ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В дороге веди себя спокойно, ибо то, что должно произойти, все равно произойдет без твоего желания.
Из книги бога-странника
Я не большой любитель лошадей, да и ездить на них мне приходилось нечасто, Молоту, насколько я знаю, тоже, да только нас никто не спрашивал.
На лошадь мне помог взобраться друг, просто взяв меня за штаны и куртку и закинув в седло, этого я ему долго простить не мог, минуты две, пока не пришла его очередь. Ему пришлось воспользоваться одним из валунов, лежащих поблизости.
Я держал в это время за уздцы его лошадь, едва не умирая со смеха, а он лез. Бедная скотина содрогнулась, едва не упала, приняв на себя его тяжесть, но как-то сумела выпрямиться. Я был уверен, что она упадет, Молот тоже, лицо у него было растерянным и бледным. Но лошадь стояла и падать не собиралась, тогда он осторожно взял поводья.
Мы медленно поехали в сторону города, еще не совсем понимая, куда направляемся и надо ли нам туда…
Моя лошадь пошла рысью, едва мы выбрались на ровную уличную брусчатку, от этого я окончательно проснулся, вцепился ей в гриву и все время, которое мы добирались до южных ворот, пытался удержаться, неловко подпрыгивая в стременах.
Молота я не видел, он ехал сзади, зато хорошо слышал все, что он рассказывал обо мне, о бедной лошади, которая досталась ему, о жрецах храма и о самом боге-страннике Киле – того он костерил больше всего.
Оказывается, именно этот бог был виновен во всем, что происходило в его жизни начиная с рождения. В отдельных местах я был с ним согласен, особенно когда он начинал бранить всех подряд, собирая в одно отвратительное целое богов и людей.
Мне было бы очень весело, если бы я так не боялся упасть, впрочем, Молот тоже сидел в седле неуклюже, еще более неуклюже, чем я.
Хорошо, что улицы были по-утреннему пустынны и нас никто не видел, иначе этого бы мы жрецам не простили никогда – знали нас многие, так что насмешек потом было бы не избежать.
Хорошо, что серый ночной сумрак только начал уступать место утренней заре, да и двигались мы быстро, потому что улица шла под уклон, поэтому к воротам добрались как раз в то время, когда караван уже собрался, первые возы тронулись, а передовой дозор охранников маячил в поле за воротами, осматривая окрестности.
Мах – огромный мужчина в дорогом, шитом золотом платье, с кривой саблей кочевников на боку и на высоком рыжем коне – недоуменно посмотрел на нас, потом выслушал то, что ему прошептал начальник охраны, неохотно кивнул. Тут же к нам подъехал молодой парень и приказал следовать за ним.
Он показал фургон в конце каравана и сказал, что на время пути тот принадлежит нам, там мы можем держать свои вещи и спать.
На обратном пути такого удобства не будет, потому что фургоны набьют доверху товаром. Сейчас наше место в арьергарде, как самое спокойное, но все равно в случае нападения мы ответим своими жизнями за хозяйское добро, так что расслабляться не стоит.
Мы переглянулись с Молотом, еще не успев отойти от скачки, но караван уже двигался, возы один за другим проходили городские ворота… Пришлось обосновываться в фургоне, который нам указали.
Так началось наше путешествие. Вещей у нас не было, оружие приторочено к седлам, с возницей фургона Молот сразу нашел общий язык, оказалось, что тот не один раз пил вино в тех кабаках, где мой друг служил вышибалой.
После недолгих переговоров Мятник – так звали возницу, оказавшегося нашим сверстником, – взял на себя заботы о нашем пропитании и удобстве. Как-то все примялось, успокоилось. Мы забросили мешки в пустой фургон, оставив при себе только оружие, и поехали за возом навстречу поднимающемуся из-за темного леса ярко-желтому солнцу.
С тяжелым сердцем проводили мы тоскливыми взглядами сердитых стражников, которые закрыли за нами городские ворота, словно прочитанную страницу книги.
В общем, все затеялось не очень хорошо, а старый закон гласит: что плохо начинается, то заканчивается еще хуже. Ни я, ни Молот ничего хорошего от будущего не ждали, единственное, что нас немного утешало, так только тяжесть золота в наших карманах.
Почему-то большой радости не прибавилось, раньше думал: появится много денег и стану счастливым, но вот оно у меня на поясе, тянет к земле, а внутри только печаль и ожидание беды.
Когда каменные стены города постепенно растаяли и затерялись среди засеянных пшеницей полей, к нам подъехал Бохан – начальник охраны каравана, – посмотрел на нас, на наших лошадей, на наше оружие, смерил взглядом и после этого тяжело вздохнул:
– Вас мне навязали, но это совсем не значит, что вы будете блаженствовать и наслаждаться дорогой. Ваше место – самое спокойное в караване, но некоторым грабителям на этой дороге нравится отбивать последние фургоны – они пропускают караван мимо, убивают охрану и угоняют воз. Обычно на плохой дороге обоз растягивается на пару верст, поэтому у вас будет не много шансов дождаться подкрепления. Лучше не теряйте бдительность. Ночью обязательное дежурство, так что советую одному из вас сейчас отправиться в фургон и поспать, иначе ночью станут слипаться глаза. Все понятно?
– Вполне, – усмехнулся Молот. – Если нападут, отбиваться самим, помощи ждать от вас не стоит.
– Примерно так, – кивнул Бохан и посмотрел на меня. – Я знаю твоего отца, из тебя готовили воина с младых лет, уверен, умеешь многое, но лучшая защита – это осторожность. Об оплате не беспокойтесь, Мах на охране не экономит, именно поэтому он и является самым успешным купцом в нашем городе.
Начальник охраны ускакал, а я взглянул на Молота, который довольно ехидно произнес:
– Вот какой ты могучий воин, тебя даже знает начальник охраны лучшего купца.
– И что тебе в этом не нравится?
– Не вижу в этом ничего хорошего, – пожал плечами мой друг. – Меня вот хорошо знает наш возница, и он приготовит нам ужин. Я вижу в этом пользу, а в том, что тебя знает Бохан, толку никакого. Единственная польза – если нас с тобой убьют, то похоронят в земле, а не бросят на дороге, как это часто бывает. Да и здесь все больше зависит от удачи.
– Увы, ты прав, как всегда, только к этому знакомству я не рвался. – И я развел руками. – Но говорить об этом больше не станем, у нас есть задачка поважнее: кто сейчас ляжет спать – ты или я?
– Вопрос неправильный, – пробурчал Молот. – Правильнее спросить, кто будет бродить всю ночь возле обоза, вглядываясь в темноту и злясь на то, что другой сладко спит.
– И кто же будет этот везунчик?
– Ночь поделим пополам, а значит, и дневной сон тоже. Так что я пошел в фургон, заодно и поговорю с Мятником, узнаю, какие у них тут правила и чего стоит опасаться.
Молот привязал лошадь к фургону, а сам залез внутрь. Скоро я услышал его голос, он, как и обещал, выспрашивал возницу.
Я вздохнул и оглянулся – города уже не было видно, как и ближнего леса. Вокруг тянулись зеленые поля пшеницы, и это меня не вдохновляло. Хотелось спать, но еще больше понять, в какое же дерьмо мы с Молотом влипли.
Но думать не хотелось совершенно, сказывался тяжелый день, наполовину бессонная ночь, да и мешало многое другое, что все еще продолжало с нами происходить. Размышлять об этом сейчас вряд ли стоило, а вот как выжить, находясь в караване Маха, найти себе питание, нормальный ночлег, а главное – уцелеть при разбойничьем налете – вот что было по-настоящему важно…
Я в очередной раз подивился мудрости моего друга. Мы еще и часа не находились в пути, а он уже нашел общий язык с возницей, что-то ест – слышалось его довольное чавканье – и был совершенно удовлетворен жизнью.
Молот принимал жизнь просто, о будущем и прошлом никогда не задумывался, и в этом была его сила. А я же думал всегда, и не могу сказать, чтобы мои мысли чем-то мне помогали в жизни. Что толку думать о том, что будет, если это еще не произошло? Все равно все будет не так, как мнилось, а значит, и твои сиюминутные мысли окажутся пустыми и глупыми.
В чем смысл пережевывания того, что уже случилось? Ничего уже не исправишь и не вернешь. Да и кто сказал, что мы управляем своей жизнью? Она течет себе сама по своим законам, а мы только охаем и ахаем, когда попадаем в трудное положение.
Разве мог я еще пару дней назад предугадать, что отправлюсь гонцом в неизвестную мне страну, абсолютно не готовым к этому путешествию и совершенно не желающим никуда ехать?
Но вот я сижу на лошади, хотя еще в детстве зарекся садиться на эти ужасные творения одного из богов. О том, как он их создавал, известно только то, что в это время мучился с похмелья, поэтому получилось нечто ужасное, главной целью которого является причинить тебе как можно больше хлопот…
Не стоит на лошадь садиться, да только без нее в дальней дороге никак. А к вечеру буду ходить по земле враскорячку, постанывая от боли.
Куда я еду? Зачем мне это?
