9
Леди Мелтон вошла в библиотеку и, плотно закрыв за собой дверь, быстро прошла к столу, за которым работал ее сын.
— Ну, Джон, я думаю, настало время нам с тобой поговорить откровенно.
Джон медленно поднялся.
— Очень хорошо, матушка, — ответил он. — Если вы считаете, что это принесет пользу.
— Мой мальчик, ты должен мне кое-что объяснить.
Джон улыбнулся, как будто был слегка озадачен:
— Полагаю, было бы смешно с моей стороны притворяться, что я не понимаю, о чем идет речь?
— Очень смешно, — отозвалась леди Мелтон. — Ты прекрасно знаешь, что поступил плохо. — Внезапно ее тон изменился, в голосе зазвучало человеческое чувство: — О Джон, как ты мог быть таким дурачком?
— Дурачком, матушка?
— Да, дурачком, — горько повторила леди Мелтон. — Что тебя заставило жениться на этой девушке? Она мила, не могу ничего сказать, но она никто. У нее нет ни положения в обществе, ни светского лоска, ни, насколько я поняла, умения вести беседу. Как ты мог вообразить хотя бы на минуту, что она может занять место твоей жены? С тобой всегда было трудно, Джон, но на этот раз я в отчаянии. Ради чего ты сделал это?
Джон вынул портсигар, открыл его и, казалось, полностью погрузился в выбор сигареты. Наконец он сказал:
— Полагаю, очевидное объяснение вас не устроит?
— Ты любишь ее? — спросила леди Мелтон. — Но почему? За что? Вспомни, какой выбор был у тебя всю жизнь! По-настоящему привлекательные женщины. К тому же я надеялась, да, я всегда надеялась, что рано или поздно ты женишься на Вивьен.
— Ваше желание было слишком откровенным, матушка, если можно так сказать.
— А почему бы нет? — спросила леди Мелтон. — Я очень привязалась к Вивьен. Она чрезвычайно здравомыслящая молодая особа и могла бы стать очень подходящей женой для честолюбивого мужчины.
— К несчастью, я не честолюбив.
— Дорогой мой Джон, не будь столь абсурдным. Что за новый период ты переживаешь? Я не понимаю тебя, откровенно говоря. А что касается твоего мезальянса — это просто трагедия. И я не могу придумать, что можно с ним предпринять.
— К счастью, матушка, могу сказать так же откровенно: я не желаю, чтобы вы что-нибудь предпринимали. Должно быть, вы удивитесь, если я скажу вам, что я счастлив.
— Полагаю, тебе кое-что перепало, — кисло сказала леди Мелтон. — Но могу сказать тебе одну вещь, Джон. Девушка не любит тебя. Она вышла за тебя из-за денег.
Джон захлопнул портсигар так резко, что звук эхом разнесся по всей комнате, затем расправил плечи, как человек, на которого легла тяжкая ноша.
— Извините, матушка, но ни сейчас, ни в какое-либо другое время я не буду обсуждать Энн.
На какой-то миг леди Мелтон казалась загнанной в угол, но всего лишь на миг.
Она начала атаку с другой стороны:
— Хорошо. Возможно, ты соблаговолишь сказать мне, какие распоряжения ты хочешь сделать. Это же твой дом, Джон.
— Благодарю вас за напоминание, — спокойно ответил сын. — В данный момент я не хочу ничего менять. Вы можете остаться здесь, как Вивьен, Чарлз и, конечно, Синклер. Позже я возможно распоряжусь иначе, но сейчас я не хотел бы взваливать на Энн ведение такого большого дама. Кроме того, в период сессии парламента мы будем жить в Лондоне.
— Что ж, если ты ожидал, что я рассыплюсь в благодарностях, ты ошибся. Я останусь здесь и буду, как прежде, исполнять свой долг. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы быть вежливой с девушкой, но не проси и не жди от меня большего.
— Я научился никогда не ждать от людей больше того, что они могут дать, — бесстрастно ответил Джон.
Мать посмотрела на него, как будто пыталась определить, была ли это дерзость с его стороны или нет, но больше ничего не сказала. Она вышла из комнаты с характерной для нее поспешностью, которая, однако, не могла принизить ни ее достоинства, ни почти давящего впечатления властности. Недаром ее прозвали Мегерой.
