Майор, помирившись со своей любимой, никак не мог успокоиться, что она чуть не была свергнута с возведенного для нее пьедестала. Идеалистический склад его ума требовал, чтобы он убедился, что она никогда не покидала его. Расстаться с романтическим образом, который он сам себе создал, было невозможно. Киркби решил доказать самому себе, что это его, а не ее суждения были неправильны. Девушка его мечты не могла заблуждаться и ошибаться. То, что показалось ему недостатком воспитания, на самом деле являлось постоянством в преследовании своей цели; ее насмешливые разговоры выдавали ее возвышенный ум, а легкомыслие, не раз столь сильно шокировавшее его, было лишь светской маской, под которой скрывались гораздо более серьезные чувства. Даже вспышки нетерпимости и яростные взгляды, пронзавшие Гектора не раз, можно было простить. Ни то ни другое не являлось следствием дурного характера: нетерпение объяснялось расстроенными нервами после смерти отца, а ярость была спровоцирована его собственным непредсказуемым вмешательством.

Однако не все различия между реальностью и существующим в его воображении образом можно было так же легко отбросить. По характеру майор оказался человеком очень ответственным: он был отличным полковым офицером, безукоризненно подчинявшимся приказам, всегда заботившимся о своих подчиненных, готовым помочь младшим офицерам, только что покинувшим школьные стены, которые часто искали его совета в преодолении трудностей военной жизни. Его призванием было защищать и помогать, и поэтому ему так больно было узнать, что создание, так высоко стоявшее над всеми остальными, которое он так жаждал обожать и вести по жизни, высказывало так же мало склонности опереться на его руку, как и поверять свои горести, беспокойства и тревоги. Его невеста была, мягко говоря, далека от того, чтобы искать в жизни поддержки, и напротив, куда больше желала бы навязывать свою собственную волю окружающим ее людям. Она так же привыкла командовать, как и он, и, оставшись в раннем возрасте без материнской ласки, приобрела независимость. В соединении с глубокой сдержанностью это делало неприемлемой для нее мысль, что горести и боль можно кому-либо доверить. Фанни, понимавшая его переживания, попыталась объяснить, что за человек ее падчерица.

— Серена — очень сильная личность, личность, майор Киркби, — мягко говорила она. — Я думаю, воля у нее такая же неукротимая, как и тело, а это означает очень мощный характер. Меня всегда удивляло, что все, что она ни делает, нисколько ее не утомляет, хотя со мной все по-другому. Но ей, кажется, любое дело в радость. Лорд Спенборо был точно такой же. После целого дня охоты они всего-навсего лишь хотели спать и были страшно голодны, а в Лондоне я просто понять не могла, как им удавалось не уставать от бесконечных обедов, вечеров, всего этого шума. — Она улыбнулась и добавила извиняющимся тоном: — Не знаю, но когда мне приходилось давать званый завтрак утром и посещать бал вечером, на следующий день я была совершенно разбита.

Вид у майора Киркби был такой, словно это его нисколько не удивило.

— Ну а Серена? — спросил он.

— О нет! Она никогда не отдыхает днем. Именно поэтому ей кажется такой утомительной наша праздная жизнь. В Лондоне она каталась в Гайд-парке перед завтраком, ходила по магазинам. Очень часто мы давали званые обеды или ездили к многочисленным знакомым лорда Спенборо. Необходимо было также ездить с визитами, на скачки, пикники или куда-нибудь еще. Вечером же мы шли в гости или отправлялись в театр, а после надо было успеть на три или четыре бала или ассамблеи.

— Неужели и вы вели такую же жизнь? — поинтересовался майор, устрашенный таким перечислением.