У меня не было пока ответов на эти вопросы.
Ладно… разберемся и поймем, сейчас главное – никуда не вмешиваться, не влезать в еще худшие неприятности и позволить событиям течь самим. Все равно изменить ничего не получится…
Я посмотрел по сторонам – все те же поля, солнце уже поднялось над караваном, тянущимся далеко впереди, крики, всхрап лошадей, мухи и оводы – вечные спутники всех кляч. Да еще ветер по-утреннему прохладный и ласковый.
Может, все не так плохо, а?
Мечтал же о путешествиях еще мальчишкой, чтобы ветер в лицо, солнце над головой, птицы в небе и далекий страшный лес впереди…
Мешает только запах лошадиного пота, терпеть его не могу…
Когда Молот громко что-то проорал над ухом, я проснулся, удивляясь сам себе: во-первых, не заметил, как заснул, во-вторых, проспал почти полдня – солнце уже склонялось над лесом, а в-третьих, никогда до этого не спал в седле, слышал от наемников, что это иногда получается, но не верил.
И самое главное, как не упал?!
Пели какие-то лесные птахи, звонко, громко, надрываясь – даже странно, что спал и ничего не слышал, видно, здорово меня утомил этот лабиринт в храме, все силы вытянул.
Прохладный ветерок проникал в каждую дырку в одежде, толстая куртка защищала от него со спины, но спереди была распахнута, а на рубашке половина деревянных пуговиц оказалась незастегнутой. Я затянул ремешки на куртке и еще более недовольным взглядом посмотрел на мир.
Трава вдоль дороги давно потеряла свой цвет, поблекла и пожухла. Лес тянулся сбоку, прозрачный, непонятный, можно было даже рассмотреть покосившиеся деревья да наполовину голые кусты.
Плохой лес, неживой какой-то.
С другой стороны поля, заросшие травой, там то и дело мелькали птицы, оттуда и слышался их ор.
Молот снова прокричал:
– Ты чего не отвечаешь?
– Задумался. – Я подъехал ближе к фургону, все-таки у лошади при всех тех недостатках, за которые я их не люблю, имеются и положительные стороны – не отстала же от каравана, не потерялась, не зашла в поле пожевать сочную изумрудную траву, пользуясь тем, что всадник временно исчез из этого мира. – А тебе чего?
– Да вроде моя очередь бодрствовать, а твоя отдыхать, но если передумал, то я готов еще поваляться, все равно пару часов лишних едешь…
– Мне давно все надоело, но думаю, тебе требуется больший отдых, чем мне, сам говорил, что у тебя тело большое, ему больше надо.
– Так я тебе и поверил, – ухмыльнулся друг. – Наверно, сам задремал и все проспал. Вообще-то меняться смысла нет, Мятник говорит – скоро привал, от силы полчаса езды до речки, на берегу которой остановимся на ночь. Видишь, солнце клонится к закату…
– Полчаса потерплю. – Я снова бросил поводья, давая возможность лошади самой определять, с какой скоростью двигаться. – Все равно на привале будет много суеты, заснуть не дадут.
– А я тебе за это мягкую постельку приготовлю в фургоне, половину ночи будешь спать, как герцог.
– Почему только половину?
– Потому что вторую станешь сторожить, а я на мягкой постели спать – то, что ты сейчас все проспал и меня не разбудил, не считается. Я тут мешок нашел, надо только его сухой травой набить или соломой.
– И где возьмешь?
– На передних возах есть сено для лошадей.
Я хотел ответить что-то язвительное, но моя лошадь уже отстала метров на двадцать, а кричать не хотелось.
Дорога, сделав длинный поворот, вышла на огромный луг.
Показалась речка, зеркально заблестевшая тонкой темной полоской среди зелени луга. Через речку неподалеку был переброшен небольшой деревянный мосток, сложенный из огромных бревен столетней сосны.
Не доезжая переправы, передние фургоны встали, следом за ними все остальные. Возницы, подгоняя уставших лошадей, начали размещать свои возы по кругу, а руководил этим сам Бохан – начальник охраны. Между возами поставили деревянные щиты, и получилась небольшая полевая крепость со своими смотровыми башнями – на крыши фургонов полезли стрелки с луками.
Лошадей выпрягли и повели к воде поить и смывать белесый пот, больше похожий на пену. Мятник забрал наших коней и удалился.
Я сидел на траве, бездумно глядя перед собой, мне хотелось искупаться, но не было сил даже пошевелиться, Молот вытащил мешок и теперь бродил по лагерю, разговаривая с возницами в поисках сена.
Из-за возов показался Бохан:
– Луки, стрелы есть? – Я с оханьем распрямился, после сегодняшней езды прямо ходить не мог, и молча показал то, что нам дали жрецы. Начальник охраны кивнул. – Щита, конечно, нет?
– Щита нет.
– Ладно, прикажу, чтобы принесли. Ночной дозор за вами. Один из вас должен находиться постоянно наверху, места здесь спокойные, последних разбойников лет двадцать назад повесили на деревьях вдоль тракта, но береженого Бог бережет.
Я кивнул и снова с оханьем скривился.
– Если желаете искупаться, то лучше сделать это сейчас, потому что, после того как стемнеет, никто из каравана не выйдет и не войдет: лучники станут стрелять в любую тень, так они обучены. Кстати, и вам советую так поступать – если ошибетесь, не страшно, ближайшая деревня в десяти верстах, местные жители сюда не ходят, а если что привидится и начнете стрелять в темноту, то стрелы утром легко собрать. Лучше перестраховаться, чем бандитов пропустить. Все ясно?
– Я все понял и напарнику скажу.
– Вот и молодец. – Бохан отъехал. В центре круга, образованного фургонами, устанавливали большой полотняный шатер, Мах любил отдыхать в комфорте. – А искупаться надо, парень, холодная вода хорошо усталость снимает.
– Иди, иди поныряй, – проговорил Молот, подходя к фургону с набитым сеном мешком. – Выглядишь ужасно, зеленый стал, словно съел что-то. И лук свой оставь, тетиву тебе натяну, вот такой я добрый – не благодари, самому противно…
Я бросил ему оружие, оставив себе только ножи на руках, перелез через дышло, отодвинув щит, и, распугивая кузнечиков, побрел к речке по изумрудной сочной траве. На берегу вовсю горланили возчики, вытирая своих лошадей мочалками из нарванной здесь же, на берегу, осоки.
На небольшой высотке сидели, положив себе на колени луки, два охранника и внимательно оглядывали окрестности. Бохан любил во всем порядок, никого не оставлял без присмотра.
Что ж, тоже хорошо, больше шансов на то, что до королевства Грига караван доберется без приключений.
Я не пошел ко всем, не люблю суету, а поднялся вверх по течению, провожаемый внимательными взглядами охраны, там и залез в воду, раздевшись у большого куста.
Вода была прохладной и приятной, я нырял и плавал с огромным удовольствием, забыв о том, что только что едва ноги передвигал от усталости. Разогревшись, даже пару раз переплыл эту не очень широкую речку с медленным тягучим течением.
Настроение у меня постепенно поднималось.
И действительно, чего киснуть? Я молод, не дурак, а то, что отправился неизвестно куда, так разве не об этом сам мечтал? Хотелось же повидать мир, да еще как!
А тут отправился не один, с Молотом, с надежной охраной – что еще нужно для счастья?
Багрово-красное солнце висело над горизонтом, собираясь спрятаться за небольшой лесок на той стороне. Ветерок обдувал меня, но постепенно холодел. Стихли крики возниц – они закончили купанье и повели лошадей к лагерю. Пора и мне возвращаться, иначе могут возникнуть проблемы. Не думаю, что Бохан шутил, когда рассказывал, что стрелки стреляют по каждой тени, – наверняка так оно и есть.
Когда я подошел к лагерю, похожему на маленькую крепость посередине луга, меня окликнули:
– Стой, кто такой? Еще шаг – и получишь стрелу в печенку.
Остановился, задумавшись над тем, что же отвечать на такой дурацкий вопрос? Кто я действительно такой?
– Что молчишь? Язык к заднице прилип?
Юмор был, надо сказать, довольно тонкий, такой я воспринимаю с огромным трудом. Голова спрашивающего высовывалась над щитом ближайшего ко мне фургона, до него было метров пятнадцать. Для такого расстояния мои ножи не очень эффективное оружие, требовалось подобраться поближе, тогда его точно сниму.
– Слушай, ты! – Я едва перевел дух после того, как чуть не захлебнулся от ярости. – Я такой же, как и ты, охранник в этом обозе, отошел к речке, чтобы искупаться, видишь, волосы мокрые?
