Глава восьмая
ТИЛАРМ
Потом никаких вестей о норлоках до Магистра очень долго не доходило. В конце концов он пришел к выводу: либо они покинули Ашуру, либо все же сложили свои головы на ее холодных равнинах. Смерть много лет ходила за ними по пятам, стоит ли удивляться, что в конце концов они встретились? Магистр почти перестал вспоминать об изгнанниках: было много хлопот и без этого.
Расовая вражда, тлеющая, словно угли под пеплом, разгоралась вновь. Агрхи, проникая на окраины Доршаты, не торопились уходить обратно, и жители сами спешили покинуть родные деревни, где хозяйничали кочевники. На юге страны поднимался мятеж гоблинов, опасных и непредсказуемых существ, уладить отношения с ними было крайне нелегко. Белый Дворец намеревался простереть власть на Ашуру: северную провинцию получал в свое пользование сын Наместника. Он собирался устроить в Руноне собственный двор и вести тот образ жизни, к которому привык в Доршате. В своей речи на Совете Шести он лениво сообщил, что прекрасно представляет себе трудности, с которыми придется столкнуться в Ашуре, но готов сделать многое ради укрепления престижа Доршаты. Министр финансов, поглядывая на будущего правителя Ашуры, торопливо добавил, что Белый Дворец постарается сделать все, чтобы трудности были сведены к минимуму: в Рунон уже ушли первые два каравана, груженные всем необходимым для обустройства резиденции: припасами, дорогой посудой, коврами и мебелью. Обученная прислуга, конюхи и повара тоже отправились вместе с караваном.
Магистр совершенно иначе представлял себе трудности, с которыми придется столкнуться в Ашуре единственному сыну Наместника, отчаявшемуся дождаться, когда наконец отец отойдет в лучший из миров и уступит ему трон Доршаты, но предпочел, как всегда, оставить свои сомнения при себе.
Все эти события не оставляли времени думать еще о чем-то, и Магистр совершенно забыл о норлоках.
Но когда воспоминания о них почти изгладились из его памяти, норлоки сами напомнили о себе.
Солнце уже начинало клониться к синим горам, когда показалась наконец вдалеке Сторожевая башня — монастырь сарамитов на невысоком холме, возле пологой и длинной горы. За последние годы монахам приходилось неоднократно перестраивать монастырь изнутри, но снаружи он по-прежнему выглядел точно так же, как много лет назад: несколько невысоких построек из грубо обтесанных каменных плит, обнесенных высокой стеной. Только теперь с одной стороны к серым крепостным стенам прилепилась маленькая деревушка: ее жители, тоже сарамиты, приверженцы Сторожевой башни, решили поселиться поблизости. Они помогали монахам обрабатывать большой огород с лекарственными травами, который находился вне крепости. Земля Сарамитской равнины была скудной и неплодородной, и лишь благодаря неустанной заботе здесь все-таки произрастали травы, которые использовались впоследствии для приготовления снадобий. В благодарность за помощь монахи позволяли жителям деревни укрываться за крепостными стенами при набегах агрхов. В последнее время кочевников нечасто можно было увидеть в этой части Ашуры, но караульные на трех башнях монастыря по-прежнему круглосуточно несли дежурства.
Прищурив глаза, Сульг пытался разглядеть цвет повязки на голове монаха-караульного. Скорее всего — синий: караульную службу обычно несли монахи второго года пребывания в Сторожевой башне. На третий год им полагались зеленые повязки — сарамиты носили этот цвет на протяжении двух лет. Те, кто находился в монастыре более пяти лет, надевали желтые — и только Настоятель имел право надевать одежды и повязку черного цвета.
Хотя Сторожевая башня была еще довольно далеко, Сульг не сомневался, что караульный уже разглядел приближающихся всадников и сообщил об этом настоятелю. За то время, что норлоки навещали сарамитов, почти все монахи, хорошо знакомые им по первым годам, давно покинули этот мир, переселившись в долины Священных Камней. Но настоятель Амалиин и монах-травник Нумариит были, казалось, неподвластны времени. Конечно, они старели, но гораздо медленней, чем все остальные сарамиты. Сульг подозревал, что дело здесь не обошлось без зелий, изготовленных Нумариитом: внутри монастыря был еще один огород, о существовании которого знали только сами монахи, а они умели хорошо держать язык за зубами. Большая часть грядок отводилась под особые растения, которые Нумариит использовал впоследствии для приготовления редких снадобий: почти все они относились к разряду запрещенных. Травы с тайного огорода сарамитов скорее всего и продляли им жизнь: по крайней мере и настоятель, и Нумариит, хоть и выглядели стариками, были бодрыми и сохраняли необыкновенную ясность ума и прекрасную работоспособность.
Илам на минуту отвлекся от разговора с Тилармом и тоже попытался разглядеть, кто именно из монахов дежурит на вышке.
— Кто-то незнакомый... Наверное, совсем недавно перешел из послушников в монахи. А деревня-то вокруг монастыря становится все больше! Ха... надеюсь, эти крестьяне не увяжутся в паломничество вслед за остальными?!
— Ты прекрасно знаешь, что нет, — отрезал Тиларм. — Настоятель запрещает это.
— Да уж. Мы не нанимались охранять целый обоз, речь шла о десяти монахах, не больше, — проворчал Илам. — Интересно, чья очередь в этот раз отправляться к камням? Что они в них находят, хотел бы я знать?! Камни и камни...
— Не вздумай это в монастыре ляпнуть, — добродушно предупредил его Тирк. — Монахи тебя в стену замуруют, за оскорбление святынь.
— Что, живьем? Глупости... как это они замуруют? И потом, они будут меня заживо замуровывать в стену, а вы будете на это смотреть, что ли? Пусть Тиларм их отговорит, его-то они послушают... Погодите, а ведь после сарамитов мы идем в Лутаку, а? А почему бы нам не остановиться на денек-другой в Шамшуре? На том постоялом дворе, что возле ручья, а?
— Нет уж, — отозвался Сульг, умехнувшись. — Вот на том постоялом дворе мы больше никогда останавливаться не будем. Хватит с нас приключений.
Илам погрустнел.
— А что так? — кисло поинтересовался он. — Чем там плохо было?
— Что за дурацкая привычка ко всем задираться! — сердито напустился на него Тиларм.
— Что за дурацкая привычка лезть не в свое дело? — пробурчал раздосадованный Илам. — Не хотели драться — сидели б спокойно. Делали бы вид, что вас это не касается. Кстати, не я первый начал, а эти проклятые джалалы.
Кейси хмыкнул.
— Как это — не ты?! Прекрасно помню, ты сам нарывался. А в результате я, по твоей милости, в этой драке вывихнул два пальца. И пришлось лечиться у Тиларма... нет, в следующий раз я предпочту сдохнуть, чем терпеть его в качестве лекаря.
Тиларм наградил его испепеляющим взглядом.
— Я запомню, — многозначительно пообещал он. — Имей в виду!
— Запомни, запомни! Я тебе не бессловесный раб, чтобы испытывать на мне новые способы лечения!
— Слушай, я не нарывался! Это джалалы! Они сами, первые!
— Что ж они сделали? — поинтересовался Азах, из последних сил стараясь говорить серьезно. — Не помню!
Илам покрутил головой, припоминая недавние события, и поерзал в седле.
— Они на нас смотрели! — выпалил он. — Очень нагло смотрели! Их надо было проучить!
— Кто кого проучил-то? — невинным тоном спросил Кейси. — Или у тебя память отшибло? Так я могу рассказать, чем дело кончилось!
Илам хотел добавить еще что-то, но голос его потонул в общем хохоте, и он с досадой махнул рукой.
