Глава XXIII
Войдя в дом к миссис Флор, Ротерхэм едва успел отдать шляпу в руки дворецкому, как задняя дверь открылась, и появилась леди Лэйлхэм, одетая в шелк и кружева, улыбаясь слишком уж радостно.
— Дорогой лорд Ротерхэм! — произнесла она. — Я знала, что вы зайдете во второй раз. Как грустно, что вы никого не застали дома после обеда. Но не стоит нас за это винить, потому что вы не сообщили Эмили, когда именно собираетесь прибыть в Бат. Надеюсь, вы здоровы?
— Благодарю вас, мэм, здоровье у меня великолепное. Я не могу, однако, того же сказать о своем настроении, а уж мое терпение давно кончилось! — ответил он хрипло.
Леди Лэйлхэм положила кончики пальцев ему на руку, что должно было означать симпатию:
— Я знаю, — сказала она, к его удивлению. — Не пройдете ли вы в комнату утренних приемов? Вы, конечно, извините мою мать за то, что она не принимает вас: она пожилая женщина и часто устает.
— Я хотел бы увидеть не вашу мать, леди Лэйлхэм, а вашу дочь!
— Именно так! — улыбнулась она, провожая его в комнату утренних приемов. — Вот и она!
Ротерхэм вошел в комнату и остановился, с серьезным видом разглядывая свою невесту. Эмили стояла рядом с большим креслом, одна ее дрожащая рука лежала на спинке, огромные глаза на бледном лице стали еще больше, дыхание было неровным. Она была очень молода, очень красива, очень встревожена и не проявила ни малейшего желания подойти поздороваться со своим женихом, пока наконец мать не сказала ей с легким упреком:
— Дорогая Эмили…
Эмили сделала шаг вперед.
— Как вы поживаете? — Девушка протянула вперед дрожащую руку.
— Все это неуместно! — сказал Ротерхэм. — Не стоит вам вести себя так, будто бы я вам очень приятен.
— Она несколько устала, — объяснила леди Лэйлхэм, — моя дочь очень глупенькая и несносная девочка, и именно об этом она хочет вам сообщить.
Он поглядел на нее, в глазах его застыл вопрос.
— Л-леди Серена говорит, что мне не нужно ничего объяснять, мама! — пролепетала Эмили.
— Мы многим обязаны леди Серене, моя милая, — спокойно произнесла леди Лэйлхэм. — Но мама уж лучше знает, что именно тебе нужно делать. — Она хладнокровно встретила полный ярости взгляд Ротерхэма, на ее подкрашенных губах заиграла улыбка. — Бедная девочка боится, что вы на нее станете сердиться, лорд Ротерхэм, но я заверила ее, что при полной искренности возможно и полное прощение, особенно если оно сопровождается глубоким раскаянием.
Бедная Эмили, видя, что ее жених мрачнее тучи, начала слабеть. Но Ротерхэм о ней и не думал. Он увидел, что у него из-под ног выбили почву, что его план мастерски может быть разбит. И вот началось это мучение — запинающиеся фразы срывались с губ бедной невесты, ей помогла мать: она подумала, что он очень зол на нее, прочитав его письмо, она решила, что он больше не любит ее, потому что так долго не искал встречи с ней, Жерар рассказал такие ужасы, что она перепугалась. Но леди Серена появилась как раз вовремя, чтобы удержать от гнусного поступка, и заверила ее, что нечего ей бояться лорда Ротерхэма. Поэтому она вернулась домой и плакала, плакала, потому что была огорчена. Простит ли он ее и поверит ли, что она никогда больше этого не сделает?..
Он понял, что она закончила, и увидел ее глаза, неотрывно глядящие на него с немым вопросом. Маркиз резко спросил:
— Эмили, вы любите Жерара?
— О нет, — ответила она, и голос ее звучал искренне.
