Глава 11. В гостях у Айвов

Ранним утром третьего дня удача улыбнулась нам — показался отряд айвов, всадники на небольших лошадках, явно привыкших к длительным переходам по засушливой местности. Их насчитывалось чуть меньше десятка, все вооружены луками и кривыми саблями. Головы покрывали круглые конические шлемы или меховые малахаи. Поверх чапанов часть воинов надела кожаные доспехи; один из них, видимо, командир отряда, блистал стальной кольчугой. Отряд шёл тесно, не выслав вперёд разведчика: воины видимо по привычке были насторожены, но ещё не так как те, кто вступал в пределы Пустоши. До её границ оставалось ещё километров десять, а потому глава искателей давал воинам последние часы отдыха.

Мы не случайно подобрались к владениям айвов как можно ближе. Воины, вступившие на территорию Пустоши, как правило, столь напряжены, что почувствовали или вычислили бы нас по еле заметным признакам и заставили бы разведчиков трижды перепроверить свои опасения. Но на условно ещё своей территории айвы чувствовали себя более уверенно, а потому пропустили нападение ящера.

Рептилия, выпущенная акрамами и получившая несколько аккуратных тычков, задавших направление, ринулась в сторону кочевников. Голод, по всей видимости, пересилил пережитый страх, и ящер бросился в атаку.

Айвы — опытные охотники — сразу рассредоточились. Убегать от ящера было делом бесполезным, тот мог на расстоянии одного-двух километров бежать со скоростью хорошего скакуна, а учитывая песок, лошади в таком забеге явно проигрывали. Потому бегство могло закончиться лишь одним: самый неудачливый из кочевников должен попал бы в желудок монстра. В данном случае умудрённый опытом командир предпочёл не терять никого: воины закрутили карусель вокруг рептилии, посылая в неё со всех сторон стрелы. Но даже пущенные с близкого расстояния отменными составными луками кочевников, они не могли нанести ощутимый вред ящеру, бессильно отскакивая от панциря.

Смысл карусели остался для меня загадкой. Возможно, айвы пытались поразить глаза или попасть в пасть рептилии, или же ждали удобного случая закончить дело саблями. Но судьба распорядилась иначе: один из всадников замешкался, и ящер, до этого метавшийся то в одну, то в другую сторону, вдруг резким прыжком преодолел разделявшее их расстояние и его челюсти, усеянные огромными зубами, сомкнулись на крупе лошади. Незадачливый айв свалился с коня, ящер же, клацнув зубами, впился в шею его скакуна. Ещё минута и рептилия доберётся до парня — и тут в игру вступили акрамы.

Два исполинских богомола, свернувшись в кольца, на бешеной скорости помчались к месту событий. Я уже видел пару раз, как воюют акрамы, зрелище, надо сказать, на неподготовленного зрителя производит неизгладимое впечатление. Диски серебристого металла беспрепятственно вкатились в круг кочевников, а потом в доли секунды развернулись в двух гигантских псевдонасекомых с ужасающими четырьями передними конечностями, оканчивающиеся чем-то вроде лезвий меча мощными хватательными клешнями. Думаю, будь айвы чуть послабее здоровьем, добрая половина из них скончалась бы от пережитого страха, а вторая, позорно обделавшись, закончила жизнь самоубийством.

Но кочевники оказались на удивление крепкими ребятами. Не показав виду, они с тем же невозмутимым спокойствие стали постреливать в акрамов, но это было занятием ещё более бесполезным, чем обстрел ящера. Акрамы же резко блокировали ящера, буквально нанизав его на свои страшные мечи. Клешни зафиксировали дёргающееся в судорогах тело. Незадачливый кочевник был спасён — слава богам, план начинает работать!

Следом на сцене появился я собственной персоной. Выход был обставлен с достойной момента театральностью: я, восседавшая на третьем акраме, предстал перед изумлёнными детьми степи.

— Приветствую славных айвов! — обратился я к кочевникам на общем, который служил языком не только для людей, но эльфов и гномов.

— Мир твоему дому! — ответил самый старший из айвов, крепкий мужик лет сорока.

Острый его взгляд не выражал ни благодарности за спасение, ни немого вопроса. Айв держался, как будто произошло обыденное событие, что несколько выбивало из колеи:. я-то, наивный, надеялся отбиваться от потока благодарности.

— Меня зовут Алекс. Я немного заблудился в Пустоши.

— Моё имя Абак и я айв из рода шаунов. Странные существа окружают тебя, Алекс. — Кивок в сторону застывших акрамов. — Ты великий маг или приспешник демонов?

