С первых же минут пребывания в Аннаполисе одинокий курсант Клейтон Найт направил все свои силы и энергию на то, чтобы стать образцовым мичманом. Режим в академии был очень суровым. Изнурительная зарядка началась через десять минут после побудки в первый же день его пребывания в Аннаполисе. Интенсивные гимнастические упражнения должны были сформировать у молодых людей прекрасную мускулатуру. Клей отдавал ей все силы, желая укрепить свое все еще по-мальчишески худое тело.

Его первый выход в море был назначен на следующий день. На маленьком суденышке на реке Северн будущий моряк получил представление о таких важнейших вещах, как корпус, мачта, руль, парус. Вскоре он уже постигал основы управления судном, знакомился с работой лоцмана, учился пользоваться картами и навигационными приборами, вырабатывал умение отдавать команды и нести груз ответственности.

Клей упорно работал и учился. Он изучал астронавигацию, мореходное дело, баллистику, артиллерийское дело. И в то же время молодой курсант получил серьезные знания в латинском, греческом, ботанике, геологии, зоологии, философии и в классической литературе.

Будучи от природы человеком крепкого телосложения, Клей легко освоил строевую подготовку, быстро и толково выполнял команды, проявил умение действовать в критических ситуациях. Выяснилось, что он не только сам в состоянии выполнять требуемое в сложных ситуациях, но может и руководить людьми.

Свободного времени оставалось совсем немного, и Клей проводил его либо в своей по-спартански просто обставленной комнатке спального корпуса, либо в читальном зале библиотеки. Академия обладала огромным собранием книг по морскому делу. Молодой человек редко присоединялся к своим шумным товарищам, в их экспедициях «на сушу», то есть в город Аннаполис. И по этому поводу его неустанно поддразнивали.

– Что с тобой, Найт? Ты не любишь женщин и виски? – спрашивали его товарищи-мичманы.

– Я люблю и то и другое.

– Ну, тогда пойдем. Сегодня суббота, у нас свободный вечер. Пойдем, купим выпивку каким-нибудь шустрым девочкам!

– В другой раз!

– В другой раз, в другой раз! – передразнивали его приятели, толкая друг друга локтем в бок.

И кто-нибудь обязательно говорил:

– Знаете, что я думаю о нашем старике Найте из Теннесси? Что он просто боится! Я уверен, что он ужасно боится женщин!

Это замечание сопровождалось взрывом смеха, и потом уговоры продолжались:

– Так как, Найт? Боишься? Правда?

Обычно Клей только улыбался в ответ на подшучивания, и компания отправлялась веселиться без него. А упорный курсант возвращался к книгам. И его нисколько не беспокоило, что следующая увольнительная в город будет только через месяц.

Несмотря на кажущееся безразличие и постоянные отказы отправиться куда-нибудь вместе, соседи по комнате и однокурсники любили Клея. Его уважали за редкое упорство и железную волю. Товарищи завидовали ему, восхищаясь выдержкой, которую он неизменно проявлял, когда старшекурсники пробовали задирать его, пытаясь заставить молодого человека выйти из себя.

Но никто из товарищей его не понимал.

Клей Найт казался старше своих лет. У него никогда не было близких приятелей. Была в нем некая холодность, благодаря которой он держал всех на расстоянии. Клей был одинок. Его светлые серые глаза всегда оставались бесстрастными, а лицо словно говорило, что ему ни до кого нет дела.

Весной в первый год обучения в академии пришло сообщение о том, что его мать, Анна Найт, серьезно больна гриппом. Клею посочувствовали и дали отпуск. Молодой человек немедленно отправился в Мемфис.

Но он прибыл домой слишком поздно.

Мать юноши, всю жизнь, упорно работавшая и никогда не жаловавшаяся, скончалась вечером, накануне его прибытия. Лишь несколько человек присутствовали на траурной церемонии на кладбище. Клей кивнул немногим старым друзьям и знакомым. Но перед гробом он стоял один, сцепив на груди руки.

Молодой человек склонил темноволосую голову. Его холодный взор был прикован к простому деревянному гробу. Седовласый пастор красноречиво описывал, какой доброй и сердечной женщиной была мать Клея.

Когда короткая церемония окончилась, молодой человек медленно поднял голову. По другую сторону гроба, совсем рядом с Клеем, стояла Мэри Пребл Лотон под руку со своим мужем Дэниэлом.

На мгновение Клей встретился взглядом с Мэри. Ее темные глаза были недобрыми. Светлые глаза Клея были бесстрастны.

Оба не сказали ни слова.

Мэри быстро отвернулась. На крепко сжатых челюстях Клея дрогнул мускул. Прищурив глаза, он наблюдал, как Дэниэл Лотон вел жену к поджидавшей их коляске. Сердце Клея бешено застучало. Ему очень хотелось побежать за Мэри, сказать ей, чтобы она не ехала домой с Лотоном. Не может она ехать с Дэниэлом. Ведь она принадлежит ему, Клею!

