Эпилог

Очнулся Эли Грэзу на узкой кровати в маленькой комнате с низким сводчатым потолком. Пытаясь понять, куда попал, не поворачивая головы, скользнул взглядом по сторонам и подумал, что бредит. В кресле рядом с кроватью, раскинувшись, дремал Яир. Исхудавший и от этого еще более лопоухий. На левой щеке мага лиловели свежие шрамы ожога, сползающие толстыми рубцами на шею и плечо, а светлые волосы, скрученные и опаленные огнем, торчали неровными клоками.

Эли слабо шевельнул рукой, Яир тут же отреагировал – вскинулся, расцвел счастливой улыбкой:

– Грэзу, сволочь рыжая, очнулся!

«Не померещилось», – отстраненно подумал Грэзу, еще не до конца осознав и приняв тот факт, что сгинувший друг неожиданно ожил. Хотя вот Эли сам вроде бы тоже умер.

– Яир? – ответно шевельнул губами, спрашивая одним словом про все сразу: – Откуда…

Маг, нахмурившись, прикрыл ладонью шею.

– Грэзу, я должен тебе кое-что рассказать. О пророчице. – Облизал губы и замолчал, растеряв всю решимость в последний момент.

Грэзу не стал торопить товарища, вспоминая встречу с Иской у озера. Эли с удовольствием посчитал бы все бредом, но не позволил: жизнь в обмане – это не жизнь, а прозябание без уважения к самому себе.

– Не тяни, не околею от правды, – поняв, что молчание затягивается, подопнул мага.

Яир, кивнув, принялся за невеселое повествование. Грэзу слушал и с каждым словом становился все мрачнее. Он нутром, потрохами почувствовал – побратим не врет, рассказывая о смерти своей боулу, об Айелет, об Ансуре, о вампирах, о Восточном Зифе. Эта новая правда прокатилась по Грэзу мощным селем, буквально расплющив, раскатав по камушку все то, на что он опирался в часы сомнений, оставив за собой отвратительную грязь.

Когда же речь зашла о клятве Ансуре, Грэзу равнодушно поинтересовался:

– Почему меня не добили?

Причин, по которым хозяин Яира оставил пленника в живых, Грэзу не видел. Даже если этот Лирой и вправду не демон, а какой-то божок.

Маг нахмурился.

– Ты брат мне, забыл? – И снова понизил голос почти до шепота: – Скоро Дюс придет. Поговорить. Ты не кидайся больше на него. Он лучше многих сирин и не враг нам.

Эли усмехнулся – придет, значит… значит, еще ничего не решено… значит, о будущем думать рано – и погрузился в ожидание.

Победа чужих богов ничего не изменила: во сне Грэзу как прежде несся в снеговых тучах вместе с северным ветром, ловил отражение молний гладкой поверхностью клинков. Правда, теперь такая участь представлялась насмешкой, бесполезной и никому не нужной жертвой. Бесстрашного командира седьмого майджа накрыло серой волной апатии. После разговора с Ансуре, Грэзу больше не мог цепляться за развалины собственной правоты. Он четко осознал, что жил совершенно зря – ни для кого, – предав не только Иску, но даже себя.

Демон, оставив Грэзу целых три дня болтаться в неведенье цветком в проруби, явился уставший и недовольный в компании темноволосого сирин и… вампира! Бесцеремонно, не здороваясь, уселся в кресло, подпер щеку кулаком и лениво что-то рыкнул.

– Ну и что прикажешь теперь с тобой делать? – перевел сирин.

Эли промолчал, не в силах отвести взгляд от упыря. Находиться с ним рядом было невыносимо: во рту пересохло, а пальцы свело судорогой от невозможности свернуть кровососу шею. Тот уловил эмоции пленника: уголки губ тронула едва заметная усмешка.

Неизвестно, насколько затянулось бы напряженное молчание, если бы не Ансуре, который пощелкал пальцами, привлекая к себе внимание пленника.

Грэзу с трудом вспомнил, что это от него ждут ответа.

– Хочешь меня убить? – то ли спросил, то ли предложил юноша.

Ансуре вскинул руку, останавливая толмача, и сам заговорил на божественном языке, даже чище, чем перебежчик сирин.

– По-прежнему мечтаешь уничтожить меня, Эли Ни, или сам желаешь умереть?