— Да ну вас...
Когда до монастыря оставалось уже недалеко, тяжелые ворота отворились и показались два всадника. Они направлялись навстречу норлокам. В одном из них Сульг узнал Нумариита; в соответствии со своим рангом тот был облачен в длинную темно-серую рубаху, поверх которой накидывался серый же плащ, подпоясанный кушаком. Серой была и повязка на редких седых волосах. Несмотря на возраст, монах-травник прекрасно держался в седле. Второй всадник был, судя по зеленой повязке, монахом более низкого ранга — ему был не положен плащ, и одеяние его состояло из длинной серой рубахи и просторных штанов для верховой езды.
— Так, — произнес Сульг, глядя на приближающихся монахов. — Нумариит едет нас встречать. Хотел бы я знать, за какие заслуги нам оказана такая честь.
— Да пора уж, — немедленно загудел Илам. — Давно пора бы уж оказывать нам честь. А, вообще-то, с чего ты взял, что это нас всех встречают? Это Тиларма, небось, встречают, он же у монахов в любимчиках ходит!
— Ну, ты, придурок, — рассеянно отозвался Тиларм, вглядываясь в подъезжающих. — Когда уже тебе надоест?
— А что я такого сказал? Кстати, мне тут пришла в голову хорошая мысль...
— Не может быть! — искренне поразился Кейси. — Кто бы мог подумать, что в твою голову приходят мысли!
— Давайте вечерком прошвырнёмся по деревне? А? Как вам такая мысль?
— Ты бы лучше заткнулся, — предупредил Тирк. — Знаем мы, чем твои прогулки заканчиваются.
— Точно, — поддержал его Азах. — Опять подерешься с кем-нибудь.
— Да с кем тут драться? — пробурчал недовольный Илам. — Просто хотел пройтись... глянуть, что к чему. О, глядите, как Нумариит припустил! Неплохо в седле сидит, старый пень... Небось, свои зелья хлещет каждый день... омолаживается!
— Знаешь что?! — сердито начал Тиларм, сверкая глазами. — Если за твои тупые шутки монахи все-таки решат тебя замуровать в стену, имей в виду — я против не буду! Наоборот, я им буду помогать!
— Думаешь, удивил? — засопел Илам. — Вовсе нет. Чего-то такого я от тебя давненько уже ожидаю...
Настоятель Сторожевой башни с утра находился не в самом лучшем расположении духа и тщетно пытался побороть раздражение в течение всего дня. Он понимал, что негодится показывать свое плохое настроение остальным обитателям монастыря, поэтому постарался как можно скорее решить все дела, требовавшие его личного присутствия, и удалиться в свои покои. Жилища монахов в Сторожевой башне даже с большой натяжкой невозможно было назвать уютными, и комнаты Амалиина в этом смысле совершенно не отличались от каменных келий остальных братьев. Разве что размером покои настоятеля были гораздо больше, но и это было продиктовано не соображениями комфорта, а лишь тем, что в своих комнатах он вместе с Нумариитом и несколькими другими братьями частенько был занят составлением лекарств и зелий особого свойства. Все остальные снадобья готовили специально обученные монахи в особо отведенных для этого помещениях в одной из башен монастыря.
Настоятель сел в деревянное жесткое кресло и окинул рассеянным взглядом свой неуютный кабинет. Вдоль стен тянулись длинные полки, заставленные стеклянными и глиняными сосудами — там хранились компоненты зелий и выстаивали положенный срок уже готовые настойки. В дальнем углу на каменной подставке стояла небольшая печь особой конструкции, над ней висел медный котел. Рядом с печью лежали куча хорошо высушенных поленьев и большой тяжелый нож, которым щепали лучину. Круглый стол на массивной ножке был заставлен самыми различными предметами: бумаги соседствовали с вазой, наполненной сушеными плодами, лампа с основанием в виде змеи стояла рядом с неочиненными гусиными перьями. Деревянные кресла возле стола были завалены деревянными коробками и сундучками.
Амалиин подавил вздох. Настоятель монастыря должен подавать пример братьям и быть всегда в ровном расположении духа. К тому же, если разобраться, что привело его в плохое настроение? Если ответить честно — «процветание монастыря», но можно ли поверить в это? Кто может сокрушаться, что Сторожевая башня становилась все богаче?
Но, процветая, монастырь становился все известнее. Вот уже за стенами крепости выросла деревня — пока небольшая, но с каждым годом она будет разрастаться. Во время набегов агрхов монахи вынуждены были впускать жителей в монастырь. Это никуда не годится, но не оставлять же несчастных за воротами на растерзание полудиким кочевникам? Настоятеля немного успокаивало то обстоятельство, что все жители деревни были сарамитами, но тем не менее похоже, жизни в уединении приходит конец. Слух о монахах, искусных в приготовлении лекарств и снадобий, расходился все дальше, и все чаще в монастырь прилетали специально обученные птицы, доставляя в серебряных футлярчиках, привязанных к лапкам, список лекарств, которые следовало изготовить. В положенное время появлялись нарочные, которые расплачивались за заказ весьма щедро. Еще более щедрой была оплата, когда речь шла о приготовлении запрещенных зелий: конечно, такие заказы принимались лишь от самых надежных клиентов. Амалиин понимал, что отказаться от изготовления снадобий монахи не могли: монастырь содержался на те деньги, которые выручали от продажи лекарств, но в то же время его беспокоило, что растущая популярность и известность Сторожевой башни, несомненно, будет мешать традиционному укладу жизни сарамитов-отшельников.
Монахи-северяне действительно хорошо разбирались в лекарственных травах. Большинство снадобий они умели изготовлять из обычных растений, что можно было найти на Сарамитской равнине или в предгорьях: из тимьяна и горчицы, ивы и горной пихты, полыни и череды. Часть трав собирали на каменном плато, где находилось капище древних богов; растения, собранные там, обладали огромной силой. Иной раз, приготовляя зелье, приходилось применять истолченный панцирь черепахи или сушеную водяную змею, растворенную в крепком вине, в особых случаях можно было прибегнуть и к помощи заклинаний, но ими Амалиин старался пользоваться как можно реже.
Несмотря на то, что монастырь стоял далеко в стороне от проезжих дорог, настоятель получал кое-какие новости от гонцов, которые приезжали за снадобьями из Рунона, Лутаки и других городов. В крупных городах медициной занимались врачи-практики, совсем недавно объединившиеся в свой профессиональный Орден, и лекари, знатоки лекарственных трав. Помимо них существовал еще один Орден, в который вошли заклинатели: они лечили людей с помощью колдовства. Врачи тоже не исключали магические заговоры, но пользовались ими крайне неохотно.
Между двумя Орденами, врачей и заклинателей, сразу же началась ожесточенная борьба. Народ побогаче предпочитал пользоваться услугами заклинателей, те, у кого в кошельке было негусто, обращались к лекарям и врачам. Не одобряя действий заклинателей, которые частенько брались за исцеление, не уяснив для себя суть болезни, настоятель с большим скепсисом относился и к практической медицине: не один раз в юности ему приходилось наблюдать, как тяжело больного человека выносили на базары Лутаки, чтобы узнать у прохожих, как, по их мнению, следует лечить этого несчастного. Чего же удивляться, если те, кто имел деньги и хотел гарантированно добиться успеха, снаряжали гонца на Сарамитскую равнину?
Настоятель вздохнул, покачал головой и поднялся из кресла. «В конце концов, невозможно сидеть весь день в своих покоях и сокрушаться», — решил он и покинул комнату.
