Глава 9
Из сладкого забвения сна меня вырвал противный пищащий звук. Застонала, зажмурившись. Если утро и наступило, то сейчас явно рассветная рань. И если встану так рано, вялой буду весь день. Вот уже, как во время мигрени, в голове раздается сердцебиение: ритмичное, мощное, громкое и очень неестественное для меня. Мое сердце так не бухает, и даже во время бега так не заходится. Решено… спать срочно! Или досыпать?
Сжав подушку и потеревшись о нее щекой, подсознательно отметила, что засыпала я с перьевым изделием в руках и на мягком матрасе, а теперь моего лица касается шерсть и подо мной отнюдь не пружинистая поверхность, а мерно вздымающаяся твердь. Тут что-то не так.
Я подняла голову и постаралась разлепить глаза.
— Проснулась? — Теплое дыхание коснулось моей макушки. — Это хорошо, в доме охранка сработала. Надо проверить.
Голос кажется знакомым, несмотря на сонную хрипотцу, но в то же время ему чего-то не хватает, то ли лукавства, то ли ехидства. Отпустила подушку и одной рукой потерла глаза. Вставать не хочу, но, видимо, придется.
— А я-то думал, что ты так лишь с одеялом спишь. — Веселый хмык и замечание с улыбкой: — Ан нет, приятно бывает ошибиться. Ты, к слову, не замерзаешь, когда вот так сворачиваешься?
— Что? — спросила зевая. Голос точно знакомый, но о чем он вопрошает, мне совсем неизвестно. А в это мгновение тепло, что грело мою спину, медленно опустилось с лопаток и поясницы на… тазовую часть.
— Спрашиваю, тебе тут не холодно?
— …не-а-а, — ощущая расслабленность во всем теле, сладко зевнула, прошептав: — Сейчас нет.
— Сейчас понятное дело!
И вот на той, самой замерзшей области я неожиданно почувствовала сжатие невероятно горячих рук, а вместе с ним узнала и голос. Профессор! Глаза распахнулись мгновенно, и в горле пересохло. От улыбки, которая расцвела на лице девятого. Надо сказать, весьма нахальной улыбки на близко находящемся от меня лице.
— Что вы тут делаете? — просипела я, краснея с ног до головы.
— Переживаю приступ вашего сонного поползновения, — ухмыльнулся он еще шире и добавил с усмешкой: — Не верите? Посмотрите на свои руки, а затем на ноги и после на общую композицию, в которой вы беззастенчиво залезли на меня.
Посмотрела, осознала и… Я не знаю, что он прочитал в моих глазах, но следующее его предложение было весьма рациональным:
— Ирэн? Ирэн, не горячитесь! Давайте обойдемся без истерик, обмороков, пощечин и смертоубийства. Сейчас я аккуратно уберу руки от вас, а вы спокойно освободите меня. Хорошо?
— Хорошо, — ответила сухо.
Но спокойно освободить его не получилось…
Возле нас что-то вновь засветилось и запищало, и я слетела с профессора, явно чем-то ему навредив. Дейр кривился, как от зубной боли, и держался за нос и за грудь, а я спешно облачалась в халат, не зная, куда смотреть. На кровать, где стонет девятый, на кресло, которое украшает его рубашка, на зеркало, в котором я застыла растрепанной фурией, или в окно… А там по снежной дорожке к дому шли двое неизвестных мне людей: леди со светлыми кудрями, выбивающимися из-под модной шляпки, и светлоглазый мужчина, который, подняв взгляд на верхние этажи дома, вдруг просиял заразительной улыбкой Лесски.
— О Всевышний!
— Ну, что еще? — прорычал с трудом поднявшийся с постели профессор.
— Кажется, это ваши родители, — указала рукой на посетителей, пересекающих двор.
— В такую рань моя матушка вряд ли явится, — отмахнулся он беззаботно. — К тому же дом закрыт…
— Хотелось бы верить, — я кивнула на часы, — но сейчас девять утра, и будь дом вами заперт, я бы не вывела среди ночи леди Эвению Ритшао.
— Что? — Стихийник сел на кровати, осоловело глядя перед собой. — Почему же я не услышал сигнала?
— Быть может, потому, что на комнате глухой полог, — не скрывая ехидцы, предположила я.