— О нет! Я не могла поспеть за ними, вы понимаете. Я изо всех сил старалась привыкнуть к такому распорядку, потому что моей обязанностью было вывозить Серену, но, увы… Когда она поняла, как я устаю от всего этого, и увидела, как часто я страдаю головными болями, то объявила, что вовсе не хочет таскать меня повсюду за собой и не разрешит милорду делать это. Вы и представить себе не можете, как она добра ко мне, майор Киркби! Она — мой лучший, мой самый любимый друг…

Глаза Фанни наполнились слезами, и Киркби сжал ее руку, растроганно воскликнув:

— В этом я могу не сомневаться!

— У нее золотое сердце, — горячо призналась она ему. — Если бы вы знали, как она заботится обо мне, как терпелива со мной, вы были бы просто поражены.

— Вовсе нет, — возразил он, улыбаясь. — Я не могу себе представить, что кто-то может потерять терпение, говоря с вами.

— О нет! Мама и мои сестры часто бывали так нетерпеливы со мной, ведь я самая глупая из всей семьи, да к тому же испытываю такую застенчивость перед незнакомыми людьми и вовсе не люблю ездить на все эти вечера. Но Серена, которая все так хорошо знает, никогда не сердится на меня. Майор Киркби, я не знаю, как бы я без нее справлялась…

Гектор с сочувствием проговорил:

— Вам приходилось очень скверно?

— О, если бы не Серена, я бы не смогла этого вынести! — Краска бросилась ей в лицо, и Фанни быстро проговорила: — Я хочу сказать… я имею в виду… мне приходилось принимать столько народу… разговаривать с ними… быть хозяйкой в этом огромном доме. А эти политические партии и вечера… Это было хуже всего. Я ведь не имею ни малейшего представления о политике, и, если бы Серена не была так предупредительна и не говорила мне заранее, о чем скорее всего будет разговор за обедом, я бы совсем растерялась. И это так ужасно, что люди самого высшего света всегда приходятся друг другу родственниками, так что вечно попадаешь в неловкое положение.

Он не мог не рассмеяться, слушая ее бесхитростные речи:

— Я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду. Скажите, должно быть, граф Спенборо был человек со странностями. Простите, ради Бога! Мне не следует говорить этого вам.

— Ну что ж, я тоже думаю, что граф был необычным человеком, — согласилась Фанни. — Он был очень мягким и добросердечным, простым и таким добрым, что неудивительно, что все так любили его.

— Ах вот как! Да, конечно, ведь… То есть я хочу сказать, что так, должно быть, оно и было… — пробормотал Киркби, совершенно сбитый с толку.

Фанни продолжала вышивать, оставаясь в неведении, что ее слова открыли майору трудности ее семейной жизни. Она, конечно, пришла бы в ужас, если бы знала, какое впечатление произвели на него ее слова о привычном образе жизни и характере Серены. С возрастающим беспокойством он продолжал спрашивать себя, сможет ли Серена когда-нибудь удовлетвориться той жизнью, которую он мог предложить ей. Однако когда майор заговорил об этом, его невеста удивилась и сказала: «Скучать? Дорогой Гектор, что за абсурдные мысли? Можете мне поверить, я сумею найти себе занятие в Кенте».

Одна заметка в разделе новостей «Курьера» заставила Серену спросить однажды, не собирается ли он баллотироваться в парламент. Он уверил ее, что нет, но девушка, прежде чем он успел сказать что-либо еще, уже принялась обсуждать этот вопрос, строить планы, размышлять о его возможной карьере, раскрывая перед ним перспективы такого занятия. В отчаянии он рассмеялся:

— Но мне же не нравится заниматься всем этим!

Сказав это, он с облегчением понял, что она, очевидно, совсем не разочарована, хотя у него и осталось чувство, что его пытались силой увлечь по пути, избранному отнюдь не им самим.

— В самом деле? Правда? Тогда, конечно, вам не следует баллотироваться, — согласилась она.