Он вдруг так ясно вспомнил холодный январский день, когда они были вместе в заброшенном домике привратника. Тогда юные влюбленные лежали обнаженными на своей одежде в кругу зажженных свечей. Они занимались любовью. А потом Клей спросил Мэри:

– Ты ведь не станешь причинять мне боль, правда?

– Никогда, дорогой мой, никогда! – ответила ему тогда его любимая.

И в ее прекрасных темных глазах сияла любовь. По крайней мере, Клею казалось, что это была любовь.

– Никогда, мой дорогой, никогда!

У Клея сдавило в груди. Он с трудом проглотил слюну. Молодой человек остался стоять, пока все не ушли.

Тогда он вынул из петлицы душистую гвоздику и положил ее на могилу матери.

– Прощай, мама! – тихо сказал он, и глаза его наполнились слезами.

Клей поморгал, поднял голову, отступил назад, огляделся и сказал:

– Прощай, Мемфис! – Потом он повернулся и ушел.

Клей сразу же отправился на причал и там поднялся на борт речного парохода, поклявшись никогда больше не возвращаться в родной город.

Мэри вместе с мужем вернулась в огромный особняк Лотонов. Ей хотелось побыть одной. Женщина сдержалась и ничего не сказала, когда Дэниэл последовал за ней наверх, в их комнаты.

– Я хочу прилечь ненадолго, – сказала она, надеясь, что муж оставит ее одну.

– Прекрасная мысль! – согласился он, и на губах его появилась знакомая усмешка, значение которой Мэри уже научилась понимать.

Они вошли в свои комнаты.

– Дэниэл, пожалуйста… – Мэри Элен старалась сдержаться и говорила тихим голосом. – У меня разболелась голова и…

– Конечно! И я даже знаю, что вызвало твою головную боль!

Дэниэл снял черный пиджак и ослабил галстук.

Мэри аккуратно сняла коричневую бархатную шляпку.

– Не представляю, что ты имеешь в виду!

– Разве? Тогда я тебе объясню. Клей Найт. Это Клей Найт является причиной твоей головной боли, не так ли? Ты снова увидела его, и ты хочешь…

– Прекрати! – прервала его она. – Это чушь!

Мэри пригладила волосы, пришедшие в беспорядок под шляпкой.

Дэниэл подошел и взял ее за плечи.

– Ты ведь моя жена, Мэри Элен! Моя! Ты должна помнить об этом!

Он крепче притянул к себе Мэри.

– Я знаю, как заставить тебя вспомнить об этом! Я знаю, как выбить сынка портнихи из твоей головы!

Не обращая внимания на нежелание жены, Дэниэл притянул ее к себе, так что женщине пришлось подняться на цыпочки, и крепко поцеловал. Не прошло и нескольких минут, как он раздел и положил ее на большую кровать под балдахином на четырех столбиках. Мэри закрыла глаза, когда муж принялся взбираться на нее, и открыла их сразу же, как только он вошел в нее.

Женщина сосредоточилась на циферблате белых фарфоровых часов, стоявших на каминной полке. И принялась считать. Она знала, что через три минуты все будет кончено. Подобный ритуал вошел в привычку, и Мэри упрекала себя за это.

Но она и так все время винила себя во всем. Мэри винила себя за то, что вышла замуж за Дэниэла, хотя не любила его. Винила за то, что не смогла его полюбить. Несмотря на все усилия с се стороны, она не испытывала к мужу даже симпатии. С самого начала Мэри Элен старалась быть хорошей женой, старалась забыться, занимаясь с ним любовью. Но из этого ничего не вышло. У нее скоро вошло в привыку отсчитывать три минуты. И тогда, благодарение Богу, все это кончалось.

Но сегодня Мэри сбилась со счета, потому что вдруг вспомнила о том холодном февральском дне, когда они с Клеем ускользнули в беседку, где он впервые в жизни ее поцеловал. Она, как сейчас, помнила вкус его нежных губ на своих губах, помнила его теплое дыхание на своей щеке. Это был самый чудесный, самый невинный поцелуй, и до сих пор она прекрасно помнит его вкус.

После того как они несколько раз поцеловались, Клей сказал: «Никогда никого больше не целуй, Мэри. Я этого не переживу. Ты – часть моей души. Ничьи губы не должны тебя целовать, только мои. Ничьи руки не должны тебя обнимать, только мои».

– А-а-ах! – в экстазе громко простонал Дэниэл.

Весной 1852 года Клейтон Террел Найт закончил военно-морскую академию в Аннаполисе. Он был лучшим в этом выпуске. Подобно своему деду по материнской линии, адмиралу Клейтону Л. Тигарту, молодой человек собирался посвятить жизнь военно-морскому флоту.

