не запомнила, как его зовут… бьет барабан, свистит свирель, танцуют воины у костра, и ты танцуешь с ними, отдаваясь переполняющему тебя непонятному восторгу, сродни тому, что сияет в синих глазах Элмара…
Высокое вдохновение битвы…
И пронзительные глаза прихрамывающего кавалера Лавриса, который сидит в сторонке от танцующих и не сводит с тебя восхищенного взгляда. И взгляд его пьянит сильнее, чем вино, чем танец и даже чем вдохновение битвы.
Между кострами слоняются барды, услаждая охотников песнями, за что им щедро наливают, так что на данный момент все барды уже лыка не вяжут. И этот, что сейчас подошел, смуглый, черноволосый, с печальными пьяными глазами, тоже практически готов. У него гитара. Настоящая шестиструнка, даже форма почти такая же! «Ой, Элмар, это что, гитара? У вас они тоже есть? А почему я до сих пор не видела?» Элмар приподнимает брови: «А где бы ты их видела? Это мистралийский народный инструмент, у нас на них не играют… Но ты же слышала баллады Эль Драко?» Ой, ну надо же! Бывает же! А в записи казалось, просто что-то очень похожее на гитару… Пьяный бард пытается исполнить что-то из репертуара своего знаменитого соотечественника, но это для него явно непосильная задача, и вскорости он засыпает около костра, обнимая свой инструмент.
Звенит бубен, отбивая ритм, один ритм без мелодии, кое-кто поясняет, что варварские танцы такие и есть — в них только ритм. Элмар танцует один, под варварский бубен и резкие гортанные выкрики, которыми принц-бастард сопровождает свое выступление. Он опять разделся до рубашки, повязка с волос сползла и где-то потерялась, волосы растрепались и падают на лицо. У него в руках то самое копье, которым он так живописно махал на днях во дворе, и оно тоже участвует в танце, и все это обалденно красиво. Не зря Элмара так долго уговаривали… И все-таки, чья это рука на твоем плече, если Элмар там, а ты здесь? Ах, это кавалер Лаврис… Ну ладно, пусть будет Лаврис. Да, конечно, давайте выпьем… Вы знаете, как пьют на брудершафт? Это обычай моего мира, я вам покажу…
Бубен смолкает, зато просыпается мистралийский бард и, вспомнив о своих обязанностях, начинает исполнять что-то лирическое… кажется, это называется «Любовь небесная» или как-то так… Возбужденный варварской пляской, Элмар набрасывает на себя что-то из одежды и удаляется в обнимку со своим другом Орри, о чем-то с ним радостно шушукаясь. А синеглазый красавец Лаврис обнимает за талию, прислоняется поближе и шепчет на ушко какие-то милые и глупые комплименты. Он почти такой же большой и сильный, как Элмар, и у него огромные ласковые руки, которые позволяют себе лишнее, но весьма ненавязчиво и естественно, и это даже приятно… Как, еще? А нам не много будет? Да, вы полагаете? Ну, давайте еще… А зачем туда? Там же темно и холодно… Не холодно? Ну ладно…
Ты стоишь прижавшись спиной к дереву, вернее, просто стоишь, прижатая к дереву его телом, и он целует тебя, жадно, порывисто, блаженно закрыв глаза. Он пахнет дымом, вином и кровью, которой вымазано его лицо, так же как и твое, и тебе приходит в голову, что сама ты пахнешь примерно так же. На земле расстелен голубой с золотом плащ — и когда это он успел? Его пальцы ловко и быстро расстегивают на тебе куртку, потом камзол и уже откровенно ласкают твою грудь сквозь тонкую ткань рубашки… У тебя сжимается все внутри, и ты чувствуешь, что уже не сможешь сказать «нет», а последние проблески здравого смысла напоминают, что надо было заранее поинтересоваться у Элмара, как там у его товарища дела со счетом до тринадцати… И в этот момент на фоне костра, который виден отсюда сквозь редкий лесок, вырастает чей-то силуэт и знакомый голос кратко и повелительно выкрикивает: «Лаврис! Поди сюда! Немедленно, негодник!»