Когда Серена рассказывала ему о своей жизни в те годы, когда он воевал на континенте, майору часто вспоминались слова Фанни об обилии родственников у людей высшего света. «Он мне что-то вроде пятиюродного кузена», — говорила Серена, и скоро ему стало казаться, что, должно быть, ее кузены рассеяны по всей Англии. Однажды Гектор пошутил по этому поводу, но Серена ответила совершенно серьезно:

— Да, и если бы вы знали, как это скучно и утомительно. Приходится поздравлять их с днем рождения и именин, приглашать на обеды, а некоторые, смею вас заверить, просто невозможные люди.

Гектор расхохотался, но в глубине его души затаился страх, что эти люди, пусть отвратительные или скучные, составляли неотъемлемую часть той единственной жизни, которую она понимала или, возможно, в которой только и могла быть счастлива. Однажды, когда он заглянул в Лaypa-плейс, ожидая найти ее скучающей из-за дождя, что лил не переставая с самого рассвета, Гектор обнаружил, что его невеста читает скандальный роман. Майор все больше убеждался, что мирное и спокойное существование, которое он планировал для них обоих, никогда не удовлетворит ее.

Серена протянула ему руку и одарила одной из самых очаровательных улыбок:

— Я очень увлечена одной книжкой, любимый! Это самая занятная книга из всех, когда-либо написанных. Вы уже видели ее? Главные персонажи отлично можно узнать, да и догадаться о том, кто остальные, тоже не составляет большого труда. Я уже давно так не смеялась!

Он поднял один из маленьких томиков с золотым обрезом.

— Что это? «Гленарван», написано известным автором. Неужели это такая замечательная книга?

— Бог мой, нет! Это крайне абсурдная смесь всевозможной чепухи. Автор — леди Кэролайн Лэм! Все Лэмы описаны тут, а леди Холланд — так просто мастерски, мне кажется, что я о ней слышала. Гленарван, конечно, это Байрон, и весь замысел в том, чтобы отомстить ему за то, что он отказался от романа с ней!

— Боже милосердный! — ахнул Гектор. — Должно быть, она просто сошла с ума, если решилась на такое.

— Думаю, что да, бедная душа! Но это началось еще тогда, когда она по уши влюбилась в Байрона. Что касается меня, я оказалась отсталой от моды, так как сразу же почувствовала к нему отвращение. Как только она могла терпеть его невыносимое тщеславие и все попытки казаться интересным, я себе представить не могу. Хотя мне кажется, что если человек смог вынести, как смеется этот кошмарный Лэм, так такого человека уже ничто не испугает. Однако не могу не чувствовать искреннюю жалость к Вильяму Лэму, несмотря на его противный смех. Если действительно он не бросил ее, я могу только со всей откровенностью сказать, что это делает ему честь. Думается, Кэролайн хотела изобразить его по-доброму, но кое-что из того, что она пишет о муже, может заставить его терзаться обидой и стыдом. Она оказалась столь любезной, что почтила общество рассказом, который можно принять за описание ее медового месяца, — и до того чувственное, что бедняжка Фанни краснела до ушей. Ей-Богу, вряд ли это может показаться приятным для сэра Вильяма Лэма, но это же не повредит ему. А себя она рисует под именем Каланты — невинным ребенком, ослепленным высшим светом, совершенно невежественным и полностью верящим в добродетель каждого встреченного мужчины. Неплохо для девицы, воспитанной в доме Девонширов.

— Звучит, мягко говоря, не очень поучительно, — сказал майор. — И вам нравятся такие вещи?

— Это самая ужасная книга, которую только можно себе представить! — взорвалась Фанни. — И хотя с лордом Байроном я только обменивалась поклонами, убеждена, что он в жизни своей никогда не был пожирателем младенцев! Что же касается Клары Сент-Эверард, которая следовала за Гленарваном в одежде пажа, если она существовала в действительности и делала что-нибудь столь же страшно непристойное, то мне кажется, что не так уж плохо, когда она сорвалась с утеса в море… только вот мне очень жаль ее лошадь!