Грезу задумался. Ненависть к Ансуре ушла после рассказа Яира, а может быть, еще раньше. Его сменила горечь опустошения от бессмысленности происходящего и невозможности хоть что-то изменить.

– Не мечтаю, – ответил только на первый вопрос юноша, на второй он ответить не мог: не определился еще. Будущее представлялось дорогой, ныряющей в густой туман, и Грэзу не был уверен, что хочет в него входить, как бы малодушно это ни звучало.

Ансуре насмешливо хмыкнул, а у Грэзу буквально язык зачесался обложить демона или кто он там, вывести из себя, стереть с лица снисходительную ухмылку, но вместо этого Эли спросил:

– Ты победил наших богов?

Ансуре устало потер глаза, пробурчал что-то на своем языке и снова глянул на Грэзу:

– Делать богам больше нечего, только друг с другом драться. Да и…

Хотел что-то добавить, но, запнувшись, безнадежно махнул рукой. Видно, решил, что его не поймут.

– Верьте во что хотите. Все равно результат один: умных больше не станет, а дураков не убавится.

Ансуре пристально посмотрел на Грэзу:

– Но кое-что все-таки тебе подскажу. Те, кого ты считаешь свитой Борра, к богам отношения не имеют. Они всего лишь призраки. После смерти ты попадешь в их свору, увы. Если не изменишься.

И ушел, ничего не объяснив.

Эли устало откинулся на подушку, закрыл глаза. Встреча с главным врагом не дала ничего. Аб-со-лют-но. Демон не стал решать за Грэзу. А он, в свою очередь, не определился с будущим. Домой в деревню юноша возвращаться не хотел. Чувствовал, что не выдержит, сойдет с ума рано или поздно. Вернее – сведут. Призраки, которые даже во сне не отставали. Быть и дальше командиром майджа Грэзу категорически не желал – не хотел окончательно и бесповоротно превращаться в цепного пса.

Получалось, мирная жизнь не принимала Эли Грэзу, а военную теперь страстно, до спазмов в желудке и вкуса желчи на языке ненавидел Эли Ни. Третьего пути для себя юноша не видел.

Когда Грэзу разрешили ходить, он поклялся, что не станет вредить хозяевам Пустоши. Без всякой магии поклялся. Вампир смерил Эли долгим взглядом, но требовать большего не стал. Пока не стал. Лишь обронил:

– Рассчитываю на ваше благоразумие, молодой человек. Надеюсь, вы понимаете, что ответственность за ваши поступки в первую очередь ляжет на Яира, как на поручителя. Можете оставаться в Азале до полного выздоровления, но постарайтесь не злоупотреблять моим доверием.

Грэзу в ответ кивнул. Ему все еще было сложно находиться рядом с вампирами. Пусть они придумали себе мудреное название, а Яир и сирин Агаи в голос уверяли, что твари контролируют себя не хуже прочих разумных существ, для Грэзу этернус все равно оставались поганой нежитью. Самое большее, что ему пока удавалось, – сохранять спокойное выражение лица, и то с большим трудом. Стоило вампирам оказаться рядом с юношей, как у него пересыхало в горле, мышцы каменели, а перед глазами плыли красные пятна. Конечно, можно было бы улететь прочь, но… Грэзу оттягивал. Он чувствовал, что должен определиться с судьбой именно здесь, в месте, перевернувшем мир с ног на голову.

Чтобы не мозолить глаза вампирам и самому не искушаться их близостью, Эли улетал каждое утро на одинокий камень, пупырем торчавший из воды, и просиживал там до вечера в компании с Вэлвилем. Побратимы почти не разговаривали: Эли молчал, а его бесшабашный друг бездумно валялся рядом – отсыпался. Выглядел он неважно. Изредка к их компании присоединялся Яир, но ненадолго: не проходило и четверти часа, как маг начинал ерзать, вздыхать и оглядываться на город. Видно было, что его разрывают два чувства: страх обидеть друзей и желание удрать от них в замок.

В один из таких дней Вэлвиль не выдержал и вспылил:

– Медом тебе там намазано, что ли?! Бежишь от нас, как нежить от серебра.

Маг поднял в примирительном жесте руки и смущенно улыбнулся:

– Не обижайся, Вэл. Просто мы с Андру сейчас работаем над летучим кораблем, а это так интересно. Просто невероятно интересно!