Делать нечего. Для него выход был один, ему нужно было сыграть роль разъяренного любовника и расторгнуть помолвку. Но теперь этого нельзя было делать. Заставить ее швырнуть ему в лицо кольцо с бриллиантом, подаренное им, — это одно. Заставить ее сбежать с подопечным и потом выместить это на ней — совсем другое. Интересно, каким образом ее мать вынудила Эмили так страстно желать брака с ним? Она больше не думала о богатстве и о положении. Если бы Ротерхэм мог отделаться от леди Лэйлхэм, он, вероятно, достиг бы взаимопонимания с Эмили — если она вообще в состоянии понять хотя бы что нибудь…
— Мне кажется, лучше всего нам поговорить наедине, — сказал он.
Леди Лэйлхэм не имела ни малейшего намерения позволить им этого. К несчастью, Эмили больше страшилась лорда Ротерхэма, чем собственную мать, поэтому она бросилась к матери и не поддержала его предложения.
В эту минуту дверь отворилась, и неожиданное видение появилось в дверном проеме.
— Я так и думала! — сказала миссис Флор торжествующе. — Кто это тебе позволил развлекать гостей в моем доме, Сьюки? — Она опиралась на руки мистера Горинга, и в следующее мгновение обратилась к нему: — Нэд, оставайтесь здесь. За этот день не случилось ничего, чего бы вы не знали. Вы оказались истинным другом.
Ротерхэм, с трудом оторвав взгляд от фигуры, полной величия, перевел глаза на леди Лэйлхэм. То, что он прочел на ее лице, доставило ему немало удовольствия. Ярость и печаль ясно читались на лице этой леди, но под ними виделся еще и страх. Так вот эта таинственная бабушка, о которой ему рассказывала Эмили во время их первой встречи. Он вновь поглядел на хозяйку дома, пока она усаживалась в кресле и указывала мистеру Горингу занять место на скамеечке рядом.
На миссис Флор по выдавшемуся случаю было платье из люстрина с ярко-красными полосами и огромным количеством оборок. Это великолепное платье было натянуто на каркас, модный в дни ее молодости, а из-под него выглядывала бархатная нижняя юбка. Броши украшали низкий вырез корсажа, а вокруг шеи висели несколько ниток жемчуга. Тюрбан из рубинового щелка был украшен страусовыми перьями, с мочек ушей свисали два огромных рубина.
— Хорошо, — кивнула миссис Флор, подвинув слегка скамейку туфлей с красным каблуком. — А теперь, позвольте мне поглядеть на этого прекрасного маркиза, о котором я столько наслышана.
Леди Лэйлхэм, на губах которой играла вымученная улыбка, пробормотала Ротерхэму:
— Моя мама очень эксцентрична.
— Я не эксцентрична и я не глупа! — сказала мама с вызовом. — Я простая женщина, вышедшая из простой семьи, и у меня, возможно, нет таких изысканных манер, но зато я обладаю здравым смыслом, и мне нечего стыдиться. А тебе лучше представить мне маркиза, а не стоять, кусая губы, думая, что же он думает о твоей матери. Он может думать, что ему хочется, а если Эмма выйдет за него замуж, — что еще далеко не решено! — лучше уж ему поскорее привыкать к своей бабушке.
— Как вы поживаете? — сказал Ротерхэм, слегка кланяясь, сохраняя ровный тон и с интересом наблюдая за удивительной пожилой дамой.
Она ответила ему столь же пристальным взглядом, осмотрела его с головы до пяток:
— Боже мой, да вы по виду арап! — воскликнула она. — Говорят, что с лица воду не пить, но с вашего лица, пожалуй, и не захочешь испить воды.
— Не слушайте маму, она такая шутница! — перебила леди Лэйлхэм.
— Логичнее мне не обращать на нее внимания, — заметила миссис Флор, явно по-боевому настроенная. — Вы должны меня извинить, милорд, но я никогда еще не видела таких странных бровей! Конечно, моя милая Эмили, неудивительно, что ты его испугалась, как только он ими задвигал, — хотя он и не виноват, что они такие, — но все же жаль!