— Заметьте! — сказала Серена, веселясь от души. — Это самая ужасная книга, которую только можно себе представить, но она прочитала все три тома!

— Только потому, что ты все время спрашивала, не кажется ли мне, что леди Августа выведена под псевдонимом леди Кейр (а я, честное слово, не знаю), и так смеялась, что я просто была вынуждена продолжать чтение, чтобы наконец понять, что так забавляет тебя.

Майор, проглядывавший в это время один из томиков, брезгливо бросил его на стол.

— Мне кажется, что вы зря потратили деньги, Серена!

— О, а я и не тратила! Это Ротерхэм прислал мне роман по почте посылкой. Я и не думала, что он может быть так мил! Он пишет, что в городе только об этой книге и говорят, и я вполне могу в это поверить.

— Ротерхэм прислал эту книгу вам? — воскликнул Киркби, столь же пораженный, сколь и недовольный таким известием.

— Да, а почему бы и нет? О, неужели вы так разозлились оттого, что он прислал мне письмо? — поддразнила его Серена. — Это вовсе ни к чему. Даже самый ревнивый влюбленный, — а я надеюсь, вы не из их числа, — не нашел бы ничего предосудительного в этом листке. Он не принадлежит к особым любителям писать письма, вот что он считает нужным мне сообщить:

«Дорогая моя Серена, посылаю вам последнюю попытку леди Лэм перевернуть общество с ног на голову. На мой взгляд, это ей превосходно удалось. Ни о чем больше нигде не говорят. Лэмы надеялись наконец избавиться от нее, однако сэр В. Лэм держится твердо. Между прочим, если последнее письмо Гленарвана в этом поистине невероятном сочинении является копией оригинала, вы согласитесь, что моя неучтивость просто посрамлена. Я подумываю приехать в Клейкросс и, возможно, смогу заехать в Бат на следующей неделе. Остаюсь искренне ваш Ротерхэм». Вы же согласитесь, что в этом послании нет ничего такого, что могло бы разозлить вас! — сказала Серена, отбрасывая письмо на стол. — Кроме того, — добавила она задумчиво, — что он заглянет сюда. Я бы предпочла, чтобы маркиз не приезжал в Бат! Он непременно раскроет наш секрет, любимый, а если же Иво опять будет не в духе, нечего и говорить, что это скажется на нас самым неблагоприятным образом. Мне надо будет его отговорить…

— Жаль, что вы собираетесь это сделать, — ответил Киркби. — Что касается меня, я бы предпочел доверить ему наше решение, если только это даст мне право сказать ему, что я вовсе не считаю, что с его стороны было «мило» посылать вам книгу, которую вы сами описываете как «довольно чувственную».

— Бог ты мой, да если вы в таком настроении, я непременно должна его отговорить! — воскликнула она. — Как вы можете говорить такие глупости, Гектор? Вы что же, верите, что я — невинная Каланта? Ротерхэму лучше знать.

— Что? — резко повысил голос Гектор.

— Нет, нет, прошу вас! — вмешалась Фанни умоляющим тоном. — Майор Киркби, вы ошибаетесь. Серена, думай, что ты говоришь, дорогая моя. Право же, твое легкомыслие заведет тебя слишком далеко.

— Очень может быть. Но будет только лучше, если Гектор научится не искать глупости в том, что я говорю, — вспылила Серена, сильно покраснев.

Ее вспышка охладила майора:

— Простите меня! Я вовсе не хотел… Бог ты мой, да как я мог? Я убежден, вы почувствовали бы, как неприличен сам факт, что кто-то прислал вам для чтения подобную книгу. Выбросьте ее прочь, и давайте забудем об этом. Я не могу поверить, что вам нравится, когда так клевещут на ваших друзей и пускают об них пасквили.