– Над чем? – поднял недоверчивый взгляд на друга Грэзу, решив, что ему почудилось.

– Над большой лодкой, которая могла бы летать по воздуху, – как ребенку, объяснил Яир. – Никак не сообразим, как сделать ее независимой от ветра и непогоды. Князь обещал, что, если все получится, он отправит экспедицию на другой материк через океан. Андру рассказывал такие невероятные вещи об этом месте, что я готов напроситься на летучий корабль хоть заклинателем погоды!

Грэзу неожиданно для себя и друзей решительно мотнул головой:

– Можно посмотреть на эту штуку?

– И мне? – тут же встрял Вэлвиль.

Яир недоверчиво моргнул и расплылся в широкой улыбке:

– Я спрошу у его светлости. Думаю, он не откажет.

Пожевал в задумчивости губу и снова улыбнулся, уже мечтательно:

– А может, и вы со мной тоже на этом корабле?

– Грэзу, давай, а?! – резко приподнялся на локте Вэлвиль. – Все равно мне дома жизни не будет!

Эта горячая просьба заставила Эли пристальнее всмотреться в лицо товарища.

– Рехнусь или убьюсь, – прозвучало негромко и устало.

Грэзу вздрогнул от понимания – не шутит: в глазах побратима плавились черная тоска и… страх. Страх, которого Вэлвиль не знал, даже в самые опасные моменты схваток! И боялся он вовсе не того, что может с ним случиться при жизни. Смерть – всего лишь краткий миг перед перерождением, так сказано в учении Юссы. Но только не для них… Не для Грэзу с Вэлвилем. Невидимая стая, закогтившая души побратимов, лишила их даже такой надежды. Бесконечное сумасшествие в кровавой мути – что может быть хуже? Только остаться с этим наедине без поддержки. Поэтому Вэлвиль пойдет за бывшим крестьянином, даже если тот предложит свернуть рога демонам преисподней. Но сам напрашиваться не будет – гордость не даст.

Эли покосился на друга и задумчиво покусал губу.

Летучий корабль… Ни на земле, ни на небе… Возможно, самое подходящее место для таких, как они?

– Мне нравится твоя идея, Яир. Пойдем, Вэлвиль, поговорим с кровососом.

Однако что все-таки делать с пленником?

Историю парня я уже знал. Воин, любовник пророчицы, фанатик похлеще Агаи, заслуживший безрассудством и бесстрашием кличку Шалый и… одна из тех самых невинных жертв, тяжелым жерновом висящих на не особо чистых душах двух ангелов.

– Может, клятву? – неуверенно предложил Яир, ковыряя ложкой в тарелке, прямо как Морра.

– У меня так скоро личная гвардия из блаженных наберется, – поморщился я от «заманчивых» перспектив и хмыкнул: – Яир, а ты уверен, что твой Грэзу вообще примет такую клятву? По мне, он скорее удавится. Проще этого болвана выставить за ворота. Пусть катится на все четыре стороны, заодно приятеля татуированного прихватит, иначе тот скоро в лесу гнездо совьет. Кстати, объясни ему, что летать над городом – не самая лучшая идея. Еще раз появится – пристрелят. Если хочет друга увидеть, пусть просит разрешения у князя.

Второй побратим Яира не бросил товарищей и не растворился в небе вместе с войском сирин. Он прочно обжился в ближайшем лесочке и каждый день нарезал круги над Азалой, дожидаясь вестей от Яира. Мальчишке я общаться с ним не запретил: чем накручивать себя глупыми домыслами, пусть лучше узнает из первых уст, что происходит с рыжим. Побратимы мага еще при жизни умудрились попасть в неупокоенные. Теперь как бы их ни захоронили, какие бы обряды ни провели, а дорога в царство мертвых парням заказана. Неспокойная жизнь призраков – вот их удел. Притом не простых призраков, а бродяг, которых притягивают кровь и смерть.

– Дюс, а может, все-таки поставите условием клятву? И Грэзу и Вэлвилю, – прошептал Андру.

Спрашивать у вампира, на кой ляд ему сдались эти юнцы, было пустым делом. Скорее всего, он сам пока не знал. В изворотливом уме правителя нежити постоянно бродили смутные идеи, которые позже выливались в бредовые. Или гениальные. Уж не знаю, что точнее. Скорее всего, второе, потому что почти все они в итоге так или иначе приносили выгоду правителю нежити.

