Глава 2

Несколько следующих дней были для меня мучительными. По окончании работы над последним заказом я смогла позволить себе упаковать те немногие вещи, которые мне принадлежали, и избавиться от всего, что было неразумно держать при себе дальше. Особенно трудно было расстаться с вещами, принадлежавшими моему брату Ричарду. Игрушки я раздала другим детям, оставив только маленькую, сделанную в виде карусели музыкальную шкатулку, которую он очень любил. Я упаковала ее вместе с несколькими украшениями, принадлежавшими матери, моими собственными безделушками и одеждой. Когда в среду днем Фуллер, кучер Рейдов, вошел, чтобы отнести мой чемодан и небольшой дорожный сундучок в коляску, я была уже совсем готова. Было приятно ехать в легкой двухместной коляске, а не в громоздком закрытом экипаже, и я старалась не оглядываться назад и не думать о тех узах, которые связывали меня с прошлым и которые я сейчас разрывала.

На этот раз высокомерный дворецкий был занят где-то в другом месте, и меня впустила жизнерадостная маленькая горничная, сказав, что ее зовут Кейт. Она не позволила мне взять чемодан и потащила его наверх сама. Мистера Рейда, по-видимому, не было, и меня провели прямо в маленькую комнатку, приготовленную для меня на третьем этаже в задней стороне дома.

Кейт поставила чемодан, пролепетала с сомнением в голосе, что мне здесь будет удобно, и поспешила уйти. Как и раньше, она, казалось, была рада исчезнуть с третьего этажа.

Маленькая комнатка выглядела голой и неприветливой, как будто ее приготовили в спешке, поставив только самое необходимое и не подумав о комфорте. Там находилась узкая кровать с латунными шарами на спинках, причем один шар был потерян, а перед ней на полу лежал старый тряпичный коврик. Простой квадратный столик с поцарапанной не застеленной поверхностью был поставлен перед окном в глубине комнаты, и к нему был придвинут единственный стул с прямой спинкой. На строгом бюро стояло мутноватое зеркало. На стойке умывальника кое-где слез лак, но таз и кувшин, стоявшие на его мраморном верхе, были расписаны цветами и выглядели привлекательно. В комнате имелся камин с узкой полосой облицовки и стоял хороший секретер с откидывающейся передней стенкой, хотя, чтобы он не качался, под одну из его ножек был подложен сложенный лист бумаги.

Я решительно сказала себе, что даже самую простую маленькую комнату можно сделать привлекательной и мне безразлично, что в мою комнату поставили случайную мебель — ту, которая попалась под руку. Тем не менее, полное отсутствие успокаивающих штрихов, показывающих, что кто-то с добротой подумал о моем появлении здесь, подействовало на меня в моем тогдашнем настроении несколько удручающе. Я сняла шляпку и повесила плащ на один из голых крюков, предназначавшихся для одежды. В этот день я была в серо-голубом платье, совсем скромном, но цвет его был уже не траурным.

Я собиралась подойти к окну и выглянуть из него, когда стук в незакрытую дверь позади заставил меня оглянуться. Там стояла мисс Гарт, очень внушительная в темно-зеленом платье с замысловатым турнюром, с краями, тщательно отделанными бантиками. Ее волосы были так же причудливо зачесаны, как и раньше. Она сухо, без улыбки, поздоровалась со мной. Как я и ожидала, мне нечего было ждать благожелательности с ее стороны.

— Миссис Рейд желает видеть вас, — высокомерно заявила она. — Если можно, то сейчас же, так как она собирается уезжать.

Я кивнула и последовала за ней вниз по лестнице на второй этаж. Меня беспокоила мысль, что во время предыдущего визита я не поговорила с матерью Джереми, и я была рада исправить это положение немедленно.

Пока мисс Гарт шла впереди, я не могла не заметить ее манеру высоко и гордо держать голову и плечи. Снова я отметила, что она была бы привлекательной, если бы не выглядела столь внушительной и грозной.

