XXIV
В окно все сильней било солнце, и Тайри опустил штору и зажег настольную лампу — ее свет выхватил из затененной комнаты три черных лица. Он снял трубку с телефона, достал бутылку виски, три стакана и поставил на стол. Рыбий Пуп знал, что речь пойдет о чем-то ужасном, что должно быть принято решение жизненной важности, и ему было заранее жутко.
— Наливайте на свой вкус, док, — сказал Тайри, наполняя на треть свой стакан.
— Да, надо выпить. — Доктор Брус дрожащей рукой налил себе виски, залпом выпил, не разбавляя, и поднял пустые от страха глаза. — У нас совсем мало времени, Тайри.
— Знаю. Я поэтому и отключил телефон. Сперва разберемся между собой, а уж потом будем толковать с другими, верно?
— Тайри, начальник полиции и начальник пожарной охраны с утра уже три раза наведывались ко мне домой, начал доктор Брус.
— Давайте смотреть правде в глаза, док, — мягко сказал Тайри. — Вас заберут. Когда гибнут скопом сорок два человека, тут всякий перетрухнет.
— Козел отпущения им нужен, — сказал доктор Брус. — И это буду я.
— Вы только не убивайтесь, док. Я вас в беде не брошу. Наймем самолучших адвокатов и будем драться, до Верховного суда дойдем, если надо…
— Бросьте, Тайри, — глухо сказал доктор Брус. — Какие там адвокаты. Все говорит против меня…
— Говорить будут деньги, черт возьми! — повысил голос Тайри.
Доктор Брус вскочил на ноги, лицо у него подергивалось.
— Тайри, не трудитесь нести эту околесицу! Я черный! Они от меня не отступятся! Они…
— А я на что, чудак-человек! — яростным шепотом крикнул Тайри. — За вами буду стоять я!
— Адвокатов собираетесь нанимать? А мне тем временем заживо гнить в тюрьме? — язвительно осведомился доктор Брус. — Ну нет, не выйдет!
— Да вы не волнуйтесь, док, — с неловкостью сказал Тайри. — К чему вы это мне говорите?
— Тайри, мы с вами компаньоны. «Пущу» мы содержали на половинных паях…
Вот оно! До последней минуты Рыбий Пуп надеялся на чудо. Его бросило в жар, во рту пересохло.
— Верно, — миролюбиво подтвердил Тайри. — Только я-то — компаньон негласный. Разве не такой был уговор? Мы как уславливались? Мое имя с «Пущей» не связано!
— Так я и знал! — прошипел доктор Брус с перекошенным от негодования лицом. — Как что-то неладно — так сразу в кусты! Не получится, Тайри! Большое жюри предаст меня суду по обвинению в убийстве, и я не желаю отвечать один за смерть сорока двух человек! Мы делили пополам барыши, значит, и ответственность будем делить пополам! Мы с вами в этой беде повиты одной веревочкой!
— Не надо горячиться, док, — обеспокоенно сказал Тайри. — Давайте все обмозгуем помаленьку…
Рыбий Пуп сидел как пришибленный, боясь поверить тому, что слышал. Тайри — совладелец «Пущи»! С глубоким вздохом, похожим на стон, он откинулся на спинку стула. Теперь понятно, почему доктор Брус прятался в лесу, почему он пытался покончить с собой, понятен пристальный взгляд начальника полиции и его слова: «При такой ловкости и наглости ты всякого труполова в здешних местах заткнешь за пояс». Тайри — совладелец «Пущи», в которой лишились жизни сорок два человека, а его сыночек хлопочет, как бы обстряпать на погибших выгодный заказ для отцовского похоронного заведения. Наверно, этот белый меня за сумасшедшего посчитал. И тут до его сознания дошло еще одно: его семья, а значит, и он сам жили за счет того, что зарабатывала, продавая себя, Глэдис! Деньги, которыми он покупал себе право лечь с нею в постель, кружным путем возвращались к нему же в карман! Он повесил голову, изнемогая от стыда. Это уж получалось какое-то сверхсутенерство. А он еще осуждал Глэдис, что она не разделяет его отношения к белым!.. Прошли долгие мгновения, пока он почувствовал себя в силах поднять голову и прислушаться, о чем с таким злобным ожесточением переругиваются Тайри и врач.
— Будем говорить прямо! — гремел Тайри. — Вы этой треклятой «Пуще» хозяин, а не я! Я только давал половину денег на содержание…
— Тайри, вам доставалась и половина дохода! — кричал доктор Брус. — Де-факто вы мой компаньон.
— Что это еще, док, за дефакта? — сощурясь и недобро поблескивая глазами, спросил Тайри.
— Это значит, раз ты на самом деле компаньон, то и в глазах закона — тоже, — пояснил Рыбий Пуп.
— Вот именно, — наступал доктор Брус. — Перед судом вам от этого не отпереться.
— Да много ли толку, если я тоже сяду? — попытался зайти с другого бока Тайри. — За решеткой связи в ход не пустишь. Вы, док, чересчур расстроились. Успокойтесь. Это у вас со страху…
— Не смейте меня оскорблять. — Доктор Брус весь трепетал от возбуждения. — Мне пятьдесят лет, а за эти сорок две жизни могут присудить десять лет тюрьмы…
— Но я ж вам говорю, до этого не дойдет, — пытался обнадежить его Тайри.
— Тайри, я не знаю тех, кто сидит в муниципалитете. Вы — знаете. Они с вами в дружбе. И потому, видит Бог, в этой передряге вы будете рядом со мной. — Доктор Брус был непреклонен. — Я могу доказать, что вы были моим компаньоном. Так уж лучше признайтесь сами!
Доводы доктора Бруса были убедительны, и все же Рыбий Пуп подумал, что Тайри вправе настаивать на соблюдении первоначальных условий договора.
— Ну, не обязательно нам решать прямо сейчас, — попробовал вильнуть в сторону Тайри.
— Нет, обязательно, черт побери! Только сейчас! — взвизгнул доктор Брус. — С минуты на минуту меня арестуют… И Я НЕ ДОПУЩУ, ЧТОБЫ МНЕ ПРИШЛОСЬ ОТДУВАТЬСЯ ЗА ВСЕ ОДНОМУ, ТАЙРИ!
Наступило молчание. Тайри осушил свой стакан и уперся взглядом в пол. Оглушительно тикали в тишине маленькие настольные часы. Рыбий Пуп посмотрел на них — почти двенадцать. От неожиданного стука в дверь все трое вздрогнули.
— Кто там? — крикнул Тайри.
— Я, Джим!
Тайри встал и отпер дверь. Джим нагнулся к нему.
— К тебе супруга, Тайри, — зашептал он. — Прямо на себя непохожа. Ей никто не дал знать…
— Ох, елки зеленые, — простонал Тайри. — Совсем из ума вон…
— Тайри! Тайри! — разнесся по коридору обезумевший голос Эммы. — Где Пуп? Боже милостливый, где мой бедный мальчик?.. Скажи, Тайри!
— Заходи, Эмма! — Тайри повернулся к сыну. — Мать с ума сходит из-за тебя.
Боязливыми нетвердыми шажками Эмма вошла в контору, обратила мокрое от слез лицо сперва к одному, потом к другому, третьему и, рыдая, опустилась на пол.
— Сыночек мой! Я уж думала, тебя нет в живых, — с плачем проговорила она. — Хоть бы мне кто словечко сказал!
— Пуп цел и невредим, Эмма, — мягко сказал Тайри. — Ты извини, я тут закрутился как пес…
Рыбий Пуп подошел к матери и бережно помог ей подняться.
— Смотри — вот он я, живой-здоровый.
— Не повредил себе ничего, не поранился? А костюм в каком виде! Здесь разодрано, там прожег дыру…
— Это так, мам. Помогал на пожаре, вот и все.
— И будет, Эмма. Тебе здесь находиться нельзя. У нас серьезные дела. Джим тебя проводит до машины, Джейк отвезет домой.
— Есть, Тайри, — сказал Джим.
— Ступай с ним, мама, — сказал Рыбий Пуп. — А мы как здесь управимся, так тоже домой…
— Родимый ты мой… Уж и не чаяла, что увижу в живых, — всхлипывала Эмма, пока Джим вел ее из комнаты.
Тайри, нахмурясь, закрыл дверь.
— Вот напасть, всегда что-нибудь да упустишь, — крякнул он.
— Так как же, Тайри, — компаньон вы мне или нет? — опять ринулся в наступление доктор Брус.
По телу Тайри прошла дрожь, глаза стали затравленные, остекленели. Он налил себе еще, выпил, пристально посмотрел на сына, потом на доктора Бруса и вновь уперся взглядом себе под ноги.
— А что мне, дьявол, еще остается, коли вы желаете, чтобы только так? — угрюмо проговорил он, сдаваясь.
— Тогда будем драться вместе! — из глаз врача брызнули слезы. — Больше мне ничего не надо, Тайри. Только не отрекайтесь от меня…
— Будь по-вашему, — убито пробормотал Тайри.
— Как будем защищаться? — сдержанно спросил доктор Брус.
— Разные есть возможности, док, — сказал Тайри.
— Какие именно?
— Ну, например, у меня есть улики против начальника полиции.
— А какая нам от них польза?
— Пугнуть его, чтобы нас вызволил.
— А еще что?
— Еще можно подыскать человека, чтобы отсидел заместо нас.
— Кого же это?
— Не знаю… Ну что, не передумали тянуть меня в суд? На свободе я пригодился бы вам больше…
— Вы должны быть со мною, Тайри. Просто должны.
Раздался громкий стук в парадную дверь. Тайри подкрался к окну и заглянул в щелку у края шторы.
— Начальник полиции, — шепнул он.
— Что же нам делать? — с ужасом спросил доктор Брус.
— Что делать? — презрительно передразнил его Тайри. — Пойти впустить его. А вы думали — что?
Доктор Брус приподнялся и тотчас снова сел, поводя безумными глазами.
— Да держитесь вы, док, — пренебрежительно бросил Тайри. — Таблетку бы какую приняли, что ли.
И он вышел из конторы.
XXV
Вошел начальник полиции, за ним, подобострастно пригибаясь, — Тайри. Начальник встал, большой, тяжелый, обвел взглядом контору. Он был, как положено по службе, в синей форме, на левом рукаве поблескивала золотом нашивка за долгую службу. Серые глаза остановились на докторе Брусе.
— Мои люди вас обыскались, док, — сказал он.
— А я тут с приятелем сижу, выпиваю.
Начальник перевел взгляд на Тайри, потом на его сына.
— Что ж, Тайри, работенка тебе обеспечена, — сказал начальник, закуривая сигарету. — Покойники еще остыть не успели, а Пуп уже хвать-похвать их себе. Хо-хо!..
В конторе нависла неловкая тишина, и в ней пушечными залпами бухали настольные часы. Ненависть, страх, тревога прятались за улыбками на лицах. Тайри хлопнул сына по спине и с деланным смехом промурлыкал:
— А как же, начальник. Пуп — моя правая рука. Верно я говорю, сынок?
— Верно, папа, — смиренно отозвался Рыбий Пуп, стараясь унять стук сердца.
— И левая тоже, — дернув краем рта, проворчал начальник полиции.