В оранжерее Энн пыталась соблазнить кусочком сахара чрезвычайно древнего и не менее надменного попугая.
— Я хочу поговорить с вами, — вдруг услышала она знакомый голос и уронила сахар в клетку.
Повернувшись с радостной улыбкой, она сказала:
— Доброе утро, Чарлз. Я надеялась увидеть вас, потому что хотела сказать спасибо.
— За что?
— За то, что вы были так внимательны ко мне вчера вечером. За то, что спасли меня от опасности превратиться в дурочку. И за то, что я выглядела по меньшей мере прилично.
— Это как раз тот предмет, который я хотел обсудить с вами, — сказал Чарлз. — Пойдемте посидим в розовом саду. Я знаю скамью, где нам никто не помешает.
Они вышли на солнечный свет, и Чарлз привел Энн к скамье, обрамленной благоухающими кустами пурпурных и желтых роз, ветви которых сплелись, образовав уединенное, почти тайное убежище, откуда, оставаясь невидимым, можно было видеть, что творится вокруг.
Розовый сад был знаменит среди цветоводов, хотя Энн этого и не знала. Но ее покорили буйство красок, жужжание пчел, перелетавших с цветка на цветок в поисках меда, и гомон птиц, трепыхавшихся в птичьем бассейне из резного мрамора, расположенном в центре сада.
— Как красиво! — воскликнула Энн.
— Это как раз то, что я собирался сказать, — отозвался Чарлз.
Что-то в его голосе и взгляде насторожило Энн, и она испытала легкий шок, когда поняла, что он говорил не о саде. Она поспешила спросить:
— О чем вы хотели поговорить?
— О вас.
— Обо мне?
— Я хочу, чтобы вы выслушали меня, Энн. Вы знаете, что я ваш друг — если вы позволите мне быть им.
— Позволю? Конечно позволю. Мне отчаянно нужен друг, Чарлз. Я не так тупа, чтобы не понимать этого. Вчера, когда Джон привез меня сюда, я испугалась. И испугалась еще больше после чаепития со свекровью и… — Она замолчала.
— Моей сестрой, — закончил Чарлз и добавил: — Я знаю, знаю слишком хорошо. И когда я увидел, как вы стоите на лестничной площадке, растерянная и униженная, я почувствовал себя странствующим рыцарем, посланным для спасения плененной девы.
Энн засмеялась:
— Я действительно выглядела так плохо?
— Прелестно-уныло.
— Так я и чувствовала себя, — подтвердила Энн. — Но потом, когда вы были так добры и изменили мой внешний вид этими камелиями, я почувствовала себя по-другому. Ну не глупы ли женщины, если подумать? Платье значит так много!
— Конечно. Именно поэтому я хочу сделать вам одно предложение.
— Какое?
— Вы предоставите мне выбор всех новых платьев для вас.
— Вам?
— Да. Не смотрите так удивленно. Я делаю эскизы костюмов сестры уже много лет. И единственный мой талант, причем самый предосудительный должен заметить, — это чувство одежды. Вы услышите об этом в свое время: «Чарлз, бедняга, никчемный малый. Растрачивает свою жизнь на пустяки. Представьте, его единственный интерес — платья, женские платья! Разве это не ужасно для его семьи?»
Энн не удержалась и засмеялась еще до того, как он кончил говорить. Чарлз очень точно передал мимику и интонации леди Мелтон: Энн почти слышала свою свекровь.
— Правильно, смейтесь надо мной.
— О Чарлз, я не могу не смеяться. Вы так забавны.
— И в то же время я очень практичен, как вы уже успели заметить. Я кое-что скажу вам. Вы слышали это неоднократно, так что вас не очень удивят мои слова: вы очень красивая женщина.
Энн вздохнула:
— Если это правда, то вы единственный человек, который так думает.
— Но…
— И конечно, имеется «но», — быстро сказала Энн.
