Глава сорок вторая
Две женщины – одна с каштановыми волосами и фиалковыми глазами, другая с рыжими волосами, обе одетые в черное, – глядели друг на друга через карточный стол.
Все придворные были в трауре: скончалась королева Португалии, женщина, которую никто никогда не видел. Но, несмотря на недавнюю смерть матери, в покоях Катарины толпилось множество придворных, дам и джентльменов, на игорных столах громоздились горы золотых монет, а среди гостей фланировал мальчик-француз, он негромко играл на гитаре и пел любовные песни на своем родном нормандском наречии. Праздношатающиеся собрались у стола, где графиня Рэдклифф и графиня Каслмейн пожирали друг друга глазами, как две разъяренные кошки.
За спиной Эмбер прошел король. Он жестом отклонил предложение Букингема занять кресло возле Эмбер. По другую сторону от нее стоял сэр Чарльз Сэдли, уперев руки в бока. Вокруг Барбары собрались ее верные спутники: Генри Джермин, Бэб Мэй и Генри Броункер. Они остались верны ей даже теперь, когда, казалось, ее вот-вот выдует ветром из Уайтхолла, и неудивительно – они зависели от нее. В другом конце зала, делая вид, что погружен в беседу с пожилым джентльменом о садоводстве, стоял граф Рэдклифф. Все, включая его жену, казалось, забыли о его существовании.
Однако Эмбер прекрасно знала, что он последние два часа изо всех сил старался привлечь ее внимание, чтобы увезти домой, а Эмбер столь же старательно игнорировала его. Прошла неделя с тех пор, как король снова пригласил их во дворец, и за это время Эмбер еще более уверовала в свое будущее, а ее презрение к графу росло. Откровенное восхищение короля, ревность Барбары, раболепство придворных – верные признаки перемены ветра – просто опьяняли Эмбер.
– Вам сегодня везет, мадам! – резко произнесла Барбара и пододвинула Эмбер горку золотых гиней. – Слишком везет!
Эмбер насмешливо взглянула на нее и хитро улыбнулась. Она знала, что на нее, на Эмбер, смотрит Карл, что почти все присутствующие не сводят с нее глаз. И это всеобщее внимание ударяло ей в голову, как крепкое вино, заставляло уверовать в собственную значимость и считать каждого ровней,
– Что вы этим хотите сказать, мадам?
– Прекрасно знаете – что! – пробормотала Барбара вполголоса.
Ей было жарко, она была возбуждена и отчаянно старалась сдержаться, взять себя в руки, чтобы не выглядеть дурой перед всеми. И так уж положение было хуже некуда из-за того, что Карл со свойственной ему прямотой и беззаботностью дал всем понять, что собирается переспать с этой выскочкой, девкой из театра. Больше того, этот негодяй Букингем решил по своей дурости, что он должен опекать эту Эмбер, а когда Барбара пыталась хоть чуточку протестовать, он тут же напомнил, что, если бы не его природная доброта, Барбары давно не было бы в Англии.
«Черт подери проклятые письма! Будь проклят Букингем! Будь прокляты все! Как мне хочется вырвать все волосы у этой суки! Ничего, я проучу ее, со мной шутки плохи!»
– Ладно, – вскричала она, – я еще все отыграю обратно!
Эмбер чуть подняла брови. Чем больше разъярялась Барбара, тем хладнокровнее вела себя Эмбер. Она подняла глаза, и они с Карлом обменялись улыбками. Его улыбка говорила, что он на ее стороне – добровольный и счастливый пленник.
Эмбер пожала плечами:
– Вполне возможно, ведь сейчас ваш ход, мадам.
Барбара сжала зубы и бросила на Карла взгляд, который прежде насторожил бы его, но сейчас он откровенно развлекался. Барбара взяла со стола три игральных кубика из слоновой кости, бросила их в коробочку – дайс-бокс. Все разговоры вокруг смолкли, знатные господа и дамы выжидательно наклонились вперед и стали внимательно наблюдать. Барбара энергично встряхнула дайс-бокс и драматическим широким жестом выбросила кубики на стол. Они покатились по полированной поверхности и замерли. Две шестерки и четверка.
Кто-то тихо присвистнул, среди зрителей пробежал шепоток, а Барбара торжествующе вскинула голову и улыбнулась, ее глаза сверкали.