— Забыл! — Девятый пересек спальню, нашел за креслом свой сюртук и выудил черную монетку из кармана. Легкое нажатие на артефакт, и комната наполнилась внешними звуками, в том числе и возмущенным женским голосом, звучащим в глубине дома:
— …Радос, почему ты смеешься? Это же лужи! Здесь был настоящий потоп…
Встревоженной даме ответили что-то примирительное, но она продолжила разгневанно говорить:
— Взрослый? Профессор-практик! Конечно же, знаю! Но посмотри, что он сделал в своем доме…
И столько интонаций в каждом слове, столько негодования, что всю сцену, происходящую внизу, можно было представить до мельчайших деталей. Увидеть, как миниатюрная женщина быстро переходит из одной комнаты в другую, взволнованно сжимая меховую муфточку в руках, а сзади нее медленно, безмятежно улыбаясь, идет мужчина, спокойно относящийся и к повышенной влажности в доме, и к волнению супруги. Но вот она решительно направляется к лестнице, и муж ее останавливает:
— Софи, прекрати… Будет лучше, если мы дождемся его внизу.
Лесски, удивленно застывший при этих словах, вдруг прорычал одно из матросских проклятий. Заметался по комнате, собирая свою одежду и через раз спотыкаясь о сапоги, брошенные здесь же. Ради спасения кожаных изделий пришлось их убрать с линии движения девятого, а затем передать их растерянному хозяину.
Припомнив вчерашнее утро, я спросила у стихийника с участием, как Ксил у меня:
— Что будете делать?
— Что делать? Что делать? — Профессор, крепко прижимающий к груди свои вещи, прислушался к происходящему за дверью и, услышав крадущиеся шаги, обреченно взвыл: — Почему сегодня? Зачем сейчас?
— Потому что, — не сдержала я улыбки и направилась в гардеробную.
— Проклятый Всенижний!
На причитания правообладателя я уже не обращала внимания, думая о том, как с родителями будет объясняться этот взрослый самостоятельный мужчина, который дрожит сейчас, словно осиновый лист. Интересно, с чего вдруг возник столь иррациональный страх? С виду родители благовоспитанны и вовсе не людоеды.
Сменив белье и облачившись в скромное серое платье, я вернулась в комнату, намереваясь привести себя в порядок и заправить кровать, и с удивлением обнаружила девятого все еще стоящим в спальне. Он не оделся и не причесался, более того, он побросал свои вещи на пол и теперь стоял, привалившись к двери и вцепившись в волосы.
— Профессор? Сэр Лесски? — подошла ближе, прислушалась к крадущимся шагам в коридоре и надсадному дыханию мужчины.
— Дейр, вам плохо?
— Нет, — прошептал он тихо.
— И правильно, — улыбнулась я, — судя по шагам, она уходит… Это же хорошо.
— Конечно, уходит, — тяжелый вздох, — ведь я сказал, что спущусь.
— В таком случае тревожиться не о чем. Вы можете спокойно одеться и выйти из комнаты. Они ждут встречи с вами.
— Они объяснения ждут.
— Какого? — спросила я. А вдруг правду скажет без присущей ему иронии? Любопытство не порок, особенно сейчас, когда девятый дезориентирован и выбит из привычного амплуа.
— Почему я позавчера пропустил семейный вечер, а вчера отказался от ужина.
— Вы работали… — пусть я из ночных его объяснений мало что помню, но в серьезности занятий профессора была уверена.
— Это не причина, — отмахнулся.
— Проводили сложный эксперимент.
— А это не повод… — скривился стихийник и развел руками.
— И что, по вашему мнению, будет достойным предлогом для отлынивания от сыновних обязательств? — сыронизировала я. — Смерть? Или, может, беспробудный сон?
— Девушка! — вдруг повеселел девятый правообладатель и одарил меня коварным взглядом: — Ирэна, вы подыграете мне! И это будет более чем приличная причина.
Я от удивления замерла, а он отмер и с несвойственной человеку скоростью начал одеваться. Удивительно было наблюдать, как одежда на нем разглаживается и выпрямляется, и даже пятна исчезают без следа — потрясающее зрелище, правда, не способное отвлечь меня от насущного вопроса.
— Простите, профессор, но… Девушка, как вы выразились, находящаяся в вашем доме с утра и без дуэньи, приличия предлогу не добавит, — холодно озвучила я свое мнение на данный счет. Пусть только попытается сказать иное.
— А невеста? — Он щелкнул пальцами, и жилет на нем застегнулся сам собой, а затем разгладился, как будто по ткани утюгом прошлись.
— Это будет еще более возмутительно! Лучше признайтесь в своем нежелании посетить родных.
