Переезд в Бат считался уже решенным делом, и оставалось только выбрать, что предпочесть — меблированные комнаты или же дом. Фанни, непривычная к устройству таких дел, конечно, потратила бы несколько недель на колебания, но Серена не была похожа на нее. Именно она проводила все необходимые переговоры. Фанни оставалось только соглашаться; если же ее спрашивали, что больше нравится ей самой, она со смущенной улыбкой отвечала, что доверяет вкусу и здравому смыслу своей падчерицы. Вскоре Фанни подписала контракт о найме на шесть месяцев дома на Лаура-плейс — по мнению дворецкого Лайбстера, это было самое подходящее место из всех, что он осмотрел. К середине марта вся мебель из Доуэр-хауса была, словно саваном, затянута полотняными чехлами, а Хартли Спенборо даже одолжил дамам для перевозки слуг и багажа огромный и старомодный рыдван покойного графа.

Поскольку Милверли лежал всего в двадцати пяти милях от Бата, дамы совершили путешествие в ландо. Фанни, чью силу духа во время пути поддерживали нюхательные соли, объявила, что никогда в жизни еще не путешествовала с таким комфортом. По прибытии на Лаура-плейс она, жалуясь на жестокую головную боль, нашла в себе силы не только осмотреть дом, но переодеться к обеду и даже обсудить с Сереной важную новость, которую они узнали из очередного письма леди Терезы. Принцесса Шарлотта была помолвлена с Леопольдом Сакс-Кобургским!

От подобных известий Фанни получала истинное удовольствие. Ничто не могло быть для нее интереснее, чем приближающийся брак предполагаемой наследницы трона, тем более что принцесса до этого разорвала свою прежнюю помолвку с принцем Оранским, и новый союз мог предоставить столько пищи для новых размышлений… Фанни не была знакома с принцессой, которая была довольно замкнутым человеком, но зато она встречалась с принцем Леопольдом во время церемоний празднования мира в 1814 году. Разве Серена не помнит красивого молодого человека? Фанни была убеждена, что он был на редкость милым, неудивительно, что принцесса предпочла его, а не принца Оранского. Должно быть, это будет брак по любви.

— Так мне пишет тетка, — сказала Серена. — Кажется, это не тот брак, которого хотел добиться принц-регент. Действительно, хорошо бы это было так! Может, это будет очень романтично — хотя мне самой кажется, что молодой человек немного скучноват! — но, ясное дело, для такой наследницы Сакс-Кобургский принц вовсе не предел мечтаний!

Чтение всех сведений о принце Леопольде, его карьере и его разносторонних достоинствах, о которых наперебой писали различные газеты и журналы, стало ежедневным занятием для Фанни. Она могла долго распространяться о том, какое маленькое несолидное герцогство было пожаловано принцу Леопольду, и даже с трогательной старательностью вникала во все детали предполагаемого брачного контракта.

В Бате было немало библиотек, и в обществе они считались местом самого приятного времяпрепровождения. Большинство библиотек предоставляли своим подписчикам все новейшие английские и французские издания, ежемесячные обозрения, свежие журналы, все лондонские и французские газеты. Фанни делила свое внимание между библиотекой Даффилда, на Милсом-стрит, и «Мейлером и сыновьями», чье здание так удобно примыкало к водолечебнице, где молодая графиня каждое утро прилежно пила воды, заявляя каждый раз, что они приносят ей огромное облегчение. Серена соглашалась с этим, не забывая принять соответствующий серьезный вид, но про себя думала, что оркестр, который постоянно играл там, да магазины на самых модных улицах, как и новые лица вокруг, приносили куда более ощутимую пользу.

Если не считать одного-двух стариков, которые знали первую леди Спенборо или леди Клейпол, в городе у них не было знакомых. Бат уже не слыл в высшем свете самым модным курортом, хотя считался весьма подходящим местом для поправки здоровья. Самой примечательной особой, которую можно было тут встретить, была мадам д’Эрбле, проводившая здесь все зимы. Фанни однажды оказалась рядом с ней у прилавка с лентами в магазине на Гэй-стрит, и это наполнило ее простую душу восхищением. Прославленная писательница купила столь прозаическую вещь, как отрез черной флорентийской тафты. И никто, как Фанни старалась уверить Серену, не мог бы предположить по ее манерам или по ее внешнему виду, что эта женщина дружит с Музой. Фанни жалела, что у нее не хватило храбрости представиться.

