Глава 1
Талина
Замок встретил запустением и запахом гари, волнами сползавшим вниз по склону скалы.
Когда мы возвращались на Лерикан, Эриар просил нас стать гостями клана Дираков. Я отказалась. Будущее страшило, но со своими страхами я привыкла встречаться лицом к лицу…
Я попросила мужа…
Это было странно, но признать его мужем оказалось легче, чем осознать, что мне придется вычеркнуть из жизни те двадцать лет, когда не я садилась во главе круглого стола, не я произносила: «Да будет так», оставляя за собой последнее слово в принятии судьбоносных решений.
Но я должна была это сделать. Обязана, если хотела защитить тот мир, который, оболгав, отверг меня. И я знала, что с собственной обидой я справиться сумею.
Я попросила мужа открыть портал неподалеку от дозорной башни.
Она стояла на высоком холме, который в летние месяцы полностью покрывался алыми, кремовыми и ярко-желтыми асире, очень похожими на земные саранки. А у его подножия, на огромном лугу, где когда-то пали тысячи воинов, защищавших древнюю крепость Самар’Ин, символ единства кланов, струились нити плакучего таиля. Как память, как слезы, пролитые по погибшим матерями, женами, дочерьми и сестрами.
Моя просьба Эриара не обрадовала. По взгляду, который он торопливо отвел, я сразу догадалась, что моя первая после разлуки встреча с собственными владениями не будет радостной.
Но я даже представить себе не могла, как пронзит болью сердце, когда вместо поднятых над воротами вымпелов я увижу покрытые сажей тряпки.
– Простите…
Князь остановился у меня за спиной, словно опасаясь, что от представшего перед моим взором зрелища я лишусь чувств. Признаться, у меня на мгновение возникло подобное желание. Но я не могла позволить себе слабость. Не сейчас, не перед детьми, которые стояли чуть в стороне, окруженные дюжиной воинов, одетых в форму цвета ночного неба.
Лишь ночь и день отделяли их от привычного прошлого. Лишь ночь и день – пропасть, в которую я падала, не надеясь на спасение.
Разговор с детьми дался мне легче, чем я предполагала. Но тем не менее он был трудным. Из-за лжи, которой я щедро перемежала свой рассказ.
Даша и Саша поверили мне сразу. Еще и заявили, что сами выдумывали разные истории, в которых я была то королевой в изгнании, то принцессой, которая вынуждена скрываться от злобного отца. Слишком чуждой, на их взгляд, была я для этого мира. Вроде и такая же, как все, но от меня веяло тайной и приключениями.
Если бы они знали… Им рано было знать всю правду. Потому говорила я, а Эриар лишь стоял рядом и кивал, когда я переводила на него взгляд, подтверждая, становясь моим соучастником.
Когда-нибудь они узнают правду. Когда-нибудь они будут иметь право бросить обвинения нам с ним в лицо. Но прежде чем это случится, они должны полюбить этот мир настолько, чтобы простить.
– За что?
– За все, за что сможете.
– Нам с вами предстоит много работы. – Я догадывалась, чего ему стоило произнести это. Впрочем, многое из того, что он сегодня сделал, для мужчины его ранга и титула казалось невозможным. – Сколько воинов осталось в крепости?
Он принял мой тон. Тут же встал рядом, помня, что он равный, но зная, что это далеко не так. Я дала ему шанс, которым могла не позволить воспользоваться.
– Из тех, кому можно полностью доверять – не более четырех сотен. Многие покинули границы клана, когда вас изгнали. Я надеюсь, когда станет известно о вашем возвращении, они вспомнят, кому клялись в верности.
– Мы не можем ждать, когда это произойдет. Прикажите отправить гонцов в Вольные земли с известием, что я готова принять под свой флаг наймитов. Из тех, что придут за зов, вы отберете шестьсот лучших. Еще нужны работные и мастеровые.
