Глава двадцать первая
На некоторое время воцарилась полная тишина: Кемрутль спокойно сидел на корточках, с воловьей невозмутимостью пережевывая зеленую кашицу из пахучей травы, заменявшей дикарям табак. Аптекарь не сводил с меня серьезного взгляда, словно заново знакомился. От этого оценивающего осмотра в душе шевельнулись злость и обида.
Ну да, конечно, у меня после слов правителя росм, вероятно, клыки прорезались и рога стали расти! Как тут не уставиться!
Рядом зашлепали по каменному полу босые маленькие ножки, и я обернулся на звук. Дочка вождя, пигалица лет десяти, пока мы с Агаи обдумывали слова ее папаши, шустро накрыла стол, поставив на него плоскую миску с уже надоевшей кукурузной кашей, сыром, щедро посыпанным серыми продолговатыми семенами, кувшин молока и густой тягучий соус, кажется, грибной. Впрочем, не уверен, потому что росм использовали неизвестные травы, которые не давали мне определиться с составом блюда. Еда была достаточно хороша, чтобы смириться с незнакомым привкусом с первой же минуты. Вот только аппетит что-то пропал: жареный козий сыр вкупе с кашей застревал после слов вождя комом в горле. Не то что бы я сильно переживал о том, какое мнение о себе оставляю у окружающих людей, но… Все-таки злодеем такого масштаба меня еще никто не считал.
Интересно, это случайно не месть за выбор на роль первой красавицы девушки, далекой от эталона местной красоты? Хотя вряд ли: вождь производил впечатление умного человека, и я не мог успокоить себя такой простой мыслью.
– Объясни, – кратко потребовал я у предводителя «кошек».
Кемрутль усмехнулся, прищурился, положил в рот кусок каши, смял его языком и проворчал:
– Говорить о будущем – смешить мышей под полом.
Ну как же… Разве правители и колдуны говорят правду о том, что думают? Да еще в присутствии двух «богов»? А ну как дадут маху и авторитет растеряют?!
Ладно. В одном случае из ста и мудрец ошибается, будем считать – это как раз тот самый случай и есть. Все равно из «провидца» слова теперь не вытянешь: весь надулся от осознания собственной значимости.
И действительно, далее трапеза прошла под благодушную беседу Агаи и вождя, в обход интересующей меня темы: Кемрутль выпытывал у попавшего в гости бога тайны строения мироздания. Видно, знания Таниты вождя не устроили. Агаи отвечал, переводя и мне попутно, но постоянно увлекался, забывая объяснять своему товарищу и соратнику по божественному происхождению, о чем идет речь, так что довольно скоро мне стало скучно. Я боялся, что к «сыну бога смерти» тоже найдется пара вопросов, однако с этим вождь не спешил.
Ну и хвала Ирие! Я в теологии силен приблизительно так же, как рош-мах, не хватало только опозориться.
Макнув в соус последний кусок и запив его молоком, откланялся и вдогонку получил на пороге заключительный перл мудреца:
– Дракон не будет долго сидеть на дне пруда.
Эдхед то! Как хочешь, так и понимай. И почему некоторые господа не хотят изъясняться нормальным человеческим языком?!
Погода на улице соответствовала настроению: небо снова закрыли сизые тучи, и в лужах появились круги от первых тяжелых капель дождя. Стоило поспешить, если не хочу намокнуть.
К дому я шел очень быстро, почти бегом, распугав по дороге стаю рыжих куриц и обратив в бегство трех детей.
Да, сына бога смерти (или кем меня тут считают?) благословлять не позовут, не та репутация.
Я снова выругался.
Надоело мне здесь до ус… ужаса. Не люблю бесцельно шататься. Уже все, что мог, сделал: привел в порядок одежду, дождался, пока за пару серебряных монеток сошьют добротные рубашку, куртку и штаны из оленьей кожи – уж больно мне понравилась местная одежка. Отполировал до блеска оружие, пополнил запас еды, нарисовал приблизительную карту – хотя какая уж тут карта, так, не вполне достоверное изображение вероятных преград и ориентиров на пути – и даже выучил несколько приветственных фраз на языке росм. Больше занятий я себе придумать не мог и потому злился на задержку. Конечно, оставалась еще моя «супруга», но я не озабоченный юнец, чтобы довольствоваться исключительно плотскими утехами. Все хорошо в меру.
Кроме того, последние дни казалось, что драгоценное время утекает песком между пальцами. И хотя нас никто не торопил, меня не покидала уверенность – долгая остановка наверняка аукнется неприятностями в пути. В конце концов, осень уже не за горами.
Заботливая Ситлали, увидев мое сердитое лицо, тут же принялась ублажать своего «господина»: быстренько усадила на циновку, стащила сапоги и стала старательно разминать ноги, буквально ввинчивая свои сильные пальчики в самую нежную часть свода стопы. Приятная боль и удовольствие от растираний заставили меня сменить гнев на милость: на душу снизошло успокоение.