— Ни то, ни другое, это воины погибшей Империи, они спасли меня в пустыни от жажды и довезли до вас.

— Удивительно! Айвы ходят в Пустошь с незапамятных времён. Немногие только слышали о чудесных големах погибшей Империи, но никто не видели их.

— Я в Пустоши первый раз, и это случайная встреча послана богами. Воины спасли меня от ужасной смерти и теперь спасают, помогая выбраться из пустыни.

— Не верю в случайности, Алекс. Твоё спасение и спасение отряда — это судьба, и, возможно, наша встреча поможет тебе и моему народу. Мы благодарны за избавление от монстра пустыни. Я прошу тебя быть гостем, да осветят наш шанырак узы дружбы и гостеприимства.

— С радостью приму ваше предложение!

Воин, спасённый акрамами, поблагодарил нас глубоким поклоном. Потом по команде старшего половина отряда осталась разделывать ящера, который как оказалось, представлял немалую ценность: из панциря делали неплохие доспехи и щиты, железы и внутренние органы служили ингредиентами в некоторых лекарствах и мазях, а мясо шло в пищу. Ну, последним меня теперь, к сожалению, не удивить. Старейшина с тремя воинами, в том числе со спасённым, повели нас к своему жилью. Я привычно устроился на жёстком металле акрамов. Как говориться, лучше плохо ехать, чем передвигаться на своих двоих.

Через несколько часов показался аул — семь унылых юрт, покрытых серой кошмой. Один из айвов был послан к кочевью заранее, а потому около чадивших белёсым дымом костров из кизяка уже суетились женщины. В суматохе встречи гостя казалось участвовало всё население: туда-сюда бегали стройные подростки, что-то толкли в ступах молодые девушки, сновали дети и весело лаяли аульные псы.

В юрте нас встретила старая, но ещё крепкая женщина. Акрамы естественно остались снаружи. Меня усадили на почётное место. Пол юрты покрывала кошма, на которой лежали ковры и небольшие подушки, вдоль стен стояли окованные металлом сундуки — вот и вся скромная обстановка. Сидеть пришлолсь не слишком удобно, поджав ноги, так как дастархан (стол) был высотой всего сантиметров двадцать-тридцать, но после металлической болванки акрама и такое сидение представлялось роскошным. Нам подали травяной напиток, густо приправленный жиром и молоком, с высушенным до каменной твёрдости творогом и сладковатой смесью пережаренных толчёных зёрен и каких-то семян. Всё это после пустынной диеты также показалось необычайно вкусным.

Беседу по обычаю не начинали, пока мужчины ели и пили. Как только опустела моя пиала, женщина, встретившая нас, подливала новую порцию ароматного напитка. В конце концов, когда были соблюдены все приличия, я решил начать разговор.

— Абак, мне нужна помощь. Своё путешествие я начал в Судахе, а теперь оказался здесь. Мне срочно нужно попасть в Клонель. Так случилось, что осталось совсем немного дней до того часа, как имущество моего рода и, возможно, моя семья будут проданы.

В Таленгаре отсутствовало рабство, но существовала пожизненная долговая кабала, которая от рабства, по сути, ничем не отличалась.

— Ты гость нашего дома и спаситель меня и моих людей, мы приложим все усилия, чтобы помочь тебе. Правда есть одно препятствие: люди Таленгара давно не друзья айвам, а потому не знают о том, что у нас происходит. Если ты видел, кочевье стоит вблизи огромного разлома, который появился относительно недавно, тридцать-сорок лет назад. Разлом разделил степи айвов на две неравные части. Одна — огромная степь, в которой ничего не изменилось, вторая наша часть, бедная растительностью пустынная половина. Даже в горах летом не найти травы со всех сторон нас окружают бесплодные скалы и пустыня. От плодородных равнин севера нас разделил разлом.

— И вы не можете выбраться?

