Уломару трясло. То ли от холода, то ли сказывались последствия магии Эльмера. Она подтянула коленки к груди и, кутаясь в бархат юбки Тиннат, принялась рассматривать обретенные сокровища.

Ха! Этот самонадеянный болван, вылезший из лесной чащи, возомнил себя слишком умным, а ее, магессу Уломару, лучшую ученицу Альхейма, влюбчивой дурочкой? Как бы не так! Умело разыгранная истерика, слезы, упреки, попытки выцарапать мерзавцу глаза… Она хихикнула. Уломара из Алларена не так уж проста. Да, конечно, она допустила промах, рассказав про Золюшку – но ведь верила в то, что у дэйлор хватит здравого смысла не использовать мальчика! Оказалось иначе. Вернее, как раз помянутого здравого смысла у Эльмера было хоть отбавляй. Все рассчитал, нелюдь проклятый… Только недооценил свою пылкую любовницу. И, между прочим, зря.

Уломара вдруг поймала себя на том, что смеется.

«Прекрати! Ведешь себя, как умалишенная. Смеяться будешь потом, потом… Когда благородные коллеги узнают, с кем связались!»

На земляном полу лежала крошечная, с ноготь, деревянная фигурка то ли волка, то ли собаки. Рядом – бусина, выточенная из кварца, несколько черных волосков, выдранных из густой шевелюры мага и ее собственная прядь.

Уломара потерла друг о дружку ладони. Уж теперь они точно пожалеют о том, что послушались чужака – и посадили свою магессу под замок! Она им покажет, да… На Ильверса – плевать. Но вот Золюшку хотелось бы освободить, спасти– слишком мало он пожил на свете, что уйти вот так, став приманкой на крючке для зубастой рыбины. Именно так… Она расстроит планы этих мерзавцев, посмевших напасть на нее в ее же доме!

Магесса сплела волосяную косичку, нанизала на нее добытую с таким трудом бусину; осмотревшись, оторвала кусок кружева от юбки Тиннат… Кстати, нужно будет разыскать и ее – только Хаттару ведомо, что с ней мог сделать Эльмер. И плевать, что Тиннат принадлежит к ночному братству; здесь речь о том, что сама она, Уломара, чего-нибудь да стоит… Раздернув кружево на кусочки ниток, Уломара завязала на черный волос семь узелков, затем добавила к получившейся комбинации вещей деревянную фигурку и удовлетворенно ухмыльнулась.

Взаимодействие работало! Жемчужные паутинки Силы пролегли от каждого узелка к деревянному волку, а от него – ярко-алой полоской к бусине.

– Ну-ка, посмотрим, что получилось, – пробормотала магесса.

Она натянула этот своеобразный браслет на руку, ощутила, как Сила потекла в тело из вмиг разогревшейся бусины.

Уломара улыбнулась, направила руку с браслетом на дверной замок…

Получилось несколько не то, на что она рассчитывала: слишком шумно. Но эффективно. Разорвавшийся огненный шар выломал из каменной стены приличный кусок вместе с замком; дверь, жалобно скрипнув, приоткрылась. И Уломара устремилась вперед.

По пути она размышляла о том, что нет границ человеческой подлости. Это кем надо быть, чтобы посадить ее в собственный же подвал и запереть на неопределенное время? Оставалось только скрежетать зубами от праведного гнева.

Выбравшись из подвалов, магесса неслышно поднялась наверх, туда, где располагалась лаборатория – и где можно было запастись всеми нужными компонентами… Похоже, в доме не было ни души; и Уломара не могла не радоваться этому. Хотя это же вызывало легкое беспокойство. Если никого нет, значит, они уже занялись установкой компонент для ловушки. И, значит, нужно торопиться, чтобы успеть – при том, что Уломара не имела ни малейшего понятия о том, где эта ловушка будет установлена.

Проходя мимо окна, магесса мельком глянула на небо. Вечерело. Солнце неумолимо ползло к линии горизонта, и длинные, уродливые тени ложились поперек улицы.

«Плохо дело», – мелькнула тревожная мысль, – «ночь – нехорошее время. Как бы не случилось чего…»

В груди, под ложечкой, шевельнулось недоброе предчувствие, прошлось ознобом по позвоночнику. Уломара решительно тряхнула головой.

– Прочь сомнения! Они у меня еще узнают, с кем связались!

… Дверь в лабораторию оказалась распахнутой настежь. Уломара сперва осторожно заглянула внутрь, держа наготове маленький огненный кокон, но никто не напал на нее, и среди столов и пузатых реторт не таился враг. Магесса с облегчением вздохнула и вошла.

Что и говорить, господа маги недурственно покопались в ее запасах! Некоторые редкие компоненты исчезли напрочь, словно их и не было никогда, прочие, менее ценные, были раскиданы хаотично по комнате – так что Уломаре пришлось потратить немало времени, чтобы быть, как говорится, во всеоружии. Она столь тщательно увешивала себя гирляндами компонент и мешочками со всевозможным содержимым, что под конец стала похожа на бродяжку, которая носит с собой все имущество.

Наконец, окончив сборы, магесса еще немного потопталась на месте, размышляя, куда следует идти, глянула в окно. Молочные сумерки с туманом медленно наползали на Алларен.

«Надо торопиться», – подумала Уломара, – «иначе – не успею…»

И вдруг…

Звук шагов по лестнице. Кто-то явно шел по дому, и этот кто-то быстро приближался к лаборатории.

Уломара на цыпочках подкралась к двери и стала так, чтобы деревянная створка хотя бы на какое-то время скрыла ее от непрошенного гостя. Место оказалось достаточно удобным: в щель между дверью и косяком она видела кусок коридора – и уж конечно, смогла бы узнать посетителя.

Шаги приближались. Затем в щели мелькнули яркая шаль, черное платье… Уломара с трудом сдержала улыбку – и, когда женщина вошла в лабораторию, резко захлопнула дверь.

Агелина подпрыгнула на месте, резко обернулась (тут Уломара подумала, что с перекошенным от страха лицом Агелина вовсе не так красива, чтобы за ней волочилось столько поклонников). В изящных пальцах сверкнула молния, но Уломара оказалась проворнее – отбила заклятье, и оно с треском ушло в потолок.

Губы Агелины задрожали; она с нескрываемым удивлением взирала на хозяйку дома.

– Уломара? Ты?!!

Оставалось только мстительно улыбнуться.

– Да, я. Мне показалось, что сидеть в подвале – не самое лучшее занятие.

– В каком… подвале?..

Казалось, Агелина искренне удивлена. Ее округлившиеся глаза шарили по фигуре Уломары, и той вдруг стало смешно – потому что утонченная и аристократичная Агелина не могла понять, как это можно стоять босиком, в одной сорочке, в растрепанными и спутанными волосами, да еще увешанной компонентами заклятий.

– Не строй из себя дурочку! – рявкнула Уломара, – говори, быстро, где будет ставиться ловушка?

Сила послушно устремилась в руки, и на ладони расцвел огненный цветок.

– Я жду.

– Но… ты что, хочешь меня убить? – промямлила Агелина, и было неясно, то ли она вправду испугалась, то ли пытается выиграть время для очередного заклятья.

Огонь сорвался с пальцев, пыхнул жаром совсем близко от головы Агелины, опалив ей волосы. Которыми, к слову, та очень гордилась.

– Говори.

– Что ты делаешь?! – взвизгнула Агелина, – точно, рехнулась! Не зря тебя под замок посадили, ой не зря!

– Я тебя сейчас так изуродую, что жизни не рада будешь, – Уломара чувствовала, что еще чуть-чуть, и она сдержит обещание, – говори, лживая тварь!

Магесса, прикрывая лицо ладонями, всхлипнула.

– На площади у дома Альхейма!!! Довольна?

– Довольна.

