ГЛАВА 1
— Убей его, — приказал король, словно махнул рукой цепному псу: «Загрызи!»
— Последствий не боишься? — спросил я.
— Нет. Если сделаешь все правильно, их не будет, — отрезал король. — Граф должен умереть.
— Наследники?
— На твое усмотрение.
— Кто еще посвящен?
— Лейтенант Феррейра. Ступай. Разработаешь с ним план действий. Подробностей знать не желаю. Без результата не возвращайся. — Король отвернулся.
У Его Величества Хорхе Третьего было ужасное настроение. Как раз в этот день три года назад мятежные гранды навязали ему Хартию. Но фортуна изменчива, особенно если ей помогают люди, и графу Торе, одному из лидеров мятежа, предстояло вскоре умереть.
Я чуть наклонил голову, только лишь намечая поклон, и вышел из кабинета.
Мое имя — Гийом. Просто Гийом, без титула и фамилии. По роду занятий и призванию души — боевой маг. Верное орудие короля Камоэнса: циничного прагматика, жестокого политика и большой сволочи, да хранят его боги этого неба, потому что иначе страна рухнет.
В спину меня называют цепным псом, но я не таков. Я больше похож на одного из ручных леопардов, которые, по древней традиции, стерегут покой джайских вельмож-науров. Они разорвут любого по приказу хозяина, однако сами науры остерегаются обижать своих диких охранников — слишком уж те горды и опасны.
Я вместе с учениками наблюдал за штурмом замка графа Торе с вершины холма. Королевские солдаты с трудом преодолели глубокий ров и теперь тщетно пытались приставить лестницы к стенам.
— Как считаете, через сколько «короли» побегут? — задал я провокационный вопрос.
Первым ответил Гонсало де Агиляр, выходец из разорившегося знатного рода, — мой первый ученик, самый опытный, несмотря на молодость, и самый трудный.
— Как вы смеете сомневаться в гвардии, Гийом? — Гонсало завелся сразу. — Солдаты Феррейры не отступят, не выполнив приказ!
Титулованный дворянин в двадцатом поколении, почти ровня королю по происхождению, он тяготился ролью ученика у безродного мага — «Заброды из-за моря», как меня прозвали столичные дворяне, выскочки и нахала. Эти мысли я без труда читал в его глазах во все время обучения. Но с Хорхе не спорят, и младший в роду Агиляров пошел ко мне в ученики перенимать столь необходимое для Камоэнса искусство.
Гонсало очень честолюбив, это его слабая сторона. Горд, это можно легко заметить по надменному взгляду и задранному вверх длинному носу. Мечтает о великом будущем, поэтому терпит меня, стиснув зубы, — другого учителя нет. Одет всегда пышно и со вкусом. Даже теперь на нем не дорожное одеяние, а роскошный плащ с королевским гербом — тремя лунами и посохом, — очевидно означающим нашу профессию.
Я же не люблю показуху и пускание пыли в глаза: человека красят дела, а не одежда.
— Гонсало, вы гордитесь тем, что все ваши предки были военными, часто цитируете столь любимое вами «Искусство войны» Вальдара, но не видите дальше своего носа. Этот приступ пробный… — подколол я его.
— Я знаю, Гийом. Знаю, что в лагере еще нет осадных машин: баллист и катапульт, без которых замок не взять. Я спорю с формулировкой, гвардия не «бежит»! — К чести Гонсало, он быстро нашел достойный ответ.
— А вы как считаете, Понсе? — поинтересовался я у своего второго ученика.
— Я плохо разбираюсь в военном деле. Фортуна есть компонент изменчивый… — виновато улыбнулся тот.
Ясно. Понсе опять в стороне. Этот двадцатилетний сын чародея «старой» школы прилежно учился, впитывал знания как губка, но совсем не имел своего мнения. Инициатива и желание выделиться у него отсутствовали напрочь. В перспективе из него получится средненький маг, никудышный товарищ и верный слуга королю.
— Этот штурм должен лишь оценить силы обороняющихся, а заодно и рискнуть проверить — вдруг удастся взять с налету? Всерьез замком займутся лишь тогда, когда подвезут осадные машины, — подал голос Кербон, мой младший ученик.
Парню всего семнадцать, но он уже подает большие надежды. Во всей Мендоре, столице Камоэнса, я нашел лишь трех парней, подходящих на роль учеников. Одним из них, к вящему недовольству знати, оказался сын лавочника Кербон. В этом высоком, тощем, сутулом парнишке с горящими глазами таился большой потенциал. У меня нет любимцев, но в душе я ему благоволю, так как узнаю себя в том же возрасте.
Спор решился сам собой. Защитники сбросили все приставленные к стенам лестницы, щедро угостили алебардщиков короля кипящей смолой — так, что крики обожженных разнеслись на пару лиг вокруг — потрепали стрелами.
Солдаты начали отступать, и тогда граф Торе, опытный воин, решился на вылазку: отворил ворота и с несколькими десятками всадников атаковал «королей». Одна рота даже потеряла знамя, когда отступление превратилось в бегство.
— В лагерь, сеньоры будущие маги. Прикладной урок-наблюдение на сегодня закончен.
Мое описание боя звучит невинно, потому что нельзя передать словами шум и азарт схватки, воинскую доблесть и подлость. Отразить буквой ряды мертвых тел, скошенных безнаказанными залпами лучников с высоты стен, стоны и вопли ослепших от смолы, злость поражения. Дать пощупать коросту на сердцах полевых хирургов, равнодушно оттяпывавших раненым, упавшим вместе с откинутыми лестницами, руки и ноги с множественными переломами.
Я чуть задержался на вершине, чтобы бросить еще один взгляд на донжон мятежного замка. Огромную круглую башню в самом центре осажденной цитадели украшало огромное знамя с красным драконом на зеленом поле. Символ рокоша — законного мятежа вассала против сеньора. Если, конечно, мятеж может быть законным. Гонсало, если бы мог читать мои мысли, сразу бы съязвил, что мне, сыну купца, не понять людей благородного сословия.
Это так. Такой дракон — символ рокоша — может поджечь всю страну, если дать ему волю. А это уже не причуды благородных, а всеобщее бедствие.
Графу Торе не стать таким драконом. Герб его украшает медведь. И сейчас этот медведь попал в смертельный капкан.
Торе — один из лидеров мятежной знати. Угроза стабильности и порядку. В этом я поддерживаю короля. Но как храбрый и умный лидер он мне симпатичен. А как человека мне даже его немного жаль.
План, разработанный мной и гвардейским лейтенантом Феррейра, был прост. Провокация. Сына графа схватили по ложному обвинению в разбое на королевской дороге. Граф бросился выручать сына из тюрьмы. Без крови не обошлось. Судья и балья, выполнявшие наш приказ, пали первой жертвой мятежа. Торе не сдержал гнев. Заодно его воины при полном одобрении горожан повесили сборщика налогов.
Мятеж налицо. Граф понял, во что его втравили, и заперся в замке, призвав на помощь друзей и товарищей. Никто не пришел. Просто не успели. Мы с Бласом Феррейра ждали лишь известия о мятеже. Форсированный марш из соседней провинции — и граф заперт в замке.
Я отправился к командирской палатке, белевшей в центре лагеря. Рядом с ней трепыхался на ветру флаг с тремя белыми лунами на синем фоне — символами королевства Камоэнс. Стражники в блестящих кирасах молча расступились, пропустив меня. Внутри большой палатки, к моему удивлению, было очень тихо.
— Что, сбор командиров уже прошел? Неужели обошлись без меня?
— Нет, черт, аккуратнее… — Антонио Блас Феррейра, лейтенант гвардии, зарычал сквозь крепко сжатые зубы.
