Цирк приехал!

Под лихой, бравурный марш по дороге пылила колонна расписных фургонов, влекомых громадными меланхоличными битюгами. Величественно шагали слоны, тигры в открытой клетке прижимались к решеткам полосатыми мордами, дирижер на платформе с оркестром так лихо размахивал своим жезлом, что было совершенно непонятно, помогает он музыкантам или наоборот. Впереди в ярко-желтом автомобиле с отрытым верхом ехал хозяин (а скорее вождь) толпы неунывающих актеров, при виде местных жителей, со всех сторон высыпающих к дороге, он вставал, приподнимал черный лакированный цилиндр и шевелил набриолиненными усами.

Нет, Ларкес не собирался покупать целую труппу, ему достаточно было знать кое-что про прошлое определенных людей и уметь делать намеки, а связать события двадцатилетней давности и солидного маэстро Бальзамо не смогли бы никакие Искусники.

Случилось так, что получивший отставку инквизитор некоторое время жил в городе, где отделение секты существовало почти легально. Общество относилось к резвящимся белым благодушно, никто не ждал от них беды. И вот какому-то заигравшемуся «гению» пришла в голову мысль, что цирковых зверей угнетают. Однажды ночью «благородные борцы» открыли клетки, да еще и подожгли ненавистную «тюрьму животных». Мелкая живность, спрятавшаяся по углам, сгорела сразу. Огонь быстро перекинулся на деревянные фургоны, в узких проходах метались полуодетые люди, визжащие от страха лошади и звезды манежа, четыре огромных каштадарских льва. Одного растоптали напуганные запахом хищника слоны, двух застрелили подоспевшие полицейские, и лишь один достаточно доверял людям, чтобы позволить загнать себя в чудом уцелевший фургончик, но тоже не спасся — сердце огромной кошки не выдержало испытаний (львы, они такие). Через два дня труппа покидала город, оставив на главной площади неразобранные руины, а на кладбище для бедняков — восемь скромных обелисков.

Зато теперь ни один фургон цирка Бальзамо даже теоретически не мог гореть!

Воинственно топорщились набриолиненные усы, гремела музыка, выпрыгивали из фургонов жонглеры и акробаты, кидали в воздух факелы и шли колесом, а город ликовал, приветствуя гостей.

Дэрик рассматривал шумный карнавал с тихим раздражением — теперь его внимания требовали почти две сотни человек, а ресурсы небесконечны.

«Ничего, — утешал себя он, — циркачи уедут через неделю, а любой задержавшийся будет в городе как бельмо на глазу».

Реальность, естественно, не пожелала идти навстречу человеку: цирк задержался в городе на две недели (слишком уж хорошие были сборы), а когда пестрые фургоны снова двинулись в путь, с ними уезжали старая дева лет пятидесяти, тихо доживавшая свой век без подруг и родни, и кладбищенский сторож, заика и пьяница, иметь дело с которым считали зазорным даже городские попрошайки.

Но город не заметил потери — в Септонвиле поселились допельгангеры.

Мастеров превращений Ларкес одолжил у армейской разведки, которую происшествие в Арангене, скажем так, не порадовало. Мстительный Зертак отрядил на дело лучших из лучших, и настроение у шпионов было отнюдь не курортное. Старшей в группе значилась Лаванда Килозо, уникальная в своем роде белая, обожающая рискованные предприятия. Волшебница с лицом семнадцатилетней девушки недавно разменяла пятый десяток, но по характеру осталась неугомонным подростком. Она врала как дышала, могла перевоплотиться в любого человека даже без помощи магии, а с применением ворожбы сходство становилось просто пугающим. Противовесом легкомысленности мисс Лаванды служил ее напарник Пит Брено, человек без капли Силы, зато обладающий фотографической памятью и редкой способностью передразнивать голоса (а заодно и возможностью поддержать белую грубо физически). Приказ переключиться на борьбу с внутренним врагом напарники восприняли с пониманием (в чем-то нынешнее дело было даже опаснее, чем миссия на острова), но к выбранным ролям отнеслись по-разному.

— Тебе хорошо, — бормотал помятый детина без следов заикания, — ходи, цветочки нюхай. А со мной все пытаются расплатиться самогоном! Я скоро и вправду алкоголиком стану.

— Амулет не работает? — поинтересовалась сидевшая напротив леди синий чулок, хитро блеснув молодыми глазами.

— Почему, работает. Но каждый раз такое чувство, что пью кошачью мочу.

Мнимая горожанка усмехнулась и продолжила обновлять грим, призванный превратить молодого, полного сил мужчину в опустившегося пьяницу. Баночки с пудрой и краской, парики и цветные карандаши были беззаботно раскиданы по столу: сторожка при кладбище — это такое место, куда в семь утра не могут нагрянуть посторонние.

— Говенный городишко, — суммировал Пит первые впечатления. Из зеркала на него смотрел могильщик Гуго, новый образ на ближайшие месяц-два.

— Чем же? — немедленно встрепенулась волшебница (ей провинциальные города нравились).

