Глава 3

Катарина высвободилась из его рук, и Александр с равнодушным видом наблюдал, как, она подошла к краю кровати и взяла его шляпу и одежду. Она решительно прижала шляпу к его бедрам и удерживала там.

– Оденься, – она твердо посмотрела ему в глаза. – Повариха ждет, чтобы подать ужин.

Неужели ничто не может привести в замешательство эту женщину? Он забрал у нее шляпу и поклонился.

– Все, что пожелает мадам.

– Все, чего пожелала бы мадам, – отозвалась она, поворачиваясь к нему спиной, – так это чтобы пушечное ядро попало в цель шесть лет назад.

– Оно попало, – ответил он, натягивая чулки, а затем бриджи, – только мишенью был не я.

– Хорошо, полковник, ты, возможно, скоро узнаешь, что мои клятвы, как и твои, тоже имеют свои границы, и тогда… – Она снова повернулась к нему, и ее взгляд невольно скользнул по все еще обнаженному бедру, затем посмотрела ему в глаза. – И тогда мишень появится, – холодно закончила она.

Раздался стук в дверь, и на ее лице на мгновение промелькнул испуг. Значит, ее можно смутить. Не слишком сильно, отметил он, но это было уже что-то.

– Одну минуту! – крикнула она, затем прошипела: – Одевайся! Быстро.

Она принялась поправлять свои спутанные волосы, но ее длинные черные кудри не слушались. Непрошенно перед его мысленным взором возник образ ее великолепных черных волос, незаколотых, перепутанных, и он не торопился отогнать его.

Снова раздался стук.

– Твоя сорочка! Поторопись.

Он надел ее и заправил в бриджи.

– Почему бы тебе не сказать им, чтобы пришли попозже?

– О Боже, и дать им повод думать, будто мы…

Он помедлил, прежде чем застегнуть бриджи. Неприкрытое отвращение, которое он увидел в ее синих глазах, ошеломило его.

– Ты же сама сказала, что все считают нас мужем и женой, не так ли?

Она кивнула.

– Тогда, конечно, они подумают, что мы…

Она прижала пальцы к вискам и закрыла глаза.

– Я знаю. Знаю. Но, пожалуйста, только не перед… – Она оборвала фразу, вновь обретя контроль над собой, и одарила его любезной, но холодной улыбкой. – Прошу прощения, полковник. Я обещала себе не делать этого. Ты готов?

«К чему? – подумал он. – К супружескому блаженству или сражению?» Но кивнул в ответ на ее вопрос.

– Хорошо. Подожди! Есть кое-что еще…

Снова раздался стук.

– Войдите! – воскликнул он, опередив и нарушив ее тактику.

Он услышал, как она тихо сказала: «О Боже», и не отводил от нее глаз, пока приподнималась щеколда и открывалась дверь. Ее глаза чуть расширились, затем на прекрасном лице отразилось облегчение. Она улыбнулась на этот раз искренне.

Он повернулся к двери и чуть не отпрянул. Ухмыляющийся парень, огромный, как медведь, стоял в дверях, держа в руках свечу и пару высоких сапог, словно то были бесценные сокровища Востока.

– Сапоги хозяина! – провозгласил молодой человек, и его возбужденные карие глаза радостно обратились к Александру.

Полковник подошел к юноше.

– Вы только посмотрите, – сказал он, взяв один сапог и рассматривая его при свете камина. Затем поскреб свою четырехдневную щетину. – Эти старые бедолаги выглядели так же плачевно, как и я, а теперь посмотрите на них. Ты на славу потрудился. Спасибо… – Он вопросительно посмотрел на Катарину.

– Лобо, – подсказала она.

– Спасибо, Лобо, – спокойно продолжил Александр. – О моих сапогах так хорошо не заботились с тех пор, как Карл по… с тех пор, как я потерял капрала.

Лобо, глядя на него, засиял, и Александр ощутил, какую неловкость, должно быть, испытывает человек, являясь объектом обожания для медведя.

Катарина усмехнулась, она не торопилась помочь ему выйти из этого тягостного положения, умышленно заставляя – он был готов в этом поклясться, – пострадать дольше, чем это было необходимо, затем сделала шаг вперед.