— Да. На западе путь перекрывает Чёрный барон, он старается уничтожить всех, кто выходит из Пустоши. Есть дорога через разлом, но волей совета племён наша часть превращена в резервацию преступников и изгоев… Не смотри так — я не преступник. Эта печальная страница в истории моего племени. Шауны были всегда одним из сильнейших племён, травы в моих степях могли скрыть всадника. Благословенная Караель несла свои воды от горных хребтов до пустыни, щедро орошая наши земли. Но зависть, раздоры и бесконечные стычки с соседями ослабили нас. То, что существует разлом, и многие племена по единственному висячему мосту отправляют сюда преступников, нам было известно давно, племя само иногда прибегало к помощи Каракуртов, которые следили за землями за разломом. Никто и не думал, что когда-нибудь нас постигнет подобная участь. Вина, возможно, лежит самих шаунах. Старейшины, не уставая, отправляли нукеров к стадам соседей. Воины всегда встречали противника с оружием в руках, не боясь пролить кровь. Но Шауны забыли, что от поступи слабых джейранов во время гона дрожит земля и в страхе разбегаются степные волки. Разрозненные враги однажды выставили против нас объединённое общей ненавистью и завистью войско, И мы были разбиты. Но степь знала, что волк никогда не станет хорошим псом, и что Шаун не будет хорошим рабом и однажды кинется на своего хозяина. Потому совет старейшин решил изгнать остатки моего народа сюда, в земли разлома.

— Неужели нельзя вернуться?

— Нет, единственную переправу стерегут Каракурты, и их патрули объезжают разлом каждый день. Легко можно построить переправу на тот берег, но если начнём, нас ждут острые стрелы, а перебравшихся — сабли врагов, таков закон степи. Конечно можно жить и здесь, но тут нельзя растить племя, народ. Слишком мало трав и воды, слишком много камня и песка. Ведь с нами пришли женщины и дети, нам позволено было взять немного инструментов, самые плохонькие юрты и запас еды. Всего нас было около десяти тысяч вместе со стариками, женщинами и детьми. Племени повезло, стояла весна и травы только дали свой сок, а жгучее солнце ещё не иссушило эти бесплодные земли. Но встреча шаек изгоев, которые хотели нашу еду, наших женщин и наше имущество не была тёплой.

— Вы воевали?

— Да. К счастью, в отличии от отребья ссылаемого сюда нам позволили взять немного оружия: кинжалы, несколько десятков сабель и луки для охоты. Пять долгих месяцев шла война со зверьми в человеческом облике. Ссылаемые сюда преступники или умирали или превращались в страшных зверей. С таким врагом Шауны столкнулись впервые. Банды, до этого воевавшие друг с другом с неимоверной жестокостью, накинулись на нас. Одиночки, зачастую сошедшие с ума, мало чем отличающиеся от диких зверей нападали под покровом ночи и голыми руками рвали живых людей. В войне уцелела едва ли треть племени. А потом настал голод. Шауны не смогли приумножить стада или сделать достаточный запас пищи из-за постоянных нападений, потому зиму пережило всего пять тысяч человек из некогда пятидесятитысячного племени. Прошло два года, нас по-прежнему немногим чуть более пяти тысяч. Ссылаемых сортируем, убийц и насильников скидываем в разлом, ссыльных и неугодных принимаем в племя. Земли наши хоть и обширны, но бесплодны, слишком мало воды. Племя пробовало торговать, но единственный тракт перекрывают владения Чёрного барона. Изгои убили его брата и дочь, после этого люди барона не разбираясь, вздёргивают любого кочевника, который появляется в его владениях. Да и нам нечего предложить Таленгару — ни шерсти, ни мяса… Лишь одиночки по едва заметным горным тропам ходят в соседние баронства меняя немногочисленные трофеи Пустоши на инструменты и пшеницу.

— Да, не весело…

— Алекс, мои люди смогут провести тебя по горным тропам, только вот твои воины слишком тяжелы…

— Нет, Абак, они вернуться в Пустошь, и прошу тебя, забыть о встречи с ними, иначе возникнет много вопросов.

— Хорошо, не предлагаю тебе долгого гостеприимства, понимаю — дело твоё не терпит задержки. Отдохни, наберись сил, а завтра мои люди проводят тебя за перевал.

— Абак, а вам не надо согласовывать свои действия с вождём племени?

— Хм-м… Я и есть верховный вождь Шаунов.

— Но почему тогда вы сами пошли в пустошь?

— Пустошь опасна, и так получилось, что изначально я был искателем ещё на берегах Караеля, тут же, за разломом остался единственным потомком правителей племени и не по заслугам, а по праву рождения стал вождём. Но кто-то должен обучать молодёжь воевать с тварями и добывать так нужные нам товары для обмена.

— Понятно, высокочтимый.

— Давай без церемоний, Алекс: мы друзья, и двери моего дома всегда открыты для тебя. А теперь отбрось все переживания. Нас ждёт пир.

Отодвинув полог, в юрту зашли несколько девушек. Они водрузили на стол огромное блюдо с варёным по-особенному мясом какого-то животного. Аппетитно выглядевшие куски были пересыпаны мелко порубленным диким луком и тонкими колечками овощей. Сразу запахло пряностями. Девушки разложили пиалы с кисловатым напитком, который я по незнанию принял за простоквашу. Напиток оказался немного хмельным и на удивление холодным для такой жары. Вкус его, поначалу непривычный, всё же понравился.