Кино кончилось. Испуганный кавалер подхватывает свой плащ и мчится на зов, чуть ли не на ходу вытягиваясь по стойке смирно, а ты, мгновенно протрезвев, поспешно застегиваешься и торопишься следом. Смущенно прошмыгиваешь мимо короля, который негромко говорит что-то Лаврису, коротко, всего два слова, после чего оба вслед за тобой возвращаются к костру. Откуда-то появляется взъерошенный и расхристанный Элмар, на ходу застегивая штаны. Спустя несколько секунд уже он стоит перед королем, опустив голову, и выслушивает что-то явно не очень приятное. В компании доблестных охотников происходит оживленное шевеление и шушуканье. Растерянный и посрамленный Лаврис исчезает, зато Элмар, пылающий, как знамя революции, занимает свое дежурное место рядом с тобой.
— Как тебя угораздило! — жалобно говорит он. — Нельзя на пару минут отойти! Да еще с кем — с Лаврисом!
— А что? Он очень даже ничего.
— Чтобы тебе было понятно, Лаврис — это та же Камилла, только в штанах и с бо-ольшим членом.
— Он что, тоже сравнительный анализ проводит?
— Еще как! На всю столицу!
— А чего ты ушел? Не уходил бы, и все было б нормально. Где ты был?
— Тс-с… Давай на ушко скажу. Мы с Келдоном решили пообщаться с Камиллой. Вдвоем. Знаешь, как интересно! Впрочем, откуда же тебе знать… А Лаврис верно говорил, она это делает просто божественно, особенно если одновременно смотреть, как Келдон ее с другой стороны… Ой, что я несу, извини, я совсем пьян… Где мое королевское воспитание, куда-то вечно девается, как только напьюсь! Ольга, ты не отходи от меня, пожалуйста, мне же Шеллар башку оторвет, если что случится… Он же мне поручил… а я опять напился до неподобающего… Давай лучше выпьем и пойдем потанцуем, что ли, а то я засну…
Они пытаются танцевать, но то, что теперь исполняет Элмар, больше напоминает походку пьяного медведя. Он прижимает тебя к себе чуть крепче, чем подобает, и норовит задремать стоя, прислонив голову к твоему плечу. Отказавшись от попыток что-либо сплясать, вы бродите среди костров, наблюдая, как стихает веселье и завершается королевская охота. То тут, то там спотыкаетесь о тела павших в неравной битве с алкоголем. В какой-то момент навстречу попадается его величество, абсолютно трезвый и влекущий в свой шатер официальную фаворитку. Пьяный Элмар обнимает тебя все крепче и в третий раз в подробностях рассказывает, как это делает Камилла, уже не вспоминая о королевском воспитании. Вы углубляетесь в лес, где чуть ли не под каждым деревом расположились парочки, и тебя вдруг осеняет гениальная мысль, что если сейчас не лечь спать, то можно уйти далеко в лес и заблудиться. «Как же я сам не догадался!» — восклицает принц-бастард и на радостях цитирует что-то из классической поэзии. Снова расстелен на земле голубой с золотом плащ, снова сильные мужские руки обнимают тебя и расстегивают твою куртку… «Камилла — это замечательно… — вдохновенно произносит Элмар, еле ворочая языком, — но ты в сто раз лучше… Потому что ты подруга… Я тебя люблю, как подругу…»
И совсем не по-дружески припадает к твоим губам.
А наутро тебя будит отчаянный вопль, полный раскаяния:
— Как я мог! Как меня угораздило так нажраться! Какой я после этого, к хренам, паладин! Где было мое королевское воспитание! О боги, как я мог поступить так низко, подло и недостойно?! Нет мне прощения!
— Зачем мы сюда пришли? — спросила Саэта, осматриваясь по сторонам.