— «Эвелина», ты же знаешь, всегда была моей самой любимой книгой, и я всерьез считала, что никогда не смогу полюбить ни одного реального джентльмена, настолько была влюблена в лорда Орвилла!

— Как жаль, что ты ей этого не сказала. Думаю, мадам была бы очень рада это услышать, — ответила Серена.

— Да, но мне показалось, что она непременно захочет поговорить со мной о своей последней книге, — наивно сказала Фанни. — Помнишь того писателя, что как-то раз обедал у нас и так оскорбился только потому, что твой дорогой отец похвалил его первую книгу и ни слова не сказал обо всех остальных? Не могла же я говорить с мадам д’Эрбле о «Скитальце», он ведь до того нудный и скучный, что я бросила его после первого же тома.

Сразу же после приезда в Бат Серена записала их имена в книгу посетителей Низшего и Высшего залов Общественного собрания. Фанни несколько сомневалась, прилично ли сие, но умудренная жизнью Серена заметила:

— Поверь мне, дорогая, было бы просто неразумно поступать по-другому! В таком месте, как Бат, ни за что нельзя обижать таких ранимых людей, как церемониймейстеры. Мы, конечно, не будем выезжать на балы или для игры в карты, но после того как мы пробыли в трауре полгода, уже можно посещать концерты.

Фанни подчинилась и вскоре обнаружила, что ее спокойствие было только подкреплено добротой мистера Гайнетта из Низшего собрания и мистера Кинга из Высшего. Оба этих джентльмена поспешили нанести официальный визит высокородным дамам и соревновались друг перед другом в проявлении рыцарских чувств. Даже если бы вдовствующая графиня была бы так же стара, как миссис Пиоцци — старейшая жительница Бата, визиты все равно были бы сделаны, но для старательных джентльменов не было бы так приятно оказывать великое множество мелких знаков внимания или так тщательно сообщать все новости Бата. Вдовствующая графиня всегда внушает уважение, а тем более такая трогательно-юная, такая бесподобно-прелестная, с мягкими, ненавязчивыми манерами — о, она внушала еще и благоговейное восхищение.

— Фанни, — говорила Серена, которую изрядно забавляли частые визиты соперничающих церемониймейстеров, — если бы на свете существовали миссис Гайнетт или миссис Кинг, а я почти уверена и надеюсь, что таковых в природе нет, но если бы они существовали, так меня просто в дрожь бросает при мысли о том, какие чувства ты должна была бы у них вызвать!

— Я? — испуганно воскликнула Фанни. — Великий Боже, что ты хочешь этим сказать?

Серена рассмеялась, глядя на нее.

— Хорошо, тогда скажи мне, сколько раз эти неутомимые господа сочли необходимым заглянуть к нам? Клянусь, я уже со счета сбилась. Последний раз это был мистер Кинг, пообещавший тебе ложу, если ты только снизойдешь до посещения какой-то там лекции в Высшем собрании. А до него прибегал мистер Гайнетт, решивший, что тебя должно очень интересовать, где находятся лучшие конюшни, а до того еще, помнишь…

— Серена! О, замолчи! — вскричала Фанни, покраснев и растерявшись. — Я уверена, они оба были к нам очень добры, и…

— Крайне добры! И уж до того внимательны! Когда во вторник мистер Гайнетт выбежал из водолечебницы, чтобы подать тебе стул, и все из-за того, что упали две капли дождя, я начала подумывать, что это тебе нужна дуэнья, а вовсе не мне!

— О, я понимаю, что ты смеешься надо мной, — сказала вконец расстроенная Фанни. — Все это просто ерунда. Они исполняют свой долг, делая, что в их власти, чтобы пребывание каждого стало в Бате приятным, да, именно каждого! — Тут ужасная мысль пришла ей в голову, и, устремив невинно-голубые глаза на Серену, она ахнула: — Серена! Но ведь я же не… Ведь не подумают же все, что я слишком быстро…

— Нет, нет! — успокаивающе проговорила неугомонная девушка. — Ты такое трогательное существо. — Она заметила, что Фанни по-настоящему расстроилась, и добавила: — Гусыня! Я же просто дразнила тебя!

