ГЛАВА 2
Во дворце по сравнению с обычными днями было малолюдно. Праздник удался на славу. Бал закончился только на рассвете, так что знать тем утром отдыхала от веселья, отсыпалась и боролась с головной болью — погуляли славно.
Добродушный толстяк Лего, управляющий двора, встретив меня в коридоре, тут же принялся жаловаться на то, сколько золота ушло на празднество, и на беспокойных гостей, после которых осталось много сломанной мебели, разбитых зеркал и разорванных портьер.
— Вы не поверите, Гийом, только золотых и серебряных вилок и ложек пропало почти две сотни! — причитал он, семеня рядом. Нам было по пути в королевские покои.
— Почему же, верю. Хорошая вилка сегодня дорого стоит, — согласился я.
— О, Гийом, это вы, я рад вас видеть! — радостно воскликнул, едва увидев меня, Феррейра. Лейтенант был бодр и свеж, как будто не танцевал всю ночь.
— Добрый день, Блас. Какая красивая у вас медаль на груди! Золотая, в центре рубин. Неужели Хорхе резко повысил вам жалованье? Хотя вряд ли. Признавайтесь, кого ограбили?
— Казну Его Величества, Гийом. Это королевский приз лучшему фехтовальщику! — гордо ответил Феррейра. — Вчера перед балом проводился турнир. Едва успел.
— Рад за вас. И кто же был вашим соперником в последнем поединке? Барон Эрсилья, как всегда? — поинтересовался я.
— Нет, не угадали. Виконт де Кордова. Барон проиграл ему две схватки из трех.
— Вот как?! Наш поэт, оказывается, превосходный фехтовальщик?
— Да. Луис давно берет у меня уроки. Скоро ученик обгонит учителя, вчера он заставил меня попотеть, — серьезно ответил Феррейра, не заметив моей иронии. — Простите, Гийом, должен вас оставить. Дела.
— До встречи.
Де Кордова победил барона Эрсилью и заставил попотеть Феррейру. Интересно, очень интересно. Я видел Феррейру в деле, он прирожденный убийца, ангел Смерти короля Хорхе. Лучший меч королевства; если Кордова хоть чуть-чуть с ним сравнился…
В одном из коридоров встретил весьма колоритную компанию. Троих «старых» волшебников. Так с моим появлением в Камоэнсе стали называть здешних, так сказать, коренных, исконных чародеев.
Длинные, до пола, бесформенные серые или коричневые одежды. Резные посохи темного дерева. Глаза, обращенные на меня, горят ненавистью. Тощие тела, изможденные аскезой: здешние «волшебники», если их вообще можно так называть, почему-то считают, что разнообразные обеты, посты и прочие ограничения, усложняющие жизнь, лишающие ее многих ярких цветов, увеличивают магические способности. Бред.
Местные немногочисленные чародеи составляют особое замкнутое сословие. Нет притока свежей крови. Обучение идет от отца к сыну, и никак иначе. А ведь часто, очень часто бывает, что сыновья чародеев не имеют к магии не малейшей склонности.
Как результат — «старые» волшебники прекрасно предсказывают судьбу, заклинают погоду, лечат, делают неплохие амулеты. Они хорошие алхимики, составляют приличного качества эликсиры. Но воевать — не умеют. Ибо их магия по большей части предметная, требующая долгой, тщательной подготовки, точнейших измерений и дней работы перед тем, как получить результат.
А я — странствующий маг, волшебник совершенно иной школы. Выходец из другого, отличного от этого мира. Чародей, могущий оперировать силами стихий без всякой подготовки, в любой момент способный создать, сплести заклятие.
Необязательно разрушающее или убивающее — я могу неплохо лечить, созданные мной амулеты пользуются огромным спросом. Но, используя алькасарскую присказку, замечу: боевая магия — мой конек.
Мы с Хорхе заключили два с лишним года назад договор. Пакт между могущественным королем и нищим забродой, выходцем из-за моря. Он оказывает мне свое покровительство, дает новую родину, я обучаю для него магов, полноценных боевых магов. Опору престола, грозу соседей.
Камоэнс — там далеко за морем, где я вырос, — считался страной почти сказочной. Причина — огромные расстояния и тяготы путешествия. Поэтому-то я и купил место на борту торгового корабля.
Купец-авантюрист, вложивший все деньги в крайне опасное предприятие, был этим весьма обрадован. Я не обманул ожидания: все три его корабля благополучно загрузились диковинным за морем кофе и отбыли обратно. Я же остался в Камоэнсе. Один. Из вещей лишь одежда да сумка с чародейскими трактатами. Никого в чужой стране не знающий, никому не известный. Оба обстоятельства меня вполне устраивали.
— Я напрасно вызвал тебя, Гийом. Посол из Далмации попросил срочной аудиенции, придется отложить нашу беседу, — поведал мне король, готовясь к встрече с дипломатом.
Слуга как раз принес ему парадное одеяние для официальных приемов. Разглашаю государственный секрет: в неофициальной обстановке король носит длинные, до пола, мягкие алькасарские халаты.
— Гийом, возьми, — король протянул мне амулет.
Большой сапфир в серебряной оправе, на золотой цепочке. Зачарованный камень должен светиться ярко-синим огнем изнутри, но сейчас амулет разряжен и представляет собой обычное украшение.
В обмен я снял с шеи и вручил королю свой, точно такой же.
— Гийом? — удивился Хорхе.
— Наденьте, мага и без амулета убить гораздо сложнее, чем короля. В этот раз не удалось — обязательно попытаются вновь, — пресек я попытку возразить.
Во время моего отъезда короля хотели отравить, однако созданный мною амулет спас Хорхе жизнь.
— Но исполнителей уже поймали и пытают. Еще немного — и они назовут имена заказчиков, — небрежно отмахнулся монарх.
— Тем более, заговорщикам нечего терять.
— Я запомню твой жест, — пообещал король. — В городскую тюрьму привезли висельников из провинции. Распоряжусь, чтобы их отписали тебе в Седой Замок. И еще: Ангела хотела тебя видеть.
— Зачем я понадобился принцессе?
— Сам узнаешь, — бросил король. И я понял, что аудиенция закончена.
Слуга в ливрее, украшенной тремя лунами, отвел меня к принцессе. Ангела кормила лебедей в садовом пруду. Великолепные гордые птицы с царственной неторопливостью, степенно подплывали к мраморному бортику и, вытянув шеи, брали из ее рук угощение. Куски белой булки с королевского стола — их любимое лакомство.
— Здравствуйте, принцесса.
— Добрый день, Гийом. — Ангела бросила в воду последний кусок и развернулась ко мне. — Прекрасная сегодня погода, не так ли? — Я молча кивнул. — Пойдемте, прогуляемся по саду.
Принцесса была в светло-розовом платье, украшенном кружевами из Далмации. Красивые серьги с топазами, несколько колец на пальцах. Украшения — ее маленькая слабость.
Ангела обладает живым, острым умом, не терпит лжи, любит науки и прекрасные искусства, покровительствует художникам и поэтам. Когда-то она хотела брать у меня уроки волшебства, но, к несчастью, девушка не имеет ни малейшей склонности к магии.
— Гийом, послушайте:
И свежи и чисты черты моей любимой,
Она, как вешний свет, с неба снизошла
И свет златых волос на землю принесла,
И бронзовых бровей излом неповторимый.
И взор ее (в душе столь бережно хранимый),
Как солнце, не таил ни горести, ни зла,
И ложь любую мог испепелить дотла
Ее прелестных уст пожар неугасимый.
О чем еще сказать? Она столь хороша,
Божественный восторг дарит ее душа,
Она прелестнее и радостней денницы…
— Ваше мнение? — поинтересовалась принцесса.
— Хорошие стихи, — скупо бросил я. — Вы что-то хотели ими мне передать?
— Луис де Кордова любит Изабеллу. Эти стихи о ней и для нее. А вы, Гийом?
— Да? — переспросил я. — Простите, Ангела, я вас не понимаю.
— Вы любите Изабеллу?
— Нет, что вы, — чуть улыбнулся кончиками губ.
— Тогда мне непонятны ваши мотивы, Гийом. К чему была вчерашняя сцена? — Упорство — еще одна характерная черта принцессы, иногда весьма неприятная.
— Любовь — не единственный повод для раздражения и ревности, принцесса. Этой болезнью я давно уже переболел.
— Вы ее ревнуете? Не любя? Как же это?
— Ответ прост. Так же, как ревную человека, пьющего из моего любимого бокала, играющего на моей скрипке, как злюсь на наглеца, без позволения залезшего в мою библиотеку, — объяснил я.
— Глупость! Изабелла ничем вам не обязана, — возразила Ангела.
— Она — нет. Ее отец — да. Удивлены? Лучшая подруга вам об этом не рассказывала? Расспросите ее об этом. Узнайте всю правду, а потом уж зовите меня для наставительной беседы.
— Не дерзите мне, Гийом.
— Простите мне резкие слова, Ангела. Каюсь, — склонился в поклоне.
Принцесса неожиданно рассмеялась.
— Покорность и смирение так нелепо выглядят в вашем исполнении, сквозь них все равно проглядывают гордость и высокое самомнение. Больше так не делайте, иначе я решу, что вы надо мной смеетесь. Но вернемся к делу. — Ангела резко сменила тон. — Чем вам обязан отец Изабеллы?