Клей вызвался служить на западной военно-морской базе, куда нужно было добираться через всю Америку. Но даже там, в далеком приграничном порту, ему удалось привлечь внимание руководства Тихоокеанским флотом. Удалось ему привлечь и внимание прекрасного пола.

В двадцать два года Клей был уже поразительно красивым мужчиной. Здоровый аппетит и долгие часы упражнений изменили его внешность. В академию он прибыл долговязым подростком. А покидал ее прекрасно сложенным мужчиной с широкими плечами, рельефной мускулатурой, тугим, как барабан, животом, сильными, в меру мускулистыми ногами. За годы пребывания в Аннаполисе изменилось не только тело Клея, но и его лицо. Исчезли юношеская открытость и детский энтузиазм. Мальчишеское лицо с правильными чертами превратилось в красивое лицо немного циничного, уверенного в себе мужчины.

Привлекательный внешний вид и задумчивый взгляд Клея повсюду заставляли людей оборачиваться. Он не искал женского общества, но его прекрасная фигура и смуглое лицо со странными светлыми глазами оказывали гипнотическое действие, заставляя сильнее биться сердца. Одно его присутствие вызывало неподобающие мысли, и желания у вполне уважаемых дам, молодых и старых.

Будучи по натуре человеком чувственным, лейтенант военно-морского флота Клей Найт был не прочь провести время с красивыми женщинами, которые вполне бескорыстно стремились к близости с ним. На танцах для офицеров и на других вечеринках для Клея всегда находилась красивая спутница. И женщина сразу понимала, что поздно вечером разделит с ним постель.

Несмотря на бесконечную цепь, постоянно меняющихся красавиц, Клей оставался недосягаем. Он никогда не обещал любви и не давал никаких обязательств, никогда не изображал чувств, которых не испытывал. Он был холодным, отчужденным человеком, с сердцем, навечно покрытым шрамами.

Клею Найту женщины нужны были лишь для удовлетворения его естественных потребностей. Иметь дело с ними хлопотно, но и без них не обойтись. Женщины оставались для него лишь чередой теплых, жаждущих тел, призванных скрасить его долгие одинокие ночи.

Понимая это, женщины все же не отказывались от него. Хотя сердце этого мужчины оставалось холодным, кровь его была очень горячей. Его чувственная красота будила сексуальные желания. За несколько лет, в результате близости со множеством женщин, молодой моряк усвоил ряд приемов, которые позволяли доставить удовольствие даже самым ненасытным из его любовниц.

Поэтому, держа в объятиях женщину, он занимался с ней любовью если и бесстрастно, то очень искусно. Клей давал женщине такое наслаждение, какого, как ей казалось, ей не мог бы дать ни один другой мужчина. И благодарная женщина забывала о том, что он не будет ей принадлежать всегда. Он принадлежал ей сейчас, и женщина с радостью наслаждалась тем, что он ей давал.

И все же, несмотря на то, что Клей был неизменно честен с женщинами и не тешил их никакими иллюзиями перед тем, как лечь с ними в постель, многие из них без памяти влюблялись в него. Но это были уже их проблемы. Его любовь и ненависть к Мэри Пребл Лотон никогда не остывали, не исчезали, не отпускали его.

То же самое было и с Мэри.

Мэри Пребл Лотон была женой одного из самых богатых и самых красивых джентльменов Юга, и многие женщины ей завидовали. Но не проходило и дня, чтобы Мэри не думала о Клее Найте. Она не переставала его ненавидеть. Не переставала винить его во всех своих несчастьях. Ее бесплодный брак без любви был его виной. Если бы Клей не покинул ее так жестоко и так неожиданно, она ни за что бы не вышла за Дэниэла.

Мэри очень жалела о своем опрометчивом поступке, но понимала, что приняла решение выйти за Лотона под давлением родителей и в тот момент, когда находилась в очень тяжелом состоянии и была не в силах сопротивляться. Особенно трудно было бороться с приехавшим на Ривьеру отцом, который настаивал на ее браке с Дэниэлом. И, в конце концов, Мэри сдалась.

Теперь она жила в состоянии непреходящей апатии. В смирении и раскаянии Мэри Элен проводила дни в своих роскошно обставленных комнатах наверху. Они стали для нее тюрьмой с обитыми шелком стенами. А ночи проходили в постели-тюрьме, рядом с человеком, чьи прикосновения ни радовали, ни огорчали ее. Он был ей глубоко безразличен.

Ночь за ночью проводила Мэри в полном равнодушии, пока Дэниэл занимался любовью. С грустью вспоминала она волнующие прикосновения бессердечного человека, которого она теперь ненавидела. И все же любила и не могла без него жить. Не ведая о мыслях жены, Дэниэл неизменно достигал кульминации и был этим чрезвычайно доволен.

А ее тело и ее душа навечно стали бесчувственными.