С той минуты, как он появился, Рыбий Пуп, охваченный душевным смятением, воспринимал происходящее точно во сне. Все то, о чем здесь яростно спорили, все их неистовые и напыщенные речи имели смысл только с поправкой на этого посланца от мира белых. Его приход перечеркнул действительность их жизни, ибо сидящие здесь черные люди не распоряжались собою. Рыбий Пуп знал, отчего Тайри ступает сейчас сутуля плечи и согнув колени, отчего с его потного лица не сползает ухмылочка, а красные от усталости глаза все время смотрят исподлобья — во всем этом повинно присутствие белого. Тайри прячет свои истинные побуждения, чтобы провести белого человека, получить над ним перевес, и для этого он разыгрывает из себя воплощение угодливости, преображается в оскопленную человекоподобную тень, всегда готовую на все соглашаться. Рыбий Пуп знал также, как сильно подействовали на начальника полиции слова доктора Бруса, что они с Тайри приятели, — по его застывшему взгляду было видно, какая для него неожиданность, что двое черных выступают единым фронтом. Какие ответные ходы вынашивает эта белая громадина? Прикидывает, не замышляют ли что против него два ниггера, сказал себе Рыбий Пуп, чувствуя, как что-то съеживается, замирает у него внутри перед лицом этого белого недруга, который незримо властвует над Черным поясом, торгует справедливостью, правами, свободой, чье слово решает, что можно, а что нельзя.
— Глоточек не хотите пропустить, начальник? — предложил Тайри.
— Не откажусь. — Начальник полиции налил себе четверть стакана и выпил. — Хорошее виски, Тайри.
— Угощайтесь на здоровье. — Тайри выжал из себя усмешку.
— Спасибо. — Начальник полиции прочистил горло, встал, бесцельно прошелся по комнате, потом решительно снял куртку и повесил ее на спинку стула. — Тайри, — негромко сказал он.
— Слушаю вас, начальник, — с преувеличенной готовностью пропел Тайри.
— С кем я сейчас имею дело? С одним тобой или с тобой и доком?
— Да это самое… — замялся Тайри.
— Мы с ним компаньоны, начальник, — твердо сказал Брус.
— Что этому ниггеру известно, Тайри? — ледяным голосом спросил начальник полиции, заложив большие пальцы за пояс и поигрывая рукояткой пистолета.
— То есть как это? — Тайри широко открыл невинные глаза.
— Положение до крайности опасное, — отчеканил белый. — На тебя положиться можно, я знаю, ты выдюжишь… Ты уже три раза побывал перед этим самым большим жюри и не ляпнул лишнего. Но лекарь — это для меня непредвиденное обстоятельство, ясно тебе? Но допустим. Лекарь как лекарь. Только что ему известно?
— Известно? — простодушно вскричал Тайри. — А вам, начальник, известно, что нам известно.
Рыбий Пуп весь подобрался при слове «ниггер», но, когда Тайри пропустил его незамеченным, немного расслабился. Он понял, что начальник полиции нарочно прощупывает, сколько стерпят из раболепия его черные собеседники.
— Послушай, Тайри, давай начистоту, — с раздражением сказал начальник. — Ты расплачивался со мной чеками. Я предупреждал тебя, что не надо. И все же, как последний осел, брал их, полагаясь на то, что знаю тебя. Так вот, погашенные чеки банк в конце каждого месяца посылает тебе. Где они, Тайри, эти погашенные чеки? Я потому спрашиваю, что пожар этот окаянный все разворошил к чертям собачьим. Тебя опять заставят давать свидетельские показания, и, уж конечно, специально назначенный окружной прокурор поинтересуется, как это вышло, что, несмотря на все предупреждения о нарушении противопожарных правил, «Пуща» продолжала работать… Что ты будешь говорить, если тебя прижмут? Я знаю людей, Тайри. Ты попал в серьезную передрягу. Но если у тебя в голове завелась мыслишка сунуть им погашенные чеки, а взамен выйти сухим из воды — вернее, из полымя, — то забудь об этом…
Рыбий Пуп сидел ни жив ни мертв. Голос начальника полиции был убийственно холоден, беспощаден. Он увидел, как Тайри взвился со стула, выпучив глаза от неописуемого страха, какого, как знает всякий черный, от черных ждут белые.
— Начальник! — истошно заголосил Тайри. — Вы меня знаете двадцать годов! Вы можете мне доверять, начальник! Я тыщу раз вам говорил, что сжигаю эти чеки! — лгал Тайри с вдохновением прирожденного лицедея.
— Ты в каком месте держишь бумаги и чековые книжки?
— Здесь и держу. В конторе, — как бы ничего не подозревая, сказал Тайри. — А что?
— Открой сейф и покажи, что у тебя там, — приказал начальник полиции. — Если тебе прятать нечего, покажешь…
— Что же это делается! — с надрывом громко зашептал Тайри. — Вы мне не верите? Ну и ну! Да ради Бога. Смотрите, сколько душе угодно. Чеки прятать… Да у меня, начальник, и в мыслях такого не бывало. Ведь вы мой друг. Господи помилуй, вас послушать, так подумаешь, пожалуй, что вы мне больше не доверяете, — Тайри уже чуть не плакал. — Пожалуйста, смотрите, мне от вас таить нечего. Ну-ка, Пуп, отомкни начальнику сейф.
— Сейчас, пап. — Рыбий Пуп поднялся и снял со стены календарь, которым была занавешена дверца сейфа.
— У вас есть ордер на такой обыск? — непослушными губами выговорил доктор Брус.
Начальник полиции повернулся к нему на каблуках.
— Я этого ждал! — зарычал он. — Я нахального ниггера чую с ходу! На кой мне черт нужен ордер? Соображать надо, ниггер, — Тайри мой друг. — Он оглянулся на Тайри. — Верно я говорю, нет?
— Истинная правда, начальник! Смотрите, мне от вас прятать нечего! — взахлеб распинался Тайри. — А вы, док, не мешайтесь не в свое дело! — с перекошенным от напускного возмущения лицом набросился он на доктора Бруса. — Не для чего зря распускать язык. Мы с начальником между собой уж как-нибудь да разберемся. — Он обернулся к сыну. — Отомкнул сейф, Пуп?
— Кончаю. — Дрожащими пальцами Рыбий Пуп повернул диск.
— Ишь, ордер ему подавай, — с издевкой сказал начальник полиции. — Ты, ниггер, ходи да оглядывайся, — прибавил он, угрожающе понизив голос.
— Готово, открыл. — Помня, что чеки спрятаны у Глории, Рыбий Пуп со спокойной душой отступил от сейфа. Злорадно улыбаясь, он наблюдал, как начальник полиции роется в сейфе, швыряя на стол пачки зеленых бумажек.
— Это просто деньги тут у меня, — осторожно подал голос их владелец.
— Меня не деньги твои интересуют, Тайри, — сказал начальник полиции. Вдруг он остановился. — Ага, вот оно! — воскликнул он, резко оборачиваясь и поднимая руку, в которой был зажат погашенный чек. — А говорит, негодяй, что сжигает! Что ж ты этот не сжег, сукин сын?
Рыбий Пуп зажмурился, у него подкосились ноги. Как же это?
— Где? — с воплем вскинулся Тайри. — Покажите!
— Морочишь меня, Тайри?
— Господи Боже ты мой! — жалобно запричитал Тайри. — Этот позавчера только вечером пришел, честно говорю… Недосуг было сжечь. Ей-богу, правда! Да вы, начальник, поищите еще! Увидите, ни одного больше нету! — Тайри протянул руку. — Давайте сюда этот чек. Смотрите, что я с ними делаю! — Он выхватил чек, чиркнул спичкой, поднес бумажку к огню и, поворачивая ее в пальцах, пристальным, немигающим взглядом следил, как она пылает. Недогоревший клочок бросил в пепельницу, и там он почернел, покоробился, съежился в обугленный шарик. — Вот так, начальник. Кабы не этот пожар проклятый, я, видит Бог, сжег бы его вчера вечером. — Он с собачьей преданностью заглянул в глаза белому. — Если б я вас замышлял провести, я бы все убрал оттуда. Я — человек верный, начальник.
Начальник полиции вздохнул с заметным облегчением, его губы тронула скупая усмешка.
— И то верно, — сказал он. — Если бы ты их зажимал мне во зло, ты бы и этот, конечно, сплавил. — Он грузно опустился на стул и налил себе еще. — Учти на будущее — чтоб никаких больше чеков.
— Как скажете, начальник, — согласно прожурчал Тайри.
— Так нужен мне был на это ордер, а, ниггер? — обратился начальник полиции к доктору Брусу.
— Ордер? — Тайри затрясся в приступе притворного смеха. — Вы же знаете, начальник, — со мной вам ордера без надобности!
Как все-таки могло получиться, что Тайри упустил из виду этот чек, думал Рыбий Пуп.
— Начальник, — сдавленным, робким голосом позвал Тайри.
— Да, Тайри?
Тайри поднялся, сел опять, закрыл глаза и опустил голову на руки; потом он выпрямился и посмотрел на белого. Рыбий Пуп знал отцовскую повадку — это означало, что Тайри готов к ответному удару. Чем тише, нерешительнее держался отец, тем он был опасней.
— Начальник, раз вы сюда пришли искать чеки, стало быть, что-то должно случиться, и вам это известно. — Обвинение было высказано без укоризны.
— Слушай, Тайри, окружного прокурора этого, то есть Лу Белла, нашему синдикату не подмазать. Положим, у нас найдутся свои люди, которые имеют отношение к большому жюри, но диктовать самому жюри мы не можем. Это означает, что тебя будут судить. И дока тоже. С этим чертовым пожаром дело ясное, тут как ни кинь — все клин. Пока что выпустят под залог. Когда же дойдет до суда, синдикат примет меры, чтобы ты отделался как можно легче.
Рыбий Пуп похолодел. Он знал, что начальник полиции полез в сейф из страха, как бы у Тайри под нажимом не развязался язык. По вине этих черных сгорела «Пуща», они попались, и вызволить их было едва ли во власти даже начальника полиции. Но, чтоб добиться некоторого послабления себе, Тайри мог изобличить своих сообщников.
— Ох, грехи, — простонал Тайри.
— Что такое? — насторожился начальник полиции.
— Я насчет чего опасаюсь, начальник, — укоризненно зашептал Тайри. — Невозможно мне идти давать показания, когда я так много знаю! Как я смогу выгородить и нас с доком, и в то же время вас?..
— Тебя что смущает, Тайри?
— Станут допытываться, как это получилось, что, невзирая на столько пожарных нарушений, «Пуща» все равно работала…
— И что ты на это скажешь? — резко спросил начальник полиции.
— А что мне остается говорить? — ответил ему вопросом Тайри.
Рыбий Пуп сидел, сцепив зубы. Вот оно, самое главное. Как может Тайри, не впутывая начальника полиции, объяснить большому жюри, почему «Пуща» при всех нарушениях противопожарных правил оставалась открытой? Белый просит, чтобы Тайри выгораживал его в своих показаниях, суля взамен помощь, когда дело поступит в суд.
— За тобой стою я, ничего тебе не будет, — обнадеживал начальник полиции.
— Когда вызовут свидетелем, начальник, то и правду выболтаешь — виноват, и смолчишь — опять виноват. Что же я им скажу?
— Держись в своих показаниях пожара, и точка, — холодно посоветовал начальник полиции. — Больше ты знать ничего не знаешь.