– Наши все здесь, – откликнулся стрелок. – Так что топай отсюда, пока с первой стрелы не завалил, не проходит у нас такое вранье, мы – ребята ученые, знаем: одного пусти, так сразу и другие бандиты объявятся, бей их потом по одному…
– Спрашивать, значит, Бохана не будешь? – Я прикинул расстояние и решил идти по дуге, направляясь к своему фургону, только вот беда, не запомнил, где тот стоит, а в караване они все одинаковые, выстроены по одному заказу. Различия, конечно, были, где-то доску выдрали и заменили новой, и теперь она выделялась свежим пятном, у какого-то колеса сменили, а чем наш воз отличается от других, не приметил. – Ладно, я твой голос запомнил, позже встретимся, разберемся…
Уже собрался уходить, как один из щитов, закрывающих прогал между фургонами, откинулся, оттуда появилась голова Бохана, который негромко приказал:
– Этот не врет, он действительно наш новый охранник, пропусти его.
Стрелок опустил лук, и я полез через любезно отодвинутый начальником охраны щит, а он недовольно покачал головой:
– Я же тебя предупреждал, после захода солнца никуда не ходи.
– Так оно еще и не зашло. – Я повернулся, чтобы увидеть, как исчезает край диска за далеким темным лесом. – Поэтому ничего не нарушил.
– Нарушил, – вздохнул Бохан. – Забыл сказать, что за пределами лагеря мы ходим только группами по два и более человека. Но тут, похоже, я виноват. Да и не подумал о том, что мои ребята вас не знают, надо будет завтра на дневном привале всем показать, иначе застрелят. Мог бы сейчас вас представить, да половина охранников уже на постах, а другая спит, к ночи готовится. Так что иди к своему фургону. Надеюсь, понял, как надо охранять? Тебе сейчас все очень наглядно показали…
– Наглядно и понятно.
Повсюду горели костры, на которых что-то готовилось, пахло дымом, жареным мясом и тушеной фасолью.
– Запомнил, ближе двадцати шагов никого не подпускать.
– В темноте никого не разглядишь с такого расстояния, стреляй раньше на всякий случай. – Начальник охраны потерял ко мне всякий интерес и направился к своему шатру. – А принцип уловил правильно, чуть что – кричи, кто-нибудь да придет разбираться с твоим ором. Может, даже я сам…
Я шел по лагерю, ловя на себе любопытные взгляды, отвечая тем же, конечно, всех не запомню, но хоть кого-то, а еще на всякий случай кланялся и представлялся:
– Юрой меня зовут, иногда Шрамом, теперь у вас в охране.
Иные на меня смотрели с дружелюбием и называли своим имена, другие, в основном охранники, презрительно фыркали и смотрели с пренебрежением, на что я только пожимал плечами.
У нашего фургона тоже горел костер, а над ним висел котелок, из которого вкусно пахло. Мятник колдовал над ним, что-то засыпая в кипящую воду. Заметив меня, он расплылся в улыбке.
– Значит, говоришь, Шрамом кличут, а зовут Юрой?
– Зовут меня по-разному, но отзываюсь только на эти два имени. – Я сел у костра, все мое радостное возбуждение куда-то улетучилось, и меня сразу потянуло в сон. Ощущение было таким, словно отработал на плацу полный световой день с разными партнерами. Сразу защипало между ног – это напомнили о себе потертости, которые заработал, сидя на коне. – А тебя как зовут?
– Мятником и зови, привык уже. Есть хочешь?
– Поел бы… – Я вдруг понял, что очень голоден. – Только боюсь, что у меня даже ложки нет, собирались мы очень быстро и как-то бестолково.
– Все у вас есть. – Возница улыбнулся, и стало ясно, что он хороший, добрый парень, веселый и бесшабашный, и относится ко мне с уважением, а значит, мы с ним подружимся. – Еще час назад принесли ваши вещи от Бохана вместе со щитом.
– Что принесли?
– Вот.
Мятник пошарил возле себя и протянул мне мешок, обычный, заплечный, такие носят королевские гвардейцы в походах, только на тех еще вышит королевский вензель, а на этом ничего нет, но так даже лучше – неприметнее. Я покосился на возницу на всякий случай, а вдруг он шутит – стоит мне только открыть мешок, как появится его хозяин с ватагой друзей, и они мне хорошенько намылят шею. Но парень кивнул и доброжелательно улыбнулся, явно никакой подставы нет.
– Это твой мешок, а Молоту его я уже отдал.
– А между ними была какая-то разница?
– Была, – усмехнулся возчик. – Тот больше и тяжелее.
– Понятно, что ж, посмотрим, что у меня есть.
Я развязал узел и глянул внутрь. Ничего лишнего, если бы я сам готовился в дальний поход, то только это и положил бы. Запасные рубашка и штаны, прикинул – мой размер. Фляга. Поболтал над ухом, открыл, пахнуло вином. Неплохо. Сразу отпил глоток. Терпкое, крепкое, такое разбавлять нужно. Повесил на пояс. Одеяло. Бронзовая кружка. Походный нож в ножнах. Его я тут же подарил Мятнику, он обрадовался подарку, как ребенок. Мне такой не нужен, у меня два в ножнах на руках, проверенные, не сломаются, а один в сапоге. Медная ложка. Никогда такой раньше не пользовался. Но у этой, как я понял, двойная функция, ею не только можно есть, но и в трудный момент продать – как раз то, что надо в долгой дороге!
Возница поставил передо мной на траву котелок с вкусно пахнущим варевом и сунул ломоть мягкого хлеба.
– Ешь столько, сколько влезет, – улыбнулся возчик. – Мы с Молотом уже перекусили, так что можешь не стесняться.
Уговаривать меня не пришлось, я погрузил новую ложку в густой супчик: то ли еда была очень вкусной, то ли проголодался сильно, но котелок опустошил в момент, а когда запил все разбавленным вином, то почувствовал себя на вершине блаженства.
– Понравилась еда? – лениво поинтересовался Молот с крыши фургона. – А содержимое мешка?
– Спасибо нашему неизвестному благодетелю. – Я дурашливо поклонился огню.
Голова друга появилась на крыше фургона, и он рассмеялся:
– Ага, уж очень кому-то хотелось, чтобы мы отправились в этот поход. Все не забыли, продумали, даже заплатили Маху за то, что он с собой взял.
– Заплатили?
– И немалую сумму.
– А за что?
– За то, что если мы окажемся не очень хорошими охранниками, то нас дальше повезут обычными пассажирами, но выбирать не нам, а Бохану.
– Не понял…
– Если выберем работу охраны, то в конце пути эта сумма разделится между нами плюс вознаграждение, которое купец всегда платит своей страже в том случае, если потери груза были небольшими. Так что у нас есть шанс заработать репутацию и хорошие деньги.
– А откуда узнал?
– У Маха есть пара личных охранников, ребята любопытные, а значит, всегда в курсе того, что происходит. Пришлось пожертвовать пару медных монет за рассказ.
– Ты переплатил. – Я вздохнул, но теперь благодаря другу все стало понятнее. – А ты не подумал о том, что мы можем и не вернуться домой. Работа охранника тоже не такая простая, как рассказывают, и довольно опасная.
– А по мне, так лучше ее ничего нет. – Молот зевнул. – Смотри, вон и первая звезда появилась. Надеюсь, ты помнишь, что вторая половина ночи твоя? А если помнишь, то чего не ложишься?
Я посмотрел на быстро темнеющее небо, действительно, там уже светилась первая звезда, та самая, путеводная, по которой запоминают направление, она самая верная, всегда на одном месте. И тоже зевнул. Но, посмотрев вокруг, понял: спать мне определенно хочется, но не в духоте фургона, а здесь, возле костра.
Я взял одеяло, которое мне подал Мятник, сотканное из шерсти с конским волосом – они самые прочные и выдерживают не один год ночевки под открытым небом. Подложил под голову седло, завернулся в одеяло и закрыл глаза.
Всхрапывали лошади, бродившие в темноте, подбирая сочную луговую траву, где-то далеко кричала выпь, потом ее перебило уханье филина, вылетевшего на охоту, – теперь мышам следовало хорошенько прятаться под землей или в высокой траве. Трещали угли в костре, слышались чьи-то далекие шаги и разговоры, а потом все потерялось в темноте сна.
Проснулся я, только когда меня растолкал Молот. Я встал и зевнул. Возле костра, рдеющего фиолетовыми углями, спал Мятник. В лагере горел только один костер, и тот возле шатра Маха – там сидели двое его личных охранников, они бодрствовали так же, как и охранники на крышах фургонов.
Мой друг сунул мне в руки лук и колчан со стрелами и тут же рухнул на мое одеяло. Я даже возмутиться не успел, как он уже захрапел. Пришлось накрыть его курткой, чтобы не замерз.
Потом я вздохнул и полез на крышу фургона, едва различая в темноте прибитые специально для такого подъема планки. Наверху поддувал холодный ветерок, принося с собой запахи травы и речной воды. Ничего разглядеть в густой темноте не удавалось, кроме отблеска звезд в водах реки.
Я укрылся от ветра за щитом, вперил взгляд в окружающий лагерь мрак и стал припоминать то, что мне рассказывали знакомые наемники.
В ночном карауле главное не зрение, а слух, опытное ухо легко различит в тишине шуршанье травы под недобрыми ногами или звяканье плохо закрепленного оружия. И даже сквозь сон…
Мне рассказывали опытные наемники, как по ночам они спали, находясь на дежурстве, и в то же время слышали все, что происходило вокруг, – это у них называлось спать вполуха. А те, у кого так не получалось, уже через неделю засыпали на ходу, постоянно спотыкаясь и падая от недосыпа.