Ротерхэм сохранял невозмутимость. В любое другое время он повеселил бы миссис Флор, тем более что она ему нравилась, но так как бабушка явно была настроена враждебно к нему, он увидел в этом свою единственную надежду на спасение и начал размышлять, как бы побольше ее рассердить.
— Мама, вы слышали, что лорд Ротерхэм хотел бы поговорить с Эмили наедине, — сказала леди Лэйлхэм. — Может быть…
— Нет, — ответила миссис Флор резко. — Во-первых, Эмма не хочет говорить с ним наедине, а во-вторых, в твоем присутствии как это может быть?
— Вы забываете, что я ее мать.
— Но если я уйду, кто будет отвечать за последствия? — спросила миссис Флор. — Вы поступаете по-матерински, и я об этом не забуду. Но, глядя на бедную Эмили, я вижу, что вы оба ее запугали. Правильно, Нэд, пододвиньте ей стул, а ты не бойся, моя маленькая.
— Вовсе нет! — сказала леди Лэйлхэм. — Лорд Ротерхэм был очень терпелив, как я и предполагала, и ни разу ни в чем не упрекнул Эмили. Правда?
— Да, мама, — ответила дочь тихим испуганным голосом.
— Нужно надеяться, что это именно так! — сказала миссис Флор, глаза ее сверкали. — От меня он тоже не услышит слова упрека. Очень хорошо, конечно, хранить гордое молчание и про себя думать, что перед вами сварливая мегера, а ведь на самом деле, если кто и виноват в происшедшем, так это вы. А ведь думаете про меня, что я старая вульгарная особа.
— Вероятно, и вульгарная, — ответил Ротерхэм. — Но вот что мне не нравится совершенно, так это вмешательство посторонних в мои дела.
Миссис Флор, казалось, начала раздуваться от возмущения.
— Хо! Значит, если я говорю, что не желаю видеть свою внучку несчастной, то это означает вмешательство в чужие дела?!
— Если Эмили несчастна по моей милости, лекарство в ее собственных руках.
— Мама, пожалуйста, успокойтесь! — воскликнула леди Лэйлхэм. — Что за чушь! Как будто у нее нет причин, чтобы быть самой счастливой девушкой в мире.
— Можете облизывать его светлость, сколько угодно, Сьюки. Но не носитесь с идеей, что сможете заставить меня замолчать, иначе вы просто вылетите отсюда. С тех самых пор, как Эмили обручилась с маркизом, она потеряла свою былую жизнерадостность и ходит все время понурая.
— Моя дорогая мама, я вам говорила сотню раз, что Лондон со всеми его развлечениями оказался для нее слишком большим испытанием…
— Значит, больше вам не придется печься о ее здоровье, — сказал Ротерхэм. — Мы не собираемся жить в Лондоне.
Это заявление, сделанное будничным тоном, изумило Эмили, и она спросила:
— Мы не будем жить в Лондоне?
— Нет.
— Милая девочка, лорд Ротерхэм имеет в виду, что в основном вы станете жить в Делфорде или в Клейкроссе! — вмешалась леди Лэйлхэм. — Естественно, на несколько недель весной вы станете приезжать в Лондон.
— Я не имею в виду ничего подобного, — сказал Ротерхэм без горячности, но решительно. — Я закрываю Ротерхэм-хаус.
— Закрываете Ротерхэм-хаус? — воскликнула леди Лэйлхэм, как будто не веря своим ушам. — Но почему?
Он пожал плечами:
— Я не люблю жить в городе и устраивать приемы.
Глаза Эмили от огорчения потемнели:
— Совсем никаких приемов?
Он взглянул на нее:
— Мы станем развлекаться в Делфорде.
— О нет! — сказала она невольно. — Я не смогу! — Эмили вспыхнула и добавила с мольбой: — Я бы хотела жить в Лондоне! По крайней мере, какую-то часть года. Делфорд слишком большой — и мне не нравится.
— Мне жаль, но так как это мой дом, вам придется преодолеть свое отвращение к нему.