— Один злой маг спас его сына и взял дочь в качестве оплаты. По-моему, мы будем неплохо смотреться вместе — Изабелла и я. Как вы считаете, принцесса? — небрежно поинтересовался я.
— Не знала, что вы так жестоки, — медленно проговорила Ангела.
— Кстати, за Изабеллу дают большое приданое. Несколько богатых поместий в самом сердце страны. Думаю, неземная любовь Луиса еще и этим объясняется. Денег никогда не бывает слишком много.
— Глупость. Он просто любит ее, приданое здесь ни к чему. Де Кордова очень богат. А вы, оказывается, еще и расчетливы, — заметила она.
— Неужели дядя не рассказывал? — Я картинно удивился. — Граф сам виноват, сказал: «Проси все, что хочешь». Обычно мои расценки ниже, но упускать такой случай — глупо.
— Изабелла не отвечает за отца. Ни он, ни вы не имеете права распоряжаться ее судьбой! — категорично возразила принцесса.
— Ангела, оглянитесь. Посмотрите на мир вокруг. Да, это несправедливо, но такова жизнь. Родители решают судьбы детей. Девять браков из десяти — без любви. Да и вы сами вскоре покинете Камоэнс, обвенчавшись с каким-нибудь принцем — к примеру, из той же Далмации. Как тамошнего наследника зовут? Марк, кажется.
— Дядя обещал мне, что я сама буду решать свою судьбу. Марк — я встречалась с ним, — он мне не нравится, — почему-то девушка восприняла мои слова буквально. Значит, попал в точку.
— Политика такая вещь, что людям приходится часто нарушать данные обещания. А королям в особенности. Вне зависимости от того, хотят они этого или нет, — жестко докончил я.
Девушка отвела взор.
— Это нечестно, вы жестокий человек, Гийом, — медленно проговорила она.
Заметил, что ее глаза подозрительно заблестели.
— Простите, Ангела. Не хотел вас обидеть. Вот только правда — жестокая вещь. Но каждый выбирает свой путь, всегда есть возможность изменить или хотя бы попытаться изменить существующий порядок, — тихо сказал я.
Принцесса была одной из тех, кто вызывает у меня симпатию.
— Вам это легко говорить: сильный волшебник, внушаете страх и уважение, сами решаете свою судьбу… — голос ее предательски дрогнул.
— Сильный маг. Х-ха. Иногда мне кажется, что лучше бы я стал купцом, как отец, — грустно усмехнулся я и вдруг неожиданно для самого себя предложил: — Ангела, хотите узнать, как я стал магом? Надеюсь, это вас отвлечет.
— Внимательно вас слушаю, Гийом.
Мы долго гуляли по дворцовым аллеям. Странная пара: маг и принцесса. Рассказывал ей о своей юности. О том, что толкнуло меня на магическую стезю. О любви, боли и мести. Почему я так легко открылся ей? Наверное, просто давно, очень давно не говорил ни с кем по душам. Ангела. Она вызывала доверие и уважение. Редко кто в моих глазах совмещал оба этих качества. И то эти люди остались далеко в прошлом. Хорхе Третьего, к примеру, я только уважаю.
— Вы интересный человек, Гийом. Со сложной судьбой. У вас была роковая любовь, что нанесла такую жестокую рану. Мне вас жаль.
— Никогда больше этого не говорите, принцесса. Иначе мы с вами поссоримся.
— Хорошо, не буду. Но поймите: не стоит мстить всему миру за старую обиду. Тем более Изабелле и Луису. Отбросьте ненависть.
— Отвечаю по порядку. Любовь… любовь была не одна, но сейчас не об этом. За ту обиду я давно отомстил. Жизней обидчиков хватило сполна. Ненависть тесно связана с любовью. А магия не терпит эмоций. Эта простая истина давалась мне нелегко, но я ее усвоил, хоть и не с первого раза. Сейчас эти два разрушительных чувства мне незнакомы. Не путайте ненависть с чувством собственника и холодным расчетом. Изабелла — моя, я честно выполнил свою часть соглашения со старым графом. Луис, он словно пытается меня обворовать, — я пытался довести свои доводы до принцессы, но получалось плохо.
— Я вам не верю. Изабелла не ваша собственность. Как можно сравнивать любовь с воровством?
На руку упала капля воды. Посмотрел на небо. Собирались тучи.
— Да, Ангела, мы друг друга не понимаем. Но это не смертельно. Но, думаю, пришла пора нам расстаться, вернуться во дворец. Скоро начнется дождь, да и вам не стоит появляться вместе со мной. Ибо мою персону свет не очень любит.
— Отчасти в этом виноваты вы сами.
— Может быть. Кстати, Ангела, вы весьма жестоки.
— Я? — удивилась принцесса. — У меня нет слов. В чем причина столь нелепого обвинения?
— Гонсало, — улыбнулся я, — вчера он весь вечер смотрел на вас. Вы бы видели его глаза. Да и вообще, он каждый час вас вспоминает. А вы на балу даже не улыбнулись ему.
— Неправда, улыбалась, — возразила Ангела. — Но он мне только друг. Не больше.
— Он об этом знает? — спросил я.
— Да, я ему уже об этом не раз говорила.
— Тогда ему можно только посочувствовать…
Принцесса ничего не ответила.
— Прощайте, Гийом. — Ангела протянула руку для поцелуя, когда мы расходились. — Мы еще поговорим на затронутую сегодня тему.
— Обязательно, принцесса.
Ее кожа пахла ландышами.
Домой после беседы с принцессой я возвращался в прекрасном настроении. И, думаю, это было заметно по моему лицу, потому что уже на выходе из дворца ко мне якобы совершенно случайно подошел маркиз де ля Крус. Невысокий, тощий, с тонкими руками и ногами, мелкими чертами лица, маленькими крысиными глазками. Весьма неприятная личность. Известный сплетник, записной остряк, профессиональный картежник, модник и мот. Продажная шкура.
— О, великий волшебник, какая встреча! Вас нечасто увидишь во дворце, Гийом.
— Тут слишком много людей, похожих на вас, маркиз. Подобное общество меня раздражает.
— О, вы сегодня сердиты! Уж не прекрасная ли Изабелла де Клосто этому причиной? — Маркиз мерзко улыбнулся, обнажив желтые, мелкие, как у хорька, зубы.
— С дороги, ля Крус!
— Неужели я угадал? Кстати, Луис де Кордова вами очень интересовался. И вы уж мне поверьте, я расписал вас самым лучшим образом.
— Ля Крус, вы никогда не смотрели на небо? — Маркиз смотрел на меня, как на полоумного. — Да, да, на звезды. Их вид так завораживает, что от волнения перехватывает дыхание. — Я посмотрел маркизу в глаза, он хотел громко рассмеяться, но не смог. Ибо горло сдавила невидимая петля, не было сил даже крикнуть. — И знаете, ля Крус, — продолжил я, — лично я считаю, что гораздо лучше, когда у людей перехватывает дыхание при виде неземной красоты, чем в результате гнилых слов. Вы со мной согласны? Не слышу, но думаю, что согласны. Идите, подышите свежим воздухом. Судя по цвету лица, вам это просто необходимо.
Я щелкнул пальцами, снимая петлю, и направился к парадному выходу из дворца. Сзади еще долго доносилось шумное сопение, маркиз никак не мог отдышаться.
К герцогине я вечером не поехал. Знал, что она в то время находилась не у себя дома, а на приеме у далмацийского посла. Мария хотела немножко поиграть со мной, не получилось.
Ночью гулял по крыше — она плоская, специально предназначена для проведения на ней праздников и танцев. Особняки такого же устройства, как мой, здесь зовут гасиендами.
Наслаждался тишиной, ночным воздухом и покоем. Смотрел на небо, но оно было затянуто тучами. Звезд не увидел.
Следующим утром я встал даже раньше обычного. День предстоял ответственный и напряженный. После завтрака зашел в кабинет, выдвинул один из ящиков рабочего стола, достал две шкатулки: одну деревянную, другую малахитовую. В шкатулках хранились драгоценности, в основном кольца.
В той, что зеленого камня, — зачарованные, обладающие какими-либо магическими свойствами: определять яды, останавливать кровь, развеивать волшебство. В деревянной — обычные, без всякой магии, заготовки.
Выбрал маленькое симпатичное колечко с изумрудом. Этот цвет подходил к зеленым глазам Изабеллы. Кольцо зачаровано, снимает усталость, если смотреть на камень. Позвонил в колокольчик, вызывая слугу.
Дверь отворилась, вошел высокий алькасарец в зеленом халате с саблей на поясе. Длинные волосы его на лбу обхватывал серебряный обруч — знак его должности. Если проводить аналогию с Великой Степью, откуда родом Сайлан, то при моем дворе он визирь.
Ибо относится он ко мне, как к султану, и в его руках управление всеми слугами, стражниками, повседневными обязанностями, даже моя казна. Это человек, которому я доверяю, потому что не вижу у алькасарца ни одной мотивации меня предать.
— Сайлан, срежь в саду самую красивую розу, продень ее в кольцо и отошли в особняк графа Клосто. Выбери по своему вкусу хорошую саблю из моей коллекции для ее брата Мигеля и ящик вина, самого редкого, что найдешь: старый граф известный коллекционер, — распорядился я.
Невозмутимый Сайлан выслушал указания, молча поклонился в пояс и вышел. Я был уверен, что со всеми заданиями он справится прекрасно.