— Воруют. На дверях замки, на витринах — решетки, нищие на каждом углу, и это в провинции!

— Ты просто на западную окраину тележку не возил.

В бытность циркачом Пит продавал с лотка билеты и сувениры.

— А что там?

— Беженцы, о которых предупреждал координатор. Живут в бараках при прядильной фабрике.

Что значит присутствие такого контингента в городе, оба знали на множестве поучительных примеров.

— Схожу-ка я, потолкаюсь среди них, — решился Пит.

— Будь осторожен, побьют.

— Не впервой!

Лаванда одернула коричневое шерстяное платье, доставшееся ей от прототипа — мисс Табрет (когда-то пряжа из Септонвиля хорошо продавалась), и попыталась оглядеть себя в крохотное зеркало.

— А я начну с рынка, — решила она.

Это только кажется, что искать в незнакомом городе глубоко законспирированную группу — дело безнадежное. Любая деятельность, выходящая за рамки интересов среднестатистического обывателя, прослеживается достаточно легко, были бы рядом внимательные глаза. Конечно, работу осложняло отсутствие поддержки властей, но для шпиона подобная ситуация скорее норма, чем исключение (не раз и не два Лаванде Килозо приходилось проникать в сокровенные человеческие тайны буквально по волшебству: слыша обрывки фраз, читая выражения глаз, наблюдая за позами и жестами). Под личиной мисс Табрет ходить по городу и слушать разговоры было очень просто — на эту серую мышку никто не обращал внимания, но для получения результатов таким методом требовалось время. Лаванда наслаждалась.

Внешне благополучный Септонвиль действительно оказался мутным местом. Прядильная фабрика, дававшая работу и своим, и приезжим, недавно сменила хозяина и закрылась (якобы на реконструкцию), на улице оказалась масса народа, к праздности и нищете не привыкшего. Отдельной статьей шли беженцы, среди которых не было ни одного краухардского старожила: в Септонвиле оказались те, кто один раз уже не сумел принять обычаи новой родины по глупости либо из гордыни, а теперь снова остался ни с чем. Маленькая колония переселенцев жила безадресной обидой и горечью несбывшихся надежд, а, как известно, желающий быть обиженным будет им.

— Сажать можно через одного, — мнение Пита об обитателях фабричных бараков было однозначным, — либо воруют, либо брагу гонят, либо еще какой фигней занимаются. Про надзор там вообще слыхом не слыхивали, правда, с Источником почти никого нет.

Но армейское начальство не интересовала преступная деятельность как таковая, единственной целью агентов был запретный ритуал. Как же вычленить из общей кучи нужный след?

— Горожане живут своей жизнью. — Лаванда машинально тискала в руках вышитую бисером сумочку, жест обиженной старушки получался у нее все лучше. — Проблем стараются не замечать. Нельзя сказать, что кто-то запуган или страдает. Полиция и надзор отлично экипированы, дисциплина на уровне. Не знаю пока, что здесь затевается, но это нечто должно иметь весьма странную форму.

Пит кивнул:

— Что-то, до последнего момента вполне легальное.

Мисс Лаванда мечтательно вздохнула — она любила загадки. Близость врага будоражила нервы, не любимое большинством белых чувство придавало ее мыслям остроту алмазной паутины. Божественно!

— Координатор сказал, что ритуал подразумевает жертвоприношение черных, — задумчиво проговорила шпионка, еще не зная, куда заведут ее рассуждения, — а эта публика табором не селится. Похищать людей заранее слишком рискованно. Где они найдут столько бойцов, чтобы справиться с полудюжиной буйных психов?

— Действительно. — Пит отлично представлял себе, что такое содержать в плену черного, и не одного.

— Надо искать организованные группы. Может, какой-то эмпат пользуется популярностью у черных? — Среди Искусников всегда было аномально много подобной публики. — А еще надо выяснить, много ли здесь детей и подростков, не прошедших Обретение, все-таки Краухард близко. Не выцеливают ли они молодняк? Ах, как жаль, что в надзоре крот! Придется выкручиваться самим.

И вновь началось хождение по улицам, менее ухоженным, чем прежде.

Да, черные — индивидуалисты, но при этом каждый из них в курсе, сколько ему подобных живет поблизости (имен может не знать, но степень владения магией и общественный статус укажет безошибочно). Достаточно найти кого-то одного, заплатить — и дело в шляпе. Так рассуждала мисс Лаванда, не спеша, впрочем, войти ни в первую, ни во вторую приглянувшуюся ей дверь: обращаться к дорожащим своим статусом магам было рискованно. Для начала надо выяснить, какое влияние имеет на местных продажный офицер НЗАМИПС, иначе беспринципные типы ее немедленно сдадут, причем даже не за деньги. А еще лучше — расспросить обо всем подвыпившего болтуна, который выдаст нужную информацию и даже не запомнит, что и кому говорил. Для работы с таким клиентом нужно было отыскать приличное, но не слишком дорогое заведение, работающее допоздна. Возможностей море!

Положившись на шпионскую удачу, Лаванда бродила в образе горожанки и зорко поглядывала по сторонам.

