Агриппа д'Обинье — полководец Его Величества короля Хорхе Третьего, — откинувшись в походном кресле, в свете магической походной лампы чистил ногти узким кинжалом. Он не был модником, просто пытался убить время в ожидании гостя.

Через два-три дня все решится, думал он. Мятежники будут разбиты, в этом д'Обинье нисколько не сомневался. В свои тридцать ему, сыну выходца из королевства Остия, приходилось бить и огнепоклонников-алькасарцев, и своих заносчивых родственников — остийцев.

Маракойцы — подлые предатели, поднявшие знамя мятежа, когда отечество в опасности, — должны быть жестоко наказаны. В этом он был полностью согласен с Его Высочеством герцогом Гальбой, оставленным королем наместником Мендоры. Сам Хорхе находился с войском на южной границе. Если бы не мятеж, он, Агриппа, был бы сейчас рядом с королем.

Маракойцы — еретики и убийцы. Из пяти графов наибольшую опасность представляют двое. Карл де Санчо — его товарищ по алькасарским походам, предатель вдвойне. Риккардо Кардес — палач рыцарей Вильены и Сатины; кроме этой подлости о сыне «Железного Энрике», успевшем прослыть трусом, мало что известно. Но он разбил рыцарей Веры, полностью истребил с помощью своей «милиции». Вилланы разгромили профессиональных воинов. Это вызывает уважение и еще большую ненависть. Граф Кардес предал не только короля и Камоэнс, но и все дворянство, подняв против него низшие сословия.

Звук льющейся жидкости напомнил полководцу, что он не один. Агриппа отложил кинжал в сторону. В противоположном углу палатки, в таком же неудобном, грубом кресле расположился королевский маг Гийом, держа в руках неизменную чашку с кофе.

Агриппа стиснул зубы и отвел взгляд. Он ненавидел этого колдуна — чужеземца, заброду из-за моря, сумевшего втереться в доверие к королю. Ненавидел всей душой. До темноты в глазах, ибо от руки Гийома пал его младший брат. Прошло всего полгода с того момента. Брат Филипп в могиле, а его убийца, опутавший всех сетями шантажа и обмана, сидит рядом. И нет возможности его убить, слишком велик будет ответный удар.

Агриппа ненавидел мага, но понимал — без него нельзя. Недаром же Хорхе послал их — заклятых врагов — вместе подавлять бунт.

— Монсеньор, к вам Жофре де Монтеха. — В палатку заглянул оруженосец.

— Пропустите его.

Жофре можно было дать лет тридцать, он был высок и силен. Агриппе понравилась спокойная уверенность его холодных серых глаз.

— Здравствуйте, сеньоры, — поприветствовал их Жофре и уселся в свободное кресло.

Его уверенность в себе импонировала полководцу. Такими — сильными, надежными и верными и должны быть все дворяне Камоэнса. Жофре — родственник Кундеры, женат на его сестре. Когда Маракойя подняла рокош, он присоединился к восставшим, собрал на их золото рыцарей, втерся в доверие. Сейчас же как истинный дворянин предложил свою помощь королевским войскам.

— Я рад видеть вас, Жофре. Верность и честь сегодня так редко встречаются. — Агриппа кивнул.

— Очень редко, — влез Гийом со своей обычной противно-ехидной интонацией.

Монтеха был невозмутим.

— Не обращайте внимания на мага. — Агриппа постарался, чтобы это звучало как можно небрежней. — Чем вы можете помочь королю… вернее, мне, сеньор Монтеха?

— У меня под началом тысяча рыцарей. Карл де Санчо мне доверяет. В нужный для вас момент, обговорим его позже, я ударю в спину бунтовщикам и предателям.

Агриппе нравились его деловитость и лаконичность.

— Верная королю тысяча в стане врага — большая помощь. Будьте уверены, Жофре: после победы король жестоко покарает мятежников и щедро наградит тех, кто принес ему победу, — заверил он Монтеху.

— Я буду безмерно счастлив, если Его Величество сделает меня графом Кундера, — ответил тот.

— Скромная, а главное, мудрая просьба, — плеснул яду Гийом. — В Кундере вы хоть чуть-чуть легитимны — женаты на сестре нынешнего графа. В Кардесе, например, вас убьют в первый же день.

Жофре де Монтеха лишь вежливо улыбнулся.

— У вас отличное чувство юмора, сеньор Гийом. Извините меня, но нужно ехать — время торопит.

— До скорой встречи! — попрощался с ним Агриппа.

Маг промолчал. Лишь когда Жофре должен был уже отойти на значительное расстояние, он сказал:

— Он наш. А сейчас прикажите привести Хуана де Боскана.

— Зачем вам, Гийом, этот мятежник? — Агриппа искренне удивился.

— Не мне, а нам. Точнее, королю, — маг был немногословен.

Агриппа решил выполнить его просьбу, послал за пленным.

Вскоре двое воинов привели Хуана де Боскана. Граф был похож на медведя. Такой же здоровый — крепкие стражи рядом с ним смотрелись задохликами — и такой же обросший — не брился со времени пленения.

Войдя в палатку, Боскан демонстративно плюнул на пол.

— Развяжите ему руки и выйдите, — приказал маг воинам.

Он переходил всякие границы. Что он себе позволяет?

— Нет! — Агриппа сорвался. — Гийом, вы что?

— Успокойтесь, д'Обинье, — маг без фамилии имел перед ним преимущество и умело раздражал его этим. — Сеньор Боскан — человек умный, он не станет на нас кидаться.

— Только освободите меня — убью! — мрачно сказал Боскан, но исполнять обещанное не торопился. Стоял молча, взгляд его пылал ненавистью.

Агриппа решил не вмешиваться, предоставив слово магу. Это его затея.

— Я, маг Гийом, от лица Его Величества Хорхе Третьего предлагаю вам, мятежному графу Хуану де Боскану, сделку. Соглашение…

— Плевал я на твои слова, колдун! — Боскан сжал кулачищи, став еще больше похож на владыку леса.

Мага это не испугало.

— Вы умный человек, Хуан. Не стройте из себя деревенского дурачка. Я предложу соглашение, а вы решайте. Вы уже один раз приняли предложение о сдаче в плен, хотя могли умереть вместе с товарищами в лесной засаде. Выбор тот же. Упорство — смерть, согласие — жизнь и свой кусок мирного пирога. А вы хотите жить, — Гийом говорил ровно и спокойно.

Агриппу эта манера восхищала и бесила. Таким же тоном он сообщил ему самому о смерти брата, а потом предложил мир.

Боскан тяжело и шумно дышал, уставившись в пол. Гийом, видя его колебания, продолжил:

— Вы проиграете, Хуан. Я знаю, вы уже жалеете, что ввязались в эту авантюру, будучи завлеченным влиятельными соседями. Вы хотели богатства и славы, но вышло иначе. Однако еще не поздно все переменить. Вернитесь к королю — и мечты отчасти сбудутся. Вы ведь в глубине души завидуете Санчо и Кардесу, их влиянию, богатству. Король даст вам это, отняв у побежденных. В противном случае вы лишитесь всего, включая голову.