Три пары черных глаз заметались, словно ища способа заглянуть в будущее. Сможет ли начальник полиции подкупить присяжных, когда дело передадут в суд? Захочет ли? Возможно ли в такой мере полагаться на белого? Или осмелиться намекнуть, что против него припрятаны улики и их пустят в ход, если он не приложит все усилия, чтобы помочь? А с другой стороны, не будет ли начальник полиции стремиться их убить, если заподозрит о такой вероятности… Черные лица взмокли от пота.
— Я согласен с начальником, — вдруг сказал доктор Брус.
— Работает голова у лекаря, — процедил белый.
Рыбий Пуп знал, что доктор Брус прячется за спиною Тайри в расчете, что, защищая себя, начальник полиции будет вынужден защищать и Тайри.
— Эх, и неохота же мне идти давать показания. — Тайри прикрыл глаза и правдоподобно содрогнулся. — А ну как этот окружной прокурор заставит меня говорить…
Рыбий Пуп заметил, как в глазах у белого мелькнул страх.
— Вот и говори о пожаре, а насчет наших дел — помалкивай, — с настойчивостью сказал он. — Да вызволим мы тебя. Всегда же до сих пор вызволяли… Весь город перебаламутил этот пожар. И ведь семь раз присылали доку предупреждения из пожарной охраны…
— Я их в глаза не видел! — уверенно произнес доктор Брус.
— Тьфу, дьявол! — вскипел начальник полиции. — Как вы, ниггеры, не хотите понять? О каждом факте нарушения правил существует запись! Люди желают знать, по вашей вине произошел пожар или по недосмотру пожарной охраны. — Начальник полиции встал и приложил ладони к груди. — Меня, во всяком случае, за пожар не вините, не из-за меня он начался. А вот владельцам «Пущи» большое жюри завтра предъявит обвинение. Это точно.
У Тайри вырвался вздох, похожий на стон, и, как бы сдаваясь на милость этого белого, которому доверял меньше всех на свете, он спросил:
— Как же нам быть, начальник?
Начальник полиции сощурил глаза и вынес приговор:
— Продай все, что есть за душой, и готовь себе защиту!
Рыбий Пуп передернулся. Сказанное могло означать что угодно. Тайри отдадут под суд, а пока будет тянуться разбирательство, белые из него выкачают все, что ему только удалось сколотить за свою жизнь. Но какие бы замыслы ни вынашивал этот белый, разве не должно крыться за ними горячее желание избавить Тайри от тюрьмы, чтобы и дальше каждую неделю получать от него мзду?.. Брюхан раз пять садился, всплыли вдруг в его памяти слова Глэдис. А правда, почему бы не упрятать за решетку Брюхана, ведь для такого, как он, сидеть в тюрьме — дело привычное? Навести их на эту мысль?
— Папа, — подал он голос.
— Да-да, Пуп? — ободряюще отозвался Тайри.
— Глэдис мне кое-что рассказывала про Брюхана… Похоже, он сидел раз пять. Скажем, что предупреждения от пожарников попадали к Брюхану, а он их выбрасывал… Он же не знал, что в них написано, ведь он не умеет читать.
— Как — Брюхан не умеет читать? — с надеждой и возмущением спросил Тайри.
— Да, верно, — сказал доктор Брус. — Ему хоть пиши его имя на заборе трехфутовыми буквами — не узнает.
— Тогда это то, что надо, — твердо сказал Тайри.
— Хм-м. — Начальник полиции в задумчивости переменил положение. — Помню я этого Брюхана. Дрянь ниггер…
— Дрянь, дрянь, — подхватил Тайри. — Обязательно на девяносто девять цветных выищется один ниггер, уж это иначе не бывает! За Брюханом и стрельба, и поножовщина, и по части наркотиков нечисто. — Во взгляде Тайри выразилось воинственное озлобление, замешанное на страхе. — Надо этого ниггера брать, начальник.
— М-да, этот ниггер в каких только передрягах не побывал, — с расстановкой сказал начальник полиции.
— Ну так как насчет Брюхана, а, начальник? — с нетерпеливым блеском в глазах сказал Тайри.
— Что ж, не исключено, — кривя рот, ответил начальник полиции.
— А много он получит, если признается, что пожар начался по его вине? — выспрашивал Тайри.
— Лет пять, возможно, при том, что сколько-то еще скостят за хорошее поведение, — подсчитал начальник полиции.
— Ну, это не так страшно, — рассудил Тайри. — Брюхан, он к тюрьмам человек привычный.
Они обменялись взглядами, взвешивая новую возможность.
— Брюхан — малый не дурак. Бывалый, — предостерег начальник полиции. — Вы ему лучше посулите как следует, не жмитесь.
— Тысячи две, — предложил доктор Брус.
— Пообещайте четыре, — сказал начальник полиции. — Тогда, может, клюнет.
— Четыре тысячи? Идет. Я согласен, — сказал Тайри.
— Хотите, я с ним поговорю? — спросил доктор Брус. — Я врач, меня к нему пропустят…
— Погоди, — сказал начальник полиции. — Будет лучше, если сперва с ним повидаюсь я, обомну маленько. Пошуровать у Брюхана в прошлом, чтобы покоя лишился, — шелковым станет к тому времени, как к нему придет док.
— Договорились, — кивнул доктор Брус. — Давайте прямо сразу позвоним, выясним, пускают ли к нему посетителей. Он сейчас в больнице Букера Вашингтона.
— Можно, — сказал начальник полиции.
— Вот теперь видно, что у нас на плечах головы, а не вешалки для шляп, — прожурчал Тайри. Он с обезьяньим проворством метнулся по комнате, схватил телефон и, вороватым движением положив трубку обратно на рычаг, протянул аппарат белому. — Держите, начальник.
— Ага, давай. Поможем вашему горю. Упеку этого ниггера в тюрягу, и дело с концом, — сказал начальник полиции. Он набрал номер и, дожидаясь, пока ответят, вкрадчиво уронил: — Надо бы, Тайри, мне сколько-то подкинуть на расходы.
— Ясное дело, начальник. Сколько? — Тайри оскалил зубы в притворной улыбке.
— Скажем, полсотни на первое время.
— Господи, о чем разговор. — Тайри вытащил бумажник и, достав из него пятьдесят долларов, подал начальнику полиции.
— Постой-ка, — сказал начальник полиции. — Здравствуйте, — проговорил он в трубку.
— …
— Сидите не двигайтесь, начальник, — ласково прошептал Тайри, засовывая ему деньги в нагрудный карман рубахи.
— Спасибо, Тайри, — шепотом отозвался начальник полиции. — С вами говорит Джералд Кантли, начальник полиции… Да-да. Мне надо знать, лежит ли у вас ниггер по кличке Брюхан… Сейчас, одну минуту. — Он оглянулся на доктора Бруса. — Как его по фамилии, док?
— Браун, — пересохшими губами выговорил доктор Брус.
— По кличке — «Брюхан», по фамилии — Браун, — опять заговорил в телефон начальник полиции. — Правильно. Пострадал вчера вечером на пожаре в «Пуще»… Ага. Хорошо. — Начальник полиции обернулся к Тайри и доктору Брусу. — Сейчас проверят…
Взгляды сидящих в комнате затеплились надеждой. Только бы получилось, молился Рыбий Пуп, только бы удалось подменить Тайри и доктора Бруса Брюханом…
— Да, слушаю, — сказал в трубку начальник полиции.
— …
— Вот оно что. Это точно?
— …
— Ах так! Понятно. Ну, до свидания.
Он положил трубку, взял стакан и выпил его до дна.
— Не выгорело, — сказал он. — Час назад Брюхан умер.
— Ну что ты будешь делать, — вырвалось у Тайри. Он бессильно опустился на стул. — Начинай теперь снова здорово.
Рыбий Пуп взглянул на измученное, потное отцовское лицо и скрипнул зубами.
— У тебя ко мне еще что-нибудь, Тайри? — Начальник полиции встал и надел мундир.
Рыбий Пуп крепился, сдерживая слезы. Господи, не может быть, чтобы все так кончилось!
— Ничего не попишешь, надо завтра посылать за вами, — сказал начальник полиции. — С утра заседает большое жюри. Если будет решение передать дело в суд, придется мне часиков в двенадцать вас забрать. — Начальник полиции поджал губы, глядя в пространство. — Хотя нет… Ни к чему, чтобы тут видели, Тайри, как тебя арестуют. Я тебе звякну насчет того, какое вышло решение, и вы приедете в муниципалитет сами. Бежать тебе некуда, вон у тебя сколько тут добра. Я-то лично уверен, что тебя еще засветло освободят под залог.
— Начальник, — высоким, отчаянным голосом протянул Тайри.
— Ну что, Тайри. — В устремленном на Тайри взгляде белого сквозила жалость.
— Я знаю, что делать! — монотонно и в нос заголосил Тайри. — Мне только боязно!..
— Чего боязно?
— Боюсь, не поможете вы мне.
— Сказано тебе, помогу.
Тайри и начальник полиции смотрели друг на друга. Пустые глаза белого не выражали ничего — ни страха, ни к чему-либо обязывающего душевного движения. Во взгляде черного, уклончивом, полном недоверия, совершалась сложная, хоть и неуловимая работа. Рыбий Пуп знал, что Тайри пытается определить, можно ли вверять исход дела белому. Внутренний голос говорил: нельзя. Не лучше ли выступить против него с таким оружием, как погашенные чеки? Почему судить должны только черных, если в равной мере виновен и белый, если «Пуща» могла работать в нарушение всех противопожарных правил только при пособничестве полиции? И что произойдет, если Тайри, чтобы облегчить участь себе и доктору Брусу, откроет, что не кто иной, как чин полиции, состоял с ним в доле? Ведь если бы на скамье подсудимых рядом с ним оказался начальник полиции, насколько меньше вины лежало бы на его плечах. Да, но сорвать личину с тех, кто сидит в муниципалитете, — такое может стоить жизни. А если после решения большого жюри его освободят под залог, начальник полиции сможет под всяким благовидным предлогом вновь и вновь приходить к нему, требуя денег, и всякий раз их придется давать. Нет, довериться полиции нельзя и выступить против нельзя тоже, но, может быть, заставить белого хотя бы пойти на уступки? Тайри свесил голову, распустив приоткрытые губы. Он медленно попятился к стулу и сел, глядя себе под ноги.
— Я что хочу сказать, начальник, — прошептал он.
— Ну-ну, выкладывай.
— Только слушайте, вы поймите меня как надо…
— Постараюсь. Так что?
Противоречивые побуждения с такою силой боролись в Тайри, что он встал, беспокойно прошелся по комнате, подошел к завешенному окну, потом опять вернулся к начальнику полиции. Надтреснутым от напряжения голосом он заговорил:
— Начальник, вы меня знаете двадцать годов, я человек солидный, положительный…
— Ну да, — сказал начальник полиции, медленно смаргивая, стараясь понять, к чему клонит Тайри.
— Вы же знаете, я не смутьян, верно я говорю?
— Верно, Тайри. Знаю.
— И не подстрекатель, так?
— Ты правильный человек, Тайри, — кивая головой, сказал начальник полиции.
— Три раза я давал показания большому жюри и ни разу вас не подвел. Уж как меня уламывал окружной прокурор выступить в пользу обвинения — никто, говорит, тебя пальцем не тронет, если…
— Я все это знаю, Тайри.