— Если бы ты подумала, что, по мнению остальных, я поощряю непристойные знаки внимания со стороны какого-нибудь джентльмена, это было бы так ужасно!.. Тогда все удовольствие от нашего пребывания в Бате оказалось бы испорченным!

Серена успокаивала расстроенную мачеху, думая, что попытки принять шутливый тон с Фанни редко оправдывают себя. Настроена она была всегда серьезно, и ее куда чаще шокировали, чем забавляли столкновения с более оживленными людьми. Не было никакого сомнения, что ее юная беспомощность, да к тому же красота пробудили рыцарские чувства двух джентльменов среднего возраста, однако Серена решила сдержаться и не говорить ей об этом. Ни один даже самый суровый критик не мог бы заподозрить Фанни в попытке завести флирт, и Серена не хотела портить ей удовольствие от жизни на курорте.

А удовольствий они получали массу. Разглядывать витрины магазинов, слушать оркестр в водолечебнице, прогуливаться — если только погода стояла хорошая — по садам Сидни, замечать каждое новое лицо, что появлялось в городе, размышлять об отношениях и сходствах завсегдатаев водолечебницы — вот, оказалось, чем наслаждалась Фанни. Она была, например, уверена, что мужчина, в петлице которого всегда торчал розовый цветочек, был братом, а вовсе не мужем полной женщины в рыжеватом парике. Между ними явно заметно сильное сходство, разве Серена не согласна? А заметила ли Серена ту шляпку с зелеными перьями, что надета вон на той странноватой даме, которая одевается так старомодно? Ведь эта шляпка была выставлена в магазине на Милсом-стрит еще на той неделе, и цена у нее была просто невероятная! Серена всегда отвечала только утвердительно, но, сказать по правде, она ни разу не замечала ни полной женщины в рыжеватом парике, ни странноватой дамы.

А дело было в том, что бесцельное существование в Бате устраивало Серену не больше, чем жизнь в Доуэр-Хаусе. Смешавшись с болью в сердце от потери человека, который был ей скорее компаньоном, чем отцом, в душе ее жило беспокойство, желание чего-то, о чем девушка могла только догадываться, и это находило свое выражение лишь в скачках галопом на лошади по окрестностям города. Улицы в Бате были до того крутые, что каретами и экипажами почти никто не пользовался, и носильщики портшезов, а не кучера, взяли на себя ответственность за доставку дам на балы и концерты. Фанни уже серьезно подумывала, что стоит отправить обратно домой свое ландо, и понять не могла, что заставляло Серену каждое утро мчаться на окрестные холмы в сопровождении верного, но вечно скептически настроенного грума Фоббинга. Она знала, что падчерица обладает немалой энергией, которая пока так и осталась нерастраченной, однако Фанни не замечала, что самые утомительные поездки Серены приходились в дни прибытия в Бат очередного пунктуального письма леди Терезы Иглшэм. Конечно, она не подозревала, что эти письма, казавшиеся ей утомительными, заставляют Серену почувствовать, как велик разрыв с ее миром. Для Фанни потеря званых обедов в Лондоне, где редко говорили о чем-либо другом, как о правительственном кризисе или о победе над оппозицией, была незначительной; она никогда не могла понять, что может быть такого интересного в известии, что Гренвилль и Фокситы разошлись во мнениях. Удачи и неудачи тори и вигов значили для Фанни куда меньше, чем опасение, что мамочка может прислать в Бат ее старшую сестру Агнес — составить Фанни компанию.

Этот страх серьезно беспокоил молодую вдову до тех пор, пока она не убедилась, что мирная жизнь дочери вовсе не занимает леди Клейпол до такой степени, чтобы либо самой отправиться в Бат в начале лондонского сезона, либо отправить туда вторую дочь, бывшую в возрасте, более чем подходящем для замужества. Леди Клейпол, третья дочь которой вот вот должна была перешагнуть порог классной комнаты, все еще подыскивала подходящую партию для Агнес. Казалось, она уже опустила руки, но тут в своем последнем письме, где строки были подчеркнуты и перечеркнуты, она сообщила, что в настоящий момент лелеет надежду сделать членом их семьи некоего почтенного и достойного человека с кругленьким состоянием. Фанни вздохнула (и не раз!) над этим письмом, но все же была рада, что избавлена от присутствия Агнес. Старшей и ревнивой сестре, которая восполняла старанием и учением то, что природа обделила ее красотой, вполне можно было доверить присмотр за юной Фанни, что навсегда бы лишило последнюю спокойствия. Фанни предпочитала общество своей падчерицы, хотя мамочка не доверяла благоразумию Серены.