Такие вояки никому не нужны, они и в бою быстро слабели и изнемогали, так что все кончалось смертью.
Вот чему сейчас мне предстояло учиться. Я сидел и таращился в ночь, ожидая прихода дремоты.
Сначала просто разглядывал звезды, узнавая знакомые созвездия. Вот созвездие Дракона. Это мой знак. Говорят, кто родился под Драконом, обречен на жуткие приключения, но если с достоинством сумеет их пройти, то станет обладателем настоящего сокровища.
Вон созвездие Кентавр – знак Молота. Люди, рожденные под ним, обладают неимоверной силой и выносливостью, как настоящие лошади, они способны достичь любой цели, потому что у них есть все, что нужно для этого, в том числе невероятная смелость и мужество.
А чуть дальше, почти лежит на горизонте, созвездие Чародея. Мой отец родился под ним, под ним приходят в наш мир только маги и волшебники. Мой родитель хотя и не стал чародеем, но все равно его работа оказалась связана с магией.
Интересно, как он там?
Что ему жрецы рассказали обо мне? Впрочем, наверно, он уже все знает – не сомневаюсь в этом, у него достаточно друзей-провидцев, которые посмотрят в хрустальный шар и расскажут ему, что со мной произошло и происходит. Конечно, он будет обо мне переживать, потому что нас с ним двое на этом свете, и нет у нас никого ближе и роднее друг друга…
Мать моя умерла во время родов, ей не смог помочь даже самый искусный лекарь, которого отец привел из богатого района города. А сестра родилась сразу мертвой – мы с ней были двойняшками.
Потом папаше сказали, что ее смерть была предрешена еще до рождения, так было нужно богам. Мне всегда не хватало материнской ласки и тепла, поэтому я и вырос немного замкнутым, держащимся в стороне от веселящегося люда.
Так получилось. И это судьба. Теперь понимаю, что она есть такое…
Судьба начинается с того, что тебя ни с того ни с сего хватают и приводят в храм. Сначала чуть не скармливают огромному червю, а потом отправляют неизвестно куда и непонятно зачем, и если ты сгинешь в этом путешествии, то скажут, что именно это и было тебе на роду написано.
Я вздохнул, еще раз оглядел небо и сам не заметил, как перестал на него пялиться, а уткнулся в воротник куртки и задумался. Небо так и оставалось темным, ни малейшего следа серого – предвестника утра.
Ветер стал холоднее, теперь он нес с собой влагу, следовательно, утро все-таки скоро наступит, и будет оно сырым, с росой.
Выпь перестала кричать, наверно, уснула, насекомые тоже затихли, только где-то вдалеке в лесу слышался слабый треск…
Когда-нибудь моя жизнь изменится, и я стану уважаемым в городе человеком, как мой отец, правда, для этого надо подольше прожить и хоть что-нибудь совершить такое, о чем будут говорить люди. От человека же остается только память – если тебя помнят тысячи, ты почти бессмертен, если не помнит никто, то уже мертв, хотя все еще ходишь по земле…
А потом я заснул.
Странный это был сон, мне снились кладбище, разрытая могила и огромный человек, вылезающий из нее. Неупокоенный. Таких обычно хоронят отдельно. Это те, кто в жизни занимался черной магией, колдуны при этом теряют свою душу и становятся не нужны богам. Правда, обычно они живут долго, так как продаются демонам, а те меняют их тело, делая его бессмертным. Дух умирает, а тело остается и даже в могиле продолжает жить, когда тот, кто был в нем ранее, уже исчез.
А у неупокоенного тела остаются все потребности, что имелись при жизни, и в первую очередь волчий голод, поэтому мертвецы выползают по ночам и рыщут по дорогам, надеясь поймать кого-нибудь и съесть.
Со зверем упырю не тягаться, те быстрее и сильнее, поэтому люди для них самая доступная пища – они неповоротливы, пугливы, женщины вообще падают в обморок, увидев страшилище, разваливающееся на ходу.
Не знаю, почему мне приснился этот сон. Может, из-за того, что на меня пахнуло запахом гниения и сырой землей? Да, вспомнил, сами упыри не поднимаются из могилы, для этого нужен особый магический обряд. Большинство из них спокойно догнивают до конца, как обычные люди, а поднимаются только те, кто нужен черным колдунам, то есть тем, кто потом сам станет неупокоенным. Забавно, не правда ли?
Тут до меня дошло. Во-первых, почему я сплю? Я же на дежурстве!
И второе, отчего слышу запах тления и развороченной земли?
Глаза открываться не хотели, пришлось напрячь все силы, тем более, что и странное царапанье слышалось все ближе, да и шрам на щеке болезненно чесался – такое у меня всегда бывает, когда приближается опасность.
Запах гниения стал настолько невыносим, что я дернулся и сумел-таки открыть глаза. И тут же вздрогнул от страшного зрелища. Нечто темное, пахнущее тлением и землей, стояло, выпрямившись во весь рост, на крыше фургона и пыталось разглядеть меня пустыми провалами глазниц.
Спросонья не совсем понимая, что делаю, я судорожно схватил лук, вырвал из колчана стрелу и стрельнул. Она с легким чмоканьем прошла сквозь чудище и исчезла во мраке, а темная фигура повернулась ко мне.
В руках сами собой оказались ножи, я даже не заметил, как их выхватил.
Не стоило пытаться убить упыря простой стрелой, сразу со сна и не сообразил.
Я вскочил и бросился навстречу ожившему мертвецу. Удар у меня резкий, точный, нацеленный, отработанный на плацу упражнениями, обычно таким режут горло.
И сейчас я поступил так же и вдруг с ужасом понял, что крови в мертвеце нет, поэтому удар мой бессмысленный, он только разозлит монстра.
Но мне повезло. Видимо, упырь давно пролежал в могиле, и, когда я полоснул ему по шее, точнее, по тому, что от нее осталось, голова упыря тут же покатилась вниз. Туловище его еще какое-то время стояло, покачиваясь и скрежеща когтями по высушенным доскам крыши фургона – думаю, этот звук я и слышал во сне, – а потом упало с грохотом и треском вниз.
Молоту не повезло – труп грохнулся прямо на него. Мой друг заорал что-то спросонья, вскочил, размахивая руками, потом подбросил пару веток в костер и, уже разглядев, что перед ним, заорал по-настоящему, что было в нем сил, а их у него немало, поэтому ор получился страшный:
– Подъем! Тревога!! Упыри!!!
Впрочем, я на него уже не смотрел, хотя и успел ухмыльнуться: на крышу вскарабкалась еще одна темная и дурно пахнущая мразь. Этой я даже не собирался дать возможность встать на ноги, махнул сразу обоими ножами – сначала одним, потом другим, и голова упыря отлетела в темноту. А вслед за ней отправилось мягкое тело, пахнущее тлением и сырой развороченной землей.
Порадоваться столь удачному удару я не успел – за край крыши уцепилась еще одна костлявая рука. Я отрубил ее одним ударом, и снизу послышался шум падения.
Хорошо, что мрак уже рассеивался, с каждым мгновением небо прояснялось, приближалось утро. В лагере началась суматоха, взревел тревожный рожок, послышался громкий командный голос Бохана:
– Это упыри, рубите им голову, ничем другим их не остановить. Помогает еще осиновый кол, но мы их вовремя не заготовили, так что обходитесь тем, что есть. Рубите мечами и топорами. Лучники, не тратьте стрел, мечами рубите.
Начальник охраны невероятным образом сумел перекричать громкий храп и топот испуганных лошадей, они метались по лагерю, сея панику и сбивая людей с ног.
На крышу нашего фургона вылез еще один мертвец. С ним не удалось справиться сразу, он успел схватить меня за руку и даже приблизить к ней свой воняющий смертью рот без губ – от страха я заорал так, как никогда до этого. Внутри у меня словно что-то оборвалось, так стало плохо, даже голова закружилась.
Сила у мертвеца оказалась огромная. От его пожатия мне показалось, что запястье дробится на мелкие кусочки. А я только без толку махал ножом, никак до его шеи не мог дотянуться. Уже прощался с жизнью, но тут подоспел Молот и своей окованной железом дубиной размозжил упырю голову.
Дальше уже плохо помню: мертвецы лезли со всех сторон, мы сражались, но справлялись с трудом, потому что одним мертвецам хватало одного удара, а другим было и десятка мало. Не раз мне казалось, что нас вот-вот сбросят вниз, туда, где мычала целая толпа упырей, и это была бы верная смерть – разорвали бы нас только так, и набили бы нашей плотью свои наполовину сгнившие желудки.
Все изменилось тогда, когда на луг высыпали охранники во главе с Боханом.
К тому времени уже достаточно рассвело, чтобы хорошо видеть оживших мертвецов. На лугу их было несколько десятков, да под нашим фургоном топталось столько же. Вот ими и занялись охранники. Они быстро порубали мечами нестройную толпу на лугу, а потом уже помогли нам добить тех, кто залез на крышу фургона.