Я вспомнил, как пленник жег князя мрачным взглядом, и мысленно поморщился. Вот ведь упрямец… прекрасно понимает, что ходит по острию ножа, и даже пальцем не шевелит, чтобы выпросить пощаду. Интересно – гордость мешает или просто не хочет жить? Неправильная у рыжего кличка: не шалый он, а дурной. Правда, эта дурость все-таки вызывает некоторое уважение. Она похожа на безрассудную гордость знаменосца, который отказывается отдавать стяг даже после того, как его полк сдался.

– Вы только подумайте, Дюс, как нам нужны свои… люди среди сирин. Кто знает, что им взбредет лет эдак через двадцать, – продолжил гнуть свое вампир.

– Ваши опасения беспочвенны, Андру, на ближайшие лет эдак пятьдесят, – передразнил я хитроумного интригана. – И вы это прекрасно знаете.

После небольшого представления, которое я устроил на встрече с главнокомандующим сирин и царем кочевников, Пустошь превратилась из Проклятых в Запретные земли, нарушение границ которых грозило суровым наказанием ослушникам. Даже курута Афиза предстояло вернуться на родину другим путем – через океан. Хотя Афиз вообще не собирался возвращаться. После коронации Лаланна часть курута отправится в Дикие земли, часть – останется в личной королевской гвардии Риса, остальные, с Афизом во главе, прокатятся грозной лавиной через Ингахию и растворятся среди народов южного континента. Молодой царь мечтал стать легендой для своего народа: он ею станет. Сирин же предстояло осваивать Сырт. Выковыривать их оттуда уже не имело смысла, да и некому было. Я вмешиваться не мог, к тому же не считал правильным: дети Верховного жить мирно не умели, государства появлялись и росли, как грибы, чтобы в один прекрасный момент рассыпаться в труху, оставив после себя другие царства. Так было, так будет, и не мне этот закон отменять. Бывшее Хогарское княжество станет новой родиной крылатых. Местом, где они будут учиться ладить с людьми. А люди – с ними. Научатся – придет время той самой империи, о которой грезила пророчица. Если же рабство останется – то уже через триста лет придется сирин снова искать защиты за высокими хребтами.

Я с головой ушел в раздумья. Вероятное будущее, изменчивое, мерцающее, разворачивалось перед взглядом текучими, как вода, картинами. Не могу сказать, что я рад был вновь обретенному дару, уж слишком он напоминал проклятие.

– Дюс, позволите задать вам один… ммм… деликатный вопрос? – вытянул меня из зыбких видений правитель нежити и, дождавшись кивка, сказал: – Узнали что-то об отце?

Вот же любознательный какой… Во все дыры нос сует. И как тот еще не отчекрыжили?

– А вот это, Андру, уже не ваше дело, – усмехнулся я в ответ.

Однако простым отказом сбить со «следа» вязкого, как хорошая гончая, вампира не получилось.

– Поскольку рассказывать не хотите, позвольте предположить… Я не ошибусь, если скажу, что вы – плод непорочного зачатия?

Эдхед то… Вот умник… Неудивительно, что пророчица тебе в свое время подписала смертный приговор.

Мне ничего не оставалось, как хмыкнуть и переключить всеобщее внимание на сирин, затихшего как мышь при появлении кота:

– Яир, ты ничего не хочешь нам показать?

– А стоит ли? – тихо спросил маг, недовольно стрельнув глазами в сторону этернус.

– Все равно узнает. Рано или поздно. Особенно если учесть, что Морра пока останется в Азале.

– Хотите, облегчу вашу участь? – почти пропел правитель нежити, заставив сирин нахохлиться, а меня – закашляться в кулак от смеха.

Неисправим, Мо шизане… Неисправим!

– Ну раз вам так нравится играть в «угадайку», милый юноша, то извольте, – не дождался ответа мага Андру. – У вас на руке появилась татуировка из предсказания. Вы жених нашей малышки и вероятный правитель Юндвари.

– Как вы узнали? Подглядывали?! – вскинулся мальчишка, непроизвольно ухватившись рукой за левое предплечье.

– Он попросил перевести, что говорит Морра, когда ты краснеешь, – подал голос Агаи, молчавший все это время. – А еще ты постоянно закатываешь рукав и пялишься на руку, когда думаешь, что никто не видит. Так что ты решил? Станешь бороться за власть, как Рис?