Фанни прилежно ответила на это письмо, но, пока перо ее заверяло леди Клейпол, что та неверно судит о милой Серене, чувство некой вины заставило его задрожать и посадить кляксу. Что-то подсказывало Фанни, что мать ни за что не одобрила бы последнее знакомство Серены. Действительно, нельзя было отрицать, что Серена водит дружбу с крайне неподходящими особами.

Знакомство это произошло в водолечебнице, и причем самым невероятным образом. Уже несколько дней внимание девушек привлекала своим необычным видом одна пожилая дама небольшого роста, но весьма внушительных размеров, одетая по моде своей далекой юности. Держала она себя довольно властно, хотя и весело, и имела три подбородка и массу неправдоподобно черных кудряшек, на которых красовалась шляпка, поражавшая глаз изобилием отделки. Серена насчитала только на одной такой шляпке пять страусовых перьев, кисть винограда, две вишенки, три большие розы и две маленькие розетки. Девушки обратились к мистеру Кингу с вопросом, кто эта забавная дама, и получили ответ, что это, кажется, вдова богатого бристольского купца, впрочем, мистер Кинг не мог сказать точно. Несомненно, по-своему это очень достойная женщина, но как это ни печально (и ведь миледи, конечно, с этим согласятся!), на таком избранном курорте, как Бат, ей явно не место. К сожалению, должен был добавить мистер Кинг, дама проживала в городе постоянно, и он вынужден раскланиваться с ней на улицах. Со своей стороны он мог только оплакивать падение нравов и вспоминать более счастливые дни, когда вульгарного состояния было недостаточно, чтобы какая-то миссис Флор могла отдыхать в одном месте с миледи Спенборо.

Эта речь, которую Серена выслушала, презрительно пожав плечами, заставила ее более снисходительно поглядывать на миссис Флор. Вдова регулярно посещала водолечебницу и часто, когда не была занята разговорами со своими знакомыми, во время которых она громко смеялась, пристально разглядывала Серену — взгляд был одобрительный, но слегка смущавший девушку. Серена, тяготясь таким упорным вниманием, наконец вернула этот взгляд, немного подняв брови, и была удивлена, увидев, что пожилая леди кивает и улыбается ей. Забавляясь, Серена приблизилась к ее скамейке.

— Прошу прощения, мэм, но мне показалось, что вы желали бы переговорить со мной?

— Вот это верно, мне этого-то и хотелось! — улыбнулась миссис Флор. — Хотя, что вы, леди, снизойдете до того, чтобы поговорить со мной, — вот уж этого я никак не ожидала. Простите, что я разглядывала вас в упор, вы ведь такая знатная миледи, да все же в вас есть что-то приятное, и вы не так надменно смотрите на меня, высоко задирая нос, как все тут вокруг!

— В самом деле надеюсь, что это не так! — смеясь, ответила Серена.

Миссис Флор ткнула пальцем в ребра мягкосердечного по виду человека, сидящего рядом на стуле:

— Не знаю, что с твоими мозгами случилось, Том Рэмфорд! А ну-ка, приятель, вставай да предложи стул леди Серене!

Сильно смутившись, мистер Рэмфорд подчинился строгому приказу. Миссис Флор твердо прервала его извинения:

— Все, хватит с тебя! Теперь можешь убираться!

— Бедняга! — сказала Серена, усаживаясь. — Вы очень строги с ним, мэм. Но, скажите, откуда вы знаете мое имя?

— Господи, дорогая моя, да ведь вас все тут знают. А вот я готова поспорить, что вы-то не знаете, кто я такая.

— И вы проиграете, мэм. Вы — миссис Флор, постоянная жительница Бата, если не ошибаюсь, — возразила Серена лукаво.

Старая леди весело расхохоталась, от чего все ее подбородки заколыхались.

— Точно, это я, клянусь, вы это знаете только потому, что наверняка поинтересовались, что это за старое пугало, одетое в платья с кринолином.

— Я действительно узнавала, кто вы, но вот описала вас совсем не так! — возмутилась Серена.