— Нет, это просто переходит все границы возможного! — взорвалась Серена полусердито-полунасмешливо. — Моих друзей? Это гнездо из дома Мельбурнов? Вы что же, принимаете меня за сторонницу вигов? О, да меня в жизни так не оскорбляли! Я не знаю, чего вы за это заслуживаете…

Шутливое возражение вполне могло бы восстановить полную гармонию и прежний мир, но чувство благоразумия майора было задето столь сильно, что он просто не мог позволить себе шутить по подобному поводу. Он заговорил совершенно серьезно, умоляя ее согласиться с его доводами. Серена стала еще нетерпеливее, обвиняя его в притворной и ложной стыдливости, и только приход Лайбстера, который принес доставленные письма, предотвратил назревшую ссору. Серена замолчала на полуслове, холодно проговорив:

— Ну, Фанни, если только моя тетка снова написала мне, мы узнаем, собирается ли лорд Пеллет жениться на леди Смит Бургес, или все это опять только слухи. Бог ты мой! Ты знаешь, мы получили целых семь писем, честное слово. — Она передала пару Фанни и быстро просмотрела обратные адреса своих. Лукавая улыбка заблестела в ее глазах, она бросила коварный взгляд на майора, говоря: — Я уже догадываюсь, о чем написали мои корреспонденты! Осмелюсь предположить, что лучше мне будет не срывать облаток до вашего ухода. Однако мне ужасно хочется узнать, что пишет моя тетка.

Киркби ничего не ответил, а встал и подошел к окну с очень недовольным видом. Внезапно Серена залилась звонким смехом.

— О, Гектор, вы будете сражены наповал? Нет, нет, не смотрите на меня так хмуро. Как забавно все получается. Моя тетка пишет, что она посылает мне «Гленарвана»! Она говорит, что я буду на седьмом небе, прочитав эту книгу.

Действительно, получилось очень глупо. Майор не мог не рассмеяться. Она протянула ему руку, улыбаясь, а он поцеловал ее, пробормотав:

— Простите меня!

Ее пальцы сжали его руку.

— О, все это ерунда! Как же глупо мы чуть было не поссорились. Ну, давайте посмотрим, что же пишет мне тетка. У леди Коузер измученный и испуганный вид: неудивительно, что я не стану проливать по ней слез. Кажется, она с самого начала была с леди Кэролайн на ножах и полагала, что та — фальшивая, коварная женщина, несмотря на все ее улыбочки и заверения. О, она даже так добра, что посылает мне ключ к книге. Фанни, ей кажется, что леди Морганет — это не точный портрет леди Бессборо, там есть еще и черты герцогини Девонширской. Ну что же, если уж она и мужа своего поместила в роман, вряд ли можно было ожидать, что пощадит свою мамашу и тетку, даже если тетка эта уже умерла и не сможет возмутиться… — Глаза Серены пробежали по исписанным мелким почерком листкам, она еще раз рассмеялась, но сложила письмо и отложила его. — Все остальное — просто городские сплетни, и вполне может обождать. Гектор, где находится Стэнтондру? Мне говорили, что я должна побывать там. Памятник времен друидов или нечто в этом роде. Если я пообещаю смирно сидеть рядом с Фанни в ландо, вы обещаете сопровождать нас?

Майор с готовностью согласился, пообещав выяснить точное местонахождение достопримечательности, и вскоре после этого откланялся. Серена сказала, как только он вышел:

— Я не хотела читать тебе остальные подробности из письма моей тетки, пока Гектор был у нас, так как он не знаком с людьми, о которых она пишет, ему это было бы неинтересно. Но, дорогая моя, где только он набрался таких старомодных понятий? У своей матери, я полагаю, — вот уж точно готовый пример провинциальной респектабельности. Бедная женщина! Мне очень жаль ее — но не больше, чем она сама себя жалеет. Должно быть, это ужасно, когда приходится мириться с таким ветреным существом, как я.