Она открыла дверь, расположенную в центре холла, и пропустила меня в небольшой будуар, убранный в чисто женском вкусе. На столике горела лампа, а в камине догорали красные угли. Золоченый, обитый парчой шезлонг с подушками, обитые парчой кресла и небольшой столик с мраморной плитой, на котором стояла ваза с цветами, придавали комнате привлекательный вид. Единственное окно выходило на глухую стену соседнего дома и пропускало лишь серый отблеск дневного света. Слева от меня спускались длинные тяжелые портьеры из светло-зеленого плюша, за которыми, вероятно, была скрыта дверь. Справа висели такие же портьеры, немного раздвинутые, и за ними виднелась примыкавшая к будуару спальня.

Мисс Гарт направилась к проходу в спальню, чтобы объявить о моем приходе, и из спальни вышла женщина. Я тут же заметила, что она необыкновенно красива и выглядит удивительно молодо для матери двоих детей. Она была одета для выхода, и ее высоко взбитые рыжие волосы сверкали под коричневыми перьями на шляпе, отливавшими всеми цветами радуги. Ее кожа была матово-бледной и чистой. Прекрасная кожа, которая так великолепно сочеталась с оттенком волос. Глаза, широко раскрытые под темными ресницами, напоминали цветом янтарь. На ней было платье глубокого фиолетового цвета, а через тонкую руку была перекинута пелерина из меха морского котика. С другой руки свисала муфта из такого же меха. Букетик живых фиалок из оранжереи был приколот к меху, распространяя вокруг слабый восхитительный аромат. Этот запах заставил меня подумать, не позаимствовала ли мисс Гарт ее духи, в изобилии вылив их на себя в день моего предыдущего визита.

Несмотря на то, что я так спешно была вызвана гувернанткой, и на то, что миссис Рейд была уже готова к выходу, в ее движениях совсем не было торопливости. Она казалась несколько апатичной и вялой. В глазах, когда она повернулась ко мне, сквозило безразличие, и она провела рукой по лбу, как будто ее мучила головная боль. Тем не менее, когда она начала говорить, ее слова тут же напомнили мне о властном почерке в записке, которую я получила от нее, и я четко поняла, что вряд ли смогу надеяться на дружеское участие со стороны этой женщины.

— Должна вам заметить, мисс Кинкейд, что я не одобряю этого эксперимента, задуманного моим мужем. Если мисс Гарт не в силах помочь Джереми, вряд ли у кого-либо со стороны это получится. Естественно, я не встану на пути желаний моего мужа, но я подумала, что будет лучше, если вы узнаете о моих чувствах по этому поводу.

Я была ослеплена ее красотой и, конечно, хотела бы завоевать ее уважение и расположение. Я повторила то, что уже говорила мистеру Рейду: что не останусь здесь ни на минуту, если ничего не смогу сделать для мальчика, но прежде хотела бы попробовать. Мисс Гарт презрительно фыркнула. Глаза ее хозяйки сверкнули в ее сторону и снова остановились на моем лице.

— Я опаздываю к чаю у Шерри, — произнесла миссис, Рейд. — Простите, но…

Но я не могла позволить ей уйти так быстро.

— Не скажете ли вы мне, когда я смогу поговорить с вами? — торопливо спросила я. — Кое о чем мне хотелось бы посоветоваться с вами как можно скорее.

Она, казалось, была удивлена и немного недовольна, но назначила встречу на десять часов следующего утра. Потом она грациозно прошла мимо меня к двери, а мисс Гарт и я стояли и глядели на нее.

Гувернантка громко произнесла, больше для себя, нежели для меня:

— Хорошо, что мисс Лесли иногда все же выбирается из этого дома и посещает своих друзей. Теперь она делает это слишком редко.

— Она не совсем здорова? — спросила я.