Огромный зал, освещенный превосходными светильниками, укрепленными чуть ли не на каждой колонне, подавлял ее своим великолепием. Они отражались в сверкающем паркете пола, в зеркалах, в золоченых украшениях стен и колонн, и от этого изобилия света и блеска рябило в глазах. А костюмы местной изысканной публики вызывали желание расхохотаться. Мужчины носили широкие штаны, заправленные в сапоги, и длинные вышитые рубашки, поверх которых были надеты короткие жилеты или кофты. Женщины щеголяли прямыми длинными одеждами без всякого намека на талию, похожими больше на мантии, чем на платья. Их головные уборы напоминали диадемы непомерных размеров.
— Хочу на нее предварительно посмотреть, — пояснил Кантор, оглядываясь точно так же. — Прикинуть, с чем имеем дело, увидеть ее наконец в лицо, возможно, взглянуть, как она работает… Ты будешь танцевать или всем говорить, что ты не танцуешь?
— Не буду я танцевать. Да у них и танцы, наверное, другие.
— Не все, но как хочешь. Не сутулься. Улыбайся. Будут приветствовать — кланяйся. В Поморье не принято приседать, здесь женщины тоже кланяются. Вот так, — он показал, как кланяются в Поморье, прижав руку к груди.
— А если меня о чем-то спросят?
— Ты же все равно языка не знаешь. Дай это понять.
— А может, не надо было сюда приходить? Посмотрели бы на нее в каком-то другом месте…
— А чем тебе не нравится королевский бальный зал? Согласен, слишком много блеска, но не сказал бы, что у нас скромнее. Зато светло и ярко, а знаешь, как мрачно при дворе Лондры? Тем более сюда приходить действительно надо. Отказываться от приглашения — верх хамства и даже оскорбление.
— А зачем нас пригласили? Разве нас здесь знают?
— Пресловутое поморское гостеприимство, — засмеялся Кантор. — Здесь не так много иностранцев, туристов вообще крайне мало, вот и существует традиция принимать их при дворе. Поморцы славятся широтой натуры и обожают тащить в гости кого только могут. А король, как первое лицо государства, непременно должен в этом превосходить своих подданных. Вот и устраивает субботние приемы. Ведьму тоже наверняка пригласили, так что это удобный случай на нее посмотреть и выяснить, как же она выглядит на самом деле. Надо только постараться поменьше заводить знакомства, а то ко всем придется ходить в гости.
— А я что должна делать?
— Ничего. Кланяйся и улыбайся, скромно опустив глаза. Здесь не Лютеция, здесь считается, что скромность украшает женщину, и очень ценится. Говорить я буду сам. Осматривайся по сторонам, может, заметишь, как она колдует, что делает, и дернешь меня за полу, чтобы я посмотрел. А еще здесь замечательный фуршет, очень рекомендую.
— Это фуршет? — ужаснулась Саэта, оглядываясь на ряды столов вдоль стен зала.
— А ты думала, это банкет? Нет, в Поморье фуршеты такие. А банкеты происходят в другом помещении, и все иностранцы поначалу пугаются… После официальной части подойдем, я тебе покажу, как едят местные деликатесы.
— Ты хоть предупреждай, что это за деликатесы. А то в Ортане накормил плютами, в Лютеции — лягушками… Сегодня еще крысами угостишь.
— Крыс в Поморье не едят, — засмеялся Кантор. — А вот раков советую попробовать. Интересно, где они их берут зимой? Из Мистралии привозят, что ли?
— Раков? — поморщилась Саэта.
— А чем они тебе не нравятся? Те же креветки, только большие. И вообще, в кулинарии надо иметь более широкие взгляды. У нас не принято есть плютов, но это же не значит, что они несъедобны. Они вкусные. Кстати, ты знаешь, что весь континент плюется, пробуя наш любимый национальный напиток, и считает, что пить его можно только под принуждением?
— Ты о кофе? Да, я слышала. — Саэта снова оглядела зал и спросила: — Почему так мало иностранцев?
