Глава седьмая
Маленькая баронесса и баронский суд

Картины прошлого стремительно пронеслись перед рыжей девочкой, она взглянула на своего, как оказалось, отца, застывшего перед ней. Лери де Гривз молча стоял, глядя на Листика, не зная, что сказать своей так внезапно обретённой дочке. Листик потянулась к отцу, и барон, подхватил девочку на руки.

Пока барон Лэри в углу пещеры беседовал с девочкой, а воины доедали мясо, Гуго Норек, чтоб не мешать своему командиру, отошёл в другую сторону, осматривая пещеру и заинтересовавшись предметами в углу, стал их рассматривать. Подняв один, нагрудную пластину доспеха, он обернулся к девочке:

— Откуда это у тебя?

— С перевала, там была битва. Там погибли воины. На них напали скальные химеры, — ответила Листик, барон осторожно поставил дочь на землю.

— Ты видела, как это случилось? — спросил Гуго, вертя в руках часть доспеха своего погибшего товарища.

— Нет, это было несколько лет назад, а я здесь всего полгода, ну чуть больше, — ответила девочка.

— Как ты это взяла? Там же химеры!

— А я их всех пожгла, — небрежно ответила девочка и произнесла это так, как будто жечь скальных химер было для неё очень простым и привычным делом. Даже воины перестали жевать и слушали разговор, при этих словах девочки они дружно хмыкнули. Скальные химеры были очень опасными тварями. Чем-то похожие на драконов, только раза в четыре меньше, они нападали стаей и могли запросто порвать даже дракона, если тот вовремя не улетал, химеры-то летать не умели. Люди, встречаясь с этими тварями, выстраивали стену тяжёлых копий, упирая их древки в землю, не давая химерам к себе приблизиться, и расстреливали их из арбалетов или жгли из огнемётов. Но это в том случае, если отряд был большой, долго такая стена копий продержаться не могла, химеры массой своих бронированных тел прорывались, ломая копья. Поэтому наличие стрелков или огнемётчиков в достаточном количестве было обязательно. Если же химерам удавалось прорваться за копья — люди были обречены. И чем меньше был отряд, тем меньше шансов у него было отбиться.

— А люди, те, что погибли? — хрипло выдохнул капитан, осторожно положив нагрудную пластину на место.

— Я их похоронила, огненным погребением. Там же камни, копать трудно, да и много бы пришлось. А там были такие как ты и как они, — девочка указала на слушавших её воинов. — Вы же с севера? Да? А там именно так хоронят. Правда?

Воины закивали, мол, правильно, именно так. Листик умолчала, что большинство воинов были съедены, поэтому сожгла она их останки вместе с химерами. Сожгла всех химер, не разбираясь, были ли эти химеры на перевале, когда погиб отряд.

— Листик, я хочу увидеть, где они погибли, — глухо произнёс барон. — Там был Тэрик — мой сын.

— Тогда идём, — кивнула девочка, сложила колечки к ногам статуи, стянула с себя платье и аккуратно положила его обратно на кровать.

— Ты что так и ходишь? — удивился капитан. — Дома одеваешься, а когда из пещеры выходишь…

— Ага, платье жалко. Порвётся, — объяснила, ничего не пояснив, своё странное поведение девочка. Пока она собиралась, оба дружинника ушли вперёд, поднимать своих товарищей. Пропустив вперёд барона и его капитана, девочка как-то замялась у выхода из своей пещеры, словно хотела что-то сделать, но так чтоб никто не видел. Но взглянув на барона, улыбнулась и пояснила:

— Дверь закрыть надо.

Барон улыбнулся в ответ, а капитан, раскрыв рот от удивления, смотрел, как силуэт девочки размылся и стал увеличиваться, через мгновение у камня–двери стоял дракон, стоял на задних лапах. В три человеческих роста, тем не менее, он уступал в размерах драконам, что видел капитан, примерно втрое, а может и больше, да и те никогда не становились на задние лапы. Этот же дракон имел почти человеческую фигуру, очень изящную фигуру, даже спинной гребень, мощный хвост и прижатые к спине крылья не портили её. Красивая изумрудно–золотистая чешуя слабо поблескивала в скудном освещении пещеры с костями. Дракон взялся передними лапами за камень и, подвинув его, закрыл вход. Силуэт дракона снова затуманился и размылся, и перед мужчинам уже стояла девочка.

— Ну что, пошли? — Вопросительно подняла она бровь. Ошарашенный капитан посмотрел на своего командира, совсем не удивившегося и воспринявшего превращение девочки как нечто обычное:

— Лэри, ты… Как ты догадался?

— Она дочь Веточки, — с грустью ответил барон.

— Так значит, твоя Веточка тоже была…

— Да, — коротко ответил Лэри де Гривз, Гуго понял, что его командир не хочет больше говорить на эту тему.

Солнце стояло в зените, но в горах было довольно холодно, но это не беспокоило девочку, обнажённая фигурка которой шагала впереди отряда барона Дрэгиса, ехавшего быстрой рысью. Отряд шёл, не останавливаясь, с самого рассвета. Заночевали у гор, в ранее заваленном, а теперь расчищенном ущелье, куда успели до сумерек дойти от Драконьей пещеры. Гуго Норек боялся, что ночью могут напасть какие-нибудь твари, в изобилии водящиеся в предгорьях. Ночевали-то на открытом месте, даже не обустроив как следует лагерь. Но рыжая девочка сказала, что этого не требуется, барон с ней согласился — всё-таки обустройство лагеря требовало времени и определённых усилий, а воины устали. За день прошли довольно значительное расстояние, да и стемнело уже — идти в лес за деревом для кольев было опасно. Костёр Листик зажгла магией прямо на камне, так что дров не понадобилось. Но несмотря на отсутствие ограждения, ночь прошла спокойно. Видно, и звери, и нежить боялись дракона, вернее девочки, которая всю ночь проспала, завёрнутая в плащ барона. Спала она, положив голову барону на колени. Гуго подозревал, что его друг так и просидел всю ночь, не сомкнув глаз. Несколько раз просыпаясь, капитан видел — барон гладил девочку по голове и счастливо улыбался, при этом его губы что-то шептали. Гуго не расслышал — что. Теперь же капитан с беспокойством поглядывал на своего друга, ведь отряд шёл уже десять часов без привала, но барон не показывал признаков усталости. Капитана беспокоило и то, что отряд шёл прямо в логово скальных химер, погубивших предыдущую экспедицию. Не то чтобы он не верил словам девочки, но всё же… Успокаивало то, что попадавшиеся следы химер были старые. А воины барона шли за своими командирами, не высказывая и тени сомнения, даже если на перевале засели скальные химеры, и барон со своим капитаном ведут их на верную гибель — то такова воля богов. И вообще, что может быть лучше для воина–норвея чем смерть в бою?