— Господь с вами, я же вас не виню. Только я была бы еще большим пугалом, попытайся втиснуться в одно из этих новомодных платьев, что теперь все носят, с талией под мышками и юбкой, прямой, что твоя свечка. Это для вас такой покрой хорош, миледи, вон вы какая миленькая да стройная, но я вам скажу, что я бы была похожа на мешок с отрубями, да еще и перетянутый веревкой. Я вас насмешила? Да я же вижу, что это так, вон как сверкают ваши глазки.

— Боже мой, кто вам только такое мог сказать, мэм? — поинтересовалась Серена, слегка покраснев.

— Ага, вот видите? — захихикала миссис Флор. — Пари держу, вы спрашиваете себя, что заставило меня так желать разговора с вами. Ну, так у меня есть внучка, которая самого высокого мнения о вас, миледи, и, судя по всему, вы тоже очень добры к ней.

— Внучка? — повторила Серена, внезапно застыв на месте. — Не хотите же вы сказать, что… Но нет! Конечно, леди Лэйл… — это единственный человек, что приходит мне на ум… она же урожденная Себден?

— Точно, — радостно сказала миссис Флор. — Себден — мой первый муж и папаша Сьюки. У меня было два славных муженька, и обоих я похоронила, а уж этим Сьюки никак похвастаться не может, как бы там она ни пыжилась!

— Боже милосердный! — воскликнула Серена, от всей души желая, чтобы Ротерхэм оказался тут, чтобы разделить с ней удовольствие. — Ну, тогда я очень рада познакомиться с вами, миссис Флор, потому что искренне привязана к малышке Эмили Лэйлхэм. Она часто развлекала нас в прошлую скучную зиму. Вы знаете, леди Спенборо и я очень скучали по ней, когда девочка уехала в Лондон.

— Это вы по доброте своей так говорите, миледи. Сьюки — а дочка всегда была и будет для меня просто Сьюки, что бы там она ни говорила! — отправила ее ко мне на Новый год, так я только и слышала, что леди Серена то, да леди Серена се, пока у меня чуть было не приключился припадок ипохондрии, но это случилось бы, если бы я была настоящей леди. Слава Богу, этому никогда не бывать!

— Какая неожиданность! — улыбнулась Серена. — Меня удивляет, что вы решили познакомиться со мной, мэм. Я думаю, что еще ребенком Эмили считала меня лихой и решительной дамой только потому, что я, бывало, охотилась вместе с отцом и делала все, что казалось ей таким романтичным. Надеюсь, теперь, когда она стала умнее, Эмили переменила свое мнение обо мне. Я едва ли могу служить юной девушке примером для подражания.

— Ну, тут-то, вы меня простите, моя дорогая, но вы промахнулись! — проницательно ответила миссис Флор. — Вы сделали Эмме немало хорошего. Она славная малышка и старается быть благоразумной, но вот ума у нее ни капельки нет, да и у Сьюки тоже, благослови ее Господь! Эмма всегда так восхищалась вами, миледи, у нее все-таки хватило ума понять разницу между вашими манерами и теми, что пытались преподать ее мамаша вместе с гувернанткой мисс Проул! Вот бы кого я проучила! «Бабуля, — говорит мне Эмма, — леди Серена всегда так естественно держится, а со своими слугами обращается, словно они какие герцоги да маркизы. И я буду вести себя точно так же, как она. Ведь графиня из тех, кто ступил на английскую землю вместе с Завоевателем, и самая настоящая леди!» А уж это, — продолжала миссис Флор, — я и сама вижу, хотя к чему тут приплетать завоевателей, мне как-то невдомек.

— Да, пожалуй! — с трудом проговорила Серена, стараясь не расхохотаться.

— Уверяю вас, на завоевателей я никакого внимания не обращаю! — сказала миссис Флор. — У важных господ свои повадки, а у нас свои; и то, что пристало высокородной леди, дочери священника вовсе ни к чему, вот что я скажу. Для Эммы куда полезнее брать пример с вас, чем с ее мамаши, так я им и заявила!

Серена только и могла сказать в ответ:

— На самом деле ей не надо копировать чужие манеры, мэм! У нее самой очень приятное обращение, и она так естественно держится в обществе!