Лекарь как раз извлекал наконечник стрелы из раны. Блас лично участвовал в штурме.
— Уф, кажется все, — с облегчением вздохнул капитан.
Лекарь — маленький, толстый, бородатый человечек — бросил извлеченный наконечник в жестяное судно и принялся быстро промывать и бинтовать рану.
— Нет конечно, как же без вас, сеньор Гийом. Сбор назначен через две оры. — Антонио жадно глотнул из пузатой фляжки, омочив в вине пышные черные усы.
Двадцатитрехлетний Феррейра был самым молодым лейтенантом гвардии за всю историю Камоэнса. На вид обычный вояка: высокий, широкоплечий, простое лицо. Его выдавали глаза. Острый, цепкий, умный взгляд. Блас — южанин, отсюда и двойное имя, в двенадцать лет убил первого врага — кочевника-алькасарца, шедшего с набегом. Он из мелкопоместных дворян, таких в столице презрительно кличут «босоногими». Всего добился сам.
Благодаря отчаянной храбрости и воинской смекалке попал в гвардию. Был замечен лично королем, отличился, когда Его Величество Хорхе Третий расправлялся с мятежными грандами.
Немногословен, но верен, слова никогда не расходятся с делом. Ко мне он, в отличие от своего друга Гонсало, относится с явным уважением и трепетом, ибо знает не понаслышке, что такое боевой маг. Однажды я спас ему жизнь.
— Зачем рисковали собой, лейтенант? Вы же не юный рыцарь, жаждущий подвигов? — Я отхлебнул из предложенной фляжки.
Хорошее вино — «Доррес», десятилетней выдержки. Пробыв в Камоэнсе три с лишним года, я научился разбираться в здешних винах.
— Виноват. Не удержался, — ответил он.
Хорхе в своей обычной манере не поставил кого-то из нас старшим, но мы с Бласом быстро нашли общий язык.
— Риск оправдался, — похвастался Блас успехом, — я увидел все их слабые стороны. Центральные ворота слабоваты — видимо, давно не чинили. Выбить их — замок наш. Но вот таран будет лишь через пару дней.
— Зачем таран, когда есть мы — маги? — спросил я. — Вы же знаете, Блас, приказ Хорхе: решить вопрос как можно скорее.
— Знаю. — Лейтенант стал абсолютно серьезным. — Но применить магию против мятежного графа — нарушить Хартию, подписанную королем.
— Хартию, которую Хорхе три года назад навязал сам граф Торе, — продолжил я. — Да, нарушим, но законно. Есть лазейка. Осажденные применят магию первыми.
Блас удивленно приподнял бровь.
— Да-да. Я в этом просто уверен.
— Но раз вы уверены, — улыбнулся он, — тогда я спокоен. Ответ мага Гийома поставит их с ног на голову.
— Не мой. Вашего друга Гонсало. Его Величество желает, чтобы тот как можно быстрее сдал экзамен на боевого мага. Этот мятеж подходит идеально. Но нужны будут жертвы и с нашей стороны, для правдоподобия.
Услышав мои последние слова, Блас помрачнел, закусил губу. Не щадить чужих он привык давно, своих — еще нет.
— К примеру те, кто сегодня потерял знамя и побежал, — сказал я. — Создашь из них особый отряд — штрафной. Наступать они будут особо, где-нибудь с краю.
Лейтенант угрюмо кивнул.
— И еще. О нашем разговоре Гонсало ни слова. Он пока слишком горд и наивен. Возмутится, побрезгует такой победой. Нам эти осложнения не нужны.
— Срок? — коротко уточнил Блас.
— Послезавтра. Гонсало нужно время на подготовку.
Мы с Гонсало на рассвете покинули лагерь. Путь наш лежал на уже знакомый холм. Я сразу перешел к делу, тем более что мой ученик сам ждал чего-то подобного.
— Слушайте меня внимательно. По данным разведки, мятежники могут применить магию против королевских войск. Ваша задача — возможный ответный удар. Считайте это экзаменом.
— Цель? — деловито спросил он.
— Главные ворота. Методы и способы достижения задания на ваше усмотрение.
Гонсало замер, смотря в сторону замка. Сделал несколько пассов руками. Я почувствовал слабые магические колебания. Молодец, усилил зрение. Я его не тревожил. Вскоре он обернулся ко мне.
— Эффективней всего — огненный шар. Диаметр примерно пять-шесть локтей. Думаю, этого должно хватить. Для сбора Силы планирую использовать классическую одиннадцатилучевую звезду.
— Неплохо, только одиннадцать — слишком сложно в полевых условиях, это тебе не лаборатория. Лучше возьми семилучевую большего диаметра. Усиль стихийные коэффициенты. Это требует больших усилий, зато надежней.
Гонсало кивнул и принялся за работу. Достал из специального футляра маленькую лопатку и латунные инструменты: большой циркуль, угольники, транспортиры, линейки, маленькие острые колья. Я ему не мешал.
Экзамен — одно из важнейших событий в жизни. Проверка — чего ты стоишь. Вспомнил свой экзамен, неофициальный, не ради диплома, посоха мага, а для себя. День, точнее ночь, когда убил человека, оскорбившего меня. Отомстил коварно и подло — сжег его особняк и бежал от правосудия, так и не получив королевский патент.
Время шло. В водяных часах — клепсидрах — ора капала за орой. Гонсало чертил на земле звезду: работал аккуратно, постоянно проверяя и перепроверяя свои вычисления. Маги — одни из лучших в мире математиков. Главное — точность!
Магия — умение собирать и преобразовывать Силу. Силу, которой наполнено все вокруг. Живое и неживое. Она — кровь нашего мира. Маг — вампир, пьет ее, ничего, кроме себя, не давая взамен. Маг — проводник, пропускает Силу через себя.
Когда творишь заклинание, ощущаешь свое единение с этим миром. Это самое сильное чувство — и радость, и боль. Непосвященному не понять. Способность к магии встречается не так уж редко, просто не всем удается ее развить. Может быть, и к лучшему. Даже я не могу с уверенностью сказать: что это — благословение или проклятие? Для Гонсало пока — благословение, он еще не знает, как больно бывает, когда вроде бы всемогущая магия не в силах помочь…
Звезда — своего рода емкость для сбора Силы из окружающего мира. Она облегчает магу жизнь, дает возможность собрать большой запас энергии, незаменима при подготовке сильных заклятий, сберегает собственные силы чародея.
Время шло. Гонсало закончил семилучевую звезду. Один из лучей, самый длинный, направлен точно на обреченные ворота. Принялся за пентаграмму, заключенную внутри большой звезды.
Длинный плащ уже давно отброшен в сторону, молодой волшебник весь взмок от труда и напряжения, цена ошибки слишком велика. Вот вроде бы и все, первая часть завершена. Он отошел шагов на пять назад, стал придирчиво осматривать результат.
— Третий от меня луч внешней звезды — ошибка на два-три градуса, — сделал я короткое замечание.
Как всегда, не поверил. Кинулся проверять. Найдя оплошность, в спешке исправил.
— Как вы заметили?
— Опыт, Гонсало. Просто опыт. Начертишь еще сотни две, любая оплошность будет сразу же бросаться в глаза.
Теперь звезду нужно было оживить. Семь невзрачных серых камушков — для семи лучей внешней звезды.
Садаст — минерал хрупкий и ломкий, в строительстве бесполезен, зато в магии незаменим — обладает удивительным свойством притягивать Силу.
Пять миниатюрных серебряных треножников — для внутренней пентаграммы. Один для огня, другой для воды, третий для воздуха, четвертый под воду, последний — пустой. Пятый элемент — незримая сущность мага, она поддерживает равновесие в хрупкой системе первоначал.