Широкая площадка сменила узкую дорогу, одним боком прижимавшуюся к отвесным скалам, а другим — нависшую над глубокой пропастью. Отряд остановился без команды. Поражённые люди замерли. Открывшаяся картина впечатляла. На выходе на небольшое плато, где раньше делали привал торговые караваны, и где принял последний бой отряд Тэрика, стояла отвесная скала, круто уходящая вверх. На этой скале был очень искусно высечен барельеф — группа израненных воинов готовилась к последнему, безнадёжному бою, впереди стоял их командир. Помятые доспехи воинов, нога командира, наступившего на отрубленную голову скальной химеры, меч в его руке, направленный вниз, но готовый взвиться, нанося удар. Весь вид израненных и уставших воинов говорил о решимости принять этот последний бой. Конечно, сражение с химерами выглядело бы совсем не так. Неизвестный скульптор, даже не скульптор, а резчик по камню, изобразил так, словно воины готовились противостоять равному противнику, а не горным чудовищам, такой строй даже одна химера запросто смела бы.

— Тэрик, — покачнувшись, глухо произнёс барон. Гуго поддержал его. Воины–норвеи выразили своё одобрение, тихо загомонив. А капитан повернулся к девочке:

— Кто это сделал?

Удивление Гуго было понятно, такое не под силу одному человеку, тут нужен многодневный труд бригады каменотёсов.

— Я! — гордо ответила девочка. — Я нашла здесь следы битвы и похоронила воинов. А они же были норвеями, доспехи у них были норвейские, — пояснила девочка, как она определила национальность погибших. — Вот я их и похоронила.

А потом продолжила, как бы оправдываясь:

— Но здесь же кругом скалы, копать тяжело. Вот я всё и сожгла, ведь у норвеев же принято огненное погребение? Да? А потом согнала сюда скальных химер и тоже сожгла, ну, как жертву. Мама мне говорила, что когда знатного норвея хоронят, то надо жертву принести, чтоб путь в Валгаллу был лёгким. Ведь они туда же уходят? Правда ведь? Ну и потом решила, что если тут они нашли свою смерть, то надо памятник им поставить, вот я и сделала.

Гуго недоверчиво покачал головой, но вслух свои сомнения не высказал, а вот у де Гривза подобных сомнений не возникло, он хрипло выдохнул:

— Ты всё правильно сделала, доченька!

— А почему в шлеме? — спросил капитан, показывая на фигуру воина с мечом, которая выдавалась вперёд из барельефа и скорее была статуей. — Ведь мы не носим закрытых шлемов!

— Но я же не видела его лица!

— Вот. — Барон снял с шеи медальон, где раньше лежало колечко, и открыл его. На внутренней поверхности крышки было выгравировано лицо юноши. — Вот, вот это он. Тэрик!

Девочка взяла медальон, некоторое время его рассматривала, а потом вернула барону. Листик сделала в направлении скульптурной группы несколько шагов и вытянула вперёд руки. Сорвавшееся с них белое пламя окутало в фигуру, стоящую впереди скульптурной группы. Когда пламя опало, у воина на голове не было шлема. Суровое лицо, выступающие скулы, развевающиеся волосы, крепко сжатые губы. Взгляд, устремлённый вперёд, высеченный из камня воин стоял, будто живой человек. Казалось, он сейчас, с боевым кличем, поднимет меч.

Дружинники барона, словно повинуясь команде каменного воина, выхватив мечи, подняли их вверх, и громкий боевой клич норвеев раскатился по окрестным горам. Барон спрыгнул с коня и встал на одно колено перед девочкой:

— Спасибо, Листик! Спасибо, доченька!

Потом поднялся и громко, как в былые годы отдавал команды, произнёс:

— Я, граф Лэри де Гривз, барон Дрэгис, перед Единым и всеми другими богами, какие есть и воинами своей дружины признаю Листика…

Он вопросительно посмотрел на девочку, та, поняв, что он хочет спросить, сказала:

— Листикалинариону.

— Листикалинариону, — повторил барон. — Признаю своей законной дочерью и объявляю наследницей!

Боевой клич норвеев снова разнёсся над горами, потом воины баронской дружины во главе со своим капитаном спрыгнули с коней и опустились на одно колено перед девочкой. Барон назначил своего наследника, вернее, наследницу. То, что она девочка — то такова воля их командира и сеньора. И ещё воины были благодарны ей за то, что она сделала для их павших товарищей. Ведь что может быть лучше для воина–норвея чем погибнуть в бою? Только погибнуть в бою с последующим огненным погребением!

Говорят, путь домой вдвое короче, чем путь из дома, неизвестно так ли это, но дружина барона Дрэгиса ночевала не в ущелье, где начиналась дорога на перевал, а у Драконьей пещеры. На этот раз свежего мяса у девочки не оказалось, ведь Листик не летала на охоту, но того, что осталось с прошлого раза, вполне хватило на всех, в хранилище с заклинанием стазиса мясо не портилось довольно долго.

— Кто накладывал заклинание? — спросил барон у Листика, показывая на каменный ящик. — Веточка?

— Не–а, это я. Мне Тайша показала, как это делать. А то заклинание, что накладывала мама, так долго не продержалось бы, — ответила Листик, она, Лэри де Гривз и два воина зашли в пещеру за мясом, девочка не стала говорить, что её заклинание в отличие от маминого держится всего неделю. Но видно поняв это, барон погладил дочь по голове, Листик прижалась к отцу и замерла.

На следующий день, ближе к вечеру, дружина барона подъехала к замку. Замок, построенный на большой скале, казался огромным, впрочем, таковы были все пограничные замки — бывшие имперские крепости, предназначенные для обороны рубежей Империи и для того, чтоб тут могло укрыться всё окрестное население с домашней живностью. Из замка заметили подъезжающих воинов и опустили подъёмный мост. Встречающих было немного, кроме нескольких воинов–норвеев, был гном и пожилая полная женщина. Гнома заинтересовало сообщение о том, что перевал открыт. А женщина, увидев девочку, сидевшую на коне перед бароном и закутанную в его плащ, подбежала и поинтересовалась:

— Что ж ты такая худая! Где тебя господин барон такую подобрал!

— Герда, это дочь господина барона, — пояснил женщине Гуго.

Барон слез с коня и аккуратно снял свою дочь

— Ой! Где же ты была? Как же он тебя потерять умудрился? И почему ты совсем неодетая! — не смущаясь, запричитала Герда и захлопотала вокруг Листика, как квочка, нашедшая своего потерянного цыплёнка. Листик не захотела забирать платье из пещеры, мотивировав это тем, что ей не во что будет одеться, если придут гости.