Казалось, мисс Гарт вдруг вспомнила обо мне, бросив на меня раздраженный взгляд. Но прежде чем она смогла ответить, на лестнице раздались какие-то звуки. Я повернулась и увидела такую сцену. С первого этажа по ступеням поднимался мистер Рейд. Увидев жену, он моментально преградил ей путь.

Мое первое впечатление от этой встречи Брэндана и Лесли Рейд на лестнице напоминало прекрасную картину, которую я долго хранила в своей памяти. Какую великолепную пару представляли собой эти двое! Как приятно было видеть, что у такого мужчины была такая красивая жена. Мистер Рейд с трогательной любовью взял жену за руку и посмотрел на нее почти пылающим взглядом.

— Вы приглашены на чай, не так ли? Желаю вам приятно провести время, дорогая, — сказал он.

Слегка повернув голову, так что его поцелуй только скользнул по ее щеке, она высвободила свою тонкую руку в кольцах из его руки. Она ничего не ответила мужу и мгновением позже исчезла из виду, спустившись по ступеням вниз. Мистер Рейд взглянул вверх и увидел мисс Гарт и меня у дверей будуара. Он машинально наклонил голову в знак приветствия и прошел мимо так быстро, что я успела только произнести традиционное «добрый день». По его взгляду, брошенному в мою сторону, нельзя было понять, узнал ли он меня, и, надо признаться, я испытала некоторое раздражение. В конце концов, я пришла сюда по его просьбе. Но, видимо, он забыл обо мне, и теперь ему было безразлично мое присутствие в этом доме.

Мисс Гарт жестом, выражающим презрение, приложила платок к носу, и я уловила запах лаванды, менее терпкий и сильный, чем запах фиалки, который она распространяла вокруг себя в тот день.

— Пойдемте, — обратилась она ко мне. — Я покажу вам, где вы можете расположиться с вашим шитьем там, наверху, на нашем этаже. Вы понимаете, конечно, что это не очень большой дом. И необходимо слегка потесниться.

Мы снова поднялись по ступенькам, и она провела меня в комнату, предназначенную для уроков, в задней стороне дома. «Пять раз в неделю к детям приходит учитель», — объяснила она. Естественно, их обучали и французскому, и манерам, и другим изящным предметам. Так как уроки бывали только по утрам, комната сейчас была пуста. «Комнату можно использовать и для уроков, и для шитья», — заметила мисс Гарт и указала на длинный стол, который был удобен для того, чтобы разложить ткань, и на швейную машинку, поставленную в углу. Комната никак не была украшена, в ней пахло книгами и мелом, и это было даже приятно. Для меня эта комната была более удобна, чем жаркая, заставленная мебелью детская в передней стороне дома. Жаль только, что здесь было мрачновато. Мне всегда казалось, что детям лучше в радостной обстановке и тогда они лучше занимаются. По крайней мере, так было с моим братом Ричардом.

Ну да ладно, еще посмотрим. Я помнила о своем решении быть осторожной и продвигаться вперед медленно. Уже одно мое появление в этом доме можно расценивать как революцию, но если мистер Рейд не узнал меня при второй встрече, мне придется еще меньше рассчитывать на какую-либо поддержку со стороны.

Мисс Гарт покинула меня, и я вернулась в свою маленькую комнатку. На этот раз я прямиком направилась к окну, чтобы посмотреть, какой вид открывается из него. Оконные занавески были свежими, ослепительно белыми. Я увидела за окном конюшенный двор, занимавший все свободное пространство прямо за домами. Через аллею от дома располагались стойла и каретные сараи для обслуживания всего этого квартала. Двор был вымощен кирпичом, зелени почти не было, кроме разве закаленного ветрами аиланта — огромного дерева, простиравшего свои ветви к моему окну. Удлиненные листья его побурели, а некоторые уже лежали кучками на голой земле. Между ветками я разглядела кучера Фуллера, который чистил скребницей одну из лошадей. Дальше были видны крыши ближайших домов. Ими и ограничивался вид. Но все же какая-то человеческая жизнь попадала в поле моего зрения, а двери дома впускали и выпускали людей, обслуживавших дом. Это позволит мне чувствовать себя не так одиноко.