– Ты для него герой, – тихо сказала она. – Мне казалось, не будет вреда, если я расскажу ему некоторые истории из твоих писем отцу.

Александр мысленно поморщился. Он бросил взгляд на изображенного на портрете идиота, написавшего все эти письма, затем подошел к Лобо за вторым сапогом. Его смутило больше, чем он хотел себе признаться, то, что Катарина тоже читала его письма.

Уже то, что он обрушил на отца такой поток хвастовства, было само по себе отвратительно, к тому же он ощущал острую необходимость собрать воедино все свои преимущества, какими только располагал, чтобы отстоять свои позиции перед лицом этой женщины, бывшей когда-то его подопечной. Ему было трудно смириться с тем, что она знала о нем больше, чем нужно, и вина за это всецело падала на него самого.

Потянув себя за чуб, Лобо ушел, его тяжелая неуклюжая походка внезапно преисполнилась достоинства.

– Тебе повезло со слугами, – сказал Александр, когда дверь за Лобо закрылась.

– Да, – просто ответила она.

Он присел на край кровати и принялся натягивать сапоги. Катарина наблюдала за ним, скрестив руки и невольно выставив напоказ свою полную грудь в низком вырезе платья. Эта женщина представляла собой головоломку. Мысль о том, что они могут оказаться в брачной постели, наполняла ее отвращением, и все же она стояла здесь, по-видимому, не осознавая, какой желанной может быть для окружающих. Интересно, знала ли она когда-нибудь мужчину?

Он поспешно отбросил эту мысль. Она не имела для него значения. То, что вопросы, связанные со взаимоотношениями полов, смущают ее, может даже сыграть ему на руку. Он выпрямился, чувствуя себя намного лучше теперь, когда вновь обрел хоть часть своих преимуществ, утраченных из-за тех проклятых писем.

Огонь камина освещал лицо Катарины, как и лица многих других женщин. То было вполне обычное зрелище из его прошлого, когда он наблюдал за женщиной, с которой проводил ночь, а она действовала ему на нервы своим неестественным смехом и раздражала явно деланной страстью. Но сейчас он неожиданно поймал себя на мысли о том, что хотел услышать смех Катарины. Так ли он прекрасен, как пение, которое он услышал сквозь забытье на грязной дороге?

– Почему ты глазеешь на меня? – с раздражением спросила она, и ее рука взметнулась к волосам.

– Вы стоите того, чтобы на вас поглазеть, мадам фон Леве.

Она что-то прошипела в ответ на его комплимент, и он удивленно поднял бровь.

– Мы одни. Я не нуждаюсь в подобных глупостях. – Затем она жестом показала на его сапоги и спросила: – Когда прибудет твой багаж? Вряд ли ты сможешь ходить на ужин в этом.

– Боюсь, мне придется это делать до тех пор, пока не закажу новые. Мой багаж и повозка, на которой он был… А также кучер и трое верховых, сопровождавших экипаж… на дне Рейна. Произошло… расхождение во мнениях между моими людьми… и другими на переправе. – Он согнул правую руку. «Скоро, фон Меклен, – мысленно поклялся он, – очень скоро…»

Смех прервал его раздумья, и он с удивлением поймал себя на том, что наслаждается прекрасными, мелодичными звуками. На мгновение ему показалось, что мрачные мысли о возмездии относятся к другой стране и другому времени.

– Новые сапоги! – сказала она и снова засмеялась. – Извини, я знаю, мне не следовало смеяться, но то, что мне рассказывал твой отец… – Полковник сердито посмотрел на нее, и она подняла руки, как бы сдаваясь. – Хорошо, хорошо, забудь об этом. Но не думаю, чтобы у кого-нибудь в округе были ноги такого же размера.

Он взглянул на свои действительно слишком большие ноги. Они помогали ему крепко держаться в седле, с внезапной обидой подумал он. А это очень важное преимущество в битве, когда под копытами лошадей погибает больше людей, чем от пушек и мортир.

Она тоже задумчиво посмотрела на его ноги.

– К тому же в долине Карабас нет сапожника. Ближайший – в столице. Х-м-м. Посмотрю, что можно придумать.