— Он меня не потерял, а нашёл, — ответила Листик и добавила: — Ага!

Лэри де Гривз улыбнулся и взял девочку за доверчиво протянутую ручку, так они и ушли в покои: Листик держалась за руку своего отца.

В большом камине горело жаркое пламя, последнее время де Гривзу нездоровилось, и он старался держаться поближе к огню, при этом кутаясь в тёплый плед. У него в ногах, барон расположился в большом кресле, на маленькой скамеечке сидела Листик. С недавних пор такие вечерние посиделки стали каждодневными. Барон рассказывал, а девочка внимательно слушала.

В первые же дни Листик облазила весь огромный замок и хотела устроиться жить на верхушке донжона. Гуго, поддержанный Лэри де Гривзом, отговорил девочку, мотивируя это тем, что там находится воин, наблюдающий за окрестностями, и ему нельзя мешать нести службу, с этим девочка согласилась, а вот то, что наследнице барона не пристало жить под самой крышей, Листика не убедило. Она всё равно облюбовала себе верхушку башни, но уже другой, и поселилась там. О том, что с этой башни иногда взлетал дракон, Гуго приказал молчать всем это видевшим. Но Листик редко так делала, обычно она шла к своей пещере и уже оттуда взлетала. Листик из замка к пещере могла бы «прыгнуть», но это в облике человека у неё не получалось, «смотреть» получалось, но очень плохо, возможно это были последствия заклинания «подчинения», возможно ещё что-то. Разобраться без помощи Раманы или Тайши Листик не смогла, но и обращаться к ним она не хотела, это могли бы заметить другие дракланы, а попадаться им на глаза было очень нежелательно.

Обычно Листик уходила к своей пещере утром, а в замок возвращалась на утро следующего дня и приносила тушу горного козла. Где девочка брала архарусов никто не знал, вернее, знали, но очень немногие. Хоть какие бы не были большие козлы, но на всю дружину уже не хватало, в последнее время она увеличилась почти вдвое. Открывшуюся через перевал дорогу надо было патрулировать, да и застава на самом перевале нуждалась в хоть небольшом, но постоянном гарнизоне. Заставу построили в основном из тех толстых брёвен, что остались от завала. Гном Фримуандидор, носивший странное звание — главный старшина дружины, а на самом деле бывший казначеем баронства, был очень благодарен неизвестному за то, что тот сохранил такой хороший строительный материал.

На оборудования заставы, да и на увеличение дружины, требовались деньги, о чём гном не преминул уведомить де Гривза, а их-то в казне баронства, последнее время едва сводившего концы с концами, не было. Барон, по обыкновению сидевший у камина, задумался, а примостившаяся у его ног рыжая девочка спросила:

— А сколько надо?

Гном назвал сумму, совершенно невероятную, по его меркам. «Ага» девочки было ответом, что Листик этим хотела сказать, баронский казначей не понял. Но каково было его удивление, когда на следующий день барон вручил ему кошель с суммой в два раза большей. Правда, большие золотые монеты были неизвестной чеканки. Фримуандидор не удержался и спросил — откуда? Листик, усмехнувшись, ответила:

— Из фонда помощи маленьким и бедным дракончикам.

— Как это? — не понял гном.

— У всех драконов есть же сокровищницы, да? — спросила девочка. Действительно, бытовала легенда, что каждый дракон собирает золото и драгоценности, хотя совершенно непонятно, зачем таким большим зверям это надо? Есть сокровища нельзя, да и купить на эти деньги большие и хищные ящеры ничего бы не смогли, не получилось бы объяснить — что они хотят, уж очень речь у них была неразборчивой. А хитро прищурившаяся Листик пояснила:

— У одного бедного и маленького дракончика совсем нет своей сокровищницы. Вот добрые люди и наполнили золотом подвал, чтоб этот дракончик мог оттуда брать сколько нужно. Вот сейчас мне понадобилось…

— И дракончик тебе принёс? — улыбнулся барон.

— Ага! — ответила тоже заулыбавшаяся Листик. А де Гривз, перестав улыбаться, укорил дочь:

— Чужое брать нехорошо!

— Это не совсем чужое, там моё тоже есть, — ответила Листик.

— Столько много! — поразился Фримуандидор.

— Не–а, просто мои денежки перепутались с ихними, а я не могу теперь отличить, где чьи. А потом они моих друзей обидели, так что пускай платят.

Листик не стала говорить, что банкиры Арэмии, на свою беду, поступив нечестно с её друзьями — цирковыми артистами, показали, какое отношение к себе заслуживают. А Листик, восстанавливая справедливость, поняла, что из хранилища их банка можно взять больше — в качестве компенсации. Кроме того, решив, что все банкиры — жулики, Листик стала и в других мирах наведываться в банковские хранилища.

Это было несколько месяцев назад, а сейчас Листик сидела и слушала, что рассказывал ей отец:

— На западе нашей страны расположена Гринея, она, как и Зелия, была имперской провинцией. Потом старая империя распалась, и Никойя, провинция, расположенная между новыми странами была поделена пополам — восточная её часть отошла Зелии, а западная — Гринее. Но каждая из стран считает эту провинцию полностью своей, вот так и происходят гринейские войны.

— Ага, а в Гринее они называются — зелийскими, да?

Барон собрался ответить, но не успел — в зал вошли Гуго Норек, Фримуандидор и Герда, она, как и капитан баронской дружины, была норвейкой. Когда-то, наслушавшись рассказов о воинских подвигах, молодая девушка, мечтавшая стать грозной воительницей, ушла с группой молодёжи из своей страны на юг. Но война оказалась совсем не тем, что представляла себе девушка северного воинственного народа. Воевать ей расхотелось, но и возвращаться домой было стыдно, да и голодно там было. Герда стала маркитанткой в отряде своих соплеменников, так она сдружилась со старшиной этого отряда, Фримуандидором, в этом отряде были не только норвеи. Вообще-то гномы живут своими замкнутыми кланами или не менее замкнутыми общинами — в городах людей. Но и среди них бывают молодые личности, жаждущие приключений. А война таким искателям кажется именно тем местом, где и происходят самые замечательные приключения. Таким был и Фримуандидор, но он тоже быстро разочаровался и потерял былой энтузиазм, а вот его гномья хозяйственная жилка никуда не делась. Отряд норвеев, к которому прибился гном, благодаря его стараниям почти ни в чём не нуждался. Командир отряда заметил молодого как для гнома, Фримуандидору было всего двести лет, хозяйственного наёмника и назначил его старшиной. Тогда-то гном и сдружился с молодой норвейкой. Надо сказать, что отряд капитана де Гривза бросали в самые горячие места и даже тыловой службе, как величал своё хозяйство Фримуандидор, приходилось участвовать в боевых действиях и, хоть неудавшаяся, северная воительница не раз спасала гному жизнь. Когда капитан стал генералом — командиром корпуса, то и Фримуандидора повысили в звании, он стал величать себя главным старшиной, хотя его должность называлась по–другому. А потом вместе с генералом в отставку вышел главный старшина и многие ветераны. Ну а когда де Гривзу король пожаловал баронство, к тому времени бесхозное, то бывшие солдаты с радостью приняли предложение своего командира. Так у барона Дрэгиса появилась хоть и малочисленная, но очень боевая дружина со своим главным старшиной. Но даже воинственным норвеям не удалось справиться с той стаей скальных химер, что поселились на Ларнийском перевале.