Дикари, а знают, как своих женщин воспитывать. Наших бы придворных прелестниц сюда – до совершеннолетия.
Я представил себе незабвенную Глорию, всю в шелках и кружеве, передо мной на коленях, массирующую своими холеными ручками натоптанные до костяных мозолей пятки, и хмыкнул.
Сто золотых не жалко за такую картину. Хотя нет, жалко. К тому же старая интриганка или в массажное масло яд подсыплет, или незаметно отравленной булавкой оцарапает. Ну ее, гадину. С ней общаться, все равно что кобру целовать.
Эх, поеду обратно, честное слово, заберу Ситлали с собой. Пусть рядом живет, детей мне рожает, раз у нас с ней такое взаимопонимание. И деньги сэкономлю – откажусь и от любовницы, и от служанки. Надо только обучить малышку готовить что-нибудь, кроме кукурузы.
Закончив массаж, Ситлали уселась передо мною на корточки и оживленно ткнула пальцем в сушеную ящерку. Она болталась у потолочной балки, подвешенная за костяную «бульбу», украшающую короткий и толстый хвост животного. Потом девушка аккуратно отвязала тушку и положила на массивный широкий камень, заменявший кухонный стол. Своеобразная форма хвоста рептилии придавала ему некоторое сходство с… очень необходимым всем мужчинам органом.
Я сидел у очага и от нечего делать наблюдал за действом, к которому приступила девушка. Сначала решил, что она готовит новое блюдо, и обрадовался.
Ничего, что ящерица, в голодные годы крестьяне Наорга не только ползучими гадами, и жареными кузнечиками не брезгуют. Мне самому, бывало, доводилось есть змей и лягушек. Даже нравилось – не всякая птица до них по вкусу дотягивает.
Ситлали развела огонь, ловко замотала вокруг хвоста рептилии свежесрезанный дикий чеснок, смочила ящерку мутной жидкостью, судя по всему, местным крепким алкоголем, и сунула прямо в огонь. Пламя охотно приняло сушеные останки, обняло их своими желтыми язычками.
Запах сжигаемой плоти мне удовольствия не доставил. Как только он добрался до моего носа, я попытался уйти. Не получилось: девушка так умоляюще заглядывала мне в лицо, просительно лопоча при этом и на всякий случай цепляясь за рукав, что пришлось остаться, мужественно терпя не только бесцельное времяпрепровождение, но и вонь, которую источало горящее тельце. А Ситлали все добавляла и добавляла дрова до тех пор, пока от маленькой ящерки не остались одни угольки.
Наконец пытка, на протяжении которой я не раз себе напоминал, что мужчина должен относиться к безвредным прихотям своей дамы с должной терпимостью, закончилась, дав возможность сбежать и оставить Ситлали выгребать прогоревшие угольки из очага.
И за каким… демоном они ей понадобились?
Последний вечер у племени росм мы провели расслабленно: возлежали, словно герои древности, на домотканых ковриках у теплого очага за вкусным ужином и ленивой беседой.
Отъезд назначили на утро: вождь сказал, что я выполнил свою миссию (то есть даже если меня убьют за ближайшим углом – род Лироев не сгинет бесследно).
После известия о беременности Ситлали я долго размышлял: что же изменится в моей жизни, когда появится этот ребенок? Пока ничего похожего на отцовскую любовь я не чувствовал. Так… немножко удовлетворения от хорошо выполненной задачи, и все. Вряд ли меня вообще посетит столь светлое чувство. В конце концов, я не по своей воле дал жизнь малышу и любви к его матери не чувствовал. Только желание, замешанное на жалости и сострадании.
Ситлали, не ведая, что мои думы – о ней и ее нерожденном дитяти, уселась рядом и старалась не отлучаться даже на минутку, оставив за собой исключительное право ухаживать за «господином». Милая девушка была столь услужлива, что я незаметно для себя выпил чуть больше, чем рассчитывал, и с последним глотком в рот попало что-то противно скрипящее на зубах и горькое, как испортившийся сыр.
Я сплюнул, заметил, как Ситлали сжимает кисть в кулак, и схватил девушку за руку, не давая спрятать ее за спину. Хмель сдуло, словно его и не было.
Наверное, выражение моего лица было не самым приветливым, да еще Танита приподнялась на локте, грозно уставившись на девчонку, потому что Ситлали принялась торопливо оправдываться. Агаи, услышав ее лепет, упал на спину, закрыл руками лицо и захохотал как ненормальный. Рош-мах тоже успокоенно легла, вернувшись к прежней, расслабленной позе.
В глазах оборотня светилось лукавство, и она с великим удовольствием объяснила причину всеобщего веселья:
– Из-за того, что ты отказался принять любовь самых красивых девушек племени, росм теперь считают… гм… что подземному богу не хватает мужской силы. Ситлали больно слышать про своего спасителя и супруга такие вещи, и она решила… Немного подбодрить тебя напоследок.
Что-о?!!