— Я не предам, — выдохнул Боскан.

— Этого и не требуется. Вы просто сдадите войско, — почти ласково разъяснил ему маг.

— Старший — Санчо, после него Ла Клава и Кардес. Лишь потом я и Кундера. Это невозможно. — Боскан, еще сам того не зная, становился предателем.

— Вы будете старшим. Вы, — медленно ответил маг, — спасете войско и Маракойю от полной гибели.

— А как же?.. — Боскан не договорил, побледнел.

— Это моя работа. — Маг улыбнулся.

Боскан побледнел еще больше.

— Одно слово: да или нет? — Маг больше не улыбался.

— Да, — выдавил из себя Боскан.

— Идите. Завтра мы обменяем вас на королевского наместника в Вильене. — Маг отослал его небрежным жестом.

— Предатель. Ничтожество, — презрительно поморщился Агриппа, когда Боскан вышел.

— Не спорю. Но все же лучше твоего Жофре, — лениво ответил маг, откинувшись в кресле.

Агриппа возмутился:

— Да как ты смеешь? Сравнивать верного слугу короля и этого…

— Мы еще на «ты» не переходили, — перебил его маг. — Вы так кичитесь дворянским воспитанием, так соблюдайте его. Сравнивать? Могу. Оба предают. В чем разница? Твой хуже — бьет в спину благодетелям, метит на их место. Мой — слаб и алчен, но сам до этого не дошел.

Агриппа стиснул зубы, успокаивая себя тем, что однажды он убьет Гийома.

— Я убью лидеров, Боскан сдаст армию — жертв будет минимум. Король намекнул мне, что не хочет большой крови, — сменил тему маг.

Агриппа не стал его слушать и резко вышел из палатки. Снаружи почти наступила ночь. В небе, затянутом облаками, все же пробивался свет всходящих лун.

Как бы не так, подумал он. Кровь будет. Много. Мятеж должен быть подавлен. Подавлен так, чтобы потом никто не осмелился даже думать о рокоше! Еретикам, сумевшим взбунтовать почти пятую часть королевства в тот час, когда алькасарцы вот-вот нападут, — нет пощады! Кровь вильенских и саттинских рыцарей жаждет отмщения. Король намекнул магу, а герцог Гальба открыто сказал: «Камоэнсу нужен кровавый урок!» Герцог сумеет убедить Хорхе в своей правоте.

Сдаст Боскан войско или нет — умрут все. И еретики-маракойцы, и мятежные бароны из других графств, и наемники-скайцы.

Все!

Агриппа д'Обинье — полководец короля Хорхе, прозванный Мечом Камоэнса, — поежился. Было весьма прохладно.

— Вот здесь мы и встретим Агриппу завтра утром, — весело объявил Карл де Санчо.

Риккардо де Вега, граф Кардес, оглядел место будущей битвы, куда только что въехал их арьергард.

Слева — река, справа — Ведьмин лес, рассеченный холмами. На широких заливных лугах посередине — достаточно места для ратных многотысячных игрищ тяжелой конницы.

Погода пока стоит хорошая — легкий морозец, снежок весело хрустит под ногами, но уже через неделю наступит весна, а с ней и слякоть.

Ретроград Карл по-прежнему оставлял за конницей решающий удар. У них под началом девять тысяч рыцарей, да столько же пехоты, но ей Карл отводит лишь роль резерва. «Мы их растопчем», — смеется он.

У Агриппы всего лишь семь тысяч конницы — все, что смог собрать. Но из них десять сотен — гвардейцы, будут драться до последнего, еще две тысячи — вильенцы и саттинцы — пуганые, но лютые. Остальные — дворяне из центральных провинций близ Мендоры. Плюс — наемная лагрская пехота, ничем не уступающая скайцам, — их немного, тысячи две.

— Риккардо, посмотри — хорошее место для лагеря, — вывел его из раздумий Ла Клава.

— Нет, мы встанем дальше. Ближе к лесу, там местность повыше. Легче обороняться.

— Граф Кардес, что за паникерские настроения? — возмутился Карл, он уже предчувствовал победу.

— Осторожность никогда не помешает. Лагерь укрепим. Фортуна изменчива. — Риккардо не разделял его радости. Уже который день — с казни отравительницы Анны — без причины болела рука под наручем. — Карл, может, не нужно торопиться с первым ударом? Пусть Агриппа атакует, мои кардесцы и скайцы остановят пиками его разбег, утыкают стрелами — тогда и бей.

— Нет, Риккардо. Есть опасность того, что они прорвут пехоту. Здесь равнина, и при всем уважении к твоей пехоте гвардию ей не осилить. Вот когда схватка завяжется, тогда подтягивай стрелков под прикрытием пик. — Карл был непреклонен. С ним соглашались Кундера и Боскан, обмененный и тем самым вызволенный вчера из плена. Ла Клава держал нейтралитет. Так что Риккардо оставалось только смириться.

— Хорошо. Но я все же выстрою их заранее, вдруг вас погонят назад.

Следующим утром лагерь разбудила долгожданная весть: дозоры, высланные вперед, заметили королевскую конницу.

Оруженосцы помогли Риккардо облачиться в тяжелые доспехи. Лагерь шумел, готовясь в битве. Карл и Ла Клава каким-то образом управляли этим хаосом.

Первой выстроилась конница под предводительством Санчо, Ла Клавы и Боскана. Позади ее порядков — пехота. Риккардо и Кундеру, молодых и неопытных, оставили в резерве.

Скайцы оказались восприимчивы к порядкам де Веги, за такие деньги он и сам бы выучил любые команды. Заняли позицию сразу перед лагерем — палатки, обнесенные стеной из повозок, одной стороной опираются на лес, другой — на овраг.

Наемники составили один строй с кардесцами. Середина — пикейщики, по бокам арбалетчики, потом опять пикейщики. Рыцарей Агриппы встретит шквал тяжелых болтов. В случае опасности копейщики прикроют стрелков.

В резерве тысяча рыцарей да его лучники-паасины.

Конница — она ночевала отдельно — уже выстроилась.

— Ну да поможет нам Единый! — торжественно произнес Карл.

— Да будет так! — склонил голову Кундера.

— Да будет так! — с вызовом произнес Ла Клава.

— Да будет так! — буркнул Боскан.

— Да будет так! — согласился Риккардо.

— По местам, сеньоры, Агриппа нас уже заждался! — Карл опустил забрало.

Почти семь тысяч рыцарей одновременно тронули поводья, направляя коней. Земля задрожала, хотя лошади пока шагали, только готовясь перейти на рысь.

Риккардо прикусил губу, рука совсем разболелась. Только бы не подвела в схватке, подумал он. Дурное предчувствие лишь усилилось, но изменить что-то было уже невозможно. Остается одно — ждать.