Мы легко отделались: у меня рука, которую сдавил упырь, посинела и болела; у Молота оказалась расцарапана щека, еще он хромал на левую ногу – за нее схватился один из мертвецов, и хотя сам он уже лежал где-то внизу среди прочих, но его рука по прежнему мертвой хваткой вцеплялась в сапог. Я с трудом отрезал костлявые гниющие пальцы своим ножом, освобождая ногу друга, потом, охая и ахая от боли, мы спустились к костру. По дороге я вдруг подумал, что, наверно, Мятнику пришел конец, он же внизу был, а упыри лезли со всех сторон, им удалось отбросить щит, который прикрывал стык между фургонами.
Но наш возчик ждал внизу целый и невредимый. Надо признаться, я обрадовался, увидев его живым. К моему удивлению, пострадавших, кроме нас с Молотом, вообще никого не оказалось, потому что мертвецы лезли только к нашему фургону. Это стало видно сразу, когда окончательно рассвело – основная масса трупов валялась у нашего воза.
Это подтвердил и Бохан, который подошел к нам в полном воинском снаряжении, на нем была надета кольчуга из синеватого металла, сразу видно, дорогая и очень прочная, в руке он держал огромный двуручный меч из желтой стали, такой ценился очень дорого. Ну и довершали наряд боевые рукавицы, поножи и шлем – все из синего металла, из которого у меня сделаны ножи.
Начальник охраны осмотрел гниющую кучу возле фургона и недовольно покачал головой:
– Тут, похоже, собрался весь Черный отрог…
Все были встревожены, многие бледны и смотрели на мертвецов огромными испуганными глазами. Чтобы их успокоить, Бохан приказал сворачивать лагерь.
Люди разошлись по фургонам, и к нам подошел Мах с личными охранниками. К моему удивлению, он тоже оказался в полном воинском облачении, в руках держал очень хороший меч, пусть не такой дорогой, как у Бохана. И сразу задал начальнику охраны тот вопрос, ответ на который нам был очень интересен:
– Откуда появилась эта нечисть? Мы же столько раз здесь останавливались, и никогда такого не происходило. Всегда считал это место самым безопасным во всей округе…
– Тут недалеко имелось село, называлось Черный отрог, – пояснил начальник охраны. – Думаю, упыри пришли оттуда. Врать не буду, точно не знаю, но люди говорили, что с давних пор в той деревне занимались колдовством и черной магией, а лет тридцать назад в село пришли королевские гвардейцы и всех от мала до велика порубили. Сжигать тела не стали, а похоже, зря, только яму выкопали и всех туда побросали.
– Чего же они раньше из могилы не вылезали?
– Вот это и есть тот вопрос, который я себе задаю. – Бохан задумчиво посмотрел на нас. – Поднять их с земли мог только опытный колдун, а таких здесь давно не водится. Самое непонятное даже не это, а для чего потребовалось натравливать упырей на наш караван? Мы же без товара, грабить у нас нечего. Да и мертвецов направили не на караван, а на этот фургон, почти все упыри здесь…
Тут уже Мах внимательно посмотрел на нас:
– Интересно, кого же нам подбросили жрецы храма Киля? Парни вроде по виду неплохие, а получается, что-то с ними не так. Что посоветуешь?
– Убираться отсюда надо, и как можно быстрее. – Начальник охраны посмотрел на луг и темнеющий лес, я тоже взглянул в ту сторону, и мне показалось, что увидел цепочку бредущих по дороге неясных теней. – Гвардейцы поубивали всех в деревне, кто там жил, а здесь только взрослые мужики…
– И что ты этим хочешь сказать?
– А то, что ноги у взрослых длиннее, значит, ходят быстрее, думаю, скоро сюда придут бабы и дети, не хотелось бы время на них терять. Может, отправимся дальше?
– Никуда мы не отправимся. – Мах задумчиво пощипал свою небольшую бородку. – Это наша дорога, нам здесь еще не раз проезжать придется. Думаю, надо всех упырей из Черного отрога упокоить на этом лугу…
– Как? – Я внимательно наблюдал за лицом Бохана и видел, как ему не нравилось решение купца. – И что мы с ними сделаем?
– Просто довершим то, что не закончили гвардейцы. Соберем в одну кучу и сожжем – масло у нас есть, дрова из леса принесем. День потеряем, но зато этого луга в дальнейшем опасаться не придется…
– Решать вам. – Начальник охраны пожал плечами и выкрикнул: – Фургоны переправить на ту сторону реки. Чтобы лошади не пугались, оставить возле них возниц, все остальные на луг с оружием, крошить будем упырей.
Поднялась обычная предотъездная суматоха, возчики запрягали лошадей, большой шатер Маха сложили, костры потушили, фургоны ушли за реку, на этой стороне остались только охранники, в том числе и мы с Молотом. Мой друг вытащил из нашего фургона мечи, которые для нас приготовили жрецы, и мы встали вместе со всеми в жиденькую цепочку охранников, перекрывающую луг.
Бохан, увидев, как я гримасничаю от боли, поднимая меч, подозвал лекаря. Тот втер мне какую-то мазь, и мне стало легче, особенно после того, как знахарь поднес кружку крепкого вина.
Заодно и Молоту щеку смазал, и ногу натер, хотя тот и отказывался, но, увидев, что ему наливают кружку из небольшого дубового бочонка, с готовностью начал подставлять побитые части своего огромного тела.
Солнце все никак не всходило, а тени, что я видел у леса, понемногу приближались. Начальник охраны не ошибся – на нас из леса шли женщины, девушки, дети и старики во всей красе разложения.
Битвы не получилось: охранники просто рубили тех, кто оказывался к ним ближе, защищаясь небольшими круглыми щитами от слабых ударов костлявых рук. Исход был предрешен – оружия у упырей не имелось, а на лугу стояла шеренга опытных бойцов, поэтому к тому времени, когда взошло солнце, перед нами лежали только кучки гниющей плоти.
По команде Бохана из-за реки вернулся один фургон, из него выгрузили масло и заранее приготовленный хворост, охрана собрала тела упырей со всего луга в огромную кучу и подожгла.
Горело человеческое мясо не очень хорошо, но масло сыграло свою роль – скоро навстречу солнцу поднялись языки жаркого пламени и клубы темного удушливого дыма. Запах от этого костра шел такой, что я переносил его с трудом. Не выдержав, мы с Молотом, а потом и охранники стали отступать. Тогда Мах приказал:
– Догорит без нас, идем к фургонам, пора отправляться дальше.
Мы прошли по лугу. Высокая изумрудная трава сияла капельками росы, как драгоценностями, но от этого богатства быстро промокли штаны, и становилось холодно.
Настроение у меня все больше портилось, по мере того как возбуждение улетучивалось. Противно, когда твои дурные мысли сбываются – было плохо, а стало еще хуже. Вот кто-то упырей на нас с Молотом натравил. Не думаю, что это была чья-то шутка, так не шутят. А значит?
Вот то-то и оно, убить нас хотят. А за что? И зачем?
Перешли мост, рассредоточиваясь по фургонам. Наш фургон был последним, а значит, идти пришлось меньше, чему мы с Молотом несказанно обрадовались.
Усталость давала о себе знать, да и есть хотелось, поэтому, пока обоз не двинулся дальше, мы перекусили хлебом с куском копченого окорока, который выдал нам запасливый Мятник.
Караван тронулся, и я тут же залез внутрь фургона, на тот самый мешок, что приготовил мне Молот. Он же сел на лошадь и со страдальческой гримасой поехал рядом. Я ему не сочувствовал, у меня болела рука, во всем теле чувствовалась жуткая слабость, и не хватало сил даже на то, чтобы снять куртку.
Я расстегнул ремень, положил рядом меч, к которому больше не относился с пренебрежением, потому что осознал, что некоторых противников можно убить, только срубив голову с плеч.
А еще мне снова стало очень страшно: я вспомнил мерзкие пальцы, которые сжимали мое запястье, жуткие клыки, которые тянулись к моему горлу, и меня затрясло так, что даже лежать не смог.
Тело мне больше не подчинялось, оно заново переживало то, что могло бы случиться, и отпустило меня только тогда, когда я выпил вина.
Крупная дрожь понемногу сменилась мелкой, а опьянение мутной пеленой накрыло мозг – только тогда и удалось заснуть.
Плохой приснился сон, кошмарный, и я никак не мог из него выбраться. Даже после того, как Молот поднял меня и посадил на лошадь, отдельные жуткие картины продолжали всплывать перед моими глазами. Только к обеду, когда караван остановился на небольшой привал у очередной речки, чтобы напоить лошадей и перекусить, я окончательно пришел в себя.
Мятник забрал наших лошадей и повел на водопой, а я прилег в тени возле фургона и жевал кусок окорока с наполовину засохшей краюхой, который мне сунул возница. Правда, полежать удалось недолго, уже через пару минут за мной пришел охранник и повел к Бохану. Тот обедал. Еда у него на столе была побогаче, чем у нас, и ел он с огромным аппетитом, так что я ему даже позавидовал.