Он отметил про себя, хотя и не прокомментировал вслух, ее готовность взять на себя заботу о его обуви. Жадные авантюристки так себя не ведут. Но он не стал сейчас размышлять об этой черте ее характера, он подумает о ней позже.

Ощутив внезапный приступ голода, он направился к двери.

– Мы сможем обсудить это за ужином, – сказал он, открывая дверь и поклоном приглашая ее к выходу.

– Нет, подожди, есть кое-что еще…

– Кэт, если ты так долго ждала, чтобы сообщить мне еще кое-что, значит, этот разговор можно немного отложить. Я голоден, хочу есть.

– Нет, это важно.

Он большими шагами подошел к ней, повелительно взял за руку и потащил за собой.

– Тогда расскажи мне по дороге. Я хочу есть, женщина.

– Хорошо, – сказала она, пытаясь вырвать у него руку. – Я попрошу повариху добавить тебе овса.

Они вышли в пустую комнату, смежную с ее спальней, там казалось значительно холоднее по сравнению с теплом только что покинутого помещения. Он, усмехнувшись, посмотрел на нее через плечо, она, дернув его за руку, потянула в сторону.

– Не ходи туда! – воскликнула она, подталкивая его к стене. – Здесь небезопасно.

Он сделал вид, будто потерял равновесие, и прижал ее к стене. Ее глаза удивленно расширились, когда он оказался так близко, и она отвернулась. Его ладони упирались в гладкое дерево панелей, а взгляд был прикован к ее гладкой коже. Она была такой теплой, что казалась единственным источником тепла в этой комнате, и он впитывал его.

Она закрыла глаза и сжала зубы, словно прикоснулась к чему-то отвратительному. Это больно кольнуло его, и он поймал себя на мысли, что почти готов дать клятву – когда-нибудь она с радостью, а не через силу встретит его прикосновение. Но ему предстоит слишком много работы, чтобы позволить себе столь праздное развлечение. Он отпустил ее.

– Сражения среди болот и топей Саксонии представляли меньше ловушек, чем их оказалось в этом доме, – сказал он и направился к следующей двери.

– Совершенно согласна, полковник, – он услышал шелест ее юбок, когда она снова последовала за ним. – Поместье Леве таит в себе намного больше опасностей.

Катарина шла на шаг позади полковника, наблюдая за направлением его взгляда в то время, пока он рассматривал все, мимо чего они проходили. На ходу он слегка провел пальцами по умело отреставрированной трещине на мраморном камине, но не остановился.

Она пыталась рассказать ему, что два брата, мастера-каменщики, переселились в долину Карабас из Богемии после того, как их город во время осады был разрушен. Но мастеров-плотников здесь нет, хотя у них появились два гончара из Моравии, мельник из Баварии. Последний одержим теперь идеей отремонтировать мельницу на севере долины. Полковник кивнул, но ничего не сказал.

Они вошли в комнату, которая использовалась как столовая. Он никак не отреагировал на то, что двери не было, только пустые петли. Франц ждал их, стоя у двери, ведущей в кухню. Катарина никогда не видела, чтобы он так прямо стоял.

Он поклонился им обоим:

– Меня зовут Франц, полковник фон Леве.

Катарина встала рядом со своим так называемым мужем.

– Франц незаменимый работник, полков… Александр. Он со мной уже три с половиной года, руководил большей частью работ в доме и, кроме того, многими другими делами.

Александр бросил на Катарину насмешливый взгляд, затем сказал:

– Вижу, мадам фон Леве очень повезло со слугами. Я высоко ценю вашу службу ей… в мое отсутствие.

Франц снова поклонился.

– Мадам с ее обычной добротой преувеличивает мой вклад. Она оказала мне большую честь, позволив остаться в поместье Леве. Не хотите ли вина, полковник?

– Это всего лишь вино из смородины, – сказала Катарина. – У нас нет…

Александр одарил ее обворожительной улыбкой и обнял.

– Ш-ш-ш, моя дорогая. Нет необходимости объяснять. Война все изменила тем или иным образом. Вино не помешает, Франц.

