Глава 4

В течение нескольких следующих дней дети привыкли к моему присутствию в классной комнате и в доме. Селина по крайней мере приняла меня и общалась со мной в присущей ей дружеской, хотя и несколько высокомерной манере. Но о Джереми который, казалось, живет в каком-то другом, своем собственном мире, не очень-то замечая окружающих, я не могла по большей части сказать, замечает ли он меня.

Сидя за шитьем во время уроков, я пользовалась прекрасной возможностью наблюдать за ним. По всей видимости, он относился к Эндрю Бичу лучше, чем к мисс Гарт, но нейтральное отношение, которое он выказывал по отношению к учителю, вряд ли можно было назвать привязанностью. Он исполнял все, что от него требовали, и я находила обнадеживающим, что он обладал явными способностями к математике и писал удачные ответы на поставленные вопросы. Мистер Бич позволял мне взглянуть на его письменные работы, которые явно обнаруживали ум и сообразительность, хотя иногда казалось, что он идет к ответам слишком сложными путями. Однако он всегда отказывался отвечать заученный урок вслух. В то время как Селина тараторила и, не задумываясь, с живостью выдавала неправильные ответы, Джереми сопротивлялся каждый раз, когда его просили ответить заученный урок. Только по его случайным презрительным взглядам можно было определить, что он считает ответ сестры неверным и легко смог бы ее поправить.

Тем не менее, хотя сестра часто дразнила его и приставала к нему, он не испытывал к ней враждебности. Она могла обращаться с ним так, как не посмел бы никто другой, и я не раз замечала, что его привязанность использовали и мисс Гарт, и мистер Бич, и достигали своей цели через нее, когда не могли добиться его внимания другими путями.

Время за столом в классной комнате всегда было не очень приятным, хотя и после уроков Эндрю Бич обычно оставался с нами. Он совсем не опасался мисс Гарт и очень часто безжалостно дразнил ее, говоря ей преувеличенные любезности и притворно флиртуя с ней. Было очевидно, что и она не испытывала никакой любви к нему. И были случаи, когда она ссылалась на головную боль и покидала свое место за столом, только что бы избежать его общества.

В этот период я узнала об учителе немного больше. Я обнаружила, что у него талант делать наброски и блестящие способности к карикатуре. Иногда в газете «Нью-Йорк геральд», издаваемой Джеймсом Гордоном Беннетом, появлялись его памфлеты на официальных лиц города, а в свободное время он посещал заседания суда и рисовал наброски с тех, кого судили. Должность учителя в доме Рейдов давала ему устойчивое положение и обеспечивала существование. По некоторым его наброскам я сделала заключение, что рисование могло бы для него стать делом жизни, если бы он обратил серьезное внимание на свой талант.

Рейдов я почти не видела в эти дни. Иногда я встречала миссис Рейд где-нибудь в холле, и она рассеянно кивала мне, не давая возможности поговорить с ней. Как сообщила мне мисс Гарт в тот первый день, Лесли редко покидала дом, редко принимала гостей и, казалось, была сосредоточена лишь на заботе о своем хрупком здоровье в сумеречном свете свечей в золотисто-зеленых комнатах. Несмотря на властные манеры, она казалась какой-то странной тенью в этом доме.

Мистер Рейд часто уезжал из дома в эти дни то в один музей, то в другой, вникая в подробности археологических раскопок, которые все еще занимали его. Иногда, как я узнала, он посещал больного отца, который жил со своей сестрой в Ныо-Джерси, маленьком городке на побережье. Казалось, эти визиты доставляли ему не только удовольствие, но и большие хлопоты, и он часто возвращался домой в печальном настроении.

Обо всех делах меня весело информировала Кейт. Добровольно и не дожидаясь от меня вопросов. Со своей стороны, я выслушивала ее с интересом, стараясь узнать все, что можно, ибо только зная домашнюю обстановку, я могла бы помочь Джереми. И я не делала попыток остановить ее болтовню.