Сайлан — не простой кочевник, а сын одной из наложниц прежнего султана. Попав в плен, он это тщательно скрывал, боясь позора. Но мне, полубогу, умеющему повелевать огнем, поведал сразу же. Так что и саблю, достойную султана, он подберет, и с вином не оплошает. Народ Великой Степи этот благородный напиток уважает, хоть сам виноград и не выращивает.
Мигель отмечал день Оберегающего — святого, в честь которого его назвали, небесного покровителя. Нужно было поздравить спасенного мной человека, заодно напомнить о себе старому графу и Изабелле.
Оставалось только написать короткую приветственную записку семейству Клосто — и в путь.
Нет, к сожалению, не в особняк Клосто, в другое место, не столь приятное, как дом Изабеллы.
Карета — не люблю ездить верхом — доставила меня к высокой старой крепости из серого камня. Знаменитый на весь Камоэнс Седой Замок. Внушающая страх и ужас королевская тюрьма, единицы из числа тех, кто сюда попадал, снова видели дневной свет. Но за последние полгода назначение замка несколько изменилось. Если раньше здесь держали только знатных пленников из числа тех, кого и убить нельзя, и оставлять на свободе опасно, то теперь в этих мрачных стенах стали появляться узники презренного происхождения. Обыкновенные разбойники, грабители, убивавшие не по политическим или иным «благородным» мотивам, а просто так, ради самого процесса или наживы.
У всех новых узников был смертный приговор, и гороховую похлебку в Седом Замке они хлебали недолго.
Большая комната с низким потолком. Сырость. Подземелье, бывший пыточный застенок, но света здесь хватало. Горели десятки факелов. В воздухе запах крови, им там все пропитано, хоть и моют регулярно. Аура страха, безнадежного отчаяния и смертного ужаса. То, что надо. На темном каменном полу белой фосфорной краской нарисована классическая пентаграмма. В центре ее железный стул с зажимами для рук, ног и головы.
Примитивно, но какие условия выполнения задачи — такой и способ. Зачем все усложнять?
Сапфир в серебряной оправе, что держал я в руке в шелковом мешочке, — мое творение, талисман Жизни, способный излечить хозяина даже от смертельных ран, если, конечно, полностью заряжен. О том, действует амулет или нет, судят по излучаемому им сиянию. Амулет Хорхе тусклый. Короля недавно пытались отравить, талисман поборол яд, но разрядился, нужно его восстановить. Наполнить Жизнью, чужой.
Классическая некромантия. Когда-то я этим серьезно увлекался, даже написал несколько трактатов, из-за чего имел серьезные проблемы. Это часть моего договора с королем, тайная часть.
Сила есть везде. Живые существа — не исключение, наоборот. Умирая, человек излучает немало энергии, нужно только ее собрать. Чем мучительнее смерть, тем мощнее излучение. Грязная работа. Хорхе отдал мне всех убийц и грабителей, что заслужили смертные приговоры. Если раньше их убивали на площади на потеху публике, то теперь — здесь, для блага короля. Методы, кстати, гораздо гуманнее. Привязанного к стулу не четвертуешь, не колесуешь и живьем не сожжешь.
Палачи в черно-красных одеждах силой усаживают обнаженного по пояс преступника на стул, закрепляют зажимы. Убийца бессильно дергается, беззвучно кричит. Во рту казнимого кляп, лишний шум ни к чему. На шею привязывают мешочек с талисманом. При тесном, непосредственном контакте эффект лучше. Предварительно я настраиваю амулет на прием, а не на отдачу. Удар кинжалом в грудь, личный приказ Хорхе, — и мучительно, и не слишком долго, справедливость превыше всего. Конвульсии. Все. Следующий.
Так, пока я не почувствую, что амулет заряжен. Обычно хватало двадцати-тридцати человек. Не слишком приятная процедура, но по-другому пока не умеем.
Мой амулет заряжается точно так же.
После завершения сей нелюбимой обязанности — домой, принять ванну и отдыхать. Ванна — обязательна. Тюрьма обладает удивительной способностью пропитывать собой, своим особым зловонным запахом одежду, волосы и даже кожу.
Лица двух приговоренных показались мне знакомы. Кажется, я их видел раньше. Может быть, даже при дворе. Хорхе говорил, что здесь лишь простые грабители и убийцы, однако нельзя исключать и того, что он подсунул в их число и политических узников. У короля особое чувство юмора, он всегда использует людей до конца. Не захотели быть соратниками при жизни, послужите своей смертью. Официально — умерли на плахе. На самом же деле — попали ко мне.
Прерывать ритуал я не стал. Политическим врагам Хорхе я немного сочувствовал, но помочь им не было ни желания, ни возможности. Казаться мне может все, что угодно, а договор есть договор.
На обед — мой аппетит уже давным-давно ничто не может испортить — толстый, всегда улыбающийся повар Хасан приготовил утку под соусом и несколько видов салатов. Пышные обеды с десятью переменами блюд — не люблю. Зачем, когда мне хватает двух.
Были времена, когда мне на стол подавали языки жаворонков в соусе из десятка изысканных вин, зажаренные на сушеном сборе из сотни редких трав. Но случалось, что и толстая крыса казалась деликатесом.
Пережив все, любовь к изыскам теряешь. Для меня главное — просто и вкусно. Хасан — отличный повар. Столичные гранды, бывавшие у меня в гостях, его не раз пытались сманить, предлагали большие деньги, но верность — отличительная черта алькасарцев.
Во время обеда слуга в цветах дома Клосто доставил письмо. Меня приглашали на званый ужин в честь дня Оберегающего Мигеля Клосто. Отказываться я не собирался.
Особняк графа — массивное каменное здание — был виден издалека. Он напоминал своими очертаниями небольшой замок, что было неудивительно, ведь был построен почти сотню лет назад, в смутное время гражданских войн и бесчисленных дворцовых переворотов, заговоров и тайных убийств.
Столы для гостей поставили в саду. Благо погода стояла теплая. Там, где я родился, за морем, к месяцу осенних дождей листва уже опадала, а люди одевались в теплые одежды. Здесь же царила золотая осень и можно было обходиться одним камзолом.
— Гийом, вам кто-нибудь говорил, что красно-голубой камзол на вас смотрится ужасно? — едва поприветствовав меня, громко поинтересовался Мигель.
— Не поверите, но я это знаю.
— Тогда зачем вы его носите?
— Мне просто нравятся эти цвета, — объяснил я.
— Да, как говорит в таких случаях лейб-медик Строцци, «здесь медицина бессильна», — картинно сокрушился Мигель и сменил тему: — Ваш подарок, — эта сабля — лучшее оружие, что я когда-либо держал в руках. Сознавайтесь, хотите меня подкупить?
Младшему сыну графа Клосто двадцать пять лет, он служил в министерстве иностранных дел, был человеком широких взглядов, практичным и немного циничным. И, вдобавок ко всему, чувство такта у него отсутствовало напрочь. Поэтому-то я его и спас. Этот человек, умирая, пытался острить над священником, пришедшим отпустить ему грехи. Я выгнал священника и поставил Мигеля на ноги.
— Нет, Мигель, — не принял я предложенной игры, — просто подарок. Подкупать вас нет смысла.
— Жаль. А я уж мечтал, что еще попрошу что-нибудь за поддержку, — огорчился Мигель, хотя его лицо говорило об обратном. — Я на вашей стороне, Гийом. Во-первых, потому, что долги нужно отдавать, а слово держать. Во-вторых, вы — лучшая кандидатура для Изабеллы, лучше, чем этот поэт де Кордова. В вас я уверен, а в нем… Слишком часто он меняет объект своей страсти. «Прекрасную даму», музу поэта, — так они это называют. За последние полгода в этой роли побывали: сеньора Миранда — дочь министра иностранных дел; леди Эрсилья — был большой скандал; герцогиня Тавора — нет, этой он только посвящал сонеты. И вот теперь Изабелла. Через месяц она ему наскучит — что тогда? Лучше уж вы, Гийом. Знаю, что вы дадите Изабелле все, чего она достойна, убережете от глупостей. А то, что вы ее не любите, — это к лучшему. Союз, основанный на здоровом расчете, сильнее сердечного. И еще весьма важно то, что, в отличие от Луиса, изменять вы ей не будете, — закончил Мигель.
— В последнем уверены? — Слова его вызвали у меня улыбку.
— Уверен, я вас неплохо изучил. Публичные романы на стороне, измены — все они, в конце концов, заканчиваются скандалами. А вы этого не любите.
— Ваш отец меня все так же сильно ненавидит? — спросил я, увидев старого графа.
За разговором время летит быстро, мы были уже в центре сада, где собирались гости.
— Да. Он втайне мечтает отдать Изабеллу за какого-нибудь герцога, но слово нарушить не смеет, — подтвердил Мигель.
— Прекрасно! — ответил я.
Рядом с графом, приветствуя подходивших гостей, стояла Изабелла.
Граф был не рад меня видеть. Уверен, он втайне надеялся, что я не приду.
— Рад вас видеть, граф! — Я поклонился, согласно придворному этикету, как младший старшему, как жених отцу невесты. В тот момент я был сама галантность и вежливость.
— Не могу сказать того же, Гийом, — проскрежетал сквозь зубы граф.
В его глазах ясно читалось, как он был бы рад, если бы я внезапно скончался. Умер, погиб, исчез навсегда.