Поразмыслив минутку, Уломара обратилась к несколько иной Силе. Агелина даже не успела вскрикнуть, когда поднявшаяся позади бутылка с песком опустилась ей на голову.

– Так-то лучше. И что в ней мужики находят? Истеричка. И дура, к тому же…

Уломара покачала головой. Нужно было спешить… Но все же, все же… Бросить Агелину вот так, чтобы та очнулась и первым делом побежала предупреждать Кхеона о сбежавшей из-под замка сумасшедшей? Магесса огляделась, припоминая, где у нее могла храниться веревка.

… Кто-то тихо плакал рядом, во тьме. Едва слышно, горько – так, что сердце рвалось на части. Ей показалось, что это плачет Ильверс, хотя, уже конечно, дэйлор никогда не плакал при ней – ни когда еще был дэйлор, ни когда стал Магистром Черного города. Она попыталась шевельнуться, но не смогла. Дернулась, пытаясь освободиться, и почувствовала – глубоко внутри, у самого позвоночника, болью налилось что-то тяжелое. И чужое.

Тиннат открыла глаза. Ей так хотелось верить, что это был просто кошмар, и что с наступлением утра все будет так же, как раньше…

Но тихие всхлипывания не прекратились. Лисица дернулась раз, другой – в запястья и лодыжки врезались ремни. Правда, голову она все-таки повернула. Зажмурилась от яркого весеннего солнца, что с любопытством заглядывало в окно. И в следующий миг ей уже хотелось кричать, вопить от ужаса. Потому что она была растянута на огромном колесе.

– Я брежу, – сказала она себе, – я просто брежу. Этого не могло… случиться… Не могло!!!

Тиннат предприняла еще одну попытку шевельнуться, но тут ее прошиб ледяной пот. Потому что глубоко в животе она ощутила что-то тяжелое… и чуждое ее телу…

Всхлипывания рядом прекратились. И детский голос прошептал:

– Госпожа, госпожа… это вы? Это вы обещали… сказать Ильверсу?..

– Да, это я, – Тиннат судорожно сглотнула, – это я, малыш… Только я ничего… совсем ничего не смогла сделать.

– Жалко, – протянул Золюшка и шмыгнул носом. А потом спросил, – что они с нами сделают теперь?

– Не знаю.

И Тиннат замолчала. Да что она могла сказать? Пытаться успокоить несчастного ребенка?.. Но дети чувствуют ложь, слишком хорошо. И Золюшка наверняка бы услышал, как дрожит голос госпожи, потому что Тиннат было страшно. Очень.

– Они хотят убить Ильверса, – едва слышно прошептал малыш. Тиннат не видела его, он находился как раз за ее головой, – и мы тоже умрем. Я увижу маму и папу.

– Нет, не говори так, малыш.

– Я уже не малыш…

Воцарилось молчание. Тиннат размышляла о том, что – ох, и не в таких переделках бывала! Хотя, если уж быть честной с собой, то и правда – в такой переплет попадать не приходилось. И как же выпутаться из всего этого? Уломара, судя по всему, осталась в подвале, и неизвестно еще, что с ней и жива ли она. Так что от магессы помощи ждать не приходится.

Ночные братья тоже не помогут; им даже неизвестно, где находится их предводительница, хозяйка двора.

А вот Ильверс…

Лисица встрепенулась, и тут же едва не завопила от резкой боли в животе. Хаттар всемогущий, да что же они с ней сделали?!!

Ильверс, Ильверс… Похоже, его могущество велико… И кто же, как не он, может спасти их? Золюшку, с которым бок о бок прошагал столько лиг по дороге в Алларен, и ее, Тиннат, которая так безумно любила его…

И предала.

Тиннат прошиб ледяной пот. Да что же нашло на нее утром? Как она могла даже помыслить о том, что лучше всего для Ильверса будет соединиться с духами предков?!! Да нет же. Все было правильным. Смерть стала бы свободой для дэйлор в его нынешним состоянии.

Лисица всхлипнула; безысходность и отчаяние уже запустили когти в ее душу. Ей было тяжело и больно от осознания того, что она не в силах что-либо изменить…

«Но Золюшка-то всегда любил его. Неужели Ильверс не поможет мальчишке, который когда-то кормил его с ложки?»

Тиннат изо всех сил задрала голову, чтобы увидеть маленького товарища по несчастью. Ей удалось разглядеть только судорожно стиснутый кулачок и запястье, прикрученное к деревянному ободу. Позвала:

– Эй. Ты меня слышишь?

– Ага.

– Попробуй позвать Ильверса. В мыслях. Мне кажется…. Из того, что он говорил о себе… Он должен нас услышать.

– А он придет за нами?

– Обязательно.

Тиннат старалась, чтобы ее голос прозвучал бодро и– почти получилось. Потому как она не была уверена в том, что Ильверс ощутит слабенький мысленный зов.

В голове всплывали обрывки того, что рассказал ей дэйлор… Нет, уже не дэйлор – но страшное создание из Черного города. Он видел страдания и боль; но разве не именно это испытывают они с Золюшкой?

– Это должно сработать, – глухо пробормотала она сама себе, – должно…

– Я уже зову его, – сказал мальчишка, – но, госпожа Тиннат… У меня так все внутри болит!

– У меня тоже. Держись, мы обязательно вырвемся отсюда.

…Легкие, уверенные шаги. Вкрадчивый скрип отворяемой двери.

Тиннат повернула голову и увидела дэйлор. Того самого, что сделал с ними все это.

Он был все в том же черном кафтане; волосы заплетены в косички и украшены деревянными фигурками и блестящими бусинами.

Приблизившись, он бесцеремонно задрал Тиннат рубашку и начал ощупывать живот.

– Отпустите Золюшку, – выдохнула она, глядя в черные глаза мага, – меня вполне хватит… Его отпустите!!!

Будто бы и не слышав, дэйлор продолжал свои исследования. Его пальцы впивались в кожу, неприятно холодили ее. А в глубине, там, где засела тяжесть, пробегали короткие сполохи боли – как искры, что летят от костра.

– Ваше время еще не настало, – заметил дэйлор, – вы рано проснулись. Он может почувствовать…

Ладонь тяжело легла на лицо, мешая дышать. И Тиннат почувствовала, как все глубже и глубже погружается в вязкую темноту сна.

… – Тебе пора возвращаться, мой ученик. Ты сделал все, как надо, и я вполне доволен.

Эльмер в зеркале поклонился. А когда выпрямился, то губы кривила недобрая усмешка.

– Желает ли Великий Магистр наблюдать за тем, как погибнет чудовище?

– На твоем месте я бы не был столь уверен в исходе, – холодно заметил Варна, – он хитер, этот новоявленный магистр, и достаточно силен, чтобы разметать по кирпичику весь Алларен.

Брови Эльмера чуть приподнялись – что должно было означать крайнее удивление.

– Учитель. Но разве не вы сказали, что он не видит магии вещей?

– Но кто может быть уверенным в том, что Ильверс д’Аштам не солгал мне тогда? Или в том, что он покинет свою башню ради тех, кто его любил? А если и покинет, не пожелает ли он выдернуть их из ловушки, не приближаясь?.. Лично я ни в чем не уверен, когда речь идет о магистре Черного города. Тем не менее, возвращайся в Дэйлорон, Эльмер. То, что произойдет дальше, нас уже не должно волновать. В любом случае это уже дело людей, не наше.

Дэйлор в зеркале покривился, отчего его красивое лицо, наделенное самой гармонией Дэйлорона, неприглядно сморщилось.

– Скажите, Великий Магистр, я должен оставить зеркало кому-нибудь из этих жалких магов?