— А что тут делать туристам, да еще зимой? Страна тихая, развлечений мало, курортов нет, еще и холодно. Даже мистралийские эмигранты, которые расползлись по всему свету, сюда практически не приезжают. Климат пугает.
— Ну да, они в основном оседают в Лютеции… — фыркнула Саэта. — Веселее.
— Не обязательно, — возразил Кантор. — В Лютецию стремятся в основном барды и прочая интеллигенция. Для них там условия более подходящие. Воры предпочитают Голдиану. Пойдем поближе, скоро должен появиться его величество, и нас представят. А потом можно будет делать что хочешь.
— А когда можно будет уйти, не нарушая приличий?
— Когда как следует наешься, — засмеялся Кантор. — Шучу. Часа через два. Потерпи. Чего тебе так не терпится уйти? Здесь вам не Лютеция, мадам, — пропел он, подражая выговору галлантского поэта, — здесь женщин уважают и приставать к ним считается верхом неприличия, тем более в порядочном обществе.
Король Зиновий V потрясал своим нарядом, как его бальный зал блеском. Длинная, до полу, мантия, расшитая золотом, камнями и драгоценными мехами, головной убор, напоминавший шапку, а не корону, и огромный посох делали короля похожим на особо преуспевающего мага. Картину дополняли длинная седая борода и суровые глаза под густыми бровями.
Саэта поклонилась, как показывал Кантор, и минут десять стояла, ожидая, пока «супруг» закончит светскую беседу с его величеством. Кантор очаровательно улыбался, пространно о чем-то толкуя, король благосклонно кивал, приближенные с интересом прислушивались, а Саэта, которая все равно ничего не понимала, украдкой поглядывала в зал. Она так и не увидела Арану до последнего момента, пока они не повернулись, чтобы удалиться от королевского трона. А увидев, сразу поняла, что это — она.
Ведьма шла им навстречу, видимо, намереваясь тоже предстать перед королем. Она действительно была ослепительно красива, по-мистралийски яркая и броская, но в то же время отчужденно-холодная и величественная. Саэта почему-то запомнила глаза — огромные и черные, спокойные, как омуты, и взгляд, обращенный куда-то внутрь себя. Кроме того, Арана показалась ей смутно знакомой. Кантор улыбнулся, чуть поклонился даме, когда они поравнялись, и спокойно проследовал мимо. Ни взглядом, ни жестом, ни малейшим движением лица он не показал, что эта дама ему чем-то интересна. «Действительно профессионал», — с завистью подумала Саэта, представляя себе, что в данный момент выражает ее собственное лицо.
— Ну что, — спросила она, когда они отошли в сторонку. — Посмотрел?
— Угу, — кивнул Кантор. — Ты ее узнала?
— Она мне кажется знакомой, но я ее не помню.
— Не хочу называть имен вслух, если сама не вспомнишь, дома скажу. Могу намекнуть: она присутствовала при знаменитой оплеухе.
— А о чем вы с королем говорили? — спросила Саэта, так ничего и не вспомнив.
— Обменивались любезностями. А еще он спрашивал, не был ли я при дворе в Ортане и как там дела.
— Он что, сам не знает?
— Трудно сказать. По-моему, он за что-то недолюбливает короля Шеллара и не хочет с ним общаться. А при дворе Ортана живет его внук, и Зиновию интересно, как он там. Ну, пойдем есть раков…
Не успели они приблизиться к столам, как к ним подскочил молодой симпатичный местный житель в традиционной рубашке, висящей из-под кофты, и заговорил на ломаном мистралийском. Кантор заулыбался и с неожиданной сердечностью стал кланяться и представляться. Саэте даже показалось, что он не просто следовал правилам вежливости, а действительно был рад видеть этого парня со странным именем князь Симеон Подгородецкий. Как оказалось, князь с непроизносимой фамилией был большим поклонником мистралийской культуры и традиций и первым делом пригласил их в гости на чашку кофе, что было совсем уж невиданным делом на континенте. Затем он начал интересоваться жизнью в Мистралии в настоящее время, и вскоре завязалась милая, непринужденная беседа. Как оказалось, молодой князь Симеон… ох и фамилия у человека… был когда-то очень дружен с неким мистралийским кабальеро. Похоже, парень уже не первый год носился с идеей найти своего друга, который пропал после последнего переворота, неосмотрительно вернувшись на родину во время «оттепели». Как всякий цивилизованный человек, Симеон откровенно недоумевал, почему ему никто не отвечает на официальные запросы и не дают визу на въезд в страну. Кантору пришлось долго и пространно объяснять некоторые особенности мистралийской национальной политики. Дело это было хлопотное и долгое, так что Саэту разговор начал утомлять и она стала оглядываться по сторонам.