Фанни, доброе сердце которой сжималось, чувствуя, какие сложности ожидают майора на избранном пути, сказала:

— Право же, Серена, тебе не следует так себя вести. Я не могу не думать, что его чувства в подобной ситуации делают ему честь.

— Вот как? — удивленно протянула Серена. — А вот мне кажется, что это только показывает, как сильно он набрался каких-то устарелых предрассудков. Но все это неважно. Моя тетка прислала совершенно очаровательное описание восхождения «этой самой Лэйлхэм». Ты только послушай. — Она взяла письмо леди Терезы и принялась читать вслух: — «Просто невозможно избежать встречи с „этой самой Лэйлхэм“, с которой приходится сталкиваться буквально повсюду. Жаль, что ты не могла видеть комедию, которая происходила на прошлой неделе на вечере у миссис Эджертон, — тебя бы это сильно позабавило. Это создание было там — в сопровождении мисс Лэйлхэм: она, на мой взгляд, вовсе не так уж хороша, как о ней говорят, да к тому же из зануд и плакс!

Как только герцог Девонширский вошел в залу, миссис Лэйлхэм поспешила оказаться на его пути, утверждая, что познакомилась с ним на котильоне во время бала у Сэлмесбери, и просто чуть не замучила его приветствиями. Но ведь он же ничего не слышит и, как ты можешь предполагать, почтил ее одним только поклоном и каким-то невыразительным ответом, после чего прошествовал дальше. Тогда ей пришлось атаковать маркиза Ротерхэма, который оказался любезен настолько, что пробыл с ней целых десять минут и даже обратил внимание на мисс Лэйлхэм. Однако после того, как его внимание отвлекла миссис Мартиндейл, „эта самая Лэйлхэм“ растерялась: ведь там не было больше ни одного графа, а был только виконт Картльрей, к которому она, по какой-то неизвестной причине, решила не приставать. Была еще там кучка жалких баронов — все из них женатые! Она удалилась, как я могу догадываться, совершенно безутешная. Между прочим, Корделия Монкслей страшно злится из-за того, что „эта самая Лэйлхэм“ совсем покинула ее.

Она говорит, что ее самым подлым образом использовали, чтобы получить приглашение на бал у Ротерхэма. Но я подозреваю, что причина тут в том, что Жерар по уши втюрился кое в кого во время пасхальных каникул. Действительно, уважительная причина! Подобный союз никак не мог удовлетворить тщеславные амбиции этой Лэйлхэм, да и Корделии тоже пришелся бы не по нраву, если только у нее хватило мозгов понять, в чем тут дело». — Серена опустила письмо. — Тебе придется признать, Фанни, что моя тетка — самая очаровательная из всех наших корреспонденток. Чего бы только я ни отдала, чтобы присутствовать на том балу! Ты знаешь, мне кажется, если «эта самая Лэйлхэм» написала миссис Флор, хвастаясь своей дружбой с герцогом Девонширским, я сомневаюсь, что мне удастся убедить милую старушку, что его высочество, хотя он и глух как бревно, но глаза у него не косые и ему не восемьдесят лет. Мне лучше воздержаться от сообщения, что ее доченька собирается провести осаду герцога Девонширского. Это было бы просто злословие. Она же верит, что нет на свете человека, который не влюбился бы в Эмили с первого взгляда. Неужели тебе бы не хотелось увидеть, как Ротерхэм попадет в ее сети? Мне кажется, именно этого он и заслуживает за то, что отправился тогда на ассамблею в Кэнбери!

Фанни согласилась с ней, но довольно рассеянно. Серена сложила письмо и задумчиво произнесла:

— Я должна придумать, как предотвратить планируемый визит Ротерхэма к нам. Как жаль! После такой пресной жизни в Бате его острый язык мог бы так славно развлечь нас. Однако, принимая во внимание, в каком настроении находится Гектор, лучше не рисковать. Мне придется написать Иво и найти тонкий предлог, чтобы он наверняка разозлился.