– Не торопитесь ли вы, моя лери? – Эриар чуть отодвинулся, чтобы видеть мои глаза. Но любой, кто смотрел в этот миг на нас, не увидел бы в этом движении ничего, кроме желания лучше рассмотреть давно не ремонтированный мост через наполовину заполненный затхлой водой ров. – На то, о чем вы говорите, потребуется много золота, которого у нас нет. Кланы готовы помочь, но вряд ли эта помощь будет столь значительной.
– Я понимаю ваши опасения, князь. – Я обещала себе быть сдержанной, но уверить себя в том, что мне это по силам, оказалось легче, чем следовать сказанному. Между нами не было и не могло быть теплоты, но произнесенное ледяным тоном: «Князь» грозило отбросить нас на двадцать лет назад. – Но вы не подумали, ради чего моя сестра перекрасила правду в ложь и почему настаивала не на изгнании, а на моей казни?
Он думал об этом. Это читалось в его глазах, в пролегшей по лбу морщинке, в том, как губы тронула кривая усмешка. Но ответа он так и не нашел.
Наш клан умел хранить собственные секреты от тех, кто к нему не принадлежал.
– Князь Тамиран, – он назвал своего старшего сына официально, как подобало тому, кто больше не входил в семью, – отправил в крепость полсотни работников и сотню воинов. Малый джейсин готов к вашему приему. И… – он замялся лишь на мгновение, но и его мне хватило, чтобы догадаться о том, что я услышу дальше, – ваш родовой перстень с восстановленными нитями силы ожидает вас на алтаре святилища Великой Арлак.
Моей радости он не увидел, боль была слишком сильна, чтобы поглотить ее. Но я была счастлива, потому что лишенная собственного дара я чувствовала себя неживой.
Маркирер
Я стоял на верхней террасе и равнодушно наблюдал за тем, как скрывается за дальней вершиной солнце. Даже мысль о том, что через несколько мгновений тело скрутит неконтролируемой трансформацией, не могла лишить меня холодного спокойствия. Эта боль стала привычной и сладостной. Она напоминала о той мести, ради которой я продолжал жить.
– Князь Маркирер…
Гонец из клана Тароков не понимал причины затянувшегося молчания. Я же… Возвращение охраняющей в свой замок не могло изменить решения: война между нами была неизбежна. А время… Я готов был дать ей время, чтобы, победив, доказать ей нашу силу.
Мы были прокляты, но это не значило, что мы отступились.
– Передай своему князю, что я настаиваю на своем. – Вместо светила – тонкая ленточка, сияющая нить, обрамляющая изломы гор. – Или он намерен пойти против меня?
Его ответом стал глубокий поклон. Я не увидел его – ощутил, как колыхнулся воздух за моей спиной. Посланец не вызывал у меня интереса, чтобы заставить обернуться. Он был всего лишь юным потомком тех, кто принял на себя всю тяжесть сделанного выбора. Не знающим горечи поражения, тоски, безнадежности, не имеющим веры, не ведающим надежды. Он был лишь тенью тех, кто посмел выступить против могущества давно ушедших…
Моего глубокого вздоха, которым я успокаивал растревоженное сердце, он уже не услышал. Закон требовал, чтобы высшие князья в часы проклятия оставались одни.
Я предпочитал эту террасу, встречая здесь закаты и рассветы, получая силу для своей ненависти.
Боль разрывала тело, ломая кости и выкладывая их заново, как только в звездном кружеве померкла последняя ниточка дня.
Но страшна была не сама боль, а та память, которая тщательно хранила чарующую легкость воплощения, когда огонь мягко менял форму, наделяя то мощью кугуара, то универсальностью человека.
Теперь все это было в прошлом, а в настоящем лишь осознание потери и ненависть к тем, кто обрек нас на это.
Вот уже несколько сотен лет каждое мгновение ночи становилось для меня бесконечностью. Первые годы я крушил зеркала, брезгуя смотреть на то, что со мной совершали наложенные волей древних заклинания.
