Глава двадцать вторая
Ветер гнал по низкому небу серую хмарь, грозил испортить дорогу затяжным дождем, но, на наше счастье, пока все ограничивалось лишь резкими холодными порывами.
Что-то слишком прохладно для конца лета.
Я надвинул шляпу по самые брови и плотнее запахнул плащ, с легкой завистью глянув на неторопливо трусящую почти у самых лошадиных копыт Таниту. С пушистой шкурой оборотня можно спокойно ночевать прямо на льду в двадцатиградусный мороз, что уж тут говорить о каком-то легоньком «сквозняке»!
Моя кобыла недовольно повернула морду к рош-мах и всхрапнула.
– Уйди из-под копыт, лягнет ведь, – посоветовал я девушке.
Наши кони давно привыкли к огромной кошке, но сегодня кобыла нервничала. Ей испортил настроение жеребец мага своими попытками цапнуть за круп. А виной всему был сирин, желавший ехать ко мне вплотную. Нашего волшебника весь день тянуло пофилософствовать, и я оказался единственным собеседником, способным поддержать разговор. Рош-мах в теле кошки могла только слушать, проводник попался на удивление молчаливый, а Морра до подобных бесед еще недоросла. Пришлось мне одному отдуваться за всю компанию.
– Нет, вот скажи, мог бы ты пожертвовать жизнью одного человека на благо всего мира? – вопрошал сирин, в очередной раз оказавшись у меня под боком.
Маг не заметил, что его жеребец уже зло прижал уши, карауля момент, когда появится возможность укусить товарку за упитанный круп. Я наклонился, щелкнул рукоятью хлыста по оскаленной лошадиной морде, отгоняя животное, и посмотрел на сирин. Его глаза горели вдохновением, на щеках алел румянец, а ветер развевал отросшие темные волосы, светя тонкими полосками незагорелой кожи в спутанном проборе. Агаи с нетерпением ожидал моего ответа.
– Смотря чьей, – буркнул я, понимая: отмолчаться не получится.
– Ну моей, например, – не тратя времени на размышления, заявил сирин.
– Твоей? – Я изобразил задумчивость, а потом пожал плечами. – Легко. Мне кажется, ты мечтаешь умереть во имя счастья на земле. А кто я такой, чтобы лишать человека… или птицу Великой Мечты?
Агаи поперхнулся, перехватил мой веселый взгляд и обиженно протянул:
– Я серьезно спрашиваю!
– А я серьезно отвечаю, – отрезал в надежде закруглить глупый разговор.
Не люблю неумных вопросов, так и хочется в ответ нахамить, чтобы больше не приставали. Правда, с Агаи такой номер вряд ли пройдет – мальчишка упрям как осел и не отступит. Я не ошибся.
– Ладно, – немного помолчав, вернулся к прежней песне Агаи. – Согласен. Пример неудачный. Хорошо. Возьмем…
Волшебник покрутил головой, глянув сначала на супругу, а потом на меня и Морру. Зная мой ответ на возможность всеобщего счастья в обмен на жизнь Таниты, сирин предлагать ее в жертву не стал и выдохнул:
– Возьмем, скажем… Морру!
Ну Ирия всепрощающий, додумался!
Я посмотрел на спящую девочку. Ее лохматая головенка сонно клонилась вперед, и сирин приходилось следить за тем, чтобы малышка не съезжала набок.
– Да пошел этот мир… сам знаешь куда, – вынес я вердикт всеобщему счастью.
– А свою? – насупился маг.
Ох уж эти идеалисты. Куда бы от них спрятаться?
– Агаи, скажи, я похож на мученика? А на праведника? И вообще… с чего ты взял, что ее и моя жизни стоят меньше, чем этот дерьмовый мир?
Да коснись дело любого из нас, я выдвину встречное предложение – пусть благодетели забьют себе всеобщее благо в… а потом вынут и снова забьют!
Не люблю жаждущих пополнить нетленный список героев! Почти так же, как призывы радетелей счастья человеческого за чужой счет. Хочется вам подвигов?! Вперед! Слава уже держит венок вечности в мраморных руках! Только нечего за собой ни в чем неповинных людей тащить!