Она удалилась, не замечая, с каким испуганным упреком взирала на нее Фанни. Серена не рассказала, что именно она написала Ротерхэму, но спустя несколько дней она получила от него короткую записку, прочитала ее, подняв брови, и отрывисто сказала:

— Ну что же, я достигла цели! Ротерхэм не приедет к нам. — Фанни могла почти поклясться, что она была разочарована. Серена разорвала записку и начала болтать о чем-то другом.

Сама же Фанни чувствовала громадное облегчение. Если только Ротерхэму придется не по вкусу будущий брачный союз, — а она боялась, что именно так случится, — он не станет церемониться, думала она, а начнет относиться к майору с ядовитым презрением. Она трепетала при мысли о возможной сцене. Фанни уже почти чувствовала, как, сжимаясь от страха, ей придется становиться между маркизом и его жертвой. Она еще не знала, что судьба приготовила ей еще одно испытание. В Бат приехал ее отец, причем без какого-либо уведомления или приглашения.

Его провели в гостиную в Лаура-плейс, когда, по несчастному стечению обстоятельств, у нее сидел майор Киркби. Не то чтобы Фанни расстроилась, но она испугалась и подскочила с криком: «Папа!»

Отец довольно нежно обнял ее, но вид у него был суровый, а взгляд, брошенный на майора, возмущенный.

— Папа, я и представить себе не могла, что ты доставишь мне такое удовольствие! О, неужели что-то случилось дома? С мамой? С сестрами?

— Все совершенно здоровы, — отвечал он. — Просто я отправился навестить друга Эбберли в Челтенхэм, и решил, что, находясь в западных краях, вполне могу заехать посмотреть, как у тебя дела.

— Как же я рада! У меня все хорошо, честное слово. О, я должна представить тебе майора Киркби. Майор, это мой отец Уильям Клейпол.

Майор поклонился, сэр Уильям кивнул, но не очень приветливо, и отрывисто поинтересовался:

— Как поживаете?

— Майор, — убедительно сказала Фанни, — провел несколько лет на континенте. Ты только подумай, папа! Он говорит, что встречал моего кузена Гарри, когда служил в Лиссабоне.

— Ах, вот как! Очень может быть. Вы здесь в отпуске, сэр?

— Я продал чин.

Казалось, это известие не понравилось сэру Уильяму. Он сказал:

— Ха! — и отвернулся к дочери, спросить, как она устроилась в Лаура-плейс. Фанни была расстроена, заметив, что отец пренебрегает ее гостем, и боялась поднять глаза на майора из опасения увидеть обиду в его глазах. Однако в ответ она встретила такую грустную улыбку, такое веселое понимание, что снова успокоилась. Через несколько минут майор вспомнил о каком-то деле и откланялся, сказав вполголоса, когда она подала ему руку:

— Будет лучше, если завтра я не поеду кататься с Сереной.

Он вышел, и Фанни повернулась к отцу. Тот немедленно взорвался, перебивая ее подробные расспросы о членах семьи.

— Фанни, что это означает? Уверяю тебя, я думал, что все это просто пустая болтовня, но, клянусь честью, что я должен подумать, когда нахожу тебя наедине с этим типом?

— Все это? — поинтересовалась она. — Что это, объясни, пожалуйста!

— Как? Да то, что за тобой увивается какой-то офицеришка на половинном жалованье, делая тебя притчей во языцех во всем городе!

— Это неправда!

— Хорошо, хорошо, может быть, он и действительно вышел в отставку, но это же просто мелкая сошка! — строго сказал сэр Клейпол.

— Он не увивается за мной!