— Если его арестовали, что вероятнее всего, — продолжал втолковывать Кантор, — то он либо умер, либо до сих пор сидит. А заключенные исправительных лагерей не имеют права переписки и любых других контактов с внешним миром.
— Он не умер, — уверенно возразил поморец. — Я знаю. Я… только между нами, хорошо?.. Я нанимал некроманта и специально узнавал. А как так может быть, чтобы человека лишили права контакта с внешним миром?
Саэта вздохнула, подивилась столь потрясающей непонятливости, снова оглядела зал и вдруг наткнулась взглядом на Арану. Та стояла неподалеку, чуть улыбаясь, и смотрела на них. На Кантора и поморского князя, занятых своей беседой и не замечающих угрозы. Ведьма переводила взгляд с одного на другого, словно выбирала платье в лавке модной одежды.
Саэта незаметно дернула Кантора за полу камзола. Лучше бы она этого не делала! Кантор быстро поднял глаза, увидел Арану и вдруг стремительно шагнул вперед, загородив собой собеседника. Напарница с ужасом увидела, как неподвижный взгляд ведьмы уперся в Кантора, а тот в свою очередь впился глазами в нее. На несколько секунд их глаза встретились. А потом Кантор коротко вскрикнул, рухнул на пол и забился в судорогах. Это было настолько нелепо и неожиданно, что Саэта так и застыла с раскрытым ртом, не в силах сообразить, что делать. Вокруг них столпились, стали давать какие-то советы, а ведьма мгновенно исчезла, растворившись в толпе. «Жена» протолкалась к Кантору и присела рядом. С другой стороны стоял на коленях князь Симеон. Надо было срочно что-то делать…
— Сударь, — обратилась она к молодому князю, поскольку никто в этом зале больше не смог бы ее понять. — Прошу вас, скажите всем, чтобы не пугались и не толпились. Мой муж болен, у него часто бывают такие припадки. Это не опасно, надо просто отвезти его в гостиницу и уложить в постель. У нас в номере есть лекарства. Вы мне поможете?
— Конечно, — согласился отзывчивый поморец. — Как только припадок закончится. В таком состоянии его нельзя никуда везти.
Оказавшись наконец в своем номере, Саэта поспешила спровадить князя и его слугу, рассыпаясь в благодарностях, извинениях за беспокойство и уверениях, что дальше она справится сама, хотя насчет последнего очень и очень сомневалась. То, что случилось с Кантором, было ненормально, нелепо и совершенно необъяснимо. Ни с одной жертвой Араны, насколько известно, никаких припадков не случалось. Может, Кантор действительно эпилептик или контуженный? Но кто бы его тогда взял на такую работу? И что теперь делать?
Заперев дверь за сочувствующими поморцами, Саэта подошла к кровати. Кантор открыл глаза и сел, словно этого только и ждал.
— Дай мне твое лекарство, скорее, — дрожащим голосом сказал он. — И еще побольше водки. Иначе я сейчас сойду с ума.
— Водки у нас нет… — испугалась Саэта и протянула ему успокоительное.
Он схватил флакон и сделал полновесный глоток.
— Совсем нет?
— Совсем. Воды дать?