Вошедшие поклонились, и гном начал доклад о текущих делах. Капитан слушал, время от времени кивая, в нужных, по его мнению, местах, а Герда налила из принесенного ею кувшина молока в большую кружку и теперь с умилением наблюдала, как пьёт Листик. Девочка допила молоко и протянула кружку:

— Ещё!

— Вот я удивляюсь, куда в неё столько влазит? — прервал гном свой доклад. — Я боюсь, что она может лопнуть!

— Ага, — согласилась Листик и снова протянула пустую кружку.

— Что ты налетел на ребёнка! — вступилась за девочку Герда. Она, в отличие от гнома, знала — кто Листик. После одной из охот Листик решила свою добычу нести не в пещеру, а на кухню замка. Закричать Герде не позволила гордость, когда в большое окно кухни, окна кухонного помещения были большими, потому что выходили во внутренний двор замка, всунулась сначала туша архаруса, а потом драконья голова! Эта голова хриплым голосом попросила освежевать козла и замариновать мясо. А потом к испуганной женщине подскочила девочка и тем же голосом попросила молока — Герда в руках держала кувшин. Превращение дракона в рыжую девочку произошло прямо перед ошеломлённой управительницей замка. Такова была должность норвейки, но несмотря на столь высокое положение, она считала что кухня требует её особого присмотра. Потому Герда появлялась там каждое утро, ещё до прихода поваров. С тех пор Листик, если была в замке, всегда приходила по утрам на кухню, где Герда угощала её молоком. Вечером норвейка сама приносила девочке молоко в каминный зал.

— Завтра баронский суд в Малых Родниках, — начал Гуго, с сомнением посмотрев на своего командира, сможет ли он поехать в самую дальнюю деревню? Уж очень тот плохо выглядел. Барон понял и погладил Листика по голове.

— Ага! — ответила девочка на не высказанный вопрос своего отца.

— Баронский суд будет, — кивнул де Гривз, — его проведёт Листик. Не думаю, что там будут серьёзные вопросы, обычные споры о меже и другие мелкие тяжбы между соседями. Так что…

— Ага, я справлюсь, если что, Гуго мне поможет. — Листик посмотрела на капитана дружины своего отца: — Ты же поведёшь туда отряд? Да?

— Листик, ты могла бы там разобраться сама, — усмехнулся Гуго.

— Ага! — согласилась девочка. — Только зачем пугать селян?

— Тогда завтра, на рассвете, выезжаем, — кивнул капитан, — там переночуем, завтра проведём суд, а послезавтра — домой.

— Ага, вы выезжаете, а я вас там встречу. Я ещё на охоту успею. Козла в пещеру заброшу, на обратном пути заберём. Хорошо?

— Хорошо, Листик, — согласился Гуго.

Гном вертел головой, пытаясь понять, как это Листик успеет и на охоту, и в дальнюю деревню, куда был почти день пути. Судя по тому, что из присутствующих никто не удивился — всё так и должно было быть, но как, гном сообразить не мог.

Лес недобро шумел, словно предостерегая и в то же время что-то замышляя против охотника, осторожно пробиравшегося через чащобу. Невысокий житель пограничья крепче сжимал большой для него арбалет. Маленький рост охотника, а кто ещё может прийти в лес с арбалетом, указывал на его юность. Мальчик, лет тринадцати, с типичной для жителей севера королевства внешностью, одетый в куртку из плотной ткани и такие же штаны. Великоватые сапоги не мешали охотнику двигаться почти бесшумно. Арбалет, казавшийся большим, таким не был — обычный арбалет, с магическим взводом, позволявшим сразу стрелять, но при этом не державшим постоянно натянутой тетиву. Мальчик отправился на охоту, потому что он остался самым старшим в семье, после гибели отца. Мать и сёстры не в счёт — кормильцем должен быть мужчина! А после того, как отец Грумта, так звали юного охотника, не вернулся из леса, именно сын должен взять на себя ответственность за семью. Нельзя сказать, что родные Грумта голодали — община помогала, здесь всё же пограничье, а не центральные районы королевства. Но и сытой такую жизнь назвать нельзя было, вот Грумт и отправился на охоту, в надежде добыть свежего мяса. Деревня Малые Родники находилась почти у самых гор, в самой глухой части огромного Дрэгисского леса. Единственная дорога, идущая на юг, к Подгорцам, связывала это селение с остальным миром. Поэтому жители рассчитывали только на себя: урожай с маленьких полей, с трудом отвоёванных у леса, позволял только не умереть с голоду, так что охота была не подспорьем, а основным промыслом. Потеря охотника сильно ударила по семье Грумта. Правда, отец уже брал старшего сына на охоту, но так далеко в лес они не заходили. Так что опыт, хоть и небольшой, у Грумта был. Но около деревни дичь держалась настороже. Конечно, забегали на поля кабаны и олени, но это было ночью, а в тёмное время выходить за охранный периметр деревни было очень опасно. Не дикие звери представляли основную угрозу, им хватало добычи и в лесу, хищная нежить — вот кто подстерегал жителей деревни. Слишком медлительная, чтоб суметь поймать быстрых обитателей леса, нежить охотилась на людей. А где лучше всего охотиться как не у селения? Затаившаяся днём, нежить ночью активно искала себе добычу, и если в селение ей проникнуть не позволял охранный магический круг, то тот, кто оказался вне этого круга, был обречён.