— Я вас тоже люблю, граф, но сейчас не время ссориться, — пресек я дальнейший обмен любезностями. — Приветствую вас, Изабелла. Вы сегодня просто ослепительны! — обратился к его дочери. В ее прекрасных голубых глазах злости и раздражения было не меньше.
— Благодарю, — сухо кивнула она в ответ.
— Граф, у меня к вам один вопрос. Помните ли вы наш договор? Если да, то согласны ли его исполнить?
Лицо графа налилось кровью, он побагровел — казалось, его сейчас хватит удар.
— Ты, ты… ничтожество… грязный колдун… — от волнения Клосто было трудно говорить. — Ты что, специально пришел сегодня, в день Оберегающего моего сына, чтобы сказать мне это?!
— Да, специально и именно сегодня. Так каков ответ?
— Да. Теперь доволен?! Убирайся с глаз моих! — прорычал старый граф.
— Повинуюсь, — склонил я голову. — Просто хотелось убедиться, а то кто-то, кажется, забыл о договоре.
Изабеллы рядом уже не было. Она в спешке ушла, едва я завел этот разговор.
Гостей было множество. К графу съехалось, наверное, полстолицы. Причем именно та половина, которую я не знал. Но вот промелькнуло знакомое лицо.
Граф Агриппа д'Обинье — самый молодой военачальник Хорхе Третьего. Статный, красивый, излучающий силу и уверенность. Его отец — выходец из Далмации, это объясняет странное для Камоэнса имя. Я знаю его уже больше двух лет, воевали вместе. Гоняли пиратов на побережье и били гордых алькасарцев, когда султан Ибрагим Великолепный решил в очередной раз проверить крепость границ Камоэнса.
У нас с Агриппой д'Обинье сразу же нашлись общие темы для разговора. Имя Бласа Феррейры было обоим прекрасно известно.
— Вы видели бои Феррейры на королевском турнире? — спросил я.
— Да, Гийом, Блас был как всегда на высоте. Просто невозможно уследить за его клинком. Это были не поединки, а просто уроки фехтовального искусства! Какие кварты, синистры из немыслимых позиций. Как красиво он победил де Кордову! Кружась в пируэте, финтом с дексетера в левую подмышку! — Агриппа был ярым поклонником фехтования. — К тому же он прекрасный учитель.
— Да, знаю. Де Кордова, неожиданно занявший второе место, берет у Феррейры уроки, — неохотно согласился я.
— Да что там де Кордова! — отмахнулся Агриппа. — Мой брат Филипп тоже обучается у Бласа, и если бы он был три дня назад в столице, то де Кордова не вошел бы и в тройку! А вот и он сам! — воскликнул д'Обинье-старший.
— Как слышал, речь шла о моих скромных талантах. Позвольте представиться, Филипп, — произнес подошедший к нам светловолосый юноша лет семнадцати с приятной, доброй улыбкой на лице.
— Рад знакомству. Гийом, Маг Его Величества, — ответил я.
— Так обрадован нашим знакомством, сеньор Гийом. Феррейра много о вас рассказывал.
— Надеюсь, он вас не напугал рассказами о злобном колдуне, который обожает превращать фехтовальщиков в статуи? — попробовал пошутить я.
— Так вот почему у Феррейры так долго не было достойных соперников?! — воскликнул Филипп и рассмеялся. — Нет, что вы, напротив, всячески нахваливал вас. Так что нам с де Кордовой ужасно захотелось с вами познакомиться.
— Что ж, ваши желания исполнились. С де Кордовой я познакомился. Он не в восторге. Какое у вас сложится мнение, не знаю, — хмуро ответил я.
— Ладно, хватит на эту тему, сеньоры. Лучше обратим внимание на тех прекрасных дам, что украшают этот вечер своим присутствием! — вмешался Агриппа, заметив мою реакцию.
— Изабелла сегодня ослепительна! Я вас понимаю, Гийом. За такую красавицу вы просто обязаны бороться. — Филипп не заметил прямого намека. — Но и Луис так просто не отступит. Скорее всего, вам придется драться, — безапелляционно закончил он.
Агриппа рассмеялся.
— Посмотрите, Гийом, какое счастливое время — юность, им кажется, что все проблемы можно решить ударом меча.
Я сухо улыбнулся в ответ. Филипп смутился, принялся с серьезным видом расправлять невидимые складки на камзоле. В это время девушка, проходившая мимо нас, передала мне маленькую записку. Невольно проводил ее взглядом. Прекрасное платье подчеркивало стройную фигуру, длинные черные волосы, уложенные в сложную прическу, были стянуты сеточкой из золоченых нитей. У Изабеллы красивые подруги. Прочитал записку.
— Сеньоры, я должен откланяться. Дела.
Филипп с серьезным видом произнес:
— Понимаю, любовь. Удачи!
После этой фразы Агриппа опять рассмеялся. Филипп окончательно смутился. Мне почему-то понравились его открытость, прямота и какая-то наивность. На глазах нет сословных шор, за такими, как он, будущее Камоэнса. Нужно заранее знакомиться с такими юнцами, ибо через пару лет — сколько Филиппу, семнадцать? — они уже будут играть немалую роль.
Изабелла попросила меня о встрече. Сама. В саду сейчас много лишних глаз и ушей. Поэтому служанка провела меня в один из залов особняка Клосто. Изабелла ждала меня там. Гордая, до боли красивая и решительная. На лице ни следа слез, искусный макияж безупречен, но я почувствовал, что она недавно плакала.
— Изабелла. Вы хотели о чем-то со мной поговорить.
— Да, Гийом. Создавшуюся проблему нужно решить. Буду кратка: откажитесь от меня! — Прекрасные огненно-рыжие волосы в сочетании с изумрудным платьем — это завораживало взор. — Что вам нужно, Гийом? Отец может дать вам все, что захотите! Хотите денег, дворянства, земель с вилланами? — продолжала Изабелла. Ей хотелось свободы и счастья. Я ее понимал.
Большие карие глаза, красивое правильное лицо. С первого взгляда оно вызывает симпатию. Интересный тип красоты — вечный ребенок. Хочется за ней ухаживать, смешить, выполнять все желания, оберегать от любых проблем. Делать все, чтобы она улыбалась.
Такие девушки мало меняются с возрастом. Их красоту кто-то назовет кукольной. Пусть. Мне нравился этот тип. Моя единственная жена, моя радость и боль, была такой.
— Деньги — я богаче вашего отца. Не верите, зря, — отвечал я. — Дворянство — Его Величество даровал мне титул маркиза, просто я этим не кичусь, мало кто знает. Я нужен королю, попрошу — сделает грандом. Вам нечего мне предложить, Изабелла. Ваш отец не откажет мне, когда я приду просить вашей руки. Он зависит от меня.
— Я вас ненавижу, вы разрушаете мою жизнь! — Казалось, еще чуть-чуть — и Изабелла заплачет.
— Не верю, вы еще не знаете, что такое настоящая ненависть. Я дам вам все, что захотите. Сделаю счастливой. Чем маг-гранд хуже гранда-поэта? — Казалось бы, простой вопрос, но он вдруг вызвал бурю эмоций.
— Счастье в золотой клетке — увольте! — закричала девушка. — Вы не способны дарить тепло, сеньор Бледный Гийом, — она произнесла мое имя, как ругательство. — Не знаете, что такое любовь, каково это — любить! Луис, он отдает всего себя без остатка, я счастлива, когда он рядом.
— Любовь? К сожалению, знаю, — возразил я. — Вы молоды, глупы и наивны, но время все исправит. Да, я не идеал, но выбора у вас нет, привыкайте.
— Привыкать? К чему? К вам? Лучше умереть! — Еще немного — и на крик сбежались бы встревоженные слуги. — Вы только притворяетесь светлым и добрым! Помогаете умирающим, но…
Интересно, когда я притворялся добрым и светлым? Нелепые обвинения, однако в такие моменты логика у импульсивных дам не работает.
— Но какую плату вы берете за эту помощь?! — У Изабеллы ко мне накопилось много претензий.
— Вы сожалеете, что я спас вашего брата?
Щеку обожгло. Пощечина.
— Светлые одежды — маска. Под ней скрывается черная душа!
Не люблю женскую истерику. Горящие глаза, нервный голос, срывающийся на крик. Раздражает. Жаль, рядом не было воды. Плеснул бы в лицо Изабелле.
Быстро представил и сплел заклятие — простейшую иллюзию. Яркая одежда вдруг почернела. Лицо сузилось, осунулось, заострилось, стало похоже на череп. Ногти стремительно выросли, превратившись в когти. Кожа стала серой, морщинистой. Классический злой колдун из страшных сказок.
— На самом деле я такой? — спросил я у Изабеллы.
Но, видимо, сказки она не любила с детства, ибо тут же влепила мне вторую пощечину, бросила в лицо:
— Подлец! — и ушла.
Через некоторое время, когда перестали гореть щеки, я вышел в сад вслед за ней. Больше к Изабелле не подходил — зачем портить девушке вечер? Да и она меня избегала.
Весь вечер мы Филиппом д'Обинье спорили, кто опасней — маг или умелый фехтовальщик, опытный воин, герой? Спор продолжался до тех пор, пока я не показал ему кое-что из своего арсенала — маленькую шаровую молнию. Тут уж Филипп был вынужден признать свое поражение. Но добавил, что это нечестно: молнией можно убивать из-за угла, а мечом — только лицом к лицу.
Эх, молодость, беззаботное время! Вопросы чести еще что-то значат.