На столе был высокий кувшин с красным вином, должно быть, крепким и вкусным, лежала нарезанная солонина трех видов, пышный хлеб, словно только что из пекарни, рядом – зелень с огорода, а завершала все дымящаяся каша с салом, которую неизвестно кто сумел быстро приготовить.
Начальник охраны показал на стул напротив него, я не стал отказываться, горячего и мне хотелось попробовать.
Бохан бросил в рот кусок хлеба, хмуро глянул на меня темными глазами и негромко произнес:
– Слушай, парень, я знаю, что ты подрядился гонцом к жрецам храма Киля, а друг твой ни при чем, просто сопровождает тебя и помогает. Мне все равно, и услуга вроде небольшая, но полезная, жрецам угождать надо, иначе несчастий не избежать, да только теперь думаю иначе…
– Что вы хотите этим сказать? – Я понял, что разговор получается не очень хороший, жевать стал еще быстрее, чувствуя, что скоро меня из-за этого стола попросят, а потому старался забросить в свой живот как можно больше вкусных вещей. – Прошу прощения, не все понимаю в последнее время, то ли глуповат стал, то ли что-то непонятное со мной творится…
– Говорить мне тебе нечего, а вот спросить хочется. – Начальник охраны усмехнулся, последняя моя фраза ему понравилась. – От того, что ты ответишь, будет зависеть, как я стану к тебе относиться в дальнейшем. И лучше будет, если ответишь правдиво и откровенно, у меня чутье на вранье и недосказанности.
– Да пожалуйста. – Я налил себе вина, не дожидаясь, пока мне его предложат, и выпил. Хорошее вино, именно такое, как мне сразу показалось. – Скрывать особенно нечего, тайны не мои, а жрецов.
– Что везешь с собой?
– Ничего. – Я даже поперхнулся от неожиданности. – Правда, ничего…
Очень хотелось соврать, потому что в данном случае ложь гораздо правдоподобнее. Только сейчас задумался над тем, что произошло, попробовав взглянуть на события с точки зрения начальника охраны. Жрецы навязали ему в дорогу двух парней, и уже в первую ночь на караван напали упыри, да еще в том месте, какое всегда считалось безопасным. Да и лезли мертвецы только к одному фургону, где расположились эти ребята. Самое логичное объяснение, что они везут с собой нечто такое, что даже нечисть из могил поднимает.
– Смеешься надо мной, парень? Не советую. Дорога длинная, в ней много чего может произойти. Например, нападет на вас еще какая-нибудь нечисть, а охрана вам помогать не станет. И все вроде само собой: были ребята – и нет их: упыри сожрали!
– Я не смеюсь, у меня правда нет ничего. – Я налил себе еще вина и залпом выпил, аппетит уже пропал, а в голове закрутились разные не очень хорошие мысли. – Тяжелых вещей не везем, у нас только мешки с запасной одеждой и оружием, и то все это через вас передали.
– Сейчас проверим твои слова.
Бохан подал знак охраннику, стоявшему за моей спиной, и тот схватил меня за плечи с такой силой, что я чуть не взвыл от боли, а у меня еще от вчерашней ночи запястье синее.
Здоровый крепкий возница, который все это время стоял за спиной начальника охраны, выполняя роль слуги, вытащил меня из-за стола и тщательно обыскал, выбрасывая все, что нашел в моих карманах, на вытоптанную траву. Показал оба моих ножа и золото в поясе, незамеченным остался только стилет в правом сапоге.
– Это все?
Возница развел руками:
– Нет у него больше ничего, могу раздеть догола, если хотите…
– Ты сильно-то не старайся, – процедил я сквозь зубы. – Я таких добрых людей не забываю, и с тобой может что-то случиться.
– Хочешь, прямо сейчас тебе все зубы выбью, чтобы больше не грозился? – Мужик поднес огромный кулак к моему носу, он у него оказался даже больше, чем у Молота, и я решил, что такого голыми руками не возьмешь, а мои ножи на траве лежат, до них не дотянуться. – Ты лучше не задирайся, а то могу язык твой поганый отрезать. Мне это сделать ничего не стоит, я таких мальчишек, как ты, стопками в могилу укладывал, когда в королевской гвардии служил.
– Успокойся, Рогач, – приказал Бохан, наклонившись над моими вещами и тщательно ощупывая, но ничего не нашел и не взял. – Здесь точно ничего необычного нет. Сейчас второго приведут, может, у него что….
Я глянул в сторону нашего фургона, насколько мне позволил тот охранник, что держал стальными клещами мои плечи, и сразу увидел Молота, который шел к нам вместе с двумя здоровенными стражниками, зевая и вяло ругаясь.
Заметив, что у меня на плечах висит охранник, он рванулся в сторону, но вырваться ему не дали, тут же схватили (мужики его вели здоровенные и мощные) и скрутили не хуже, чем меня.
Возчик обыскал Молота так же сноровисто, нашел нож, горсть монет всех мастей и достоинств и его любимую дубинку.
– И это все? – Бохан снова не поверил. – Не может быть, ищите лучше!
– Что здесь происходит? – спросил меня Молот. – Чего это они за нас взялись?
– Упыри им не понравились, поэтому решили, что мы везем что-то такое, что нечисти очень нравится, – это и найти собираются.
– А… вот оно что. – После объяснения мой друг сразу успокоился и перестал рваться из медвежьих объятий сопровождающих. – Пусть ищут, может, найдут, тогда и У нас вопросов меньше станет…
– Не прикидываетесь? – покосился на него недоверчиво одним глазом Бохан. – Неужто самим ничего не известно?!
– Верить или не верить – дело твое, начальник, – пожал плечами Молот. – Мы к жрецам в гонцы не рвались, просто так случилось.
– А что везете?
– А ничего, – пожал плечами мой друг. – Груз будет на обратном пути…
– Не верю, – покачал головой Бохан, мрачно глядя в землю, потом поднял глаза на своего заместителя, который стоял рядом, но ни во что происходящее не вмешивался. – Привал закончен. Пусть приведут возницу и принесут все вещи этих парней, да заодно обыщут фургон, может, что-то в нем спрятали…
– Держать нас не надо, плечи болят и без вас после вчерашней ночи, – проговорил я угрюмо. – Упырям тоже все схватиться за нас хотелось. Устали мы очень, нам бы посидеть…
– Убежать не захотите или подраться?
– А куда бежать? – вздохнул я. – Вокруг поле и речка, далеко не убежишь, лучники снимут на бегу, да и смысла никакого нет куда-то рваться без оружия и припасов. А драться с охраной себе дороже, здоровые все, кулаки как кувалды.
– Отпустите, – скомандовал начальник охраны. – Мне нравится, как ты думаешь. Бежать вам действительно некуда, да и лучники у меня знатные, за сотню шагов перепела подстрелят.
– А поесть нам дадут? – поинтересовался Молот, глядя на стол. – А то привал заканчивается, а у меня в животе пусто…
– Ешьте.
Мы с другом снова сели к столу, я в основном пил вино, глядя, как возчики запрягают лошадей, и думал над тем, что сказал Бохан. Действительно, просто так ничего не происходит. Начальник охраны рассуждает правильно: если на нас напали упыри, то их на что-то направили или на кого-то. Хорошо бы нашлось что-нибудь в наших вещах, тогда все стало сразу бы понятно. Мы же свои мешки по-настоящему не смотрели, времени не хватило. И одежда в них не наша, и оружие – любую магию можно в это вложить.
Привели Мятника с нашими мешками, тот же самый возница, что обыскивал нас, вытряхнул все из мешков на траву и разочарованно развел руками:
– И здесь ничего. Выходит, не врут ребята?
– Может, и не врут. – Бохан повернулся к охранникам, которые привели нашего возницу. – Обыскали фургон?
– Ничего не нашли, а все, что там есть, принадлежит Мятнику.
– Да, все еще непонятнее стало. – Начальник охраны потер задумчиво переносицу. – Ладно, командуй отправление. Будем надеяться, что это случайность и больше не повторится. А вы… – Бохан хмуро посмотрел на нас. – Извиняться не собираюсь, но за неудобство отплачу по-своему. Пошлю кого-нибудь присматривать за вашим фургоном на этот день, так что можете отдыхать. Ночь по-прежнему за вами. Все! – Начальник охраны отвернулся от нас. – Идите.
Мы с Молотом подобрали все, что вытащили из наших карманов, снова засунули в мешки то, что из них вытряхнули, и поплелись к фургону. Рядом с нами шел Мятник, растерянно оглядываясь на Бохана:
– А что это с ним? В первый раз с таким встречаюсь – весь фургон перетряхнули, да и вас с ног до головы обыскали. А?
– Это из-за упырей, – неохотно ответил я. Мне вообще говорить не хотелось – настолько испортилось настроение. – Охрана решила, что мы что-то с собой везем такое, что нечисти нужно, поэтому и обыскивали. Нам не поверили…
– А… – сразу успокоился возчик. – Тогда понятно. Хорошо, что ничего не нашли.