Конечно, озвучивать вслух свои мысли я не стал – не подобает сквернословить при дамах и детях. Однако и сказанного хватило, чтобы Танита уловила общую идею и одобрительно мурлыкнула, показывая всем своим видом, что согласна с моими словами. Поддержки оборотня я не ожидал – есть у нашей красавицы склонность к позерству и глупым поступкам. Но на этот раз взяли вверх женский прагматизм и желание защитить свою «стаю».
Сирин, глядя на такую солидарность, недовольно поджал губы, помолчал немного, а потом снова кинулся в бой:
– Нет, ну как вы можете так думать?! Ведь если мир падет в бездну, то вы все равно не уцелеете! Так лучше достойно погибнуть и принести пользу другим, раз есть такая возможность!
Словно в ответ на высказанную глупость, ветер упругой струей ударил в лицо, вышибая слезы из глаз.
– Давно пора все порушить к демонам рогатым, – буркнул я, отвернувшись в сторону от воздушного натиска. – Глядишь, и лучше стало бы.
Сирин, не расслышав, решил, что я раздумываю над его словами, и обрадовался:
– Знал, что ты меня поймешь! Человек не должен жить только своими интересами! Именно из-за нашего равнодушия столько зла вокруг! Люди слишком дорожат собственными благополучием и безопасностью.
Ну понесло парня. Словоблуд и демагог. Пустомеля пернатый.
– Агаи, – я перебил сирин на полуслове, – ты забыл две вещи.
– Какие? – простодушно поинтересовался волшебник.
– В нашей компании нет ни одного человека – это раз, и на человеческое счастье нам в общем-то на…чхать. А два – не приходило ли в твою многомудрую голову, что ты случайно можешь пожертвовать кем-то важным? Способным в недалеком будущем действительно изменить мир к лучшему?
Аптекарь открыл рот, готовясь возразить, но я не дал себя перебить и продолжил вправлять нашему мечтателю мозги:
– Ты возомнил себя богом? Знаешь предназначение каждого человека? И не слишком ли многого ты хочешь от живых? Не проще ли просто постараться жить достойно? Это, к слову, куда лучше, чем умереть. Меньше шансов оказаться последним дураком на ярмарке, за бесценок обменявшим собственную жизнь на песочный замок!
– Ну и кто из нас мечтатель? – огрызнулся сирин, не желая расставаться со своими иллюзиями. – Разве ты можешь заставить людей жить по заповедям?
– Так я не грежу о всеобщем счастье, – и, отмахнувшись от неразумного юнца, чтобы прервать дальнейшие словоизлияния, завершил, – и чужую жизнь разменивать ради него не собираюсь.
– Ужасно! – поморщился волшебник и надолго замолчал.
Ужасно, видите ли, ему… Интересно, что бы ты сказал, парень, если бы твою жену потащили на жертвенник всеобщего благополучия? Не верю, что смиренно согласился бы.
Молчание длилось час или два, и я почти успел забыть о споре, когда подъехал сирин и тихо спросил:
– А что бы ты сделал, если бы в ком-то из твоих друзей дремала погибель мира? Великий Зверь?
Мо шизане… ну как на проповеди в храме побывал. И где он слов таких набрался? Великое Зло, Великий Зверь. Нашел, у кого спрашивать!
– Это ты на меня намекаешь, что ли? – усмехнулся я страдальцу в лицо.
Маг покраснел, смутился и скуксился:
– Ты что?! Я просто гипотетически. Я же видел – ты не меняешься душой во время преображения! Так чего бояться?
Как же он достал меня сегодня своими разговорами!
– Отцепись, Агаи, нет у меня таких друзей. А если и были бы, то я, прежде чем глотку резать, все-таки постарался бы убедиться, что монстр побеждает, он опасен и другого выхода нет. Настоящие друзья чрезвычайно редки в наше время. Нельзя ими разбрасываться во имя утопий.
– Надо же – слово какое знает, – пробурчал себе под нос сирин, а я сделал вид, что не услышал.
Закончили пустой разговор, и слава Ирие, а то мне, признаться, на язык уже просилось совсем другое.
Через степные просторы мы проехали на удивление спокойно. Даже волчьи стаи, попадавшиеся по дороге, предпочитали наблюдать за нами с вершин пологих, поросших ковылем да полынью холмов, не приближаясь и ночью.
Время от времени попадались навстречу небольшие разъезды степняков на маленьких мохноногих лошаденках, с лицами, по самые глаза прикрытыми платками. Всадники настороженно и подолгу нас рассматривали, но близко не подъезжали, разговаривали только с нашим проводником. Хенун показывал им резной камень с изображением то ли орла, то ли странного крылатого животного, и нас пропускали без лишних вопросов.