– Вот так, мадам! Попробуйте, вдруг у вас выпадет еще больше!
Поскольку целью игры было выбросить три одинаковых числа (в противном случае выигрыш доставался тому, у кого была наибольшая сумма), то Эмбер должна была признать, что шансов у нее не много.
Она стала лихорадочно искать выход из положения: «Но я должна, должна что-нибудь придумать, нельзя допустить, чтобы она нанесла мне поражение на виду у всех этих людей! Я должна что-то сделать, что-то, что-то…»
И тут она почувствовала толчок ноги Букингема, и в этот миг что-то упало ей на колени. Эмбер моментально успокоилась, волнение улеглось, голова стала ясной и холодной. Быстрым автоматическим движением она взяла дайс-бокс со стола в одну руку, а кубики – в другую. И так быстро, что заметить было просто невозможно, она уронила дайс-бокс себе на колени, а в тот, который ей подложил Букингем, она бросила кубики. Не глядя на дайс-бокс, она знала, что фальшивый был точной копией настоящего. Долгие часы тренировок в Уайт-фрайерз не пропали даром; бросок – и кубики, как послушные солдаты, выполняют свой маневр: пять, пять и еще пять!
Все присутствующие тихо ахнули, Эмбер же изобразила крайнее удивление своей удаче. Краснолицый Броункер наклонился и зашептал что-то на ухо Барбаре.
Та внезапно вскочила на ноги.
– Очень ловко у вас получилось, мадам! – вскричала она. – Но меня-то вы на мякине не проведете! Вы подло смошенничали, и я отвечаю за свои слова! – добавила она, обращаясь ко всем, стоявшим вокруг стола, и, в частности, к его величеству.
Эмбер занервничала, хотя герцог уже исправил положение и дайс-бокс, который она держала сейчас в руке, был тот самый, которым пользовалась Барбара. И Эмбер решила не сдаваться, сохраняя при этом уверенность и спокойствие.
– Разве вы можете запретить кому-то выбросить больше очков, чем у вашей светлости? И если получилось лучше, чем у вас, так, значит, это только благодаря мошенничеству? – Эти слова вызвали смех окружающих, и Эмбер почувствовала себя уверенно. Она небрежно швырнула дайс-бокс на стол.
Но обвинить кого-то в шулерстве было нешуточным оскорблением, хотя жульничали многие: некоторые дамы притворялись чрезвычайно благочестивыми или уверяли, что не пользуются косметикой, а также делали вид, что всегда играют честно. Быть пойманной на шулерстве и получить клеймо мошенницы в гостиной королевского дворца неожиданно показалось Эмбер чем-то совершенно ужасным. "Лучше мне умереть! – подумала она. – Это было бы невыносимо, если все вокруг станут свидетелями моего поражения от рук Барбары Пальмер.
А Барбара, убежденная, что загнала зайца в угол, с безжалостным лаем бросилась по следу.
– Только подложный дайс-бокс мог дать такие очки! Такая удача может выпасть один раз на тысячу при честной игре!
Эмбер стало страшно, она почувствовала растерянность и внутреннюю дрожь. Лишь через несколько секунд она нашлась, что ответить. Но, придумав ответ, она постаралась говорить уверенно и дерзко, с долей небрежности, чтобы ни у кого не осталось сомнения в ее честности.
– Ваша светлость, но ведь и ваш бросок был слишком удачным…
– Позвольте сообщить вам, мадам, что я никогда не жульничаю! – вскричала Барбара, которая часто проигрывала столь значительные суммы, что можно было подумать – либо она чересчур честно играет, либо просто неумеха. – Вот дайс-бокс, из которого я бросала кости! Проверьте его кто-нибудь… – Она схватила коробочку, потом неожиданно перегнулась через стол и протянула ее королю. – Вот, ваше величество! Вы видели всё, что произошло! Что вы думаете об игре? Скажите, кто сжульничал!
Карл взял дайс-бокс и внимательно осмотрел его и изнутри и снаружи с серьезным и вдумчивым выражением на лице.
– Насколько я могу видеть, – произнес он наконец, – с этим дайс-боксом все в порядке.