Когда стемнело, слуги запустили ракеты. На небе расцвели десятки огненных цветов. Публика была в восторге.
Поздно ночью я приехал во дворец. У Хорхе есть милая привычка — проводить Совиные Советы, как их в шутку называет дядя короля герцог Гальба.
Наш возлюбленный монарх мало спит, поздно ложится и рано встает, но это не значит, что подданные должны во всем ему следовать. Я, например, просто ненавижу Совиные Советы.
Нас было трое: король, я и герцог Гальба.
Герцогу сорок восемь лет, однако крепостью тела он мог дать фору молодым гвардейцам, а в силе духа ему было мало равных. Лицо его выглядело жестким и решительным. За загнутый, как у хищной птицы, нос ему дали прозвище «Ястреб», которым он искренне гордился. Я уже встречался с такими людьми, как герцог, они беспощадны к врагам и очень требовательны к друзьям, причем первых у них мало, а последних много.
Гальба — ловкий правитель. Его владения огромны, но из всей знати только он когда-то поддержал племянника и не прогадал. Хорхе постепенно ущемлял права богатых и знатных, но дядю не трогал. Мы с Гальбой часто отстаивали противоположные мнения. Король слушал и выбирал. Так было и теперь.
— С экспедицией в южный океан следует отправить Понсе, а не Гонсало, — выразил я свое мнение по спорному вопросу.
— Гонсало — маг. Наш первый маг, — Гальба сделал ударение на слове «наш». Меня он лишь терпел и этого не скрывал. — Он должен плыть.
Восемь лет назад единственный сын Гальбы пропал без вести, исследуя южный океан. Поэтому-то, наверное, герцог и принял в смуте сторону Хорхе.
— Гонсало — маг. Боевых магов новой формации, как вы, герцог, правильно заметили, в Камоэнсе пока двое. Понсе — еще не получил диплом. Это будет экзамен для него, — ответил я.
— Отправим Понсе. Гонсало нужен здесь. Султан опять что-то затевает, — принял через некоторое время решение король.
Герцог с ненавистью посмотрел на меня. Гонсало — его протеже. Удачная экспедиция к южным землям сулила ему, а следовательно, и герцогу большие выгоды.
Я опять, в который раз перешел герцогу дорогу. Но это меня нисколько не пугало. Ведь мы с ним и так уже смертельные враги.
Но, судя по всему, вечер я своим появлением Изабелле все-таки испортил, так как на следующий день в одном из коридоров дворца дорогу мне преградил Луис де Кордова. Чуть позади него встали Гонсало и Феррейра. Поэт был бледен и взволнован. За их спинами, метрах в десяти дальше по коридору, виднелась крысиная морда ля Круса. Маркиз за последние дни сильно сдружился с Гонсало и Луисом.
— Гийом, вчера вы нанесли обиду сеньоре Изабелле, она со слезами на глазах проклинала вас. Оскорбив ее, вы оскорбили меня. Я вызываю вас! — Де Кордова бросил мне в лицо черную перчатку. По традиции на ней был вышит его герб — кречет, державший в когтях меч.
Я молчал, не отвечая. Воцарилась напряженная тишина. Все ждали развязки. В том числе и праздные зеваки, которые внимательно следили за каждым словом и жестом, чтобы было потом о чем рассказать.
Какой наивный план! Наверняка его автором был достойный Феррейра. Лицо выдавало гвардейца. Наивный Блас полагал, что нашел выход из создавшегося положения. Придумал, как разрешить конфликт между своим другом, с одной стороны, и спасителем — с другой.
Дуэль. Я — маг — плохо владею мечом. Против де Кордовы — мастера фехтования — у меня нет ни единого шанса. Все будет «честно», магией мне воспользоваться не дозволят, тот же Гонсало проследит. А значит, я обречен. Спасая жизнь, мне придется признать поражение и уступить Изабеллу, освободить ее отца от данного слова. Или нет, тут же промелькнула более приземленная, жесткая практичная мысль: врагов у меня много, да и в благородности поэта уверенности нет. Смерть моя — решение всех проблем. Мертвые не опасны. У благородного Феррейры — одни планы, у Луиса — другие.
Я понял это, заглянув в его глаза. Чувства Изабеллы — ее ненависть и обида — для него слишком много значили. Поэт решил спасти красавицу от чудовища, избрав самый благородный способ — убийство, называемое дуэлью. Перед Феррейрой оправдается: несчастный случай, убивать не хотел, но так вышло. Бласу придется это принять. Луис его друг, а я? Так, непонятный чужак.
Троица ждала моего ответа. Пальцы Луиса нервно сжимали рукоять меча. Боевого, а не парадного. Гонсало отводил взор. Что, мальчишка, тебе тоже хочется убрать меня со сцены? Стать первым?
Феррейра — его взгляд был чуть виноватым и будто бы ободряющим: ну же, Гийом, ответь на вызов, давай решим эту проблему!
Я никогда не играю по чужим правилам. Взмах рукой, порыв ветра — перчатка хлестнула владельца по лицу.
— Вы, кажется, обронили перчатку, виконт. Подберите. Я не оскорблял Изабеллу, это ложь, — спокойно произнес я, глядя ему в глаза.
— Да как вы смеете! — закричал Луис, делая шаг вперед. Клинок чуть выдвинулся из ножен.
Остановился, видя мою руку, вытянутую навстречу ему в запрещающем жесте. Ладонь открыта, пальцы чуть растопырены. Идеальное положение кисти для кастования любого заклятия.
— Не хватайтесь за оружие, виконт, иначе умрете раньше, чем обнажите меч, — предупредил я его.
Феррейра стоял на месте, не вмешивался. На лице разочарование — задумка казалась такой удачной. Почему я не согласился?..
— Гонсало, спокойно, вы тоже мне еще не соперник. — Мой бывший ученик чуть было не собрался плести против меня боевое заклятие. — Я все сказал, сеньоры. Дальнейший разговор на эту тему считаю пустой тратой времени. Расступитесь, меня ждет король.
Гонсало освободил дорогу. Феррейра силой оттащил Луиса. Поэт тщетно пытался высвободиться из железной хватки. Он лишь прокричал мне вслед:
— Трус, бесчестный ублюдок! Грязный колдун, убийца детей, мерзкий некромант! Предатель и убийца! Мы еще встретимся!
После нашей стычки родилось немало слухов и сплетен. Придворные сплетницы должны были быть мне благодарны. Интересно, откуда виконту стало известно о моих былых странствиях? Ведь часть его обвинений, кроме детей — в такую грязь я никогда не вмешивался, была правдой.
Де Кордова совершил большую ошибку: все слышали его оскорбления, у меня появился повод убить его. Молодость и глупость — это синонимы. Что с него взять? Ради мимолетного увлечения Луис рисковал жизнью. Хотя сам скольким красавицам уже разбил сердца?!
Гонсало стоял рядом с Луисом — конечно, ведь он его друг. Но была еще одна причина, побудившая его пойти против меня. Вчерашний Совет Сов. Мой бывший ученик очень честолюбив. Жаждет богатства и славы. Я, по его мнению, вчера намеренно помешал ему, опасаясь конкуренции. Глупец.
— Здравствуй, Гийом, — кивнул мне Хорхе.
Король разбирал бумаги за столом в кабинете. По-моему, это был проект торгового соглашения с Далмацией.
— Что, опять в центре скандала? Твои способности наживать врагов и раздражать всех, кто тебя хоть раз увидел, поражают.
Да, от Хорхе трудно что-то скрыть. После стычки я сразу отправился к нему. Шел быстро, никуда не сворачивая, не отвлекаясь на разговоры. И все же королю уже донесли.
— Такой уж я есть. Враги? Какие враги? Все мои враги давно мертвы. А эти — так, мальчишки, молодая кровь играет, — с пренебрежением отмахнулся я. — Кстати, я тебя еще не раздражаю?
— Если бы раздражал, то сейчас ты общался бы не со мной, а с палачами, — ответил Хорхе.
Как обычно, непонятно было, шутит он или говорит серьезно. Министров эта королевская особенность страшно пугала — то ли казнит, то ли наградит. Не знаешь, чего ждать. Но я его знал хорошо.
— Вряд ли, Хорхе. Ты слишком расчетлив. Никогда не бросаешься людьми, как бы они тебя ни раздражали, — возразил я. — Если бы ты действительно решил от меня избавиться, то сделал бы это не раньше, чем нашел замену.
— Не будь таким самоуверенным. — Король отложил перо в сторону. — Ты сам готовишь себе смену. Гонсало — хороший маг.
— Это он сам так считает? — спросил я. — Или гордые им друзья? А может, зрители, которым он показал пару детских заклинаний? Ярко, шумно, как раз чтобы добиться успеха у впечатлительных сеньорит.
— Эх, Гийом, — притворно вздохнул король, — ты все шутишь. А ко мне за эти дни уже не раз приходили члены Королевского совета и палаты Грандов. Просили отстранить тебя от дел. Дескать, подготовил ты Гонсало, теперь он полноценный волшебник, сам справится. А Гийома Бледного лучше отправить туда, откуда он прибыл, — за море. А еще лучше — в темницу или вовсе в мир иной.
— И что ты им ответил?
— Отказал. Сейчас отказал. Но могу и передумать, — жестко закончил Хорхе.
Эти вечные игры с королем мне уже давным-давно надоели.