— А теперь вы говорите, меня будут судить…
— Ну да. Но это же разные вещи. Наши дела — одно, пожар — другое…
— Сманивал меня окружной прокурор пойти против вас, а ведь не сманил…
— Тайри, у нас с тобой синдикат, у нас уговор был такой!
— А под суд меня одного толкаете, начальник!
— Ты что, ниггер, хочешь изменить свои показания большому жюри? — напрямик спросил начальник полиции.
— Упаси меня Бог, начальник, что вы! Я вас не выдам! Только, видит Бог, мне теперь нужна помощь…
— А мы и собираемся тебе помочь, Тайри!
— Кто-кто, а я вас не обману… Вот скажите, начальник, верите вы мне? — Его голос сорвался на писклявой высокой ноте.
— Верю, Тайри.
— Послушайте, начальник, я в политику не лезу, вы знаете. — Тайри запнулся и глотнул, подбирая нужные слова. — Я — что? Мне бы только шкуру спасти, — продолжал он, неотрывно глядя на белого. — Спасти, что сколотил за свой век для родного сына, — вот он сидит перед вами, смотрите. Он молодой, у него вся жизнь впереди. И есть, начальник, один-единственный способ меня спасти, другого нету… Ох, прямо язык не поворачивается сказать. Никогда о таком не говорил с белыми…
— Говори, Тайри. Что у тебя на уме?
— Я отродясь не стоял за равные права для белых и черных. Вы и сами это знаете — да, начальник?
— Ну, допустим, — задумчиво протянул начальник полиции. — Но при чем тут?..
— Вы только пять минуточек послушайте, что я буду говорить, и обещайте, что не перебьете, ладно? — подвывая, молил Тайри; по его лицу струился пот, сами собой подобострастно подламывались колени.
— Пожалуйста. Только к чему это ты клонишь? — нахмурясь, спросил начальник полиции.
— Не остановите, дадите договорить? — добивался своего Тайри, уходя от прямого ответа.
— А зачем это тебе? — Теперь начальник полиции насторожился.
— Нет, вы обещайте, что не остановите, покамест не договорю! — вскричал Тайри.
— Не остановлю, Тайри. Говори, — с невольной жалостью сдался начальник полиции.
Тайри глубоко вздохнул, набирая побольше воздуху, помедлил и сдавленным, дрожащим, не по-мужски тонким голосом заговорил.
— Что они про нас знают, начальник, — начал он. — Да ничего.
— Кто? — озадаченно спросил начальник полиции.
— Белые, — страшным шепотом сказал Тайри, как будто открывал великую тайну. — Он глотнул и прищурился. — Вы обещали, что дадите договорить, обещали же…
— А я тебя и не останавливаю. — Негромкий голос белого звучал натянуто.
— Начальник, в законе что-то сказано, что вроде судят человека присяжные, равные ему… — Тайри помедлил, следя, не изменился ли белый в лице. — Известное дело, не про нас, черных, писан этот закон, никто ничего не говорит…
Начальник полиции часто замигал и в задумчивости потер подбородок.
— …а все же про нас, черных, вы не знаете — чем мы дышим, что чувствуем, как должны изворачиваться, чтобы жизнь прожить… — Тайри окинул начальника полиции испытующим взглядом. — Одни только черные, начальник, могут понимать черных. Начальник. Я не хочу, чтобы меня судили по вашему белому закону. Вот если б только, как начнется наш суд, посадить к присяжным шесть человек черных — меня то есть судить, понимаете? — только шесть человек, начальник…
Начальник полиции встал, открыл рот, но Тайри, вскинув руки, подскочил к нему:
— Не надо, начальник! Пожалуйста! Вы же обещали! Дайте только договорю! Если что не так, поправите. Я вас послушаю, а как же иначе… — Полный страсти голос сорвался, Тайри подошел к столу и отхлебнул виски. — Сроду в этом городе не бывало черных присяжных. Что, я не знаю? Знаю, начальник. И не собираюсь я проповедовать, чтобы черные мешались с белыми. Я — что? Мне лишь бы шкуру свою спасти… А какого черного ни посади к присяжным — хоть в городе возьмите, хоть во всей округе, — этот черный меня спасет и вас! Посадите к присяжным шесть черных — и вот оно, наше спасение! Не родился еще тот черный, чтобы у него хватило дурости признать меня виновным — тем более что дурня к присяжным и не посадят. Вдумайтесь только, начальник. Ясно вам, о чем речь?
Начальник полиции со вздохом опустился на стул.
— Ну и ну, — глядя в сторону, заметил он. — Не думал я, Тайри, что когда-нибудь услышу от тебя такие слова. — Он бросил на черного удивленный взгляд и внушительно продолжал: — О чем речь, я знаю, но это же просто невозможно, черт возьми. Никогда этому не бывать. Дичь ты порешь несусветную…
— Один бы только единственный раз, — бесцветным голосом умолял Тайри. — Один разочек, для меня.
— Хм-м, — задумчиво проворчал начальник полиции. — В суде царь и бог — судья Мун, а он куклуксклановец. Он черных на дух не переносит. Это тебе не я. Ему даже черную мантию в суде надевать противно. Ему только заикнись, что ты тут надумал, дурья голова, так, пожалуй, пулей вылетишь из города. Понимать-то я тебя понимаю, да ничего путного выйти из этого в наших местах не может. Так что забудь об этом.
— Один разок, может, и вышло бы, — прорыдал Тайри. — И тогда я свободен. Да и вам было б не о чем беспокоиться… — Он понимающе округлил полные слез глаза. — А после, начальник, все опять пошло бы по-старому, и были бы присяжные опять белехоньки, а? Одно одолжение, больше я ничего не прошу у моих добрых белых друзей — особое одолжение, личное. А равенство — это совсем другая песня…
— Знаешь что, только не делай из меня дурака, — с неожиданным бешенством взревел начальник полиции. — Где они сидеть будут, твои ниггеры, — небось на той же скамье, что и белые? А это и есть равенство!
— Так ведь судья мог бы объявить, что это особый случай, один такой, вроде как Пасха или День благодарения…
— Умом ты тронулся, ниггер. — Начальник полиции с отвращением сплюнул.
— Или можно доску приделать к скамье присяжных, и будут белые с черными сидеть поврозь, как в автобусах и трамваях, к примеру, — всхлипывая, пошел на уступку Тайри.
— Э, Тайри, что ты такое лопочешь, прямо как младенец…
— Каждый день я хороню покойников на черном кладбище, а за стеной, тут же, под боком, хоронят белых. — Тайри пытался подать свою мысль как нечто обыденное и привычное.
Рыбий Пуп слушал, и все сильней его охватывало отчаяние. В душе он не мог не согласиться с начальником полиции, что просьба Тайри — ребячество, Тайри и впрямь обращался к белому, как обращается к родителям ребенок. Даже если б отец добился своего, эта победа обернулась бы для него поражением.
— Чушь несусветная, Тайри, — сказал начальник полиции. Он покосился на застывшее лицо доктора Бруса. — От дока слышать бы такие бредни — еще куда ни шло, но от тебя…
На короткий миг Тайри окаменел в молчании, потом одним упругим прыжком очутился рядом с белым и, цепляясь за его ноги, сполз на пол.
— Конец мне! — вскричал он. — Двадцать годов я был вам другом, а вы отвернулись от меня!
— Пусти, Тайри! — с изумлением, но беззлобно сказал начальник полиции.
— Я был вам верным другом, что — нет? Не можете вы допустить, чтобы меня сгноили в тюрьме…
— Проклятье, да что я могу поделать? — крикнул начальник полиции чернокожему, который скорчился у его ног. — Опомнись, вреда наделаешь и себе, и мне!
— Пускай подсадят к присяжным черных, начальник, скажите им. Один только раз, для меня, для бедного старого Тайри… — Широко открыв глаза, он запрокинул к белому потное лицо. — Грех будет вам позволить, чтобы со мной так обошлись, — произнес он чуть ли не с достоинством. И тотчас, словно убоявшись, испустил протяжное стенание, совсем как женщина, когда она молит мужа, чтоб не бросал ее с малыми детьми.
— Да отвяжись ты, Христа ради! — загремел начальник полиции. — Что это ты вытворяешь? — Он стряхнул с себя цепкие руки Тайри, шагнул на середину комнаты и стал, дико озираясь, как будто опутанный кольцами невидимого удава.
Внезапно Рыбий Пуп заметил, как холодно, трезво следят за смятенным лицом белого красные, заплаканные глаза Тайри.
— Будь оно все трижды неладно! — Начальник полиции грохнул кулаками по столу так, что, ударясь о бутылку виски, звякнули стаканы.
Рыбий Пуп был потрясен. И это — его отец? Не может быть. А между тем это так… Значит, есть два Тайри: один — полный смертельной решимости постоять за себя, хотя и неспособный претворить эту решимость в действие; и другой Тайри — лицедей и притворщик, Тайри, который молил и плакал и был орудием в руках того, первого. Черный пустил в ход стоны и жалобы, чтобы поймать на этот крючок белого, и белый расчувствовался. Интересно знать, что так тронуло начальника полиции. Почему он не остался равнодушным к призыву, облеченному в такую диковинную форму? Рыбий Пуп глотнул и беспокойно задвигался на стуле, оробев при виде столь бурного кипения страстей. Тайри пробудил в сердце белого сострадание — да только какое и глубоко ли оно? Начальник полиции так же виноват, как виноваты Тайри с доктором Брусом — ведь он брал от них взятки. Но в эту минуту все тайные расчеты и контррасчеты были забыты. Раб собрался с духом и вышел померяться силами с господином. В ужасном взгляде белого было поровну ненависти и сострадания — не понять, что сейчас случится: то ли начальник полиции выхватит пистолет и выстрелит в Тайри, то ли обнимет его.
— По-другому нельзя, начальник! Нельзя вам меня не спасти! — рыдал Тайри, медленно приближаясь и покачивая головой.
Остановись, готов был крикнуть ему Рыбий Пуп. А между тем он понимал, что у Тайри нет другого способа бороться, защитить себя.
— Папа, — не сдержался он, глотая слезы стыда.
— ПРОПАДИ ТЫ ПРОПАДОМ, ТАЙРИ! — выкрикнул начальник полиции, и был то, как ни поразительно, вопль о пощаде.
— Пожалейте меня, начальник, — молил Тайри, чувствуя, что добился маленького перевеса, и стремясь его закрепить. — Если меня должны посадить, вы уж лучше убейте меня! Стреляйте, какая разница!
Начальник полиции густо побагровел. Он поднял сжатые кулаки и яростно забарабанил по столу, выдавливая сквозь зубы:
— Эх, провались оно все к чертям на этом свете! Все к чертовой матери, все!
Теперь Тайри рассчитывал каждый свой ход; свесив голову, он исподлобья наблюдал за растроганным, взволнованным белым — так кот следит за бестолковой возней мышонка, загнанного в угол. Начальник полиции обернулся, ни на кого и ни на что не глядя. Рыбий Пуп знал, что Тайри в эту минуту взвешивает, стоит ли нажать еще или хватит; на этот раз он промолчал, только шмыгнул носом. Начальник полиции вперевалку подошел к стулу и грузно сел.
— Пес его ведает, Тайри, — сказал он тоскливо. — Попробую скажу им. — Он предостерегающе выпрямился. — Да только не пойдут они на такое, ни в жизнь не пойдут!