— Монсеньор! — взволнованно сказал оруженосец. — Командиры волнуются, спрашивают, что мы медлим?

Агриппа д'Обинье постарался скрыть внутреннее напряжение и ответил уверенно:

— Так нужно. Передай — скоро дам приказ.

Они с магом выехали впереди строя замершей конницы. Лошадь Гийома нервничала, тянула поводья. Маг почти совсем не умел держаться в седле.

— Скоро! — позволил себе сорваться Агриппа, когда оруженосец ушел. — Еще чуть-чуть — и будет поздно. Не успеем набрать разбег — нас просто сомнут.

Полководец чувствовал дрожь земли.

— Сейчас. — Маг был невозмутим, но отвечал так, словно ему трудно дышать. Он сидел, широко разведя в стороны поднятые руки. — Знамя Санчо — Единорог?

— Да, вот он впереди, скачет прямо на нас!

— Прекрасно. — Маг выдохнул и с силой, будто бы ему что-то мешало, свел руки вместе, сложил замком, вывернул ладонями наружу, прижал к груди и оттолкнул.

Там, где только что развевался на ветру посреди атакующего клина стяг де Санчо, бушевало море огня.

Гийом откинулся в седле. Закрыл глаза. По лицу его тек пот.

— Ваш ход, — сказал он.

Агриппа не стал медлить. Взмахнул мечом — трубач продудел сигнал, и королевская конница устремилась навстречу лишившимся предводителя и растерянным мятежникам.

Жофре де Монтеха, чей полк находился на левом фланге атакующего клина, вздрогнул, когда де Санчо и окружавшие его рыцари вспыхнули, как сухие дрова, но быстро справился с собой.

Его полк в ожидании условленного сигнала замедлил рысь, чуть отстал от общего строя.

Трубач подал сигнал. Дудка. Особая дудка. Жофре поморщился — звук ужасный, но его ни с чем не спутаешь.

Вестовой от де Санчо подоспел как раз к тому моменту, когда Карла не стало.

— Почему отстаете?! — вестовой запнулся и оглянулся назад. — Господи!

— Не поминай его всуе! — Жофре ударил его латной перчаткой в лицо, благо забрало было поднято.

Железный кулак вогнал нос в череп и выбил один глаз. Вестовой упал под копыта лошадей.

Жофре тут же забыл о нем, командуя разворачивать строй вправо. Он знал, что предательство, как и все ответственные поступки, нужно доводить до конца.

Франческо, сидевший на огромном, под стать ему самому, рыжем жеребце, казался конной статуей. Старый рыцарь хотел бы быть сейчас рядом с де Санчо, но раз его воспитанник остался в резерве, то и его место рядом с ним.

Риккардо чуть отвлекся, невольно залюбовавшись грозной фигурой наставника.

— Раздери меня бес! Клянусь бородой Единого — колдовство! — Рыцарь едва не подпрыгнул в седле.

Риккардо повернул голову.

Посреди заснеженного луга полыхал пожар. Пламя поднималось выше человеческого роста.

Карл! Пришла страшная догадка. Магия.

Риккардо сжал кулаки. Ему хотелось выть.

Значит, Хорхе рискнул и пошел против алькасарцев без мага, маг здесь, и он сжег Карла.

— Они останавливаются! Эти бакланы останавливаются, раздери меня медведь! Их же сейчас сомнут! — голос Франческо вернул его к жизни.

Граф Кардес видел, как клин замедляет движение и распадается. Расчет мага был точным. Лидер убит — паника. Ла Клава и Боскан не успевают привести строй в порядок.

— Есть, встали. — Маг освещал обстановку на поле битвы, поднятый на огромном осадном щите. — Сбились в одну кучу. Левый фланг оголен, правый — ослаб.

— Дай сигнал — сместить удары на фланги, центр — лишь держать их. Возьмем в кольцо, — скомандовал Агриппа, зная — победа близка.

Чертов маг еще раз доказал свою незаменимость, облегчив ему задачу и спасши жизнь сотням храбрых рыцарей. Жаль, он, Агриппа, сейчас не в первых рядах гвардии. Долг полководца — руководить.

В небе над полем битвы вспыхнули две красные стрелы, указывая командирам на изменение первоначальной диспозиции. Эту идею Хорхе подал Гийом два года назад, перед битвой с остийцами.

Риккардо видел стальную лаву королевских войск, стрелы в небе — направления удара. Видел и то, что полк Жофре не бежит, как сначала казалось, а заходит в тыл.

Предательство!

— Франческо, выводим конницу! Кундера и Ханрик, принимайте командование!

Переспрашивать не стали, всем и так было ясно — Жофре замыкал котел, в котором вот-вот окажутся их товарищи.

Пикейщики расступились, освобождая дорогу коннице резерва.

Красавчик всхрапнул недовольно, но с ходу перешел на рысь. Хороший конь.

Граф Кардес сжал зубы. Впереди предатель. Самый опасный враг. У Жофре тысяча. Тысяча рыцарей в голубых плащах. Столько же и у него. Но они с Франческо победят, иначе умрут Ла Клава и Боскан.

Риккардо снял с крепления у седла тяжелую секиру, вспомнив уроки Франческо. Щит он не взял, будет бить двумя руками.

Жофре разворачивал своих. Сквозь узкую прорезь забрала обзор плохой, но голубые плащи ни с чем нельзя было спутать.

Двадцать шагов. Десять.

— А-а! — закричал Риккардо, ударяя голубого рыцаря. Тот, отбив взмах секиры, пошатнулся. Франческо рядом, просто выбив своего врага из седла, помог — ударил по шее. Голубой упал.

Еще один. Риккардо даже и не попытался защититься, полагаясь на крепость доспехов. Плечо онемело, но ответный взмах секиры прорубил врагу шлем вместе с головой.

— Кардес! Король!

Секира опустилась на голову ни в чем не повинной лошади. Нечестно, противоречит рыцарским кодексам, но к черту правила! Раненая лошадь дернулась, противник раскрылся. Взмах секиры превратил плечо в сплошную рану, доспех не помог. Держится. Еще удар — шлем слетел. Окровавленное лицо. Что-то кричит. К черту! Секира расколола русую голову, как орех.

Кровь брызнула в забрало. Мгновение ничего не видно.

Удар. Еще один. Уже по нему. Доспех трещит, но держит.

— Сдохни! Умрите! — Граф Кардес не знал, кричал он это или лишь открывал рот.

Карл сгорел. Ла Клава и Боскан погибают.

— Сдохни, ублюдок!

Взмах. Еще один «голубой» валится с седла под лошадиные копыта.

— Жофре разбит. Его полк разорван в центре. — Маг спокоен, как будто бой его совсем не волнует.

Голос ледяной. Это бесит. Но Агриппа знает: чувства потом.

— Как фланги? — спрашивает он.

— Фланги? Мятежники бегут по всему фронту. В центре, правда, еще пытаются обороняться.

— Дай сигнал — освободить дорогу на Вильену. Пусть мятежники бегут — потом догоним и вздернем. Как там их пехота?