— Конечно, она постарается! — сказала леди Лэйлхэм. — Но ведь не станете же вы держать ее там целый год?
— Почему же нет?
— Я скоро отвечу вам почему! — прервала их миссис Флор, слушая их со все нарастающим недовольством. — Если Делфорд — это место, где бедной маленькой Эмили придется идти полмили от спальной комнаты до столовой, то в подобном месте ей не стоит жить. Кроме того, как она мне рассказывала, находится этот дом в деревне, а свежего воздуха ей и в Черрифилд-плейс хватает. Что она там станет делать день напролет?
— У нее будет масса забот, я думаю. Прежде всего она узнает об обязанностях леди Ротерхэм, а это у нее займет несколько месяцев. Она станет охотиться…
— Охотиться? — воскликнула Эмили. — О нет, пожалуйста! Я никогда не делаю этого.
— Вы будете этим заниматься, — отрезал он.
— Прыгать через все эти ужасные преграды, как вы мне показывали, — сказала Эмили с ужасом в голосе, — я не могу.
— Мы посмотрим!
— Отлично! Никогда раньше не слышала ничего подобного! — воскликнула миссис Флор. — Сначала ей нужно будет учиться вести себя, затем ей придется прилагать усилия, чтобы сломать себе шею.
— О, она не сломает себе шею! — сказал Ротерхэм. — Я научу ее нескольким простым прыжкам на лошади.
— Нет! — почти завизжала Эмили. — Я не буду, не буду!
— И не будешь! — горячо вмешалась миссис Флор.
— И еще, Эмили, как ты понимаешь, — от леди Ротерхэм я потребую послушания. Предупреждаю, что я не стану слушать никаких возражений.
Мистер Горинг, который сидел где-то сзади, поднялся и сказал ровным тоном:
— Мы уже выслушали многое из того, что именно вы хотите от Эмили, но пока мы не слышали, чтобы вы поинтересовались, а что именно хочет мисс Лэйлхэм.
— Она научиться любить то же, что и я, если достаточно мудра. Я беру в жены школьницу не для того, чтобы она все время возражала.
Мистер Горинг перешел в наступление:
— Мне кажется, лорд Ротерхэм, что вам нужна рабыня, а не жена.
Миссис Флор, не в состоянии больше себя сдерживать, сказала:
— Но моя Эмма никогда не станет рабыней! Этот мужчина просто чудовище! Хорошего же мужа ты нашла для Эмили, Сьюки! Как у тебя еще хватает стыда смотреть мне в лицо. Наверное, ты сказала леди Серене, что тебе все равно, если жених будет и хромым и старым! Лишь бы был герцогом — вот и все, что вам нужно! А этот парень даже и не герцог!
Уголки губ рта Ротерхэма поднялись в улыбке, но это осталось незамеченным. Несколько потрясенная леди Лэйлхэм подала голос:
— Я не поверю, что лорд Ротерхэм говорит все это серьезно. Я уверена, что он желает Эмили только счастья.
— Конечно, — сказал Ротерхэм устало. — Ей стоит только приспосабливаться к моим желаниям, и я не понимаю, почему именно она не может быть счастлива.
Неожиданно Эмили вскочила и бросилась к бабушке:
— Я не могу! Я не могу! Мне все равно, если я не стану маркизой. Но я не могу, бабушка! Не позволяйте маме выдавать меня за этого человека!
— Эмили! — На щеках леди Лэйлхэм выступили красные пятна. — Как ты осмеливаешься говорить подобные вещи! Как будто я думала…
— Сьюки, отойди! — скомандовала миссис Флор.
Мистер Горинг, подойдя к Ротерхэму с высоко поднятым подбородком, сказал:
— Может быть, ваша светлость окажет мне любезность и выйдет на несколько минут в другую комнату?
— Нет, дурак! — сказал Ротерхэм тихо.