— Ради меня, начальник, — зажурчал Тайри. — Очень вас прошу…
Понимая, что совершается нечто непристойное, Рыбий Пуп увидел, как у Тайри судорожно поднялась и опустилась грудь.
— Тайри, я слово в слово передам судье Муну, что ты сказал. Спрошу, нельзя ли сделать в этом случае исключение. Исключение лично для тебя… Потому что ты — малый что надо, хоть и ниггер.
— Вот спасибочки, начальник. — Тайри шумно выдохнул, раздувая ноздри.
— Так полагаешь, черные на скамье присяжных тебя признают невиновным? — спросил начальник полиции, подняв брови.
— Передушу, коли не признают, — со слезой в голосе пригрозил Тайри.
— Ну, значит, так, — вздохнул начальник полиции. — Теперь жди вестей.
В сопровождении Тайри он вышел. Вернувшись в комнату, Тайри бессильно рухнул на стул.
— Все, док, — прошептал он. — Весь выложился.
— Что правда, то правда, — с огромным уважением подтвердил доктор Брус. — Оттого, Тайри, я и хотел, чтоб вы были со мной.
— Уметь надо обращаться с этими белыми, чтоб им пусто было, — проворчал Тайри. — Фу ты, просто мочи нет. Весь как избитый.
— А я из-за вас натерпелся страху, — сказал врач. — Подумал было, что вы и в самом деле припрятали погашенные чеки.
Тайри взглянул на него с сожалением и презрительно фыркнул.
— Док, я белого человека наизусть выучил. Этот единственный чек я оставил в сейфе нарочно. Если б там не нашлось ничего, вот тогда начальник точно знал бы, что я ему вру. А так он думает, я просто позабыл про один чек… И конечное дело, воображает, будто ему ничего не грозит. — Растопырив локти, Тайри резким движением поддернул штаны и зычным, мужественным баском прибавил: — А у меня, док, на него, на поганца, столько припрятано, что и за десять лет не отсидишь!
Минут через пять они стояли бок о бок на парадном крыльце. Яркое солнце нещадно светило на их запавшие щеки, ввалившиеся глаза. Справа показался грузовик, на его кузове было выведено: ФИРМА ПОХОРОННЫХ ПРИНАДЛЕЖНОСТЕЙ «ЗОЛОТАЯ ДОЛИНА». Он, громыхая, подъехал к дому и скрылся за его углом.
— Гробы привезли, — хрипло сказал доктор Брус, отирая потное лицо.
— Где-то мы будем завтра в это время, — вздохнул врач. — Хорошо, если не в тюрьме.
— Да уж, — рассеянно отозвался Тайри. — Ну, док, покуда.
Доктор Брус сел в машину.
— До завтра, Тайри. Счастливо, Пуп, — бросил он, отъезжая.
— До свидания, — крикнул ему вслед Рыбий Пуп. — Едем, пап. Ты устал. Давай я тебя отвезу на своей колымаге.
— Нет, сынок, — покачал головой Тайри. — Поедем на моей машине. У тебя в кабриолете сидишь точно на юру. Мне так надо ехать, чтоб пистолет держать на коленях.
XXVI
Дома их со слезами встретила Эмма, долго упрашивала поесть, но им, обессиленным всем, что пришлось пережить, кусок не лез в горло. Тайри, не обращая внимания на ее расспросы, что стряслось, растянулся на диване в гостиной и молча уставился в потолок. Рыбий Пуп слонялся по комнатам, всякий раз возвращаясь к отцу, курил одну сигарету за другой и удрученно размышлял, чем бы помочь. Он знал, что придает уверенность начальнику полиции: из страха навлечь на себя возмездие белых Тайри не выдаст своих сообщников из полиции. Но с какой стати начальнику полиции ходить себе с легкой душой, а Тайри — брести в одиночку, сгибаясь под бременем страха? Даже среди мошенников, видно, проходит четкая граница меж черным и белым… Во всяком решении, какое бы у него ни наметилось, Рыбий Пуп поневоле исходил из того, что судьбою черных распоряжаются белые. Он не раз рисовал себе в воображении, как будет геройски сражаться на поле расовой брани, но ни одна картина расовых битв не представлялась ему похожей на эту. Мечты неизменно сводили его в поединке с живым и осязаемым врагом, но сейчас облик неприятеля не имел четких очертаний, выходило, что враг не только белый, но и чернокожий; враг был везде и нигде, рядом и в тебе самом, а с ним — его союзники: исстари заведенный обычай, привычный жизненный уклад, общепринятый взгляд на вещи. В остром приступе сострадания начальник полиции способен был поцеловать Тайри, но с равной легкостью мог и убить его. Рыбий Пуп понимал теперь, что, если б не пожар, ему никогда не открылось бы подлинное отношение полицейского начальника к его отцу. Белые жили бок о бок с черными, делили с ними земные блага, работали с ними вместе и все же не считали себя обязанными признавать в них людей.
— Пап, я чего хочу спросить?
— Что, сынок?
— Начальник этот… Он добрый? Помогал он тебе когда-нибудь?
— Белые швыряют нам объедки, Пуп, — вот это у них и называется доброта, — сказал Тайри, глядя на сына со слабой и оттого тем более горькой усмешкой.
— Он ведь тебе вроде друг, этот начальник. Скажи, будь ты белый, разве он не старался бы избавить тебя от тюрьмы?
— Ха, — хмыкнул Тайри. — Белые думают, что тюрьмы как раз и построены для таких, как мы.
С виноватым чувством Рыбий Пуп вспомнил, как предложил принести в жертву Брюхана, чтобы тот сел в тюрьму вместо Тайри. Он был готов поступить с одним из своих не лучше, чем поступали с ними белые. Любопытно, что должен был подумать при этом начальник полиции?
— Стало быть, начальник смотрит на нас точно так же, как на простых черных, вроде Брюхана? — спросил Рыбий Пуп.
— Да нету для белых простых ниггеров и непростых, — устало процедил Тайри. — Все мы для них одинаковые. Они тебя только тогда отличают, когда из тебя можно что-то вытянуть.
Сейчас Тайри говорил ему правду — слишком ясно чувствовалось, что в его словах заключена жестокая логика жизни. Рыбий Пуп томился желанием помочь, и в своем нетерпении был готов ухватиться за любую возможность, даже если все в его душе восставало против нее.
— А нельзя найти способ им услужить, а они за то нам помогут?
— Почему нельзя? — сказал Тайри, поднося к губам бутылку виски. — Мы с доком сядем за решетку. Чем не способ им услужить. Тогда, по крайности, смогут больше не опасаться, что еще где-нибудь сгорит танцзал.
Рыбий Пуп вздохнул в угрюмом раздумье. Он устал; сидя в кресле, он задремал, изредка вздрагивая во сне…
К вечеру зашли попрощаться Зик и Тони, оба ночным поездом уезжали служить в армию. Друзья держались скованно, слова не шли у них с языка — у всех трех пожар унес дорогих им людей.
— Черт, и почему только мне с вами нельзя, — сказал Рыбий Пуп.
— Хорошо, что я уезжаю, — признался Зик. — Невмоготу здесь торчать после этого пожара.
— И мне, — сказал Тони.
— Писем от вас, голубчиков, небось век не дождешься, — укоризненно сказал Рыбий Пуп.
— Это ты зря, брат. Мы будем писать, — обещал Тони.
— Мы старых дружков не бросаем, — подтвердил Зик.
— А вас куда погонят, как пройдете подготовку? — спросил Рыбий Пуп.
— Кто его знает. Возможно, в Германию. Или, может, во Францию, — сказал Тони.
— Неровен час, и Париж навестим, — высказал предположение Зик.
— Болтают — невредный городишко, — вздохнул Рыбий Пуп.
— Я слыхал, в Париже вино горчит, зато женщины — одна сласть, — улыбнулся Зик.
— И цветных там, говорят, никто не трогает, — сказал Тони.
— Ты скажешь! Да такого места не найдешь в целом свете, — с хмурой усмешкой проворчал Рыбий Пуп.
— В Париже, рассказывают, белые с черными запросто гуляют вместе по улице, — подхватил Тони с боязливой надеждой.
— Увижу своими глазами — тогда поверю, — сказал Зик. Он тронул пальцами край стула. — На всякий случай постучим по дереву.
Вскоре Зик и Тони ушли, им пора было на вокзал, а Рыбий Пуп после их ухода почувствовал себя вдвойне покинутым. Он опять пошел к Тайри и увидел, что отец открывает непочатую бутылку виски.
— А не хватит, папа?
— Я свою меру знаю, сынок.
Из конторы позвонил Джим доложить, как подвигаются дела в школьном спортзале, спросить совета. Эмма бесшумно, как призрак, кружила по дому, то и дело проходя мимо двери в гостиную, проверить, в каком настроении ее муж и сын, но не осмеливаясь узнать подробней, что случилось. В семь часов она робко предложила, что принесет им поесть. Тайри согласился. Сидя на диване, отец и сын ели, поставив на колени тарелки с едой, молча жевали, глотали, не разбирая вкуса. Очистив тарелку, Тайри еще раз приложился к бутылке.
— Ты что, сынок, не идешь спать?
— Неохота. Я лучше побуду с тобой.
— Ах ты, миляга. — Тайри потрепал сына по плечу. — Ничего, не бойся. Все обойдется. Я еще и не такое видывал.
В десять часов они услышали, как у ворот остановилась машина, опять тронулась с места и подъехала к дому.
— Поди глянь, кто там, Пуп, — велел Тайри. Приподнявшись, он достал из-под диванной подушки пистолет и сунул в карман.
Рыбий Пуп подскочил к окну и выглянул наружу.
— Чей-то «бьюик», папа, — зашептал он. — Здоровенный. С черным шофером. Сзади сидит белый, видно важная птица… Вот вылез, идет к дверям.
Тайри встал и натянул пиджак. Заливисто затрезвонил звонок. По коридору торопливыми шагами прошла Эмма.
— Погоди, пускай Пуп откроет, — остановил ее Тайри.
Эмма, тревожно блеснув глазами, скрылась к себе в комнату. Рыбий Пуп открыл дверь — перед ним стоял высокого роста дородный белый мужчина, одетый в черное.
— Тайри дома?
— Простите, сэр, а кто спрашивает?
— Мэр Уэйкфилд, — сказал мужчина.
— Батюшки, да никак это мой старый друг мистер мэр! — раздался громкий, радостный и фальшивый голос Тайри. — Заходите, мистер мэр! Давненько же, сэр, я вас не видел!
— Благодарю. — Озираясь по сторонам, мэр Уэйкфилд прошел в гостиную. — Красиво живешь, Тайри.
— Не жалуюсь, мистер мэр. Для бедного человека и так сойдет. — Тайри оскалил зубы в притворной улыбке. — Не желаете промочить горло, сэр?
— Да нет, Тайри. Я к тебе всего на два слова. — Не снимая шляпы, мэр сел и, взглянув туда, где стоял Рыбий Пуп, вопросительно поднял брови.
— Сынок мой, — с гордостью пропел Тайри. — Он же — компаньон и лучший друг. Старею, мистер мэр, да вот, слава Богу, будет кому в назначенный срок заступить на мое место.
— Понятно, — сказал мэр. Он резко повернул голову к Тайри. — А кстати, Тайри, сколько тебе? Мы с тобой, кажется, примерно одного возраста?