Тут Варна задумался. Разумеется, ему хотелось понаблюдать за тем, как затянется подготовленная им удавка. Но с другой – только Предки ведают, как обернется дело. А ну как почует Ильверс ловушку? Или будет ему безразлична судьба женщины и ребенка? Тогда никто и ничто не помешает ему как следует изучить расстановку сил, не приближаясь к опасному капкану. И уж конечно, маг такого уровня могущества без особых усилий нащупает связь между зеркалами…

– Возвращайся, Эльмер, – повторил Магистр, – и зеркало забери с собой. Чем бы ни завершилось начатое, мы уже не будем иметь к нему никакого отношения. Заодно и узнаем, на что способен Ильверс…

Его ученик покорно склонил голову.

А Варна закрыл зеркало мягкой рогожей, постоял немного, размышляя о возможном исходе затеянной им игры.

Он распахнул окно, выходящее в сад; казалось, теплый воздух застыл в паутине весенних запахов. Полное безветрие. И тонкие, ранимые побеги в серебристой канве лунного света…

Прошедший день не принес ничего, кроме усталости, раздражения и – совершенно бесполезной теперь злости на предшественника. И причиной тому оказался отнюдь не Ильверс; все дело в том, что поутру Великий Магистр Дэйлорона совершенно случайно наткнулся на вход в потайную лабораторию Учителя.

Это было забавно и удивительно – получалось, что Варна до сих пор не разобрался в секретах старого дома, хоть и тщательно выстраивал познающие заклятья. Тайный лаз притаился за книжными полками; маг хотел достать книгу, но безуспешно, тяжелый том словно прилип к дереву. Подумав, что переплет зацепился за торчащий гвоздь, Варна с силой толкнул его обратно, к стене. Золотистая древесина вдруг разошлась – и магистр Дэйлорона кубарем полетел куда-то во тьму.

Когда поднялся, охая и потирая ушибленное плечо, то обнаружил себя посреди аккуратной комнаты без окон. Свет давали мутно-белые кристаллы, похожие на те, что Варна видел в пещере Норла д’Эвери, укрепленные гроздью под потолком. И повсюду – шкафы, набитые старыми свитками, пузатыми склянками с неведомым содержимым, вязанками сушеных и уже рассыпающихся от времени трав. Пахло пылью и мятой.

Маг обошел стол, установленный посередине и заваленный грудами свитков; он заинтересовался материалом, из которого они были изготовлены. Не пергамент, а нечто плотное, светло-серое с зеленоватым отливом и на ощупь шершавое. Но уже в следующее мгновение внимание Варны привлек огромный куб в углу, накрытый шелковым покрывалом с яркими цветами по кайме.

Дэйлор осторожно приблизился, на всякий случай проверил – а нет ли здесь ловушки и, убедившись в безобидности непонятного сооружения, потянул покрывало на себя.

В следующий миг его, зрелого, много повидавшего мага, стошнило прямо на пол тайной лаборатории. Грани куба были выполнены из гигантский слюдяных пластин, по швам скрепленных свинцом и, уж наверняка, соответствующими заклятьями для дополнительной прочности. А внутри, в воде, неподвижно висело тело дэйлор, скорчившееся, сине-белое и совершенно голое.

Варна попятился. Ему было все равно, каким образом старый учитель обеспечил столь великолепную сохранность телу; его даже не интересовало, зачем ушедший к предкам магистр сотворил все это. На лицо было еще одно доказательство безумия старика, ибо в несчастном, навеки запертом в слюдяном кубе, Варна узнал Эттера, пропавшего зимой.

Потом, все-таки перешагнув через собственную неуместную слабость, и стараясь не смотреть на беднягу Эттера, маг начал рыться в раскиданных по столу свитках. Оказалось, Великий Магистр вел подбробнейшие записи, поясняющие его эксперименты. И, если уж быть точным, утонувший маг оказался всего лишь попыткой почтенного старца обратить еще одного дэйлор к силе Отражений.

Что ж, Эттер разочаровал учителя. Вместо того, чтобы обрести могущество и вступить в перерождение, он просто захлебнулся – о чем и говорили каракули Магистра.

Варна вздохнул. Волной накатила тоска и жалость к ни в чем не повинному дэйлор; затем их сменила злость на старика… Да и на самого себя.

«Мы сами позволяли выжившему из ума править нами, и сами же поклонялись ему. И вот – получите, что заслужили. Черного магистра и утопшего Эттера».

Маг ушел из лаборатории, прикидывая, как лучше избавиться от тела и прихватив с собой один из свитков; Варне чрезвычайно понравился материал, из которого тот был изготовлен. Пергамент – это, конечно, хорошо, но сколько тритонов нужно извести на книгу? И дэйлор решил, что надо провести все необходимые исследования и выяснить, на чем, собственно, писал старый магистр.

…Он стоял у окна, выходящего в сад, с наслаждением вдыхая запахи весны.

Чужое присутствие за спиной Варна ощутил почти мгновенно. И, уже зная, кто этот ночной гость, заранее примерял фальшивую улыбку.

– А, благородный д’Эвери! Что привело вас в мою скромную обитель?

Старший Гнезда пересек комнату, и магистр Дэйлорона невольно залюбовался его поистине кошачьей грацией. Сапфировые глаза смотрели пристально, не мигая. В ноздри мага ударил запах болотной жижи, перебивая легкие, танцующие ароматы весны.

«Где это он был, интересно?» – подумал Варна, а вслух произнес:

– Надеюсь, вас привело ко мне нечто важное? Иначе зачем Старшему тратить свое драгоценное время на посещение мага?

Вампир остановился в двух шагах, кивнул – что должно было означать приветственный поклон.

– Я пришел к вам, Магистр, чтобы сообщить, что нашел способ обезвредить черного магистра.

Маг вскинул брови.

– Обезвредить?

– Сделать безвредным на долгое время, – уточнил Старший, – я узнал, как все было на самом деле, и теперь собираюсь дать Ильверсу дельный совет, который поможет ему достойно продержаться до того времени, когда появится… Если появится преемник.

– Не понимаю, – Варна жестом предложил Норлу кресло, и тот не замелил воспользоваться предложением.

– Не пытайтесь убить его, даже если он кажется опасным, – уверенно продолжал вампир, – хотя… конечно же, он опасен когда жив, но еще более опасен, если вы, Варна, попробуете от него избавиться.

Гнев начал помаленьку скрести коготками душу Великого Магистра.

– Нам ли не знать, насколько опасно это порождение мрака? – ядовито изрек он, – вы, д’Эвери, вероятно, слыхали, что на днях это чудовище напало на Дэйлорон?

Старший озадаченно замолчал. И тогда-то Варна и дал волю своему красноречию: он рассказал о сотне n’tahe, напавших на земли дома д’Кташин, о выпотрошенных дэйлор, о личинках, погибших от зубов Народа Зла… О медленно увядающей земле, отравленной, пропитанной силой Отражений; о том, что те края обречены на погибель. Магистр говорил долго, хоть это давалось и нелегко; перед глазами все еще темным пятном маячила голова личинки, вся в бурых пятнах.

– Хотя, вам этого не понять, благородный Норл, – под конец сухо обронил Варна, – вы-то сам один из них…

Вампир хмуро поглядел на него.

– У вас есть доказательства, что это дело рук Ильверса?

– О каких доказательствах вы говорите?!! О, благородный д’Эвери, не держите меня за дурака. Уж поверьте, я вижу силы мира сего, и понимаю, что сами по себе они не изменятся. Что-то убило их, и это что-то – Отражения, захлестнувшие Дэйлорон! Кроме того, Народ Зла не вел себя так… До тех пор, пока Черный город не обрел нового магистра!

Сапфировые глаза вспыхнули алым, но тут же погасли. Норл д’Эвери все-таки умел, когда того требовали обстоятельства, держать себя в руках.

– Если это произошло, тогда тем паче – я должен торопиться. Мы обезвредим нашего черного магистра на многие века.

Он поднялся, кивнул на прощание и, взмахнув рукой, провалился в портал.