— Да, — ответил Чарлз, — имеется «но», и я объясню вам, в чем дело. Вы плохо экспонированы. Вы как хорошая картина, висящая в невыгодном свете и вставленная в мучительно неподходящую раму. Вы напоминаете неотшлифованный драгоценный камень. О, я мог бы продолжать смешить вас, но вместо этого я намерен прекратить разговоры и приступить к действиям. Я хочу получить ваше разрешение сегодня же поехать в Лондон и купить вам несколько платьев, для начала.
— Сегодня? — воскликнула Энн. — Но как?
— У меня есть друг, — объяснил Чарлз. — Он модельер. Да, да, он, а не она. Со временем вы привыкнете к этим новым идеям. Он еще только начинает приобретать известность. Я часто помогал ему в дизайне, да и заказчиков посылал немало. Так вот, я возьму у него несколько готовых моделей. Он не будет возражать, особенно если узнает, кому они предназначены. Ваш размер, благодарение Богу, совпадает с размером моделей, а позже вы дадите ему большой заказ. У вас появятся чудесные платья, настоящие произведения искусства, а я стану продюсером самой красивой женщины, которая когда-либо сидела во главе стола в Галивере.
— Все это звучит как сказка, — отозвалась Энн. — Я вряд ли в состоянии поверить хотя бы одному слову. Но мне на самом деле нужны новые платья, это и очевидно, и разумно.
— И вы намерены предоставить мне их выбор, — вставил Чарлз.
Мгновение Энн колебалась, затем ответила:
— Если это действительно вас интересует.
— Интересует, — сказал он. — Вчера вечером мы сравнили вас с Золушкой, если память мне не изменяет. Но мы перепутали сказки. На самом деле вы Спящая красавица. — Он помолчал и мягко добавил: — Однажды кто-нибудь разбудит вас.
Энн опустила глаза под его взглядом.
— Я уже давно проснулась, спасибо, — легко сказала она.
— Отнюдь нет, — ответил Чарлз. — Хотите, я скажу вам еще кое-что о вас?
Энн инстинктивно почувствовала, что ступает на опасную почву. Она встала:
— Думаю, нам надо вернуться в дом. Джон, возможно, уже ищет меня.
— Да, конечно, Джон, — вздохнул Чарлз, но тоже встал. — Я хотел, чтобы вы поехали со мной в Лондон.
— Выбирать платья?
— О Боже, нет. Я пока не доверяю вашему вкусу. Та Энн, которую вы видите в зеркале, совсем не та, что я мысленно вижу перед собой. Я хотел отвезти вас к парикмахеру.
— Господи! — воскликнула Энн. — Что же не так с моими волосами? Джон хочет, чтобы я причесала их на прямой пробор, а теперь и вы начали жаловаться.
Брови Чарлза поднялись.
— Джон необычайно проницателен, — заметил он, — поскольку я хотел предложить вам то же самое.
— Я решительно отвергаю эти предложения, — заявила Энн. — В общем, я думаю, что лучше остаться самой собой.
— Чепуха, — возразил Чарлз. — Вы уже освободились от того, что называете собой, как змея, сбросившая старую кожу. Вы разделите волосы на прямой пробор, моя дорогая! И если вам не понравится то, что вы увидите, что ж, тогда я оставлю моделирование одежды и займусь вместо этого угольными шахтами.
Энн засмеялась:
— Все это действительно нелепо.
— И в то же время вы хотели бы стать красивой? Значит, вам надо делать то, что скажу я.
Энн вспомнила о Вивьен: о том, как она вчера вечером ходила по гостиной, как переливались зеленые блестки на ее фигуре, превращая девушку в фантастически прекрасное существо, поражающее воображение; она вспомнила ее сияющие волосы, ее уверенность в себе, ту атмосферу изящества и отточенности каждой детали, которая окружала ее.
И ее мнение внезапно изменилось.
— Чарлз, я все сделаю так, как вы предложите, — сказал она, и ее голос прозвучал торжественно, словно она давала обет, а не просто принимала решение.
— Я никогда не попрошу у вас ничего сверх этого, — сказал он, и почему-то тон его сказал больше, чем слова.
— И вы в самом деле привезете несколько платьев сегодня?
— При одном условии.
— Каком?
— Что вы никому не позволите разбудить себя, пока я не вернусь.