— Мне-то, мистер мэр? Хе-хе! Сорок восемь сравнялось в марте, — посмеиваясь непонятно чему, отвечал Тайри.
— С возрастом человеку полагается набираться разума, — заметил мэр.
— Истинная правда, мистер мэр. — Тайри просто сочился деланной веселостью. — Известно, чем старше, тем разумней. — Он глотнул и замолк, выжидая.
Рыбий Пуп настороженно прислушивался: к его отцу приехало в дом самое важное должностное лицо в городе, однако от этой чести стало только еще тревожней.
— Тайри, — начал мэр. — До меня дошли странные слухи.
— Вы про что, мистер мэр? — едва шевеля губами, спросил Тайри, мгновенно застыв в раболепном напряженном полупоклоне.
— Ко мне час тому назад приезжал судья Мун, — сказал мэр, — и весьма расстроенный. Из разговора с начальником полиции он узнал, что ты якобы ратуешь за то, чтобы на скамье присяжных сидели негры…
— Ни в коем случае, сэр! — вскричал Тайри, выпрямляясь. — Бог свидетель, мистер мэр, не было этого! Я, конечно, не собираюсь вам прекословить, сэр, но только я вовсе не это хотел сказать.
— Что же ты, черт подери, в таком случае хотел сказать? — грубо спросил мэр.
— Это ошибка, мистер мэр, меня совсем не так поняли…
— Тайри, — сурово перебил его мэр, — ты что, связан с коммунистами?
Тайри с дурашливым видом поморгал глазами и облизнул сухие губы.
— Что вы, мистер мэр, Господь с вами, — с кротким отчаянием выдохнул он. Он шагнул вперед и, сгорбясь, смиренно заглянул мэру в лицо. — Не знаю я никаких куманистов, мистер мэр. И знать не желаю. А встретил бы куманиста — дух бы из него вышиб, видит Бог. — Тайри осекся и поспешил поправиться: — Если б, конечно, он не был белый… На белого у меня никогда не поднимется рука…
— Вот это другой разговор, — сказал мэр. — Похвально, когда от черного слышишь такие речи.
— Нет, уж вы будьте покойны, мистер мэр, — проникновенно обнадежил белого Тайри. — Я не из тех, кто мешается в политику. Мистер мэр. — Тайри заискивающе понизил голос. — Я безвинно попал в беду. А виноват Брюхан — это через него столько народу сгорело в «Пуще», это он получал предупреждения из пожарной охраны, да сам читать-то не умел. Ему было невдомек, о чем написано в этих предупреждениях. Вот он и выбрасывал их, а док их даже в глаза не видел…
— И что же? — холодно спросил мэр.
— А теперь большое жюри будет требовать, чтобы нас с доком судили за убийство…
— Естественно! Вы допустили халатность! — Четко и сухо, как удары хлыста, прозвучали слова мэра.
— Но я же не повинен ни в каком убийстве, — жалобно всхлипнул Тайри.
— Ты ведь тоже владелец этого танцзала, так?
— Нет, сэр, я не владелец. Владелец док…
— А ты давал деньги; ты получал половину барышей.
— Но не я заправлял «Пущей», — со слезами на глазах вскричал Тайри. — Тут я ни при чем!
— Разве не от вас с этим лекарем Брюхан получал распоряжения? — спросил мэр.
Тайри молчал.
— Отвечай мне!
— От нас, сэр, — простонал Тайри.
— Что же ты ноешь, в таком случае?
Без всякого перехода, точно на плохо смонтированной кинопленке, Тайри преобразился. Он поднял голову и прикрыл глаза.
— Большое жюри признает меня виновным, в чем я не виноват! — всхрапнув от отчаяния, Тайри неожиданно пустил петуха наподобие горестной тирольской трели. — Почему я и помянул в разговоре с начальником, что, дескать, нельзя ли кого из наших тоже посадить в присяжные. Нет, я не куманист, мистер мэр, и не о равных правах я толкую. Вы знаете, — мы, черные, всем довольны… И нету у этих куманистов врага лютей меня. Я просто что сказал начальнику — мол, если бы раз, ОДИН только раз, и только на одном этом суде шесть присяжных были бы черные — тогда бы я мог добиться справедливости…
— С ума ты сошел, ниггер, — коротко сказал мэр. Он пристально посмотрел на Тайри и с пренебрежительной усмешкой прибавил: — И как же ты предполагал добиться, чтобы шесть черных присяжных высказались в твою пользу?
— Они, мистер мэр, просто не стали бы высказываться против, — убитым голосом ответил Тайри.
— Хочешь понасажать в наши суды ниггеров, чтобы они решали дела в пользу ниггеров?
— Если ниггеры решат дело в мою пользу, это будет по справедливости, — всхлипнул Тайри. — Мистер мэр, не судите меня таким судом, как своих. Я черный! А вам известно, что значит быть черным у нас на Юге. Я не жалуюсь, но мне нужна помощь… Скажите, сэр, Христа ради, что мне делать?
— Продай имущество и подготовь себе защиту. Тебе грозят большие неприятности, Тайри. А этот вздор о том, что на скамье присяжных могут сидеть черные, ты выкинь из головы, в нашем штате такому не бывать. Можешь передать то же самое своему черному лекарю.
Тайри нагнулся и положил лоб на ручку дивана.
— Мм-м, — промычал он с бессловесной мольбой.
— Перестань хныкать, — оборвал его мэр, — и будь готов ответить за то, что натворил. Тебе еще предъявят иск родные покойных. Ты об этом задумывался?
— Никто бы ничего не предъявлял, если б меня оправдали, — рыдал Тайри. — Откудова у меня такие деньги…
— У тебя-то? Да ты первый богач в Черном городе, — скривясь, сказал мэр. — А как ты им стал — одному Богу известно. Много у тебя денег, Тайри?
Зажмурясь, раскачиваясь всем телом, Тайри ничего не отвечал. Рыбий Пуп знал, что Тайри играет, но эта игра была до того похожа на правду, что его обожгло стыдом.
— Ну что ты, будет! — мягко воскликнул мэр.
— Я вам служил верой и правдой! Все исполнял, о чем ни попросите! В Библии что сказано? «Вот ты убиваешь меня; но я тебе буду верить!» А как мне понадобились друзья, так мои белые от меня отвернулись, — закрыв глаза, причитал Тайри.
Мэр встал и долго молча смотрел, как рыдает чернокожий. Потом покосился на дверь, словно собравшись уходить, но вместо этого снова сел. Повел плечами, вздохнул.
— Я подумаю, что можно сделать, Тайри, — сказал он медленно. И, словно бы обращаясь к самому себе, продолжал: — Что ты будешь делать с этими ниггерами?.. Но вот что, Тайри. Ты эту ересь забудь насчет черных присяжных!
— Да я раньше в жизни про такое не заводил речи. — Тайри встал, размазывая по лицу пот и слезы. — Только вы уж спасите меня, мистер мэр…
— Тебя отпустят под залог. Придешь ко мне, скажешь, какими ты располагаешь средствами, и посоветуемся, как расхлебать эту кашу, — с улыбкой сказал мэр.
— Хорошо, сэр. Спасибо, — не поднимая глаз, пролопотал Тайри.
— Ну, мне пора. Приводи-ка в порядок свои дела.
— Спасибочки, сэр. — Тайри удрученно вздохнул. — Пуп, поди проводи мистера мэра… Будьте здоровы, мистер мэр.
— До свидания, Тайри.
Рыбий Пуп выпустил мэра через парадную дверь и смотрел, как он садится в машину. Черный шофер распахнул перед мэром дверцу. Когда они отъехали, Рыбий Пуп вернулся в гостиную и с удивлением увидел, что Тайри надевает шляпу.
— Ты куда, папа?
— Слушай, Пуп. — В воспаленных глазах Тайри полыхала злоба. — Не нравится мне, как тут разговаривал этот сукин сын. Теперь все ясно. Зависть их гложет, вот что. Удумали раздавить меня. Надо повидаться с доком. Эти белые рассчитывают, что я не пойду против них. А я пойду, я так буду драться, что им небо покажется с овчинку, видит Бог! Когда тебя спрашивают, сколько у тебя денег, это значит, тебя метят обобрать дочиста, все отнять до последнего гроша. А этого я не допущу. Я скорей подохну!
— Тише, — остановил его Рыбий Пуп. — Мама услышит.
— Пошли, — сказал Тайри, направляясь к двери.
— Тайри, — послышался скорбный голос Эммы. — Что творится, скажи мне?
— После, Эмма. Ложись спать, — сказал Тайри, увлекая за собою сына.
Через минуту они уже сидели в машине.
Заурчал мотор, и Тайри вырулил на улицу, прерывисто бормоча в отчаянии:
— Я их скорей передушу всех, чем лишиться денег… Перестреляю как бешеных собак!
XXVII
— Что же мы будем делать, папа?
— Перво-наперво, Пуп, надо забрать у Глории погашенные чеки, — твердо сказал сквозь зубы Тайри. — Придется пустить их в ход. И — сейчас, потом будет поздно. Уж если будут судить меня, то и начальник этот, сволочь, тоже не минует скамьи подсудимых!
Рыбий Пуп ощутил, как у него на миг занялось дыхание. Итак, Тайри отважился выступить против тех, кому в городе принадлежит власть, надеясь, что после такого удара тяжесть вины с ним разделят другие. Что предпримет в ответ на это начальник полиции? Конечно же, он не остановится ни перед чем, ведь его честь и служебное положение окажутся под угрозой. Рыбий Пуп со вздохом подумал, как все шатко и ненадежно в жизни его народа. Сейчас им остается только одно: драться. Такова простая истина. Тайри мог бы тянуть время, а пока продать имущество и уехать. Уехать — куда? На Север? Нет. Его ничего не стоит вернуть… Или, может быть, в чужую страну, где люди говорят на другом языке, не то едят, не так живут? Рыбий Пуп не представлял себе, что это за мир, этот мир лежал за пределами его воображения.
— Пап, а ты подумал, стоит ли?
— А ты сам подумал, охота тебе голодать и жить в нужде? — парировал Тайри. — А ведь к этому все и сводится. Либо драться и победить, либо сидеть сложа руки и проиграть. Причем ты проиграешь тоже. Если сидеть и ждать, меня обдерут как липку. Что ж, значит — вся жизнь побоку; значит — пожалте, забирайте все, что добыто? Прожил жизнь и остался ни с чем? Нагим и черным я привел тебя в этот мир, и я не брошу тебя в нем нагим и черным, голодным, обиженным, одиноким. Это не по совести. Ты видишь, как я лью слезы и клянчу, — что ж, это тоже прием в драке. А когда этим приемом ничего не добиться, тогда надо применить другой.
— Я понимаю, папа, ты только не хвати через край.
— Раз надо, значит, ты делаешь, что надо, — сказал Тайри. — Если ты человек.
Доехав до дома Глории, они стали.
— Возьми у Глории тот пакет, — приказал Тайри, — спрячь в карман и возвращайся сюда. Если вдруг нагрянут из полиции, я уеду, а ты тогда отнеси пакет назад, скажешь Глории, пусть спрячет обратно. Понял?
— Ясно, пап.
— И пускай Глория тебя не провожает сюда.
— Ладно.
Ему открыла Глория в купальном халате. Услышав, что ему надо, она на мгновение словно лишилась речи и способности двигаться. Потом сказала:
— Я хочу поговорить с Тайри.