Варна хмуро поцокал языком – нехорошо, ой, нехорошо, что какой-то вампир, хоть и высший, с такой легкостью орудует Силой. Любопытно, а какой именно? Силой Отражений? Или обычной, той, что дает земля своим детям?

Маг пообещал себе, что займется исследованием этого вопроса на досуге. Когда не будет сверкать над Дэйлороном занесенный меч по имени Ильверс.

– Мы его обезвредим, – пробормотал Варна, – обязательно…

И плотно закрыл окно, выходящее в сад.

…Пьянящая весенняя ночь царила над Аллареном. Скользя по черепичным крышам, стекая по холеным стенам домов, сверкающей вуалью окутал лунный свет улицы, переулки и площади, отразился в зеркалах королевских прудов, липкими бликами лег на стены черного города. Кое-где расплывчатые тени слизывали лунную глазурь, оставляя на земле лоскутки ночи, но таких мест было слишком мало.

На небольшой площади, выползающей из-под литой ограды, было тихо. Прямо на булыжной мостовой, привязанные спина к спине, лежали молодая женщина и мальчик.

Она была хороша собой, но жизнь, подрезанная бездушным ланцетом, медленно покидала тело. Будучи привычна к боли и крепкой от рождения, женщина еще держалась, скрежеща зубами и проклиная своих мучителей.

У мальчишки были золотистые вихры и бледное, раньше времени уставшее от страданий лицо. Он потерял сознание чуть раньше, и никто бы не предсказал, сколько ему суждено еще прожить.

… Ильверс отошел от окна. Он впитал в себя отражение, прочувствовал и узрил их боль – как и прочие отражения, что липкими черными нитями опутывали рассудок.

И понял, что час настал. Его час – когда все, кем он хоть как-то дорожил, уйдут к своему божеству, а он – в тишь долины Предков, чтобы встретиться с теми, кто жил раньше, и познать вечность.

Когда-то, будучи простым дэйлор, Ильверс боялся этого момента – но теперь принимал его с легким сердцем. В конце концов, разве не он год назад видел долину и говорил с духом матери? И разве не прекрасным было то место, с его вечной тишиной и покоем?

Магистр Закрытого города усмехнулся и покачал головой. Все-таки слишком быстро все произошло; он думал, что его палачи не посмеют расставить ловушку столь скоро… А в том, что это – ловушка, Ильверс ни секунды не сомневался.

Единственное, пожалуй, в чем он сомневался – так это в здравомыслии устроивших ее магов. Это ж надо было додуматься – связать Золия и Тиннат вместе, да еще и положить их посреди площади? Ильверс невольно фыркнул. Этим недалеким господам оставалось только написать на большой вывеске «приманка для магистра», и установить ее над своими жертвами. И на что, интересно, они рассчитывали? Что он отправится вызволять бывших друзей, взвалит их бесчувственные тела на плечи и потащит прочь? А ведь Ильверс мог перенести Тиннат и Золюшку к себе в башню одним движением воли. Даже пальцем шевелить не нужно было бы…

Правда, поразмыслив немного, магистр пришел к выводу, что ничего лучше маги Алларена придумать не могли: магия вещей не помогла бы, пожелай они войти в Закрытый город. Напасть на Ильверса во время одной из его ночных прогулок – тоже весьма рискованное предприятие. А так… Подготовлен капкан, приманка имеется; есть надежда, что черный магистр соизволит подойти поближе к тем, кто его любил.

Тут Ильверс невольно поморщился. Он очень хорошо чувствовал Тиннат, знал, что она звала его, и точно также холодной змейкой проскользнуло осознание того, что она хотя бы в мыслях – но отказалась от своего Ильверса. Думала, что лучше ему и вправду воссоединиться с предками…

– А здесь ты права, милая Тиннат, – пробормотал магистр, – я с тобой полностью согласен… Но – во имя Дэйлорона! Лучше бы ты сама убила меня, и мне куда приятнее было бы принять покой из твоих рук… Впрочем… Сегодня у магов Алларена удачная ночь. Они получат то, что хотят… А я обрету свободу.

Он еще раз закрыл глаза, потянулся мыслями к Тиннат. Тяжкий вдох. И волна невыносимой, режущей боли в животе, там, где сходятся почти ощутимые натянутые канаты людской Силы, готовые лопнуть и обратить в прах всякого, кто приблизится.

Прикоснулся к Золюшке и невольно улыбнулся: его маленький друг уже давно лишился чувств и пребывал где-то далеко, в занебесных мирах.

– Будьте вы прокляты, – не переставая улыбаться, шепнул Ильверс, – вы получите то, что хотите.

Магистр огляделся. Было похоже на то, что в эту комнату, ставшую почти домом, он больше не вернется. Ему подумалось, что неплохо закрыть черную цитадель, чтобы никто и никогда больше не проник сюда и не добрался до древних сокровищниц знаний – но потом Ильверс отказался от этой затеи. Пусть себе… насладятся возможностью заполучить древние книги. Ибо все это продлится недолго – Отражения, накопленные за многие декады, хлынут на людей, на дэйлор, порадуют народ Зла… К тому же, старик, его предшественник, мог опасаться за сохранность врат Силы. В случае Ильверса вратам ничего не грозило, потому как запирать их он вовсе не собирался.

Ильверс вышел, плотно притворив за собой дверь, и начал спускаться по лестнице. Он покинул башню, пересек внутренний двор цитадели. Ворота распахнулись перед ним, пропуская в спящий город.

– Я иду, – с улыбкой сказал Ильверс, – я уже иду…

И неторопливо зашагал по улицам, меж спящих домов. Те немногие, кому доводилось заприметить его силуэт, спешили убраться подальше.

Пройдет много лет, но будут раз за разом пересказываться страшные истории о том, как жуткий нелюдь из черной башни едва не выпил жизни невольных свидетелей его шествия.

Ильверсу было легко – впервые за много дней. И где-то далеко, в застывшей тишине вечности, его ждал дух матери, такой же легкий и сверкающий, как искра пламени, летящая в ночь.

«И чем скорее я это сделаю, тем лучше», – думал Норл д’Эвери, проносясь над спящими лугами. До Алларена оставалось совсем недолго, вампир уже видел белые башни, похожие на неровные кусочки перламутра. Он так спешил, что даже не покружил над городом, наслаждаясь красотой видов; под бессмертным сердцем вертелось дурное предчувствие. Словно что-то нехорошее должно было вот-вот произойти, и потому Норл изо всех сил работал крыльями, чтобы успеть…

Вот и Закрытый город. Норл камнем упал вниз с высоты, нырнул в окно башни и замер, прислушиваясь.

Тишина. И пустота.

Норл скользнул к двери, выглянул из кабинета Черного Магистра.

– Ильверс! – крикнул вампир, – Ильверс д’Аштам!

Но ему ответило лишь гулкое эхо, прокатившееся по винтовой лестнице.

Норлу стало неуютно. Очень… Похоже, происходило нечто из ряда вон выходящее – а как иначе можно объяснить то, что магистр покинул свою башню, даже не заперев ее и не поставив защиту?

Вампир прыгнул из окна, и, балансируя на воздушных вихрях, опустился на землю уже за пределами черного города.

«Где же он может быть? И что, укуси меня упырь, здесь происходит?!»

Недоброе предчувствие снова заворочалось холодным слизнем.

«Прекрати. Ты же высший вампир. У тебя есть мозги, чтобы думать. Так думай!»

Он еще раз огляделся. Вокруг – ни души. Крылья с хрустом уменьшились, втянулись в спину; теперь можно было преспокойно расхаживать по Алларену…

Норл потер виски; попытался сосредоточиться. Ведь он – один из Народа Зла и, значит, прекрасно видит Силу Отражений. А, уж если черный магистр ее поглощает в таких количествах, это тоже хорошо видно.