Монастырь состоял из нескольких невысоких строений, располагавшихся возле главного храма. Храм мало чем отличался от других построек: это было здание вытянутой прямоугольной формы, обе торцевые стороны которого имели дверные проемы, а стены были украшены нишами, в которых стояли малые священные камни. Центральный вход был отделан чуть более нарядно: две каменные колонны поддерживали небольшой навес, а пол перед дверью был выложен разноцветной речной галькой. Основным строительным материалом для храма, как и для всех остальных построек, служили грубо обтесанные каменные плиты.
Настоятель миновал внутренний дворик, в середине которого помещался небольшой алтарь для жертвоприношения богам, мельком глянул в сторону храма: дверь была распахнута, и два сарамита, приехавшие в монастырь из предгорий всего год назад и носившие еще белые повязки послушников, мели каменный пол метелками, связанными из душистой полыни. На вышке неторопливо прохаживался один караульный, второй же спустился по приставной лесенке и поспешил навстречу Амалиину.
Настоятель остановился.
— Кто? — коротко спросил он, дождавшись, пока сарамит подойдет на положенные его рангу пять шагов.
— Всадники, — доложил тот. — Шесть человек. Направляются к нам.
Амалиин немного повеселел, но тут же уточнил, желая окончательно удостовериться:
— Норлоки? Или люди? Хотя, вряд ли гонцы из Лутаки станут ездить к нам сразу по шесть человек.
— Норлоки.
— Хорошо. Они вовремя. Скажи Нумарииту о приезде, а потом распорядись, чтоб открыли их комнату.
Во дворе норлоков встретил молодой белобрысый монах и обрадовался им так искренне, что Сульг не сдержал улыбки. Он помнил этого мальчишку еще с прошлого года: тогда тот только приехал в Сторожевую башню из маленького горного села и был до глубины души поражен и самим монастырем, и укладом жизни в нем, и молчаливыми монахами с разноцветными повязками на головах. Еще большее впечатление произвело на него появление вооруженной охраны сарамитских паломников. Мальчишка помогал тогда убирать конюшню и оружейную, но не столько орудовал метлой, сколько, открыв рот, слушал нескончаемые беседы Азаха с монахом-хранителем мечей, который был большим знатоком северного оружия.
Сульг порылся в памяти, стараясь припомнить имя молодого монаха, но Тиларм его опередил.
— Фелис! У тебя уже повязка ученика? — Он спрыгнул с коня так легко, словно и не провел в седле весь день. — Зеленая? Что, будешь учиться составлять снадобья?
Фелис покраснел от смущения и машинально коснулся рукой узкой тесьмы на волосах.
— Еще не скоро, — сипло сказал он и кашлянул. — Пока только помогаю работать на внешнем огороде. Там, за стенами монастыря, в деревне.
Илам подмигнул ему.
— Ага, в деревне, значит... Это хорошо, — сказал он, неторопливо слезая с лошади. — Ну, где нам разместиться?
— Там же, где и в прошлый раз. Настоятель просил сообщить, что ваша комната в неприкосновенности. Та, что на втором этаже. — Фелис указал на пристройку, которая стояла в глубине двора. — А я заберу ваших лошадей и поставлю под навес, в летнюю конюшню.
— Вот это уж мы как-нибудь сами, — заметил Азах: он терпеть не мог доверять своего коня чужим рукам. — Мой серый тебя еще и цапнуть может, характер у него...
— ...как у хозяина, — пробормотал Кейси, делая вид, что возится с седельными сумками. Азах метнул в его сторону свирепый взгляд, но приятель, беспечно насвистывая, копался в сумке. Сульг засмеялся. Он перебросил поводья Фелису, дождался Тирка и вместе с ним направился в глубь двора.
Первым по лестнице взлетел Тиларм — ему не терпелось продолжить разговор с Нумариитом, начатый по пути в монастырь. Норлок открыл дверь и с размаху бросил свою сумку на тюфяк, валявшийся в углу.
— Фу... — Кейси отмахнулся от пыли, повисшей в воздухе. — Однако...
Он поставил у двери сумку, подошел к окну и подергал раму, пытаясь открыть створку.
— Что, и зола в очаге прошлогодняя? — пробурчал Илам, появляясь в комнате вслед за остальными. — Ждала нас полгода?
— Сказано же, комната была неприкосновенна, — пояснил Тиларм. — Или не слышал? — Последние слова его донеслись уже из-за двери.
— Ну могли бы и прикоснуться. — Илам покосился на паутину, свисавшую с низкого потолка. В монастыре норлокам всегда отводили одну и ту же комнату, довольно просторную, с двумя окнами, выходящими во внутренний двор. Все убранство ее составляли два старых стула, табурет и старый тюфяк в углу.
— Да уж... — Кейси наконец удалось открыть створку, и в комнату ворвался свежий воздух. Он выглянул в окно: внизу, возле навеса, стоял Азах, оживленно разговаривая с монахом-оружейником. — Монахи имеют о комфорте самые странные представления. Гм... На этот прошлогодний тюфяк я, пожалуй, претендовать не буду.
— Да ладно тебе, — лениво сказал Сульг. Он сидел на стуле, вытянув ноги, наблюдая, как Тирк, ругаясь вполголоса, пытается открыть второе окно. — Можно переночевать и на улице.
В дверь коротко стукнули, и на пороге появился Фелис с метелкой из полыни в руках. За ним шли еще два сарамита, они несли тюфяки, набитые свежим сеном. «Сехмет, распорядитель трапезной, приглашает вас перекусить с дороги, — объявил он, покраснев при этом так, что даже уши у него стали рубиновыми. — А мы пока уберем вашу комнату».
Илам оживился.
— Ну вот! — сказал он. — Вот с этого и надо было начинать! С трапезной! А что, мясо у вас сейчас готовят? Или мы опять угодили на рыбные дни? Опять соленая рыба?! — спросил он, приходя в ужас.
Фелис покрутил головой.
— Овощи и мясо, — выдавил он, умирая от смущения, теребя веник и глядя на норлока снизу вверх. Он был крепышом, но рядом с Иламом казался щуплым подростком. — На вечернюю трапезу.
Сульг хмыкнул и поднялся со стула.
— Хорошо, — сказал он, стоя в дверях. — Идите в трапезную, а я подойду попозже. Надо потолковать с настоятелем. Илам, если сожрешь мою порцию, имей в виду... тут есть такой обычай: живьем замуровывать в стены тех, кто съедает чужой ужин, понятно?
— Прекрасный обычай! — недовольным голосом протянул Илам. — Глупее ничего не слышал! Да ты сам, небось, и выдумал только что.
Но Сульг его уже не слышал.
Он отыскал Амалиина возле небольшого огорода, укрытого за двумя недавно появившимися приземистыми постройками. От длинных грядок пахло влажной землей и пряными травами. Настоятель, высокий и худой, в неизменном темном балахоне, стоял посреди огорода и задумчиво созерцал маленький темно-зеленый кустик.
— Думаю, не пора ли нам выкапывать луковицы золотоносника, — произнес он, заслышав шаги Сульга. — Чуть передержи их в земле — и все, они уже ни на что не годятся. — Настоятель отщипнул с кустика крошечный листочек, засунул в рот и пожевал, сосредоточенно уставившись в землю. — Ну еще дня два-три можно повременить. Но не больше. — Он поднял глаза на норлока и улыбнулся:
— Рад видеть тебя, Сульг.
— Я тоже, — сказал тот совершенно искренне: настоятель был одним из немногих людей, к которым Сульг испытывал что-то вроде симпатии.
— Мне кажется или ваше хозяйство стало побольше? Кажется, этого домика в прошлый раз не было... Что это?
