Эпилог

Старая нищенка, сидевшая на одной из грязных улочек, расположенной неподалеку от крупнейшего в городе рынка, бесцветными глазами поглядывала на маленькую девчушку, одетую в точно такие же обноски, как и она сама. Та в данный момент радостно носилась среди нечастых прохожих вместе с целой оравой таких же маленьких оборванцев, изредка что-то крича и активно жестикулируя.

— Внучка? — спокойный мужской голос, раздавшийся над плечом нищенки, заставил ту вздрогнуть от неожиданности. Переведя взгляд, она увидела перед собой пожилого мужчину, судя по одеждам, представителя купеческого сословия. Явно не из самых богатых, но и к бедным купчикам, промышлявшим исключительно мелкими заказами, он не относился. Грубые черты лица, седая борода, точно обрубленная на конце, редкая шевелюра на голове, сквозь которую то тут, то там проступали залысины — все это создавало образ человека, относившегося к своему внешнему виду с некоторым пренебрежением.

— Нет, — окинув незнакомца коротким взглядом, отозвалась нищенка. — Это дочь моей покойной подруги.

— Покойной? Чего случилось-то? — заинтересовался купец. — И как она на улице оказалась? Ведь если учитывать возраст дочки, то довольно молодая была. Так?

— Так, — подтвердила старуха. Она обычно сторонилась разговоров с посторонними людьми, но этот человек почему-то вызывал доверие. К тому же, она давно ни с кем не разговаривала, окромя маленькой девчушки, еще немногое понимающей в жизни, и ей хотелось выговориться, поделившись тяжким грузом своих проблем со сторонним человеком. — Та совсем молоденькая была, из числа прислуги у одного из провинциальных маркизов. Забеременела на одной из гулянок, затеянных ее господином со своими друзьями после охоты. Те тогда ее попользовали толпой, едва не до смерти. А через три месяца, когда у нее округлился живот, жена маркиза, заревновав к своему негодяю, выкинула ее на улицу. Поскитавшись какое-то время по Империи, она прибилась к ночному притону в Родене, где и познакомилась со мной. Там, спустя пару месяцев, у нее родилась дочь. Чтобы ее кормить, Данира была вынуждена работать по ночам… Ну, вы понимаете…

— Да, — кивнул купец.

— Я тоже помогала, как могла. Но попрошайке много не дадут. Самой едва хватало на ночлежку, да хоть как-то прокормиться, — по лицу старухи, вероятно вспомнившей какой-то момент из своей жизни, поползли слезы. Но она тут же спохватилась, и, поморщившись, вытерла их грязным рукавом своей накидки, после чего, коротко вздохнув, продолжила. — Через год Даниру позвали на очередной пир, затеянный местным магом. Там присутствовала вся тамошняя знать. С этого пира Данира не вернулась. Ее останки я нашла через несколько дней в сточной канаве.

— Что с ней сделали?

— Судя по следам, посадили на кол. Потом, когда в полной мере насладились ее мучениями, сняли и выбросили в канаву, где она и испустила дух.

— Жестоко, — вздохнул мужчина. — Вы были подругой Даниры?

— Разумеется, — пожала плечами нищенка. — Мы старались заботиться друг о друге. Она, встречаясь с клиентами, оставляла дочку у меня. И с тех пор, когда ее не стало, я забочусь о ребенке, стараясь научить всему, что знаю сама.

— У вас весьма необычная речь для простой нищенки с улицы, — заметил купец. — Явно не были воспитаны на улице! Как вас зовут?

— Аральта, — вздохнула старуха. — Аральта Исил. И вы правы, воспитывалась я не на улице.

— А где, если не секрет? — полюбопытствовал купец.

— Названия тех мест вам ни о чем не скажут, — улыбнулась Аральта. — Они далеко на юге, за Одлым морем.

— Хм… — пожевал губу купец. — А меня Патриикием кличут. Я же вас уже четвертый раз наблюдаю. И жалко становиться, когда вижу, как отдаете все купленные куски хлеба девчушке, сами оставаясь голодными. Не протянете долго. Кто потом о ней заботиться будет?

— До сих пор как-то жила ведь, — усмехнулась нищенка. — А она, — Аральта кивнула в сторону малышни. — Даже не знаю… Я ведь все последнее время до сих пор только из-за нее и держусь, потому как знаю, что с нею будет после моей смерти.

— Я давеча видел, как вы на земле что-то писали и показывали дочке, — Аральта вздрогнула при этих словах, и купец осекся, чтобы через секунду поправиться. — Назовем ее так, коли уж вы ей мать заместили.

— Пусть будет так, — согласилась Аральта. — А по письму… Пытаюсь научить ее основам письменности.

— Хорошо пишете? — лицо купца сразу приняло деловое выражение.

— Достаточно, — неопределенно ответила она.

— У меня как раз освободилось место писца, — купец полез в сумку, что висела у него на плече, порылся в ней, и достал листок бумаги, на котором было что-то написано. — Вот! — он вручил листок Аральте. — Здесь кое-что написано.

— Здесь только адрес, — взяв листок и коротко в него глянув, ответила старуха. — Что мне с ним делать?

— Во! — купец поднял указательный палец вверх. — Адрес! Это мой дом. Придешь к ужину, коли согласишься на должность писца.

— Условия? — Аральта, спрятав листок за пазуху, подняла глаза на Патриикия.

— Еда, кров для обеих, и пять медяков в декаду.

— Я подумаю, — кивнула нищенка, не дав своего согласия сразу же, поскольку знала повадки местных купцов — те любили, если человек, решая важный вопрос, брал время на обдумывание перед тем, как огласить свое окончательное решение.

— Добро! — воскликнул купец. — Если согласишься, то знай: уже сегодня вас ждет хороший ужин! — сказав это, Патриикий резко развернулся и быстро зашагал вдоль по улочке.

Не успел еще купец скрыться за поворотом, как к Аральте подошел следующий человек, имевший аристократический вид, но одетый… Весьма необычно для данной местности. Обтягивающий серебристый костюм с нагрудником, отливающий чистым золотом — такое одеяние должно было привлечь к себе внимание всех, кто был в данный момент на улице. Но почему-то не привлек. Аральта успела это отметить боковым зрением, и сделала соответствующие выводы.

— Добрый день, Ицамна, — степенно поприветствовала она мужчину. — Каждый раз‹…› Зачем?