… Он догнал Ильверса в пяти кварталах от черного города. Магистр неторопливо куда-то шел, сложив руки на груди и сосредоточенно глядя себе под ноги. Он казался настолько погруженным в размышления, что не обратил ни малейшего внимания на Норла – и тому это не понравилось. Но вовсе не потому, что запищала уязвленная гордость, вовсе нет…

– Великий магистр, – вкрадчиво сказал вампир, – могу я говорить с тобой?

В ответ – молчание.

Ильверс, не замедлив шага, не повернув головы – и даже не оторвав взгляда от булыжников под ногами, шел дальше.

– Великий магистр…

Норл осторожно прикоснулся к его плечу; пальцы обдало нестерпимым жаром. И снова – ни кивка, ни приветствия в ответ.

– Разве я чем-то прогневил тебя? – возмутился Старший, – я принес тебе добрые вести, Ильверс д’Аштам. Я говорил с королевой ночниц, и она подсказал мне путь, который освободит тебя от столь тяжкого бремени Отражений.

Губы Ильверса тронула легкая улыбка. И он вдруг заговорил – но от услышанного у Норла зашевелились волосы на голове.

– Я скоро и без того избавлюсь от бремени.

– Я… я не понимаю, Магистр!

– Тебе вовсе не обязательно что-либо понимать.

– Но я пришел, чтобы тебе помочь, Ильверс, – он попытался пустить в ход все свое обаяние, – я многого не знал, но теперь…

– Теперь – поздно, – пробормотал Ильверс, – очень скоро они заполучат мое бездыханное тело, а я обрету свободу…

– Что?!!

Норл еще ни разу не пробовал читать чужие мысли. Да и молод он был еще, чтобы пробовать магию высших… Но в тот миг, будучи не в состоянии мыслить здраво, он всего лишь схватил Ильверса за руку, чуть повыше локтя, и…

– Нет. – вампир с ужасом осмотрел на Ильверса, – погоди, Ильверс! Ты же можешь помочь им, твое могущество велико – и при этом тебе не обязательно самому лезть туда, под удар!

Пальцы вдруг одеревенели и разжались. Сами собой.

– Каждый получит по заслугам, – бледные губы магистра растянулись в холодной, неживой улыбке. Словно и не он улыбался, а кто-то бездарно слепил на его лице кислую мину.

– Нет, Ильверс, не нужно… Ты можешь их спасти, просто так! Ведь они… ждали и надеялись…

– Кое-кто другой тоже ждет и надеется, – улыбка превратилась в оскал, – и я приду!

Норл вздохнул. Набрал в легкие побольше воздуха, и…

– Я не могу тебе это позволить, Ильверс. Твой предок, первый магистр, оказался на удивление сильным, ты – слабым… Но это не упрек, все дэйлор, все люди – разные. И… я не дам тебе просто так умереть.

– Тебе-то что? – фыркнул Ильверс, – тебе только Силы больше достанется. Прочь с дороги.

– Да, верно, – вампир хмуро смотрел на черного магистра, все еще не вполне веря в происходящее, – но что будет потом, Ильверс?

– Потом я буду свободен. С дороги!

– Нет.

– Кем ты себя вообразил? – прошелестел Ильверс.

Затем поднял руку, и…

Что-то ударило вампира в грудь, с хрустом сминая ребра, заставляя давиться собственной кровью… Он и не заметил, как оказался лежащим на холодных камнях, небо над головой закружилось, подернулось серой пеленой.

Норл попытался затянуть рану, но получалось плохо. Горлом шла кровь, оставляя на языке солоноватый, щекочущий ощущения привкус.

«Вставай, вставай… Ты должен его остановить… проклятье! И с какой стати магистр решил себя погубить в бездарной, глупой ловушке?»

Он в бессильной злости на себя самого заскреб когтями мостовую. Две луны, подмигивая в темном небе, насмехались, дразнили…

«Поднимайся, ну же!»

Норл закрыл глаза, собираясь с силами. Еще чуть-чуть, еще немного… Должен же он восстановиться?

И в этот миг хриплый женский голос забубнил над ухом:

– Сейчас… Я вам помогу, не шевелитесь!

… Над ним склонилось худое женское лицо. Не старое. Не блещущее особой красотой. Скосив глаза, Норл увидел, что женщина вся увешана какими-то мешочками, лоскутками, перышками…

«Магесса!»

Хрипя и выплевывая кровавые сгустки, Норл схватил ее за руку.

– Сейчас я вам помогу, – заявила женщина, прикасаясь к своим многочисленным ожерельям.

Он не слушал. Пристально глядя в темные, неопределенного цвета глаза, повторял раз за разом:

Она была магессой, но в то же время – всего лишь человеком.

И Норл впечатал в слабое ее сознание то, что она должна была сделать.

…На лице Агелины было написано отчаяние.

– Отпусти меня, а? Ну что я тебе сделала? Это ведь все Кхеон, да твой маг из Дэйлорона. Они сказали, что ты повредилась рассудком, когда узнала, что чудовище придется подманивать твоим Золькой…

– Я бы никогда не стала бы использовать… жизнь мальчишки… Даже если бы речь шла о спасении всего Алларена! – глухо проворчала Уломара, в то время как руки ее шарили под пышными юбками связанной Агелины.

Но одно дело связать – и совсем другое – отыскать все запрятанные компоненты заклинаний, обратившись к которым, магесса могла бы освободиться. И предупредить коллег.

– Но речь и так идет о спасении Алларена, – Агелина капризно оттопырила губы, – это же меньшее зло, Ули, пожертвовать одной жизнью – и очистить Черный город от поселившегося там чудовища! Ну, во имя Хаттара, давай же поговорим как цивилизованные женщины! А то я уже и в самом деле начинаю верить в твое безумие…

Уломара издала торжествующий возглас и принялась стаскивать с Агелины чулки.

– Прекрати! Да что же это такое, Хаттар Всемогущий…

– Будешь верещать, я тебе еще и рот заткну, – магесса повертела в руках отвоеванный чулок. Да, так и есть! Казалось бы, самая обычная вышивка на ленточке – но только для недалекого, лишенного магического дара любовника. Тонкие пальцы Уломары без труда нащупали зашитые кусочки лазурита и ласточкиных перьев, что уже само по себе было прекрасным источником Силы для заклинаний воздушной стихии. Не обращая внимания на протестующие вопли Агелины, магесса освободила ее и от второго чулка.

– Ты просто чокнутая, – с видом поруганной невинности сказала Агелина, – может, вообще меня разденешь?

– Может, и раздену, – Уломара ощупывала корсет, сосредоточившись на восприятии Силы.

– Нет у меня больше ничего, не-ту! И хватит, в конце концов, меня щупать!!!

– Замолчи, Агелина.

Между пышными грудями магессы нашелся шелковый мешочек с компонентами огня – и последовал за чулками в угол. Уломара выпрямилась отряхнула руки.

– Ну, вот и все.

Теперь… ей и вправду надо было поторопиться. Добраться до площади перед домом Альхейма. Быть может, сразиться с магами Алларена. И вытащить Тиннат и своего маленького ученика из безжалостных челюстей капкана.

Город спал, как дитя в колыбели, что была сплетена из весенней свежести, тихого шороха ветра в листве, неясных теней и призрачного света.

Уломара вздохнула. Хорошая, добрая ночь.

И быстрым шагом пошла по пустынной улице, направляясь у дому учителя.

… Ее путь лежал мимо мрачных стен Черного города, но у магессы мурашки по коже побежали только при одной мысли о том, что ей придется снова очутиться так близко от места, где она едва не погибла когда-то… Когда был еще жив Альхейм, и они пытались вскрыть цитадель.