Она застыла от его прикосновения, но ей приходилось скрывать это от Франца. Еще раз поклонившись, он удалился, и Катарина вывернулась из рук Александра.

– Не делай этого, – сердито приказала она вполголоса.

– Этого ожидают.

– Это неприятно.

Он намеренно обхватил пальцами ее руку и притянул ее к себе.

– От нас этого ждут, жена. Ты, не я, придумала такую хитрость. Я согласился сыграть роль твоего мужа, а не какого-то неотесанного дурня, слишком тупого, чтобы видеть, как хороша его жена.

В тысячный раз она обругала себя за глупость. Леве, оставшееся за ней, и Изабо стоят того, чтобы перенести все эти неприятности.

– Я дала им ясно понять, что мы отдалились друг от друга, прежде чем ты оставил меня и… – Она облизала пересохшие губы. – Прежде чем ты оставил меня.

– Тогда нам нужно срочно наверстать упущенное, – сказал он, отпуская ее, затем подошел к большому столу, занимавшему почти всю комнату, и принялся рассматривать его. Это был тот же самый стол, который он помнил со времени своего детства, но теперь по его середине проходила глубокая трещина. Она была неумело заделана, и ставить блюда нужно было осторожно, чтобы они не упали на пол или не скатились к центру стола.

Он принялся водить пальцем по расщепленному дереву, затем убрал руку. Сердечность прежнего момента, казалось, внезапно рассеялась, словно старательно собранные семена под сильным порывом ветра.

Она услышала, как он пробормотал:

– Мне многое придется наверстывать.

Вернулся Франц с вином, затем последовал ужин. Александр сидел за одним концом стола, потягивая вино, и освежающий терпкий сладкий напиток медленно просачивался в его горло. Катарина расположилась напротив него за противоположным концом. Он в глубине души счел это достаточно нелепым. Это не позволяло им разговаривать, разве что обмениваться короткими репликами, громко выкрикивая их. Подобное расположение, без сомнения, было намеренным.

Перед полковником поставили керамическое блюдо. Его ждала жареная куропатка, аппетитно пахнущая травами, а также несколько каких-то удлиненных коричневатых плодов – они имели странную овальную форму, словно кто-то попытался сдавить шар с двух сторон. Прошло несколько мгновений, прежде чем он, потрясенный, понял.

Картофель! Он ткнул один из них вилкой с двумя зубцами, которую с такой гордостью подал ему Франц. Глаза его сузились. Эта чертова баба пытается накормить его возбуждающей пищей. Он снова ткнул картофель вилкой. Во всяком случае, о нем ходят такие слухи, хотя сам Александр не испытывал его эффекта на себе.

Он поднял взгляд на женщину на противоположном конце стола, которая спокойно делила на части картофель, от его светлой мякоти шел пар.

Значит, все ее поведение было игрой? Всего лишь искусные проделки хищницы? Если на его клятву нельзя положиться, попытайся вызвать вожделение. Это всегда был верный путь заполучить мужчину. Он вонзил вилку в картофель и разрезал его ножом. Столько обмана… и все впустую.

Ему нужно дотянуть до весны, и тогда «мадам фон Леве», несомненно, решит, что пришла пора присвоить дом где-нибудь подальше от солдат фон Меклена. При этой мысли он ощутил легкий укол вины. Ее замысел был тщательно продуманным, завершенным, а он до сих пор не понимал, что ее толкнуло на такое рискованное предприятие, и это его беспокоило.

Он уже поднес ко рту кусок картофеля, когда краем глаза увидел какое-то легкое движение в дверях. Он посмотрел… и вилка застыла у рта. У двери стоял маленький постреленок, устремив на него пристальный взгляд и прижимая к груди черно-белого кота.

Катарина затаила дыхание, и в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только громким мурлыканьем кота.

У девочки были светло-каштановые волосы и светло-голубые глаза, на лбу грязная кружевная повязка, край которой ей не удалось как следует закрепить. С шаловливой улыбкой она проскользнула в комнату, развернулась и поспешно сделала реверанс Катарине.

– Страйф хочет, чтобы его поцеловали и пожелали спокойной ночи, – сказала она, объясняя свой приход, и закачала головой из стороны в сторону так, что конец кружевной полоски тоже закачался.