Довольно скоро я заметила, что в доме воцарялось удивительное спокойствие, когда мой наниматель — человек энергичный и несколько беспокойный — уезжал. А он, определив мои обязанности в доме, не проявлял никакого интереса к тому, выполняю я их или нет. И я решила, что это меня тоже не должно волновать. Единственное, что для меня имело значение, — это то, как мне продвинуться по пути установления контакта с Джереми.

В ожидании благоприятного случая я пока давала мальчику возможность привыкнуть к моему присутствию и к мысли, что он может мне немного доверять. Должен же он оценить в конце концов то, что я умолчала о ключе, который он прячет.

В то же время я стала больше понимать, какой любимицей была Седина. Мисс Гарт явно обожала ее, и ребенок умел заставить плясать под свою дудку даже такого человека, как Эндрю Бич. Когда у Седины не ладились занятия, что бывало часто, миссис Рейд тут же вызывала учителя на беседу. Но никто не испытывал желания беседовать со мной по поводу Джереми, и у меня появилось даже чувство некоторой ревности из-за мальчика, хотя к моему присутствию он был совершенно равнодушен.

Очень быстро прошли мягкие дни октября. Стояла середина ноября. Зеленое шелковое платье было закончено к великому удовольствию мисс Селины, но не мисс Гарт, которая не преминула заметить, что она сама сшила бы его лучше. Вслух я этого не признавала, но в душе понимала, что она, возможно, права, и поэтому для следующего платья, над которым я начала трудиться, выбрала фасон попроще.

Однажды утром я отложила в сторону работу и выскользнула из классной комнаты, чтобы прогуляться по округе. Я чувствовала, что пришло время для решительного наступления на Джереми. Как-то проходя по Гринвич-Виллидж, я заметила книжный магазинчик в полуподвале одного дома. И в это утро я направилась именно туда. В тот раз я видела там карты, вывешенные в окне, и решила купить одну из них.

— Карту Египта, — сказала я продавцу в очках. — И еще мне нужна книга о последних экспедициях и раскопках в этой стране.

К счастью, у него были и большая карта, и книга о последних экспедициях, написанная известным ученым-египтологом. Довольная своими покупками, я повернула к дому со свертком под мышкой. Первый шаг состоял в том, чтобы купить наживку. Ну а теперь надо тактично привлечь рыбку.

По дороге на площадь я прошла мимо доски с рекламой веселой комедии, в которой недавно дебютировала Сесили Мэнсфилд. Я остановилась и прочитала все, что было написано. И вдруг новая идея пришла мне в голову. Я всегда любила театр и теперь, с моим прекрасным жалованьем, я могла бы иногда позволить себе посещать постановки. Но это объявление привлекло меня еще и тем, что такой спектакль мог бы доставить удовольствие и детям. Я посоветуюсь с мистером Рейдом и попрошу разрешения взять их обоих на дневное представление. Какой ребенок откажется от этого и устоит против магии театра? Именно это было нужно Джереми.

Если у Седины все же были друзья, которых она посещала и которые приезжали, чтобы поиграть с ней, у Джереми, кажется, не было никого. В его жизни не было места радости и играм. Иногда он читал романы Диккенса, французского писателя Виктора Гюго, романтические истории сэра Вальтера Скотта или еще что-нибудь в этом же роде. Но очень часто после занятий он просто сидел, смотря прямо перед собой отсутствующим, ничего не видящим взглядом, и я угадывала за этой маской сильное душевное смятение, которым он был полон. Спектакль не помешает ему, если только мистер Рейд одобрит это. Мне не приходило в голову поговорить об этом с матерью Джереми.

Я вернулась в классную комнату в перерыв, который так мудро был включен в расписание по инициативе Эндрю в середине утренних часов. «Малышам надо часто шевелить ногами, — говорил он, — и наполнять желудок». И он отсылал их в детскую выпить молоко или горячий шоколад, а сам потягивался и широко зевал, забывая о моем присутствии.