Эмбер сидела, оцепенев и боясь пошевелиться, сердце билось отчаянно, она боялась, что упадет без чувств. Это был бы конец, конец всему, после такого позора не стоит жить на свете…
– Ага! – выкрикнула Барбара торжествующе, таким трубным голосом, что Эмбер ощутила, будто ей провели ножом прямо по нервам. – Я так и думала! Ведь я знала…
– Но, – перебил ее Карл, – поскольку вы обе использовали один и тот же дайс-бокс, то я не вижу причины для всей этой суматохи.
Облегчение Эмбер было столь велико, что она чуть не упала на стол от перенапряжения. Но Каслмейн взвизгнула от возмущения:
– Что?! Но все было не так! Она подменила дайс-бокс! Она…
– Прошу прощения, мадам, но, как вы сами сказали, я видел все, и, по моему мнению, ее светлость играла так же честно, как и вы.
– Но…
– Теперь довольно поздно, – продолжал Карл невозмутимо, и его живые черные глаза быстро оглядели всех присутствующих за столом. – Не пора ли нам отправляться спать?
Все дружно рассмеялись, поняв, что представление окончено, и начали расходиться.
– Довольно подлая уловка! – зло пробормотала Каслмейн. Потом она наклонилась через стол и резко сказала Эмбер: – Я никогда не стану больше играть с вами даже за ломаный грош! – Она повернулась и пошла из зала в сопровождении Броункера, Бэб Мэй и маленького Джермина; они торопливо последовали за ней, как заботливые няньки.
Эмбер, еще не совсем пришедшая в себя и беспомощная, взглянула наконец на короля с благодарной улыбкой и беззвучно присвистнула. Карл взял ее за руку чуть пониже локтя, и Эмбер встала на ноги.
– Благодарю вас, сир, – тихо произнесла она, ибо он, конечно, знал, что Эмбер смошенничала. – Если бы не вы, я была бы опозорена на веки вечные.
– Опозорена – здесь, в Уайтхолле? – засмеялся Карл. – Это просто невозможно, моя дорогая. Вы когда-нибудь слышали, чтобы кто-то был опозорен в аду?
К Эмбер вновь возвращалась жизненная энергия и уверенность в себе. Она взглянула на Букингема, стоявшего рядом, с нескрываемой нагловатой усмешкой.
– Благодарю, ваша милость, – сказала она, хотя знала, что герцог подкинул ей фальшивый дайс-бокс не для того, чтобы помочь ей, а чтобы насолить своей кузине.
Букингем скорчил комическую физиономию.
– Я протестую, мадам. Уверяю вас, я не имею никакого отношения к вашей удаче – только не я. Господь с вами, весь мир знает, что я честный человек.
Все трое рассмеялись над этими словами. Эмбер заметила, что придворные глядят в ее сторону, и она поняла, о чем они думали. Сегодня король принял ее сторону и поставил Каслмейн в неловкое положение перед всеми. Этот факт мог иметь только одно значение – графиня Рэдклифф вскоре станет главной любовницей при дворе. Эмбер и сама так думала.
Они стояли и смотрели друг на друга, улыбки сошли с лиц, они даже не заметили, как Букингем откланялся и ушел. Эмбер поняла, что влюблена в Карла, как в любого другого мужчину. Исключением по-прежнему оставался Брюс Карлтон. Черные глаза короля с ленивым выражением раздували тлеющий огонь ее желания, тот тлеющий огонь, который Рэдклифф лишь пытался раздуть, но так никогда и не превратил в пламя, и она жаждала всем сердцем снова пасть в объятия Карла. Она совершенно позабыла, что Рэдклифф должен быть где-то поблизости, что он наблюдает за ней, но ее охватила волна бесшабашной смелости.
– Когда вы сможете отделаться от своей дуэньи? – негромко спросил Карл.
– Когда угодно.
– Завтра утром, в десять, устроит?
– Да.
– Я поставлю стражника, он пропустит вас через ворота Голбейн на этой стороне. – Он поднял глаза, посмотрел поверх ее головы, слабо улыбнулся. – Вот идет ваш муж, у него уже рога пробиваются.
Слова короля неприятно поразили ее. Ваш муж!