Гонсало встал в центр. Закрыл глаза, скрестил руки на груди. Ждал, пока волнение уляжется, сосредоточивался.
Все, началось. Руки раскрылись. Кисти стали двигаться очень быстро, словно бы в каком-то странном танце или плетя невидимый узор. Руки, особенно пальцы, — инструменты мага.
Мой лучший ученик старался изо всех сил. Ему нужно было дотянуться до первоначал, пробудить, заставить служить себе, соединить в единую цепь противоположности: огонь и воду, землю и воздух, — замкнуть эту цепь на себя.
Камешки садаста раскалились, над треножниками стали зажигаться огни: красный, темно-синий, цвета морской волны, серо-зеленый и светло-синий, почти голубой. Огни зажглись и погасли, давая жизнь звездам, начерченным на земле.
Борозды одна за другой заполнились рубиновым светом. Линии замкнулись. Звезды окончательно пробудились. Если бы я взглянул на них, используя магическое зрение, то увидел бы, что земля, заключенная в них, чуть заметно пульсировала.
— Хорошая работа, Гонсало.
— Благодарю. Но надеюсь, она нам не потребуется, — холодно ответил он.
Второй штурм начался по плану, утром следующего дня. Феррейра поднял лагерь еще затемно. Атакующие колонны шли на приступ сквозь туман, не успевший рассеяться под лучами солнца. Капельки воды оседали на блестящих кирасах, начищенных шлемах и суровых лицах. Солдаты несли длинные лестницы — взбираться на стены; фашины и плетни — для преодоления рва. Мятежники, озлобленные столь ранней побудкой, оказали достойный отпор.
Видно было, как то и дело срывались вниз со стены и лестниц фигурки людей, казавшиеся маленькими из-за расстояния. Я не раз участвовал в штурмах и прекрасно представлял себе, какой ад развернулся у подножия стен.
Сверху льют смолу, кипяток, сбрасывают камни, бьют из луков или, что еще хуже, из арбалетов, от которых не спасают даже самые надежные доспехи. А ты должен лезть вверх по лестницам в надежде, что сумеешь забраться на стену, избежав падения, и продержаться один против десятерых, пока следом не залезут товарищи.
Мы с Гонсало наблюдали за штурмом с вершины холма. Примерно оры через две я понял — время пришло.
Нашел взглядом отряд, сформированный лейтенантом из тех, что струсили при прошлом штурме. К защитным шлемам — капалинам, больше всего напоминающим железные шляпы, — привязаны красные ленточки. Они честно старались искупить вину кровью — приставили сразу три лестницы, упорно пытаясь закрепиться на крепостной стене.
То, что нужно. Посреди их строя вдруг расцвел ядовитый грязно-зеленый цветок. Расцвел и лопнул, растекся зловонным облаком, несущим смерть нескольким десяткам несчастных.
Прекрасная провокация — использованное мной заклятие как раз из примитивного арсенала здешних чародеев. Гонсало не заметил подвоха, я незаметно отвел ему глаза. Наивный гордец хоть и относился ко мне враждебно, но как учителю доверял. Зря. Друзей, коллег и товарищей нужно проверять в первую очередь.
— Гийом, посмотрите! Нет, этого не может быть! Какая низость, какое коварство! — от возмущения у Гонсало перехватило горло.
— А я вас предупреждал. Мятежникам нечего терять. Еще бы чуть-чуть — и наши солдаты взяли бы стену. Спасая жизнь, забываешь о любых конвенциях и хартиях. Теперь наш ход.
Молодой волшебник стал в центр пентаграммы. Дотронулся до накопленной звездой Силы, подчинил себе. Несколько несложных пасов — между сомкнутыми ладонями зажегся огонек.
Гонсало стал разводить руки в стороны, «огненный мяч» — очень мощное, хоть и простое заклятие — быстро увеличивался в размерах. Сначала был с кулак, через мгновение — с голову ребенка, потом уже и в руках не помещался. Самое трудное, как ни странно, — не создать огненный шар, а долго удерживать его в руках. Теперь требовалось аккуратно навести сгусток пламени на ворота по ранее проведенному лучу внешней звезды. Все.
Огненный шар в пять локтей диаметром быстрее ветра устремился к цели. Взрыв был такой силы, что вместе с воротами разлетелась на куски и часть крепостной стены, обрушилась надвратная башня. «Короли» тут же устремились в пролом, деморализованные защитники не смогли их сдержать.
Ландскнехты графа один за другим бросали оружие. Всем было ясно — замок пал. Вот уже сбросили на землю с башни хищного дракона — символ мятежа.
Внезапно маленькие ворота в одной из боковых башен распахнулись, мост перекинулся через ров. Десяток всадников — среди них и мятежный граф в шлеме с красным плюмажем — галопом вылетели из замка, раздавив, раскидав тех, кто попытался их остановить. Наши доблестные рыцари пешими участвовали в штурме, в том числе и сам Феррейра, так что у графа был шанс если не удрать совсем, то уйти на значительное расстояние и затянуть погоню.
— Гонсало, цель — убегающий граф. Сколько до него?
— От нас примерно две… нет, уже полторы лиги. Сейчас… — Окрыленный успехом маг-дворянин вновь ударил огненным шаром. Промахнулся. Собрался, прицелился получше, но все равно промазал.
— Не мыслите столь примитивно. Бейте на упреждение. Смотрите.
Воздух — стихия своенравная, но всегда доступная. Нужно совсем немного: всего лишь почувствовать его силу и норов, стать ветром, ураганом, смерчем. Не на словах — на деле. Родиться, восстать из ниоткуда на пути удирающих мятежников. Напрасно они без жалости рвут лошадиные бока шпорами — не успеют осадить коней, остановить безудержный бег.
Всесильный ветер, чьи порывы сносят крыши замков и ломают самые крепкие корабельные мачты, легко разметал жалкую кавалькаду. Графа Торе в тяжелых доспехах выбросило из седла, швырнуло на землю. Ветер заглушил треск костей. Королевский палач остался без работы, столичная чернь, охочая до кровавых потех, лишилась любимого зрелища. Это была достойная смерть для храброго и сильного человека.
Из замка выносили все ценное: серебряную посуду, казну, утварь, мебель, ткани, оружие. У них был приказ — сжечь мятежное гнездо, как только закончат сбор трофеев. Король хорошо тогда обогатился, конфисковав все имущество графа.
Воины в плащах, украшенных тремя лунами, с помощью кулаков и древков алебард строили на поле перед замком многочисленных пленников — большинство защитников сдалось сразу же, как только «короли» ворвались во внутренний двор. Многие пленные были уже ограблены — согласно святому праву победителей выворачивать карманы проигравшим. Массового насилия над женщинами не учиняли — Феррейра умеет поддерживать дисциплину, — но в горячке после боя гвардейцы наверняка задрали подол не одной молодке.
Пленников тут же сортировали: простых дружинников и наемников в одну сторону, дворян и жрецов — в другую. Последних ждала каторга или виселица, суд Его Величества, как известно, быстр, жесток, но справедлив.
Среди пленных не было ни одного чародея, их в плен не брали — наш негласный уговор с Феррейрой. Свидетели подлога мне были не нужны. И ни одного человека из ближайшего окружения Торе — приказ короля. Наследник графа тоже погиб.
Я проследил, чтобы с его женой, двумя дочерьми и младшим сыном, годовалым малышом, обошлись хорошо. Они не опасны — а значит, можно проявить милосердие.
Феррейра, едва заметив меня и Гонсало, поспешил навстречу. Вид у него усталый, но довольный, на доспехах свежие вмятины и следы крови.
— Победа, господа маги. Победа! Черт возьми, а я уж думал — надолго мы здесь застряли.