Большие уши мальчишки тут же налились красным цветом. Он скомкал скатерть и угрюмо обронил:

– Как вы себе это представляете? Думаете, стоит показать знак – и нас тут же коронуют? Да скорее уж по-тихому убьют! Там сейчас такая грызня начнется…

А вот тут белобрысый прав. Провидицы больше нет. Без кнута видений начнется жесткая игра, в итоге которой рано или поздно у власти останется единственный выживший. И если Морру благодаря ее дару и нежному возрасту еще могут сделать игровой фигурой, то Яира сразу пустят в расход. Слишком упрям, слишком правилен, слишком независим. Даже если друзья решат помочь, все равно шансов фактически нет. Разве что этот Грэзу впряжется и подомнет под себя армию. Это вполне ему по силам. Особенно если рядом останется второй, Вэлвиль. Вот тогда… лет эдак через двадцать… Смогут. Вот только захотят ли?

– Ваш народ, вам и решать, как все будет, – очень тихо и очень серьезно сказал правитель нежити.

Мальчишка в ответ промолчал, только оглянулся на соплеменника. Агаи в ответ на этот взгляд вздохнул. Жизнь хорошо настучала бывшему аптекарю по лбу. Настолько, что он уже не кидался с ходу спасать миры и отстаивать свои идеалы. Хотя, скорее всего, это было временным явлением. Теперь, когда эйфория победы прошла, все мысли и желания мага были связаны с противоядием и Танитой. Я Агаи понимал. Сам такой. Верховный подарил мне шанс, оставалось им воспользоваться. Но сначала требовалось уладить самые срочные дела и… подумать. Как следует подумать. «Не пожалей» – слишком явное предостережение. Божественное, чума его забери. Одно похожее я мимо ушей пропустил, за что сейчас и расхлебываюсь.

Скрипнула дверь, в комнату ворвалась Морра, за ней, едва поспевая, зашла невеселая Феара. Женщина осталась в Азале, Рис не взял ее с собой. У королей нет права на любовь, которая не приносит выгоду.

– Дюс, Агаи, кататься, лошадки! – заявила девочка, но на руки полезла к Яиру. Мальчишка привычно покраснел, улыбнулся через силу и осторожно придержал малышку, чтобы не упала. Напророченная невеста у Яира пока ничего, кроме досады и смущения, не вызывала. Парень по-прежнему грустил об убитой возлюбленной, хотя ответственность за Морру и необходимость ее защищать все-таки чувствовал.

– Если его светлость разрешит, – кивнул я в сторону вампира и посмотрел на Яира: – А ты… слетай к братьям. Покажи им знак.

– Они уже видели, – тихо сказал Яир.

– И? – заинтересованно прищурился князь.

Сирин болезненно поморщился:

– Вэлвиль сказал, что все предсказания – дерьмо, а пророки…

Парень покосился на девочку и не договорил, перескочил на другое:

– Ваша светлость, знаете, мы нашли в вашей библиотеке один интересный рисунок. Посмотрите? Мне кажется, он решит нашу проблему с парусами. Возможно, мы вообще обойдемся без них.

Вампир тут же подхватился:

– Неужели? Кажется, я догадываюсь, о чем идет речь.

Повеселевший Яир охотно вскочил и поспешил следом за алхимиком:

– Я отдал его Реми. Он обещал сделать к утру рабочую модель в масштабе один к двадцати.

– Реми! Игрушки! Идем! – обрадованно дернула «жениха» за волосы Морра.

– Увидимся позже, – поклонился мне Андру и попрекнул замешкавшегося мага: – Поторопитесь, юноша, не привыкайте попусту тратить драгоценное время.

Физиономия вампира буквально светилась от предвкушения новой забавы.

Правильно говорят: старый, что малый, только игрушки другие. Правитель нежити полностью оправдал поговорку. Стоило враждебной орде рассеяться, как он быстренько разогнал своих подопечных, отправив одних восстанавливать замки, других – помогать Рису, а сам как ни в чем не бывало занялся новой игрушкой – летучим кораблем. Да еще подбил на это безобразие Яира. Даже нелюдимый Грэзу с верным Вэлвилем и те в итоге перебрались в мастерскую. Мне кажется, во взгляде рыжего появилась надежда. Слабая, неуверенная, но надежда. Не на счастье, просто на что-то лучшее, чем бессрочное скитание вместе с душами проклятых. Юноша много времени провел в раздумьях: сначала с утра до вечера просиживал на берегу озера, а затем в один прекрасный день явился в лабораторию к Реми, да так и не ушел.