— Эмили, подумай, что ты делаешь! — леди Лэйлхэм говорила взволнованно. — Ты никогда не выйдешь замуж, если расторгнешь помолвку. Особенно после сегодняшней глупости. Все станут говорить, что твоя помолвка была расторгнута! Ты останешься дома, потому что я не смогу вывозить тебя, ты умрешь старой девой!
— Вы не правы, мэм, — сказал мистер Горинг. — Конечно, она может еще подумать немного, но не надо ее пугать, уверяя, что никто больше не сделает ей предложение.
— Да уж я не сомневаюсь, что ей сделают много предложений! — сказала миссис Флор. — Теперь не плачь, моя милая, потому что твоя мама не заставит тебя делать то, что тебе не нравится.
— Ах, что же мне делать? — рыдала Эмили. — Я не желаю возвращаться домой опозоренной!
— Эмили, хочешь ли ты пожить со своей бабушкой? Подумай, любовь моя. Здесь не так уж оживленно, бывают, конечно, ассамблеи и Сидней-Гарденз, ну а если ты хочешь приемы, я устрою их для тебя, но в Лондон с тобой я ездить не смогу, потому что я не светская леди. Мне лично кажется, что ты будешь счастливее, если забудешь обо всех этих маркизах!
— Жить с вами всегда? — заплакала Эмили, поднимая вспыхнувшее лицо с колен миссис Флор. — О, бабушка!
— Моя драгоценная! — сказала миссис Флор, звучно целуя ее.
— Ты, наверное, с ума сошла? — спросила леди Лэйлхэм. — А вам, мама, я должна напомнить, что Эмили — моя дочь!
— А если ты, Сьюки, произнесешь хотя бы еще одно слово, то запомни, что будешь платить по всем своим счетам до конца своих дней, как и сэр Уолтер.
Наступила напряженная тишина. Миссис Флор похлопала Эмили по плечу:
— Вытри глаза, любовь моя, и отдай маркизу его кольцо.
— Когда ты увидишь сестер, которые станут выходить замуж до тебя, то вспомнишь этот день, Эмили! — сказала леди Лэйлхэм. — Со своей стороны, я умываю руки.
— И очень хорошо, — откликнулась миссис Флор. — Продолжай, любовь моя. Чем скорее мы избавимся от этого маркиза, тем быстрее мы сможем перейти к ужину, а этого нам явно не хватает.
Дверь с грохотом захлопнулась за леди Лэйлхэм. Эмили робко протянула кольцо лорду Ротерхэму.
— Пожалуйста, прошу у вас прощения, но мы не подходим друг другу.
— Спасибо, — сказал он, забирая кольцо. — Вам не стоит передо мной извиняться: это я должен извиниться перед вами. Дело в том, что оба мы совершили ошибку. Я желаю вам самого большого счастья, Эмили, и уверен, что вы будете счастливы. Но прав и мистер Горинг — вам не стоит сейчас думать о замужестве. Ну а что касается вашей репутации, ваших сестер, всего остального — нечего об этом беспокоиться. — Он взглянул на возвращенное кольцо и сказал: — Думаю, Эмили, что вам стоит оставить себе это кольцо, просто носить его нужно на другом пальце.
— Спасибо, — едва вымолвила Эмили.
Повернувшись, он столкнулся с миссис Флор, которая поднялась с кресла и смотрела на него с подозрением. Ротерхэм улыбнулся ей:
— Не тревожьтесь, мэм. Все, что вы хотите мне сказать, вы уже вылили на мою голову, и я думаю, что мне кое-что еще придется выслушать. Я рад был с вами познакомиться и верю, что в следующем году смогу пригласить вас и Эмили на прием в Ротерхэм-хаус. Пожалуйста, не посылайте никаких объявлений в газету. Я пошлю извещение, которое пояснит, что причиной расторжения помолвки было то, что я плохо обращался с Эмили — а так оно и было.
— Так это все? — произнесла миссис Флор. — Очень жаль Эмили.
— Да, но все к лучшему. Горинг, когда будете в Лондоне, не премините зайти ко мне домой. Вы расскажете мне, как вы путешествовали с леди Сереной.