— Благодари Гонсало, его заслуга. Вот он, истинный герой дня! — указал я рукой на молодого волшебника. Тот вдруг покраснел.
— У вас учился, Гийом. — Редкий случай: благодарный Гонсало отдал должное моим преподавательским способностям. — К тому же, — обратился он к Бласу, — если бы не Гийом, граф Торе, несомненно, ушел бы.
— Нет, от лейтенанта Феррейра еще никто не убегал, — отмахнулся я, зная, что это сейчас Гонсало такой вежливый, а через пару дней тон его станет вновь презрительно холодным. Незачем привыкать.
— Главное, сеньоры, мы выполнили королевскую волю, — заключил Феррейра. И неожиданно продекламировал:
Стяги, хоругви, знамена,
Войско, которому счета
И не знают,
Крепости, бастионы,
Глубокие рвы, ворота,
Чем помогают?
Замки, что не возьмешь,
Высокой защищены
Стеной,
Когда ты, злая, придешь,
Бывают сокрушены
Твоей стрелой…
— К чему этот стих, он же о любви? — удивился Гонсало.
— Так магия, как и любовь, — «Она». Твоим способностям честь воздаю, — рассмеялся Феррейра, воздев руки к небу, и пояснил для меня: — Это стихи нашего друга Луиса де Кордовы.
— Я уже где-то слышал это имя. Кажется, этим летом он написал хвалебную оду в честь короля.
— И не только, — засмеялся Гонсало. — Придворным красавицам была посвящена добрая сотня сонетов.
— Любовная поэзия меня мало интересует, но эти стихи мне понравились. Как-нибудь познакомите нас, — ответил я.
Феррейра, декламирующий чьи-то стихи, — что-то необычное. Лейтенант слишком уж приземлен, не любит игры слов, не ценит воздушных замков из поэтических образов. Отсюда следует, что он просто дружен с автором стихов, а тот не пустой вертопрах.
Середина осени в Камоэнсе — золотая пора. Погода стоит прекрасная, здесь, за теплыми морями, они практически не знают зимы. Теплый ветер играет разноцветным кружевом опадающих листьев, солнце светит по-прежнему ярко и приветливо. Дни открыты для бесконечных праздников, а ночи — для любви. Вот только дожди слишком часты. Как там, у де Кордовы:
Отнес октябрь в давильни виноград,
И ливни пали с высоты, жестоки,
И топит Ибер берега в потоке,
Мосты, поля окрестные и сад.
На обратном пути Агиляр и Феррейра постоянно цитировали стихи своего друга. Гонсало даже подарил мне свою записную книжку, куда от руки было переписано несколько десятков стихов. От скуки выучил несколько. Попадались весьма неплохие сонеты.
Сбор урожая закончен, дары природы собраны и проданы. Дворяне стягиваются на зиму в города — гулять и веселиться, тратить доходы с владений. Горячее время для купцов — только успевай обслуживать благородных клиентов — и для священников — все свадьбы по традиции справляют только осенью.
В стольный град Мендору мы въехали ближе к обеду. На улицах было тесно от карет, украшенных гербами самых знатных родов королевства; в глазах рябило от пышных ливрей слуг, пробивающих дорогу господам. И чем ближе к дворцу мы приближались, тем больше встречали карет. Объяснение было простое — Большой Королевский Бал. Событие года. Этим все сказано.
Торжественной церемонии награждения не случилось. Его Величество принял нас троих в личных апартаментах. Выслушал доклад Феррейры, сидя не на троне, а за рабочим столом из красного дерева, заваленным бумагами. Поблагодарил за верную службу, распорядился о денежных наградах. Весьма солидных. Хорхе Третий по натуре своей скуповат, но на государственные нужды золота не жалеет.
У меня недостатка в деньгах нет, это скорее формальность, но для худородного лейтенанта деньги весьма кстати, жизнь при дворе дорога, а вот Гонсало больше бы обрадовался личному дару монарха — какому-нибудь перстню например, чему-нибудь более заметному для двора, знати и прекрасных сеньорит.
— Можете быть свободны, сеньоры. Отпускаю вас по домам. Смойте с тела пыль дорог, а с души усталость. Жду всех на сегодняшнем балу. Нет, ты, Гийом, останься, хочу с тобой поговорить особо.
Гонсало и Феррейра поклонились и вышли. Старый слуга закрыл за ними и за собой дверь.
— Гийом, бери стул, садись и рассказывай, как было все на самом деле, — король указал рукой на стоявший в углу стул.
Хорхе — один из тех немногих людей, их можно по пальцам пересчитать, что вызывают у меня уважение. Невысокий, широкоплечий, волосы с ранней сединой, он выглядит старше своих тридцати двух лет. До того как стать королем, считался лучшим воином в Камоэнсе. Он взошел на трон после убийства старшего брата. Встал у руля тонущего корабля. Страна была на грани гражданской войны: междоусобицы грандов, крестьянские бунты, пустая казна, угроза внешнего вторжения. Хорхе со всем справился. Пусть его жестокость и коварство вошли в поговорки, как и лисья хитрость, но страну он спас. И сейчас жизнь всех подданных понемногу, но улучшается.
Прирожденный лидер, он не боится иметь в окружении своем сильных людей, часто знающих и умеющих больше него. Редкое во все времена качество. При мысли о нем на ум сразу приходили слова неизвестного здесь поэта:
Какой для друзей друг!
Какой пример для лихих
Храбрецов!
Каков господин для слуг!
Враг каков. Для своих
Врагов!
Как умен для пытливых!
Как чуток для подопечных,
Их призрев!
Как остер для сметливых!
Для злых же и бессердечных —
Сущий лев!
Но Хорхе Третий опасней льва, у хищника нет его холодной расчетливости. В этом мы с королем похожи.
— Феррейра уже доложил тебе о штурме замка. Мне нечего добавить. — Наедине король разрешал — нет, правильнее сказать, приказывал — называть его на «ты». Насколько мне известно, больше это никому не дозволялось.
— Не увиливай. Монарху следует отвечать прямо, правдиво и по существу, — поучительным тоном произнес король, чуть улыбнувшись.
— Как уже было сказано, Гонсало сдал экзамен. Правда, пришлось немного подтолкнуть его — юноша не хотел нарушать Хартию.
— Свидетели есть?
— Нет, претензий к короне никто предъявить не сможет. Вот видишь, Хорхе, я выполняю свою часть договора: Гонсало — первый полноценный боевой маг у тебя на службе. Скоро приму экзамен еще у двоих. У Понсе примерно через полгода, у Кербона через год, им еще учиться и учиться.
— Прекрасно. Еще трое равных тебе — алькасарцам будет трудно решиться на войну.
— Равных мне? — удивился я.
— Ты же утверждал, что обучаешь их всему, что сам знаешь? Ты мне врал? — обманчиво спокойным голосом поинтересовался Хорхе. Мне очень не понравился взгляд его холодных серых глаз.
— Я никогда тебя не обманывал, Хорхе. Я учу твоих дворян всему, что знаю. Но еще долго, очень долго никто из них ко мне не приблизится. Во-первых, опыт той школы, что прошел я, тот же Гонсало не выдержал бы — слишком горд и благороден. Сравни тепличный цветок и пустынную колючку. Во-вторых, мои ученики — узкие специалисты, натасканы только в боевой магии, в остальном — базовые знания, основы, не более. Ты сам так хотел. А я странствующий волшебник — мне знакомы все формы и виды магии, просто убивать и разрушать умею лучше, чем строить и лечить, — медленно отвечал я, не отводя взор.
Вообще-то смотреть в глаза Его Величеству — это неслыханная дерзость и нарушение этикета, но мы были одни, и приличия меня не слишком волновали.