Потом искал забвения в чужой крови, уничтожая тех, кто в ужасе отворачивался, узрев мой второй облик. Но оно не приходило, только все больше становилось тех, у кого отвращение вызывала не только моя внешность, но и мое имя. Имя великого рода…
Кресло с мягкими подушками приняло мое искореженное тело. Не человек, не зверь…
После того как я разрешил себе вкусить яд ненависти, ночь стала моей самой верной подругой, позволяя вновь и вновь наслаждаться той местью, которую я приготовил для Круга шести.
Но прежде чем возмездие настигнет князей, его почувствует на себе она – лери клана охраняющих, нимера. В ту ночь полнолуния, когда наша жизнь раскололась на до и после, она не должна была допустить призыва древних сил. Но она произнесла последнее слово, определившее нашу судьбу.
И меня не остановит то, что виновная уже давно ушла к предкам. Ее правнучка ответит за содеянное.
Мысли сменились дремой. Сопоставляя доходившие до меня слухи, я догадывался, что князья других кланов предпочитали проводить это время несколько иначе – унимали свою боль, отбирая чужие жизни. Жажда убивать была и у меня, но я научился с нею бороться и предпочитал день отдавать заботам о подданных, а ночь – мечтам и отдыху. Придет время, и я возьму все, ради чего укрощал свою звериную сущность.
Открыл я глаза, когда рассвет окрасил горные вершины в искрящийся розовый цвет. В который раз отметив странность, на которую уже давно обратил внимание. Возвращение в человеческую форму не было столь болезненным, как ночное превращение в зверя. В последнее время я ее совсем не замечал.
Старый слуга (присутствие которого мои инстинкты игнорировали, так как я безоговорочно принял его верность), заметив, что я проснулся, протянул мне чашу с дымящимся отваром. Неполная трансформация отнимала много сил.
– Что нового от смотрящих? – Первый глоток смочил пересохшее горло, унося с собой боль.
– Над Самар’Ин поднялся белоснежный вымпел. Говорят, всплеск силы ощутили даже маги в Вольных землях. Гонцы принесли в наемничьи кланы весть – лери охраняющих зовет воинов под свои знамена. Смотрящие рассказывают о разговорах на торговых дворах. Есть сведения, что лери успела скрыть от своей сестры место, где хранится золотой запас рода.
– Только не скрыла, – скривился я. Я не мог судить, насколько годы изгнания изменили Талину, но тот ее поступок меня не столько удивил, сколько заставил задуматься. Ей достаточно было привести совет к потайному месту, и ложь не коснулась бы ее имени. Нарушившая клятвы рода просто не смогла бы прикоснуться к древним символам – страх мучительной смерти не позволил бы ей этого. – Спасла.
Хартиш уточнять ничего не стал, лишь кивнул, принимая мои слова на веру.
– Кроме воинов она собирает в замке мастеровых и ремесленных. К началу холодов хочет полностью восстановить крепость.
Я ценю мужество и силу. Даже у врагов. Если ей это удастся… что ж, тем интереснее будет схлестнуться с таким противником.
– А еще рассказывают, – слуга наклонился к самому моему уху, словно опасаясь, что пустота террасы станет невольным свидетелем нашего разговора, – что вернулась она не одна, а с детьми. Двое их: сын и дочь. Рождены в один день, но очень разные. Девушка темная, как ночь, а сын похож на светлый день. А сопровождал ее князь Эриар. Просил он у нее милости консорта, судя по всему, и получил.
Моего смятения он не заметил. Когда-то я был огнем, играя чувствами, словно языками пламени. Проклятие сделало меня холодным и равнодушным, заставив возложить на алтарь безысходности выдержку и терпение. В этот миг они мне пригодились.
Мой план… тот план, который я строил по крупицам сотни лет, в одно мгновение перестал меня устраивать. Но это не значило, что я собирался отказаться от мести. Нет!
Я знал, что придет время, когда они мне заплатят за каждую ночь, когда боль терзала мое тело. Я знал, что прежде чем лишить их жизни, я заставлю их умолять меня о смерти, как о спасении.
Но я не ожидал, что судьба будет ко мне столь милосердна, дав такой шанс!