— Он сюда не зайдет, и вам не велел выходить.
— Но это слишком рискованно! — вскричала она.
— Глория, он ждет в машине. Мы спешим.
— Я должна ему сказать…
— Папа не станет с вами разговаривать!
— Христа ради, Пуп, не давай ему делать глупости. Раз ему понадобились чеки, значит, он потерял голову. Я знаю Тайри. Но Господи Боже мой, разве полицию одолеешь! Его убьют!
— Слушайте, папа знает, что делает.
Закусив губу, Глория закрыла глаза.
— Нельзя так поступать, нельзя, — повторила она.
— Папа ждет, Глория, — сказал он напряженно.
— Что ж, пусть, — безнадежно махнув рукой, сдалась она. — Подожди здесь.
Она выбежала из комнаты. Он стоял, глядя на постель, еще хранящую очертания ее тела, потом перевел взгляд на туалетный столик — румяна, пудра, губная помада, духи. Какой порядок! Какая спокойная, размеренная жизнь, в сравнении с неистовым кипением, в котором проходила жизнь Тайри!
Вернулась Глория с круглыми от ужаса глазами, прижимая пакет к груди, точно не в силах с ним расстаться. Она опустилась на кровать, неподвижно глядя в одну точку.
— Ох, не надо бы отдавать, — жалобно проговорила она, смаргивая слезы.
— Ничего, давайте сюда, — скомандовал он.
Резким безотчетным движением Глория скорчилась над пакетом. Прошла долгая минута. Она выпрямилась и с плачем подала ему пачку чеков.
— Ничего с папой не случится, — попытался он утешить ее.
— А что вообще происходит? — спросила она тонким голосом.
— Как бы не пришлось папе сесть в тюрьму, — сказал Рыбий Пуп. — Если сейчас не помешать, большое жюри передаст дело в суд.
— Пусть Тайри ничего не предпринимает, скажи ему, — яростно прошептала она. — Все равно ничего не добьется. Ему надо уезжать!
— Но нельзя же сдаваться без боя…
— Да не одолеть ему белых, — рыдала она. — У них оружие, закон, суд — все на их стороне!
Здравый ум этой женщины, ее белая кожа, безукоризненно правильная речь наделяли ее в его глазах теми же сверхъестественными свойствами, тем же изощренным коварством, какими обладали представители мира белых, и Рыбий Пуп начал поневоле поддаваться ее доводам. Может быть, Тайри действительно следует не сопротивляться, а бежать…
— Пуп, скажи Тайри, что драться бесполезно, — умоляюще настаивала она.
— Но его же посадят, да еще и деньги все отберут…
— Пусть берут! — исступленно выкрикнула она.
— Ладно, Глория… Он ждет…
Рыбий Пуп торопливо вышел — после этого разговора на душе у него стало еще тяжелей. Он влез в машину и опустился на сиденье рядом с отцом.
— Ты что так долго? — спросил Тайри.
— Да она там совсем расстроилась. Не хотела отдавать.
— Ага. Я так и думал. — Тайри вздохнул и включил зажигание. — Женщины такого не понимают.
Он вел машину по темным, притихшим улицам, держа на баранке левую руку, сжимая правой рукой пистолет — время от времени, когда надо было переключать передачу, он клал его на колени. За квартал до того места, где жил доктор Брус, они остановились. Тайри вышел из машины, внимательно посмотрел направо, потом налево.
— Идем, Пуп.
Они зашагали к дому и, обогнув его, подошли к заднему крыльцу.
— Еще увидит кто из белых, что я у дока, — проворчал Тайри, — а это ни к чему. Сообразят, сучьи дети, что у нас тут сговор. — Он легонько побарабанил по оконному стеклу. — Откройте, док! Скорей! Это Тайри!
Через минуту доктор Брус открыл дверь.
— Что случилось?
— Есть разговор, док.
— Заходите, Тайри, — сказал доктор Брус. — Только для начала я вас кое с кем познакомлю. Тут у меня один газетчик…
— Черт, нам еще только репортеров не хватало, — досадливо крякнул Тайри. — Белый или ниггер?
— Из наших… С Севера приехал, — объяснил доктор Брус. — Он уже написал о нас статью.
— И что в ней говорится?
— Пишет, что мы нарушали противопожарные правила…
— Тьфу ты, елки зеленые! Нас уже, рады стараться, до суда осудили! — взорвался Тайри.
— Вот и надо объяснить ему, как обстоит на самом деле, — сказал доктор Брус. — Он излагает факты, как ему их преподнесли в муниципалитете.
— Не лежит у меня душа к газетчикам, — ворчал Тайри, проходя вслед за доктором Брусом в приемную.
Высокий сухопарый человек с темной кожей, держа в руке карандаш и листы бумаги, поднялся им навстречу.
— Очень приятно. Симпсон, — сказал он. — А вы, по-видимому, мистер Таккер?
— Он самый. Так что это вы там помещаете про нас в газетах? И между прочим, от какой вы газеты? — воинственно начал Тайри.
— «Чикаго гардиан», — сказал Симпсон. — Не более как изложение фактов…
— Любой факт, какой ни напечатай, будет работать против меня, — объявил Тайри. — Напечатайте про меня правду — и завтра к утру меня не будет в живых.
— Тайри, давайте будем считаться с действительностью, — сказал доктор Брус. — Сообщение о пожаре уже обошло всю страну.
— А, черт. — Тайри поморщился. — И с какой вас радости понесло в муниципалитет выдаивать белых? Чего сразу к нам не пришли? Вам все одно не доказать, что пожар начался по нашей вине. Мы, что ли, отвечаем, если этот Брюхан не умел читать…
— Я вас не обвиняю, мистер Таккер, — сказал Симпсон. — Я хочу знать, как было на самом деле.
Рыбий Пуп разглядывал черного из Чикаго, отмечая про себя, как он свободно держится — независимо, с достоинством.
— Сколько вреда от вас, писак, — брюзжал Тайри. — Я бы лично тысячу долларов не пожалел, чтобы эта статья не попала в газеты…
— Я как раз пишу еще одну, — рассмеялся Симпсон. — Хотите, уступлю ее вам за тысячу долларов, мистер Таккер?
— Ишь какой хитрый! — Тайри тоже рассмеялся. — Не по нутру мне никакая писанина, а уж в особенности — если про меня… Ну а насчет этой заварухи с пожаром, в ней много такого, чего простым глазом не увидишь…
— А именно?
— Эх, друг, да разве я могу рассказать, что знаю, — вздохнул Тайри. — Живешь тут с этой белой сволочью, как в мышеловке.
— Если позволите, я попытаюсь разъяснить вам, Симпсон, в каком мы положении, — сказал доктор Брус. — Мы здесь все черные, верно? Будем же говорить начистоту.
— Ценю вашу искренность, — сказал Симпсон.
— Я — врач, — начал доктор Брус. — Я лечу черных больных. Денег у этих людей мало. Я не могу заработать себе на жизнь врачебной практикой. Большинство пациентов лечится у меня почти даром. Вот почему так много черных специалистов стремятся найти себе побочный доход. Такой побочный доход, позволяющий нам сводить концы с концами, приносит обычно какое-нибудь коммерческое заведение. Точно так же обстоит дело с Тайри… Прошу вас понять, какие побуждения толкают нас на то, чтобы, скажем, содержать танцзал — это важно…
— Картина вполне обычная, — сказал Симпсон. Он повернулся к Тайри. — Мистер Таккер, если верить слухам, вы требуете, чтобы наших людей вводили в состав присяжных заседателей на суде…
— Тут, Симпсон, такое дело, — протянул Тайри. — В наших местах ниггерам не бывать присяжными. Во всяком случае — в настоящее время. У белых все карты подтасованы против нас, и я для того лишь упомянул про присяжных, чтоб показать, что нам это известно. Можете это напечатать в вашей газете, только не ссылайтесь на меня. А то я на вас в суд подам за клевету.
По комнате пробежал нервный смешок.
— Ну что ж, пожалуй, все, — сказал, вставая, Симпсон. — Постараюсь сделать, что могу.
Доктор Брус пошел проводить Симпсона; Тайри, насупясь, расхаживал из угла в угол. С каждым новым событием в нем все сильней нарастало возбуждение. Рыбий Пуп боялся, что еще немного, и отец окончательно утратит над собой власть. Вернулся доктор Брус.
— Док, ко мне сегодня заезжал мэр, — сказал Тайри.
— Боже великий! Этому что понадобилось?
— Для меня теперь, док, вся раскладка ясна. Нас собрались обобрать дочиста, скрутили нас быстренько и теперь, пока не выжмут досуха, не отпустят.
— Этого я и боялся, — угрюмо сказал доктор Брус.
— Мэр говорил, чтобы я продавал имущество. И вам то же велел передать.
— Как нам быть, Тайри? — спросил врач. — Мне поздновато начинать сначала.
— А я и не собираюсь начинать сначала, — зловеще отозвался Тайри. — Если меня задумали потопить — я их тоже утяну за собой, видит Бог.
— Каким образом?
Тайри швырнул на диван пачку погашенных чеков.
— Док, я все раскрою, как есть.
Доктор Брус судорожно глотнул. Сделав несколько бесцельных шагов по комнате, он сел.
— Полагаете — стоит, Тайри? — спокойно спросил он.
— Как отдадут под суд, трепыхаться будет поздно, — рассудительно сказал Тайри.
— Это верно, — со вздохом согласился доктор Брус.
— Сейчас остается только поднять такой шум, чтоб чертям стало тошно, иначе их не остановишь!
— Да, но как? Кто возьмет эти чеки и согласится пустить их в ход? Ведь если б начальник полиции хотя бы заподозрил, что вам такое придет в голову, он убил бы вас как…
— Об этом я и пришел говорить, — сказал Тайри.
Доктор Брус взял пачку погашенных чеков, развязал и принялся перебирать, вытаскивая наудачу то один, то другой, потом опять связал их и бросил на диван.
— Тут речь пойдет о жизни или смерти, Тайри, — сказал он.
— У этого начальника врагов — что собак нерезаных, — напомнил ему Тайри.
— Да, и каждый боится его как огня.
— Вы только скажите, есть в этом городе хоть один такой белый, чтоб не боялся? — спросил Тайри.
— Ну, допустим, — сказал доктор Брус. — Есть такой Макуильямс. Соперник мэра на прошлых выборах. Чистосердечный человек, сторонник преобразований. Только захочет ли он вмешаться? В конце концов, он тоже белый, и тоже из штата Миссисипи. Девяносто процентов за то, что он к нам относится не лучше начальника полиции.
— И все же выбора нет, надо решаться, — отчаянным голосом сказал Тайри.
— В таком случае более подходящего человека, чем Макуильямс, не найти. Ни у кого другого не хватит пороху. — Врач покачал головой. — А что, если Макуильямс возьмет чеки, а после пойдет на сделку с тем же начальником — в каком мы тогда окажемся положении?
— По-вашему, совсем нет надежды, док?
— Очень возможно.
Тайри встал. Лицо у него подергивалось, губы дрожали.
— Если так, черт возьми, мне за это дорого заплатят! — Закричал он не помня себя. — Я их всех за собой утяну! Порешу эту белую пакость к чертям собачьим, а не поддамся! Богом клянусь!