— Объяснения принимаются, — ответил после недолгого молчания король. — Извини за беспочвенные подозрения, Гийом.
Я молча кивнул.
Хорхе Третий умел признавать свои ошибки. Поэтому люди и шли за ним.
— Ладно, не буду тебя больше держать. Наверняка устал с дороги, иди, отдохни. Кстати, приглашение на бал тебя тоже касается, — улыбнулся на прощание король. — Хватит быть затворником. Надо хоть изредка, но появляться при дворе. И так столько слухов и сплетен про тебя ходит.
— Слушаюсь и повинуюсь, Ваше Величество, — поклонился я Хорхе в пояс. — Сегодня буду обязательно.
Король рассмеялся и на прощание погрозил мне остро заточенным гусиным пером.
Во дворец я вернулся только ночью, в самый разгар праздника. Не люблю эти пышные официальные торжества. Суета, шум, толпы титулованных бездельников соревнуются в том, чьи наряды моднее, красивее и дороже. Сплетни, слухи, скандалы. Все роли заранее расписаны и обговорены.
Новость дня. Маркиза ди Тарсия отвесила мужу пощечину и отправилась танцевать с графом Локой, маркиз вызвал графа на дуэль и стал ухаживать за его женой. Ближе к утру граф с маркизом напьются и помирятся.
Записные остряки здесь соревнуются в двусмысленных остротах, поэты на ходу сочиняют хвалебные оды дамам и колкие эпиграммы противникам. Старики играют в карты, обсуждают политику, планируют брачные союзы детей и внуков. Плетутся интриги и заговоры.
Мое появление вызвало многочисленные перешептывания. Я чувствовал на себе десятки недовольных, враждебных взглядов. Дворяне не стеснялись, открыто обсуждая мою персону, столь не любимую ими. Интересно, какие слухи и домыслы обо мне появятся после этого вечера? — подумал тогда я.
Они не могли простить мне, верному орудию короля, участия в подавлении мятежей и разрушении родовых замков бунтовщиков. Да и не место пришлому чародею без роду и племени рядом с высшим дворянством, солью земли. Пусть. Мне все равно.
Хватит об этом, я отвлекся.
Больше всего бала ждет молодежь. Это время как будто создано для того, чтобы влюбляться и влюблять, разбивать сердца и умирать от счастья. Знаю, сам когда-то был таким.
Благословен день, месяц, осень, час
И миг, когда мой взор те очи встретил!
Благословен тот край и дол тот светел,
Где пленником я стал прелестных глаз.
Благословенна боль, что в первый раз
Я ощутил, когда и не приметил,
Как глубоко пронзен стрелой, что метил
Мне в сердце бог, тайком разящий нас, —
шептал я, глядя с балкона на кружащиеся в танце пары. В тот день эти строчки были у всех на устах. Де Кордова, сочинивший их накануне бала, угадал настроение, владевшее слушателями. Осень — время любви, страшной, но притягательной болезни.
Я твердо решил обязательно познакомиться с поэтом. Говорили, что он безумно влюблен, поэтому стихи его так легки, точны, талантливы. Рядом со мной стоял Гонсало. Бедняга грустно вздыхал, его сердце уже давно принадлежало принцессе Ангеле, племяннице Хорхе. Но любовь эта была безответной и безнадежной. Поэтому молодой волшебник тщательно скрывал от всех свои чувства.
Я, как и Гонсало, искал взглядом интересующую меня особу. Почти две сотни молодых красавиц кружились в танце, но лишь одна притягивала мой взор. Прекрасная Изабелла — мечта любого мужчины, моя мечта, ставшая реальностью.
Взгляд мой отыскал девушку только к концу танца. На ней было ярко-зеленое платье по последней придворной моде, с десятком пышных юбок, расшитое золотом, украшенное драгоценными камнями. Я чуть улыбнулся, заметив ее. Нет, я ее не любил.
Просто судьба однажды сделала мне подарок — возможность, отказаться от которой было нельзя. Пусть красавица танцует с другими, веселится, обнимает кавалера, счастливого оттого, что она выбрала именно его. Все равно Изабелла будет моей и только моей, когда я того захочу.
Наши взгляды пересеклись. Моя улыбка убила ее радость, ее веселье. Плохо? Нет. Время все исправит. Кавалер Изабеллы заволновался, его испугала столь резкая смена настроения. Он заметил меня — причину ее печали. Взор молодого дворянина не сулил мне ничего хорошего. Изабелла что-то горячо шептала юноше на ухо, наверняка говорила обо мне, предупреждала. Я перестал улыбаться. Пригляделся, немножко усилив магией зрение.
Мне не понравилось то, как Изабелла на него смотрела, как говорила. Лицо, глаза, движения губ, то, как она с ним держалась. Вот это плохо. Я не привык к соперникам. Изабелла моя. Никому еще не удавалось отнять добычу у Гийома, за морем больше известного как Играющий со Смертью, здесь же прозванного Бледным, у лучшего боевого мага, которого можно нанять за деньги.
— Спаси сына, чародей, спаси… заплачу любую цену, — нелегко давались блистательному графу Клосто эти слова.
Предсмертное проклятие друга, спасшего графу жизнь, настигало гордого вельможу. Проклятие предательски убитого им друга. Страшный грех — страшное проклятие. «Погибель тебе и всему роду твоему до седьмого колена». Смерть шла за графом: два старших сына трагически погибли, младший медленно умирал от неизвестной болезни.
Граф долго колебался, прежде чем обратился ко мне. Но все же пришел просить о помощи ненавистного чужака, заброду из-за моря, злобного колдуна и чернокнижника. Потому что здешние горе-волшебники, при всей их ненависти ко мне, ничем помочь не смогли.
— Спаси Мигеля, чародей… все для тебя сделаю, все отдам, только спаси… прошу… — Больше всего на свете боялся прославленный граф, что древний род его прервется.
И напрасными окажутся все интриги и заговоры, в которых он участвовал, чтобы укрепить мощь и богатство семьи. Все совершенные им предательства. Ибо умрут те, для кого он старался.
Тогда, полгода назад, я превзошел сам себя. Нет, не снял проклятие, но отсрочил его на добрую сотню лет. Даровав наследнику графа жизнь и возможность продолжить свой древний род. Плата тоже была высока. Я преподал графу урок, наказал за то презрение, с которым он раньше относился ко мне.
— Ты не отказываешься от своих слов, граф? Нет? Говорят, твоя дочь — одна из самых красивых девушек во всем королевстве? Да еще и умна — воистину бесценное сокровище. Ну так как — не отказываешься от своих слов? Не передумал? Тогда жди, однажды я приду за твоей дочерью.
Граф от слов своих не отказался. Хоть и тяжело, очень тяжело далось ему это согласие. Первоначально я и не думал исполнять обещанное, планировал, что после, помучив гордеца, все-таки возьму плату золотом. Но, увидев Изабеллу, поговорив с ней, передумал. Решил, что она будет моей женой. Нет, это не любовь, я забыл, что значит это слово. Холодный расчет. Анализ всех плюсов и минусов данного союза, его достоинств и недостатков. Старею, наверное, одному бывает скучно.
К тому же, думал тогда я, если останусь в этом королевстве надолго, то породниться с древним знатным родом — прекрасный способ стать для общества равным. Дворяне, хоть я их и презираю, — пока правящий слой в государстве.
В то время я был сильно занят, но планировал, что через год попрошу — потребую ее руки. Я привязался к этой гордой красавице.
— Кто этот напыщенный юноша, кавалер Изабеллы, дочери графа Клосто? — спросил я у Гонсало.