Абак и его ближайшие соратники один за другим поднимали тосты. Как оказалось, в основном это были отцы тех кого, по мнению айвов, сегодня спасли акрамы. Мне даже стало немного стыдно за утренний спектакль, так каквсе неприятности и ложное спасение устроены мной. Но отбросив все переживания, я предался отдыху. Ведь если бы сегодняшняя афера не удалась, вполне возможно, что эти же степняки праздновали бы так удачно снятые с моего тела пояса с золотом. Увы, такова жизнь.

Я не знал, как вести себя с айвами. Мне до жути понравилась девушка, нет женщина. Стройная как тал, с иссине чёрными, густыми волосами. Она задорно улыбалась, сидящим за столом атамикинерам и изредка, смущаясь, одаривала меня тёплой улыбкой. Украдкой я узнал, точнее, услышал, что зовут её Алия. В свои восемнадцать, я уже считался взрослым мужчиной. В Клонеле частенько обзаводились семьёй и в пятнадцать — шестнадцать лет. Но у меня самого как-то не сложилось, хотя в снах про Виктора насмотрелся — ого-го. Но особо никто не привлекал, да и дамоклов меч насильственной женитьбы довлел. Конечно с ребятами посетили пару домов терпимости, благо были и деньги, и проводники в лице Харна с Лиангом. Но не-то всё это было. А вот Алия заставляла сердце стучать чаще или, может, просто гормоны разыгрались? Надо бы взять себя в руки, а то испорчу так удачно начавшийся день.

Ночью она сама пришла в отведённую мне юрту. Нежная и страстная, скромная и распутная, казалось, в этой женщине есть всё. Алия… её карие глаза всегда будут со мной. В ту ночь мы забыли обо всём.

Только рано утром, перед уходом смогли в нескольких словах рассказать друг другу о себе. Я лениво перебирал шёлк её роскошных чёрных волос, пахнувших горьковатой полынью и свежим степным ветром. И слушал, нет, вбирал её рассказ.

Она была вдовой, мужа убили ещё там, на берегах Караеля. И ещё дочерью Абака. Единственной. Все остальные члены семьи — мать, два брата и старшая сестра — погибли в той бойне, отец сберёг лишь Алию. И узнай он о нас, меня бы укоротили на голову. Но я готов был рисковать ещё и ещё раз: в ту ночь решил, что нашёл свою суженную. Дело не в постели, и не в красоте, просто мы оба почувствовали себя такими близкими, такими родными, как будто провели всю жизнь вместе. Но сейчас не время давать обязательства — доберусь ли я вообще живым до дома? Но если всё закончится удачно, пришлю сватов к Абаку, а там будь что будет.

Я уходил из гостеприимного аула, постоянно оглядываясь и ища ту, что подарила любовь. Владения Чёрного барона лежали впереди на западе. К югу в скалах имелось несколько еле заметных тропинок, которые были доступны только летом. Зимой же скользкие, заснеженные камни послужили причиной смерти немалого количества людей. Сказать, что горы удалось преодолеть без усилий нельзя, но тропа была обихожена, так как айвам приходилось ходить по ней тяжелогружёными. В некоторых местах оказались вырублены выемки для того, чтобы удобнее держаться, Где-то натянуты верёвочные переправы, пропитанные жиром и оттого скользкие, но не боящиеся дождя.

Путь моих провожатых закончился во владения одного из вассалов Герцога, Где, тепло, расставшись с айвами, я отправился в Клонель. Дорога оставалась не длинная, а котомка набита сушёным мясом и творогом, которые щедро дал Абак. Ещё степняк сделал царский подарок — доспех из хитина Рыцаря Хэлариана. С этими легионерами уже давно никто не встречался, а те, кому всё же не повезло, никому и ничего уже не могли рассказать. Чаще хитин убитого рыцаря доставался изрубленным на куски, так как нежить можно было считать мёртвой только после расчленения. Переданный же мне в подарок экземпляр оказался на удивление хорош. По рассказу Абака, тело рыцаря нашли придавленным огромным валуном. Видимо нежить, захваченная каменными тисками, не смогла двигаться, а когда границы Пустоши отодвинулись, прекратила своё существование.