— Стоит. Расступается, пропуская бегущих рыцарей. Строй смешанный. Пики и арбалеты. Скайцы и кардесцы. Будет много крови.

— Их крови. Путь центр расступится. Ввожу резервы! — Агриппа дал знак командирам, и запасные сотни вильенцев и саттинцев пошли в бой.

Полководец знал: эти особенно злы на кардесскую пехоту — разотрут ее в порошок.

Мартин Гейнс, арбалетчик, участвовал в трех военных кампаниях, поэтому знал: если дрогнут — их сомнут.

Они стояли в четыре ряда, защищенные спереди рогатками, с флангов пикейщиками.

Два ряда перезаряжали, два стреляли. Один стоя. Другой с колена.

— Господи, не оставь нас — слуг твоих грешных, — он, как и все товарищи, громко читает слова древней скайской молитвы.

Промахнуться невозможно. Сплошная стена из брони неотвратимо мчится на них, грозя острыми жалами копий.

Залп. Падают лошади и всадники.

— Защити, охрани и помоги убить всех врагов! — дружно щелкают арбалеты.

Залп. Конники падают, их топчут свои же, но они все ближе и ближе.

Залп.

— Расступитесь. Живее! Мать вашу! — Граф Кардес грудью коня расталкивал своих кардесских пикейщиков.

Избитая конница бежит, нещадно коля лошадей кинжалами в крупы.

Успеть. Оказаться по ту сторону стены пик, прежде чем на нее обрушится удар свежих сотен Агриппы д'Обинье.

Риккардо видел: рыцари короля все ближе и ближе. Последние союзники проскакивают сквозь импровизированные ворота в живой стене.

— Сомкнуть ряды. Пики товьсь! Держись, Кардес! — командовал он, отсекая товарищей: тех, кто не успел, чей конь оказался ранен или слаб.

Он не бог.

«Короли» все ближе и ближе. Земля дрожит. Черно-желтые плащи гвардейцев, голубые жофревцев, траурные — напоминающие о мести — вильенцев и саттинцев. Стальная лава. Ударит, сметет, растопчет, изрубит.

Навстречу им взметнулся лес пик, слепя рыцарей тысячами блестящих на солнце наконечников. Арбалетчики били до последнего, отступая за пикейщиков. Паасины стреляли из-за строя, поверх голов.

Риккардо, возвышался на коне сразу позади своих кардесцев. Франческо в это время собирал уцелевших рыцарей в кулак, чтобы ударить во фланг «королям».

Надо было отступать в лагерь, за линию сцепленных повозок, мелькнула запоздалая мысль. Поздно.

— Кардес! Стоим! А-а!

— Король! Вильена! За Анну! Убивай!

Рыцари врезались в строй. Копья их первых рядов — наиболее защищенных рот — разили без жалости. У пикейщиков нет щитов. Лошади хоть и умерили бег перед стеной пик, но все же просто растоптали первые ряды солдат.

Кардесец упал, роняя длинную гизарму, копье рыцаря снесло ему голову. Кровь хлестнула на товарищей. Рыцарь в черно-желтом плаще ударил вновь, прикрываясь щитом, пронзил еще одного ополченца в грудь.

Но тут его конь встал на дыбы, пораженный сразу двумя пиками. Гвардеец свалился на землю. На него сразу же обрушился град ударов.

Мартин Гейнс разрядил арбалет прямо в голову «королю». Болт вошел точно в переносицу. Всадник раскинул руки и упал.

Скайские арбалетчики возвели перед собой стену из людских и конских трупов, но рыцари шли по телам товарищей.

Конь, потерявший седока, обезумев, пробил Мартину голову специально подкованным копытом. В коня тут же вогнали десяток болтов. Животное рухнуло замертво.

Какому-то всаднику удалось подобраться вплотную. Длинный меч опустился на голову одному стрелку, другому. Рыцаря стащили с седла. Но рядом уже десятки его товарищей. Скайские стрелки — беззащитные в ближнем бою — истреблялись нещадно.

Ла Клава в изрубленных доспехах во главе отряда рыцарей бросился на помощь, но слишком поздно. От пятисот арбалетчиков осталось едва пятьдесят. Его отряд лишь заткнул прорыв.

«Короли» давили, не считаясь с потерями. Скайцы и кардесцы еще держались, зная, что, если побегут, погибнут все до единого.

Граф Кардес бился в первом ряду пикейщиков. Пеший. Красавчика убили. Махал длинной алебардой с большим крюком на конце, стараясь подцепить «короля» за доспех и стащить на землю.

Рыцари давно бросили копья. Били палицами, секирами, мечами. Ими так удобно рубить сверху вниз, вкладывая в удар всю силу. Так, чтобы голова в шлеме разлеталась, брызжа мозгами.

Но им мешали стрелы паасинов, сыплющиеся с неба на дальние ряды, и арбалеты скайцев, умудрявшихся бить из строя пикейщиков, что держат главный удар.

Скайцы, вооруженные клевцами, крушили рыцарей, с легкостью протыкая узкими наконечниками самые прочные доспехи. Часть кардесцев отбивалась боевыми цепами и молотами, без разбора разбивая и конские и людские головы.

Наплечник панциря треснул, но выдержал. «Король», стащенный с седла, упал. Риккардо приложил его алебардой. Рыцарь сумел встать и выпустить мечом кишки ближайшему пикейщику. Но сразу же получил по шлему боевым цепом. Шлем выдержал, но «король» упал. Цеп — страшное оружие, легко выбивает мозги.

Риккардо не замечал, как падали товарищи, их место сразу же занимали новые. Он просто дрался, стараясь убить как можно больше врагов. Это все, что он, граф Кардес, мог сделать в этой бойне для своих людей. Драться рядом и умереть вместе с ними.

Убитых было столько, что живым становилось трудно двигаться. Мертвые, раненые, агонизирующие люди и лошади мешали защитникам, но еще больше нападающим. Кони не могли перебраться через такую преграду.

Давка. Раненых просто втаптывали в холодную землю.

В сплочении сила защитников — одинокий рыцарь тоже не так опасен.

Снег растаял. Его растопила горячая кровь. Под ногами чавкала темная лужа.

Внезапно убивать стало некого. Рыцари вдруг откатились назад, не выдержав потерь. Отступили, чтобы перестроиться на расстоянии, недоступном для стрел, и ударить опять.

— Граф Кардес! Вы живы!

Риккардо обернулся и откинул забрало.

Оруженосец. Испуганный. Потеряли, наверное.

Вышел из строя. Дали коня. Голова шумела, раскалывалась, сказывался пропущенный удар.

Франческо. Ханрик Оланс, ему перевязывают голову. Боскан. Ла Клава. Кундеры нет. Убили.

— Отступаем к лагерю. Пока есть время. Там обороняться легче. Быстро, но строй не ломать. — Голос чужой, язык ему повинуется плохо. А вот люди — хорошо. Не стали переспрашивать.