Я хмыкнул – еще бы мальчишка ушел… Андру теперь каждый день соловьем разливался перед крылатой троицей, рассказывая сказки про дальние страны. И ведь почти не врал, подлец. Так… всего лишь немного приукрашивал.

– Дюс… – вырвал меня из раздумий знакомый голос.

– Дюс, – снова, уже совсем нерешительно прошептал Агаи.

– Ладно тебе, что телишься. Спрашивай, что хотел.

– Если ты бог – то, наверное, можешь вылечить Таниту? Ведь можешь? – выдохнул маг и затаил дыхание.

– Я не бог. К всеобщему счастью, – поморщился я и вздохнул: – Сам вылечишь, только флягу для противоядия принеси.

– Сейчас? Сюда? – боясь поверить собственным ушам, прошептал маг.

Я немного полюбовался на напряженную, недоверчивую физиономию аптекаря.

– Сюда и сейчас.

Мне не удалось удержаться от усмешки. По правде говоря, Агаи держался молодцом. Прежде чем обратиться с просьбой, он ждал больше месяца. Экспериментировал с ядами, с магией, уморил демон знает сколько мелкой живности, но цели так и не достиг. Притом уверен: спроси я мальчишку, почему он это делает, наверняка получил бы в ответ что-то такое: «Хочу, чтобы не только у Таниты была возможность выжить». Да, это было бы вполне в его духе. Поспорить с кем-нибудь на такой исход, что ли? Так ведь не станут, пройдохи, участвовать в заведомо проигрышном деле.

– Вот!

Мне на колени упала небольшая фляга из серебристого металла. Судя по легкости – из легатума. Аптекарь успел сбегать к Андру.

– Сейчас наколдуешь?

– Агаи, тебе рассказывали в детстве сказки о живой и мертвой воде? – Я тщательно осмотрел фляжку. Да, более надежной и подходящей тары для бесценного противоядия не найти.

– Озеро, да? – почему-то шепотом спросил сирин. – И получить ее могут только смельчаки с чистой душой?

Я снова усмехнулся – вот уж не про меня.

– Значит, все-таки рассказывали. Только ни смелость, ни душа тут не пригодятся, так что не вздумай сунуть в озеро руки. Заново не отрастут.

Озеро встретило нас все тем же неподвижным, зеркальным спокойствием. Я вгляделся в его непрозрачную на первый взгляд поверхность. Теперь водоем казался кипящим котлом, из которого, клокоча, выливалась через край бурлящая энергия. Она могла с одинаковым успехом подарить как жизнь, так и смерть.

«И воздастся просящему» – кажется, так написано в человеческих книгах. О да, в этом месте воздаяние приходит в ответ на мысли и просьбы.

Я зачерпнул вязкой жидкости, закрутил пробку и протянул сосуд Агаи:

– Когда отправишься за женой, болезный? Завтра?

Маг медленно помотал головой:

– Нет! Я уже договорился с ребятами и его светлостью, что мы отправимся за Танитой и сыном Грэзу вместе – на летучем корабле.

И в ответ на мой удивленный взгляд пояснил:

– Не хочу рисковать. Не хочу потерять ее еще раз из-за собственного эгоизма. Мало ли какие опасности могут подстерегать в дороге. И тебя рядом не будет. Или… пойдешь?

Маг с надеждой посмотрел на меня.

– Нет уж. Не маленькие, сами справитесь. Только отвар успокаивающий сварить не забудь. Ты же знаешь, как мужская компания на твою кошку действует. А тут не просто мужики – с крыльями. Если судить по тебе, то рош-мах к птичкам неравнодушна.

Юноша нахмурился, сунул флягу за пазуху и вздохнул:

– Спасибо, что напомнил.

Я, уже в открытую посмеиваясь, похлопал бедолагу по плечу:

– Ничего, влюбленным и пьяницам – море по колено. Справишься. А Таните передай – пусть от тебя рожает и не трясется. Верховному она по душе, поможет. Он у нас как Андру – тот еще экспериментатор.