Зараза сирин оторвал ладони от лица и, давясь смехом, проблеял:
– Жди гостей сегодня ночью! Она выбрала для тебя самых достойных, с ее точки зрения, подруг!
– Ах ты… Да я вас всех… В одно место!
– Не надо, Дюс! – уже стонал, будучи не в силах смеяться, волшебник. – Нас – не надо! У тебя и так заботы хватит!
Шутник недоделанный!
Ситлали по-прежнему стояла, вытянувшись в столбик, как суслик, и виновато моргала, переводя взгляд с меня на сирин и обратно.
Ну ладно, маленькая глупая дикарка, но эти два образчика городской… отрыжки должны бы понять, что совокупление без желания…
А, демон! Да на хрен я ее вообще спасал! Микстура эта паскудная, кажется, действовать начинает!
– Агаи!
Рычание, вырвавшееся из моего горла, заставило всех заткнуться.
– Ты хоть знаешь, что за дрянь я выпил?!
Волшебник торопливо схватил полупустой стакан, макнул в него мизинец, осторожно слизнул капельку, задал пару вопросов девушке и посерьезнел:
– Дюс, прости, но боюсь, что сна тебе сегодня не видать. Ящерица тут, конечно, ни при чем, но вот состав из трав… Мой совет – пусти ты этих девиц, одна Ситлали с тобой точно не справится.
Недоумок! Остолоп!! Ну как я мог так опростоволоситься?! Надо же, на королевских приемах столько дам любовного зелья пытались подлить или подсыпать – сумел углядеть, а тут деревенская простушка обвела вокруг пальца!!!
– Все вон! – Из глотки вырвался громкий хрип. Я не знал в тот момент, что готов быстрее сделать – убить упрямую девку, или…
Сирин вскочил, схватил за руку свою супругу, помогая подняться, и потянул прочь. Им уже было не смешно. Мне тоже. Ситлали торопливо метнулась к окнам и принялась их закрывать камышовыми матами, а когда темнота полностью затопила комнату, в дом скользнуло еще несколько теней.
Эту ночь я не забуду никогда. Чтоб у этих дев их мешок желаний дна не имел!!! Хотя о чем это я… так опрометчиво.
Утром в дверь поскреблись:
– Дюс, открой!
Я даже не стал отрывать голову от подушки:
– Пошли все прочь! Любовных игр больше не будет!
За дверью рассмеялись:
– Открой! Это же я, Танита! Я не стану тебя насиловать! Нам пора!
– Мы никуда сегодня не едем! – огрызнулся я, все так же не открывая глаз.
– Хочешь еще на одну ночь со своими женщинами остаться? – коварно спросила рош-мах.
Шутница, однако. Придется вставать.
Я скинул с себя одеяло, сел и огляделся: в комнате возилась только Ситлали. Она торопливо штопала рваную в клочья одежду: помнится, я вчера не успел раздеться перед трансформацией. Штаны-то, Мо с ними, уже изрядно потертые, а вот рубашку жалко… И как это я своими шипами никого до сих пор не покалечил?
Я потер лоб. Вчерашнее зелье выбило из памяти изрядный кусок о прошедшей ночи. Оставалось надеяться, что я не посрамил звания бога. Судя по личику девушки, так оно и было: Ситлали просто цвела от счастья.
– Брось, не надо, – сказал я, глядя на ее старания, и полез в мешок за новой одеждой. Надо прикупить еще барахла, а то я к Юндвари доберусь в костюме первого человека.
Танита, успевшая проскользнуть в комнату, перевела девчонке мои слова, и та судорожно прижала к груди рванье, словно оно было величайшей драгоценностью в мире. Глядишь, еще повесит, как святыню, на стену. Ладно, ее дело, мне эти тряпки точно ни к чему.
После плотного завтрака, когда я садился в седло, Ситлали метнулась ко мне, обняла, заплакала и с трогательной суетливостью стала пихать в руки тоненькую нитку из мелких, почти не отшлифованных зерен розоватого кварца с подвеской в виде острого когтя неизвестного зверя.
Подобные вещи высоко ценятся у дикарей. Я не хотел брать подарок, но вождь Кемрутль приказал:
– Возьми. Пригодится.
Пришлось послушаться – колдуну и провидцу виднее.
Я ласково поцеловал напоследок девушку и в свою очередь снял с пальца перстень, увенчанный темным топазом. Я не любитель украшений, но это кольцо носил – его подарил мне спасенный граф.
Пусть теперь Ситлали красуется перед другими женщинами подарком бога, чтобы они помнили: я могу вернуться – и не обижали ее.
В проводники нам выделили опытного воина по имени Хенун, если судить по насечкам на копье, отправившего на тот свет не одного врага.
Кемрутль объяснил, что сестра Хенуна замужем за степняком, и они принимают его как своего. Именно такой человек нам и требовался.
Уже за воротами на меня внезапно нахлынула тягостная тоска. Когда я в последний раз чувствовал что-то подобное, мне пришлось оставить за спиной несколько трупов. Придется смотреть по сторонам в оба глаза.