Лагерь. Из него они сегодня выходили, уверенные в победе. Но все повернулось иначе.

— Телеги. Сцепить их. Встать позади, как за стеной. Стрелки в первые ряды. Быстрее, они вновь атакуют! — Риккардо хрипит, он уже сорвал голос. Но есть кому повторить его слова.

Риккардо перезаряжает арбалет. В первые ряды ему уже лезть ни к чему.

«Короли» опоздали. Им бы добить сразу, а теперь он, граф Кардес, еще может сопротивляться.

Налетели, уже без прежнего азарта и силы. Натиск ослабили и трупы, что замедлили разбег конницы, и шквал коротких арбалетных болтов.

Широкие походные телеги с высокими бортами дали обескровленным пикейщикам прекрасную защиту. Копья «королей» собрали гораздо меньшую добычу, чем в прошлый раз, а хозяева их гибли так же часто.

Агриппа подтянул стрелков-наемников, но мятежники находились в более выгодном положении. Обмен шел равный. Отогнать пикейщиков от телег не удалось.

Когда рыцари вновь отступили, солнце уже садилось. Риккардо облегченно вздохнул: на сегодня битва закончена.

Вечером на совете Франческо огласил потери.

— В пехоте убит каждый третий. Осталось примерно четыре с половиной тысячи бойцов. Рыцарей у нас осталось шестнадцать сотен, — мрачно констатировал он. — У Агриппы, считая предателей, тысяч пять конницы и две-три пехоты.

— Что сеньор намерены делать? — прямо спросил Ханрик Оланс. — Нас запереть здесь, в лагере, как мыш в норе? Стрел есть мало. Солдат волноваться.

Ла Клава и Боскан молчали. Риккардо понял, что принимать решение придется ему.

— Что делать? Драться. Сдаться — нас перевешают как мятежников. Запасы еды есть, река рядом, лес тоже. Не замерзнем и с голоду не помрем. Отбиваться в лагере. Как в крепости. Мы — зубастая мышь. У Агриппы сил тоже не так много. Драться. Стрелы — собирать в поле.

— Зубастый мыш? — Ханрик хищно улыбнулся, показывая крепкие зубы. — Хорошо! Будем драться! Вы есть хороший наниматель, сеньор Кардес, мы честно отрабатывать ваше золото.

— Риккардо! Лагрские наемники! — Хуан де Боскан разбудил графа Кардеса, когда тот только уснул.

Риккардо выбежал из палатки. Взглянул на поле битвы в увеличительную трубу, переданную ему Босканом.

«Короли» атаковали вновь, едва дождавшись рассвета. Точнее, не совсем «короли»…

По залитому кровью и скованному легким морозом полю, перешагивая через застывшие тела бойцов, медленно двигались шеренги наемной лагрской пехоты.

Лагрцы шли четко, как на параде, под звуки горна. Опытные воины, облаченные в подбитые мехом камзолы в белую и черную клетку поверх кольчуг. Шеренги их ощетинились длинными пиками.

— Тысячи две, — подсказал Боскан. — Глубина строя, я насчитал, двадцать рядов. После шести шеренг пикейщиков одна с алебардами. По флангам — стрелки.

Риккардо прикусил и без того израненную губу. Так же строились кардесцы, останавливая конницу. Пики хороши против конницы. Пехоту ими не остановишь, начнется взаимное истребление.

Королевский полководец — прославленный Агриппа д'Обинье — решил сломать пехоту пехотой. Связать боем. Лагрцы прорвутся за телеги. Силы равны. А потом… потом рыцари довершат разгром.

— Лагрцев надо остановить! — сказал он наконец.

— Я это знаю. Но как? — спросил Боскан. — Мне вывести уцелевших рыцарей?

— Нет, они вас отобьют. Что же делать? Моим кардесцам, как и скайским алебардистам, лагрцев не разбить. Что же делать?

Граф Кардес вновь внимательно смотрит на ровно шагающих лагрцев, за которыми в отдалении следует рыцарская конница.

— Думай, Риккардо, думай, — вслух повторяет он. — Лагрцы — пики, пики. Их сила, как и наша, — их слабость. Щитов нет. Пики и мечи. Шлемы не у всех.

— Говори быстрее, Риккардо, лагрцы уже близко. Я вывожу рыцарей. — Риккардо видел, что у Боскана сдают нервы.

— Выводи рыцарей, друг, но только пешими. У вас хорошие доспехи, прорветесь сквозь пики, а там, там лагрцы будут беззащитны. Я с вами.

— Нет, Риккардо, оставайся здесь. Ты теперь наш полководец, вождь, — Боскан остановил его порыв. — И еще… — Хуан замялся, — дай мне свой шлем, мой вчера разбили.

— Конечно, — согласился граф Кардес.

Хуан де Боскан стоял за телегой и смотрел, как лагрцы подходят все ближе и ближе. Он выжидал. Наконец решил — время пришло.

— За мной! — закричал он и перелез через телегу.

В полном доспехе это сделать было трудно. Но Хуан справился. Он взял с собой в поле три сотни рыцарей, самых крепких и сильных.

До лагрцев оставалось шагов сто. Рыцари перебрались все.

Хуан взмахнул мечом и повел их прямо на лагрцев.

Ему предстояла тяжелая рубка. Битва, где все ясно: или ты — или тебя. Где нет места сомнениям и темным мыслям, что подточили его душу.

Боскан хотел крови. Кто-то должен был заплатить за его муки.

Лагрцы остановились, когда их отделяло шагов тридцать. Дружно выставили вперед пики. Много пик. Все две тысячи. Их арбалетчики были заняты перестрелкой со скайскими и ничем помочь пикейщикам не могли.

Двадцать шагов. Десять.

Хуан обернулся, взмахнул мечом и пригнулся к земле, как и все его рыцари.

Первые ряды лагрцев повалились как снопы, сметенные шквалом стрел.

Боскан встал и бросился на лагрцев так быстро, как позволил доспех. Две пики отвел щитом. Еще три безвредно скользнули по кирасе. Его клинок рассек голову одному лагрцу — они даже не имели шлемов, — описал дугу и обрушился на другого.

Боскан был демоном смерти, вторгшимся в порядки наемников. Он бросил щит. Рубил открытые головы и шеи, не обращая внимания на слабые встречные удары. Если его взмах парировали, бил левой рукой врага в лицо, благо латную перчатку венчали три шипа.

Оружие лагрцев, снаряженное против конницы, оказалось бесполезным против пехоты. Теснота их губила.

Рыцари резали их, как мясники скот. Быстро, умело и беспощадно. Задние ряды наемников дрогнули и побежали.

Риккардо не сдержал радостного крика:

— Победа!

Причем почти без потерь. Больше пехоты у Агриппы нет.

Хуан повел разгоряченных рыцарей назад. Он шел позади всех. Большой, страшный — весь с ног до головы залитый чужой кровью, усталый, это чувствовалось. Шел медленно, словно нехотя перебирая ногами. Конница «королей» была все ближе.