Когда я вошла в комнату, мисс Гарт сидела с ним, чопорно обсуждая какую-то проблему успеваемости Селины. Я не уделила внимания ни ему, ни ей, а развернула свою карту на столе и с восхищением стала рассматривать ярко раскрашенную область, где были расположены сказочные пирамиды. Каир и Нил… Я не могла спокойно читать эти названия: каждый раз по мне пробегала дрожь радостного возбуждения. Я была уверена, что и Джереми не останется равнодушным.

— Что у нас здесь такое? — спросил Эндрю и встал рядом со мной.

Мисс Гарт взглянула на карту и только презрительно фыркнула. Это не обескуражило меня.

— Пришло время действовать, — сказала я. — Может быть, карта заинтересует мальчика. А если нет, то у меня есть еще и книга. — И я похлопала ладонью по свертку. — Более того, я хочу просить мистера Рейда разрешить мне взять с собой Селину и Джереми в театр посмотреть на Сесили Мэнсфилд в новой пьесе. В субботу днем, конечно. Это не помешает урокам, и они вовремя лягут спать.

Я была настолько довольна собой, что не заметила молчания, которым они встретили мое заявление. Когда я подняла глаза от карты, то уловила скептическое удивление во взгляде мисс Гарт. Она пыталась что-то сказать, в то время как Эндрю явно подавлял желание громко расхохотаться.

— Что такое? — в замешательстве спросила я. — Что я такое сказала?

Мисс Гарт холодно мне ответила:

— Репутация мисс Мэнсфилд оставляет желать лучшего. Миссис Рейд, конечно, не одобрит вашего желания взять детей посмотреть на нее. Идея возмутительна!

И словно не в силах удержать свое возмущение, мисс Гарт приложила свой пропитанный запахом лаванды платок к носу и царственно выплыла из комнаты. В смущении я повернулась к Эндрю и уставилась на него.

— Вы потрясли леди до самых корней волос, — похохатывая, сказал он. — Боюсь, на ее взгляд, вы продвигаетесь слишком быстро. Но я на вашей стороне, Меган. Вперед! И смело наступайте на Рейда! Скажите, чтобы он купил вам билеты. Небольшое развлечение пойдет на пользу этому дому-мавзолею.

Как удивительно быстро мы с Эндрю стали обращаться друг к другу просто по имени. Он не терпел формальностей и пуританских традиций и очень быстро расправлялся с ними. Я не думала, что хорошо знаю его, ни в коей мере! Я только успела разглядеть некоторые грани его характера, которые вдруг сверкнули, удивив и озадачив меня, но меня совсем не смущало то обстоятельство, что я называла его просто Эндрю. Великолепно, что он был на моей стороне, и я сказала ему об этом. К моему удивлению, его веселое настроение тут же испарилось.

— Не рассчитывайте на меня, — заметил он. — Никогда не рассчитывайте ни на что, если это касается мужчины, Меган. Старайтесь оставаться в безопасности и ставьте всех нас под сомнение.

Этот неожиданный поворот озадачил меня.

— Значит, вы думаете, что этот спектакль…

Он шлепнул своей квадратной ладонью по карте Египта.

— Отложите-ка пока это и послушайте меня, Меган. Ни один человек в этом доме не ведет себя по отношению к вам честно, включая и меня. Но больше всего в этом можно обвинить мистера Рейда. Здесь все в заговоре против вас и скрывают правду. Однако никто не просил меня молчать по этому поводу, и я думаю, вы должны все знать.

Я ощутила беспокойство.

— Что я должна знать?

Снова странная, редкая для него мягкость стерла всякий намек на насмешливость.