Лесски скептически оглядел меня с ног до головы и не согласился:
— А чем плоха идея? — И по взмаху пальцев девятого, шейный платок идеальным узлом завязался на его шее. — Манеры у вас есть, все-таки дочь барона. И воспитание соответствует идеалу, осанка прямая, поступь гордая, речь внятная, внешность милая… — И улыбнулся, сказав словно бы по секрету: — Особенно когда спите.
Я возмутилась самой идее, а его уже было не остановить.
— Да, знаю, с хозяйственностью у вас проблемы. И генеральная уборка легко превращается в потоп, но этот минус мы исправим. — На стихийнике сам собой застегнулся сюртук, а затем и сапоги, начистившись до блеска, самостоятельно натянулись на ноги. — Так вы согласны?
— Я… — начала нерешительно, не зная, как отказать, чтоб не обидеть. И замолчала под его хитрым прищуром.
— Ваши условия, — процедил профессор и сложил руки на груди.
На самом деле условий не было, я хотела озвучить категоричное «нет» и избавить себя от нежелательной роли. Но, услышав его вопрос, задумалась. А что, если…
— Бессрочный допуск в вашу лабораторию, свободное использование ваших приборов, артефактов, реагентов и независимая исследовательская деятельность! — озвучила самый немыслимый вариант, на который ни один практик, пребывающий в здравом уме, не согласился бы.
— Не думаю, — начал говорить Лесски, и я снизила планку.
— Ограниченный допуск в лабораторию…
— И все же, Ирэна, я…
Ладно, еще чуть-чуть сделаем условие более реальным:
— Свободное использование приборов и только…
— Упрямая и своевольная, — заметил он с улыбкой и, проведя по волосам рукой, уложил их волосинка к волосинке. Стал точь-в-точь как на портрете: высокий лоб, открытый взгляд, нос с горбинкой, тонкие губы в чарующей улыбке, подбородок с ямочкой и высокие скулы. И все это в обрамлении светлых, чуть золотистых волос, искусно уложенных магией. Красивый, харизматичный, обаятельный, такому трудно не улыбнуться в ответ. Но я-то знаю: кто в переговорах поддается очарованию, тот заведомо проигравшая сторона!
— Да, упрямая, — подавила улыбку и вздернула носик. — И проводя эксперименты, я буду против мага-наблюдателя.
— В таком случае, — ответил девятый, — я соглашусь на ваш трехчасовой доступ раз в неделю, работу лишь с теми приборами, что стоят на столах, и экспериментальную практику под наблюдением Ксила.
От возникших перспектив я чуть не подпрыгнула до потолка. Его разрешение превысило мои ожидания в сотню раз, теперь главное не показать сущего восторга, охватившего меня, и сдержанно ответить: «Да». Вернее даже, сухо, чуть возмущенно ограничению, бесцветно сказать: «Да, сэр».
Но не успела я и рта открыть, как он добавил:
— Правда, согласие дам после проверки ваших способностей.
— Независимо от результатов? — тут же уточнила я. Все же если он увидит мои жалкие искорки, может и передумать.
— Независимо.
Сэр Лесски, вы попались, как дитя. И я улыбнулась, на этот раз не сдерживая ни коварного блеска в глазах, ни торжества. Увидев мое преображение, стихийник сглотнул и, прочистив горло, поинтересовался:
— Так это — да?
— Да! — воскликнула, радостно подпрыгнув, и тут же взяла себя в руки и приступила к вопросу со всей серьезностью: — Но разыгрывать мы будем следующее: вы отказались от ужина в кругу семьи, дабы организовать свидание с девушкой, которую рассматриваете в качестве невесты.
— То есть… — Дейр потянулся потереть затылок и на полпути остановил движение, спросив: — Вы не спуститесь сейчас со мной в холл?
— Нет. Я сейчас подойду к парадному входу и, как скромная честная девица из знатного рода, постучу в дверь.
— Зачем? — не понял он.
И в это мгновение холл огласил женский голос, вопрошающий: «Дейр, ты уснул, дорогой?»
— Затем. — Я развернула его и подтолкнула в направлении двери. — И не спрашивайте больше ни о чем, а доверьтесь мне.
Доверился, не спрашивая, и вышел из спальни. А я впервые за очень долгое время позволила себе преобразиться. Распустила волосы и собрала лишь верхние прядки у висков, подкрасила лицо, воспользовалась наконец-то любимыми духами, что так не подходили званию профессорской служки. Простенькое серое платье сменила на выходной наряд насыщенного синего цвета с тонкой серебряной вышивкой вдоль рукавов короткого жакета, а также на корсете и подоле самого платья. Тонкая батистовая рубашка под низ и самые теплые из имевшихся чулки и белье. Несмотря на наличие антиморозного слоя в моем плаще, я боялась замерзнуть.