— Ох... ты говоришь о том, что больше всего беспокоит меня в последнее время. — Амалиин покинул огород и аккуратно прикрыл за собой калитку, сплетенную, как и вся легкая ограда, из ивовых прутьев. — Это новый амбар для хранения сухих трав... отличная вентиляция, Нумариит был очень доволен. Постройка хорошая, но в результате — сам видишь — внутри крепостных стен уже не осталось ни единого клочка свободной земли.
Настоятель медленно двинулся в сторону двора, Сульг держался рядом, приноравливая свои торопливые шаги к неспешной поступи Амалиина.
— Дела монастыря идут все лучше, и надо бы радоваться, а я печалюсь — может ли быть что глупее? — сокрушенно продолжал тот. — Монастырь процветает — разве это повод для грусти?
— Так что же? — спросил Сульг, внимательно слушая старика.
— Становится слишком людно и слишком суетно. — Сарамит улыбнулся бледными тонкими губами. — Наши лекарства пользуются все большим спросом. Думаю вот — может, делать их похуже? — Он усмехнулся. — Ну я шучу, конечно...
Возле крепостной стены два деревянных столба поддерживали навес, сплетенный из ивовых прутьев: в тени, на кусках ткани было разложено для просушки множество растений. Часть трав, связанных в пучки, висела под крышей, покачиваясь на легком ветерке. Возле навеса один из травников, сидя на корточках, мыл в глиняном горшке корни, разрезал их вдоль и раскладывал на большие плоские камни.
— Сарамиты — северяне, не странно ли, что именно нам, выросшим на скудных северных землях, дан дар постигать суть растений? — задумчиво говорил Амалиин. — Почти все, что дает природа, может принести пользу человеку. Почки и кора деревьев, цветки и травы, листья и плоды, корневища и клубни. Как воспользоваться этим щедрым даром — целая наука. Одна и та же трава может и вылечить, и убить — все зависит от того, сколько времени ее, скажем, настаивать в бутыли на солнце или сколько капель растворить в воде. Если собрать почки серебристой ивы на растущий месяц, положить в горшок и залить обыкновенным смальцем, чуть-чуть потомить в печи — получится прекрасное лекарство от изнуряющей лихорадки. А стоит использовать эти же почки, но собранные на убывающую луну — и вот тебе снадобье, от которого выпадают волосы. Недавно одна знатная дама из Лутаки просила изготовить такое. Не иначе хотела досадить сопернице. — Настоятель слабо усмехнулся. — Такие снадобья пользуются довольно большой популярностью. Почти как «тихие убийцы».
— «Тихие убийцы»? — переспросил Сульг, нахмурив брови.
— Яды, — спокойно пояснил Амалиин. — Думаю, ты знаешь, что мы изготавливаем не только лекарства.
Норлок пожал плечами:
— Я не интересуюсь чужими секретами.
— Знаю, Сульг. Ты думаешь небось с какой стати этот выживший из ума старик принялся выбалтывать тайны собственного монастыря...
— Не думал ничего подобного, — засмеялся норлок.
— Мы изготовляем не только лекарства, мы создаем яды и противоядия от них и от многих других. Не только от тех, что рождаются в наших стенах. Яды и противоядия, — произнес задумчиво сарамит. — Никогда не знаешь, что пригодится в будущем.
Сульг бросил быстрый взгляд на Амалиита, но по его лицу было трудно что-либо прочесть.
— Я — воин. Я предпочитаю убивать при помощи оружия. К тому же... — Он вспомнил отравленный клинок агрха и Фиренца, который исцелил его от мести зачарованного меча. — Существуют такие яды, против которых бессильно человеческое искусство.
Настоятель проницательно взглянул на него.
— Есть, — подтвердил он. — Но встречаешься с ними не часто, правда? Человеческое искусство тут и правда бессильно, так что надо до конца дней своих благодарить небо за то, что в момент такой встречи приходит помощь от тех, кто облечен гораздо большим могуществом, нежели простой смертный.
Сульг замер. Некоторое время он переваривал слова, услышанные от настоятеля. Амалиин же как ни в чем не бывало неспешно брел по дворику, шаркая башмаками и кивая проходившим мимо монахам. Из маленькой трапезной показался Азах и помчался по лестнице, ведущей на второй этаж, в оружейную. Из открытой двери трапезной пахло свежим хлебом, но Сульг внезапно почувствовал, что от беседы с настоятелем аппетит у него пропал совершенно. Он, пожалуй, впервые задался вопросом, что известно о них этому старому сарамиту? Амалиин никогда не интересовался, откуда в Ашуре появились норлоки, чем они занимаются, покидая стены монастыря, и впервые Сульгу внезапно пришла в голову совершенно неожиданная мысль: возможно, старый сарамит не интересовался этим как раз потому, что и так знал о них все, что считал нужным? Он задумался, пытаясь оформить свои предположения в слова: Сульг предпочитал не задавать вопросы напрямую, но Амалиин счел беседу законченной.
— Наше паломничество начнется завтра с восходом солнца, — произнес он, останавливаясь посреди двора. — Но выехать лучше немного пораньше, чтобы встретить рассвет в пути.
Он поглядел в лицо собеседника и еле заметно улыбнулся.
— До завтра, Сульг, — сказал он и ушел, оставив норлока стоять посреди двора.
Казалось, время на равнинах Ашуры течет по каким-то своим, неведомым законам. Иногда оно летело быстрее весеннего ветра, и времена года мелькали, едва успевая сменять друг друга, а иной раз тянулось медленно и неторопливо, и зима или осень с большой неохотой покидали эту северную землю.
Лето в этом году выдалось в Ашуре странное: теплое, ласковое, почти без дождей. С началом теплых дней норлоки перевели через перевал два каравана, неделю отсыпались в Руноне, потом навестили монахов-сарамитов — подходило время паломничества к их каменным богам, а тут и белл Беренгер снова дал о себе знать: прислал весточку, что хотел бы перетолковать о следующем заказе и что его человек ждет их в Лутаке на четвертый день от полнолуния. Сульг выждал после оговоренного срока еще несколько дней, чтобы не быть особенно пунктуальным: не хотел, чтоб белл Беренгер решил, будто они так уж заинтересованы в его предложении, и норлоки двинулись в Лутаку. На самом деле заказ купца подоспел очень даже кстати: Сульг, погруженный в собственные невеселые мысли, прекрасно это понимал.
Информаторы норлоков в последнее время утверждали в один голос: Совет Шести наконец-то вспомнил о существовании северной провинции и, судя по всему, намерен объявить Ашуру своей землей и железной рукой навести здесь порядок. В крупных населенных пунктах скоро появятся воинские гарнизоны, и ни агрхи, ни хетхи не смогут больше безнаказанно шнырять по земле. Граница станет охраняться, построят наконец хорошие дороги, добавят почтовых станций, а, самое главное, в Руноне сядет Наместник Ашуры, назначенный Белым Дворцом. Приезда Наместника ждут со дня на день: тогда-то, с его появлением, в провинции воцарятся мир и порядок.
Сульг хмуро оглядел цветущую равнину. Гудели пчелы, торопясь собрать с цветов душистую дань, высоко в небе звенел жаворонок, радуясь солнечному дню.
Сульг подавил вздох, прикусив губу. Если все это правда, то скоро, очень скоро из Ашуры придется убираться. Наместник Дворца, кто бы он ни был, не потерпит, чтоб по его земле шлялся отряд вооруженных норлоков. Тем более что приказ об их уничтожении все еще оставался в силе.
Сульг глянул на перевал: высокие горы сверкали снежными вершинами. «Далеко ляжет наш путь, — подумал он. — Все дальше и дальше от Доршаты».