— Не надо… — Кантор помотал головой и изо всех сил вцепился в край кровати. — Я падаю… Саэта, сделай что-нибудь… Я видел золотую паутину… Я не понимаю, что со мной, мне страшно… Я падаю в Лабиринт… Пожалуйста, сделай же хоть что-нибудь!
Саэта в растерянности смотрела, как он трясется, то беспомощно бегая глазами по комнате, то устремляя на него умоляющий, отчаянный взгляд. Какая же Сила должна быть у этой проклятой ведьмы, чтобы за несколько секунд превратить сильного, отважного мужчину в дрожащую развалину?
— Ну, разве что вот это, — сказала она и, приблизившись, с размаху ударила Кантора по лицу с такой силой, что чуть запястье не вывихнула. И тут же еще раз, по другой щеке. Он встряхнулся, закрыл глаза и сказал:
— Еще.
Саэта обрадованно продолжала старательно лупить его по щекам, пока Кантор не сказал «хватит».
— Ну как? — спросила она, заглядывая ему в глаза. — Лучше?
— Ох, Саэта… — мотнул головой Кантор. — Спасибо. То, что надо. Давай выйдем на пару минут на улицу.
— Зачем? — подозрительно спросила она. Не хватало только, чтобы Кантор взял и сбежал на поиски этой сволочной ведьмы, как часто делали не до конца заколдованные жертвы.
— Там холодно, — пояснил Кантор, поднимаясь. — Хочу постоять на морозе, подышать воздухом, в снегу поваляться… Чтобы прийти в себя. Только обязательно сходи вместе со мной. Я… — он замялся и растерянно посмотрел на нее. — Я боюсь оставаться один. Дай мне руку.
— Пойдем, горе ты мое… — вздохнула Саэта. — Оденься хоть.
— Не надо, — возразил Кантор. — Чем холоднее, тем лучше.
Они спустились по деревянной лестнице на первый этаж и вышли на высокое крыльцо. Саэта сразу же окоченела — на улице действительно был мороз, и воздух был настолько сухой и колючий, что им даже трудно было дышать. Кантор этого будто не замечал. Он закрыл глаза и несколько раз вдохнул полной грудью, зачерпнул пригоршню снега и погрузил в него лицо.
— Хорошо! — блаженно зажмурился он и стал расстегивать камзол.
— Ты что делаешь? — спохватилась Саэта. — Простудиться хочешь?
— Лучше простудиться, чем сойти с ума, — резонно заметил Кантор, сбросил камзол и, легко перепрыгнув через перила крыльца, нырнул в сугроб. Саэта подумала, что тут, пожалуй, налицо и то и другое. Только простудится он завтра, а с ума уже сошел. Этот поморский снег в руках невозможно держать, пальцы отмерзают, а он в него весь окунулся… Это в своем уме надо быть, чтобы такие вещи делать? Она перегнулась через перила и крикнула:
— Вылезай! Сейчас же вылезай! Подхватишь лихорадку, сляжешь, как ты работать сможешь? А пока будешь болеть, она опять убежит, и будем за ней гоняться, пока не состаримся.
Кантор выбрался из сугроба и поднялся на крыльцо, на ходу обтирая лицо снегом.
— Не бойся, — сказал он. — Не простужусь. Я даже в проруби купался когда-то, и ничего.
— Что такое «прорубь»? — вздохнула Саэта. — Какая-то местная речка?
Кантор улыбнулся и объяснил.
— А что, там действительно можно купаться? Холодно же, — пожала плечами Саэта.
— Можно, — кивнул Кантор. — Ладно, пойдем назад. Я уже в порядке. Еще водки выпью, и все будет прекрасно.
— Нет же водки, — напомнила Саэта.
— Тут на первом этаже есть трактир.
Купив водки и сменив мокрую от снега одежду, Кантор первым делом выпил, затем, как обычно, улегся на живот поперек кровати, поставил перед собой на стул бутылку и закурил. Он почти полностью пришел в себя, и только по тому, как часто и нервно он затягивается, можно было догадаться об этом «почти».