— Я тоже так считаю, — сказала миссис Флор, лучезарно улыбаясь. — Хотя я не большой знаток хороших манер, но в свое время вышла замуж за настоящего джентльмена! Да, да! Мистер Себден был намного родовитее меня и женился прямо-таки в пику своим знатным родственникам. Возможно, глядя на меня сейчас, вам трудно представить, что мною все восхищались, когда я была девушкой. Поверьте мне, дорогая! А уж какие у меня бывали ухажеры! Вот только полюбила я Джорджа, и хотя моему отцу не по вкусу был такой брак: больно уж Джордж любил лодырничать и смахивал на джентльмена, но отец никогда не мог отказать мне ни в чем, так что мы поженились и счастливо зажили. Конечно, семейка его тут же от нас нос отвернула, но ему-то дела до того не было, да и меня он не пытался превратить в знатную даму. И что вы думаете? Как только мой отец умер и мне оставил все свое состояние, так Себдены и начали меня обхаживать. Что же, этого и следовало ожидать, и я сама рада была этому, все ради Сьюки. Да, как вспомню, Сьюки все было к лицу, такая она была хорошенькая, да и манерами она пошла в отца — такая, знаете ли, важная! Я сейчас часто думаю, что ее братец, когда бы повзрослел, не стал бы презирать родную мать!

Услышав ее бурный вздох, Серена проговорила:

— Право же, я и не знала, что у вас был сын. Он умер? Мне так грустно об этом слышать!

— Ну не то чтобы он у меня был, — ответила миссис Флор. — Дело-то все в том, что мне всегда хотелось иметь мальчика, но Господь благословил нас рождением только одного ребенка. Да… У меня есть только Сьюки, и у нее было все, что только можно достать за деньги. Она училась в дорогой школе для высоких особ в Лондоне, и можете мне поверить, там она завела себе важных друзей! Так что когда бедняга Джордж умер, Себдены предложили вывозить Сьюки в свет, я позволила им это. И, глядь, мне уже говорят, что она помолвлена с сэром Колтером Лэйлхэмом. Между нами, миледи, он мне никогда не казался птицей высокого полета, хотя тогда я и представить себе не могла, что он будет так дорого мне обходиться. Только вы не подумайте, что мне это не по нраву, вовсе нет, потому что вот что я вам скажу: может, он и игрок, может, он и пьян бывает слишком часто, но уж он-то своей тещи не стыдится. И если бы не Сьюки — я могла бы приезжать в его дом, и меня бы там принимали, да еще и радушно!

Сраженная наповал столь необыкновенно откровенными признаниями, Серена не могла придумать ничего лучшего, как сказать:

— Мне кажется, все очень любят и уважают сэра Уолтера. Он с моим отцом учился в Итоне, а затем — в Оксфорде.

— Ах, вот как! Ладно, что там… неплохо, конечно, если у человека хорошая семья, но мне кажется, что и капля ума в голове не помешала бы. Вы уж простите, что я так говорю! По-моему, он просто настоящий дуралей. Но довольно об этом. Не следует мне все это рассказывать. Вряд ли я смогу поведать вам что-нибудь новое о Сьюки, чего вы и сами о ней не знаете, ее повадки и манера себя держать новорожденного младенца не обманут! Ну, скажите сами.

— Уверяю вас, мэм, леди Лэйлхэм… Ее везде принимают!

— Я это знаю, дорогая моя, и смешно же мне бывает, как подумаю об этом! Хотя и не отрицаю, что сэр Уолтер ввел ее в высшие круги общества, женившись на ней, но ведь остается-то она там только благодаря моим денежкам!

Отвечая откровенностью на откровенность, Серена произнесла:

— В этом я не сомневаюсь, мэм. Всем известно, что сэр Уолтер, как говорится, женился на деньгах.

Миссис Флор захихикала.