Гнедой мотнул головой, точно соглашаясь с мыслями хозяина, и Сульг невесело усмехнулся. Через два дня они будут в Лутаке, через неделю выйдут встречать караван, который готовится к отправке по другую сторону гор. Деньги, которые им уплатит белл Беренгер, в чужой стране будут нелишними.
А может быть, еще есть время. Может, и не стоит торопиться покидать Ашуру, мало ли какие слухи ходят в последнее время по этой земле.
Норлоки вброд перешли неширокую реку и направили лошадей дальше по высокому обрывистому берегу, стараясь держаться возле леса.
Внизу, между пологими зелеными холмами, возле тракта раскинулось большое селение. Несколько лет назад агрхи почти полностью сожгли его, но люди вновь отстроили свои дома. «Вот кто с нетерпением ждет приезда Наместника, — продолжал думать Сульг, — ведь для них это означает, что на земле наконец-то наступят мир и покой».
Тирк ехал рядом, вид у него был озабоченный, но размышлял он явно не о скором приезде Наместника. Время от времени он возводил глаза к небу, сосредоточенно шевеля губами, точно стараясь пересчитатъ маленькие облачка, неподвижно висевшие в высоком небе.
— Ну и что? — не удержался Сульг. — Сколько их?
— Кого?
— Ты разве не облака считаешь?
Тирк досадливо отмахнулся.
— Делать мне больше нечего! Я считаю деньги в кармане достопочтенного белл Беренгера. Это гораздо интереснее.
Илам оживился и подъехал поближе:
— Это хорошо! Это и вправду интереснее! Ты уж постарайся выдоить из этого скупого бурдюка побольше, когда станешь с ним договариваться о цене! Ха! Ты видел его дом в Лутаке?! Похоже, у него денег куры не клюют! На легальных караванах он бы так не разбогател! Мы — его золотая жила. А может, даже бриллиантовая. Тяни с него больше!
— Над этим я сейчас и думаю, — пояснил Тирк. — Сочиняю речь, подыскиваю убедительные аргументы. — Он покосился на Илама. — Это тебе не кулаками махать, ясно? Когда дело касается разговора о деньгах, нельзя полагаться только на вдохновение. Тут нужен основательный подход.
Кейси захохотал. Илам покосился на Тирка с уважением.
— Это не человек, а кремень, — продолжал тот. — Чем богаче становится, тем труднее расстается с деньгами. А в последнее время, мне кажется, он стал воспринимать нашу работу как увеселительную прогулку по горам. Не удивлюсь, если он скоро решит, что мы должны водить его караваны бесплатно, из любви к свежему горному воздуху. Если и дальше дело так пойдет, придется потерять как-нибудь один из его караванов в ущелье, чтобы привести этого скупердяя в чувство. Слышишь, Сульг?
— Слышу, — отозвался тот, отвлекаясь на мгновение от своих мыслей. — Ну потеряем, если надо... долго, что ли?
— Сначала попробуем договориться по-хорошему. Нужен какой-нибудь цветистый оборот... — задумчиво протянул Тирк и снова уставился в небо. — В целом, моя речь уже готова... только надо добавить парочку ярких выражений.
— Насчет цветистых оборотов, это к Тиларму, — посоветовал Кейси. — Изящная словесность по его части.
Тиларм воспринял его слова совершенно серьезно и задумался.
— «Скупой бурдюк»? — переспросил он наконец и ухмыльнулся. — Хорошо сказал! Но, понимаешь... а ты не думал, что это можно облечь в стихотворную форму?
Илам закатил глаза.
— Что, совсем спятил? Это у тебя от книжек! Начитался у этих проклятых монахов! Что в этом хорошего? Что там могут написать такого, что ты не знаешь, а?
— Чего? — недовольно протянул Тирк. — В какую еще «стихотворную»? По-твоему, я должен разговаривать с купцом стихами?! Ты представь только эту картину: я и белл Беренгер! Стихами! Что он обо мне подумает?!
Сульг крепился, сколько мог, чтоб не обидеть Тиларма, но не выдержал и засмеялся. Азах толкнул его в бок.
— Стихами, конечно... — начал было он, но тут же перебил сам себя. — Гляди! Это не к нам?
Сульг придержал коня.
Через желтое поле, наперерез норлокам, верхом на неоседланной рыжей лошади скакал мальчишка. Он изо всех сил колотил лошадь пятками по крутым бокам, но та не особенно считалась с юным наездником и продолжала двигаться с такой скоростью, какую считала нужной. Отчаявшись заставить упрямое животное прибавить ходу, мальчишка закричал, но ветер отнес его слова в сторону.
— Похоже, к нам торопится, к нам, — насторожился Азах.
— Что он орет — я не могу разобрать, — пробормотал Илам, прислушиваясь.
Сульг тронул коня и поскакал навстречу.
— Ты же говорил, что до Лутаки мы не будем ни во что ввязываться! — крикнул ему вслед Кейси. Он тоже не расслышал слов, но чувствовал, что неспроста пацан несется им наперерез так, что рубаха надувается пузырем. — Слышишь, Сульг?
— Последовательность — не его качество, — напомнил Тирк и повернул за приятелем. — Пора бы уже и привыкнуть...
— Да ладно, Кейси! Можно ненадолго и ввязаться. — Азах пустил лошадь рысью навстречу мальчишке. — Просто узнаем, в чем дело — и все!
Сульг подскакал к мальчишке и осадил гнедого.
— Я — Лимик! — Мальчишка глядел на норлоков во все глаза, с ужасом и восхищением. — Отец увидел вас и сказал вам передать! Он сказал, что видел вас два года назад, когда вы дрались тут с агрхами.
— Когда это мы дрались тут с агрхами? — удивился Тиларм. — Что-то не припоминаю я такого. Ты нас ни с кем не путаешь?
Илам довольно хмыкнул.
— О наших доблестных подвигах наконец-то начали сочинять легенды, — сказал он и, приосанившись, пригладил ладонью свою лохматую шевелюру. — Давно пора! Надеюсь, менестрели Ашуры приврут как следует! Лично я всегда дерусь, как лев.
— Точно, — уничижающе прибавил Тиларм. — Как два льва!
— Ну, дрались — это сильно сказано, — скромно заметил Азах, щуря свои кошачьи глаза. — Когда мы явились, агрхов уже и след простыл. Особо драться было не с кем.
— Погоди. — Сульг пригляделся к мальчишке. — Твой отец — кто он? Мельник, кажется?
Лимик просиял в ответ щербатой улыбкой.
— Точно! — Тиларм тоже узнал мальчишку. — Мы брали у твоего отца на мельнице воду. Он еще хлеба нам дал.
— Что велел передать отец? — допытывался Сульг.
— Он сказал, что в полдень через нашу деревню проехал сам Наместник! Говорят, он направляется в Рунон, наверное, он будет столицей Ашуры. Две кареты с гербами и большой отряд охраны! А еще один отряд прошел через нашу деревню вчера, они тоже скакали в Рунон!
— Хорошие новости... что и говорить. — Сульг помрачнел, быстро переглянувшись с Тирком. Наместник уже в Ашуре! Похоже, убираться отсюда придется быстрее, чем они планировали!
— Понятно, — сказал Тирк и обратился к Лимику. — Это все, что просил тебя передать отец?
— Нет, господин. — Мальчишка подпрыгнул от нетерпения на широкой спине лошади. Лошадь фыркнула и флегматично махнула хвостом. — А совсем недавно мимо пронеслись агрхи...
— Много? — быстро уточнил Азах. Серые глаза его вспыхнули азартом, словно у кошки, завидевшей мышь.