Поэтому она свернула в нужный проулок чуть раньше. Затем, временами переходя на бег, добралась до следующего поворота. Тут она, вконец запыхавшись, остановилась – всего лишь на минуточку, отдышаться; прижалась горящим лбом к холодным мраморным плитам, что украшали фасад дома, и…

Двое разговаривали за углом, не далее, чем в десяти шагах; к тому же, ночью любой звук слышен куда лучше, чем шумным днем. А потому Уломара, мгновенно покрывшись ледяным потом, весьма хорошо разобралась в предмете беседы.

– Тебе-то что? Тебе только Силы больше достанется. Прочь с дороги, Норл.

О, этот голос она узнала бы среди тысячи других! Низкий, немного хриплый, и очень приятный… Голос дэйлор.

– Да, верно. Но что будет потом, Ильверс?

Уломара, стараясь не дышать, осторожно выглянула из своего случайного укрытия. Они и вправду стояли посреди дороги, совсем близко, так, что в ярком свете лун магесса смогла разглядеть эту странную парочку.

Ильверс д’Аштам все также предпочитал черный цвет. Бархат его кафтана мягко искрился серебром, отросшие волосы – уже не пшеничного цвета, а большей частью седые, обрамляли осунувшееся, бледное лицо. Он стоял совершенно неподвижно, и Уломаре почудилось, что это даже не живой Ильверс – а самое настоящее чучело, из которого неведомый мастер вытряхнул все внутренности и набил песка и опилок… Но глаза! Они жили, по-прежнему выразительные, блестящие, как два полированных кусочка агата. И, как показалось Уломаре в обманчивом лунном свете, в этих глазах вспыхивал и гас багровый огонь ярости.

Тот, кто замер перед Ильверсом, тоже не был человеком.

«Дэйлор, наверняка дэйлор», – успела подумать магесса. Она слегка удивилась ярко-синему цвету глаз незнакомца; но развить эту мысль дальше уже не успела.

– Потом я буду свободен. С дороги! – медленно, с нажимом, произнес Ильверс.

– Нет.

– Кем ты себя вообразил?

Ильверс не сделал ровным счетом ничего. Только поднял руку – но беловолосого дэйлор с силой швырнуло на стену ближайшего дома, как раз того, за углом которого пряталась Уломара. Раздался жуткий хруст костей; несчастный задергался в агонии, как раздавленная телегой собака… Магесса, чтобы не закричать, с силой зажала себе рот. Уломара задышала глубоко и часто, пытаясь подавить тошноту.

А в висках, вместе с тугими ударами крови, билась, трепетала мысль – чем же стал Ильверс, если он способен на такое?!! И, может быть, и вправду жизнь Золюшки – это малая кровь, которой будет уничтожен зверь?..

Хозяин Черного города пошел прочь, даже не взглянув в сторону умирающего.

А магесса, дождавшись, пока он свернет за угол, метнулась к хрипящему дэйлор.

– Сейчас… Я вам помогу, не шевелитесь!

Руки тряслись, как в тот памятный день – когда Уломаре впервые пришлось сразиться с нелюдью.

«Сейчас… потерпи, я уже почти…»

Компоненты, как назло, выскакивали из пальцев. Дэйлор хрипел, тщетно пытаясь вдохнуть драгоценного воздуха раздавленными легкими.

«Ох, да у меня же в ожерелье набор для целительства!» – Уломара едва не хлопнула себя по лбу, – «вот дура-то…»

Горячие пальцы впились ей в предплечье.

– Сейчас я вам помогу, – заверила она.

И впервые ее взгляд встретился со взглядом дэйлор. Глаза у него были…

Сердце замерло, крепко схваченное ледяными пальцами ужаса. Уломара смотрела – и не могла оторваться. Не могла пошевелиться. Хотя и поняла уже, с кем столкнулась.

Все мысли куда-то исчезли, подхваченные и унесенные прочь волей высшего вампира – как порыв ледяного ветра уносит сухую листву.

Она смотрела и смотрела, увязая в сапфировом море, как мошка в меду; холод отступал, ей стало тепло и уютно в мерцающей синеве…

Она вздрогнула, с трудом осознала, что вампир больше не держит ее.

– Иди же, – прохрипел он. И устало закрыл глаза, – Иди…

Уломара поднялась на ноги, вытерла о рубашку вспотевшие ладони – не замечая, что они просто-напросто были вымазаны в крови нелюди.

Потом она побежала.

Ильверс медленно шел по спящим улицам, и каменные дома с одобрением смотрели ему вслед темными провалами окон. Пахло весной. Перевитые меж собой ароматы молодой зелени, теплой, еще хранящей солнечное тепло земли будили далекие, смутные воспоминания.

Они могли бы быть горьки, как дикий мед, эти краткие вспышки света – но проносились мимо, как поблекшие, увядшие лепестки мертвых роз.

И хозяин черной цитадели с каждый шагом втаптывал в прах все то, что было прожито когда-то молодым дэйлор по имени Ильверс.

Ибо теперь и в самом деле не осталось в нем ничего от Ильверса д’Аштам, который был убит год тому назад, вместе со своей несчастной матерью. Перерождение превратило его в подобие пиявки на теле Силы, пиявки разумной, могущественной – а потому смертельно опасной для тех, кто пожелал бы прервать ее вечную трапезу на пиру чужих страданий.

Ильверс, по прошествии трех лунных кругов затворничества в башне прекрасно осознавал собственную суть; видел собственное будущее – и потому спокойно отмерял шагами последние минуты собственной жизни… Вернее, даже не собственной – а жизни Черного Магистра. Ведь Ильверс д’Аштам давным-давно должен был воссоединиться с духами предков, и так было бы лучше всего.

Что до Тиннат и Золия…

Вот и площадь.

Там, прямо на камнях, белели два неподвижных тела. Когда-то… казалось, это было так давно… Ильверс уже видел их, Тиннат и Золюшку, связанных и беззащитных. В тот дождливый зимний день он вел, поддерживая под локоть, старого Альхейма, мага, мечтающего о сокровищах Закрытого города…

Ильверс остановился, прислушиваясь, пытаясь – в который раз – безуспешно почувствовать Силу людской магии.

Он разочарованно вздохнул. Нет, ничего не изменилось – и он по-прежнему не видел силовых линий. Только ощущение опасности заворочалось где-то в груди, царапаясь острыми коготками.

Чуть больше внимания он уделил осмотру близлежащих домов, и не простым зрением, а отпустив на волю щупальца Силы Отражений. Хотелось знать, а следят ли убийцы за тем, как сработает расставленная ловушка? Черные нити поплыли по ночному воздуху, беспрепятственно проникая сквозь каменные стены, обрушив на своего хозяина целый водопад мутных, скользких образов…

Ильверс хмыкнул. Разумеется, они сидели – и следили во все глаза, ждали, когда чудовище бросится выручать своих друзей, как шагнет в разверзнутую пасть капкана. Одна из них, растрепанная и увешанная компонентами заклятий женщина даже торопливо карабкалась на крышу одного из особняков… Наверняка, чтобы рассмотреть все в подробностях. Ильверс узнал в ней Уломару, но – снова не почувствовал ничего. Ни разочарования, не удивления, ни горечи. Магесса была всего лишь человеческой женщиной, такой же, как остальные.

– Глупцы, – процедил Ильверс, – какие глупцы… Если бы я не хотел этого…

Он улыбнулся – и неторопливо двинулся вперед. К замершим, беззащитным фигуркам, окутанным серебристым сиянием лун.

… Шаг. Еще шаг. И еще, самый последний…

Ильверс постоял мгновение, подставляя лицо свежему, напоенному запахами весны ветру.

А затем, опустившись на колени, одновременно коснулся Тиннат и Золюшки.

Ничего не произошло. И чувство опасности, которое до сего момента буквально звенело в воздухе, пропало бесследно.

Ильверс вскинулся; разметались по разным сторонам плети Силы, ловя каждый образ, запечатлевая каждое движение…

Те, кто хотел смерти магистра, улепетывали со всех ног. Ильверс едва не рассмеялся – как же наивно с их стороны полагать, что можно уйти от возмездия!