Посмотревшись в зеркало, похвалила себя за находчивость и расторопность, прихватила сумочку, перчатки до локтя, затем, аккуратно прикрыв двери, спустилась к черному ходу первого этажа и… чуть не вышла из дома в тапочках. Помянув Всенижнего, была вынуждена вернуться. За сборами, беготней по лестницам и рассуждением, с чего начать свое явление, прошло не более пятнадцати минут. Обходя дом по кругу и проваливаясь на каждом шагу в глубокий снег, я очень надеялась, что за время моего отсутствия профессор не раскололся и мое представление еще актуально. В противном случае он будет просто-таки обязан воздать мне за ненужные труды и впустую растраченные силы.
Итак, выбравшись на центральную дорожку двора, я частично отряхнула плащ и платье от налипшего снега и направилась к главному входу. Шаг, еще шаг и еще… теперь лестница, ступеньки. Раз, два, три, четыре, пять. И сердце замирает, а дыхание обрывается, ведь в прошлый раз, войдя в эти двери, я круто изменила ход событий в своей жизни. Что же будет сейчас?
Стучусь и замираю, прикусив губу. В доме слышатся шаги с причмокивающим хлюпаньем по коврам, скрип половиц и…
— Дейр, мне так жаль! — Я кинулась на шею удивленного стихийника, причитая о том, что мир несправедлив и этот прекрасный день мы не сможем провести вдвоем.
— Ирэна? — В его голосе звучит изумление, недоверие и… не знаю, что еще, но продолжаю играть соответственно жанру.
— Ты только представь. — Окаменевшего от удивления девятого я через силу завела в холл и всплеснула руками: — Миссис Беррс в дороге стало плохо! Бедняжка побледнела, ее одолело головокружение…
Я описывала один из приступов, который при мне случался у тети Элеоноры. Несомненно, когда год назад она с семьей перебралась за океан, состояние ее здоровья улучшилось. Однако перепуг за нее все еще бродил в моей крови, напоминая о нелепой близости смерти. Наверное, поэтому я говорила дрожащим голосом и еле сдерживала подступившие слезы.
— Несомненно, я тут же приказала Милту отвезти ее к врачу. И пешком направилась сюда… — Тяжелый вздох, робкий взгляд в недоумевающие светло-голубые глаза девятого, дрожащая улыбка.
Профессор, ну скажите хоть что-нибудь! Почему вы стоите неподвижно и смотрите на меня с таким недоверием?! Неужели все самой разыгрывать?
— К счастью, — отступила от каменного идола имени Лесски, промокнула глаза заготовленным платочком, — я была всего в паре сотен метров отсюда. — Тяжелый вздох и чуть сиплое: — Понимаю, появляться здесь без компаньонки… поступок весьма предосудительный. Но я не хотела оставлять тебя в неведении и не намерена более рисковать здоровьем миссис Беррс. Сейчас же напишу папеньке и отправлю тетушку на острова.
А он ни слова.
— Ты молчишь? — Робкий вопрос и удивленный взгляд.
И стихийник медленно кивнул. Ну хоть что-то, хоть какое-то движение.
— Извини. — Беру руки правообладателя в свои ладошки, сжимаю их и, глядя в глаза, заверяю со всей возможной искренностью: — В следующий раз мы обязательно проведем день вместе. Я знаю, ты готовился, и поверь, я считала каждую минуту до встречи. Но… видимо, не судьба.
С учетом моих взволнованных интонаций и громких восклицаний, сцена встречи с самого начала должна была привлечь зрителей. А их все нет, и Лесски ведет себя неразумно. Мелькнула догадка. А вдруг родители профессора сейчас на кухне? Или, хуже того, давно ушли? И зря я тут «расстраиваюсь» из-за неудавшегося свидания.
— Дейр, — требовательно посмотрела на невменяемого девятого, — в чем дело?
Он сглотнул и, разлепив губы, наконец-то произнес:
— А я тут подумал…
Договорить не успел, его весьма жизнерадостным голосом перебили:
— Дейр, дорогой, ты нас не познакомишь?
Светловолосая кареглазая леди с мягкими чертами лица смотрела с любопытством. Она была всего в трех метрах от нас и, судя по взгляду, слышала всю инсценировку. Ее супруг находился на лестнице, ведущей в подвал. Выходит, они только что поднялись из кухни, а профессор не соизволил прервать мою речь и дослушал монолог до конца. Хотел вникнуть в ситуацию или впал в ступор?