Легкий поклон, и он ушел. Через полчаса маркиз был впущен в дом на Лаура-плейс дворецким Фанни.
Другого дворецкого он обнаружил в гостиной, зажигающего свечи в канделябрах.
— Великолепно, Лайбстер! — сказал он. — Пойдите скажите леди Серене, что, несмотря на то что она запретила мне здесь появляться, я все же здесь и хочу видеть ее немедленно.
— Ее светлость, милорд, сообщила мне, — произнес Лайбстер, скромно покашливая, — что если вы неожиданно окажетесь здесь, она поужинает в постели.
— Неужели? Пойдите скажите ей, что если она не спустится вниз, то я поднимусь вверх.
— О да, милорд! Если вы так настаиваете! — сказал Лайбстер и неслышно удалился.
Больше он не вернулся, но через пять минут Серена ворвалась в комнату, щеки ее пылали, а глаза яростно горели и совершенно не соответствовали тому спокойному серому цвету платья, в которое она была одета.
— Как вы смеете передавать свои наглые слова через моих слуг?! — негодовала она.
— Я думал, что только так смогу заставить вас спуститься.
— Но вскоре вам, Иво, придется разочароваться в этом, я…
Эта речь неожиданно оборвалась, так как он резко потянул ее к себе и запечатал ей рот поцелуем. Минуту-другую все ее мышцы были напряжены, Серена пыталась вырваться, но неожиданно она перестала бороться и буквально растворилась в его объятиях. Он сжимал ее все сильнее и наконец слегка разжал руки, чтобы дать ей отдышаться.
— Итак, прекрасная злая колючка! Вы уже отругали меня?
Она лежала у него на руке, голова была откинута на плечо, глаза блестели из-под полуприкрытых век:
— Отвратительное существо! Без манер, без совести, эгоистичное, высокомерное — как я вас не люблю! — Она вздохнула. — А как вы меня не любите!.. Мне казалось, что тигр пожирает меня. Да вы просто сошли с ума! Никогда вы не были так рады отделаться от меня!
— Никогда! — воскликнул он горячо. — Клянусь, что никогда больше не позволю вам довести меня до безумия своим неукротимым сильным характером, своей несносностью! Но все бесполезно, Серена. Я думал, что вырвал вас из своего сердца. Я думал, что для меня вы просто дочь моего старого приятеля, пока… Что заставило вас это сделать? Зачем?
Улыбка исчезла из ее глаз.
— О Боже! Я не знаю! Я хотела этого, Иво! Когда вновь увидела его — о, мне показалось, что я девочка, что мне девятнадцать лет. Может быть, потому что я была слишком одинока, может быть, потому что он по-прежнему любил меня. Он боготворил меня, как вы никогда не боготворили, Иво.
— Нет, я вас не боготворил, — насмешливо произнес он. — Я вижу вас такой, какая есть, и именно без такой несносной девчонки я не могу существовать! Я увидел, как он преклонялся перед вами, закрывая глаза на ваши несовершенства. Я пожалел его, потому что в вас он не любил самого восхитительного. Я не стану распахивать перед вами ворота, и вы возьмете любой барьер, как и я. — Он ощутил ответ на свои слова в легком трепете стройного тела, рассмеялся и снова поцеловал ее. — Вы можете поднять на ноги всю округу, и пусть все убедятся — никогда вам меня не догнать!
— Иво, Иво, — шептала она, отворачивая от него свое счастливое лицо. Казалось, Серена борется сама с собой. Наконец она с усилием произнесла: — Я не смогу, это так ужасно. Что сказал бы отец: ведь такое поведение — невежливо. Я была мечтой Гектора!
— Поверьте мне, от этой мечты он уже отказался, — сказал Ротерхэм сухо. — Серена, какая вы умная дурочка! Разве вы не видите, что происходит под носом? Ваша любовь не желает быть вашим мужем! Он хотел бы стать вашим отчимом!