Мальчишка кивнул:
— Отец говорит, они, наверное, нападут на карету Наместника! Он, когда увидел вас, сказал, что вас послало само небо.
Илам скептически скривился, услышав такие слова, но промолчал.
— Ты ж говорил, карета едет с охраной? — уточнил Сульг.
— С охраной, — подтвердил Лимик.
Норлоки переглянулись.
— Хорошо, — произнес после паузы Сульг. — Поблагодари отца.
Мальчишка кивнул, развернул лошадь и заколотил пятками по ее бокам. Лошадь неспешно затрусила обратно к деревне.
— Наместник, — задумчиво протянул Тирк, глядя на пустынную дорогу, убегающую между холмов.
— Вряд ли агрхи нападут на них среди бела дня, — резонно заметил Тиларм. — Тем более если кареты охраняет целый отряд вооруженных солдат.
Сульг кивнул.
— Наместник Ашуры, — проговорил он и сплюнул. — Стоило о нем подумать — и он тут как тут!
— Пусть провалится! — безмятежно заявил Кейси. — Не наша забота его охранять.
— Именно. — Сульг тоже окинул дорогу сумрачным взглядом. — Тирк, в Лутаке придется хорошенечко потрясти достопочтенного белл Беренгера. Чую, скоро нам сильно понадобятся деньги.
Он тронул коня и направился к опушке леса, продолжая обдумывать полученные новости.
— Придется уходить из Ашуры, — пробормотал он. — И чем быстрее, тем лучше.
Норлоки последовали за ним. Некоторое время они ехали молча, потом Илам не выдержал.
— Если агрхи все же решат напасть, — обратился он к Тиларму, — как ты думаешь, где им лучше это сделать?
Тот, прищурившись, окинул взглядом равнину.
— Вот там, — указал он без колебаний. — Между двух холмов! Идеальное место для засады.
— Не так уж далеко от нашего пути! — заметил Азах, глаза его блеснули.
Сульг покосился на него с неудовольствием.
— Мы идем в Лутаку! — напомнил он. — Тирк, ты уже придумал, как вытянуть побольше золота из достопочтенного белла?
— Я придумал! — заявил Илам и захохотал. — Доведем его караван до середины пути, оставим, спустимся вниз к беллу Беренгеру... или кто там будет вместо него нас ждать... скажем, что плата повышается, — и все. Если не согласен платить больше — пусть сам поднимается в горы и забирает свой караван.
Тиларм покачал головой.
— Один раз это, пожалуй, сработает. А потом?
— Слушай, кто говорил про «потом»? Я говорю про «сейчас», понятно?
— Хм... — задумчиво проговорил Кейси. — А в твоем бреде что-то есть...
— Отличный план! — горячо воскликнул Илам. — И вовсе не бред! Придумайте-ка получше, попробуйте!
Солнце уже начало понемногу клониться к вершинам холмов, поросших лесом, когда теплый ветер, напоенный ароматами цветов и травы, донес тревожный запах: пахло людьми, кровью, лошадьми и еще чем-то неуловимым. Норлоки насторожились. Сульг остановил коня, принюхиваясь к ветру.
— Похоже, агрхи их настигли, — осторожно заметил Тирк.
— Там отряд охраны, — сквозь зубы процедил Сульг. — Вот пускай и разбираются.
— Если они идут из Доршаты, наверняка среди них есть норлоки. — Тиларм приподнялся на стременах, вглядываясь в даль зоркими глазами.
— Вряд ли, — сказал Сульг. — Говорили, что Ашура отходит под власть Белого Дворца. Так что норлоков в охране, скорее всего, не будет.
— Есть там норлоки или нет, приказ Совета Шести все еще в силе! — воскликнул Кейси. — Отряд охраны имеет полно право нас уничтожить.
— О, я б на это посмотрел! — оживился Илам. — «Уничтожить!» Ха!
Он переглянулся с Азахом, тот усмехнулся.
Илам покрутил головой:
— Отряд — это хорошо. Да, боюсь, маловато у них опыта сражений с агрхами.
Тиларм пожал плечами.
— Ничего. Если Совет Шести собирается установить здесь власть Доршаты, такого опыта будет предостаточно. Ни агрхи, ни хетхи скоро не успокоятся.
— Ну так что? — нетерпеливо спросил Азах, не слушая друзей. Он не сводил глаз с Сульга. — Глянем, что и как?
— Ну что там интересного?! — с досадой поинтересовался Кейси. — Что ты там не видел?
Сульг остановил коня. Тирк, не глядя на приятеля, улыбнулся уголком рта: он прекрасно знал, чем закончится этот разговор. Илам и Азах изнывали от еле сдерживаемого нетерпения.
— Мы на двое суток опаздываем в Лутаку, — напомнил Сульг, покусывая в раздумье губы. — Лучше предоставить охране самой разбираться с агрхами. Пусть учатся.
Потом взглянул на друзей и махнул рукой.
— Ладно!
И шесть всадников помчались по равнине в сторону холмов.
Карета, в которой Наместник следовал по Ашуре, более всего напоминала дом на колесах: массивный, основательный, с четырьмя окнами в частых свинцовых переплетах и двумя дверьми, щедро украшенными серебряными накладками. Сейчас окна были плотно задернуты шторами, а четыре лошади с сине-серебряными плюмажами на головах были так напуганы, что два человека в темно-серой форме слуг Белого Дворца с трудом их удерживали. Вторая карета, немногим скромнее, чем первая, лежала на боку, с отломанной дверцей, земля вокруг нее была засыпана свитками разорванного пергамента и затоптанными листами бумаг. Здесь же валялись раздавленные лакированные трубки для хранения манускриптов. Обитателей кареты поблизости не было видно. Охрана Наместника, все, как на подбор, рослые светловолосые северяне, в кожаных доспехах поверх синих мундиров гвардии Белого Дворца, вела бой с агрхами.
Кочевники выбрали место схватки безупречно: дорога проходила между холмов, поросших соснами и кустарником. На таких участках они придерживались своей излюбленной тактики: атаковали, так искусно используя рельеф местности, что было совершенно невозможно предугадать, откуда будет нанесен следующий удар.
На скаку обнажив оба клинка, Сульг указал одним из них в сторону густого невысокого кустарника: вне сомнения, там скрывались лучники агрхов, другим — на левый фланг схватки, которого стоило избегать, чтобы не угодить под стрелы кочевников. Ему не нужно было тратить слова, чтобы предупредить товарищей об опасности: за время скитаний они давно научились понимать друг друга без слов. Норлоки понеслись к месту схватки, Сульг направил коня к кустарнику. Лучники представляли сейчас наибольшую опасность: они способны были выбить половину отряда, прежде чем гвардейцы их обнаружат. Агрхи заметили норлока слишком поздно: два клинка хищно блеснули над их головами и стремительно опустились, забирая жизни троих из них. Сульг развернул коня, уклоняясь от удара снизу, левый клинок отвел чужой меч в сторону, правый устремился вперед, пробивая легкую кольчугу. Он рывком выдернул застрявшее в груди лучника лезвие и бросил быстрый взгляд на дорогу, где шел бой. Следовало отыскать в этой мешанине конных и пеших командира гвардейцев, иначе солдаты, чего доброго, примут их за врагов. Старшим в охране Наместника был, скорее всего, вот этот — рослый и широкоплечий воин средних лет: на доспехах у него блестел золотом силуэт летящей птицы. Сульг припомнил, что такой знак соответствовал чину капитана гвардии. Он убрал один из клинков в ножны у седла, отыскал взглядом своих норлоков и вслед за ними врубился в самое сердце схватки, пробиваясь ближе к карете.