— Ну, рассказывай, — сказала Саэта, налила себе тоже и присела к столу. — Что случилось? И как это было?
— Я понял, как она это делает, — сказал Кантор. — Даже видел золотую паутину, чтоб она провалилась. Она просто смотрит. Так действует ее взгляд. К ней надо подходить сзади и… не знаю… глаза завязывать, что ли… Чтобы не смотрела. И руки связывать обязательно, мало ли как она еще колдовать умеет. Ну и, само собой, ошейник.
— А как ты увидел паутину? Ты умеешь видеть?
— Иногда, — уклончиво ответил он. — Сегодня я ее видел очень четко. Как она возникает и летит.
— Если видел, как же ты в нее влез? Чего тебе на месте не стоялось? Она бы пролетела мимо.
— И накрыла бы Симеона.
— Ну и что? Тебе так необходимо было общество этого князя, что ты закрыл его собой? Как ты додумался? Ты мог загубить всю операцию… Ты же профессионал!
— Может быть, — Кантор тяжело вздохнул и опустил глаза, — но еще я человек. Ни о чем я не думал. Не было времени, чтобы думать. Может, я хреновый профессионал, может, нарушил траханые инструкции, но не мог я стоять, когда у меня на глазах убивают моего друга, пусть даже я его не видел шесть лет.
— Так это… — догадалась Саэта. — Это о тебе он все время говорил? Это тебя он так старательно ищет? И он тебя не узнал?
— Я так изменился, что меня родная мать не узнала бы, если б увидела. Ты ведь тоже не узнала… Хотя видела не раз. А я его сразу узнал. Мы были очень близкими друзьями. Я обязан ему жизнью. Мы клялись в вечной дружбе и смешивали свою кровь по местному обычаю. Не мог я стоять и смотреть, как его убивают, пусть даже десять операций из-за этого провалится. Можешь доложить полковнику, если вернемся, пусть пожалуется Амарго, пусть меня отстранят от работы и переведут в полевой отряд, это не важно.
— Очень мне надо кому-то что-то докладывать! — проворчала Саэта. — Это твои личные проблемы, сам и докладывай, если считаешь нужным. Все равно Амарго тебя в полевой отряд не отправит, разве что сам попросишься. В охрану переведет или еще куда, но не в полевой отряд. Ты же его любимчик.
— Как и ты у Гаэтано, — не остался в долгу Кантор.
— Гаэтано меня оберегает из-за того, что я ему вроде как вместо той дочери, что погибла на вилле Сальваторе. Я его могу понять. Ты, наверное, тоже.
— Могу, — согласился Кантор. — Хотя у меня никогда не было детей. Но и понять Амарго тоже можно. В той группе, с которой я должен был уйти, была его семья. Это я узнал уже потом. Если бы я раскололся, их бы схватили. Я не сказал ничего, и все смогли благополучно переправиться через границу. Амарго чувствует себя в долгу, потому он и носится со мной, как квочка с яйцом. Он вытащил меня из застенков, таскал по врачам и прочим целителям, очень не хотел брать в боевики, но, когда я настоял, сам меня учил. И, если я с этой операции не вернусь, он точно Тортилье не простит.
— А припадки у тебя тоже с тех пор? — со вздохом спросила Саэта.
Кантор улыбнулся.
— А припадки мой коронный номер для создания суеты и суматохи. Что я, по-твоему, должен был стоять и спокойно ловить эту паутину? Надо было как-то эту стерву припугнуть, вот я и устроил весь этот цирк. Заодно и Симеона убрал из зала. Никого другого ты не могла попросить о помощи, он один там понимал по-мистралийски.
— Ну ты артист… Да тебе никакого Огня не надо с таким талантом.
— Для этого особого таланта не требуется. — Кантор залпом выпил еще полстакана и нервно затянулся. — Гораздо сложнее было лежать и не двигаться, пока вы везли меня домой и укладывали в кровать. Я ведь действительно чуть не сошел с ума за это время. Ох и сука, трахни ее дракон… Кстати, ты ее так и не узнала?