– Говоришь, сын и дочь? – повторил я, поднимая взгляд на слугу и с удивлением замечая в его глазах то же предвкушение, что возрождало сейчас и меня. – Позови ко мне Ромио. Скажи, что есть развлечение из тех, которые он любит.
Слуга бесшумно исчез за дверью. И только когда я остался один, позволил себе улыбнуться.
Я не зря так долго скрывал от всех своего наследника, чтобы сейчас не воспользоваться этим обстоятельством.
Талина
Свои силы я переоценила. Я поняла это, стоило мне лишь увидеть ее – свою няню.
Двадцать прошедших лет избавили меня от наивности юности, которая столь щедра на обещания, с няней же они обошлись еще более жестоко. Когда я видела ее в последний раз, она была способна заступить дорогу даже воину, если считала, что я – ее подопечная, нуждаюсь в защите. Сейчас же передо мной стояла старуха, лишившаяся не только сил, но и желания жить.
И если бы не отсвет когда-то пылавшего в ее взгляде огня, я бы не узнала в ней ту, которую чтила не меньше, чем мать.
– Мартиша! – Мой голос пролетел по пустому залу, который предварял вход в джейсин, отразился эхом от каменных стен, не скрытых теперь гобеленами, ударил по ушам, болью отозвался в сердце, заставив опуститься на колени.
Последнее, что успела заметить, прежде чем слезы заволокли взгляд, как Эриар придержал детей, не позволив им приблизиться к нам. Ко мне и той женщине, которая была символом моей уверенности в будущем.
– Девочка, Талина вернулась… – свистяще шептала она, глотая звуки и ощупывая меня сухими, морщинистыми пальцами. – Вернулась кровиночка, выжила, справилась…
Она говорила за нас двоих. Все, что я могла, – мысленно обещать себе, что верну ей все, что отняли годы. Это самое малое, что я должна была для нее сделать.
– Я ждала… Она сказала, что тот мир уничтожил твою душу, лишил тебя веры, но я не слушала…
Эх, Мартиша, если бы ты знала, что делали со мной твои незамысловатые слова!
Права была сестра. Почти права. Едва не погубил, но, видно, твоя любовь берегла даже за гранью. Хранила, не позволяя потерять то, что является основой клана охраняющих.
Не судить, поддаваясь собственным чувствам, не отмерять меру, взвешивая бесстрастно – но ловить отголоски грядущих дней, предугадывать, открывая себя будущему.
Озлобившись, не отринув от себя нанесенные обиды, невозможно стать тем чистым полотном, на котором проявится узор будущих событий.
Я думала, что смогла воскреснуть, но только теперь, когда соль ее слез смешалась с моей, поняла, насколько ошибалась.
Да, я была жива, но мою жизнь поддерживала надежда, что наступит день, когда я потребую плату за все, что сделало со мной прошлое.
Я была жива, но эта была та самая жизнь, которая мало чем отличается от смерти.
– Я вернулась, Мартиша. – Прижав ее ладони к своему лицу, я заставила ее посмотреть мне в глаза и увидеть в них то, что будет принадлежать лишь нам двоим. Потому что эту клятву я могу дать только ей. Той, которая не усомнилась во мне. – Я вернулась, Мартиша.
Эриар оказался рядом, как только я начала вставать, поддерживая няню. Она оказалась удивительно хрупкой. Но хотя бы это я была в силах исправить.
– Мой муж, князь Эриар, – обозначила я новый статус князя, как только поднялась. Вряд ли они не встречались раньше. – Мои дети, Даша и Саша, – указала я на несколько растерявшихся от накала эмоций двойняшек. – Я буду рада, если ты присмотришь за ними.
Она попыталась развести руками, словно говоря, что моя просьба ей не по силам, но я только качнула головой, не принимая молчаливого отказа.
– Я сопровожу вас, моя лери. – Эриар правильно понял мой замысел и, знаком приказав воинам охранять детей, первым направился к неприметной арке.
В узком и извилистом коридоре, ведущем в святилище, царило запустение, чего никогда не было до моего изгнания.