— Мы не враги! — крикнул Сульг человеку с золотой птицей на доспехах. — Мы не враги! Мы пришли вам на помощь!
Глаза воина расширились от изумления, когда он увидел неожиданно подоспевшую помощь, но он тут же опомнился и тряхнул головой.
— Защищайте карету! — прокричал он в ответ, указав мечом в сторону. Круглое лицо его покраснело от натуги, светлые волосы прилипли ко лбу. — Карету!
Сульг кивнул. Одного взгляда на схватку ему было достаточно, чтобы понять, что норлоки опять ввязались в крупную неприятность. Охранять первое лицо Ашуры послали гвардию Белого Дворца, хотя было бы гораздо разумней, если бы карету сопровождали солдаты пограничных гарнизонов. Конечно, они не выглядели бы так эффектно, как рослые светловолосые гвардейцы, которых отбирали во дворцовую охрану по всему Северному Побережью, но они, по крайней мере, хорошо знали, как умеют вести бой разъяренные агрхи! Дворцовая гвардия была хороша на парадах или в качестве эскорта внутри страны, но сейчас им приходилось несладко: пятеро из них уже валялись возле кареты, утыканные стрелами с коричневым оперением. Кроме того, как Сульг и предполагал, в отряде не было ни одного норлока! Скорее всего, в Доршате не представляют, что Ашура — не место для прогулок, куда можно отправляться под охраной одной лишь гвардии Дворца! Чем еще можно объяснить то, что столь важное лицо отправилось в сопровождении всего лишь одного отряда людей? Что мешало им запросить Серый Замок и нанять для усиления сопровождения норлоков?
Все эти мысли вихрем пронеслись в его голове, но в следующее мгновение Сульг уже совершенно забыл о них. Первый его противник рухнул под ноги коню, второй ухитрился продержаться почти минуту. Между деревьями прямо на него несся всадник-агрх, кто-то их пеших гвардейцев ударил лошадь по ногам древком штандарта, та рухнула, и агрх вылетел из седла. Он мгновенно вскочил на ноги и бросился вперед, но Тирк, оказавшийся рядом, придержал своего коня и нанес короткий сильный удар — его Соранг почти перерубил агрха пополам и глубоко вошел в ствол сосны. Тирк с сожалением оглянулся, оставляя любимый клинок, и выхватил запасной меч, который всегда возил с собой в ножнах у седла.
Воодушевленные неожиданной поддержкой, воины Белого Дворца медленно оттесняли нападавших к обочине, поросшей высоким густым кустарником. Зная тактику ведения боя агрхами, Сульг не сомневался, что совсем скоро кочевники оставят бой и растворятся среди холмов. Правда, скорее всего, они вернутся назад вместе с темнотой. Он бросил быстрый взгляд на обочину дороги: лошадь Тиларма рухнула, получив удар в шею, Тиларм вылетел из седла, увернувшись от чужого клинка, но не удержался на ногах и упал на спину, сумев в последний момент отразить страшный удар мечом. К нему тотчас же бросился Азах, но Илам опередил его, заколов нападавшего коротким ударом в спину. Тиларм вскочил на ноги и махнул рукой приятелю, продолжая бой бок о бок с солдатами гвардии.
Схватка продолжалась, но Сульг уже чувствовал, что накал битвы постепенно спадает. Агрхи отступали. Потрепав охрану Наместника, они покидали поле боя, словно потеряли всякий интерес к происходящему, исчезая в высоком кустарнике, ныряя в неглубокий овраг и появляясь уже на равнине, далеко за дорогой, оставляя своих убитых на поле сражения. Но часть их все еще сражалась у обочины с пешими солдатами охраны, там же, между стволов деревьев, Сульг разглядел Азаха и Кейси.
— Думаю, представляться Наместнику мы не будем? — бросил он Тирку, улучив мгновение. Тот кивнул, лицо его было забрызгано чужой засохшей кровью.
— Тогда пора уходить. Только желательно не в том же направлении, что и агрхи. Отзови наших, — скомандовал Сульг, бросая короткий взгляд кругом.
— Теперь они вполне могут справиться без нас.
И в этот миг краем глаза он успел выхватить последнее мгновение боя и увидел, как меч одного из светловолосых гвардейцев устремился навстречу агрху, тот мгновенно бросился на землю, перекатился и вскочил на ноги, в это же время Тиларм сделал шаг в сторону, отбивая атаку другого, и оказался на пути клинка. Длинное лезвие меча северянина прошло через его тело так стремительно и легко, словно не встретило никакого препятствия на своем пути.
Мир вокруг Сульга замер, потом стал рушиться со страшным грохотом. Он спрыгнул с лошади и осторожно двинулся вперед, не сводя глаз с упавшего Тиларма. Все происходящее перестало казаться явью, и в какое-то мгновение он был уверен, что время еще можно повернуть вспять.
Под ноги ему попалась клетка с почтовыми голубями, вывалившаяся из перевернутой кареты. Сульг обошел ее и продолжил путь. Все происходившее по-прежнему казалось каким-то нелепым и невозможным.
Перепуганный слуга подскочил к большой карете, распахнул дверцу и откинул маленькую выдвижную лесенку. Из темных недр показался человек.
Будущий правитель Ашуры был облачен в коричневый дорожный плащ, подбитый рыжеватым пушистым мехом. Лицо его, немного обрюзгшее, имело устало-снисходительное выражение, но черные глаза из-под густых бровей глядели внимательно и недобро. Может быть, его и волновала неожиданная задержка в пути, но сейчас он выглядел совершенно спокойно.
— Благодарю вас за помощь, — с достоинством произнес он, безошибочно определив главного среди норлоков. — Я сообщу в Доршату. Кто вы? Впрочем, кажется, я догадываюсь. Норлоки, не так ли? — Он с холодным любопытством окинул взглядом Сульга. — Здесь? Так далеко от родины? Совет Шести будет проинформирован. Вы помогли установлению власти в этой Северной провинции. Ашура теперь — часть Доршаты... Точнее, территория Белого Дворца, — подчеркнул он небрежно.
В голосе Наместника проскользнули снисходительные нотки: он недолюбливал подданных Серого Замка и, хотя считал нужным скрывать свою неприязнь, не мог удержаться от того, чтобы не щелкнуть по носу этих свалившихся словно с неба норлоков и не дать им понять, кто хозяин Ашуры.
— Вы помогли моей гвардии, — продолжил Наместник, не дождавшись ответа. — Капитан, это так?
Светловолосый северянин быстро взглянул на Сульга и опустил глаза.
— Я не мог бы гарантировать сохранность жизни вашей светлости, если бы не их помощь, — негромко, но твердо проговорил он, глядя себе под ноги.
— Даже так? — усмехнулся Наместник. — Вы склонны к преувеличениям? Что ж... Совет Шести...
Сульг молча смотрел на того, в чьих руках сосредоточится вскоре власть Ашуры. Он видел, как шевелятся губы Наместника, слышал его голос, но не мог понять ни слова.
— Да пошел он, этот Совет Шести, — грубо ответил Азах, шедший по пятам за Сульгом.
Сульг убрал наконец свой меч, шагнул вперед, обойдя человека на своем пути так, словно тот был неодушевленным предметом, и двинулся к обочине, туда, где лежал Тиларм, где бушевал Илам, на плечах которого висел Кейси. Несколько человек из отряда гвардии стояли вокруг.
Мысль о том, что солдатам не мешало бы обшарить кусты у дороги, прежде чем так смело поворачиваться спиной к зарослям, скользнула в сознании Сульга и сразу же исчезла. Он подошел и остановился. Разум отказывался верить в то, что произошло, но одного беглого взгляда хватило, чтобы убедиться в непоправимости случившегося. Норлоки слишком часто видели мертвых, чтобы спутать раненого с убитым.