— Совсем не случайность, что Дуайт Рейд был убит. Сын застрелил его хладнокровно, чудовищно. Мальчик продумал все, что собирался сделать, и выполнил свой план. Все это было скрыто от газет. Брэндан Рейд сделал почти все, чтобы оставить фамилию незапятнанной. В основном, как мне кажется, ради отца. Конечно, был скандал, но не такой громкий, каким мог бы быть. Между нами, он и Лесли убедили полицию, что это был несчастный случай. А те, кто знал, молчали. Я одобряю их действия, потому что правда была бы хуже для всех, а особенно для этого несчастного мальчика.

Я слушала с чувством растущего ужаса, но все же не была готова принять его слова как безусловный факт.

— Откуда вы знаете все это? — спросила я. — Если вы пришли сюда после…

Его ответ прозвучал довольно резко:

— Джереми был приведен в суд. Я был там — газета направила меня сделать наброски тех, чьи дела разбирались. Я не мог не испытать жалость к мальчику. И в рисунке, который был напечатан в газете, я изобразил его очень сочувственно и привлекательнее, чем других. Именно из-за этого рисунка Брэндан Рейд обратил на меня внимание и узнал, что я иногда занимался преподаванием, если имелась возможность достать уроки. Он пригласил меня и расспросил обо всем, так как в то время миссис Рейд, нуждаясь в нем, во всем на него полагалась. Оказалось, что я их устраиваю, и они попросили меня приходить сюда по утрам и давать уроки детям.

— Они сказали вам правду, когда нанимали вас? — спросила я. Эндрю покачал головой.

— Не сразу. Они не решились сразу рассчитывать на мое благоразумие. А когда они убедились, что я не побегу тут же в газету передавать сплетни, миссис Рейд рассказала мне в точности, что произошло. Она понимала: я должен знать, что Джереми способен совершать опасные, продуманные и жестокие поступки. Так же, как сейчас я понимаю, что и вы должны об этом знать, Меган. Они слишком долго предоставляли событиям идти своим чередом.

Я ужаснулась и была потрясена, но не потому, что боялась за себя: теперь я в полной мере могла себе представить тот огромный груз, который лежал на плечах Джереми. Как могло сознание маленького, не сформировавшегося человека уживаться с таким ужасным преступлением? Проблема казалась мне теперь намного глубже, намного ужаснее, но то, что я узнала, нисколько не отпугнуло меня.

— Ведь вы же не боитесь мальчика? — сказала я Эндрю. — Почему же я должна бояться его?

— Я мужчина. И я не живу в этом доме. Вы знаете, что мисс Гарт на ночь запирает дверь в свою комнату? Она сама говорила мне об этом.

— Ничего другого от нее я и не ожидала, — ответила я. Я чувствовала себя обеспокоенной и сердитой, хотя еще и не понимала, на кого направлен мой гнев.

Мы услышали, что дети покинули детскую и уже пересекли холл, направляясь к классной комнате. И Эндрю торопливо добавил, обращаясь ко мне:

— Вы очень великодушны, мисс Меган. Не позволяйте, чтобы вашим великодушием воспользовались в таком неблагодарном деле.

Я не ответила. На это не хватало времени, так как дети уже были в комнате. Да к тому же я уже поняла, что Эндрю считает Джереми неисправимым. Он думал, что, нанимая меня, Брэндан Рейд все еще глупо надеется спасти сына своего брата. Но меня всегда отличала самостоятельность мышления. Иногда слишком большая самостоятельность, как говаривал мой отец. Во всяком случае, я не собиралась отказываться от задуманного, не попытавшись выполнить его. Моя кампания по отношению к мальчику еще только начиналась.

Я вскоре обнаружила, что смотрю на него сочувственно, удивляясь, какие страшные, беспорядочные мысли таятся под этим красивым, юным лбом. Джереми уловил мое внимание и однажды беспокойно посмотрел на меня, словно у него не получалось полностью исключить меня из своих мыслей, как он это проделывал с мисс Гарт. «Вот и прекрасно, — подумала И. — Вытащим его из апатии, и пусть он немного поломает голову обо мне».

Седина принялась болтать о возвращении дяди Брэндана из последней поездки. Он купил ей новую куклу, и она не могла дождаться, когда можно будет поиграть с ней. Как скучно решать задачи в такое утро!