– Что же в этом хорошего? – вздохнул Молот. – Если бы нашли, то все наши беды на этом и закончились бы, а так у меня возникло ощущение, что все еще впереди.
– И у меня тоже такое чувство, – признался я. – Ох, на свою беду, помог я этому гонцу. Никогда больше никому помогать не стану. Говорили же мне старые наемники: если кому поможешь и от чужака беду отведешь, то сам ее на себя накличешь.
– Ага, – ухмыльнулся Молот. – Правильная примета. Я тоже тебе решил помочь – и вот результат: нахожусь сейчас с тобой где-то посередине королевства, ни баб, ни вина, да и жратвы мало. Точно беда! А если еще вспомнить про упырей, то лучше бы мне с тобой вообще никогда не встречаться…
– Вот не лез бы в драку, когда тебя не просили, – буркнул я, напоминая другу об обстоятельствах, когда мы с ним познакомились. Молот тогда вступился за сынка мясника, с которым у меня были свои счеты, позже я узнал, что тот нанял моего друга, чтобы он меня избил. Дрались мы три раза – одного оказалось мало.
Упрямства у меня всегда хватало – ну не мог я признать, что какой-то увалень сильнее меня. В конце концов взмолился не я, а Молот. Деньги он свои получил, а значит, не было смысла со мной биться, получая при этом синяки и ссадины. Вот с того времени и зауважал он меня за неукротимость. Бил всех, а со мной справиться не смог!
– Не вступался бы за кого не надо, сейчас сидел бы в городском трактире, пил вино и щупал девок…
Мы подошли к фургону, я сразу полез внутрь, лег на мешок и закрыл глаза, мне было абсолютно все равно, кто будет защищать наш обоз в пути и будет ли вообще.
Бохан пообещал, пусть сам и выкручивается.
Странное что-то затеялось. Но поразмышлять на эту тему не удалось: в фургон залез Молот, долго устраивался на дощатом полу, ворча, что этот воз не предназначен для двух славных парней, особенно одного – большого и красивого, но скоро успокоился.
Фургон тронулся. Несмотря на тряску и поднявшуюся пыль, которая заползала внутрь серой пеленой, я заснул. Наверно в этом помогло выпитое вино и злость на начальника охраны. Давно меня так не оскорбляли. Интересно, кем я стану к концу пути в глазах Бохана? Бандитом, вором, душегубом?
Спалось мне неплохо, хотя временами мешал храп Молота – он выводил рулады, которые заглушали даже дребезжанье колес и стук копыт.
Еще мешала жара. Крышу фургона нагрело солнце, а ветерок внутрь не залетал – мешала плотная ткань. Я разделся, оставшись в одних штанах, но все равно обливался потом.
Через пару часов я не выдержал и пополз к козлам, на которых сидел Мятник. Тот молча подвинулся, давая мне место на небольшой скамеечке.
Вокруг простирался лес. Фургон полз по лесной дороге, цепляя днищем землю в глубоко пробитой колесами телег колее, пели птицы, ветер холодил мне лицо, он был полон запахов хвои, мха и листвы. Я быстро остыл и даже немного продрог, пришлось лезть внутрь за рубашкой. Это меня и спасло, а заодно и Мятника, который решил меня напоить вином, которое он хранил в небольшом бочонке в задней части фургона.
Как только я стал надевать рубашку, раздумывая о том, какую же мне пакость устроить дрыхнущему на дне фургона Молоту, как у меня перед носом в толстую, плохо строганную доску пола воткнулась стрела.
Я сначала не понял, что произошло, но тут взвизгнул Мятник:
– Разбойники! Хватайте свое оружие и защищайте нас, иначе они всех поубивают.
Я почувствовал, что фургон остановился, выхватил меч, закрепил ножи на руках, одновременно распинал ногой Молота. Тот, надо признать, сориентировался сразу, заметив стрелу, все еще раскачивающуюся в полу перед самым его носом, потянулся за дубинкой. Он перебросил мне лук, чтобы я натягивал тетиву, и пополз к передней части фургона.
Просвистела еще пара стрел, кто-то тихо охнул, я натянул тетиву и, приподняв полог с задней стороны фургона, сразу увидел лежащего на земле охранника со стрелой в боку. По дороге бежали трое оборванцев с заросшими физиономиями и размахивали кривыми ржавыми мечами.
Я, не задумываясь, выпустил из лука две стрелы, больше просто не смог, так как пришлось отскочить назад, когда плотный полог, которым был обтянут фургон, пробили две ответные. В меня не попали только чудом, и я почему-то начал орать на Мятника, который лежал, тихо поскуливая от страха, на дне, прижавшись к одному из деревянных бортов и накрывшись моим мешком с соломой.
– Трогай! – Я пнул его ногой. – Если будем стоять на месте, тут все и останемся.
– А если я сяду на козлы, меня убьют.
– Никто тебя не убьет! – Я откинул полог и с удовлетворением отметил, что в колее лежат два тела, третий, наверно, спрятался за деревом. – Ползи, Молот тебя прикроет.
Свистнула еще одна стрела, и я понял, что прятаться в фургоне глупо, слишком мало места для маневра, нужно вылезать. Я вывалился на землю и перекатился к ближайшим кустам.
Тут на меня выскочил здоровый мужик с огромной дубиной, я отмахнулся мечом, попал ему в правый бок, и он взвыл от боли. Сразу же из кустов вывалились еще трое и взяли меня в жесткий оборот, причем два бандита орудовали мечами довольно умело, а один размахивал громадным топором так, что у меня ветром волосы развевало.
Я завертелся юлой, вспоминая все, чему меня учили.
Поскольку мои умения в меня вколачивали не только воины, но и бандиты всех мастей, от этих троих я отбился довольно быстро. Одному воткнул нож в живот, когда он уже думал, что мне не увернуться от его топора, другому подрезал ногу, несильно, но стоять он уже не мог и сразу вышел из боя, точнее, выкатился, воя так, словно я ему голову размозжил.
А последнему я вогнал второй нож прямо в раскрытый в воинственном крике рот. Мне понравились эти ребята – почему-то они решили, что если я размахиваю мечом, то и убивать их буду им, а я привык это делать ножами, которые умею выхватывать мгновенно и незаметно для противника. Пока враг следит за блеском мелькающего меча, он не видит, как в другой руке появляется нож, – его можно бросить или, как сейчас, воткнуть туда, куда получится.
Торжествовать мне пришлось недолго. Из кустов вылезли еще двое бандитов, которые оказались опытными и умелыми вояками, так что мне пришлось несладко. Тут я вспомнил всех: и Молота, которому давно уже пора было появиться, и Мятника, который уже добрался до вожжей и, нахлестывая лошадей, умотал с фургоном за поворот лесной дороги, оставив меня на растерзание бандитам. А заодно и Бохана со всей его охраной, уж он-то точно должен был быть здесь – в конце концов, это его работа – защищать караван, я тут человек случайный.
Один из разбойников каким-то хитрым ударом поранил мне левую руку, неглубоко, но мне сразу стало не по себе. Кровь побежала веселой алой струйкой по рубашке, а вместе с нею у меня стала пропадать сила, перед глазами замелькали черные мушки – предвестники обморока, а в голове зашумело так, словно там клокотал водопад.
Ножи я уже отметал, остался только один, и тот в сапоге. Мне приходилось тяжко – чтобы сражаться мечом, нужен опыт настоящего мечника, а у меня его не было. Я никогда не стремился его получить, думал, что для жизни вполне хватит моих умений. Впрочем, и отец не хотел, чтобы я стал настоящим воином, поэтому не стал платить за обучение мастерам, а жаль, сейчас бы их уроки мне пригодились. Выходит, надо хитрить, иначе не выживешь.
Охнув, я стал падать. Один из разбойников, обрадованный этим, сразу рванулся вперед. Он думал, что, обессилев от потери крови, я потерял сознание, но я-то именно этого и ждал – в падении проткнул его мечом, а потом перекатился и затих в траве, спиной к последнему противнику.
По ходу дела я успел-таки достать нож из сапога – свою последнюю надежду. Напряжение было столь велико, что в этот момент я видел даже спиной и слышал все, что происходит вокруг на целую версту, в том числе и приближающийся топот копыт лошадей охранников.
Разбойник замер, недоуменно переводя взгляд со своего стонущего дружка с мечом в животе на меня, лежащего к нему спиной.
Потом решил, что я без сознания и оружия, перевернул сапогом на спину и тут же охнул, когда ему в живот воткнулся нож, а я быстро на четвереньках пополз в сторону. Сил не осталось совсем, если сейчас из-за куста выскочит еще один разбойник, то я не смогу от него отбиться – точно убьют.
Я лежал, закрыв глаза, вслушивался в стоны разбойника и приближающийся топот копыт и лишь надеялся на то, что к нам скачут охранники, а не бандиты.
И вот появился один из охранников Бохана с обнаженным мечом в руке. Лошадь под ним была покрыта белой пеной, видимо, гнал он ее, нисколько не жалея.