На миг его глаза удержали ее взгляд. Что-то сильное и магнетическое, казалось, промелькнуло между ними. Энн быстро вздохнула и отвернулась. Они подошли к террасе, когда увидели лакея, ждущего их.
— Вас просят к телефону, миледи.
— Это должно быть Майра из Лондона, — радостно воскликнула Энн и побежала в дом. В утренней гостиной никого не было, и она схватила трубку, которая лежала на столе у открытого окна. — Алло!
Ей отвечала Майра:
— О Энн! Произошло нечто потрясающее. Сестра мистера Доусона миссис Доути пригласила меня провести у них уик-энд. Вечером в субботу будут танцы, а я купила самое чудесное новое платье. Я должна поехать! Ты не возражаешь?
— Нет, разумеется нет, дорогая. Передай мистеру Баркли, я считаю, что это очень мило со стороны его сестры. Но как же близнецы?
— Это то, о чем я хотела сказать тебе. Мы с Доусоном считаем, что лучше всего им было бы поехать сегодня в Галивер. Правильно?
— Конечно, — сказала Энн, хотя ее внезапно охватило сомнение, но она не желала охлаждать энтузиазм Майры. — Я сейчас же пойду и скажу Джону. Я уверена, он согласится.
— О Энн, разве все это не потрясающе? Я купила себе вечернее платье, два восхитительных платья из хлопка, шляпу, сандалии и множество других вещей, о которых по телефону лучше не упоминать.
— Ты потратила все деньги, которые дал тебе Джон? — спросила Энн.
— Практически до пенса. Но он не будет возражать, правда же? В конце концов, у него их полно, а это и твои деньги тоже — теперь.
— Но мы не можем…
— О, я знаю, что ты скажешь, — перебила Майра. — Не волнуйся, Энн. Я сама выпрошу у него. Доусон тоже думает, что он не будет против.
— Полагаю, с этим все в порядке, — сказала Энн с сомнением.
— Теперь о близнецах…
— Здесь есть человек, который поедет в Лондон на машине. Так что он захватит их.
— Фактически они уже уехали, — ответила Майра. — Я пытаюсь дозвониться до тебя почти целый час. Мы с Доусоном уезжаем через двадцать минут, и я подумала, лучше отправить их сразу. Доусон отвез их на станцию и посадил в купе первого класса, так что они должны прибыть в порядке. Их поезд приходит в Крокли-Кросс в двенадцать часов.
— Очень хорошо. Я встречу их.
— Ты понимаешь меня, правда же, дорогая? Ты не сердишься за все это?
— Нет, нет, конечно нет.
— Ну и чудно. Я позвоню тебе вечером, если смогу. О Энн, какое потрясающее развлечение мне предстоит!
Энн осторожно положила трубку. Она ничего не могла с собой поделать: ее охватило чувство потерянности. Ею пренебрегли, ее забыли. Майра встала на ноги, живет своей жизнью, сама принимает решения, покупая платья и заводя знакомства. А ведь всего несколько дней назад она казалась девочкой — ребенком и не более, — привязанной к старшей сестре, и обращалась к ней за советом по любому поводу. Прежняя жизнь кончилась, а новая почему-то не казалась такой привлекательной.
«Леди Мелтон из Галивера». Почему это должно быть лучше, чем «Энн Шеффорд из Литтл Копл» — девушки, чей тихий мир был сосредоточен в тесном доме, который она называла своим, девушки, правившей своей маленькой семьей с любовью в сердце и получавшей в ответ такую же безграничную любовь и обожание?
Какое-то время Энн боролась с собой, боясь потерять самообладание.
«Я перенесу это, — сказала она себе, — как перенесла все остальное». Но в душе остался горький осадок, хотя Энн утешала себя: Майра стала независимой от нее, но близнецы все еще с ней.
Энн пошла к Джону. Некоторое время она не могла сообразить, где его искать, но потом вспомнила: накануне, когда он показывал ей дом, он упомянул, что работает в основном в библиотеке.
Она пошла по длинному коридору и открыла дверь тихо, несколько смущенно, ведь Джону, возможно, не понравится появление близнецов, не говоря уже о леди Мелтон.