— Можешь, — согласился я. — Только где ты потом найдешь человека, что отдал бы тебе свой амулет Жизни? — Я снял с шеи сапфир и передал его королю. — Держи, зарядил.
— Да, на преданность твою я всегда могу положиться, — кивнул Хорхе. — Поэтому и держу.
Он протянул руку, чтобы взять амулет, но замер.
— А зачем меняться — они же одинаковые? Или себе ты сделал лучше, чем королю, признавайся? — Хорхе чуть улыбнулся.
Конечно, лучше, подумал я, но вслух сказал другое:
— Нет, они одинаковы по силе. Просто этот настроен именно на тебя. Действует эффективней.
Короля объяснение вполне удовлетворило. Мы обменялись сапфирами.
— Планируешь долговременный союз с Далмацией? — Я показал на бумаги.
— Да, — кивнул король.
— Выдашь Ангелу за тамошнего наследника, Марка?
— Еще не знаю, — ответил Хорхе. — Для нее спрашиваешь? Успела нажаловаться на злого дядю? — внезапно спросил он.
— Нет, простое любопытство.
— Ладно. Передай Ангеле, что свое обещание я помню. Никто ее неволить не будет. За кого хочет, за того и выйдет.
— Сам ей это скажешь. Когда я еще увижу принцессу?
— Сегодня. Найдешь ее в покоях наследника. Она хотела тебя видеть.
— Зачем? — удивился я.
— Узнаешь, когда встретишься. Если не ошибаюсь, что-то связанное с этим скандалом, тобой и Изабеллой Клосто.
Покои принца располагались в противоположном крыле дворца. Войдя в комнату для занятий, я стал свидетелем умилительной картины. Ангела читала вместе с принцем сказки.
— Хорхе, не упрямься. Прочитай еще две страницы — и можешь идти играть.
— Не хочу! — противился наследник. — Мне эта книжка не нравится. Скучная.
— Хорошо. Давай возьмем другую книжку. Какую ты хочешь? Может быть, «Сказание о Храбром Фернандо» или «Дракон Гаанады»? — предложила принцесса.
Его Высочеству, будущему Хорхе Четвертому — надеюсь, это произойдет не скоро, — недавно исполнилось пять лет. Ужасный возраст. Да и вообще с детьми, особенно с маленькими, очень трудно. Но Ангела прекрасно справлялась.
Мать наследника отравили вскоре после его рождения, на следующий день после коронации Хорхе. Женщина по ошибке выпила вина из стакана супруга.
Ангеле тогда исполнилось тринадцать, она сама недавно стала сиротой. Трагически погиб ее отец, брат Хорхе. Юная принцесса приняла активное участие в воспитании наследника. Отчасти заменила ему мать.
При моем появлении учебный процесс остановился. Принц тут же потерял всякое желание учиться. Я не стал обманывать его ожидания, показал маленький фокус: модель парусного корабля, висевшая на стене, внезапно поплыла по воздуху, прямо в руки восторженного малыша.
— Гийом, вы нам мешаете, — строго сказала принцесса. Потом посмотрела на принца. — Ладно, Хорхе, можешь идти играть. Продолжим вечером.
Принц радостно улыбнулся и выбежал из комнаты.
— Нелегко воспитывать детей. А уж наследника тем более, — посочувствовал я.
— Глупости. Для меня он в первую очередь младший брат. Вы так говорите, у вас были дети? — спросила она.
— Нет.
— Простите, — она почему-то извинилась, взглянула в окно. По стеклу ударили первые капли намечающегося дождя. — Отнес октябрь в давильни виноград, и ливни пали с высоты, жестоки, — продекламировала принцесса и предложила: — Пройдемте в мои покои, Гийом. Сейчас как раз время выпить чашечку кофе.
— С удовольствием.
Мы с принцессой пили кофе за маленьким столиком в ее покоях. Хороший кофе — алькасарский. Чудесный аромат.
Фрейлины, сидевшие в противоположном углу комнаты, гадали на картах. Или делали вид, что гадают, тщетно пытаясь подслушать наш разговор. Специально для таких случаев скрытные маги давным-давно придумали одно хитрое заклинание.
Нет, не заглушающее звук, это вызвало бы подозрение. До уха постороннего долетали лишь случайные, ничего не говорящие фразы, вырванные из контекста или создающие впечатление светской беседы. Вот мы с принцессой, к примеру, рассуждали о погоде. Так, во всяком случае, думали фрейлины.
— Знаете, Гийом, — сказала Ангела, собственноручно наливая мне вторую чашку — большая честь, кстати, — я много думала над вашими словами, пыталась проанализировать сложившуюся ситуацию, говорила с дядей. Вы напрасно отказались от любви. Струсили, бежали. И теперь завидуете тем, кто любит. Считая, что вам это уже недоступно. Этот запретный плод — вы сами себе его запретили — вас манит. Но вы его боитесь, боитесь нарушить данное самому себе обязательство. Боитесь вновь полюбить. Скинуть броню равнодушия, холода, презрения и безразличия. Опять испытать те полузабытые чувства…
Я не удержался и вставил:
Терять рассудок, делаться
Живым и мертвым, стать одновременно
Хмельным и трезвым, кротким и надменным,
Скупым и щедрым, лживым и прямым;
Все позабыв, жить именем одним,
Быть нежным, грубым, яростным, смиренным,
Веселым, грустным, скрытным, откровенным,
Ревнивым, безучастным, добрым, злым;
В обман поверив, истины страшиться,
Пить горький яд, приняв его за мед,
Несчастья ради счастьем поступиться,
Считать блаженством рая тяжкий гнет
Все это значит: в женщину влюбиться;
Кто испытал любовь, меня поймет.
— Вы это имели в виду? Извините, что перебил. Мне все это знакомо, даже слишком хорошо знакомо, — сказал я, закончив читать стихотворение. — Зависть здесь ни при чем. Как можно завидовать тому, что приносит боль, горе и разочарование? Я долго шел к тому, чтобы убить любовь. Отказаться от нее навсегда. Закрыть сердце. Мне это удалось. Не сразу, но удалось. И еще, Ангела, если мы не хотим поссориться, никогда не называйте меня трусом, даже образно. Я никогда ни от чего не бежал, всегда шел навстречу. Поэтому и выжил там, где другие умирали. Стал тем, кто я есть сейчас. Эта «броня», как вы сказали, — единственное, что спасает, когда любовь начинает убивать. И, примерив ее один раз, убеждаешься в том, что она необходима, и больше не снимаешь.
— Вы прочитали мне прекрасные строки. — Ангела выслушала меня, не перебивая. — Теперь прошу, задумайтесь над этими:
Меня сочли погибшим, наблюдая,
Как тягостно владеет горе мною,
Как меж людей бреду я стороною
И как чужда мне суета людская.
Я погибал. Но мир пройдя до края,
Не изменил возвышенному строю
Среди сердец, что обросли корою,
Страданий очистительных не зная.
Иной во имя золота и славы
Обрыщет землю, возмутит державы,
Зажмет весь мир в железное кольцо.
А я иду тропой любви неторной.
В моей душе — кумир нерукотворный —
Изваяно прекрасное лицо.
— Хорошие стихи, — похвалил я. — Надеюсь, не Луис де Кордова?
— Нет, Гуттьерье де Сетина. Известнейший рыцарь-поэт. Умер незадолго до моего рождения.
— Я плохо знаю вашу литературу.
— Речь сейчас не об этом, — напомнила мне принцесса.
— Да, — согласился я. — Наши пути с героем вашего сонета разошлись. Он был благородным рыцарем, человеком слова и чести, а не странствующим магом. Ему не приходилось убивать друзей и любимых. Мое же сердце не выдержало «очистительных страданий» и обросло — не корой, а железом. Отринув любовь, я «обрыскал землю, возмущал державы», причем весьма успешно, вот только «весь мир зажать в железное кольцо» не получилось. В моей душе один кумир — я сам. Гийом Бледный. Играющий со смертью. Игрок. Смерть. Главное — я.
— Человеку не дано понять себя до конца. Вы не можете утверждать, что вам известны все закоулки вашей души, — не сдавалась Ангела.
— Да, я знаю замечательные строки на эту тему, — вновь согласился с ней я.
Я знаю, как на мед садятся мухи,
Я знаю смерть, что рыщет, все губя,
Я знаю книги, истины и слухи,
Я знаю все, но только не себя.
— Эти строчки, бесспорно, верны. Но верны они только для обычных людей, — подытожил я прочитанные мною строки.
— А вы считаете себя не обычным человеком? Может быть, полубогом, ибо так легко рассуждаете на темы жизни и смерти, отвергаете вечные истины, любите играть судьбами людей? — язвительно спросила принцесса.
— Да, я не обычный человек. Я маг. А маг должен познать в первую очередь себя. До конца. Без этого невозможно познать природу. Овладеть ее Силой, подчинить себе стихии. Рассуждения — опыт, которого у вас пока мало. Судьбы людей — уж не Изабеллу ли вы имеете в виду? Вы сами каждый день влияете на жизнь окружающих, приближаете, отдаляете от себя фрейлин, командуете слугами. Но даже об этом не задумываетесь. Мои же действия вас раздражают, ибо слишком заметны и касаются вашей подруги, — жестко ответил я.
Ангела надолго замолчала.
— Так к чему вы начали этот разговор, принцесса? — спросил я.