Искрами отзывался на танец магического огня в полусферах светильников белый мрамор стен. В серый камень пола серебром были вписаны слова древних клятв, данных моими предками тем, кто ушел навсегда, наказав беречь этот мир.
Паутина, пыль, грязь и кровавые разводы скрывали былое величие, рассказывая о черных днях красноречивее, чем любые слова.
– Мартиша запретила работникам входить сюда, – словно оправдываясь за учиненный другими разгром, произнес Эриар, оглядываясь. Идти первой он мне не позволил.
– Я должна была это увидеть, – тихо отозвалась я, испытывая двоякое чувство. Его присутствие добавляло мне спокойствия, но заставляло думать о том, к чему я была еще не готова. О том, что нам предстоит остаться наедине.
– Моей лери не нужно убеждать меня в том, что она сильна. Доказательство этого до сих пор на моем лице.
Он переступил через обвалившийся кусок колонны, протянул руку, предлагая мне поддержку.
– Я бы назвала это доказательством моей глупости и самонадеянности, князь.
Забытое и опасное своей притягательностью ощущение ненавязчивой заботы. Но отказать ему я не могла. Я не была уверена, что мы когда-нибудь сможем стать друзьями, но не сделать его своим врагом было в моей власти.
– Моя лери…
Ему стоило подумать, что и у моей выдержки есть предел. Тем более после подобных испытаний.
Рывок – и он стоит напротив, с недоумением наблюдая, как в моих глазах пылает гнев.
– Мой отец никогда не оскорблял маму подчеркнутой вежливостью.
Вспышка была короткой и… не имела смысла. Я поняла это еще до того, как закончила говорить. Жаль, но сказанного было не вернуть.
– Ваш отец, моя лери, – его холодность можно было бы назвать снисходительностью, все-таки он был старше меня на пару сотен лет, но я помнила, как он когда-то произнес: «Прости», повторяя сейчас это же слово взглядом, – заслужил право быть ее мужем, я же получил его по милости. И я могу лишь рассчитывать, что когда-нибудь посмею назвать вас по имени.
Из нас двоих прав был он. Когда я произносила клятву принятия, думала не о том, что будет чувствовать стоящий напротив меня мужчина, – заранее просчитывала, насколько облегчит мое возвращение его связь с Дираками и его репутация бесстрашного воина.
Не честью для него было стоять сейчас рядом со мной – бесчестьем. Выбери я его из других… Думать об этом было поздно.
– Идемте, князь. – Я отступила на шаг назад, позволяя ему вновь первому продолжить путь. – Чем быстрее я приму перстень, тем быстрее мы сможем передохнуть. Завтрашний день будет более тяжелым, чем этот.
Это не было извинением, всего лишь попыткой сгладить неловкость.
Оставшийся пусть мы проделали молча. О чем думал он, я могла только догадываться, сама же отгоняла воспоминания.
Как же давно это было…
Мы с сестрой родились в один день. Я – на рассвете, когда первый луч солнца проложил дорожку в осененный сном мир, она… Ее появления ждали до полудня. Помощница повитухи уже выходила к отцу, спрашивая его о выборе: жена или дочь, но произнести те слова, которые тенью бы легли на его душу, князю не пришлось. Крик второго ребенка огласил своды дворца, славя великое будущее клана Арлаков.
Так и росли мы с ней. Вроде вместе, но… всегда врозь. Похожие и… такие разные. Мои медные волосы отливали золотом, ее золотые кудри отсвечивали медью.
Я не была тихоней, но матушка до самой смерти сравнивала меня с преддверием начинающегося дня. Не зря же назвала Талиной – тайной, которая всегда на виду, но в руки не дается.
А сестра была горячей, открытой всем, но столь же неуловимой, как жаркое марево солнечного дня.
Нарекал ее отец, выбрал для нее имя Кассире – побеждающая. К победам и готовил с раннего детства. То ли вину за собой чувствовал, то ли и вправду видел ее воином, но воспитывал как сына. А сестра и не противилась, к восемнадцати годам мало в чем ему уступала.