Кэт дрожащими руками закрепила конец кружева и поспешно поцеловала девочку в голову.

– Конечно хочет, дорогая, – согласилась она, и глаза ее с мольбой обратились к полковнику. Александра словно приковали к стулу, а маленькая девочка вприпрыжку подбежала к нему и, чтобы лучше рассмотреть, так далеко запрокинула голову, что чуть не упала на спину, затем одарила его широкой улыбкой и сделала реверанс.

– Это Страйф, – сказала она, протягивая безвольно мурлыкающего кота. – Он любит, когда его целуют перед сном и желают спокойной ночи.

Александр оправился от удивления, опустился на колени перед ребенком и грубовато погладил кота по загривку. Мурлыканье стало немного громче, но Александр сосредоточил все свое внимание на ребенке, стараясь найти в ее чертах сходство с Катариной.

Теперь он знал причину всех ее интриг. У его бывшей подопечной, незаконной дочери одного из друзей отца, был свой незаконнорожденный ребенок. Распутница! Это слово прогремело в его мозгу, словно звук трубы. Его охватило жесточайшее разочарование. Только сейчас он осознал, как ему хотелось, чтобы она отличалась от всех тех корыстных и хитрых женщин, которые следовали за солдатами с упорством похоронных дрог.

– Не погладить, – возразила девочка. – Поцеловать.

Он потрепал кота под подбородком и сказал:

– Не сомневаюсь, что он любит получать много поцелуев от разных людей, но если он похож на всех прочих молодых людей, то должен предпочитать поцелуи красивых дам. – Он встал и подвел ее к Кэт. – А вот и прекрасная дама, которая, не сомневаюсь, своим поцелуем может доставить радость… любому парню.

По тому, как напряглась Катарина, он понял, что умышленно сделанная им пауза достигла цели. Для нее стало очевидным, что в его глазах она выглядит женщиной, щедро раздающей поцелуи всем подряд. Но она поразила его, когда одарила девочку ослепительной улыбкой и, склонившись, запечатлела поцелуй на пушистой макушке Страйфа.

– Изабо, – сказала Катарина, ее рука любовно гладила волосы девочки, но голос звучал сдержанно, – это полковник фон Леве. Он только что вернулся с войны.

Изабо снова устремила взгляд на него.

– Ты обломок войны? – спросила она.

Он открыл было рот, чтобы ответить, но обнаружил, что не может найти слов.

– Мама говорит, что теперь у нас будут обломки войны. – Она склонила голову набок и скосила глаза, словно погрузившись в глубокое раздумье. – Моя фамилия фон Леве. Ты мой папа?

– Изабо… – прошептала Катарина.

– А ты хочешь папу? – спросил Александр.

– Я не уверена, – задумчиво ответила она. – Франц говорит, что был когда-то папой, теперь – нет. Знаешь, у меня никогда не было папы.

– Знаю, малышка. – Он снова погладил кота. – Почему бы тебе не подумать над этим, а потом ты придешь ко мне, и мы поговорим.

– Хорошо. – Она подняла кота к уху, и его мурлыканье стало еще громче. Девочка решительно кивнула. – Страйф говорит, что не обижается на тебя, хотя ты не поцеловал его, а только красивые дамы, как мама.

– Тебе пора вернуться в постель, Изабо, – сказала Катарина.

Малышка вздохнула и уныло кивнула.

– Миссис Врангель издает какие-то странные звуки, когда спит. – Она зевнула и повернулась, чтобы уйти, кот уже спал в ее объятиях. – Спокойной ночи, – устало сказала она и вышла из комнаты.

Наступившее молчание казалось оглушительнее выстрела осадного орудия.

– Спасибо тебе за то, что обращался с ней так ласково, – сказала Катарина, не осмеливаясь поднять на него глаза. Она сглотнула. – Но это не то, что ты…

– Ш-ш-ш, Катарина, – оборвал ее он, и голос его прозвучал тихо и взволнованно, он казался острым, словно рапира, и раздался очень-очень близко. – Ничего не говори. Не компрометируй себя еще больше. Потому что это и есть именно то, что я думаю.