— Я это под присягой готова подтвердить! Ну да ладно! Если бы этот простофиля не проигрывал так часто на скачках и Сьюки не боялась рассердить меня, опасаясь, что мое состояние ей не достанется (не говоря уже о том, что я плачу за выезды Эммы), я думаю, они бы ко мне и носа не показывали, так что, может, все это к лучшему. Сьюки была очень довольна, когда я вышла за Неда Флора, так как кто теперь может догадаться, что я ее мать, если только сама этого не скажу? О, я это не часто объявляю, можете мне поверить! Нед Флор был отличным человеком. У него никогда не было ни детей, ни привязанностей на стороне, так что все до последнего пенни он оставил мне, и деньги эти совершенно свободны! И вот каждый раз, когда на меня нападает хандра, я говорю Сьюки, что мне хочется навестить ее в их шикарном лондонском доме. Вы бы видели и слышали, сколько предлогов она находит, только чтобы не пускать меня туда, ей в голову не приходит, что я говорю все это только для того, чтобы подразнить ее! Но ей нечего бояться! Я смеюсь от души, глядя, как она каждый раз пугается моего визита, но я в мыслях не держу стеснять ее, нет, ни в коем случае, да и Эмму тоже!

— Я совершенно уверена, мадам, что уж Эмма любит вас всем сердцем. Она всегда так тепло говорит о вас!

— Господь да благослови ее доброе сердечко! — сказала миссис Флор. — Но все равно согласитесь, миледи, ничего хорошего бы не вышло, начни я рассказывать всем и каждому, что я ее бабка, так что я вас прошу не выдавать меня. Я и так слишком разболталась, не следует мне так себя вести, но вы из тех, кому можно смело доверять, и я спокойна!

— Благодарю вас! Если таково ваше желание, я не расскажу о вашем родстве никому, кроме леди Спенборо, а ей вы тоже можете смело доверять.

— Вдова и такая молоденькая! — заметила миссис Флор. — У нее такое милое личико! У меня прямо сердце разрывается, когда я вижу ее в трауре, а ведь она совсем еще ребенок! Смотрите! Генерал прощается с ней, и она оглядывается и не может понять, куда вы пропали. Вам лучше идти, миледи, а то ей может показаться, что вам не пристало сидеть тут и болтать со мной!

— Напротив, — спокойно ответила Серена, делая Фанни знак подойти. — Если вы позволите, я бы хотела познакомить ее с вами, мэм. — Она улыбнулась Фанни, когда та подошла, и сказала: — Фанни, я бы хотела представить тебе миссис Флор, бабушку Эмили.

Как бы велико ни было удивление Фанни, она была слишком хорошо воспитана, чтобы показать иные чувства, чем милую вежливость. Она поклонилась и протянула руку, которую миссис Флор, с некоторым трудом поднявшись на ноги, сердечно пожала, говоря, что это большая честь для нее.

— Вы, если вдруг окажетесь на площади Бофор, где я живу, всегда найдете радушный прием в моем доме. Впрочем, никто не обидится, если вы там так и не появитесь…

— Благодарю вас, нам бы очень хотелось навестить вас! — ответила Серена.

— Это так мило! — пробормотала Фанни.

Лицо миссис Флор засияло.

— Пошлите своего лакея шепнуть мне, когда вы собираетесь явиться с визитом, и если так случится, что у меня в этот момент будут гости, так я их без всяких церемоний выставлю за порог. Во-первых, вам сейчас не полагается появляться в обществе, а во-вторых, мои друзья не совсем в вашем стиле, они еще хуже меня самой, и единственная разница в том, что я не буду кричать вам приветствие через всю улицу и перемывать косточки со всем городом, а один-два человека из тех, кого я принимаю, на это вполне способны.

Проговорив эти успокаивающие слова, миссис Флор еще раз пожала им руки, благословила Серену и, переваливаясь, поплыла прочь.

— Серена! — проговорила Фанни. — Что за нелепое создание!

— Да, но совершенно очаровательное, уверяю тебя!

— Но, Серена, она же кошмарно вульгарна! Неужели ты и в самом деле хочешь навестить ее?

— Конечно, я собираюсь это сделать, и буду плохо думать о тебе, если ты не пойдешь со мной.

— Но, дорогая моя, неужели… неужели твой отец разрешил бы тебе это? — осмелилась поинтересоваться Фанни.

Ее слова заставили Серену улыбнуться.

— Дорогая моя Фанни, ты отлично знаешь, что отец никогда не вмешивался в мои дела и никогда не считал себя слишком важной персоной.

— О, нет-нет, что ты, я совсем не то имела в виду. Просто я чувствую, что все скажут, что мне не следует позволять тебе знакомиться с такими вульгарными людьми. И особенно меня будет осуждать твоя тетя Тереза. Хотя как мне запретить делать то, что тебе заблагорассудится, я ума не приложу! — в отчаянии сказала Фанни.