Внезапно за ее спиной раздался топот ног. Едва не сметя мнимую мисс Табрет, мимо пронесся мальчишка лет двенадцати в потрепанной форменной курточке, мелькнуло бледное лицо с торжествующей ухмылкой. Для того чтобы понять, какой именно Источник освещает его путь, ритуалов не требовалось. За черным с возмущенными воплями гналась целая толпа детей, не очень, впрочем, старающихся догнать свою жертву (Лаванда готова была поставить годовое жалованье на то, что криками дело и ограничится). Неужели след? Отметив, в каком направлении унеслась галдящая орава, леди-шпион широкими зигзагами начала выбираться туда же.

Следующая встреча напарников состоялась в кустах акации, под которыми мнимый могильщик Гуго якобы спал. Мисс Лаванда выглядела встревоженной.

— Знаешь, Пит, это дело начинает дурно пахнуть, как бы нам не облажаться.

Мужчина постарался стряхнуть сонливость — на его памяти Лукавая Килозо еще ни разу не паниковала.

— Выкладывай, что ты там откопала.

— На окраине — частный приют, тут вообще очень много чего существует на пожертвования. Из пятидесяти детей восемь — черные, мальчики двенадцати-тринадцати лет.

— Не доказательство, — усомнился напарник.

— Ну да? Ты знаешь благотворителя, готового добровольно опекать такое количество черных, да еще мальчишек и тем более одногодков? Они же способны ад кромешный устроить! И я видела там нашего незнакомого друга из НЗАМИПС. — Мисс Лаванда помрачнела. — Он бил мальчишку. Я понимаю, что с черными без этого нельзя, но ногами, по земле, при свидетелях… Такое унижение порождает только злобу, Пит. Они не собираются воспитывать этих детей, им нужно лишь обеспечить повиновение, на очень короткий срок.

Тревога Лаванды передалась напарнику — оба они знали, как высока ставка в игре.

— Если так, то эти сволочи готовы провернуть все мгновенно, — озвучил Пит общий вывод, — дети пойдут за старшими, даже если ненавидят их.

— Надо организовать засаду! — Глаза волшебницы горели энтузиазмом. — Ты будешь дежурить ночью, я — днем…

— Остынь, это никому не поможет. Если с ними будет боевой маг, ни ты, ни я с ним не справимся. И не забывай о цели операции — боссам нужно руководство секты.

— Мы что, должны найти им место ритуала и список приглашенных? А на детей плевать?!

Пит вздохнул: его напарница, будучи специалистом тайных служб, все равно оставалась белой, хотя тут дело не в Источниках (выходя на дело, Лаванда становилась до изумления бесчувственной). Мириться с жестокостью и несправедливостью в собственном доме — совсем не то, что наблюдать за участью са-ориотских рабов, тут понятиями «свой-чужой» не прикроешься. В такой ситуации даже прагматичного, не отягощенного никакой магией человека тянет в герои.

— Я хочу сказать, что пора требовать подкрепления, осталось понять как.

А вопрос был не праздный: связной должен был ехать через город только на следующей неделе.

Но к мисс Лаванде уже вернулся оптимизм и хорошее настроение.

— О! Это просто — мы вызовем их по почте.

— Шутишь? Такое письмо даже город не покинет.

— Это смотря как писать и кто будет посылать…

— Да кто он такой? — возмущался прилично одетый господин за столиком не самого дешевого трактира. — Доводить ребенка до слез, ломать его вещи!!! Я этого так не оставлю, Гэб!

Дэрик, сидевший к возмущенному горожанину спиной, не скрываясь, морщился и прикидывал возможные последствия конфликта. Что поделать, с приближением решающего момента некоторые братья начинали терять самообладание! Может, не стоило выдавать Шимуса за учителя? С другой стороны, чем еще может заниматься белый, единственный полезный навык которого — похищение Источников? Пытаться запугать возмущенного отца означало выйти из образа, убийство могло привлечь слишком много внимания в самый неподходящий момент, проще всего было отозвать Шимуса и занять его чем-нибудь на постройке щита, например, пусть активирует печати, их в чудном устройстве древних больше пятидесяти. Нет, Дэрик не сомневался в том, что задуманный Посвященными ритуал состоится, и полностью доверял магическому искусству Учителя. Но в записях Основателей говорилось, что некогда искомое устройство можно было унести в руках, а то, что пытаются соорудить они, едва помещается в огромном цехе бывшей прядильной фабрики. Почувствуйте разницу!

И, думая об этом, Дэрик совсем не обратил внимания на супружескую пару, прогуливающую по бульвару девчушку лет семи. Вчера, после разговора с невзрачной соседкой, глава семьи загорелся желанием купить дочери куклу в самом знаменитом магазине игрушек (по совместительству являющемся резиденцией армейской разведки). Он немедленно написал письмо с просьбой выслать каталог, совершенно не задумываясь над тем, откуда знает адрес и как появилась на его столе эта замечательная писчая бумага.

Искусник же думал о своем и голоса интуиции не слышал.