Она почувствовала, как кончики пальцев принялись ласкать ее шею и плечи, выступающие из выреза платья. По телу прошла дрожь, которую ей не удалось сдержать.

– Ты дрожишь, Катарина, – прошептал он, затем поцеловал чуть ниже уха. – Почему? Ты так же дрожала, когда отец Изабо прикасался к тебе?

Она закрыла глаза и сжала губы, чтобы удержаться от крика. Она сделает все что угодно ради Изабо, все что угодно… Только не это. Пожалуйста, милосердный Боже, не требуй от меня этого снова. Она боялась потерять рассудок.

Он поцеловал ее в то место, где начинались волосы, и она почувствовала его дыхание. Сжав зубы, она ожидала услышать отвратительные слюнявые звуки, которые ей однажды уже довелось слышать от мужчины, пытавшегося вызвать у нее отклик. Она словно покрылась сталью, ожидая, что ее сейчас непременно начнут лапать. Если бы она смогла дотянуться да своего ножа, то воспользовалась бы им.

Но никакие звуки не раздавались. Только тепло. А затем и оно исчезло. Она услышала звук его удаляющихся шагов, он вернулся за свой край стола. А она продолжала стоять, неудержимо дрожа, у стула.

– Это не то, что ты думаешь, полковник, – прошептала она в пространство и услышала стук ножа о тарелку.

– Превосходный картофель, мадам, – сказал он спокойным ровным голосом.

Она тотчас перестала дрожать.

– Что?

– Картофель, мадам. Он превосходный.

Она повернулась и посмотрела на него.

– Картофель?

– Необычная пища, ты так не считаешь? Щедрый подарок Нового Света. – Он протянул в ее сторону вилку со светлой мякотью, затем съел ее. – Я пробовал немного в… м-м-м, ну, такого рода вещи не обсуждают в присутствии дамы.

Он вывел ее из равновесия.

– Картофель не обсуждают в присутствии дамы?

– Нет, конечно нет. – Он взял еще кусок и подчеркнуто проглотил его. – Картофель подают, мадам, чтобы возбудить аппетит совсем другого рода.

– Ты ублюдок.

– Ты перепутала меня с собой. Насколько я помню, это твои родители не были женаты. По крайней мере, друг на друге.

Катарина опустилась на стул и с удовольствием принялась есть картофель. После нескольких кусков она отбросила вилку и вызывающе скрестила руки.

– Я ничего не чувствую.

– Нужно время, Катарина.

На следующее утро после бессонной ночи усталая Катарина понесла чашку с крепким бульоном майору Трагену. Накануне они с полковником вернулись в ее комнату, и с каждым шагом вверх по лестнице ее нервы взвинчивались все сильнее. Она ожидала, что в спальне он даст выход своему «аппетиту другого рода». Но он ничего не предпринял.

По правде говоря, он даже не взглянул на нее, когда она, расшнуровав корсаж, сняв юбки, в сорочке скользнула под покрывало в постель Изабо. Свернувшись калачиком, она повернулась лицом к стене и остаток ночи провела, прислушиваясь к его глубокому ровному дыханию во сне.

Горячий бульон выплеснулся ей на пальцы, и она с раздражением прошептала: «Спокойнее, спокойнее. Не думай о негодяе. Просто переживи этот день, а о следующем будешь беспокоиться завтра».

Катарина осторожно пробиралась сквозь лабиринт непрочных половиц и протекающих потолков, направляясь к комнате, в которой обычно жил Лобо. Она уже подняла ногу, чтобы носком раскрыть дверь, но заметила, что та и без того приоткрыта. На двери не было щеколды.

Она собиралась толкнуть ее бедром, но, услышав доносившийся из комнаты голос фон Леве, замерла.

В узком и тесном помещении Александр сидел на табурете рядом с кроватью, на которой, опираясь на несколько пухлых подушек, устроился его давний друг. Майор Маттиас Траген слабо кивал, выражая свое согласие с предложенной стратегией, а Александр в очередной раз ругал в душе фон Меклена. Проклятый изверг заплатит за все содеянное.