Она изумленно уставилась на него, а затем от души захохотала. Он опять поцеловал ее, но услышал легкий шорох и поглядел через ее голову на дверь. Майор Киркби тихо вошел в комнату и застыл в дверях, не сводя с них глаз.
— Я не прошу у вас прощения, Киркби, — сказал Ротерхэм. — Я восстанавливаю права на свою собственность.
Серена вырвалась у него из рук и подошла к майору, протягивая ему руки.
— Гектор, простите меня. Я так ужасно обошлась с вами! Я самая последняя тварь!
Он взял ее за руки и поцеловал их поочередно:
— Но я еще хуже! Моя дорогая, я желаю вам счастья, вы самое прекрасное существо, о котором я когда-либо мечтал.
Серена улыбнулась:
— Но я — не ваша, а вы — самый добрый и прекрасный, но не моя любовь!
Майор все еще держал ее руки, щеки его горели:
— Знаете, Серена, мне кажется, что я хуже, чем просто дурак!
— Я уже сказал ей об этом, — вмешался Ротерхэм. — Не вижу нужды желать вам счастья: вы оба будете обязательно счастливы. — Он схватил майора за руку и сказал со своей обычной улыбкой: — Разве не был я прав шесть лет назад, когда сказал, что вы с Сереной никогда не будете вместе? Когда я увидел вас в этом доме, то уже был готов вас невзлюбить, но в конце того вечера я стал вас жалеть. Вы слишком хороши для такой несносной особы!
— Как это похоже на вас! — сказала Серена. Она перевела взгляд на дверь. — Фанни! Бедная Фанни, почему ты не сказала мне несколько недель назад, чтобы я убрала руки от Гектора? Дорогая, вы просто созданы друг для друга!
— Серена, я просто чувствую себя предательницей! — сказала жалобно Фанни, и глаза ее заблестели.
— Какие глупости! Все прекрасно устроилось!.. Боюсь, вы будете шокированы, но я собираюсь выйти замуж за этого ужасного маркиза.
— Гектор так и предсказывал, — сказала Фанни. — Я так надеюсь, что вы будете счастливы, милая!
— А разве вы несчастливы, леди Спенборо?
Она вспыхнула:
— О нет, нет! То есть да! Но просто мне казалось всегда, что вы относились друг к другу с долей неприязни.
— Точно!
Фанни никогда не знала, как понимать его резкие, непонятные замечания, и всегда злилась. Она быстро добавила:
— Я так рада, что вы выяснили все свои проблемы. Ваш отец был бы счастлив. — Вдруг она увидела, как лицо Серены задрожало, и увела разговор в другое русло. — Только вам ведь будет неловко! Как вы об этом объявите? Ведь это так странно — объявлять о своей помолвке вторично.
Серена поглядела на Ротерхэма, глаза ее смеялись.
— Фанни совершенно права. Мы скажем, что помолвка между маркизом Ротерхэмом и леди Сереной Карлоу возобновлена!
— Несносная! Я никогда больше не буду помолвлен с вами, Серена. Объявление, которое я предлагаю послать в «Газетт», будет гласить, что свадьба между маркизом Ротерхэмом и леди Сереной Карлоу была отмечена скромно в Бате.
Глаза девушки зажглись, и она произнесла:
— Иво, как же можно? Не прошло и года.
— Да, не прошло еще и года, но даже ваша тетушка Тереза не увидит в этом ничего неприличного. Кроме того, спешу вас уведомить, что мы проведем медовый месяц за границей и не вернемся в Англию до ноября. Не будет никаких свадебных торжеств, никаких визитов! А то, что мы станем делать, путешествуя по континенту, никого не обидит. — Он протянул ей руку, Серена доверчиво положила на нее свою. Пожатие его пальцев было крепким и многообещающим. — На этот раз у нас все будет отлично!
— Да, — согласилась она, чувствуя, как его любовь и уверенность переливаются в нее. — У нас все будет хорошо!
Назад: Глава XXII
На главную: Предисловие