Теперь мне предстояло распаковать свои вещи и придать более жилой вид этой заброшенной комнатке. В голове у меня настойчиво звучал вопрос: как я решилась отказаться от жизни, которая была мне все же знакома, и променять ее на неопределенную обязанность, ожидавшую меня в этом доме? Встреча с миссис Рейд, ее признание, что она была против моего присутствия здесь, безразличие мистера Рейда во время второй встречи со мной не вселяли надежду. Но я постаралась отбросить эти мысли и занялась вещами. В моей душе почти явственно раздавался голос матери, сказавшей, когда мы получили известие о гибели отца: «Мы должны работать, дорогая. Мы должны быть заняты. Это единственный путь, чтобы уменьшить нашу боль».

Первым моим делом было разжечь уголь, специально положенный в камин. Огонь разгорелся моментально, и тонкие язычки пламени заплясали, пробираясь вверх между кусками угля. Никакая комната не может быть совсем безрадостной, если в ней горит огонь. И теперь, под легкое гудение огня, составлявшего мне компанию, я открыла свой чемодан и начала развешивать одежду и доставать те немногие вещи, которые привезла с собой.

Я положила на стол вышитую дорожку и вынула голубой чайный сервиз, принадлежавший моей матери. Всегда, когда я прикасалась к нему, я вспоминала ее руки, грациозно порхавшие от чайника к чашкам, вспоминала, как она радовалась небольшому перерыву в работе, чтобы выпить чашечку чая с Ричардом и со мной. Снова я почувствовала боль одиночества, и мне пришлось бороться с ней.

У меня не было причины жалеть себя. Всего через неделю эта комната уже не будет казаться мне чужой. Передо мной, как вызов, поглощавший все мое внимание, стоял Джереми Рейд. Как мне приблизиться к нему — вот что занимало меня прежде всего, как завоевать его доверие, а потом и симпатию. Вот о чем я должна была думать. Я вынула маленькую музыкальную шкатулку, принадлежавшую Ричарду. Она стоила дороже, чем тогда, перед Рождеством, я могла потратить. Хотя потом я была рада, что купила ее: она всегда доставляла Ричарду огромное удовольствие. Я завела ее ключом, поставила на каминную полку, и она сразу оживила комнату — радостное пятнышко яркого цвета. Крошечные красные, зеленые и желтые фигурки на лошадках, маленькие саночки с миниатюрными ребятишками — все весело крутилось, а музыкальная коробка вызванивала старую французскую песенку.

Настойчивый стук в дверь отвлек меня. Поморгав, чтобы смахнуть непрошеную слезу, я открыла дверь. На пороге стояла Селина Рейд, ее глаза сверкали от радости, а с маленьких рук как бы стекал мягкий зеленый китайский шелк.

— Он теперь мой! — вскричала она, с торжеством протягивая мне отрез. — Так когда же вы будете шить мне платье?

«Вот первый случай приблизиться к Джереми, — подумала я, — и узнать о нем все, что можно». Я отступила в сторону и жестом пригласила ее в комнату. Карусель все еще вертелась, и музыка играла.

Она направилась прямо к камину.

— Мне это нравится, — сказала она. — Можно я возьму ее у поиграть?

Я мягко взглянула на нее.

— Это карусель моего брата, который умер. Когда ты будешь приходить ко мне, я буду заводить ее для тебя, но не позволю никому трогать ее.

Она посмотрела на меня с удивлением, и я поняла, что редко кто в этом доме отказывался исполнять желания мисс Селины. Поэтому я посчитала правильным немедленно добиться взаимопонимания по этому вопросу. Как только я взяла шелк из ее рук и начала с восхищением рассматривать его, она тут же передумала дуться. Какой это был тонкий и мягкий материал — легкий, как осенняя паутинка, но крепкий и прекрасно сотканный. Цвет не был ярким — как молодая зелень весенних листочков. Он очень шел Селине, ее собственным тонам.