Сирин недоверчиво моргнул, расцвел счастливой улыбкой и от переизбытка чувств рванул к стене, правда, тут же остановился:

– А ты сам как?

– А я скоро уйду.

Аптекарь прерывисто вздохнул:

– Совсем?

Я лишь пожал плечами. Ответ на этот вопрос был пока неизвестен.

Через несколько дней маг и правитель нежити проводили меня до ворот Азалы. За мной на поводе, обреченно повесив голову, брел красивый мышастый конек – подарок князя.

– До встречи, Дюс, – уверенно заявил Андру.

– До встречи, – кивнул я ему в ответ. В том, что наши пути еще пересекутся, я не сомневался.

Агаи ничего не сказал, только долго и крепко жал на прощанье руку. Его лицо почти окаменело от осознания торжественности момента. Чтобы разбить эту глупую маску, я наклонился к уху мага:

– Не забудь, что ты мне еще должен две тысячи золотых. Правда, раз до Юндвари мы так и не добрались, так и быть, скошу тебе половину.

И, не оглядываясь, вышел за ворота.

– Помните, вы обещали мне игристое в обмен на сидр! – услышал я вдогонку и негромко рассмеялся. Все-таки хитрая бестия этот упырь. Из любой ситуации пытается выжать выгоду.

Кривобокую избушку я увидел сразу, стоило подойти к краю поляны. Отшельник тщательно ее обкосил: так, чтобы даже у мелкой нежити не осталось шанса спрятаться в густой траве от солнца. А чтобы добро не пропадало даром, сметал небольшой стог сена, с которого, как стражник в дозоре, меня разглядывала безрогая риволийская коза. Кажется, приятель решил побаловать себя молоком. Убийство живого существа ради мяса его не прельщало. Я привычно настрелял по дороге кроликов, которых так много расплодилось в этом году. Ведь от дичи, добытой чужими руками, Унн не отказывался никогда, объясняя, что исправить и очистить от скверны убийства весь мир он все равно не в состоянии. Философ доморощенный, Мо шизане.

Хозяин избушки обнаружился в огороде, где он возился с ульем.

Не желая дразнить чужим запахом кусачих насекомых, я остановился поодаль.

– Это ты к чему пчел завел? Фонарникам на прокорм? – поинтересовался я вместо приветствия и лишь потом поздоровался: – Доброго дня тебе, Унн. Приютишь странника?

Отшельник не спеша повернулся:

– Пришел, значит.

Голубые круглые глазки смерили меня цепким взглядом и остановились на тушках кроликов.

– И вкуса к охоте не растерял. Ну что же… устраивайся. Я подойду, когда закончу с делами.

Отшельник снова повернулся спиной. Я, закинув в дом заплечный мешок, закатал рукава и принялся свежевать добычу. Вскоре ко мне присоединился Унн. Пока я возился с обедом, он занимался обработкой шкурок. Не могу сказать, что мех летнего кролика – ценная добыча, но все-таки лучше, чем ничего; в хозяйстве пригодится. Занимались каждый своим делом, не открывая ртов. Да я и не говорить пришел. Мне нужно было другое. Посмотреть и понять, как Унн живет. По-новому посмотреть. Зная то, что знаю.

Ужинали мы тоже в абсолютном молчании. Унн активно двигал челюстями, я налегал на вино, которое прихватил из Азалы. Хотелось напиться по-черному. Мне это давно требовалось, просто позволить себе не мог. И так репутация хуже, чем у последнего демона.

А еще я пришел к Унну, чтобы сделать окончательный выбор. На самом деле… я его уже сделал. Оставалось только подтвердить свою правоту.

– Покажешь? – впервые за вечер разорвал молчание Унн, вытаскивая меня из невеселых раздумий. Я проследил за его взглядом и обнаружил, что сжимаю в руке прозрачный кабошон, дотрагиваться до которого стало привычкой. Теплота божественного дара успокаивала, утешала и исцеляла душу, а еще – грела надеждой на счастье. На маленькое личное счастье: без подвигов, сражений, злодеев и героев, которое начинаешь ценить, только нахлебавшись дерьма.

Я неохотно вытащил из-за пазухи артефакт. Камушек закачался на тонкой цепочке, и на тщательно выскобленной поверхности стола заиграли легкие радужные блики.

Отшельник, бросив на украшение мимолетный взгляд, невыразительно поинтересовался:

– Ты за советом пришел?