— Он привез игру для Джереми, — добавила она. — Но Джереми только сломает ее и бросит. Не понимаю, почему дядя Брэндан заботится о нем.

— Он привозит мне игры, как маленькому, — произнес Джереми.

«Но ведь ты и есть ребенок, — подумала я про себя. — Ты ведь бедный маленький мальчик, а совсем не взрослый, уставший от жизни преступник!»

Новость о возвращении мистера Рейда домой стала для меня средоточием моего нарастающего негодования. Теперь у меня появился объект, чтобы излить на него мой гнев. Эндрю был совершенно прав. Они должны были сказать мне правду, когда пригласили в этот дом. Как, они думают, я смогу помочь, если все мое представление о том, что произошло, было неправильным?

Захватив свернутую карту и книгу о Египте в свою комнату, я позвала Кейт. Когда она пришла ко мне наверх, я попросила ее узнать у мистера Рейда, не уделит ли он мне немного внимания в самое ближайшее и удобное для него время. Она вернулась через несколько минут и сообщила, что если я подожду в библиотеке, то мистер Рейд сможет прийти туда через десять минут.

Не теряя ни секунды, я сбежала вниз по лестнице и вошла в библиотеку в ожидании его прихода. Огонь в камине только что разожгли, но день был хмурым, и в библиотеке было так же мрачно, как и во всем доме. Газовый шар горел высоко на одной из стен, а на большом письменном столе красного дерева была зажжена керосиновая лампа. Я не стала садиться и стоя рассматривала предметы вокруг себя. Впервые я имела возможность изучить комнату. Когда я приходила сюда раньше, то все свое внимание уделяла хозяину дома и почти не замечала того, что меня окружает.

Сейчас я разглядела портрет почтенного джентльмена с бакенбардами, висевший над каминной полкой. У него были крупный нос, такой же, как у мистера Рейда, и волевой подбородок. Лицо человека, уверенного в себе. Несомненно, это был отец мистера Рейда, Руфус Рейд. Считалось, что в судебных делах он не имел себе равных.

Я также заметила повсюду предметы, свидетельствующие о многочисленных путешествиях. На одном конце каминной полки возвышался, как колонна, слоновый бивень, и маленький нефритовый Будда, сидевший возле него, выглядел карликом. Поблизости в застекленной витрине были разложены амулеты, печати и крошечные статуэтки, выполненные, как я узнала позднее, из диорита, кварцита и хрупкого голубого фаянса, относящиеся ко времени восемнадцатой династии Египта.

Повернувшись, я увидела предмет, который казался главным во всей этой комнате. Заметив его, я уже не могла отвести от него глаза. Это были голова и плечи мужчины, высеченные в натуральную величину из какого-то беловатого камня, отполированного до холодного блеска. Скульптура была поставлена на пьедестал перед ярусами книжных полок. В мужчине сразу угадывался египтянин. Высокий головной убор, напоминающий епископскую митру, но украшенный изображением извивающейся змеи с приподнятой надо лбом человека головкой, был, безусловно, египетским. Стилизованная бородка, удлиненные глаза были такими, какие я видела в альбомах рисунков по египетскому искусству.

Каменное лицо настолько поглотило мое внимание, что я на мгновение забыла, зачем пришла в эту комнату. Оно казалось более узким, чем лица большинства египетских статуй, было вне возраста из-за всевидящих глаз и поразительной мудрости, запечатленной на челе. Аристократический нос говорил о гордости, а в изгибах рта таились ирония и терпимость к другим. Я была уверена, что это изображение царя, а не какого-то князя или вельможи. И несмотря на всю стилизацию, чувствовалось, что моделью для статуи послужил живой человек. Его голова, лицо, губы носили следы тех же бед и тревог, которые обременяют людей в наши дни и от которых страдали жившие в древности.