Я посмотрела на него из-под ресниц и столкнулась со все еще недоуменным взглядом растерянного стихийника. Вникнуть-то вник, но до сих пор не пришел в себя. Придется, не выпадая из роли, его встряхнуть.
— Кто это? — воинственно взглянула на леди Лесски и повела себя как ревнивица. Удивленно и почти прилично возопив: — Это твоя… твоя лю…
— Ирэна, познакомься с моей матерью, — мягко и вовремя оборвал меня девятый.
Очнулся! А всего-то потребовалось потоком воздуха пробраться под сюртук профессора и уколоть его. Я с благодарностью во взгляде посмотрела на мага, а он даже улыбкой не ответил, нахмурился.
— Мама, папа, — продолжил он все тем же безжизненным голосом, — познакомьтесь с мисс Ирэной Адаллиер, моей…
И вот тут я поняла, что на следующих словах он вновь окаменеет, поспешила вмешаться и перебила стихийника:
— О Всевышний, леди Лесски, простите меня за мое заблуждение. Я, право слово, увидев вас, не могла подумать иначе…
— Что ж, — ответила она, — это, пожалуй, один из лучших комплиментов, которые мне довелось услышать.
— А слышала она их немало, — с улыбкой добавил глава семьи Лесски. И София зарумянилась под взглядом, несомненно, любящего мужа.
Как? Так быстро приняли в свой круг и позволяют себе мягкое подтрунивание в моем присутствии? Что-то тут не так, совсем. Я смущенно потупилась и прикусила губу, вспоминая, что же там дальше по сценарию? Девушка под грифом: «Невеста» с памяткой: «Быть может, когда-нибудь потом, а лучше никогда» в слезах ворвалась в дом, рассказала о приступе дуэньи, познакомилась с родителями и… Ах да! Теперь я должна настоять на отправке письма отцу, а также на том, чтобы меня вернули в гостиницу.
Я выжидающе смотрела на стихийника, с удивлением отметив, что он точно так же смотрит на меня, с прищуром.
— Извините, мистер и миссис Лесски, но мне срочно нужно связаться с папенькой и отправить письмо в гостиницу, дабы нянюшка прислала экипаж с горничной.
— А вы не останетесь? — удивилась София. — Ведь, как я поняла, наш дорогой Дейр, — гордый взгляд на сына, — планировал сегодня нечто особенное.
— И даже пропустил вчерашний семейный ужин, — добавил его отец.
— Правда? — Искреннее удивление и вначале счастливый, а затем хмурый взгляд на правообладателя, а затем и его родителей. — Надеюсь, он не сильно расстроил вас своим отсутствием?
— Вовсе нет! — раздалось обоюдное восклицание четы Лесски.
— К тому же, — вдохновенно продолжила его мама, — глупо вспоминать об упущенном, если он наконец-то познакомил нас с вами.
— Чему мы несказанно рады. — И глава семьи, пошевелив бровями, подмигнул Дейру. А во взгляде его без проблем читалось: «Сынок, ты попался!»
И мой правообладатель болезненно скривился, хоть и пытался этого не показать. Вот где собака зарыта! Я посмотрела на довольные лица его родных и поняла, что предлогом для бегства с их ужинов, обедов, завтраков и балов долгое время была одна и та же «веская причина». Та самая причина, которую мы только что обеспечили именем, физическим телом и званием «девушка, подходящая на роль невесты». И родители профессора без промедления с видимой радостью приняли ее. А значит, я только что крупно подставила стихийника, и он понял эту оплошность, как только открыл двери своего дома. Понял, но предотвратить не сумел.
С сожалением во взгляде взяла его за руку и мягко пожала. Девятый посмотрел удивленно, а я улыбнулась, мысленно прося прощения за удавшуюся роль. Что ж, отыграть назад не получится, так что продолжим.
— И все-таки для начала мне нужно связаться с папенькой, доктором и нянюшкой. Вы извините нас?
— Конечно. — Они улыбнулись синхронно и слаженно.
— Дейр, твой кабинет…
— Ах да! — очнулся он и, кажется, заскрипел зубами. — Прошу…
И мы пошли, по лужам и чавкающим коврам, и, надо заметить, слишком стремительно пошли. Настолько быстро, что я даже не успела похвалить его обитель и невинно поинтересоваться, отчего в доме так сыро.
Дверь за нами хлопнула зловеще, и Лесски прислонился к ней со вздохом сквозь сжатые зубы. Минуту он стоял неподвижно, словно бы прислушиваясь к себе, а затем со злостью спросил:
— Вы хоть понимаете, что только что сделали?