Почувствовав на себе чей-то взгляд, юный охотник обернулся и оцепенел. Мальчик застыл не только от страха, взгляд гарызмы завораживал, лишал способности двигаться. Два больших немигающих глаза громадной змеи равнодушно смотрели на свою добычу. Подняв голову почти на два метра, рептилия приготовилась к броску, а юный охотник, сам ставший добычей, продолжал смотреть в глаза своей смерти. И не потому, что был такой отважный или презирал смерть, просто не мог отвести взгляд. Атака змеи была стремительна, но рептилия вцепилась зубами не мягкую живую плоть, а в жёсткое дерево. В момент броска мальчик почувствовал дуновение ветра, изменившее направление удара хищника, это, а может то, что гигантская змея больше на него не смотрела, сняло оцепенение. Выстрел из арбалета был меток, и зачарованный болт, попав точно в глаз, разворотил змеиную голову.

— Ага, неплохой выстрел, — раздалось сбоку, и резко повернувшийся, выставивший перед собой нож, юный охотник увидел рыжую девочку, чуть младше его старшей сестры, в смысле, старшей из сестёр — они все были младше Грумта. Девочка не была похожа ни на лесную нечисть, ни на представителей необычного народца, хотя, как и русалка, была без одежды. Девочка, рассматривая нож, чуть дрожащий в руке Грумта, заметила со знанием дела:

— А нож у тебя неплохой, видно работу мастера. Римарк делал? Да? Только вот не по твоей руке сбалансирован.

— Это отцовский, — насупился мальчик и, непроизвольно всхлипнув, добавил: — У него два ножа было, с одним он ушёл на ту охоту, с которой не вернулся, а этот оставил.

То, что девочка знала кузнеца из Подгорцев и точно определила, что нож сделан именно им, успокоило Грумта — нечисть такими мелочами не интересовалась.

— Ага, — кивнула девочка, в её голосе скользнуло сочувствие, или Грумту это почудилось?

— Ага, — повторила девочка и, посмотрев в сторону неподвижно лежащей гарымзы, спросила: — Шкуру снимать будешь? Если да, то давай помогу.

Девочка неуловимым движением шагнула в кусты и вышла оттуда с тушей горного козла, немаленькой такой тушей, явно для неё неподъёмной. Положив козла, девочка пояснила:

— Хорот подкрадывается, может утащить.

Подтверждая слова девочки, раздался жалобный вой зверя, у которого забрали его законную добычу. Из тех кустов, откуда девочка принесла тушу козла, высунулась голова с крокодильей пастью и горящими красными глазами. Грумт поёжился, отступив к дереву, так чтоб прикрыть себе спину, поднял арбалет. Хорот — падальщик, но может и напасть на того, кого посчитает слабее себя. Мальчик, а тем более девочка, намного уступающие падальщику в размерах, могли показаться хороту лёгкой добычей.

— Ага, — девочка без страха смотрела на кошмарного зверя и, удивив Грумта, шагнула к шёлкнувшей зубами своей огромной пасти, крокодильей голове: — Пошёл вон! А то счас как дам!

Грумт не понял, что хотела дать зверю девочка, возможно, откупиться горным козлом? А вот хорот это прекрасно понял, голова моментально исчезла в чащобе, но зверь далеко не ушёл. Его вой раздавался то с одной стороны, то с другой. Золотокожая девочка, кожа у неё была не обычная, а как будто изнутри светившаяся мягким золотым светом, если бы Грумт знал это слово, сказал — перламутровая, неодобрительно посмотрела на замершего мальчика:

— Давай снимать кожу с гарымзы, мясо у неё так себе, хороту оставим, а вот шкура…

Грумт согласно кивнул, но с сожалением глянув на свою неожиданную добычу, шкура гигантской змеи ценилась довольно высоко, возразил:

— До темноты не успеем, надо возвращаться.

— А чего ж тогда ты так далеко забрался в лес? — удивилась девочка.

Юный охотник вздохнул и коротко рассказал о причине своего похода, при этом нехотя признался, что не хотел возвращаться домой без добычи, но так никого не сумев подстрелить, как раз перед нападением гарымзы собирался поворачивать обратно. Девочка покивала и стала снимать шкуру со змеи, при этом она орудовала большими когтями, у неё появившимися. Грумт, увидев это, замешкался — эта золотокожая малявка точно была нечистью! Но какой-то необычной нечистью, та никогда станет просто так помогать людям, всегда запросит плату за услугу. Девочка, видно, поняла, о чём подумал юный охотник, показала ему язык, после чего прикрикнула, чтоб тот не стоял столбом, а помогал. Когда шкуру сняли, хоть и потратили на это изрядно времени, девочка свернув добычу в узел, нагрузила им Грумта, а сама, подхватив тушу козла, скомандовала:

— Пошли!

— Куда? — Не понял мальчик, испугавшись, что эта странная нечисть уведёт его к себе в логово.

— Домой! — ответила золотокожая девочка и, увидев испуг на лице своего спутника, уточнила: — К тебе домой, пошли!

К Малым Родникам, как и боялся Грумт, подошли уже в темноте. Девочка, заметив испуг своего спутника, усмехнулась:

— Нежить, да? Много её тут у вас развелось! Ваш староста писал об этом отцу. Я давно хотела с ней разобраться, вот!

Грумт не понял, почему староста деревни писал об этой проблеме отцу девочки? Кто он такой, что староста написал не только барону, но ещё и ему? И как эта маленькая, пусть и необычная девочка будет разбираться с опасной нежитью? Задать эти вопросы мальчик не успел, серый туман, неожиданно возникший впереди, сгустился и приобрёл очертания чего-то большого и страшного. Грумт похолодел — они влезли в засаду туманника — самого опасного хищника из тех, что обитали в Дрэгисском лесу. Эта нежить не боялась доброй стали, разве можно зарубить туман? Девочка только хмыкнула, и поток огня, сорвавшийся с её ладони, охватил чёрный силуэт.

— Вообще-то такую нежить надо упокаивать по всем правилам, мне об этом Марта рассказывала, но я не умею. Думаю, что и так можно, — прокомментировала свои действия девочка, так и не выпустившая тушу козла. Мотнув головой, она скомандовала:

— Чего встал, пошли!

У самой деревни, вернее охранного круга, девочка сбила атаковавшую, на этот раз вполне материальную нежить ударом воздушного кулака. Эта зубастая тварь атаковала с той стороны, где шёл Грумт, и снова почувствовав, такой же ветерок, как в момент атаки гигантской змеи, он спросил:

— Так гарымзу тоже ты?

— Ага! Ну чё стоишь!

— Охранный круг, он сейчас активирован, его не пройти! Не пустит нас! — возразил мальчик, показав на чуть заметно светящуюся пелену перед собой.

Девочка презрительно хмыкнула и, ухватив юного охотника за руку, шагнула вперёд.