Я не слышала шагов Брэндана Рейда по мягкому ковру и не знала, что он стоит позади меня, пока он не заговорил со мной.

— Я вижу, вы познакомились с Озирисом. Вы ведь знаете, кто это, я полагаю?

Я знала о культе Озириса.

— Повелитель царства мертвых и судия всех умерших Душ, — тихо ответила я. — И все же, мне кажется, в первую очередь он должен был быть человеком. Человеком, который познал мудрость через страдания.

Глаза мистера Рейда, такие спокойные и серые, смотрели на меня с удивлением, словно он не ожидал от меня таких замечаний по поводу статуи.

— Эту статую нашли в египетском могильнике, — сказал он. — Я не смог отказать себе в желании привезти ее на время сюда, хотя потом придется поместить ее в музей.

— Вы нашли ее сами? — спросила я.

Его улыбка выразила некоторое пренебрежение:

— Мне разрешили обмести прах с ее поверхности после того, как открытие уже было сделано. Я ведь не являюсь признанным археологом. Но я уверен, мисс Кинкейд, вы пришли сюда не для того, чтобы говорить о Египте.

— Именно для этого! — воскликнула я и почти готова была улыбнуться, увидя, что его удивление все больше возрастает.

Он указал мне рукой на стул возле огня, но сам на этот раз не отступил за огромную поверхность письменного стола. Вместо этого он сел на угол стола, болтая ногой и внимательно разглядывая меня.

— Вы хотите доложить мне о Джереми? — подсказал он, так как я медлила и не начинала обещанный разговор о Египте.

Я старалась собрать воедино мои мысли и мое возмущение и для начала выпрямилась на стуле.

— Мне еще нечего докладывать. Надо было дать мальчику время привыкнуть к моему присутствию. А сейчас я готова уже кое-что предпринять. Но мне только что рассказали правду о смерти его отца, мистер Рейд, и я очень удивлена, что такого рода информацию вы не предоставили мне, когда впервые разговаривали со мной об этой должности.

Машинально водя пальцем по извилинам резного пресс-папье из слоновой кости, лежавшего на столе, он ни на секунду не отводил взгляда от моего лица. Лампа, стоявшая позади него, четко вырисовывала контур его прекрасной, могучей головы, бросала отсвет на густые темные волосы. Я перевела глаза на огонь в камине.

— А если бы я сказал вам об этом тогда, приняли бы вы предложение? — спросил он.

Я не была уверена в этом. Сказать по правде, не знала. Я поняла, что у него были причины промолчать, но все же молчание следовало нарушить еще до этого разговора.

— А теперь, когда вам сказали… вы испугались? — продолжал он.

Я энергично покачала головой.

— Что бы ни сделал Джереми, он еще только ребенок. И ему нужна поддержка, а не осуждение.

— И вы полагаете, что нашли способ помочь ему? Я махнула рукой в сторону головы Озириса.

— Вероятно, это может стать способом. Мне сказали, что Джереми когда-то проявлял большой интерес к Египту и к вcем путешествиям. Я купила карту Египта и книгу о последних исследованиях. Если я смогу высечь хотя бы искру внимания, то смогу вызвать и интерес к жизни.

Мгновение я колебалась, прикидывая, можно ли мне продолжать. Затем, стараясь не отступать от своего решения, произнесла, глядя прямо в его отрешенные, холодные глаза:

— В этом мне понадобится ваша помощь. Было заметно, что он пытается как-то отгородиться от моей настойчивости.

— Все, что вам угодно, мисс Кинкейд. Вы можете пользоваться моими книгами по вашему выбору. А если у вас возникнут какие-либо вопросы, я постараюсь на них ответить.

— Это не совсем то, что я имела в виду, — ответила я. — Мальчик почти не имеет контактов ни с матерью, ни с вами. Ведь это неразумно, не так ли?

В первый раз он отвел глаза, и я не встретила его взгляда. Он пристально смотрел через всю комнату на гордое, спокойное лицо Озириса, словно прибегая к его мудрости в поисках ответа. Потом он пожал плечами и взглянул на меня.