Похоже было, что спокойное достоинство, с которым были сказаны эти слова, поразили его. В самом деле, дочь еще никогда не была так похожа на знатную и важную даму. Он проговорил уже мягче:

— Ну, дорогая моя, я счастлив услышать от тебя, что это действительно не так. Но я никак не ожидал найти тебя принимающей наедине молодого человека…

— Папа, мне кажется, ты забываешь, в каком я положении. Я уже не девочка! Я вдова…

— Тот факт, моя дорогая, что ты вдова, ничуть не оправдывает и не защищает тебя! — резко прервал он ее. — Я не хочу сказать, что, будь ты старше… Но ты еще совсем ребенок, и слишком хорошенькая, чтобы всецело полагаться на свой вдовий чепчик, думая, что это защитит тебя от ухаживаний. Я заранее знал, чем это кончится. С того самого дня, как ты написала нам, что переезжаешь в Бат.

— Прошу тебя, папа, скажи мне, кто имел наглость рассказать тебе столь отвратительную ложь обо мне?

— Я узнал об этом от старого идиота Доррингтона и, как ты можешь догадаться, не стал спрашивать, кто сообщил ему об этом. Осмелюсь сказать, что в Бате у него немало друзей. Я, однако, дал ему понять, что не разделяю его слабость к непроверенным слухам.

— О, как же права была Серена! — воскликнула Фанни, прижимая ладони к пылающим щекам. — Из всех отвратительных людей в целом мире никто не может быть хуже сплетников Бата. Интересно, как это тебе не доложили, что за мной увивается генерал Хэнди?

— Как, он тоже здесь? Ну, он всегда был неравнодушен к юбкам, но чтобы увиваться за тобой? Господи, Фанни, да ему, должно быть, уже шестьдесят! Но ведь это другое дело, дорогая моя, хуже, когда молодой нахальный выскочка вроде этого твоего фата майора Киркби строит тебе глазки. Ну, не надо так расстраиваться. Мне кажется, еще ничего не случилось и его легко можно будет поставить на место. Я говорил твоей матери, что если даже ты и вела себя неприлично, так это все от твоей неопытности. Все дело в том, что тебе не пристало жить здесь только с леди Сереной. Мы должны подумать, как лучше это устроить.

В совершенном отчаянии Фанни пробормотала:

— Папа, ты глубоко, глубоко заблуждаешься! Это не ко мне приходит сюда майор Киркби.

Отец тихо присвистнул.

— Не хочешь ли ты сказать, что это леди Серена является объектом его ухаживаний? — Она кивнула, и сэр Уильям с досадой продолжил: — Так, значит, это правда! Но ведь ни твоя матушка, ни я не могли бы себе представить, чтобы молодая дама знатного происхождения, да еще такая высокомерная, поощряла ухаживания такого человека. Да он просто пустое место! Должно быть, она страшная кокетка!

— О нет! Нет! — пробормотала Фанни, совсем подавленная.

— Ну, не стану с тобой спорить, дочка, но вот что я тебе скажу: если леди Серена компрометирует себя, так виновата в этом только ты.

— А об этом кто тебе рассказал? — тихо спросила она.

— Твоя тетушка Шарлотта узнала об этом из письма миссис Холройд и рассказала твоей матушке. Вот откуда мы и узнали, что майор вечно торчит в Лаура-плейс и разъезжает по всей округе бок о бок с леди Сереной. Нечего говорить, что мне это показалось немного чересчур, дорогая моя. Именно поэтому ни твоя матушка, ни я сначала этому не поверили.

Фанни опустилась в кресло, закрыв лицо руками.

— О, как же легкомысленна я была! Мне не следовало позволять! Мне надо было ездить с ними!

Сэр Уильям смотрел на нее, оцепенев от ужаса.

— Неужели ты хочешь сказать, что это правда? Но, клянусь, честью, Фанни…

— Нет, нет! Все не так, как ты думаешь! Папа, ты не должен никому рассказывать об этом! Серена не хочет, чтобы об этом стало известно, пока она в трауре… Но они помолвлены…

— Что?! — переспросил он. — Леди Серена помолвлена с майором Киркби?

— Да! — ответила Фанни и разразилась горькими слезами.