Мгновение он молча глядел на Тиларма, потом с усилием отвел взгляд, медленно положил ладонь на рукоять меча и повернулся к солдатам гвардии Дворца.
— Кто его убил? — тихо спросил он, чувствуя, что теряет голову от подступающей ярости.
Рядом с ним стоял Тирк, бледный и растрепанный, глаза его казались совсем черными. Он бросил отчаянный взгляд в сторону Азаха, тот вынул из ножен свой меч и подошел ближе.
— Я видел, что это сделал кто-то из вас, — продолжал Сульг. Ему требовалось неимоверное усилие воли, чтобы заставить себя говорить спокойно. — Будет лучше, если этот человек объявится сам. Иначе мы...
Он хотел было добавить еще что-то, но у него вдруг перехватило горло и он замолчал.
Наместник возле кареты изменился в лице.
— Мы... — произнес один из солдат. — Я...
Сульг поднял на него глаза, и северянин осекся: такими глазами могла глядеть только смерть. Норлок шагнул вперед, сгреб солдата за ворот мундира и притянул к себе.
— Это произошло случайно! — Глаза гвардейца были полны страха, но он пытался говорить спокойно: — Я не заметил его! В бою может случиться всякое, а он...
Кто-то из гвардейцев бросился ему на помощь — Тирк преградил смельчаку дорогу своим мечом и тот притих, с опаской глядя на норлоков.
— Не торопись, — произнес Тирк негромко. — Придет и твоя очередь.
— Не заметил? — проговорил Сульг. Он слышал, как колотится сердце человека, так отчаянно, словно готово выскочить из груди. И в этот же момент боковым зрением он уловил какое-то быстрое движения слева, в зарослях. Инстинкт самосохранения сработал мгновенно. Сульг отшвырнул солдата в сторону и бросился на землю, но было уже поздно. Он услышал знакомый свист, с которым стрела срывается с тетивы, что-то с силой ударило его в плечо, боль пронзила тело, закатное солнце кувыркнулось в небе, земля резко накренилась и ударила в лицо. Упала темнота, и боль пропала.
Сульг выплыл из небытия глубокой ночью. Над головой колыхались тяжелые еловые лапы, пахло лесом, хвоей, горящими дровами. Яркое пламя костра делало темноту ночи еще непроглядней. Вместе с вернувшимся сознанием проснулась боль и сразу же с остервенением вгрызлась в плечо, словно бешеная крыса.
Неподалеку потрескивал костер, выстреливая золотыми искрами в черное небо, неслышно появился из темноты Азах, бросил возле огня охапку хвороста. Сульг осторожно повернул голову, стараясь не потревожить раненое плечо, и сердце его оборвалось: возле поваленного ствола, прислоненный к брошенному на траве седлу, лежал меч Тиларма. Сульг крепко зажмурил глаза. Он понял, что все это время в глубине души догадывался о том, что ему предстоит увидеть, но боялся этого и по-детски отчаянно надеялся, что произойдет чудо и каким-то образом выяснится, что ничего не было: ни скачки по степи, ни встречи с агрхами, ни глаз Тиларма, в которых отразилось небо.
Но чуда не произошло. Сульг лежал с закрытыми глазами, и отчаяние и боль утраты с каждым мгновением становились все тяжелей. Ему невыносимо было вспоминать произошедшее, но он перебирал в памяти каждое мгновение недавнего боя, терзаясь от невозможности все изменить. Он с горечью думал, что они потеряли Тиларма только потому, что он, Сульг, не сделал того, что должен был сделать уже давно: увести своих норлоков как можно дальше от Ашуры и не подвергать их опасностям в ее степях, иначе все они, рано или поздно, будут лежать в проклятой ашурской земле.
Давно пора было расстаться с бесплодными надеждами и смириться с тем, что никогда не вернуться им на родину и не увидеть Доршаты с ее серыми дворцами и цветущими акациями, улиц, вымощенных желтыми плитами песчаника, равнин, по которым гуляет холодный весенний ветер. Изгнанникам пора уходить в путь, идти все дальше и дальше, в чужие, неласковые края, простившись с мечтой о Доршате, оставив Тиларма в чужой холодной земле.
От этих мыслей отчаяние и боль потери поднимались с новой силой. Голова его кружилась так, что Сульг боялся открыть глаза. Он чувствовал странную пустоту в груди, словно там, где находилось сердце, простиралась засыпанная серым пеплом пустыня, пустыня без конца и края, и в этой пустоте рождались слезы.
Боль в плече не стихала, но в конце концов ему удалось притерпеться к ней, насколько это было возможно, и задремать. Сквозь тяжелую болезненную дрему слышны были чьи-то осторожные шаги, Тирк что-то спросил тихо, ему ответил Кейси, и все стихло.
Сульг заснул, и ему привиделся странный сон, до такой степени похожий на реальность, что он мог бы поклясться, что все это происходило наяву. Ему снилось, как из влажного, напоенного близким дождем тумана появился Магистр, неслышно подошел к костру и уселся возле огня на поваленное дерево. Никто из норлоков не услышал его шагов, но Сульга почему-то это нисколько не удивило. Магистр сидел молча, помешивая палочкой угли в догорающем костре, и отсветы огня падали на его сосредоточенное лицо со сдвинутыми бровями и крепко сжатыми губами. И выглядел этот сон настолько по-настоящему, что Сульг почти не удивился, когда открыл глаза и увидел возле костра Магистра в черной дорожной одежде. Он сидел на стволе дерева и ворошил угольки в костре длинной палкой.
Сульг отбросил плащ, которым укрывался, сел, морщась от боли в раненом плече, потом с трудом поднялся и подошел к костру.
Магистр снова перемешал рдеющие угли, отчего огонь с новыми силами принялся грызть головешки, и поднял глаза на Сульга.
— Вчера в Белый Дворец было доставлено письмо из Рунона. Правитель Ашуры и единственный сын Наместника Доршаты сообщил, что норлоки спасли ему жизнь.
Голос его звучал негромко, но Тирк услышал первым и тронул за плечо Кейси. Тот увидел чужого и насторожился.
Магистр помолчал, разглядывая того, кто стоял перед ним. Годы изгнания все-таки наложили свое клеймо на нахального и самоуверенного мальчишку, но не сломили, а выковали, похоже, совсем другой характер. Этот, теперешний, был совершенно ему незнаком. От него исходило ощущение опасности и сознание собственной силы. Рядом с ним было неуютно.
Магистр опустил взгляд и потыкал палочкой в костер.
Тот, которого много лет назад ему пришлось вышвырнуть из города, продолжал глядеть на него жесткими, холодными глазами убийцы. И точно такие же глаза были у его норлоков, которые стояли позади, недоверчивые и настороженные, точно стая, готовая растерзать любого по слову вожака.
— Правитель Ашуры сообщил, при каких обстоятельствах это произошло. По этой причине Белый Дворец счел возможным отозвать старый приказ.
Сульг молчал, не сводя тяжелого взгляда с Магистра. Норлоки тоже хранили молчание. Находиться под их волчьими взглядами было неприятно.
— С вас шестерых сняты все обвинения, — добавил он, раздражаясь на самого себя.
Сульг глянул в сторону, где лежал меч Тиларма. От рдеющих углей костра по металлу пробегали алые блики: казалось, длинное лезвие было омыто кровью.
— Можешь вернуться в Доршату, — негромко сказал Магистр, не глядя на своего собеседника.
Повисло долгое молчание, которое нарушало лишь потрескивание огня.
— Я подумаю, — сказал Сульг и отошел от костра.