Смолчать — значит признать свою вину в непростом обороте, но подобной ситуации могло и не быть, не застынь он столбом посреди холла, так что…
— Прекрасно понимаю. Я только что осчастливила ваших родителей, освободила ваш день и сделала ваш предлог еще более приличным, веским и живым. — Посмотрела на него прямо и без улыбки спросила: — Хотите что-то еще сказать, быть может, обвинить?
Мотнул головой, прищурился сердито:
— Что значит «освободить день»? Думаете, я потрачу его на разъезды с вами в качестве невесты? — не жалея издевательских ноток, спросил стихийник.
Ах так?! И куда, спрашивается, запропастилась его благодарность?
В отместку я позволила себе ехидную улыбку и пропела:
— При-и-и-и-и-де-е-е-е-ется! Спорим, сейчас ваши родители приличья ради предложат сопровождать нас в романтической поездке. Или же пригласят в свое поместье.
— Зачем? — Его искреннее недоумение весьма меня порадовало.
— Чтобы ваши старания не пропали понапрасну, — пояснила, взглянув из-под ресниц, — и мы все-таки провели день вместе.
— Всенижний! Вы издеваетесь?
Совсем чуть-чуть подтруниваю, но говорить этого не стоит. Я отмахнулась, прошептала заговорщически:
— Лучше решите, на что будем спорить. Ваша ставка?
Он неожиданно резко оторвался от двери и, подойдя вплотную, посмотрел на меня внимательно сверху вниз и отчеканил:
— Я не буду с вами спорить.
— Почему? Вы только что услышали подтверждение моих слов?
— Нет. Я только что понял, как просчитался, согласившись на ваши условия. И более чем уверен, что Ксил и Ганс также попали в вашу ловушку. — Девятый правообладатель смотрел проницательно и улыбался странно и кривовато. — Поэтому мой дом пережил потоп, в воздухе витает заклинание постепенного осушения, прислуга отсутствует, а единственная сухая комната — ваша…
Догадливый.
И голос его становится приглушенным шепотом:
— Могу я узнать, как давно произошло это безобразие?
— Вчера утром. Я… ставила опыт с летним дождем, — смущенно потупилась и заверила: — Никто не виноват. И вы не узнали бы, если бы…
— О! Я понял, можете не продолжать, — оборвал он на полуслове, и суровый осуждающий взгляд стихийника я почувствовала кожей. Итак, мое преступление открыто, осталось понести наказание. Хорошо, если он просто запретит приближаться к лаборатории, хуже, если на основе всего произошедшего он откажется от крибы. В любом случае, каким бы ни был приговор, я встречу его с достоинством, присущим леди.
— Ваше решение? — Я задала вопрос, твердо глядя в светло-голубые глаза Лесски.
Он долго молчал, не разрывая зрительного контакта, и я со всей ясностью поняла, что буду вновь метаться по стране от правообладателя к правообладателю. Опять начну мечтать о том, чтобы барон Кервас одним прекрасным утром смертельно подавился. Руки задрожали, коленки, кажется, тоже. С трудом удержала тяжелый вздох и всхлип и подступившие слезы, как вдруг девятый просиял одной из своих самых очаровательных улыбок.
— Так и быть, спорим! — Он хлопнул в ладоши, и воздух в кабинете зазвенел. — Если мои родители вызовутся составить нам компанию, я покупаю мороженое, если нет, то покупаешь ты. Согласна?
От такой неожиданной новости я не удержалась в рамках приличий, бросилась ему на шею, со смехом всхлипнула:
— Да!
И, по сценарию любовно-драматического жанра, в это мгновение дверь в кабинет открылась…
* * *
Через три часа гуляний по столице в сопровождении родителей профессора мы на время расстались со старшим поколением Лесски и заглянули в самую дорогую кондитерскую Ридмейры. Глядя на уютную обстановку светлого зала для посетителей с множеством ажурных столиков, накрытых белоснежными скатертями со светло-розовыми розанами на краях, на полосатые стулья и элегантную публику, наслаждающуюся выпечкой и кондитерскими изделиями, я улыбалась, а мой девятый правообладатель задумчиво выбирал мороженое.
— Что скажешь насчет фисташкового? Необычный цвет, и вкус наверняка такой же… необычный.
Посмотрев на сладость, я невольно усмехнулась:
— Надо же, вас действительно тянет на… экзотов.
— Виноват, — улыбнулся он и решительно подозвал служащую.