— Хотела доказать вам вашу неправоту. Убедить, что зря отвергаете любовь…
— И свести это все к Изабелле. Убедить меня дать ей свободу? — продолжил я.
— Это главная цель, но не единственная. Вы мне интересны, Гийом. Личности, подобные вам, встречаются крайне редко. Яркие, самобытные, непонятные. Чем вы живете, о чем и как думаете? — объясняла принцесса.
— Вы тоже весьма притягательная персона, Ангела. Об этом мало кто знает, но у короля от вас мало секретов. В людях вы разбираетесь отлично. Вас уважают не за титул, а за острый ум, наблюдательность, обаяние, умение говорить, а главное — слушать. Даже я в прошлый разговор перед вами раскрылся. А это много значит. Яркая личность. Я для вас загадка? Или я не прав? Думаете раскусить?
— Конечно. Не люблю загадок, — кивнула принцесса. Забытый кофе остывал в чашках.
— Зачем? Без загадок жизнь скучна.
— Надо, — улыбнулась Ангела. — У меня к вам несколько вопросов. Удовлетворите мое любопытство?
— Задавайте, но не обещаю, что на все отвечу, — предупредил я и захрустел сладкой воздушной вафлей.
— Сколько вам лет, Гийом?
— На сколько выгляжу, столько и есть.
— Нет. Вы же не дама, — улыбнулась принцесса. — Так сколько, на самом деле?
Я молчал.
— Лицо, если отбросить эту неестественную бледность, она вас старит, — лет тридцать пять. А вот глаза… У вас глаза старика, Гийом. В них столько усталости. Так сколько?
— Лицо не врет. Тридцать семь лет. Я почти ровесник Хорхе. Чуть старше. Глаза — ответ прост. В восемнадцать я стал учеником мага. В двадцать был полноценным волшебником. Итого почти семнадцать лет, пятнадцать из них следует считать за три каждый. Это здесь я веду спокойную размеренную жизнь, бездельничаю… Там, за морем, ни одна война не обходилась без моего участия. В перерывах я успевал писать магические трактаты, гулять с друзьями…
— Любить, — продолжила она.
— И любить тоже, — согласился я.
Воцарилась неловкая пауза.
— А сейчас? Мария, герцогиня де Тавора? Как вы к ней относитесь?
Вопрос застал врасплох. Я внимательно посмотрел в глаза принцессе.
— Вы не годитесь для династических браков с соседями, сеньора. Ваш муж узнает все секреты нашего государства. Дядя рассказал?
— Да. Вы испытываете к Марии какие-нибудь чувства? — Ангела повторила вопрос.
— Нет, что вы. Это весьма хитрая, злопамятная особа с лживым языком.
— Неужели? — удивилась Ангела. — Так почему же вы несколько месяцев встречались тайно и до сих пор не расстались? Герцогиня за это время не завела ни одного романа, хранит вам верность. Да и вы отослали из дома содержанку.
Я сделал два глубоких вдоха и ответил:
— Ваши знания меня поражают, Ангела. Ваш дядя, наверное, стареет — стал слишком болтлив. Тайна. Х-ха. Герцогиня хочет подчинить себе мага, маг этому весьма активно сопротивляется. Марию это начинает злить. Скоро расстанемся. Точнее, уже почти расстались. Верность. Х-ха. У вашего дяди плохие агенты. Открыто — нет, я однажды намекнул, что делать этого не стоит. Вот и маскируется. Та содержанка, она мне просто надоела. Зачем заводить новую, если есть герцогиня? Простите за пошлость. Не хочу вас расстраивать, но любовь и здесь ни при чем.
— Вы правы. Любовь ни при чем. Думаете, я так легко сдамся? — рассмеялась Ангела. — Нет уж. У меня готова и вторая версия, обосновывающая ваше поведение.
— Я вас внимательно слушаю.
— Вы, Гийом, никогда не любили. Нет, то есть, конечно, думали, что чувство, испытываемое вами, и есть любовь. Но вы любили не человека, которому в этой любви клялись, а себя. Себя — благородного, нежного, чувственного, способного на возвышенные чувства. Вы просто эгоист. Нашли себе девушку, которая на самом деле была для вас красивой куклой, ухаживали за ней, играли в любовь. Любя при этом только себя. «В моей душе один кумир — я сам. Гийом Бледный» — ваши слова, — принцесса говорила жестко и уверенно. — Такая ситуация сейчас и с Изабеллой. Вы честно отвечаете, что не любите ее, ибо это правда. Но отказаться от самого себя не можете. Поэтому и разрушаете сразу две жизни. Ее и Луиса. Уничтожаете то, на что сами не способны.
— Спорить с вами я не буду. Бесполезно. Молчите о Луисе, он и так сегодня рисковал жизнью, испытывая мою доброту.
— Да? — картинно удивилась Ангела. — А кто же тогда отказался от дуэли? Неужели тот гордый маг, что сидит передо мной? — ехидно поинтересовалась она.
— Так это была ваша идея, а не Феррейры? Как я раньше не догадался. Запомните, принцесса, я никогда не играю по чужим правилам. Если бы мальчишка хоть попытался меня ударить… Хватит об этом. Вернемся к вашим словам.
— Давайте. Но вы же только что отказывались их обсуждать.
— Передумал. Вы не поверите, но когда-то давным-давно я искал идеал. Женщину, к ногам которой мог бы упасть. Ту, которой я был бы недостоин. Странно звучит, не так ли? Отвлекся. Продолжаю. Ту, что была бы меня выше, лучше, чище. Женщину, которую достаточно было один раз увидеть, чтобы влюбиться на всю жизнь. — Я замолчал, справляясь с нахлынувшими воспоминаниями.
— И вы ее не нашли? — вставила Ангела, воспользовавшись моей паузой.
— Нет, как раз наоборот. Нашел. К несчастью, — мой голос дрогнул.
— Почему к несчастью?
— Это долгая история. И не стоит вам ее рассказывать.
— Времени у нас много. Вы мне не доверяете? Ваше право.
— Вам, вам я почему-то доверяю… Хотя знаю, что доверять нельзя никому. Нет, надо, надо хоть с кем-то ею поделиться. Но предупреждаю, Ангела, если вы воспользуетесь моей слабостью — вы мой злейший враг на всю жизнь.
— Вы меня удивляете, Гийом. Куда исчезло ваше хладнокровие? Угроза королевской крови — знаете, чем это карается? — попыталась отшутиться принцесса, но было видно, мои слова ее впечатлили.
— Я сам себя удивляю, — ответил я и начал рассказ: — Эта история очень банальна. Жил однажды один волшебник. Жил себе тихо, мирно и радостно. Никого не обижал, и его никто не обижал, ибо волшебник этот был лучшим боевым магом, которого можно нанять за деньги. Звали мага этого Гийом, Играющий со Смертью.
Или Гийом — Игрок. Был Гийом жизнью своей очень доволен. Магия ему давалась легко, коллеги по чародейному цеху уважали и побаивались, короли и герцоги зазывали на балы и на приемы, набивались в друзья. Замок был крепок, сокровищница ломилась от злата. Но для мага все это было не главное, красавица жена — вот что занимало все его мысли. Любил он ее так сильно, что словами выразить нельзя. И она его любила, так ему казалось.
И был у мага друг. Друг верный, вместе все тяготы преодолевали, учились чародейскому ремеслу, не раз друг друга из беды выручали. Как два брата были они. Даже имена их были схожи. Гийом и Готье. Готье был лучшим лекарем на свете, не раз излечивал смертельно раненного Гийома. На свадьбе Гийома Готье читал слова обряда, что в тех краях считалось высшим знаком доверия. И с женой друга своего Готье был в прекрасных отношениях. Случалось ему мирить рассорившихся супругов.
И вот однажды магу пришлось надолго покинуть дом. Сказал он тогда другу:
— Пригляди за женой моей! Оберегай ее от всяких проблем.
— Хорошо, — ответил тогда друг.
Уехал маг воевать, а когда вернулся, нашел свой замок пустым. Кинулся к другу, а его и след простыл. Ибо буквально воспринял друг просьбу ту. Да и супруга не слишком верной оказалась. Сбежали в неведомые края они через неделю после моего отъезда, — сбился я, забыв, что рассказываю от третьего лица.
— Вам трудно пришлось, — сочувственно вздохнула принцесса.
— Да. Представляете, каково это — вернуться в пустой дом. Узнать о таком предательстве. Самый страшный кошмар, и тот покажется сказкой по сравнению с этим. Не находишь себе места, мечешься, рычишь от бессильной злобы, все время задавая себе один вопрос: «Почему?»
— И почему? — спросила Ангела.
— Она меня не любила. Делала вид, подчинялась воле родителей. Хорошо притворялась, не хотела меня обижать. Готье — я ему доверял как себе. Другой бы сразу взревновал — почему это жена так много с ним общается? А я, наоборот, радовался, что близкие мне люди ладят между собой. Готье ее полюбил. Она полюбила его. Сильное было чувство. Сильнее, чем дружба, совместно пролитая кровь. Толкнула на предательство. Увидев это, я отказался от любви. Что она делает с человеком? А чуть позже я отказался и от ненависти, ибо она еще страшнее, сжигает тебя изнутри. — Я сжал ладони так, что ногти впились в кожу.
— Вы их простили? Оставили ненависть? — в голосе Ангелы была надежда.