— Виконт Луис де Кордова, мой друг. Вы еще хотели с ним познакомиться, вам понравились его стихи. Вас представить ему, Гийом? — Этот мальчишка, наивный гордец, считающий себя сильным волшебником, назвал меня по имени, забыв добавить дарованный мне недавно королем титул маркиза.
Указ о награждении официально не объявлялся, Хорхе не хотел лишний раз дразнить знать, но Гонсало об этом знал. Пусть, я не люблю этой пустой мишуры.
— Да, будьте так любезны.
Спускаться вниз не пришлось. Изабелла и Луис сами подошли к нам. Вместе, девушка крепко сжимала руку виконта.
— Здравствуй, Изабелла. Кто это? — спросил я, нарушая все правила приличия, не дожидаясь, пока виконта представят.
Он был высок, красив: большие голубые глаза, бакенбарды, усики, завитые согласно последней моде. Роскошный камзол, расшитый золотом. Уверенный взгляд.
— Мой друг… — с вызовом в голосе ответила Изабелла.
— Позвольте представиться… — начал виконт, но я резко оборвал его:
— Позволяю…
Луис смутился, но продолжил начатую речь:
— Луис де Кордова, виконт де Леон, маркиз ля Лораш, властитель…
— Достаточно, у меня плохая память, боюсь, все не запомню… — Я нарушал все принятые в свете нормы общения. Еще подумал тогда: странно, неужели ревную… — Гийом, просто Гийом. — Я окончательно смутил Луиса. Глупец, нашел чем кичиться перед магом — титулами.
Гонсало с удивлением смотрел на меня. Обычно я холодно вежлив со всеми. И с теми, к кому отношусь благожелательно, друзей у меня нет, и тем более с врагами.
Виконт был удивлен и смущен.
— Вы — волшебник…
— Да, один из лучших. А кто вы такой, виконт Луис? Один из тех знатных бездельников, что составляют двор, или нечто большее? — Не знаю, что тогда на меня нашло.
— Я — поэт… — гордо ответил он, но затем спохватился: — Что за тон, сеньор Гийом, как понимать ваш вопрос?
— Я беспокоюсь за Изабеллу, виконт.
— Вам не о чем беспокоиться, Гийом, сеньора под нашей защитой, — вмешался Гонсало.
— Вы ее друг, родственник, товарищ старого графа? — с вызовом спросил Луис.
— Нет, — кратко ответил я.
— Тогда мне непонятно ваше беспокойство, сеньор! — Мальчишка перешел в наступление, чувствуя безмолвную поддержку Изабеллы. В глазах девушки была плохо скрываемая злость. И чем, интересно, я ее вызвал?
— Изабелла — моя невеста, виконт.
— Это ложь! — воскликнула девушка, впервые за вечер заговорив со мной.
— Не стоит так кричать, Изабелла, вы же знаете, что это правда. Боюсь, я навещу вашего отца раньше, чем планировал. Но пока веселитесь, время еще есть. Прощайте, господа! — бросил я напоследок остолбеневшим дворянам и спустился в бальную залу.
Выходя из залы, я столкнулся с принцессой Ангелой.
— Здравствуйте, Гийом, куда вы так спешите? Неужели вы нас уже покидаете? — улыбнулась мне принцесса.
Отблески ламп играли на камнях ее ожерелья голубого жемчуга, идеально сочетавшегося с длинным платьем белого шелка. У принцессы прекрасный вкус, к тому же она самый честный человек во дворце, всегда честно, в лицо говорит, что думает. Ангела никогда не опускается до перешептываний за спиной.
— Мне что-то стало душно. Вы же знаете, я не привык к подобным празднествам, — попытался отшутиться я.
— Не лукавьте. Я видела вас на балконе вместе с Гонсало, Изабеллой и Луисом де Кордовой. Что там произошло? — спросила Ангела и дала знак сопровождавшим ее дамам, чтобы нас оставили вдвоем.
— Простите, принцесса, но здесь не самое лучшее место для разговора. И у меня нет желания говорить с вами об этом. Вы все узнаете от Изабеллы, насколько я знаю, она ваша подруга.
— Гийом, я вам приказываю! — Принцесса не любит, когда ей отказывают.
— Ваше Высочество, я готов умереть за вас, но приказы мне может отдавать только король. Прошу меня простить, но я должен идти. — Я поклонился Ангеле и быстро прошел в соседнюю залу.
Испортил Изабелле праздник, рассуждал я, шагая по роскошным залам мимо разодетых придворных. Да, испортил. Намеренно. Теперь она меня ненавидит. Сама виновата. Я запомнил ее взгляд, обращенный на виконта.
В полутемном коридоре спугнул целовавшуюся парочку. Кавалер хотел что-то сказать мне в спину, но осекся, узнав.
Аристократы! Каблуки сапог гулко стучали по мраморным плитам пола. Лорды, гранды, герцоги, князья… Титулы разные — суть одна. Самовлюбленные гордецы, считающие себя выше всех по праву рождения. Раньше их спесь и гордыня выводили меня из себя, сейчас я научился не обращать внимания на подобные мелочи. Дворяне, в большинстве своем пустые прожигатели жизни, считают, что весь мир принадлежит им, и только им. Низшие сословия же — быдло, недостойное уважения, грязь под ногами.
Память — страшная вещь. То, что, кажется, давно забыл, спрятал от самого себя, всплывает в самый неподходящий момент.
Молодость. Кровь, бьющая в голову. Весна — время любви и ненависти. Солнце, слепящее глаза. Весенняя грязь под ногами. Враг, враг, которого я хотел убить, растерзать. Его смерть мне была милее собственной жизни.
Отчаянный выпад почти вслепую, кровь с рассеченного лба заливает глаза — промах. Противник, смеясь, уходит от удара, его клинок рассекает мне руку. Неглубокий, но болезненный порез. Ловкая подножка кидает в грязь. В поединке с равным такое недопустимо — но почему бы не поиздеваться над зазнавшимся плебеем? Выскочкой, посмевшим считать себя равным благородным. Пусть знает свое место.
Длинный узкий дуэльный меч выскальзывает из моей ладони, липкой от крови.
Враг высок и красив, гордая осанка, бледное лицо, сразу видно — голубая кровь. Настоящий дворянин, двадцать поколений титулованных предков.
Он ждет, когда я подберу меч и поднимусь. Ждет, чтобы снова играючи швырнуть меня в грязь, нанеся легкую рану.
Мой отец был купцом первой гильдии, очень состоятельным человеком. Он хотел, чтобы его внуки были дворянами. Обычное дело, союз между богатыми негоциантами и разорившейся дворянской фамилией, деньгами и титулом. Та девушка, я ее полюбил, но внезапно возникший соперник спутал все планы. Гвардейский офицер, не слишком богатый, но красивый. Девушка колебалась. Офицер вызвал меня на дуэль. А я, дурак, согласился. Сын купца — и воин. Шансов не было. Офицер добился своего: я был унижен, раздавлен и опозорен. Девушка ушла к победителю. Оправившись от ран, телесных и душевных, я пошел в ученики к знаменитому магу. Отец не пожалел на меня денег, благо, склонность к волшебству я имел.
Закончив обучение, я сжег заживо и оскорбившего меня офицера, и ту девушку. Отомстил и бежал в далекие страны. Странствовал, созидал и разрушал, лечил и убивал, писал ученые трактаты, боролся с магами, королями и церковью. Всегда шел вперед не оглядываясь, сжигая мосты. Учился, постигал тайны магии, чтобы спустя пятнадцать лет приплыть в Камоэнс Бледным Гийомом, лучшим боевым магом, которого можно нанять за деньги.
Тогда любимая мною девушка выбрала другого. Но сейчас, сейчас Изабелле, хоть я ее и не люблю, не из кого выбирать, некуда бежать.