Сильма не находила себе места, давно стемнело, уже и охранный магический круг активировали, а Грумта не было! Как ушёл утром в лес… Неужели он тоже как и… Губы женщины задрожали, к ней прижались три девочки, у них на глазах уже давно блестели слёзы. Они хоть и были ещё, кроме одной, совсем маленькими, но знали, что такое остаться в лесу ночью. В пограничье дети рано взрослели. Сильма обняла своих дочерей, словно стремясь их успокоить, сама она уже понимала, что могло случиться.

Распахнувшаяся входная дверь отвлекала уже готовую зарыдать в голос женщину и её дочерей. На двери было охранное заклинание и открыть её мог только Грумт! Но вместо него вошла рыжая девочка с большой тушей какого-то зверя на плечах, судя по рогам — козла.

— Здрасьте! — поздоровалась девочка.

— Мама, познакомься это… — Вошедший вслед за девочкой Грумт, нёсший на плечах большой узел, замялся — он так и не узнал, как зовут его спасительницу.

— Листик, — девочка представилась сама и сгружая тушу, пожаловалась: — Знаете, какая тяжёлая! Еле дотащила!

— Грумт! Как же вы прошли?! Там же нежить! Да и охранный круг активирован! — Всплеснула руками женщина, а самая младшая из дочерей подошла к рыжей девочке:

— А почему ты совсем не одетая? Ты лусалка?

— Не–а, — помотала головой Листик, — мне так удобнее по лесу ходить.

— Чтоб лусалки за свою плинимали и не обижали? Да? — понимающе кивнула младшая дочь Сильмы.

— Ага! — засмеялась рыжая и, ткнув пальцем в тушу козла, сказала Сильме: — Вот мясо, его, правда, не Грумт добыл, но он тоже молодец — гарымзу подстрелил.

— Это как? — удивилась женщина, в большую змею попасть из арбалета было невозможно. Эта змея словно чувствовала, что в неё целятся, и уходила с линии выстрела. Обычно таких змей ловили в ловушки, но это было очень редко, да и не таких огромных как та, чью шкуру принёс Грумт.

— Она, э–э–э… Листик её ударила, вот она и застыла неподвижно… — начал объяснять Грумт, но увидев, что мать и сёстры не поняли, как такое можно сделать, начал подробно рассказывать. Сёстры охали, а Сильма достала платье старшей дочери и подала Листику, затем, отрезав от туши козла несколько кусков мяса, стала готовить ужин.

— Жалко, что кроме мяса ничего нет, — сокрушённо произнесла женщина.

— Ага, — поддержала её рыжая девочка и спросила: — А баронские дружинники приехали?

— Приехали, завтра баронский суд будет, — немного недовольно ответила Вильма, это её платье отдали этой рыжей. А у сестры Грумта было всего два платья, причём то, что отдали, было выходным.

— Ага, — ответила рыжая, словно не заметив тона Вильмы, и спросила у Сильмы: — Так на огороде же растёт у вас хоть что-то?

— Растёт, но кто же сейчас выйдет на улицу, ведь ночь! — Женщина не успела досказать, как рыжая девочка, так и не надевшая платье, выскользнула на улицу.

— Не боится она, значит, нечи… — начала Вильма, но мать её оборвала:

— Она спасла Грумта, и мы должны быть ей благодарны, независимо от того кто она!

— Она охранные заклинания проходит играючи, она не нечисть, а маг, очень сильный, — заступился за Листика Грумт.

— А чего она голой по лесу бегает? — не сдавалась Вильма.

— Она в лусалку иглает! — авторитетно заявила младшая сестра Грумта. И повернувшись к вошедшей Листику, спросила: — Плавда?

— Ага! — ответила девочка, сгружая принесенные ею овощи.

После сытного ужина мать Грумта с его помощью принялась разделывать козла, сокрушённо качая головой:

— Боюсь, что многое из этого сохранить не удастся, слишком много. Кое-что удастся засушить и провялить, но…

— Вон у вас тот сундук, под окном, он пустой? Там такие стенки толстые, вы в нём что храните? — Листик показала на массивный ящик, сделанный из грубых досок.

— Высушенные шкуры, рога, большие кости. Отец делал из них разные поделки. В Тронске, на ярмарке, их хорошо раскупали, — вздохнув, ответил Грумт, — раньше хранили, а сейчас пустой, может что-то осталось…

— Ага, — кивнула рыжая девочка и скомандовала: — Складывайте мясо туда! Свежим будет дней пять, больше не гарантирую — стенки слишком тонкие. Думаю, что за это время вы успеете его высушить или закоптить.

Листик не сказала, что заклинание стазиса она умеет накладывать только на толстостенные хранилища и на недолгое время. Это заклинание очень сложное и здесь голой силы мало, надо и умение.

— Стазис? — спросила Сильма, она хоть и была крестьянкой, но как и все жители пограничья знала о магии довольно много.

— Ага, — ответила Листик. Сильма и Грумт одновременно посмотрели на Вильму, такие заклинания могли создавать только маги, но та, не желая сдаваться, спросила:

— А чего же ты в лесу голой ходишь?

— А мне так удобнее, — улыбнулась рыжая девочка.

— Ага! — удовлетворённо произнесла самая младшая из сестёр, копируя Листика и с надеждой спросила: — А ты меня возьмёшь в лусалок поиглать? Я тоже платьице сниму!

Листик растерянно посмотрела на Сильму, та, улыбнувшись, сказала:

— Давайте спать ложиться, Листик, ты ляжешь вместе с девочками, хорошо?

— Ага, — ответила рыжая девочка и, посмотрев на Сильму, добавила: — За платье спасибо! Я его завтра надену, а то очень неудобно получится.

Что получится неудобно, Листик не пояснила. Уже лёжа на общих полатях, она тихо шепнула Вильме:

— У тебя будет таких два платья и гораздо наряднее, чем это.

— Листик, ласскажи сказочку, волшебную! — попросила младшенькая, остальные три девочки, в том числе и Сильма, замерли в ожидании, раз Листик волшебница, то и сказки должна знать подходящие. А рыжая волшебница растерялась, а потом, вспомнив Хуархиту, стала рассказывать одну из её сказок. В том мире, не знавшем магии, сказки были наполнены разными чудесами и волшебством.

Баронский суд судом только назывался, на самом деле это был как бы приём подданных владетелем земель. По закону такие приёмы полагалось проводить раз в полгода и не в замке, а в разных местах своих владений. Чтоб те, кому было тяжело добираться до замка, могли обратиться к своему господину. Понятно, что многие из владетелей этот старый закон не соблюдали, но барон Дрэгис неукоснительно выполнял этот обычай. На суд выносили не только споры, но и подавали прошения. В этот раз местом баронского суда были Малые Родники, самая дальняя деревня, но это не помешало тем, кто не хотел ждать разрешения своих проблем ещё полгода, съехаться в эту деревню.