Во время таких встреч я просил у бога одного – чтобы нас не пригласили отдохнуть. Не хотелось мне больше посиделок у очагов в чужих шатрах, кишащих блохами. Но наш внешний вид симпатий кочевникам не внушал. Если бы не печать, могу поклясться, встречи прошли бы гораздо напряженней.
О причинах настороженности спрашивать не стоило. Если мы в своей цивилизации стали забывать, кто есть кто, эти люди, постоянно находящиеся на грани выживания, и без всяких шаманов чуяли неладное. Только, в отличие от росм, желания преклонить колени не испытывали. Да, может, это и к лучшему.
Недостатка в продовольствии не было: степь хорошо разнообразила наш стол. То и дело из-под копыт, смешно подпрыгивая и мелькая куцыми хвостами, срывались зайцы, а иногда – крупные, покрытые светлым коричневым оперением, голенастые птицы.
Хенун разил их из короткого лука, не оставляя нам своей расторопностью и малейшего шанса проявить меткость. Наверное, в конце концов у воина сложилось довольно нелестное мнение о великих богах. Одну нерасторопность он бы пережил – да и зачем богам марать ручки, если рядом имеется смертный? – но вот к склокам среди «Великих» росм оказался не готов. Особенно к тому, что богиня может превращаться в обычную ехидную женщину. К чести рош-мах надо сказать, что инициатором всех скандалов был сирин. Он буквально на глазах превращался из веселого, любопытного юноши в мрачного ипохондрика, умеющего только ворчать. В один прекрасный день я поймал себя на мысли, что последний раз маг улыбался в поселении дикарей.
Естественно, такая горячая штучка, как его жена, не могла спокойно спустить милому его ворчание и готова была съесть супруга с потрохами. Хвала Ирие, парочка переругивалась только во время привалов, когда оборотень перекидывалась в человека, да и то – вполголоса. Хотя и это быстро надоело. От постоянной грызни меня начало тошнить уже на третий день. В конце концов я наплевал на все условности, дождался остановки и оттащил сирин в сторону, грубо вцепившись в рукав его куртки.
– Агаи, объясни, что происходит? – призвал я мага к ответу.
Сирин надел непроницаемую маску и процедил:
– Ничего.
При этом на его неприступной физиономии легко читалось: «Отцепись!»
А вот демона рогатого тебе! Достал вконец за эти дни до самых печенок!
– Раз «ничего», то с какой стати ты портишь всем настроение? Может, у тебя несварение желудка? Или ты каждый вечер напиваешься тайком, а с утра тебя мучит похмелье?
Я старался говорить без лишнего яда, но, признаться, получалось плохо. Не могу спокойно смотреть, когда взрослый мужик ведет себя хуже ребенка!
Волшебник вспыхнул, дернулся прочь, выдирая свой рукав.
И что теперь прикажете делать? Может, все-таки съездить мальчишке по морде? Авось придет в чувство. Или оставить один на один с плохим настроением?
Я почти поддался искушению, но в последний момент решил, что, увы, и то и другое – ситуации не улучшит. Остается только смотреть на паршивца осуждающим взглядом мудрого наставника, надеясь на то, что память примерного школяра еще не канула в вечность.
– Муторно мне. Все время кажется, что вот-вот что-то должно случиться. Плохое. Из-за меня, – наконец, решил поделиться своими мыслями Агаи. – И кошмары мучают каждую ночь.
– О чем сны? – насторожился я, подошел к магу и положил ладонь на его плечо, чтобы он не вздумал улизнуть от ответа. Сновидения и предчувствия волшебников игнорировать не стоит.
Повинуясь нажиму, Агаи сел на заросший желто-зелеными блюдцами лишайника камень, залез рукой во вздыбленную шевелюру и тоскливо сказал:
– Смерть. Твоя, Таниты, моя. Горы трупов в городах. Разрушения. Каждый раз по-разному. То потоп, то землетрясение, то дрянь какая-то из-под земли лезет. И всегда я виноват. То дверь открою, то камень столкну, то еще что-нибудь. Я уже спать нормально не могу! Открою глаза, лежу и жду, когда из кустов монстры полезут. Сам себя уговариваю, что здесь и кустов-то нет, а боюсь. Стал использовать, устанавливая круг, все защитные заклинания, которые знаю, и все равно не помогает!