Открывая дверь, она услышала голос Вивьен:
— О Джон, как ты мог, как ты мог сделать это? После всего, что мы…
Она оборвала фразу, увидев Энн, стоящую в дверях. В наступившей тишине Энн поняла, что Вивьен говорила о женитьбе Джона на ней.
Джон сидел в кресле, чуть отодвинутом от стола, скрестив ноги и свесив кисти рук с подлокотников. Казалось, он внимательно смотрел на Вивьен, сидящую на ручке дивана — живую красочную фигуру в платье из жемчужно-зеленого полотна. Ее поза выгодно подчеркивала и грацию ее изящного тела, и красоту ее ног, и Энн тоже живо ощутила приковывающее взгляд очарование лица Вивьен — алый рот, который ждал поцелуев, большие выразительные глаза, оттененные длинными, искусно подкрашенными ресницами.
— Входи, Энн, — сказал Джон, видимо нисколько не смущенный тем, что Энн прервала их разговор.
Но Вивьен быстро добавила со злорадной нотой в голосе:
— Мы только что говорили о вас.
— Я так и поняла, — спокойно сказала Энн.
Проходя по комнате и усаживаясь в кресло напротив стола, она внутренне сжималась от страха, но знала, что не должна показывать этого. Разумеется, тяжело встречаться с Джоном под критическим и враждебным взглядом Вивьен. Торопливо, потому что она была смущена, Энн прервала молчание.
— Только что мне позвонила Майра, — сказала она, обращаясь только к Джону.
— Все в порядке, надеюсь? — спросил он.
— Да, все хорошо, — ответила Энн, — но сестра мистера Баркли пригласила Майру на уик-энд.
— Ради чего Доусон устроил это? — перебила ее Вивьен.
Ее холодный и слегка высокомерный голос вклинился в поспешную речь Энн.
— Почему бы нет? — удивился Джон. — Я просил его позаботиться о Майре, и он видимо старается сделать для нее все, что может.
— Ну что ж, я не уверена, что она получит удовольствие, — сказала Вивьен. — Сьюзен Доути ужасно скучная, по крайней мере, мне она всегда казалась такой, — одна из деловых, во все вмешивающихся сестер, которые смотрят на братьев как на свою собственность.
— Майра особенно ждет этого визита, — пояснила Энн, — потому что они собираются потанцевать завтра вечером.
— Помилуйте, Доусон становится беспутным гулякой в свои преклонные годы, — насмешливо сказала Вивьен. — Или, может быть, ваша сестра удержит его от опрометчивых поступков?
— Боюсь, я мало знаю мистера Баркли, — ответила Энн, затем, повернувшись к Джону, словно исключая из разговора Вивьен, сказала: — Поскольку они уезжают, Майра решила, что будет лучше отправить близнецов сюда. Их поезд приходит в двенадцать.
Она с облегчением увидела, что Джон искренно рад.
— Чудесно, — сказал он. — Мы поедем их встречать. Согласна?
— Это было бы здорово, — ответила Энн.
Вивьен поднялась, намеренно привлекая внимание к себе.
— Ты станешь семейным человеком, Джон, не успеешь оглянуться, — сказала она и пошла к дверям.
— Надеюсь, что так и будет, — спокойно ответил Джон.
Что-то в его серьезной уверенности смутило Энн больше, чем грубость Вивьен. Дверь закрылась, и она осталась наедине с мужем.
— Я хочу сказать тебе еще что-то, Джон.
— Да?
— О моих платьях, — нервничая, начала она и почувствовала, что все мероприятия, которые они с Чарлзом наметили, выглядят смешными.
— Тебе, конечно, нужны деньги, — перебил ее Джон. — Я думал об этом и собирался обсудить с тобой.
— Речь идет не только о деньгах, — быстро сказала Энн, — но и о том, что Чарлз предложил выбрать для меня кое-что из одежды.
— Чарлз это умеет. — Энн показалось, что он сказал это с усмешкой.
И сразу волнение улеглось. Чарлз, по крайней мере, был добрым и чутким. А Джон не понимал, в какое унизительное положение поставлена женщина, одетая в поношенное тряпье, когда под одной крышей с ней живут такие создания, как Вивьен.
— Мне отчаянно нужно одеться. Я должна была понимать это и купить хотя бы несколько вещей, прежде чем приехала сюда.