Однако я его остановила:
— Дорогой, не спешите с выбором! — Взяв его под локоток, тихо напомнила: — В нелегком споре с бесценной ставкой выиграли отнюдь не вы. — Маг удивленно вскинул брови, на что я продолжила с укором: — И вы вместо того, чтобы купить победителю ведерко ванильного, за те же деньги хотите взять стаканчик фисташкового.
— Я бы взял два, — ничуть не обидевшись, ответил стихийник. — Один мне, один вам.
— Ну знаете ли! — Взглянув на прилавок с маленькими стаканчиками, я невольно сморщила носик. — С такой порцией я не распробую вкус победы.
— Хорошо. Значит, берем ведерко ванильного… — Он подозвал хорошенькую женщину в светлом переднике и чепчике и озвучил заказ.
— И ведерко шоколадного! — пропела я, невинно хлопнув ресницами.
— В счет чего? — не понял девятый. — Неужели я проспорил вам что-то еще?
— Нет, но уж если вы хотели потратиться на два фисташковых, то держите марку.
Стихийник пробурчал что-то невнятное о наглости профессорских служек, но заказ все-таки сделал и попросил доставить сладость по адресу. Выйдя из кондитерской, мы медленно направились через парк к королевской оранжерее, месту встречи с Софией и Радосом Лесски. Солнечный свет заливал округу нежным сиянием, деревья и кусты, облепленные снежинками, стояли как завороженные, и казалось, что каждая искорка их белого одеяния пела. Волшебно.
Из восторженного созерцания окружающих красот меня вырвал вопрос профессора:
— Ирэна, мы гуляем который час кряду, и все это время вы искренне улыбаетесь.
— И? — Я недоуменно взглянула на девятого.
— И мне просто интересно знать почему.
— Я радуюсь, — протяжно вздохнула. — По сути, это мой первый день свободы за последние три месяца. И я наслаждаюсь каждым его мгновением. Кто знает, чем обернется завтрашний.
— После сцены в кабинете вариантов не так уж много, — произнес Дейр, начиная хмуриться.
— Оставьте, мы что-нибудь придумаем.
— Уж в этом я не сомневаюсь, — хмыкнул он. — Вы все можете.
В это мгновение из стайки молодых девушек, что стояли вблизи снежного фонтана, навстречу нам шагнула красавица в ярко-красном зимнем полушубке и шляпке с меховым помпончиком. Она смотрела на девятого и улыбалась, как не каждая может, открыто, завлекательно, радостно. И что сделал профессор — он неожиданно ближе притянул меня к себе и обнял, положив руку на талию.
— Мисс Генрос, — поздоровался он.
— Профессор Лесски. — Она присела в коротком реверансе и вскинула внимательный взгляд на меня. — Прекрасный сегодня день.
— Действительно, чудесный. Надеюсь, вы проведете его с толком.
— Несомненно, — ответила юная мисс, продолжая смотреть исключительно на меня и принюхиваться.
Девятый не посчитал необходимым представить ни меня, ни ее, что очень странно. И по правде сказать, под вопросительным взглядом экзотической красавицы с оливковым цветом кожи я стушевалась от того, сколько было в нем мольбы. Прямо-таки беззвучная просьба переубедить в серьезности объятий, которыми меня наградил стихийник. Но, вспомнив поведение других его… знакомых, я поняла, что и этот образчик невинной добродетели не так уж прост.
— Что ж, всего доброго, — пожелал ей Лесски.
— Доброго, — отозвалась она.
Прощальный и потому уничтожающий взгляд девушки я встретила спокойно и уверенно. За что получила легкий поцелуй в висок от правообладателя и многообещающий оскал от оборотницы. Рысь, поняла я по метаморфозам, едва обозначившимся на ее лице, и едва мы отошли, тихо выдохнула:
— О Всевышний!
— Да бросьте! Неужели вы испугались маленькой кошечки? — Веселая усмешка и заверение: — Не стоит ее бояться. Лучше расскажите, почему этот день стал первым свободным за три месяца?
И мне осталось лишь удивляться, с какой легкостью он относится ко всему происходящему, ведь мисс Генрос была не единственной, кто желал перемолвиться с ним словечком. Однако оказалась самой отчаянной. Остальные поклонницы девятого, заметив меня, переставали призывно улыбаться, гордо вскидывали головы и удалялись. Вот точь-в-точь как та белокурая дама в светло-сером полушубке, что свернула на боковую аллею. По моим подсчетам, она была пятой или даже шестой, наверное, поэтому профессор не вел меня под руку, а приобнимал.