Он не стал размениваться на яркие, шумные преобразования вроде стен огня или ветвящихся молний; закрыл глаза, возложил руки на голову Тиннат, позволяя великой черной реке пронести сквозь себя ее боль и страх.

Вслушиваясь в глубокую подсердечную боль, он выплеснул Отражения в жалкие тела удиравших магов – они умерли почти мгновенно, даже не успев понять, что с ними происходит и не почувствовав всего того, что выпало на долю их беззащитных жертв.

Уломара села на крыше и в недоумении уставилась на подушку, словно только очнулась от тяжкого забытья и не понимала, что происходит.

А на площадь из-за угла дома Альхейма медленно вышел Норл д’Эвери. Дышал он тяжело, с хрипом, и Ильверс – немного запоздало – пожалел о том, что оставил его в живых.

Не поднимаясь с колен, он кивнул вампиру.

– Ты, я вижу, добился своего. Так чего теперь ты ждешь от меня?

В сапфировых глазах n’tahe полыхнуло холодное презрение. И, указав на два бесчувственных тела, он сказал:

– Исцели этих людей. Ты ведь можешь… И они никогда не узнают, как ты предал их.

– Я хотел уйти вместе с ними, – пробормотал Ильверс, – почему ты вмешался? Почему?!! О, если бы ты знал, что я вижу… Ты бы не стал мешать, не стал…

– Ты слишком себя жалеешь, – процедил вампир, – твой предок, первый магистр, был поистине великим, а ты – жалкое его подобие. Но тебе придется – так или иначе – нести на плечах бремя Отражений. Тебе придется переживать то, что переживают другие – и в этом пока спасение для всех ныне живущих.

– Для кого я обязан спасать эти земли – и ради кого должен нести бремя? – женщина на крыше все еще смеялась и плакала одновременно, и Ильверс начал понимать, в чем дело. Подушка в ее руках, разрушенное взаимодействие… Как, однако, хитер оказался этот двухсотлетний n’tahe!

– Для них, – белый палец вампира пронзил воздух в направлении Золюшки и Тиннат, – делай то, что должен, Ильверс. С самого начала эта судьба была твоей. А позже… Я поделюсь с тобой знаниями, которые облегчат твою участь.

Магистр закрыл глаза. Ну почему, почему он должен все это терпеть? Словно от самого рождения на нем было проклятие…

А, может быть, и прав Старший? В конце концов, эти двое любили его, а это – большая редкость.

Подхватив черной сетью компонент заклинания, спрятанный внутри Золюшки, он осторожно начал вскрывать пространство, чтобы вытолкнуть все чуждое прочь из человеческого тела.

Уломара пришла в себя на крыше. И, совершенно не помня, где была последние пол часа, и что делала, уставилась на круглую кожаную подушку в собственных руках.

Затем, вспомнив о том, что собиралась предпринять, до того как… как встретила Ильверса, хозяина Черного города, и вампира с замечательными сапфировыми глазами, огляделась. Поняв наконец, что все уже позади, отшвырнула подушку прочь – и во все глаза уставилась на площадь.

А там… происходило нечто любопытное.

Ильверс остался жив. Он стоял на коленях, возложив руки на грудь Золюшке; вокруг его ладоней вспыхивали и гасли кровавые искры, впитываясь в тело мальчика. У магессы похолодело в груди – что еще этот нелюдь делает с ребенком?!! И она огляделась в поисках возможного пути вниз – но на беду, совершенно не помнила, как очутилась на крыше.

– Ах ты, проклятый ублюдок, – бормотала она, – только посмей что-нибудь сделать с Золюшкой! Я не посмотрю на то, что ты живешь в Черном городе, клянусь оком Хаттара!.. Да еще и Альхейма тебе припомню!

Наконец Уломаре удалось спуститься на карниз – и тут она поняла, что застряла. Не было никакой возможности спуститься на землю – и теперь уже она не смогла бы вернуться обратно на крышу. Хорошо еще, что с площади ее не было видно – но с другой стороны, и она не могла видеть того, что происходило Золюшкой и Тиннат.

Уломара припомнила те словечки, что почерпнула из словарного запаса Лисицы Тиннат, и помянула всю родню того, кто заставил ее невесть как влезть на крышу.

– Никогда не слышал, чтобы женщины так ругались.

Она вздрогнула и судорожно вцепилась в мраморные зубцы. Сердце заколотилось о ребра, грозя выпрыгнуть; далекая мостовая закрутилась перед глазами… Чтобы не свалиться, Уломара крепко зажмурилась.

– Если вы дадите мне руку, я помогу вам спуститься, – заметили откуда-то сверху. О, этот голос… Похоже, он долго будет преследовать ее в кошмарных снах…

«Но я не покажу ему, что боюсь», – Уломара решительно сжала зубы, – «в конце концов, я не простолюдинка какая-нибудь, а магесса. Да, магесса!»

И она, повернувшись, взглянула наверх.

На крыше сидел темный нелюдь, вампир. Тот самый, которого она приняла за раненного дэйлор, тот, что заставил ее спасти Ильверса… Легкий ветерок играл его седыми волосами, в лунном свете похожими на тончайшие нити перламутра. Ярко горели сапфировые глаза. И только пятна крови на рубахе тонкого полотна говорили о том, что он был тяжело ранен.

– Мерзавец, – беззлобно сказала Уломара, – это из-за тебя я здесь очутилась?

– Нет, – он серьезно посмотрел на нее, – ты сама залезла сюда, потому как именно здесь ты могла испортить подготовленную ловушку.

– Но я вовсе не хотела спасать Ильверса. К тому же, он убил моего старого учителя, Альхейма…

– А теперь он расправился еще и с магами Алларена.

– Проклятье!..

– Но лучше не пытаться убить Ильверса. То, что вам это не удалось – это просто прекрасно… Для вас же самих. К слову, как это вам удалось так ловко вживить компоненты в тела женщины и ребенка, да так, что они еще некоторое время оставались живы? И кто надоумил построить именно ловушку, а не действовать чистыми преобразованиями Силы?

Уломара обреченно вздохнула. Было похоже на то, что вампир пользовался ее положением и решил устроить небольшой допрос.

– Это все Эльмер, из Дэйлорона, – зло бросила она, – он научил моих коллег…

– Ах, Эльмер! Да еще из Дэйлорона… – задумчиво протянул нелюдь, – что ж… все сходится… так ты дашь мне руку, или будешь сидеть здесь до утра? Пока не прибежит кто-нибудь с длинной лестницей, чтобы снять единственную магессу этого города?

– Я наберу себе учеников, – огрызнулась Уломара, – и не буду единственной.

Но руку все же протянула, вздрогнув, когда запястья коснулись горячие пальцы нелюди. Раз – и она оказалась снова на крыше.

Уломара бросила взгляд на площадь – Ильверс уже исчез.

– Он отправился в башню, – тихо пояснил вампир, – и я скоро присоединюсь к нему, чтобы дать кое-какие рекомендации.

– А что с ними? – магесса указала на два по-прежнему неподвижных тела, – они…

– Они живы и будут жить дальше. Вам троим следует покинуть Алларен – это воля магистра.

– Какого еще магистра? – хмуро поинтересовалась Уломара. Все-таки требовать, чтобы она бросила свой уютный дом и отправилась странствовать – это уже слишком…

– Ильверс – магистр. Не состоявшийся этой ночью, предсказанный много веков назад Последний магистр, – терпеливо разъяснял нелюдь, – это его воля. Он не желает вам ничего плохого, ни тебе, ни этим двоим. А потому хочет, чтобы вы убрались отсюда подальше, и чтобы никто не помнил о вас.