На центральной, и единственной, площади деревни собралось почти все жители Малых Родников и все приезжие. Естественно, что детвора вертелась тут же, меньшие шныряли по всей толпе, старшие пытались подражать степенности взрослых. Хотя было видно, что им очень хочется присоединиться к младшим. Некоторый интерес вызвала рыжая девочка, стоявшая вместе с детьми Сильмы, недавно потерявшей мужа. Судя по тому что на девочке было платье её старшей дочери — Вильмы, Сильма собиралась принять эту рыжую в свою семью, хотя она-то и своих прокормить толком не могла. Староста Малых Родников, увидев это, сделал себе заметку на память — с этим вопросом тоже обратиться к барону, девочку следовало отдать в более благополучную семью. Староста покрутил головой, словно что-то выискивая — вчера приехали воины во главе с Гуго Нореком, но самого барона не было, а капитан дружины никак не мог проводить баронский суд. Но если барон не приехал вчера, то вряд ли он появится сейчас, чтоб прибыть к назначенному сроку ему пришлось бы ехать ночью! А это невозможно даже под охраной воинов!

— Здрасьте! — поздоровалась Листик с тремя монахинями.

— Здравствуй, Листик! — улыбнулась девочке мать–настоятельница Русилина, она и ещё две сестры тоже пришли на баронский суд. Настоятельница монастыря святой Урсулы–матери пояснила девочке своё присутствие: — Я подавала прошение в замок, но гном–управитель сказал, что такие вопросы господин барон решает только на суде. Вот мы и здесь, не ждать же нам ещё полгода!

— Ага! — кивнула девочка.

— Здравствуй, Листик! — поздоровался пожилой мужчина

— Привет, Терлин! А ты чего здесь? — поинтересовалась Листик.

— А вот интересно посмотреть на баронский суд, — хитро прищурившись, ответил баронский обходчик. Он-то знал, что барон объявил Листика своей наследницей и что этот суд поручен ей. Приехал он вчера вместе с дружинниками.

— Ага, — кивнула девочка, — смотри…

Этот обмен приветствиями вызвал некоторое недоумение остальных — кто же эта рыжая девочка? Вроде её приняла Сильма, значит она найдёныш, возможно, подброшенная дочь кого-нибудь из необычного народца, а может и нечисти. Не иначе как пропавший муж Сильмы с кем-то в лесу погулял, вот девочку и подбросили в его семью, но тогда почему она такая большая? Ведь подбрасывают младенцев! И откуда у этой девочки такие знакомства? Тихое обсуждение селянами этого вопроса прервал звук трубы. К помосту с большим стулом, изображавшем баронское кресло–трон, выехал Гуго Норек в сопровождении воинов. Десять из них остались сидеть в сёдлах, а десять и сам Гуго спешились. Капитан дружины поднялся на помост и торжественно провозгласил:

— Наш господин Лэри де Гривз, барон Дрэгис, повелел! Отныне баронский суд будет вершить его дочь и наследница Листикалинариона Дрэгис!

Гуго развернул знамя с новым гербом баронства: на голубом фоне летел золотистый дракон. Дракон был необычным, совсем непохожим на дракона, он был, если можно так сказать, изящнее и гораздо красивее этих больших зверей. Вообще-то до утверждения королевской канцелярией нового герба и флага пользоваться ими было незаконно, но на такие мелочи в пограничье внимания не обращали, тем более что соответствующее прошение, вместе с представлением Листика как наследницы, было уже подано.

— Госпожа баронесса, прошу вас! — как можно более торжественно произнёс Гуго.

— Ага! — важно ответила Листик и легко запрыгнула на помост. Усевшись в кресло и немного поёрзав, баронесса сообщила: — Ужас!

Не пояснив, что ж такого ужасного она обнаружила, баронесса забралась на сидение с ногами, после чего умостившись на высокой спинке, как воробышек на жёрдочке, удовлетворённо заметила:

— Вот!

Селяне поражённо молчали, глядя на свою рыжую баронессу, а Гуго, пряча улыбку в усы, объявил первого просителя. Несмотря на свой юный возраст, баронесса, судила быстро и справедливо. Сначала были вопросы и жалобы местных, всё-таки суд был в Малых Родниках. Последним выступил староста и, робея перед этой девчонкой, попросил:

— Госпожа баронесса! Не могли бы вы… Гм… Выделить воинов, для… Совсем нежить проклятущая замучила! Вон давеча, днём напала! Прохода нет! Из деревни выйти невозможно!

— Ага, — кивнула баронесса и, очень удивив старосту, заявила: — Я останусь у вас на три дня и сама с ней разберусь.

А староста ещё пожаловался:

— Налог бы нам убавить, кабаны из леса в поле повадились, что не съедят, то вытопчут. Нам самим есть нечего будет!

— Ага, — снова кивнула Листик и позвала: — Ханнау!

Из-за частокола деревни взметнулась драконья голова, как дракон сумел так незаметно подобраться и как преодолел охранный периметр, никто не понял. Но то что он это сделал, не вызывало сомнения. Многие закричали от ужаса. Только баронские дружинники и Терлин остались спокойны. А дракон чего-то ждал, не делая попытки напасть. Баронесса громко, перекрывая панические вскрики, сказала:

— Вот. Ханнау будет охранять ваше поле, за это она может съесть всех кабанов, что поймает. Понятно?

Рёв дракона был ответом, рыжая девочка махнула рукой, словно отпуская кого-то, и громко захлопав крыльями, дракон грузно полетел в сторону гор. Люди на площади поражённо молчали. В этой тишине раздался нежный голос:

— Листик, люди вырубают и выжигают лес под своё поле, а там наши деревья!

На краю площади стояла древесная русалка, или как их ещё называют — дриада. Стояла не скрываясь. Девочка кивнула и вопросительно посмотрела на старосту, тот, почему-то засмущавшись, ответил:

— Так… Это… В ту сторону нежити не было, вот мы и…

— Понятно, — усмехнулась баронесса, — пошли туда, где безопасно. А не подумали, что именно русалки не пускают туда нежить. Вырубите там деревья — русалки уйдут. А нежить придёт и тогда, вообще, из своей деревни не высунетесь!

— Так что же нам делать? — растерялся староста, остальные селяне молчали — и так, и так выходило плохо: не вырубить лес, значит остаться без пахотной земли, той, что было, уже не хватало, вырубить — там заведётся нежить, она может и среди поля спрятаться — те же мирархи, или, как их ещё называли, туманники.