Не скажу, что я не владела мечом или кинжалом, да и легкий лук был для меня верным оружием, только не любила я играть в эти игры. Понимала необходимость, со всей тщательностью тренировалась, но страсти не испытывала. К другому моя душа стремилась, покоя и умиротворения жаждала.
Именно потому будущей нимерой охраняющих назвали меня. Кассире внешне обрадовалась такому решению, но ее ярость я ощутила. Вот только даже матушка не поверила мне, когда я высказала ей свои сомнения.
Жаль, но тогда я не смогла найти слов, которые бы убедили ее в моей правоте.
– Моя лери… – Эриар, пропуская меня вперед, остановился под аркой. Ни тени эмоций на благородном лице, ни малейшего сожаления, что не он первым войдет под своды святилища. Бывший глава своего рода.
– Еще возможно все изменить. – Я пыталась говорить отстраненно-равнодушно, но моя сдержанность вновь подвела меня. Впрочем, что-то подсказывало мне, что мой дрогнувший голос не стал для него признаком слабости. – Пока я не признала власть над кланом, вы можете отказаться от обязательств, которые я вам навязала.
Моя попытка поймать его взгляд не увенчалась успехом. Чтобы не дать мне увидеть своих чувств, Эриар склонился, позволив вьющимся прядям прикрыть лицо, и жестом пригласил меня пройти под устремленный к небу семигранный купол святилища, венчавший витые колонны.
Гнев всколыхнулся в душе – я дала ему шанс вернуть не только свободу, но и ту честь, которую отняла скоропалительным решением, но тут же утих. Я вновь допустила ошибку.
Второе оскорбление за столь короткий путь сюда! Мне нужно было тщательнее следить за своими словами. Я помнила законы кланов, но… правила другого мира стали для меня естественными.
Мысленно попросив у Эриара прощения, я решительно вышла из тени перехода в залитое ярким летним солнцем святилище.
Стрелы защитных заклинаний впились в мое тело, но я, невзирая на боль, продолжала идти к центральному алтарю, на котором в высеченной из прозрачного камня чаше лежал перстень главы рода.
Я никогда не думала, что ответственность придет ко мне так рано, но родители покинули нас с сестрой в один день. Немногие знали, что они любят по ночам ездить вдвоем к лунному озеру.
Точнее, знали об этом лишь трое: мы с Кассире и командир внутренней стражи, который всегда сам выпускал их через потайной проход в крепостной стене.
Сколько раз я затем слышала, что их безрассудство стоило им жизни. Но даже тогда наивно воспринимая окружающий мир, я понимала, что было истинной причиной их смерти.
Предательство.
Только год спустя я узнала, кто переступил черту дозволенного, желая большего, чем было дано от рождения. Поздно узнала. Убийцы, которых разыскал Эриар, указали на меня.
Мне было девятнадцать, когда я заняла место во главе стола Совета кланов. Мне исполнилось двадцать, когда Кассире бросила мне в лицо слова обвинений. Защитить себя я не смогла, а тот, на кого надеялась опереться в борьбе за честь, поверил навету.
Я не винила ни ее, ни его. Кассире была рождена, чтобы побеждать, а он… Она оказалась хитрее, заставив его признать правоту своих доводов.
– Моя лери…
Мы были женаты всего лишь день, но я понимала его без слов. Отвела его руку, протянутую к чаше.
Никаких ритуалов, никаких слов и клятв не будет. Все, что я должна была произнести, произнесла в кажущемся далеким прошлом. Я не нарушила данные тогда клятвы.
Но стоило мне достать перстень, как решимость растаяла, утекла талой водой. Потемневшая от времени оправа, белый камень, на гранях которого играли солнечные зайчики…
Я помнила, как именно Эриар надевал мне перстень на палец, объявляя главой клана.
Я помнила, как он откатился ему под ноги и попал в щель между плитами, когда я сорвала его с пальца.
Я помнила, но должна была забыть. Ради того будущего, о котором не хотела бы жалеть.