Шаги гулко отдавались в пустых покоях. В этой части дворца во время бала оставались только слуги и редкие парочки, жаждущие уединения. Заметил большое, в рост человека, настенное зеркало. Подошел к нему, испугав даму, что хотела поправить прическу. Света десятка ламп показалось недостаточно. Создал и подвесил в воздухе над зеркалом огненный шар. Вгляделся.
Узкое лицо, острый подбородок. Голубые глаза, тонкие брови. Бледная как мел кожа, ни единой кровинки — ошибка молодости, хотел избавиться от привычки краснеть. Здесь, в Камоэнсе, жители белокожи, но смуглы из-за обилия солнца. Я же резко выделяюсь, почти урод. За это меня и прозвали Бледным. Не обижаюсь, прозвище не хуже прочих.
Короткие черные волосы. Резкий контраст с лицом. Я не ношу ни усов, ни бакенбард, ни бороды. Всегда гладко выбрит. Еще одно отличие от местных жителей. Здесь усы и бородка — обязательный признак настоящего мужчины. Это дает завистникам и врагам немало поводов для насмешек за спиной. В лицо — боятся.
На мне белая рубашка, заправленная в широкие свободные штаны красного бархата, сверху тонкая куртка мягкой кожи. Люблю яркие цвета. Почти нет украшений, лишь большой сапфир на груди на серебряной цепочке, да серебряный же браслет на правом запястье. Ничем мага и не напоминаю. Вот на Гонсало посмотришь: сразу видно — настоящий волшебник. Соответствующее длиннополое одеяние, пальцы в тонких кольцах искусной работы: золотых, серебряных и деревянных, одежда украшена цепочками в виде змей и таинственными амулетами.
Хватит! — оборвал мрачные мысли. О чем это я? Неужели такие мелочи могут меня задевать?
Не понравилось охватившее меня раздражение. Нельзя давать волю эмоциям. Я сбавил шаг, остановился, сделал несколько глубоких вдохов, задержал дыхание и представил, как вместе с выдохом из меня уходит злость. Классическая формула самоконтроля. Помогло. Раздражение ушло.
Вскоре покинул дворец. Отправился домой, в огромный особняк, расположенный недалеко от дворцового комплекса, в самом престижном квартале города.
Молчаливые смуглокожие стражники, вооруженные саблями, в ярко расшитых халатах, отворили мне двери. Лица, согласно многовековому обычаю, скрыты от иноплеменников за зелеными платками. Алькасарцы — жители Великой Степи, граничащей с Камоэнсом. Их султанат богат и обширен: земли много, хватает и на пашни, и на кочевья. Но, несмотря на это, они часто дерутся с соседями. Очень гордый и воинственный народ.
Алькасарцы иногда тревожат границы Камоэнса набегами. Этим не повезло, вместо того чтобы вернуться домой с добычей, сами угодили в плен. Я их выкупил. Дал свободу. Идеальные слуги и охранники, каждый из них опытный воин.
Камоэнсцев ненавидят, меня же, наоборот, почти боготворят. Алькасарцы поклоняются Вечному Пламени, из которого, по их легендам, зародилось все живое. Я показал им свою власть над огнем.
Пламя, убивающее и исцеляющее, тот жар, что умертвляет все живое, и очистительный огонь, спасающий жизнь, рассеивающий чары, изгоняющий черноту из человеческой души.
Гордые алькасарцы, увидев все это, пали на колени. Отныне я был их повелитель. Гонсало подобное не по силам. Он умеет только убивать. Таково желание Хорхе, узкие профессионалы не так опасны, как я, например.
— Мой господин, какие будут распоряжения? — Высокий воин, облаченный в длинную кольчугу, поверх нее — шелковый халат, поклонился мне в пояс.
Халат защищает от рубящих ударов. Шелк нельзя разрубить, можно только разрезать. Это мой главный слуга, доверенное лицо, домоправитель. Зовут его Сайлан.
— Ужинать не буду. Распорядись насчет ванны. Отнесите в спальню вино, мандариновый сок, фрукты. В общем, как обычно, — отдал я приказания. — Все тренируешь воинов? — кивнул на воинское облачение алькасарца. — Не поздно ли? Ночь уже на дворе.
— Самое время, — хищно улыбнулся он, — все нападения обычно совершаются вечером, ночью или ранним утром. Воины должны быть готовы ко всему.
— Может, ты и прав. Поступай, как разумеешь. Я тебе полностью доверяю.
— Я недостоин такой чести, — вновь склонился в поклоне Сайлан, — но делаю все, что в моих слабых силах, чтобы оправдать ее.
— Верю. Ни у кого нет такой надежной охраны, как у меня. Твое усердие будет оценено по достоинству.
Мой дом опровергает все классические представления жителей Камоэнса о чародеях. Вместо башни из темного камня, обросшей мхом, с узкими окнами-бойницами — трехэтажный особняк, построенный в соответствии со здешними канонами домоустройства.
Большие окна, обилие солнца и света. Мой дом открыт для гостей, хоть и редко, очень редко они здесь бывают. Покои обставлены по последней моде. Большой сад с тропинками для прогулок и беседками, даже рабочим столом — люблю работать на улице в хорошую погоду.
В подвалах, как и положено, хранится старая мебель и сберегаются в холоде продукты. Секретных комнат с многочисленными колбами темного стекла, склянками с мутными жидкостями, магическими книгами и живыми мертвецами, что охраняют от воров секреты, в подвале нет и в помине. Все опасные опыты я провожу в специально подготовленных для этого помещениях Королевской Магической Школы. Для мелких же опытов и для работы с амулетами есть небольшая лаборатория на третьем этаже — светлая и чистая. Книги я храню в кабинете, а занятия некромантией — это уже давно пройденный мною этап.
Переступив порог родного дома, я принял ванну и лег спать. Тому, кто не ворочался месяц в походной койке или вовсе на голой земле, закутавшись в плащ, не понять всей прелести пуховой перины!
Утром, как обычно, встал рано. Не могу и не умею долго валяться в постели, если чувствую, что выспался и силы восстановлены. Умылся, позавтракал — и в кабинет, работать. Король дал мне двухнедельный отпуск, этого времени как раз хватит, чтобы завершить работу над «Сравнительным анализом и характеристикой существующих магических школ и их основных доктрин». В Школе Магов я единственный учитель, все пособия и учебники приходится составлять самому или переводить немногочисленные книги, привезенные с собой из-за моря.
Рядом черновик «Заметок придворного» — наблюдения о дворцовой жизни, ничего нового, шокирующего, сверхъестественного, старые и новые события в моей трактовке и с комментариями. Издаю же «Заметки» в королевской типографии примерно раз в полгода, под псевдонимом «граф Лопус», что означает — «наблюдающий». Вскрываю ложь, изобличаю тайные пороки, разглашаю секретные альянсы и «заговоры» аристократов. Заметки эти вызывают большой интерес, порождают немало громких скандалов. Так, детская забава, маленькая месть придворному обществу. Хорхе — мой первый читатель. Говорят, король громко смеется, читая заметки графа Лопуса.
Интересней было бы написать о самом Хорхе. О его борьбе с мятежными баронами, церковью, с любой силой в государстве, что осмеливается выступать против его власти. Интриг, тайн и приключений хватило бы на десяток рыцарских романов, которые так любят читать при дворе. Вот только Хорхе — не рыцарь.
Кровь вперемешку с гноем и грязью капала бы со страниц ненаписанного романа. Нельзя привести разоренное государство в порядок без жестких, а зачастую и подлых методов. Система заложников, массовые казни, истребление мятежных родов до последнего человека, ущемление старых прав крестьян и горожан, искоренение инакомыслия, если оно, по мнению короля, идет во вред Камоэнсу… Оценивая все это, нужно помнить, что человеческая мораль здесь неуместна. Я не берусь его судить, но все же лучше один справедливый и великий тиран, чем тысяча мелких и подлых. Думаю, что потомки Хорхе оценят.