— Я не могу дать вам никаких обещаний. Вполне вероятно, что вам понадобится гораздо больше, чем я могу вам предоставить. Мальчику надо дать шанс. Но после этого… Есть ведь предел человеческому милосердию и терпению.

Он щелкнул в воздухе сильными пальцами, и я почувствовала, что если окончательное решение будет не в пользу Джереми, то его уже невозможно будет изменить. С дядей мне придется вести себя так же осторожно, как и с племянником.

— Вы хотели еще что-нибудь сказать мне? — спросил он.

Я не была готова закончить разговор. Этот человек был так занят и так трудно было добиться разговора с ним. Поэтому я скажу ему все, что намеревалась, пока у меня есть такая возможность.

— Мальчик проявляет необычный интерес к комнате, принадлежавшей когда-то его отцу. — И я рассказала о том, как, однажды случайно обнаружила Джереми у запертой двери этой комнаты. Я, правда, не стала говорить, что у Джереми есть ключ от этой комнаты.

Темные широкие брови Брэндана Рейда нахмурились.

— Мне уже говорили о такой навязчивой идее. Необходимо положить конец этой болезненной озабоченности по поводу комнаты, где умер его отец. Мы не можем позволить, чтобы это продолжалось.

— А как вы предполагаете, — задала я вопрос, — прекратить это?

Он бросил на меня быстрый, нетерпеливый взгляд.

— У вас есть какой-нибудь план?

Мое сердце готово было выскочить из груди от собственной дерзости. Мне не хотелось признаваться себе, но я догадывалась, что внутренняя сила и мрачная энергия мистера Рейда могли превращаться иногда и в страшную разрушительную силу. И я не могла предугадать, что может произойти, если я открыто восстану против его желаний. И все же я должна добиться своей цели, даже если это его очень рассердит.

Тщательно контролируя свои слова, я сказала тихим и ровным голосом:

— Я хотела бы открыто войти с Джереми в комнату его отца и позволить ему рассказать мне о том, что там произошло… Если он, конечно, захочет об этом рассказать.

Я боялась, что гнев грозой разразится над моей несчастной головой. Мистер Рейд быстро прошелся по комнате, как бы стараясь взять себя в руки, а потом остановился прямо передо мной.

— Ваша идея смешна и, может быть, опасна, — проговорил он. — Я запрещаю вам делать это. Мальчик не должен даже близко подходить к этой комнате. Нельзя потакать ему в его нездоровой склонности. Я ожидал от вас большей мудрости, мисс Кинкейд.

Я не привыкла к тому, чтобы со мной говорили с таким высокомерием, и почувствовала, как кровь приливает к лицу. Я напомнила себе, что мне следует быть умнее и не терять самообладания из-за этого человека. И все же я не совсем владела собой, когда поднялась со стула и встала перед ним.

— Вы не пожелали помочь племяннику сами. Вместо этого вы пригласили незнакомого человека в дом и ждете, чтобы он сделал то, что вы не способны сделать. Тем не менее, вы хотите связать мне руки, отменить мои планы и указать, что мне позволено и что не позволено делать. Если мне придется работать в таких условиях, то будет лучше, если я сейчас же покину ваш дом, мистер Рейд.

Я бы не удивилась, если бы он приказал мне упаковать свои вещи и тут же уехать. Я сказала даже больше, чем думала сказать, и могла теперь только стоять и хлопать глазами, чувствуя, как горят мои щеки, и ожидая немедленного увольнения.

Странно, но его не последовало. Мистер Рейд вернулся ко мне после второго круга по комнате и стоял, пристально вглядываясь в меня, словно я представляла собой какой-нибудь непонятный предмет, только что извлеченный из земли в одной из его экспедиций. Вполне возможно, что ему придется просто отбросить меня в сторону. Мы враждебно поедали друг друга глазами. А затем он поднял свои руки вверх.