Протяжно вздохнула и, отогнав ненужные мысли о нравственности и приличиях стихийника, ответила ему с улыбкой:
— Первые два месяца я ездила от правообладателя к правообладателю и путешествовала по всей стране.
— Вы говорите так вдохновенно, что невольно хочется спросить, почему мистер Донели при первой же возможности сбежал.
Рассказать о восьми правообладателях и моих каверзах во имя свободы мне совесть не позволила, и я с наигранным восторгом прошептала в ответ:
— Он посчитал вас подходящим кандидатом. — А про себя добавила: «Кандидатом, которому я плохого не сделаю».
— Да? — Лесски улыбнулся, расправил и без того прямые плечи. — Теперь я знаю, на что способен мой честный взгляд.
— Вернее сказать, «честный» вид. В те минуты вас прикрывало лишь полотенце.
— Так вы заметили? — ухмыльнулся он.
— Полотенце, несомненно, заметила, — парировала я и поспешила сменить тему: — Но вас сейчас должен заботить совсем другой вопрос.
Мы вышли на дорожку, ведущую к первому цветнику. К слову, у входа нас уже дожидались счастливые и довольные София и Радос Лесски, которые явно что-то задумали.
— Какой? — Маг проследил за моим взглядом.
— Как отговорить ваших родителей от визита в гостиницу, где поселились я и дуэнья, нянюшка и личная горничная, выдуманные мной.
— Зачем это им? — удивился профессор.
— Чтобы во время прогулки по королевской оранжерее оставить нас наедине, — ответила лукаво, но он не понял ничего.
— А это к чему?
— Чтобы вы наконец-то поцеловали девушку!
— А это необходимо?
— Нет! — ответила слишком яростно. Он взглянул удивленно. А я мысленно перекрестилась, пусть только попробует своими поползновениями разорвать договор. Не позволю!
И уже более спокойным тоном пояснила:
— Но согласитесь, наше свидание выглядит неимоверно целомудренным. Со стороны может показаться, что вы попросту стесняетесь проявлять чувства из-за постоянного присутствия родителей. Вот почему они попытаются исчезнуть раньше назначенного срока, а затем нанести мне визит вежливости…
— Да, кажется, так и будет, — кивнул правообладатель и неожиданно улыбнулся: — Но знаете, Ирэна, я только что понял поговорку: «Все, что ни происходит, происходит к лучшему».
— Да неужели? — скептически изогнула бровь. — Менее четырех часов назад вы были абсолютно противоположного мнения.
— Я еще не знал, какие перспективы мне открываются. Даже представить не мог.
Стихийник скосил взгляд на еще одну гордо удаляющуюся от нас красавицу, и я, проследив за ним, увидела знакомое пальто воинственной огневички. Если не ошибаюсь, даму звали Данаей. И в свете всего вышесказанного и сделанного нешуточное беспокойство развернулось в моей груди колючей проволокой. Что-то не нравится мне его тон.
— Какие именно перспективы?
— Свободолюбивые, — ответил девятый. — Понимаете ли, Ирэна, королевские балы, семейные вечера, праздники на кафедре, скачки, соревнования магов, конкурсы невест и холостяков, рауты и дни рождения коллег съедают массу времени. Ранее я уклонялся, как мог, и использовал все мыслимые и немыслимые предлоги…
— А теперь? — спросила и остановилась, потому что чувствую не только неясную опасность, но и подвох.
— А теперь… — Он повернулся и с улыбкой поправил меховой воротник моего плаща, затем взял за руку с таким видом, словно бы держит бесценное сокровище. — Я намерен использовать «приличную причину» как в теории, так и на практике. — И, щелкнув меня по носу, дальше повел: — Оказывается, постоянные отношения несут немыслимую пользу.
— Да? Что же вы утром стояли как истукан? — с досадой в голосе вопросила я.
— Испугался. В те минуты вы стали олицетворением той невесты, что матушка искала для меня.
— Мягкая, добросердечная и ответственная? — перечислила, будучи полностью уверенной в своей правоте. Ведь именно таких в жены и прочат, и усиленно ищут.
Но профессор ответил иное.
— Скучная, прилипчивая и чрезмерно ранимая. С такой не пошутить — расплачется. — На мгновенье он даже скривился и тут же подмигнул мне: — А вы другое дело!
— Ну, спасибо.
— Пожалуйста!
— Но это еще не значит, что я согласна.
Лесски рассмеялся и, прижав меня крепко, прошептал у самого ушка:
— Просто мы еще не говорили о цене.