– Нет. Хочу спросить, как ты все это пережил. Как простил себя.

Отшельник усмехнулся:

– А кто сказал, что простил? Сам знаешь, память не позволит.

Я кивнул. Абсолютная память – тяжкое наказание. Как и вечная жизнь.

– Почему не вернулся? Грехи не позволяют? Или… не мог умереть, пока она жива?

– Ты всегда был жестким, Привратник. Умел бить по больному. Рад, что ты это умение не растерял, – смерил меня тяжелым взглядом бывший небесный воин. Первый, кого не устроил существующий мир и его обитатели. Только, в отличие от меня, Унн, жалея, мечтал сделать их лучше. Пусть даже через кровь и боль. Вот только самый милосердный из сонма ангелов забыл или захотел забыть, что сделать добро насильно нельзя. Насильно можно только искалечить.

– Недостаточно жестким, чтобы разнести в пух и прах этот мир, – проворчал я в ответ на обвинение и добавил: – Айелет мертва, Унн. Я убил ее своими руками.

– Знаю, – вылез из-за стола отшельник, чтобы вернуться в обнимку с большой бутылью. Глядя на нее, я понял – приятель удостоил меня чести утешиться самым крепким пойлом из существующих. Помнится, в бытность человеком мне хватало кружки, чтобы отключиться.

– Теперь вернешься?

– Куда мне… калеке. Сам сказал – грехи не позволят. Тяжеловаты они для небес. Я уж как-нибудь тут. Привык за тысячу лет. Да и не по силам мне непреходящее блаженство. Сердце сожжет.

Я кивнул: именно так! Каждому по делам и за грехи его. Воздастся. Уже воздается. Мне тоже предстоит тысяча лет одиночества, разбавленного редкими встречами, затемненного смертью немногочисленных друзей. Но это потом… а сейчас…

Я выбрался из-за стола, ощущая себя до отвращения трезвым. Слишком трезвым для того, что собирался сделать. Выходить из дома было необязательно, но мне захотелось сделать это под открытым небом. Унн за мной не пошел, понял, что будет лишним.

Пустошь погрузилась в чернильный мрак, лишь редкие фонарники мелькали под пологом леса. Я оборвал цепочку, прижал к губам драгоценный дар, запоминая тепло и прощаясь, на мгновение крепко сжал кабошон, а затем раскрыл ладонь и прошептал:

– Я тебя отпускаю.

Наверно, я дурак. Кретин безмозглый. Урод. Амулет позволил бы перемещать душу любимой в другие тела. Вот только… Там, за стеной, сидел тот, кто это однажды сделал. И ему было намного горше, чем мне, потому что это его усилиями любимая женщина стала монстром. Его желанием не отпускать, заставить выжить любой ценой. Тогда бывшему ангелу казалось, что это допустимо. Мне же… Правило «жизнь за жизнь» годится лишь для врагов и любимых. Замена меняет душу, корежит ее. Я готов был в любой момент отдать свою жизнь за жизнь Эрхены, но рисковать превращением ее в подобие безумной Айелет только из-за собственной тоски… слишком дорогая цена за короткое счастье!

Ладонь обожгло резкой болью: я надрезал кожу. Выступившая кровь смочила камень, зашипела мелкими пузырями. Артефакт покрылся трещинами и разлетелся, оставив после себя маленький, размером не больше грецкого ореха, светящийся шар. Он медленно скользнул к моей щеке, как погладил, и… исчез.

Вот и все.

В доме меня ждали полная кружка и молчаливый, мрачный хозяин. За то время, что мы просидели за столом, ни Унн, ни я не проронили ни слова. Не о чем нам было говорить. Когда же вино подступило к горлу, я кое-как добрался до лежанки, рухнул на нее и отрубился. Очнулся только утром. От того, что меня гладили по щеке. И первое, что увидел, было бледное лицо. Лицо, которое создатель забыл раскрасить, прорисовав лишь красивые карие глаза.

«Сон во сне», – мелькнуло в голове. Я потянулся, дотронулся до щеки столь дорогого мне видения, ощутил гладкую и нежную кожу.

– Кегемара, – выдохнул глубокий бархатный голос, заставив меня вскинуться и окончательно проснуться.

Сукин ты сын, Верховный… Ну какой ты все-таки сукин сын!