— Простил? Нет. Ненавидеть перестал — да. Но только после того, как отыскал их. Далеко, очень далеко убежали влюбленные. Постоянно путешествовали, меняли место жительства, имена. Но я шел по следу, как гончая собака. Вспомню — становится страшно, каким я был. Кровь казалась мене красной водицей. Догнал. Ночью пришел в гости. Местный князь поселил волшебника-лекаря у себя во дворце. Пришлось повозиться со стражей. Кого убил, кого усыпил. Шума не было. Вошел в спальню, они меня не ждали. Готье пробовал сопротивляться. Силы были неравны. Посмотрел в их глаза. Нет ни следа былой приязни. Ненависть, злоба на меня, хотя это они, они во всем были виноваты! — чуть не сорвался на крик. — Чувствовал тогда не удовлетворение — настиг преступников, а усталость, какую-то обреченность, тоску. Боль, оттого что ничего нельзя изменить и, как я сейчас ни поступлю, все равно будет только хуже. Хотелось умереть — вот такая грустная история, Ангела. Глупая и бессмысленная.
— И чем все закончилось? — чуть дрожащим голосом спросила она.
— А чем это могло закончиться? Я уже говорил: ненавижу воров и предателей, — привычным жестким голосом ответил я. — Дворец князя горел всю ночь. А утром, утром я был уже далеко.
— Зачем вы мне это рассказали, Гийом?
— Чтобы вы поняли, Ангела. Если я не простил женщину, которую любил больше жизни, и друга, что мне эту жизнь не раз спасал, то неужели вы надеетесь, что я вдруг подобрею и дам Луису себя обворовать? Не стоит больше лезть ко мне в душу, пытаться изменить в «лучшую сторону», хлопоча об Изабелле. Ее я никому не отдам. Дело принципа.
Большие часы в углу комнаты отбили пять ударов.
— Я засиделся у вас, принцесса. Простите, но должен откланяться. Дела.
— Ступайте, сеньор маг, — холодно попрощалась Ангела.
Набережная. Ночь. Небо, затянутое тучами. Размытая луна, отражающаяся в хмурых осенних водах реки. Прохладный слабый ветер. Прекрасное место для прогулок. И время. Никого вокруг. Тишина.
Я гулял, наслаждаясь этим замечательным сочетанием стихий и пространства. Вспоминал беседу с Ангелой, ее слова не выходили из головы. Зря. Зря я рассказал ей эту историю. Теперь не могу отбросить прочь гнетущие воспоминания.
Горящий камин слабо освещает большую комнату. Тени играют на стенах. Тягостное молчание. Уже заранее знаешь все вопросы и ответы. Готье с трудом стоит на ногах, опирается одной рукой на резное изголовье кровати. Лицо мокрое от пота, дышит с трудом, хрипит. Попробовал со мной потягаться. Это тебе не раны сращивать. Мне достаточно было взглянуть ему в глаза, чтобы выпить все силы, оставив на грани обморока. Лаура — неверная жена — даже не успела встать. Сейчас полусидит-полулежит, прижимая к себе одеяло. Как будто это ее спасет. Огонь камина освещает ее лицо. Испуганное, растерянное, взволнованное. Не ждали меня здесь. Совсем не ждали. Лаура тщетно ищет, что сказать. Не находит слов. Ее хватает только на судорожное:
— Гийом, не надо… Гийом, давай поговорим!
То-то вы не хотели поговорить со мной раньше. Сбежали, как преступники, которыми в принципе и являетесь. В глазах Лауры пылает ненависть. Любимая, когда ты успела меня возненавидеть? За что? За свою вину?
Смотрю в глаза Готье. Ненависти нет. Есть боль, чувство вины, обреченность и готовность защищать Лауру. Она мне достанется только после его смерти. Готье, дурак, думаю я, с чего ты взял, что она мне нужна? Теперь…
Кисть руки согнута на манер кошачьей лапы, пальцы-когти скребут по воздуху. Один взмах — и на белых простынях появятся темные карминовые пятна.
Молчат. И я молчу. Так не может долго продолжаться. Пальцы-когти нервно скребут по воздуху.
Мои мысли прервал шум за спиной. Оборачиваться не стал. И так все ясно. Судя по речи, пьяная компания дворян возвращается с веселой гулянки. Карета и телохранители ждут меня в квартале отсюда. Я всегда прогуливаюсь в одиночестве, ибо молчаливая охрана, следующая рядом, портит все удовольствие. Да и лишнее это. Ибо та компания, хоть голоса и говорили об агрессивности и желании приключений, была не опасна. Для меня.
— Эй, ты! Стой, кому сказали! — кричит мне кто-то хриплым голосом.
Оборачиваюсь. Трое. Судя по одежде и манере держаться — дворяне. На поясах мечи. Тот, что простужен, кашляет и вновь повторяет:
— Стоять!
На мне были длинный плащ и шляпа с короткими полями. Такие здесь обычно носят юристы, чиновники, королевские служащие.
— Сеньоры, посмотрите, кто встал у нас на дороге! — восклицает второй, в красном камзоле.
— Ха, да эта чернильная душа уже наделала в штаны от страха! — смеется третий, он принял бледность моего лица за испуг. Зря.
— Не бойся, не тронем. Не станем марать о тебя руки. Снимай плащ! — велит простуженный.
Слышал я о такой забаве. Шайки бездельников, не знающих, чем себя занять, грабят прохожих по ночам. А иногда и днем. Отбирают одежду. Забавы ради. Часто бьют жертв. Иногда силой уводят с собой красивых девушек. Власти на это закрывают глаза. Такое есть везде. Помню, в юности и в моем родном городе было что-то подобное. И не так уж эти трое и пьяны.
Скучно? Что ж, давайте повеселимся, подумал я.
Снимаю и отдаю «красному» плащ. Второй с удивлением рассматривает меня. Лицо спокойное, страха не видно. Лишь интерес в глазах. Какая-то неправильная жертва.
— Эй, чинуша, шляпу тоже давай! — добавляет простуженный.
Оттолкнули и спокойно, как ни в чем не бывало, пошли дальше своей дорогой. Знали — жаловаться, кричать, звать стражу не буду. Вот только второй напоследок внимательно смотрит мне в лицо. Пытается вспомнить, где видел. Но здесь слишком темно. Фонари горят через раз, вороватые чиновники экономят на масле.
Отошли на десять шагов. Достаточно. Такого расстояния мне хватит. Громко спрашиваю:
— Сеньоры, вещи отдавать не собираетесь?
— Что он там пищит, Хуан! — кричит «красный».
— Раньше, сеньоры, вы могли бы оправдаться шуткой. Но шутка эта затянулась. Лучше с извинениями верните плащ и кошелек. И я вас прощу. Не то рассержусь и повыдергиваю все перья из хвоста. — Я их намеренно провоцировал.
— Сейчас проучу наглеца! — хрипит простуженный и делает шаг мне навстречу. У него на голове берет с павлиньим пером.
— Так вот каков ваш ответ! Может, хватит играть в разбойников, сосунки?!
— Убью! — Меч покидает ножны.
— Стой, это маг… — запоздало кричит Хуан. Вспомнил, значит.
Но «простуженный» уже стоит на коленях, в первый миг с удивлением смотрит на распоротый живот. Потом кричит. Страшно.
Моя правая кисть, словно кошачья лапа, согнутые пальцы — когти. Воздух — прекрасная стихия.
— Вы не боитесь кошек, сеньоры?
Сеньоры кошек не испугались. Бросились на меня, на ходу обнажая мечи. Тот, что в красном камзоле, не выдержал, когда четыре воздушных когтя полоснули его по лицу. Выпустил меч, дико взвыл, схватился руками за лицо. Глаз у него больше не было. Падая, сбил товарища. Хуан поднялся быстро, но я все равно успел раньше. Шаровая молния разорвала благородному грабителю грудь. Он умер мгновенно. Упал в двух шагах от меня.
Когда на место стычки прибежала стража, простуженный уже не шевелился. Его товарищ в красном камзоле громко стонал, боясь оторвать руки от лица.
— Кто старший? Вы? Отправьте кого-нибудь в гвардейские казармы. За лейтенантом Феррейрой! Да, да — тем самым! Скажите, Гийом зовет. Шевелитесь! — скомандовал я.
Начальник стражи, пораженный увиденным, подчинился моему уверенному, властному тону.
— Гийом, зачем вы их убили? — уже во второй раз спрашивал меня Феррейра. Лейтенанта подняли из постели. Спешил. Вместо обычного черного с желтым камзола — отличительного знака гвардейцев — синий плащ поверх белой рубашки. Зол и взволнован.
— Меня пытались ограбить. Забрать то, что принадлежит мне. А я жуткий собственник, Блас. Ненавижу воров.
— Но…
— Что «но»? Дворян тронуть нельзя? Просто мальчишкам захотелось повеселиться — это хотели сказать? Плохое веселье. Я дал им шанс. Они им не воспользовались. Любого, кто пытается меня убить, я убиваю. — В воздухе воняло паленым мясом.
— Но разве нельзя было просто сказать, кто ты? Они сразу бы отстали.
— Может быть, — согласился я. — Но об этом я не подумал.
Феррейра странно смотрел мне вслед. Мне не нравился этот взгляд.
Суд и закон были на моей стороне. Самооборона. Лейтенанту могли не понравиться мои действия, но удерживать меня не было смысла. Я прошел пешком квартал, сел в поджидавшую меня карету и отправился домой. Накричал на слуг. Эта троица все же сумела испортить мне настроение.