– Здесь только мертвые, – выкрикнул охранник. – И парнишка, которого нам подсунули жрецы, – тот, что гонец.
Со стороны дороги послышался ответный крик Бохана:
– Надеюсь, тоже мертв?
– Похоже на то, лежит весь в крови, не дышит. Этот парень сражался до последнего, здесь пятеро убитых, двое, правда, еще дышат, но раны тяжелые… в живот.
– Добей всех! – На поляне появился на своем дородном жеребце Бохан, спрыгнул с лошади и подошел ко мне. – Развешивать их по деревьям времени нет, и так задержали караван, а нам еще до ночного привала путь долгий.
Он встал надо мной и легонько толкнул сапогом:
– Эй, гонец! Вижу, что дышишь. Живой?
Прикидываться мертвым больше смысла не было, поэтому я широко открыл глаза:
– Живой пока. – Сказать хотел бодрым голосом, но не получилось, слабость от потери крови уже давала о себе знать, поэтому получился хрип. – Просто отдохнуть прилег.
– Даже не знаю, хорошо это или плохо, что ты выжил, должно быть, судьба у тебя счастливая или боги за тобой приглядывают. – Бохан повернулся к охраннику. – Времени нет, парнишку возьмешь на свою лошадь, только оружие бандитское все собери, пригодится. Отвезешь гонца к лекарю, пусть посмотрит, что у него за ранения. – Он задумался, постукивая рукояткой кинжала по сапогу. – И скажи, чтобы не жалел амулетов и дорогих трав, что-то мне подсказывает, от этого парнишки будет еще немало бед…
– Так, может, его добить? – Охранник с прищуром посмотрел на меня. Знаю я такой задумчивый взгляд: так смотрит человек, который готовится тебе какую-то пакость сделать! Я глянул по сторонам – нет, до меча не доберусь, а до ножа есть шанс. Ладно, посмотрим кто кого. – Если от него столько проблем, то он нам не нужен! И оправдание хорошее – напали разбойники и убили.
– Молод ты еще, горец, многого не понимаешь. – Начальник охраны вздохнул. – Иногда кто-то как заноза в заднице, а тронешь его и много раз об этом пожалеешь, потому что за ним кто-то стоит. Так мир устроен, а кому он кажется простым и ясным, те долго не живут. Делай то, что тебе сказали.
Бохан скрылся за кустами, а охранник стал собирать оружие. Мои ножи и меч он с неохотой отдал, видимо, все еще не оставил мысли свернуть мне шею, на что теперь, получив ножи, мне стало плевать – несмотря на подступающую слабость, дать отпор смогу.
Потом горец подсадил меня на лошадь и сам запрыгнул сзади, надо сказать своевременно – голова у меня закружилась, и я стал падать. Дальше плохо что помню, мутная пелена качалась перед моими глазами, лошадиная холка то била мне в лицо, то отдалялась вместе с острым запахом конского пота, который терпеть не могу.
А потом на какое-то время я совсем исчез из этого мира и очнулся только тогда, когда мне в рот влили несколько капель вина, оно имело странный терпкий вкус и отдавало травами, по запаху напоминая горькую полынь.
Я открыл глаза. Над головой колыхалось полотнище фургона, скрипели доски, трещали колеса. Мы двигались, по стенкам висели пучки травы, а рядом кто-то стонал. Когда я повернул голову, то увидел Молота, державшегося за разбитую голову, а лекарь уверенными движениями промывал ему рану водой из кувшина.
Увидев, что я очнулся, мой друг подмигнул мне левым глазом, второй у него основательно заплыл и уже закрывался синяком желто-синего цвета:
– Живой? Я о тебе беспокоился. Думал, приду на верхнее небо без тебя, а меня не пустят, скажут, возвращайся туда, где оставил друга.
– Близок ты был к дороге на верхнее небо, парень, – нахмурился знахарь. – Повезло, что голова у тебя крепкая, кость осталась целой, поболит неделю, а то и больше, да и тошнить по утрам будет.
– Я даже боя не помню, – скривил губы в гримасе боли Молот. – Как только спрыгнул с фургона, так мне сразу по башке и дали, и хорошо, что дубиной, а не мечом, но сознание все равно потерял. А как ты?
– Тяжело, – признался я, – думал, конец мой пришел, все тебя ждал, да так и не дождался.
– Гонец у нас герой, – засмеялся лекарь противным дребезжащим смехом. – Считай, один уложил половину банды, все наши охранники удивляются, в нем ни большой силы, ни стати, а в драке оказывается хорош…
– Драться он умеет, – согласился Молот. – Еще мальчишкой с ним справиться не мог.
Знахарь перевязал ему голову тряпицей с заживляющими травками и заставил выпить вина с сонными травами, поэтому последние слова он уже почти шептал:
– Мы с ним с детства дрались, бил я его раза три, а он не сдавался, пришлось самому сдаться, иначе забил бы он меня, такая у него дурацкая натура.
Он упал на пол, вытянулся и всхрапнул. Голова его так и моталась на полу от движения фургона, зато все остальное тело незыблемо возвышалось немалой горой, которую приходилось обходить, прижимаясь к стенке фургона. Над ним кружились пылинки в ярком луче солнца, пробивавшегося сквозь прореху в ткани.
– Ну а теперь займемся тобой. – Лекарь ловко, что дается немалой практикой, стянул с меня куртку и окровавленную рубашку, оставив в одних штанах. – Так, здесь у нас рана. Одна она у тебя?
– Одна, если не считать синяков и ушибов, – прошептал я, остро завидуя Молоту, у которого все уже было позади. – Больше не успел получить.
– Вот и хорошо, а синяки не беда, пройдет. – Лекарь положил на рану заживляющий камень и забормотал заклинание. – Мы это в один момент исправим.
Артефакт мне показался дорогим, такие могут изготавливать только очень умелые чародеи. Действовал он быстро, и после него от любой раны не остается даже шрама. К сожалению, его можно было использовать только один раз, после чего артефакт терял магическую силу, и его приходилось заряжать новым заклинанием.
Обычно знахари такие магические камни берегли для богатых пациентов и смертельно раненных воинов, которых заживляющий камень мог заставить вернуться с дороги в верхний мир. То, что его использовали на мне, говорило, что распоряжения Бохана выполняются здесь беспрекословно.
– Сейчас немного пожжет, а потом заснешь и проснешься уже здоровым. Жаль, охранника поздно нашли, ему уже не смог помочь. Плохо это…
– Плохо? – Я говорил только потому, чтобы не стонать, жгло неимоверно, казалось, вся моя рука горит в огне, в котором даже мои кости плавятся. – Его стрелой сняли с дерева, он, наверно, даже понять не успел, что происходит.
– Стрела попала ему в спину, но если бы подобрали раньше, то я успел бы его оживить этим камнем. Все плохо, еще не успели и сотни верст отъехать от города, а у нас потери, так, когда доберемся до места назначения, от охраны никого не останется. Я бы на месте Маха повернул караван обратно домой.
– Почему?
– Уже два нападения было! Это значит, либо время для похода выбрано неправильно, либо над нами кружится чье-то проклятие, которое можно снять только в храме могущественного бога. Конечно, знаю, что в храм Киля ходили, и подношение богатое оставили, и провидец сказал, что доберемся до места назначения в большинстве своем живыми и здоровыми. Так и сказал – в большинстве своем, никто на это внимания не обратил, а теперь становится ясно, что имел в виду старый лгун.
– И что же ясно? – Жжение стало настолько сильным, что я скорее не спросил, а простонал. – И почему лгун?
– Ясно, что до конца пути доберутся не все, а чуть больше половины, многих убьют. А лгун потому, что всегда тумана напускает, чтобы сразу не поняли. Я же знаю, чем он подкупил Маха.
– Чем?
– Провидец сказал, что, несмотря на многочисленные невзгоды, привезет он из этого похода немало добра, если сумеет сохранить того, кого им даст бог.
– Бог?
– Не спрашивай, сам не понимаю, но Мах решил, что станет богачом, да и мы подумали, что заработаем хорошо. А теперь начали в этом сомневаться, неприятности уже начались, а мы только отъехали от города. Твое дело сторона, у тебя доли в прибыли нет. За то, что помог разбойников отбить, наша тебе благодарность, фургон не дал захватить, а то пришлось бы потом отбивать его силой…
Знахарь убрал камень, который из кроваво-красного превратился в черный, как отгоревший уголек в костре, посмотрел на него с огорчением и, подняв полог, выбросил в лес.
– А теперь спи, нам твоя сила еще понадобится, иначе зачем Бохан на тебя заставил дорогой камень истратить. Пей.
Глиняная кружка застучала у меня на зубах, я глотнул пряного настоя, и все в голове поплыло, как после хорошего вина, похоже, в напитке были намешаны сонные травы. Я прилег, закрыл глаза и унесся стрелой в небо. До чего же мне хорошо было, так никогда не бывает наяву – тело стало легким, послушным, сильным и ловким, я умел столь многое, что одно перечисление всего заняло бы немало времени, но главным умением было, конечно, летать. И как же грустно оказалось возвращаться обратно…