Он словно издевался над ними.

«Короли» вдруг остановились. Из их рядов выехал безоружный всадник в кожаной куртке.

— Риккардо граф Кардес! — Его голос вдруг разнесся по всему полю.

Де Вега хотел откликнуться, но не успел, поймал взгляд Хуана. Тот шел с открытым забралом.

Боскан, что был уже близко, внезапно улыбнулся ему, постучал себя по шлему, быстро опустил забрало и резко обернулся, выбрасывая вперед в угрозе руку с мечом.

Его смело, откинуло, зашвырнуло за ряд телег с такой силой, словно ударило тараном.

Риккардо бросился к нему. Боскан был мертв. Кираса на нем оказалась вогнутой так, что сломала все ребра и раздавила внутренности.

— Нас убивает маг, — сказал Винсент Ла Клава графу Кардесу, замершему над Босканом.

— Что? — тот был в шоке и плохо соображал.

— Нас убивает маг. Одного за другим. Кундеру, говорят, сразила молния.

— И что?

Винсент вздохнул.

Риккардо очень повезло, он не видит, что действительно происходит вокруг. И Боскан не был его лучшим другом, почти братом. Братом… Это судьба. Но ждать ее покорно он, Ла Клава, не будет.

— Я убью мага, — сказал он Риккардо.

— Как? — тот удивился.

— Я убью его. Брошу ему вызов. Если он мужчина, он примет его, — ответил Ла Клава.

Но де Вега его не понял.

— Даже не думай. Время рыцарей давно прошло. Я тебя не отпущу. Слышишь! Не отпущу. — Риккардо схватил его за руку.

— Не глупи. Силой ты меня не удержишь. Я такой же граф. Если что, береги себя, ты последний. А я не хочу ждать своего часа. Нужно проигрывать достойно, Риккардо. — Винсент освободил руку.

Риккардо отступил. Добрый, верный Риккардо, я хочу, чтобы ты жил, подумал Винсент и перелез через телегу.

Небо над полем битвы было таким же равнодушным, как и вчера. Оно всегда равнодушное. Ему плевать, что убили Алонсо, Анну, Карла, Хуана и еще тысячи людей.

Но и ему, Винсенту, плевать на небо.

— Маг, тебя, кажется, зовут Гийом? Так вот, Гийом, я — граф Винсент Ла Клава — бросаю тебе вызов. — Он остановился недалеко от замершего строя рыцарей.

В стане короля было много почитателей старинных обычаев. Стрелять из арбалета не стали. Приемы де Веги здесь пока были не в чести.

Маг вышел ему навстречу. Безоружный. Среднего роста, черноволосый, одетый в светлую кожаную куртку до середины бедра. Ветер дул ему в лицо, тщетно пытался растрепать короткие волосы, заставлял щуриться.

Винсент обнажил меч…

Гийом постарался, чтобы граф умер мгновенно. Сразил его шаровой молнией, едва тот сделал первый шаг ему навстречу. Он уважал храбрость, но рисковать собой не имел права, да и не хотел.

«Гвардия — хранительница чести и силы Камоэнса. Его последняя защитница». Эту простую истину упорно втолковывали всем молодым гвардейцам. Блас Феррейра урок уяснил крепко. Ему, выходцу из захудалого дворянства, Хорхе Третий дал все: деньги, почет, а главное уважение к себе и цель, ради которой стоило жить.

Мятежники были угрозой Камоэнсу, угрозой Родине, за которую он, Блас, пролил немало крови. Поэтому все мысли, вся энергия молодого лейтенанта были направлены на одно — сокрушить.

Тяжело шагать в полных доспехах по полю, заваленному трупами людей и коней. Перебираться через тела товарищей. Но Блас терпел.

Гвардия пошла на приступ. Лагрцы погибли, но из их смерти лейтенант извлек важный урок. Рыцари в черно-желтых плащах спешились и, прикрывшись щитами на манер гигантской черепахи, пошли на приступ. Блас слышал дыхание товарищей, полустоны-полурыки, срывающиеся с губ. Трудно, тяжело, но иначе нельзя. Их осталось всего шесть с половиной сотен из десяти.

Арбалетчики мятежников дали залп, убедились в надежности защиты неприятеля и затихли, сберегая стрелы. Сквозь прорезь забрала Блас видел, как приближается стена телег, ощетинившаяся копьями и арбалетами. Их ждали, ждали и боялись.

Подойти вплотную, а там крепкие доспехи и воинская выучка гвардии сломят упавших духом наемников-скайцев и деревенщин Кардеса.

Несколько телег вдруг отодвинулись, образуя щели-ворота.

Сдаются? Нет.

Пикейщики расступились, давая дорогу трем неуклюжим устройствам. Две оси — поменьше, чем от телеги, — соединенные широкой перекладиной на которой в колыбели из выдолбленного ствола дерева лежала железная труба, закрытая и широкая на одном конце. Лейтенант знал, что такие используют на военных кораблях…

Мятежники были очень близко. Что они задумали?

Высокий безоружный старик в длиннополом одеянии вставил в трубу длинную бечевку.

Наверное, фитиль, сказал сам себе Блас, стараясь держать большой щит ровно, второй рукой он сжимал короткую секиру.

То же самое сделала обслуга двух других труб.

Гвардейцы ускорили шаг. Сейчас…

Старик что-то прокричал и… поднес факел к бечеве.

Вспышка. Язык пламени лизнул гвардейцев, забираясь за щиты. Бласу повезло, его не задело, но вот соседей справа…

Их крики лейтенант запомнил на всю жизнь. Опытные бойцы, прошедшие не одну кампанию, бросали оружие, щиты, бежали, падали, катались по земле, царапали закованное в железо тело, тщетно пытаясь сорвать доспехи. Адское пламя не затухало, жгло все: кожу, дерево, человеческую плоть, щадило лишь металл.

Строй сломался, раскрылся, арбалетчики мятежников не упустили свой шанс. Били в упор.

В щит Бласа ударилось несколько стрел, он с ужасом увидел, как пикейщики расступаются, отодвигают телеги, выпуская на них уцелевшую конницу.

— Гийом! Ты нужен там! Я веду в бой всех. Гвардию сейчас перебьют! — Агриппа д'Обинье рванул маршальский меч из ножен.

К черту правила! Он не может больше равнодушно смотреть, как гибнут его люди. В бой, лично, как простой рыцарь. Если Гийом сейчас скажет хоть слово против — он убьет его.

Маршальский клинок вдоволь напился крови. «Короли» успели на помощь спешенной избиваемой гвардии. Все смешалось. Не было ни строя, ни единого командира. Рядом бились и пешие, и конные рыцари.

Вперед! Вперед — на острия пик, забыв о смерти, летящей на наконечниках стрел. Меч взлетает и падает, рубя головы, шеи, плечи, отбивая встречные удары.

Пусть падают товарищи, потери считать будем после. Главное — победить! Пробить строй пикейщиков, разорвать алебардщиков и стрелков.