— Нет, — покачала головой Саэта.
— Помнишь Патрицию? Прекрасную Патрицию, которая чуть не окрутила самого Эль Драко? И ведь добилась бы своего, если б его не посадили.
— Мать твою! — охнула Саэта. — Точно! И где же это она такую Силу отхватила?
— Где-где… Была у нее Сила. Просто она ее целенаправленно развивала, занималась, опыта набиралась, вот и набралась. Она и раньше это делала, просто была намного слабее. Как ты думаешь, почему известный на весь мир бабник Эль Драко, который чуть ли не каждую неделю женщин менял, так к ней прилип? По этой самой причине. Привораживала она его.
— Но, Кантор, у него же все было в порядке. Он просто любил ее, но не сходил с ума, не делал всяких безумных вещей… Он даже не взял ее в свою труппу, сказал, что она актриса плохая.
— Я же сказал, тогда она была намного слабее. Да и он, наверное, оказался устойчивее, чем другие. А актриса она и правда была хреновая.
— Ты думаешь, к этому можно иметь какую-то устойчивость?
— Почему нет? Я попал в золотую паутину, но смог устоять. С большим трудом и с посторонней помощью, но смог. Другие и этого не могли. Я не попал в зависимость, не сошел с ума, даже не влюбился, только перепугался насмерть. А вот у короля Шеллара абсолютный иммунитет к золотой паутине. Ты когда-нибудь о таком слышала?
— Чтобы у кого-то был абсолютный иммунитет? Не слышала. Уникальный случай.
— Он мне сам об этом сказал. Представляешь, как напрягалась бедная Патриция и с каким треском рухнула ее мечта пробиться в королевы? Мало того, Шеллар застукал эту заразу за привораживанием своего кузена и потом гонялся за ней по улицам с пистолетом.
— Плохо гонялся, — заметила Саэта.
— И хорошо, что плохо. Вот если бы он гонялся хорошо, было бы плохо. Как бы мы тогда с нее два миллиона стребовали, если б он ее пристрелил?
— А как мы это сделаем сейчас? Она же их не возит с собой наличными?
— Устроим засаду у нее в номере, схватим, упакуем по полной программе и отвезем в наш домик за городом. Прижмем как следует и заставим выписать чек на нужную сумму. Я думаю, ее банковский счет это позволяет, если учесть, сколько богатых мужиков она выпотрошила. И что она все никак не остановится, интересно? Жадная такая, что ли?.. Чек предъявлю в банке и попрошу перевести все на мой счет. Вернемся в Ортан, там есть наши люди, я опять выпишу чек и отдам им. Нам с тобой, насколько я помню, номера партийных счетов не давали.
— А если с тобой что случится?
— Оформлю на тебя доверенность на право пользоваться моим счетом.
— А если с тобой ничего не случится, а я у тебя чего-нибудь прихвачу? — засмеялась Саэта.
— Если ты после этого бросишь свою работу и подашься снова в барды, — серьезно сказал Кантор, — прихватывай на здоровье. Я тебе сам все отдам. А если нет — на кой тебе деньги?
— А тебе на кой? — поинтересовалась Саэта. — Кстати, откуда они у тебя?
— Остатки имущества, которые удалось скрыть от конфискации.
— Амарго знает?
— Конечно. Я половину в партийную кассу пожертвовал. Хотел все, но он настоял, чтобы я себе что-то оставил. Все надеется, что я уеду за границу, буду жить нормальной жизнью…
— А ты не хочешь?
— Об этом мы, кажется, уже говорили, — напомнил Кантор. — Не отвлекай меня. На чем я остановился? Ага, на том, что делать, если со мной что-то случится. Сейчас я дам тебе две явки, запомни хорошенько, можешь туда обращаться. Там и с финансовыми вопросами разберутся, и тебя назад переправят…