Ее возмущало, что граф еще имеет наглость жить на свете, когда ей он теперь совсем не нужен. Эмбер даже представила, что он исчез из ее жизни, как изгнанный дьявол. Но вот он, здесь, рядом с ней, и Карл приветствует его приятной улыбкой. Потом король ушел, и Рэдклифф подал ей руку. Поколебавшись мгновение, Эмбер положила пальцы на его руку, и они медленно вышли из зала.
Эмбер долго боролась, чтобы прийти в сознание. Ей казалось, что на голову давит тяжелый груз, болели даже глаза. Боль в шее перешла на плечи и дальше на спину, когда она попробовала пошевелиться. Эмбер тихо застонала. Она начала ощущать неравномерные толчки и тряску, от которой у нее возникла боль в животе. С большим усилием она подняла веки и огляделась, стараясь понять, где она и что с ней происходит.
Сначала она увидела маленькие руки с выступающими венами, которые сжимали трость, стоявшую между ног. Потом она медленно подняла глаза и увидела скучное невыразительное лицо Рэдклиффа. Только сейчас она поняла, что неудобство вызвано веревками, которыми она была связана: щиколотки, бедра, колени, руки были плотно схвачены ими. Она и граф были в карете; сквозь окна можно было видеть лишь серое небо и зеленые поля да деревья с голыми ветками. Эмбер хотела заговорить, спросить его, где они, но невыносимый груз в голове давил все сильнее, пока наконец она снова не впала в беспамятство.
Она ничего больше не чувствовала, пока неожиданно не открыла глаза. Карета остановилась, кто-то стал поднимать ее. Она ощутила дуновение свежего вечернего ветерка на лице и глубоко вздохнула.
– Постарайтесь не будить ее, – услышала она голос Рэдклиффа. – Когда у нее такой припадок, ее нельзя беспокоить, иначе ей станет хуже.
Эти слова разозлили Эмбер – как он смеет говорить людям такие оскорбительные вещи про нее, но у нее не было сил протестовать.
Лакей перенес ее, завернув в плащ и длинную меховую шубу, в гостиницу. Кто-то отворил ему дверь. В комнате было тепло, пахло свежеиспеченным хлебом и жареным мясом. Вокруг сновали собаки, виляя хвостом и вопросительно принюхиваясь, появились какие-то дети, конюший бросился распрягать лошадей. К ним навстречу вышла веселая хозяйка гостиницы и приветливо улыбнулась. При виде Эмбер, у которой голова безвольно лежала на груди лакея, а глаза были закрыты, она сочувственно запричитала и поспешила к ней.
– О! Леди заболела?
Рэдклифф отвел ее в сторону.
– Моей жене нездоровится, – холодно сообщил он. – Но ничего серьезного нет. Я сам поухаживаю за ней. Проводите нас в нашу комнату и пришлите ужин.
Озадаченная хозяйка поднялась наверх и отперла чистую, пахнущую лавандой комнату. Когда она думала, что граф не глядит в ее сторону, она тайком бросала взгляд на Эмбер. Хозяйка зажгла свечи и затопила камин. Прежде чем уйти, она замешкалась и с искренним сочувствием посмотрела на Эмбер, лежавшую на кровати, куда ее положил лакей.
– Моей жене не требуются ваши вздохи! – отрезал Рэдклифф. Он произнес это так грубо и резко, что женщина невольно вздрогнула и торопливо вышла из комнаты. Рэдклифф подошел к закрытой двери, прислушался на минуту и, очевидно, удовлетворенный, что хозяйка действительно ушла, вернулся к кровати.
Хотя сейчас Эмбер была в полном сознании, она чувствовала какую-то тяжесть, тоску и раздраженность, голова болела, мышцы ныли. Она глубоко вздохнула. Некоторое время граф и Эмбер молчали, ожидая, кто заговорит первым. Наконец Эмбер воскликнула:
– Ну почему вы не развязываете меня? Теперь я не могу убежать от вас! – Она подняла на него ненавидящий взгляд. – Вы, наверное, считаете себя чертовски умным! – Она уже поняла, что граф связал ее только ради садистской прихоти: под влиянием снотворного она и так не смогла бы ничего сделать или убежать.
Он пожал плечами и изобразил подобие улыбки, откровенно довольный самим собой.