Такие доспехи были сродни имперским, их почти не брала магия, по прочности они мало уступали гномьей стали, Но пПри этом весили в несколько раз меньше. Подобрать пластины под конкретного бойца было сложно, хитин с трудом подвергался обработке, и чтобы собрать цельный доспех с панцирем, наплечниками, сборной юбкой и поножами, требовались останки нескольких разных тварей. Ко всему прочему, мастера чуть ли не годами работали над такими вещами, ведь хитин нельзя проковать, сварить или исправить там, где допустил ошибку. Панцирь скрупулёзно, медленно, шаг за шагом обрабатывали мастера степняков, пока не добились идеальной формы. Изначально материал гораздо толще и тяжелее, его стачивали, убирая лишние наросты и сглаживая бугры. Работа тонкая, требующая терпения и навыков, так что подарок Абака был не только дорогим, но и очень редким.

Вооружение моё дополнялось шлемом из шести хитиновых пластин, соединённых кожей, круглым щитом, также выполненным из хитина и чем-то вроде кольчуги. Сделана она была из добытых мной струн биарда, подкладка эта получалась необычайно мягкой и эластичной, но при этом попытки повредить её ножом оканчивались ничем. По словам Абака, кольчуга из струн легко держала стрелу, выпущенную с пятидесяти шагов.

Но самым экзотичным в этом вооружении был шип — наче то оружие, что я получил в подарок, не назвать, трёхгранный, невероятно острый в гранях и на конце, костяной клинок в полтора локтя. Лезвие, рукоять, гарда — всё было когда-то одним наростом на теле исчезнувшей твари из Пустоши, которую звали Грог. Сейчас из него получился необычайно лёгкий, тонкий, но очень прочный клинок. Однако самой главной особенностью клинка являлась его способность выступать чем-то вроде проводника маны. Об этом свойстве кочевники, наверное, даже не думали. Нормальные маги используют ману на заклятия, в крайнем случае, для зарядки артефактов. Здесь же всё происходило проще: видимо, Гроги, выплёскивали из себя первородную силу через этот шип и так проламывали стальные панцири врагов. Я же со своим куцым запасом получал возможность синхронизировать момент удара мечем и выплеск маны через него, что должно было увеличить силу удара, и теоретически выходило, что такой вот почти шпагой можно пробить даже гномий доспех.

Шипы Грога после нашествия часто использовались как мечи, но были они редки, и, насколько знаю, о свойствах шипов как проводников магии никто не знал. С течением времени их становилось всё меньше и меньше — Кость, даже такая прочная, сгнивала, ломалась и исчезала в земле. Шауны нашли этот шип в слое жирной, как масло, породы, обнажившейся после горного камнепада. Шип сохранился на удивление хорошо, мастера лишь придали удобную форму для рукоятки.

Но ещё больше удивил доспех. Чтобы увеличить запас маны, требовалось каждый раз наполнять свой резерв, а потом расходовать. Нормальные маги делали это раз в неделю. В моём случае приходилось повторять эту операцию каждый час. В основном я скидывал излишки в артефакт щита, но тот и без того был почти постоянно полным. После экспериментов с мечом очередь дошла и до доспеха. Видимых результатов сначала не наблюдалось, но после нескольких дней вливания маны, заметил, что доспех задышал. Твёрдый и прочный он к тому же стал более эластичен, что ли. В нём теплилась псевдо жизнь, поддерживаемая магией. Видимо из-за этого свойства тела живых Рыцарей Хэлариана не могли пробить копья, выпущенные баллистой, тогда как щиты, сделанные из их панциря, худо-бедно можно было разбить топором. Получалось, что мой доспех мало чем уступал по прочности вооружению тяжёлого имперского пехотинца, но по весу был не намного тяжелей, грубых кожаных курток, которые кочевники использовали для защиты от случайных ударов и стрел, летящих по касательной. Воин в тяжёлом доспехе больше стоял, ожидая конной и атаки, поскольку пробежка до рядов противника в такой куче метала грозила носившему её ьыстрым упадком сил. Одним словом, консервная банка, называемая имперским панцирем, была надёжной, но ужасно громоздкой защитой.

Сейчас панцирь, щит, жилетка и шлем, упакованные в мешок, болтались за спиной — привлекать внимание столь редкой и, безусловно, дорогой амуницией явно не стоило. Шип, благо ножны и обмотка рукояти делали его похожим на обычный меч, висел на поясе, сильно мешая при ходьбе, всё же я купец, а не вояка вроде Рэнди. Золото, тщательно спрятанное в поясе на теле и в мешочек на дне котомки кочевников, грело мою надежду, так как у меня ещё оставалось несколько дней в запасе до оглашения завещания.