— Делайте, как хотите! — бросил он. — Но не приходите ко мне плакаться, если вы сделаете мальчику хуже.

— К вам, во всяком случае, я плакаться не приду, — медленно и размеренно ответила я. — И есть еще один вопрос, по которому я хочу проконсультироваться с вами.

Было ясно, что он уже доведен до белого каления, и, предвидя его протест, я поспешно продолжила:

— Джереми никуда не выходит, у него нет друзей, нет развлечений. Я хотела бы взять детей в субботу на дневной спектакль с Сесили Мэнсфилд в новой пьесе.

Он уставился на меня в полнейшем изумлении, и его скулы залил темный румянец. Если кто-нибудь, проходя мимо, заглянул бы сейчас в открытую дверь, он увидел бы двух рассерженных, покрасневших от гнева людей, застывших друг против друга.

— Что бы вы хотели? — взревел он.

Меня озадачило, почему небольшая просьба вызвала такую реакцию, но я повторила свои слова. К этому времени мой голос уже потерял свой размеренный тон и неожиданно сорвался до некоего подобия писка, а от этого я ощутила еще большее раздражение. Но неожиданно для меня он повел себя совсем иначе. Без всякого предупреждения он вдруг закинул голову, и громкий здоровый смех разнесся по всей комнате. Он смеялся так же, как и тогда, когда неожиданно бросил мне апельсин из окна. Я стояла в изумлении, пока он пытался справиться с собой. Потом он заговорил снова.

— Великолепная идея, мисс Кинкейд, — промолвил он. — Вы исполните ваше желание. Я достану билеты для вас сам и в самое ближайшее время.

Прежде чем я смогла его поблагодарить, у двери раздался какой-то звук. Я обернулась и увидела Лесли Рейд, входящую в комнату. Ясно было, что она слышала смех, и в глазах у нее был вопрос.

— Можете уделить мне минутку? — спросила она мужа.

— Доброе утро, миссис Рейд, — сказала я и уже хотела пройти мимо нее, чтобы покинуть комнату и оставить их одних, когда мистер Рейд дотронулся до моего локтя, удерживая меня.

— Подождите. Мы должны посвятить мою жену в ваши планы. Лесли, любимая, мисс Кинкейд предполагает, что, если она возьмет Джереми и Селину на дневной спектакль Сесили Мэнсфилд, это произведет на них отличное впечатление. Может быть, я смогу уговорить и вас, моя дорогая, поехать с ними?

Миссис Рейд смотрела в лицо своего мужа долго и холодно. Потом она молча повернулась и покинула комнату, так и не сказав ему ни слова из того, что намеревалась.

Улыбка, с которой он повернулся ко мне, когда она удалилась, была невеселой.

— Вы совсем небольшого роста, а производите впечатление урагана, — сказал он. — Результаты от вашей деятельности такие же разрушительные, как и от хорошей бури. Вполне возможно, что вы, как буря, сметете сухие, поломанные ветки и очистите воздух в этом доме. Или, может быть, вы разрушите все это сооружение на наших глазах. Но что именно произойдет, пока еще неизвестно.

Я не поняла, о чем он говорил, и поэтому не задала никаких вопросов. Я достигла своих целей и была готова уйти. Но он снова заговорил со мной. И его голос звучал, как обычно, будто он никогда и не кричал на меня:

— Я заметил, что вы иногда гуляете на площади одна по вечерам. Примите мой совет, мисс Кинкейд. Улицы Нью-Йорка совсем не безопасны для женщины без сопровождения после наступления темноты. Даже я никогда не выхожу из дома в темное время, не имея заряженного пистолета в кармане.

Я могла себе позволить не возражать ему по этому поводу.

— Спасибо за предупреждение, — покорно ответила я. — Постараюсь принять это к сведению.

Когда я наконец покинула комнату, Брэндан Рейд снова взирал на голову Озириса, словно ждал от него ответа, который никак не давался ему самому.