— Я выжгу нежить, с той стороны и будет поле. Там русалок нет. И чтоб впредь не обижали необычный народец, понятно?

Девочка медленно обвела всех взглядом, стараясь выглядеть грозной, хотя ей очень хотелось показать притихшим людям язык. Гуго понял состояние девочки и покачал головой, напоминая, что надо сохранять спокойный и величественный вид. Листик не выдержала и хихикнула, но тут же стала серьёзной. Перед ней на помосте появились мохнатые существа, размером с кошку, и что-то запищали. Девочка выслушала и, нахмурив брови, поинтересовалась:

— Кто тут мельник?

Худой селянин протолкался к помосту и низко поклонился. Баронесса грозно спросила:

— Ты чего это мельничных брауни обижаешь? Что трудно оставить то зерно, что рассыпалось, а не сметать его? Оно же всё равно с мусором перемешалось! А брауни выберут его, жалко, да? Или такой вредный?

— Так они же мельничные колёса клинят, не работа, а одно мучение получается! — возмущённо ответил мельник, но при этом опасливо поглядывая на грозную баронессу. Листик перевела взгляд на снова запищавших домовых. Выслушав их, девочка кивнула мельнику:

— Значит так! Чтоб мне до завтра помирились! Сами договаривайтесь — кто кому, что и сколько должен! Понятно! Можете идти!

Листик махнула рукой, отпуская спорщиков. Притихшие брауни и почему-то пятящийся задом мельник направились в сторону мельницы. А на площадь вывалилась толпа похожих на скрипящие коряги лешаков. Люди попятились, столько лесной нечисти сразу никто ещё не видел. Листик, нахмурившись, выслушала громкие скрипы и сказала:

— Завтра я к вам в овраг зайду и разберусь с кикиморами!

По толпе людей прокатился изумлённый вздох, все знали, какие вредные и неуправляемые существа кикиморы. Кто же такая эта маленькая рыжая баронесса, что запросто может с ними разобраться? А то, что она может это сделать, после её разговора с драконом никто не сомневался. Староста тихо спросил об этом у Терлина, к невозмутимым норвеям он обращаться побоялся.

— Про Хозяйку леса слыхал? — усмехнулся баронский обходчик. — Вот это она и есть.

— Но как же… Она же баронесса… Капитан сказал что… Как же так?.. — Услышав ответ, не мог прийти в себя староста. Про Хозяйку леса он слышал, но думал, что это кто-то очень могучий из необычного народца, русалка или дриада.

— Листик, дочь нашего барона, потому и баронесса. Ну и Хозяйка, видел, как её нечисть слушается, да и драконы тоже.

Староста закивал, а Русилина и сопровождавшая её Олива переглянулись — чего-то подобного они и ожидали. Листик заметила это переглядывание и спрыгнула к ним со своего насеста.

— Чего же вы своё прошение не подаёте? — Хитро прищурилась улыбающаяся девочка.

— Листик, ты… Вы действительно баронесса? — растерянно спросила сестра Олива.

— Ага, — ответила рыжая девочка, а Русилина тихонько поинтересовалась, указав на Терлина:

— Тот достойный человек говорит, что вы Хозяйка леса, это правда? Хотя чего я спрашиваю, я же видела… И тогда и сейчас. Но святая Урсула к вам расположена благосклонно, как такое может быть? Ведь вы с нечистью…

— Может потому, что она никого не обижает и обидеть не даёт? — спросил неслышно подошедший Гуго Норек. Все жалобы и прошения были рассмотрены, баронский суд можно было считать законченным. Осталось только прошение матери Русилины. Она смотрела на Листика, не решаясь подать его. Девочка улыбнулась, протянула руку и сама взяла лист бумаги. Листик не стала его читать, ведь помогала составлять его Ирэн. А писалось это прошение в присутствии Листика, тогда ещё не баронессы. Но Русилина-то этого не знала и теперь считала, что тогда девочка просто посмеялась над ней. Листик вздохнула и подписала, потом глянула на Гуго, тот что-то произнёс одними губами, девочка, напустив на себя важный вид, повторила:

— Быть по сему! Ага!

Воины дружины ночевали там же, где и в первую ночь, с тем, чтоб утром тронуться в обратный путь. Староста пригласил Листика, но та отказалась:

— Я у Сильмы жить буду, а вы лучше святых сестёр разместите, а то они первую ночь на сеновале спали, неудобно как-то получается!

Появлению Листика Сильма была удивлена, она думала, что баронесса разместится на постой в доме получше. Улыбающаяся рыжая девочка появилась на пороге, когда Сильма с детьми собрались ужинать. Благодаря Листику, у них теперь было вдоволь мяса, а баронесса принесла хлеб и сладкие пироги, что ей передала Герда, она хоть и знала, что Листик пойдёт в Малые Родники не с дружинниками, но всё равно передала корзинку и строго наказала Гуго отдать Листику. Сильма и её дети сначала чувствовали себя скованно, но младшую дочь открывшееся высокое положение рыжей девочки нисколько не смущало, она сразу же поинтересовалась:

— А когда мы в лусалок иглать будем?

— Обязательно будем! Вот только поужинаем, а потом я со всеми делами разберусь, да ваши окрестности от нежити почищу, — улыбнулась рыжая девочка и протянула Вильме две золотые монеты: — Спасибо за платье, это тебе, чтоб купила себе два новых.

— Но здесь же гораздо больше! Здесь хватит на…

Дочь Сильмы не досказала, Листик её перебила:

— Вильма, я же вижу — деньги вам нужны. Ты отдашь их матери, и вы их попытаетесь сэкономить, так у тебя и не будет двух новых платьев, вот! А так, одну монету будете экономить, а на вторую купите платья! И вообще, вам очень трудно будет здесь прожить, вам, конечно, помогут, но всё равно будет трудно. Сильма, я бы хотела тебе предложить должность в замке, Герде нужна помощница. На кухне есть повара, а по хозяйству она одна, от дружинников в этих делах мало толка. А ещё я переговорила с Гуго, он готов принять Грумта в дружину как оруженосца.

Листик посмотрела на мальчика, тот сразу же кивнул, а потом, смутившись, посмотрел на мать, словно спрашивая у неё разрешения, а рыжая баронесса продолжила, уже непосредственно обращаясь к Грумту:

— А потом и дружинником станешь.

Закончив ужинать стали укладываться спать, к Листику прижалась младшая дочь Сильмы:

— Ласскажи сказку! Волшебную! Как вчела!

Листик задумалась и стала рассказывать сказку другой своей знакомой из Арэмии, наездницы, акробатки и танцорки Карэхиты Игуэс.