– Полагаю, я не зря изучал химию, мои знания пригодились. Снадобье было в вине, конечно. Вы не могли почувствовать ни вкуса, ни запаха, верно?
– Ради Господа Бога, развяжите меня, у меня руки и ноги как мертвые. – Она начала вертеться, ища более удобного положения, стараясь восстановить кровообращение в затекшем теле. Ей было холодно, все тело онемело, и самочувствие было ужасное.
Граф, однако, игнорировал ее просьбу, будто и не слышал. Он подсел к ней поближе с видом доброго доктора, утешающего заболевшего пациента, но не испытывающего к нему ни малейшей жалости.
– Ах, как. досадно, что вы не смогли встретиться с ним. Я надеюсь, он не слишком долго ждал вас.
Эмбер быстро взглянула на него, потом очень медленно улыбнулась жестокой, издевательской улыбочкой.
– Мое время еще придет, ведь вы не можете вечно держать меня на привязи.
– И не собираюсь. Можете вернуться обратно в Лондон, в Уайтхолл, и заниматься там проституцией сколько угодно, но в этом случае, имейте в виду, мадам, я в судебном порядке получу все ваши деньги в мою полную собственность. Мне удастся это сделать без особых трудностей, я полагаю. Да, король не прочь переспать с вами, но вам еще очень далеко до того, чтобы он пошел на какой-либо рискованный поступок из-за вас. Шлюха и любовница – не одно и то же, хотя вы, возможно, и не видите разницы.
– Прекрасно вижу! Женщины вовсе не такие дуры, как вам хочется думать! Кроме того, я понимаю и еще кое-что, хотя вы думаете, что я ни в чем не способна разобраться.
– О, в самом деле? – В его тоне чувствовалась насмешка. Он говорил с Эмбер насмешливым тоном с самого дня их свадьбы.
– Вы можете изображать, будто вас интересуют только мои деньги, но это не так, и я знаю. Да вы же прямо с ума сходите при мысли, что какой-то другой мужчина может делать то, чего не можете вы. Вот почему вы увезли меня, вот почему угрожаете, что отнимете у меня деньги, если я вернусь в Лондон. Вы неудачник и старый козел, вы…
– Мадам!
– Да не боюсь я вас! Вы ревнуете к каждому мужчине, способному удовлетворить женщину, и вы ненавидите меня за то, что сами не можете…
Он внезапно взмахнул правой рукой и ударил ее по лицу с такой силой, что ее голова резко качнулась в сторону и на коже выступила кровь. Глаза Рэдклиффа оставались холодными.
– Как джентльмен, я не одобряю, когда бьют женщину. – Я никогда в жизни не ударил даму. Но я ваш муж, мадам, и со мной следует разговаривать уважительно.
Эмбер превратилась в злобную шипящую кошку. У нее перехватило дыхание от ярости, золотистые глаза сверкали ненавистью, когда она заговорила, зубы обнажились, как у дикого животного.
– О, как я презираю вас… – произнесла она тихо. – Когда-нибудь я заставлю вас заплатить за все, что вы причинили мне. Наступит день, и, клянусь, я убью вас…
Рэдклифф посмотрел на нее с отвращением и презрением.
– Женщина, изрыгающая угрозы, подобна собаке-пустолайке, у меня не больше уважения к такой женщине, чем к собаке.
Тут послышался стук в дверь. Поколебавшись мгновение, граф обернулся:
– Войдите!
Это пришла хозяйка гостиницы, веселая, розовощекая, улыбающаяся. Она принесла скатерть, салфетки, кружки и столовые приборы. Следом за ней вошла тринадцатилетняя девочка, держа в руках большой поднос, уставленный аппетитным угощением, за девочкой шествовал ее младший брат с двумя запыленными зелеными бутылками и парой сверкающих чистотой бокалов. Хозяйка поглядела на Эмбер, которая все еще лежала на боку, закрытая плащом.
– Ну как? – оживленно спросила она. – Мадам стало лучше? Я очень рада. Заверяю вас, что ужин получился отменный, мне хотелось бы, чтобы он вам понравился! – Она обменялась с Эмбер дружеской улыбкой, очевидно стараясь показать, что вполне понимает, каково бывает молодой женщине при первой беременности. Эмбер же, у которой лицо еще горело от пощечины, заставила себя улыбнуться в ответ.