Я спокойно работал, не обращал внимания на время. Гусиные перья были прекрасно заточены, чернил хватало, слова легко ложились на пергамент. Конечно, существуют заклинания, облегчающие создание текстов: говоришь или даже думаешь, и буквы сами проявляются на бумаге, но уж столько с ними заботы, что для меня проще по старинке — вручную. Закончив главу, отвлекся, посмотрел, за окном уже полдень. Пора обедать. В дверь осторожно постучали. Думал, слуга зовет к столу. Нет. Мне пришли две записки.
Одна на гербовой бумаге. Всего три слова: «Жду после обеда». Да, надо отметить, почерк у его величества ужасный. С трудом разобрал, что написано, скорее догадался. Примерно раз в две недели я бываю у Хорхе и рассказываю ему о тех странах, где побывал, совмещая это с игрой в «Смерть Короля» и дегустацией различных сортов вин последнего урожая.
Веду повествование о политике, истории, войнах, об известных личностях: королях, полководцах, героях. Хорхе справедливо считает, что, изучая чужие провалы и успехи, можно многому научиться. Что ж, воля короля — закон. Пока я с этой волей согласен.
Вторая записка в маленьком конвертике красной бумаги, пахнущем розами. Я знаю, от кого она. Многие отдали бы все, некоторые, может быть, даже и жизнь, чтобы получить такую записку.
«Гийом, вы меня смертельно оскорбили своим невниманием. Жду вас сегодня вечером».
Мария де Тавора. Графиня Тоцкая, баронесса Орейская, герцогиня Андизская. Женщина ослепительной красоты, хитрости и коварства.
Таких, как она, зовут «львицами», ибо сильных мира сего, «львов», они кидают к своим ногам. Примерно так отозвался бы о ней поэт. Но я слишком скептичен. Не вижу львов при дворе Хорхе, за исключением самого короля. Настоящие львы никогда не падут ни к чьим ногам, какими бы прекрасными те ни были.
Марии двадцать пять. Она давно похоронила мужа (покойный герцог был старше ее на сорок лет), и теперь жила в свое удовольствие, являясь одной из звезд королевского двора. Богата, красива, своевольна, познала тонкости куртуазной науки.
Самые знатные и прославленные мужчины добивались ее внимания. Марии посвящали стихи поэты, из-за ее улыбки дрались на дуэлях, хотя часто победитель получал в награду холодное презрение, а проигравший — благосклонность. Говорили, что и сам король добивался ее, но Мария отказала. Вздор.
Во-первых, Хорхе никогда на это не пойдет, фаворитки, подобные Марии, слишком уж алчут власти. Во-вторых, ему нельзя отказать.
На меня она обратила свой взор случайно.
Летом Хорхе со свитой гулял по недавно отстроенному зоопарку. Первому и единственному в Камоэнсе. Задумке короля. По его приказу со всех концов государства и из близлежащих стран доставили множество различных птиц и животных. Преобладали в основном хищники. Наместники в провинциях рассуждали так: чем больше, страшней и опасней зверь, тем лучше.
Герцогиня де Тавора задержалась около котлована, где держали медведя с Таргальских гор. Этому ужасному хищнику весом в тридцать стоунов, с когтями в три пальца длиной охотники недаром дали имя «Задерун».
Герцогиня, опершись об ограждение, внимательно рассматривала хищника, бесновавшегося на дне котлована. Потом нечаянно обронила тонкий надушенный платочек, который оберегал тонкое обоняние герцогини от «ароматов» зоопарка. Намеренная случайность.
— Какая жалость, это подарок моей покойной матери. Неужели он для меня потерян безвозвратно? — огорчилась герцогиня.
Служители, прибежавшие на зов, только развели руками. Спускаться вниз они отказывались.
— Вижу, мой платок обрел нового хозяина, — печально вздохнула Мария.
— Нет, я достану его для вас! — раздался голос Феррейры. Блас был рад этой возможности привлечь к себе внимание герцогини. Ведь иного шанса у бедного служаки-лейтенанта не было.
— А если медведь его не отдаст? — улыбнувшись, поинтересовалась светская львица.
— Я убью его! — воскликнул глупец. Ему почти сразу принесли длинную рогатину — специально на медведя.
Хорхе в это время с нами не было. Он оставил свиту, получив какое-то срочное письмо. Иначе бы запретил Феррейре участвовать в этой самоубийственной авантюре.
Результат был предсказуем. Лейтенант — превосходный фехтовальщик — оказался никудышным охотником. Медведь почти сразу же сломал рогатину. Феррейра отбросил бесполезный обломок, стал отмахиваться мечом. Но зверя это не остановило, он зажал лейтенанта в угол. Казалось, еще чуть-чуть — и страшный удар лапы с выпущенными когтями оторвет Феррейре голову. Спрыгнуть вниз и помочь никто не решался. Послали за арбалетчиками, но те явно не успевали. Лейтенанта надо было спасать. Храбрецам негоже так умирать.
Внешне это выглядело смешно. Нелепый маг в кожаной куртке стал хлопать в ладоши вытянутыми по направлению к медведю руками. Раз, другой, примеряясь. После третьего, самого сильного хлопка голова хищника лопнула, как кочан капусты от удара молотом. Находившихся у края котлована, то есть всех присутствующих, забрызгало мозгами и кровью.
Феррейра с трудом поднялся по веревочной лестнице. Его шатало. В руке он держал красный шелковый платок.
— Вы спасли мне жизнь, Гийом, я этого не забуду. Возьмите, он ваш по праву, — лейтенант протянул мне платок.
— Вы дурак, Феррейра, — грубо ответил я и бросил этот злосчастный кусок ткани, украшенный вензелем «M T», вниз к медведю, в кровь и грязь.
Мария мной заинтересовалась. Как я посмел так поступить? Даже не воспользовался представившимся шансом! Это просто оскорбительно. Герцогиня проявила ко мне интерес.
Но я ее принципиально не замечал, чем вызвал у нее еще большее желание подчинить себе несносного мага. Влечение усиливалось тем, что я был единственным настоящим, полноценным магом в Камоэнсе. Уверен, она сразу отвела мне роль в своих интригах.
Герцогиня добилась своего — маг попросил ее о встрече, тайной. Прекрасно. Во время первого свидания, устав от тонкостей светской беседы, больше похожей на словесный поединок или допрос с пристрастием, я банально залез в ее сознание. Догадки подтвердились. Узнав, что меня собирались использовать в опасной политической интриге, приказал ей забыть об этих планах.
Мы стали встречаться как любовники, тайно. Она не хотела афишировать связь с магом-изгоем, поднялся бы скандал, свет бы ее не понял. И мне это тоже было ни к чему. Зачем противникам и недоброжелателям знать, откуда мне становятся известны их секреты. Я дарил герцогине многочисленные магические безделушки — дорогие, модные, но бесполезные игрушки.
Вот только Мария после каждой встречи с недоумением и злостью вспоминала, что опять у нее не получилось привлечь мага к ее делам. В нужный момент не находилось слов, знаменитое красноречие пропадало, проверенные уловки почему-то не срабатывали. Что неудивительно: блоки в подсознании я поставил умело.
Наша связь, безрезультатная для Марии, ей надоела. Я чувствовал: мы скоро расстанемся, что к лучшему. Как источник информации герцогиня себя исчерпала. Но, судя по записке, она решила поиграть со мной напоследок, ведь еще недавно запрещала к ней приближаться, изображала обиду.