Вот Гийом, проклятый чернокнижник, бьет молниями адские машины. Высокий зеленый стрелок встает на повозку во весь рост и, не таясь, бьет по нему из лука. С немыслимой скоростью. Маг падает, но и стрелка уже нет в живых — что-то снесло ему голову. Тело стоит, а головы нет.

Рыцарь-еретик. Кричит: «Ла Клава». Свалить, ударить. Еще и еще. Пока не упадет. Втоптать, давя стальным каблуком лицо.

Подхватить товарища, которому вогнали спису в грудь. Подхватить, чтобы бросить. Мертвые не должны мешать живым. Убить!

Отбросили, атакуем вновь. Вверх по валу из трупов, которые цепляют тебя мертвыми руками и оружием. Опять и опять. Пешие, конные, все равно. Убить.

Отступают?! Как?! Кто приказал?!

— Монсеньор! — Кто-то тянет Агриппу за плечи. Внезапно куда-то уходят сила и злоба, руки становятся мягкими и слабыми.

— Хорошо, отходим.

Мятежники не преследуют и не бьют в спину. Они тоже устали убивать.

Закат над полем багровый, цвета крови.

Риккардо де Вега внимал командирам. Он постарел за эти дни, этот молодой и самонадеянный граф. Когда-то, в уже ставшем немыслимо далеким прошлом — еще были живы Санчо, Боскан, Ла Клава и Кундера — Риккардо надеялся так же легко сломить войско Агриппы д'Обинье, как и ополчение вильенцев и саттинцев. Но Ведьмин лес не стал второй Дайкой.

В голове одна мысль — это конец. Друзья погибли.

Все. Один за другим. А он остался жив. Войско — его не существовало, оно истекло кровью, что застыла темным кармином на холодной земле. Словно земля отказывалась ее впитывать, принимать, до предела насытившись жизнями тех, кто погиб на этом проклятом поле. Но нужно внимать совету, слушать, думать, отвлечься от себя, ведь он вождь. Тяжела диадема власти. Так и хочется крикнуть: «Санчо, возьми ее обратно!» Хоть и знаешь: нет больше Карла. Хочется, но нельзя. Ты здесь в ответе за всех и все.

— Граф Риккардо, в строю осталось тысяча двести бойцов. Стрел мало, оружие ломается, но мы выстоим. — Это командир кардесцев и паасинов.

Они не ропщут, верят в любимого графа, честно блюдут данную клятву верности.

— Лошади уже третий день не кормлены, завтра они будут плестись по полю, как осенние мухи. — Франческо, старый рыцарь, воевал еще вместе с его отцом.

— Граф-ф де Вега, драться завтра — смысл нет. Сольдат устать, мы потерять половина копий. — Ханрик, скайский кондотьер, уже открыто заявляет о том, что готов сдаться королю. Хоть и видел пленных рыцарей, повешенных Агриппой.

— Раненых так много, что врачей не хватает, лекарства уже закончились. — Главный лекарь Осбена, волей судьбы ставший полевым хирургом.

Свет костра выделяет из ночной тьмы фигуру графа, сидящего на большом скайском барабане. Франческо, как и другие участники совета, отступил назад. Во тьму, спрятавшись, ожидая его ответа.

Вега не отрываясь смотрел на огонь, гладкий лоб прорезали глубокие морщины, кожа посерела, лишь глаза горят нездоровым блеском.

— Не волнуйтесь, командиры, — граф резко встал, его шатало от усталости, — завтра война закончится. Поверьте мне. Будет так, как я сказал. А теперь, прошу, дайте вздремнуть до рассвета. День грядущий будет тяжелым.

Утро. Холодно. Риккардо де Вега — граф Кардес — бредет по полю. Ночью выпал снег, превратив груды тел в сугробы, невинно замаскировал побоище. Но все равно наступать приходится на тела.

Видно, что некоторые погибли от холода. Раненые, о которых забыли, которых приняли за мертвых или просто не смогли вытащить под градом стрел. Вот они и замерзли ночью.

Лошадиное ржание. Тихое и отчаянное.

Риккардо сделал пару шагов вправо. Жеребец с вспоротым брюхом, так похожий на его Красавчика, мучился со вчерашнего дня, чудом перенеся ночь-пытку.

Граф добил его одним ударом. Заколол в сердце. Жеребец не сопротивлялся. Убивать животных труднее. Они ни в чем не виноваты, но боль в их глазах такая же, как у людей.

Лагерь Агриппы все ближе. Его уже заметили. Трудно не заметить человека в алом плаще и с алым плюмажем на шлеме, снятом с покойного Боскана.

Гийом вышел навстречу одинокому графу. Он знал, что это граф, но вот какой — не угадал.

— Приветствую вас, Риккардо де Вега. — Маг чуть склонил голову в поклоне. Значит, Боскан предпочел смерть предательству. Приятное исключение из рядов подобных Жофре.

— Здравствуй и ты, маг…

— Гийом, — чуть улыбнувшись, продолжил волшебник. — Ты наверняка уже не раз слышал мое имя.

— Я пришел предложить мир королю, — граф изо всех сил старался, чтобы его голос звучал твердо и уверенно.

У него получалось неплохо.

— А может, сдаться? Но обложка не важна, главное — суть. Говори. — Гийом не любил пустые игры словами.

— Война закончена. Хватит смертей. Вы отпускаете домой моих людей. Кары за восстание не будет. Зачинщики уже наказаны — мертвы. — Голос графа предательски дрогнул. — Мертвым не мстят. Я же отдаю вам свою голову.

— Мстят, еще как мстят, — тихо ответил Гийом и тут же громко поинтересовался: — Не много ли вы просите за одну вашу голову, граф?

— Не много. Я последний из мятежников — символов этого бунта. Ваше войско тоже устало, рыцари не хотят умирать. Маракойя больше не опасна Хорхе. Мы признаем его волю. Решите разграбить ее — умоетесь кровью в моем Кардесе!

— Я рад, что вы пришли к единственно верному решению, де Вега. Карл де Санчо предпочел бы погибнуть, чем принять позор, остальные бы не додумались до такого, а додумавшись, не решились.

— Поэтому вы оставили в живых меня? — резко спросил Риккардо.

— Нет. Выжить должен был Хуан де Боскан. Но исполнению моего с ним уговора он предпочел смерть, — Гийом решил быть честным. Граф ему понравился. — Но это не меняет сути вопроса. Риккардо де Вега, граф Кардес, ваше предложение принимается.

— А разве вы принимаете здесь решения? Агриппа д'Обинье…

— Секретный приказ короля дает мне право подписать с вами соглашение. Сеньор Агриппа, конечно, будет против, но ему придется смириться.

Маг развернулся лицом к своему лагерю, махнул рукой. Поморщился, плечо у него было перевязано.

— Подождите, сейчас слуги принесут стол, стулья, бумагу и чернила, — сказал он Риккардо.

— Гийом, почему вы вышли мне навстречу? Откуда знали, что, иду на переговоры, а не бросаю вам вызов?