Джон встал и подошел к окну. Он стоял, глядя вдаль некоторое время, как будто спорил о чем-то сам с собой, потом повернулся к Энн:
— Я должен извиниться пред тобой.
— За что?
Казалось, он не может подобрать слов.
— За то, что создал путаницу из многих вещей, — сказал он наконец. — Я понял теперь, что мы должны были провести наш медовый месяц где-то в другом месте. Мы должны были лучше узнать друг друга, а потом приехать в Галивер. Но… я не ожидал приема, который мы оба встретили здесь.
Было видно, насколько трудно ему выразить свое состояние, Энн сразу забыла о своем страхе перед ним.
— Не переживай, Джон, — сказала она. — Я, разумеется, понимаю, что твоя мать и мисс Линтон расстроены твоей женитьбой. Они думают, что я недостаточно хороша для тебя, и я… ну, я с ними согласна.
— Это неправда, и ты не должна так говорить, — сказал он так резко, что она с удивлением посмотрела на него. — Когда ты согласилась выйти за меня замуж, ты оказала мне величайшую честь, какую женщина может оказать мужчине. Если я в чем-то наколол дров, прошу тебя, отнеси это на счет моей тупости или, возможно, неопытности… и ни при каких обстоятельствах ни за что не обвиняй себя.
Энн не знала, что ответить, но через секунду застенчиво, потому что в глубине души она все еще боялась его, сказала:
— Я не хочу никого расстраивать или ввергать тебя в неприятности.
Джон взглянул на нее и улыбнулся:
— Ты удивительная женщина, знаешь ли.
Энн усмехнулась.
— Это второй комплимент за утро, — сказала она. — Если дело так пойдет и дальше, я задеру нос.
— И кто же тот счастливчик, кто сделал это первым?
— Чарлз, — ответила Энн. — Он сказал… — Она замолчала и почувствовала, что заливается краской. — О, он говорил много разной чепухи, но пообещал: если ему будет доверен выбор моей одежды, он превратит меня в достаточно респектабельную жену для тебя.
— Очень мило с его стороны, — сухо сказал Джон, но потом, как бы желая быть великодушным, добавил: — Он знаток всего, что касается одежды. Это единственное, что он делает хорошо, если берется.
— Он сказал, что никто не одобряет его. Но ко мне он был очень добр.
— А это, конечно, самое важное, — заметил Джон серьезно, без иронии. — Хорошо. Если тебе нужно мое согласие, ты его получила. Скажи ему, пусть купит все, что ему понравится, и счета пришлет ко мне. Думаю, сейчас самое время решить денежный вопрос. Я хотел бы, чтобы у тебя были собственные деньги. Я переведу часть акций на твое имя, и прибыль с них будет в твоем распоряжении, так что тебе не придется просить у меня деньги каждый раз, когда ты захочешь что-то купить.
— Ты очень добр, — сказала Энн. — Но пусть это будет не слишком много.
— Почему?
— Ты знаешь почему.
— Ты не хочешь быть мне обязанной.
— Нет, не то. Я не хочу брать слишком много, отдавая при этом так мало.
— Мы ведь уже говорили об этом, — сказал Джон. — Почему бы тебе не увеличить свою щедрость, вместо того чтобы обуздывать мою?
— Ты же знаешь, что я готова сделать все, что ты хочешь.
— Все?
— Ну конечно, — ответила Энн. — Чего ты хочешь?
Она смотрела на Джона широко открытыми глазами и внезапно замолчала.
Ей показалось, что он впервые приковал к себе ее взгляд, и за спокойной серьезностью, которая была большей частью его натуры, она вдруг увидела… мужчину. И не поняла того, что увидела. Ей казалось, будто какое-то пламя бушует в нем, такое неистовое, что в страхе у нее прервалось дыхание… Этот мужчина был ей незнаком. Он удерживал ее в плену… В глазах Джона была бездна желания, от которого она отпрянула. Сердце девушки билось все быстрее. Руки невольно сами сложились в беспомощном жесте — и власть силы, зачаровавшей ее, исчезла.
Опять перед ней стоял Джон, спокойный, серьезный, собранный, — мужчина, которого она едва ли знала, но который тем не менее был ее мужем.