Сирин поднял на меня глаза и совсем тихо спросил:
– Что со мной, а?
Он явно надеялся получить полное объяснение своим тревогам.
Я отпустил его плечо, сел рядом с камнем прямо на землю и сказал:
– Взрослеешь. Начинаешь за свою жизнь бояться.
Пришлось немного слукавить. Да, юноша постепенно терял детскую веру в свою неуязвимость, но кроме этого он как маг чувствовал близкую опасность. И я тоже ее чувствовал. Страшные сны мне не снились – мне вообще сны не снятся – но вот ощущение чужого навязчивого внимания преследовало с самых границ степей. Однако это не повод портить окружающим настроение.
– Агаи, ты молодец, правильно делаешь, что защиту усилил. Похоже, кто-то или что-то крадется за нами по пятам. Из-за этого тебе кошмары снятся, а вовсе не потому, что в чем-то виноват.
Сирин посветлел лицом:
– Правда?
Ну как маленький. Чересчур развитая совесть – один вред нервам. И когда парень усвоит эту простую истину?
– Правда, – я поднялся, ободряюще хлопнул юношу по плечу и позвал: – Пойдем, а то сейчас Танита с досады все лепешки съест.
И все-таки за время пути случилось два небольших происшествия. В одну из ночевок, уже ближе к утру, я услышал опасливое шуршание в зарослях подсохшего низкорослого кустарника. Словно кто-то довольно большой бродил вокруг лагеря в темноте.
От тихой осторожной возни у меня побежали холодные мурашки по позвоночнику. Я, не раздумывая, выпустил в заросли стрелу, стремясь если не убить, то хотя бы испугать ночного гостя.
Легкий торопливый топоток и зашелестевшая трава выдали шпиона. Ориентируясь на этот шум, я отправил еще одну стрелу. Кажется, впустую.
Утром, когда все проснулись, полез в заросли и, к своему удивлению, обнаружил на влажной земле слабые отпечатки крупной лапы, похожей на куриную, только раз в десять больше. Рядом со следом белел осколок мелкой кости.
Я прихватил находку с собой. Пусть сирин объяснит, что это такое.
Агаи совсем недолго вертел в руках кусочек остова, а потом изрек:
– Человеческая. Где взял?
– В кустах, – ответил я.
Новость была нехорошая. Не нравятся мне существа, таскающие с собой человеческие кости.
Сирин с сомнением повел над белым куском ладонью и уверенно заявил:
– Старая! Трупу не меньше пяти лет.
И костяки на вольном выпасе, разбрасывающие свои части, нравятся не больше. А может – даже меньше.
– Спроси у Хенуна, встречаются ли в этих местах злые духи или что-то в этом роде, – решил я обратиться к тому, кто имеет больше представления о здешних тварях.
Ох, зря задал этот вопрос! Разве существуют земли, свободные от нечисти? А люди – без фантазии и тяги присочинить? Да попади человек хоть в сады Ирия, разве не придумал бы он страшных сказок и о них? Конечно, злые духи тут же нашлись бы, и в большом количестве. Даже Пустошь не смогла бы похвастаться таким многообразием. А что касается умения нашего провожатого крошить монстров в капусту, так я по сравнению с ним почувствовал себя пугливым щенком.
Пока Хенун разливался соловьем, Агаи переводил, с трудом сохраняя серьезное выражение лица. Рош-мах плотно прижала уши к голове и отвернула голову, снисходительно сморщив нос. И только Морра слушала в оба уха, чуть приоткрыв рот. Я сам точно так же внимал страшным сказкам в далеком детстве.
Покопавшись в закромах памяти, Хенун вытащил на свет байку о гигантской птице с клювом, способным проломить за один удар череп дикому быку, и съедающей за один присест не менее пяти туров. Нам такой вариант не подходил, пусть след большой, зато кусты мне по… задницу. Даже в ночи бы заметил, ведь ползать птицы не умеют. И шум от крыльев услышал бы и узнал.
Ладно, потом разберемся, что там ночами шастает.
Надо не забыть спросить сирин, нет ли у него какого-нибудь подходящего заклинания, чтобы внезапно осветить все вокруг шагов на двадцать – тридцать. А то новолуние, да еще двойное, не самое светлое время на земле.