– Хорошо, хорошо, полковник, – сказал Маттиас, его некрасивое лицо выражало отвращение. – Твоя взяла. Пускай Печ отправится в столицу Таузенда. Он может согласовать действия этих чертовых всадников. К дьяволу конюшни! А я буду сводить воедино информацию, которую доставят нам всадники.

– Договорились, – обрадовался Александр.

– Алте-Весте?

Александр мгновенно задумался, затем покачал головой.

– Нет, не упоминай пока об Алте-Весте. Если нам повезет, она не понадобится.

– А если не повезет?

– Тогда мы займем свою последнюю позицию на руинах.

Маттиас свободной рукой отбросил непослушную прядь каштановых волос, другая рука все еще была крепко привязана к груди, и это его явно раздражало.

– Полковник, а что мадам фон Леве скажет обо всем этом? – спросил Маттиас, и его карие глаза пристально вгляделись в лицо Александра.

– Ах, да, мадам фон Леве.

Маттиас фыркнул.

– Только не говори мне, что опять забыл о ее существовании. Когда человек служит вместе с приятелем-офицером какое-то время (скажем, восемь лет три месяца четырнадцать дней, хотя кто считал?), то вышеупомянутый офицер мог бы хотя бы обмолвиться, что у него есть жена. – Он замахал свободной рукой. – Знаю, знаю. Все время происходят различные отвлекающие внимание события, например война, но, Боже милосердный, разве можно забыть жену, тем более такую, как твоя?

Александр добродушно улыбнулся. Он редко хранил секреты от своих лучших друзей, а Траген, безусловно, был одним из них, но что-то в глубине его души заставило его заколебаться.

– Забыть черноволосую красавицу с глазами столь же глубокими и синими, как швейцарское озеро? – Улыбка его стала еще шире. – А что если бы я рассказал тебе о ней, майор Очарование? – Траген усмехнулся, а Александр продолжил, играя свою роль с большим вдохновением, чем требовалось. – Она уже считала себя вдовой, так как какой-то близорукий идиот принял чье-то тело за мое, но долго ли одному из нас или из наших товарищей офицеров попытаться сделать ее вдовство подлинным? Мне пришлось бы наблюдать за своим флангом так же пристально, как за вражеским, если бы кто-нибудь из вас, хвастливых ослов, знал, какая награда ожидает в Леве!

– Я все же считаю, было нечестно не сказать нам, – произнес Маттиас, голос его становился все более усталым. Он передвинулся в постели, и лицо его исказилось от боли. – Мы могли, по крайней мере, приехать сюда и утешить ее в ее предполагаемом вдовстве.

Александр опустил взгляд на руки. Его правая рука непроизвольно сжалась в кулак. Изабо выглядела на четыре-пять лет, а битва, во время которой, как считалось, он погиб, произошла шесть лет назад. Утешить Катарину? Кто-то, безусловно, это сделал.

У него за спиной раздался легкий стук в дверь, затем она распахнулась. В комнату заглянула Катарина. К губам ее словно была приклеена улыбка. Она приподняла чашку, которую принесла, и, не глядя на Александра, спросила:

– Вы проголодались, майор Траген?

Полковник хлопнул по краю кровати, затем встал.

– Тебе необходимо поесть, Маттиас. А потом отдохни.

– Договорились… насчет фон Меклена.

Чашка выскользнула из рук Катарины, и Александр вскочил, чтобы подхватить ее.

Немного бульона выплеснулось на пол, когда он перехватил чашку, но его взгляд был устремлен на нее.

– Фон Меклен? – натянуто переспросила она. – Граф Балтазар фон Меклен? Сын герцога?

– Да, мадам фон Леве, – ответил Траген.

Глаза Катарины с отчаянием устремились на Александра.

– Катарина, – успокаивающе начал он, – мы с Трагеном просто обсуждаем…

– Ты знаешь фон Меклена. О Боже. Ты знаешь фон Меклена. Нет. – Она отчаянно закачала головой. – Нет! Я тебе не позволю…

Она подобрала юбки и выбежала из комнаты.

– Кэт?

Он сунул чашку в здоровую руку Трагена и устремился к двери.

– Твоя жена, кажется, слышала о нем, – заметил майор. Александр выскочил из комнаты, не потрудившись ответить.