— Как ваш друг Ла Клава? — продолжил его мысль волшебник. — То был жест отчаяния. Свидетельство помутнения рассудка. Силы заранее не равны. Нельзя ожидать от меня честной игры. — Гийом решил перейти на личности: — Думаю, что конкретно вы к подобным поступкам не склонны. Слишком расчетливы. Вспомним случай с Васкесом. Да, мне все известно. Грамотный поступок. Вождь не имеет права рисковать собой, допуская фортуну в свои планы.

— Лестная оценка. — Риккардо обвел все вокруг взглядом — где-то совсем рядом, под завалом дружеских и вражеских тел лежит наивный Ла Клава, любитель прекрасного, веривший в благородство.

— Нисколько, я никогда не льщу. Возможность всем говорить правду — одно из немногих доступных мне удовольствий, — ответил Гийом. — Запомните это, граф, нам с вами предстоит еще не одна беседа, путь до Мендоры долгий.

— Я, черт возьми, не согласен! — кричал и бил кулаком по походному столику доблестный Агриппа д'Обинье — лучший полководец Хорхе Третьего.

Ссора происходила в шатре полководца, стража снаружи у входа изображала каменные изваяния. Не каждый день они видели, как командиры в пылу спора хватаются за оружие. Впрочем, все это относилось только к Агриппе.

Он напирал, давил на сидящего в убогом кресле мага, но безрезультатно. Угрозы и увещевания не помогали. Блас Феррейра — третий участник обсуждения — склонялся в душе к мнению мага. Доблесть мятежников вызывала уважение, как и храбрость их вождя, зарекомендовавшего себя умелым полководцем. Воины устали. В строю, считая и перебежчиков Жофре, осталось едва ли четыре тысячи рыцарей. Глупо лить кровь камоэнсцев, когда последний мятежный граф принес свою голову королю.

Риккардо внимательно следил за ссорой, стараясь казаться безучастным.

Гийом улыбался и всем видом своим излучал довольство и покой, будто бы сидел не на жестком дереве, а на мягком диване. Командир гвардейцев, высокий здоровяк лейтенант Феррейра тоже хранил молчание.

— Проклятые мятежники убивали моих рыцарей, отправили к Единому тысячи благородных идальго, а теперь уходят безнаказанно. К черту соглашение! Ударить по ним, растоптать, разметать! Изрубить в прах, а пленных вздернуть!

— Успокойтесь, Агриппа. Решитесь вы на такое, я вынужден был бы приказать сеньору Феррейре арестовать вас. За нарушение королевской воли, проводником которой я сейчас являюсь. Вы же видели мандат, подписанный Его Величеством. Хватит с нас уже повешенных вами пленных.

— Вы предатель, Гийом, змея, которую пригрел у себя на груди король! Сколько же мы будем терпеть ваше засилье! Спасаете мятежника!

— Вы не правы, Агриппа: Хорхе его казнит, — вмешался Феррейра.

Гийом молчал, графу было ясно, что его и полководца связывает давняя вражда.

— Хотите моей смерти, Агриппа? Не так ли? Вы мне тоже не нравитесь. Поединок! — вдруг услышал де Вега свой голос. Отчаяние и боль, что владели им, искали выхода.

— Нет, — возразил маг, — королю он нужен живым!

— Он останется жив, — пообещал полководец, его красивое лицо исказила ненависть. — Но пожалеет, что не умер!

— Феррейра, проследите за этим. — Маг кивнул. Окончательная ссора с полководцем в окружении подчиненного ему войска в планы Гийома не входила.

Блас Феррейра, волей судьбы вчера принявший на себя командование гвардией — капитан был убит, — серьезно отнесся к поставленной задаче.

Граф Кардес шел сдаваться, из доспехов на нем была лишь легкая бригантина, он снял ее, как и теплый, подбитый мехом камзол, оставшись в кожаных штанах и рубашке. Агриппа доспехи и не надевал.

Бласа заинтересовал меч де Веги. Длинное широкое лезвие вороненой — кажущейся черной — стали. Простая рукоять украшена одним большим кровавым рубином.

— Хотите взглянуть? — Граф заметил его интерес.

— Да, если можно.

Риккардо взял меч за лезвие, он был в кожаных перчатках, и протянул ему рукоять.

— Осторожней, не порежьтесь.

Блас подумал, что он смеется, но лицо графа было абсолютно серьезным.

Меч был хорошо сбалансирован, но для графа, пожалуй, тяжеловат. Блас вернул меч хозяину.

Дрались перед шатром Агриппы. Зрители разошлись, уступая им место. Свежий снежок весело хрустел под ногами.

Риккардо атаковал первым. Резко, стремительно, пренебрегая защитой. Это была проигрышная тактика. Ему удалось зацепить самым кончиком меча бедро Агриппы, ответная мельница полководца ранила его в плечо.

Агриппа шаг за шагом уверенно теснил де Вегу. Тот пятился назад, зрители — рыцари королевского войска — расступались, давая ему дорогу. Круг превращался в эллипс, путь Риккардо был отмечен красными каплями на белом снегу.

Агриппа в очередной раз замахнулся — и замер, сделал шаг назад, закусив губу. Риккардо не воспользовался его слабостью, лишь усмехнулся, отступил на шаг, с интересом наблюдая. Потом шагнул вперед и быстро ударил, легко ранив Агриппу в грудь. Он явно не хотел его убивать.

Полководца шатало, холодный ядовитый пот бежал, ручьем заливая глаза.

Граф Кардес же был полон сил, глаза его сверкали, черный наруч выглядел словно знак причастности к тьме. Де Вега кружил вокруг Агриппы, пользуясь охватившей того слабостью, ранил, улыбаясь, наслаждаясь схваткой. Агриппа пропускал удары Риккардо, наносящие ему болезненные, но неопасные раны, скорее порезы, рычал, как раненый медведь, пытаясь отогнать врага. Наконец пал на колени, так и не выпустив меч.

Де Вега подошел к нему, приставил клинок к горлу.

— Ты глуп и самонадеян, Агриппа д'Обинье. Мой меч отравлен. В твоем теле яд. И я не знаю, от чего ты умрешь раньше — от стали или от огня, сжигающего внутренности.

Мятежник отравил оружие! Внешность обманчива, мнимое благородство обернулось коварством, он, наверное, родственник мага Гийома. Первым порывом Бласа было убить подлеца, но он сдержал себя.

— Де Вега, вы нарушили правила!

— Победителей не судят, лейтенант. Вы этого не знали? — усмехнулся тот.

— Граф, пощадите его, и я обещаю, что королевских гарнизонов в Маракойе не будет, — произнес маг, безучастно наблюдавший за схваткой.

— Я почему-то вам верю, Гийом. Яд — вытяжка из болотной лианы. Надеюсь, вам его спасти не удастся.

— К сожалению, де Вега, — маг улыбнулся, — для Камоэнса жизнь Агриппы еще важна.