Уломара хотела возразить, но вампир вдруг крепко обнял ее за талию и прижал к себе. Добавил:

– Да, и еще – больше не попадайся мне на глаза, а то в следующий раз я не удержусь от соблазна…

– Я умею постоять за себя, – заверила Уломара.

– О, безусловно.

И, с хрустом развернув серые крылья, он легко поднялся в воздух – чтобы опуститься уже рядом с домом.

– Госпожа. – нелюдь отвесил ей шутливый поклон и, уже серьезно, повторил, – вам нужно убраться из города. Так хочет магистр, а ему лучше не перечить. Так будет лучше для всех.

…Она долго стояла и смотрела на быстро удаляющийся крылатый силуэт, тонущий в чистой темноте неба. Потом, когда обладатель волшебных сапфировых глаз растворился в ночи, поспешила к Золюшке и Тиннат. Они мирно спали, и дыхание их было глубоким и ровным – как у совершенно здоровых людей.

Желание обрести покой никуда не исчезло. Лишь пугливо съежилось, запряталось в самый темный закоулок души – чтобы затем вновь стучаться в висках тугими ударами крови, отмеряя каждый миг, каждый всплеск Отражений.

Ильверс обернулся на легкий шорох крыльев за окном, молча наблюдал, пока в узкий проем втиснется внушительная фигура Норла д’Эвери… Следовало бы разозлиться на то, что хитрый вампир играючи разбил столь прекрасную возможность воссоединиться с предками, но – увы, увы… Даже злость, самая обычная, живая, была теперь недоступна странному созданию, которым стал Ильверс.

Он лениво подумал о том, что еще не попробовал просто прыгнуть с балкона башни вниз, или вскрыть себе вены, или… Но тут же дрогнула завеса памяти Предков, и далекий голос старого магистра прошелестел, что, мол, ничего не выйдет. Само тело изменилось под воздействием Силы, и уничтожить его теперь куда как сложнее, чем раньше… Разве что Ильверс сам себя разнесет в мелкие клочья и раскидает их на несколько лиг по округе.

Магистр Закрытого города хмуро посмотрел на n’tahe.

…На белоснежной рубахе вампира ярко алели пятна крови, и мелькнула безвкусная мысль о том, что, доведи он начатое там, в темном переулке, до конца – и был бы уже свободен, и погрузился бы в спокойную тишину слюдяного озера. А там… там его ждала мать, одинокая золотая искра в бесконечном мраке, такая маленькая – но способная согреть и утешить.

– Я не жалею о том, что с тобой сделал, – процедил Ильверс, – жалею, что оставил в живых.

Сапфировые глаза насмешливо блеснули.

– О, прими мои глубочайшие извинения, Ильверс. Но и я не жалею о том, что не дал сбыться старому пророчеству о Последнем магистре…

– Только на этот раз. Никому неведомо то, что грядет.

– Будем надеяться, что в ближайшее столетие тебя больше никто не побеспокоит. Настолько, чтобы ты добровольно положил голову под топор палача.

Лицо n’tahe вдруг стало очень серьезным.

– Я пришел не для того, чтобы тебя утешать, магистр. Я пришел, потому что мне есть, что сказать, и это может облегчить твою ношу. Скажи, отчего ты не прочел все хроники своего предшественника?

Ильверс устало опустился в кресло. Норл, не дожидаясь приглашения, последовал его примеру; совсем по-человечески протянул ладони к огню.

– Я начал их читать, – отозвался Ильверс, – и прочел достаточно для того, чтобы понять – что меня ждет. Вечное переживание Отражений ради мелочных, самонадеянных, влюбленных в себя, эгоистичных…

Он мог бы перечислять еще долго, но вампир прервал его.

– Ты не успел, да и не захотел прочесть самое главное – как одинокому старику удалось нести это тяжкое бремя столько декад.

Магистр лишь пожал плечами. Крепкие пальцы д’Эвери просвечивали красным, и Ильверсу пришло в голову, что – вот поди ж ты, переродившийся в n’tahe дэйлор… А куда живее и счастливее его, Ильверса. Он даже запоздало пожалел о том, что придумал для Великого Магистра Дэйлорона слишком легкую и быструю смерть; надо было… Да! Надо было обречь его на вечное существование рядом с собой, в этих черных стенах, прикованным – а еще лучше – замурованным в каменную толщу…

– Если ты хочешь мне рассказать об этом, то говори, – прошептал Ильверс, – я выслушаю.

Вампир улыбнулся; влажно блеснули крепкие белые зубы.

– Тебе следует сделать то же, что сделал когда-то магистр Закрытого города. Он позволил приходить сюда магам, и дэйлор, и даже людям. Избранные им проходили весьма любопытный ритуал… Думаю, ты догадываешься, какой именно. После чего он возлагал на них часть своего бремени, часть видений, что несет великая река и которые сводили его с ума – да и подтачивают твой рассудок. Дэйлор начинали видеть Силу Отражений, могли – совсем чуть-чуть – использовать ее в своих заклинаниях. Людям и того не доставалось, они вообще ни к чему не способны, кроме как перья с жабьими головами мешать. Но как разделяющие бремя они вполне годились, хоть и не были столь долговечными как маги Дэйлорона. Вот так. Набрав должное количество разделяющих магистр может освободить себя от тревожащих видений – и останется только власть. Разве это не выход?

Ильверс смотрел вглубь камина, где бушевало, гудело пламя. Разумеется, магической природы.

– Никто не может жить вечно, – наконец пробормотал он, – когда-нибудь рассудок все равно помутится, и тогда…

– Ты должен быть очень внимательным, магистр, – Норл поднялся с кресла, прошелся по кабинету и остановился напротив окна, – тогда ты должен либо сделать то, что сделал твой предшественник, либо… Либо сразу найти преемника, чтобы тот занял твое место. Надо полагать, ты сможешь помочь новому магистру ступить на этот путь…

Ильверс только скривился. От того, что рассказал мудрый вампир, не менялось ровным счетом ничего. По крайней мере для самого Ильверса…

– Может быть, ты еще и придумаешь, почему я должен следовать твоим советам? После того, что я видел в реке Отражений…

Норл упрямо тряхнул головой.

– Все мои страдания после перерождения были ничтожны по сравнению с твоими, Ильверс, я это понимаю. Но – раз уж ты стал магистром Закрытого города, толком и не прожив обычной жизни, придумай сам – во имя чего ты должен пройти этот тяжкий путь достойно. И не торопись становиться последним магистром. Я прошу тебя об этом, и королева болотных ночниц, это мудрое и древнее создание, и многие бы попросили – но они не знают о твоем существовании…

Ильверс усмехнулся. Потер подбородок. Ох, и до чего же гладко говорил вампир из дома д’Эвери! Может быть, есть в его словах правда?

– Я подумаю, – обронил он, – подумаю…

Перед глазами стояла Тиннат, но не бледная, с опухшими и покрасневшими веками, когда в ее тело был вживлен компонент заклинания – а веселая, сияющая, в платьице вишневого цвета… Тогда, в таверне «Кружка мага», и позже, ночью в его спальне… А маленькие руки Золюшки крепко цеплялись за пояс, оттаскивая с дороги к дереву. «На вот, попей водички…» Может быть, и не стоило торопить их путешествие в небесные сады…

А ведь старый магистр пребывал в долине тех, кто жил раньше, и теперь его память могла ожить в Ильверсе в любой момент?.. Вот уж у кого можно порасспросить и о ритуалах, и о разделяющих бремя… Вместо того, чтобы ворошить запылившиеся фолианты.

Ильверс посмотрел на вампира: тот, казалось, был погружен в невеселые думы. Приказал коротко, властно – именно так, как и должен приказывать настоящий магистр.

– Оставь меня. Близится рассвет, а тебе предстоит долгий путь.

Вампир согласно кивнул.

– Да, я уйду. Но прежде мне хочется, чтобы ты узнал еще кое-что…