Рыбий Пуп видел, что Тайри дошел до последней точки.
— Папа, — позвал он укоризненно.
Тайри выхватил пистолет и яростно потряс им в воздухе.
— Я не трус! Убью, и рука не дрогнет!
— Тайри! — прикрикнул доктор Брус.
— Я просто так не покорюсь, док, — неистовствовал Тайри. — Я двадцать лет щерил зубы, вкалывал как проклятый, гнул спину, наскребал по крохам, любую обиду глотал, какую человеку и пережить невозможно, — только чтоб чего-то добиться, а теперь отдай это все? Ну нет! Сдохну — не отдам!
— Сядьте, Тайри, — властно сказал доктор Брус. — Успокойтесь. Нате-ка вот, примите… — Он протянул Тайри таблетку и стакан воды. — В таком состоянии ничего толкового из ваших решений не выйдет.
Дико поводя глазами, Тайри проглотил таблетку и вдруг разразился судорожными рыданиями. Доктор Брус похлопал его по плечу.
— Вот так-то лучше. Вам сейчас полезно выпустить пар.
Рыбий Пуп сидел рядом, глядя, как сотрясается от слез тело Тайри, и ненавидел эти слезы, он знал, что плакать сейчас — последнее дело. Глория права, лучше им подобру-поздорову уносить ноги… Господи, как убоги их взгляды, их возможности, их надежды! Почему всякий час, отпущенный им на земле, должен быть горячечно прожит в пределах жизненного пространства, отведенного для них белыми? Он вдруг всеми силами души пожелал оторваться от этой тупой безнадежности, унестись от нее как можно дальше. Но едва только мозг его попытался охватить представление о чем-то ином, как в нем возникла пустота. Рыбий Пуп слыхал, как скитаются средь чужих народов евреи, как странствуют беженцы по белу свету, и только черные зимой и летом, в годину войны и в мирное время остаются на том же месте; приемлют законы, установленные белыми, или же норовят их обойти, но сами никуда не двигаются, разве что от одних белых хозяев к другим. Они привыкли воспринимать своих белых истязателей как неотъемлемую часть вселенной, как воспринимают деревья, реки, горы — или солнце, звезды, Луну… Ну что ж, раз уж их все равно не хватит на то, чтоб бежать, остается хотя бы разить вслепую что-нибудь — неважно что.
— Правда, покажем эти проклятые чеки Макуильямсу, — сказал Рыбий Пуп. — Все же лучше, чем ничего.
— И то верно, — сказал Тайри.
— А что нам еще остается? — сказал доктор Брус.
Теперь Рыбий Пуп совсем испугался: слишком быстро с ним согласились. С отчаяния он предложил им первое, что пришло в голову, и они ухватились за это. Хотя, с другой стороны, почему бы и нет? Любой поступок лучше, чем эта разъедающая душу неуверенность.
— Если отдавать, то лучше побыстрей, прямо сегодня. Пусть у Макуильямса будет время обмозговать это все, — сказал он.
— Я хоть сейчас готов, — сказал Тайри.
Доктор Брус помялся в нерешительности.
— А вы представляете себе, что это значит? Мы переносим сражение во вражеский лагерь…
— Да больше-то, милый человек, сражаться негде, — объявил Тайри.
— Если белые передерутся между собой, может, на нас не так навалятся, — вставил Рыбий Пуп.
Доктор Брус взял телефонную книгу и полистал ее.
— Вот его номер. Хотите, чтоб я позвонил?
— А как мы ему скажем? — спросил Тайри.
— Он, разумеется, слышал о пожаре, — сказал доктор Брус. — Скажу, что в этой связи мы имеем сообщить нечто, представляющее для него как для политической фигуры известный интерес.
Они помолчали. Они ставили на карту все, и им нужна была уверенность, что они ставят на верную карту.
— Интересно бы знать, — с расстановкой сказал Рыбий Пуп, — кто для этого Макуильямса хуже — черные или полицейские начальники, которые берут взятки?
— Пока это одному Богу известно, — сказал доктор Брус. — Придется самим выяснить. Можно предполагать, что пациент болен раком, однако полной уверенности не будет, пока его не разрежешь. Я — за операцию.
Тайри горько усмехнулся.
— Согласен, док. Пропадай все пропадом. Операция — так операция!
XXVIII
Доктор Брус набрал номер. Макуильямс оказался дома и с большим вниманием выслушал полные недомолвок объяснения доктора Бруса. Да, все это определенно представляет для него интерес, он хочет видеть погашенные чеки. Когда он мог бы повидаться с доктором Брусом и Тайри? Сейчас. Прямо сейчас. Хорошо, через полчаса он будет у них. Только говорить об этом никому не нужно. Доктор Брус повесил трубку.
— Сейчас приедет. Похоже, чрезвычайно заинтересовался, а впрочем — как знать.
— Ничего, сообща оно лучше, — решительно сказал Тайри. — Макуильямс — белый, и нам он не друг… Он — за то, чтоб у власти были честные люди, и все такое. Ладно, мы вручим ему это хозяйство и попросим передать большому жюри. А между прочим, я вот так уверен, что начальник от своего улова кое-что отваливал и своему начальству. Стало быть, если судить нас, значит, должны судить и всех остальных прочих, верно я говорю? А этого нам и надо. Не по той причине сгорела «Пуща», что кто-то нарушал пожарные правила, и женщины не потому занимались своим ремеслом, и народу не потому столько погибло. «Пуща» работала с дозволения закона, а закону за то платили. — Он понизил голос. — Конечно, нас это не избавит от тюрьмы, но только пускай и они, заразы белые, сядут со мной на одну скамью и тоже ответят суду. Оправдают их — значит, и я оправдан. Вины на нас поровну.
— Безумие чистой воды, — сказал доктор Брус. — Но другого выхода у нас нет.
Зазвонил телефон. Все трое переглянулись. Доктор Брус взял трубку.
— Доктор Брус у телефона. — Он помолчал, слушая, и бросил быстрый взгляд на Тайри. — Понятно, — промямлил он, блуждая глазами по комнате. — Мы посоветуемся и решим. Если да, мы у вас будем через полчаса. Если через полчаса нас нет, значит, не придем вообще. Все хорошо. — Он повесил трубку.
— Кто звонил? — спросил Тайри.
— Макуильямс. Говорит, что не может приехать. Что будет лучше, если мы сами приедем к нему…
— Никуда я не поеду! — вскричал Тайри. — Как все они, белые, так и этот себя ведет. Подумал получше — и сдрейфил.
— Уверяет, что крайне заинтересован, — сказал доктор Брус, потирая висок. — Что-то я тут не понимаю. — Он с озадаченным видом прикрыл глаза. — Чеки-то ему нужны, как видно. Почему же он не хочет приехать за ними?
— Ловушка, думаете? — спросил Рыбий Пуп.
— Все может быть, — сказал Тайри. — Белые не зовут ниггеров к себе домой. Если уж кто к кому приезжает, то белые — к нам. Я вот у мэра в доме отродясь не бывал, а он у меня — сколько разов.
— Вообще говоря, можно отказаться от этой затеи — или положиться на судьбу и ехать, — подытожил доктор Брус. Он посмотрел на часы. — Спасибо еще ночь на дворе. А то знаете, в каком шикарном районе у Макуильямса дом. Сам начальник полиции живет неподалеку. — Он скривился, оскалив зубы. — А может, и правда, продать все, сжечь эти подлые чеки да махнуть отсюда к чер…
— Некуда бежать, док, — сказал Тайри. — Нас повсюду достанут.
Воцарилась тишина, такая глубокая, что каждому было слышно, как дышат другие. Изредка кто-нибудь беспокойно менял положение, шурша ногами по ковру. Неожиданно на крышу обрушился ливень, и они вскинули головы на резкий стрекот дранки. Доктор Брус закрыл окна, и в тот же миг темноту прочертила молния и по небу от края до края раскатился грохот и, урча, замер вдали. Словно в ответ ему на столе затрещал телефон, и все трое вздрогнули. Доктор Брус взял трубку.
— Доктор Брус слушает.
— …
— Одну минуту, мистер Макуильямс. — Он прикрыл ладонью трубку. — С вами хочет говорить, Тайри.
— Дайте-ка сюда, — сказал Тайри. Он приложил к уху трубку. — Добрый вечер, мистер Макуильямс.
— Я вас жду, — сказал Макуильямс. — Вместе с бумагами.
— Да это самое, мистер Макуильямс… Хе-хе! Мы ведь, знаете, черные, — напомнил Тайри смиренно. — Лучше бы вы к нам приехали.
— Почему, не понимаю?
— Вот и я не понимаю, зачем это вам, чтоб в ваш дом посреди ночи ввалилась орава черных? — грубо спросил Тайри.
— Чего вы боитесь? — спросил Макуильямс. — Я — не боюсь. Приезжайте.
У Тайри открылся рот. Никогда еще с ним так не говорил ни один белый.
— Так вы полагаете, это будет ничего, мистер Макуильямс?
— Приезжайте, Тайри, — плавно лился из трубки голос Макуильямса. — Но должен вас честно предупредить. Я не за вас буду драться, Тайри. Я ведь знаю, какая о вас идет слава. Я буду драться за справедливость в нашем городе. Готовы ли вы довериться мне на таком основании?
Тайри моргнул.
— За кого, сэр, простите, вы будете драться?
— За справедливость, — сказал Макуильямс. — Буду отстаивать правосудие в этом городе.
Тайри раздумывал. Этот белый отстаивает правосудие и не желает драться за него. Он, Тайри — «ослушник», он живет как бы вне закона. Но он — черный, и сейчас правосудие преследует его, пытаясь отнять у него свободу. Так не удастся ли ему то же самое правосудие натравить и на полицейского начальника?
— Думается, надо ехать, — прошептал Тайри доктору Брусу.
— Как скажете, Тайри, — вздохнул доктор Брус.
— Сейчас приедем, мистер Макуильямс, — проговорил Тайри в трубку. — До скорого свиданьица.
Он встал и похлопал себя по карману, в котором лежал пистолет.
— Хочешь тоже поехать, Пуп?
— Я, папа, буду все время при тебе, никуда не уйду, — сказал Рыбий Пуп.
— Выводите машину, док, — обратился Тайри к доктору Брусу. — Мою больно хорошо знает полиция.
Вскоре они уже неслись в машине доктора Бруса по мокрым от дождя ночным улицам. Рыбий Пуп пытался привести в порядок свои мысли. Правильно они сейчас поступают, нет? И тут же с отчетливостью осознал, что в их жизни таких понятий, как «правильно» или «неправильно», не существует. В жизни надо драться — драться, чтобы тебя не убили, не бросили за решетку, не поставили в нестерпимо позорное положение. У Тайри и доктора Бруса есть лишь один выбор. Либо так — либо бежать.
— Вот он, его дом, — показал доктор Брус.
— Машину поставьте тут, — посоветовал Тайри. — Дальше дойдем пешком. — Он помедлил. — С черного хода зайдем, как полагаете?
— Зайдем с парадного, — сказал доктор Брус.
Они подошли к дому и поднялись на каменное крыльцо.
— Уж если войдем, обратно пути не будет, — предупредил врач.
— Чего там, раз надо, значит, надо, — сказал Тайри. — Звони, Пуп.
Рыбий Пуп поднес палец к белой кнопке звонка, но нажать не успел — дверь уже распахнулась.