— Мы начнем заниматься платьем завтра же, — заверила я. — Это прекрасный шелк. Он будет очень красив в платье, хотя такое платье больше подходило бы к весне или лету, а не к холодной осени. Я привезла с собой несколько модных журналов, и они помогут нам выбрать фасон. Может быть, мы с тобой придумаем его сами.

Ей было приятно услышать это, и она одарила меня очаровательной солнечной улыбкой.

— Как мне вас называть? — спросила она. — Я не запомнила ваше имя, хотя Гарти произнесла его, когда вы к нам вошли.

— Пожалуйста, называй меня мисс Меган, — предложила я. — Это звучит более приятно, чем Кинкейд.

Она несколько раз тихо повторила мое имя для себя, а потом произнесла его громко, как бы решив, что оно ей нравится.

Мелодия музыкальной шкатулки окончилась, и Седина вдруг вспомнила, что она пришла ко мне с поручением.

— Ой, я забыла! Меня послали попросить вас спуститься сейчас же к столу — поздний чай. Это в половине шестого в столовой. На самом деле это ранний ужин, но мисс Гарт была когда-то в Англии, и ей нравятся английские обычаи. Вы будете питаться вместе с нами, мисс Меган.

Хотя это было очень рано для ужина, я знала, что смогу поменять свои привычки, и была счастлива иметь возможность присоединиться к ним. Это позволит мне чаще видеть Джереми.

Мы аккуратно сложили китайский шелк и убрали его в один из ящиков бюро. Потом, пока Селина ждала меня, я вымыла руки в тазике с голубыми цветами. Дом Рейдов, как это было принято в современных домах, был оборудован ванной комнатой, но она находилась внизу, на втором этаже. Я вылила грязную воду из тазика в специальный кувшин, спрятанный под тазиком, вытерла руки насухо, и мы отправились вниз.

Неожиданно для такого темного и мрачного дома столовая на первом этаже оказалась удивительно светлой. Темные панели по стенам доходили только до середины, а выше по светлым обоям разбегались тонкие веточки с весенней зеленью, и поэтому в комнате казалось светло и просторно. Мебель была элегантна, как и везде в доме, и прекрасная люстра свисала из центра лепного медальона на высоком потолке. Через застекленные дверцы огромного посудного шкафа я увидела сервизы из тонкого китайского фарфора и хрусталь.

В передней стороне дома широкие застекленные двери открывались на маленький балкон, огороженный кованой железной решеткой. С него открывался вид на площадь. Двери были закрыты, но свет низко висевшего солнца еще заливал столовую.

Мисс Гарт и Джереми уже сидели за длинным обеденным столом, а возле них в камине уютно плясал по углям огонь. Стул мисс Гарт, конечно, был поставлен поближе к огню, но эта комната была слишком большой, чтобы сделать ее душной и жаркой. Мисс Гарт указала мне на мое место за столом и довольно резко добавила, что умение не опаздывать к столу расценивает как добродетель.

Я оказалась напротив Джереми, который даже не взглянул на меня. Большую часть времени, которое он провел за столом, он сидел молча, отстранено, выказывая полное безразличие ко всем присутствующим. Он ел равнодушно и без аппетита, и не один раз мисс Гарт взывала к его вниманию, выговаривая ему, критикуя его манеры за столом или заставляя доесть то, что оставалось у него на тарелке.

Селина вела себя совсем иначе — очаровательно, но дерзко, часто обращалась с замечаниями к брату, и ее не смущало, что он не всегда отвечал ей. Она с восторгом расписала ему музыкальную карусель, которую увидела в моей комнате, и предупредила, чтобы он никогда ее не трогал. Она похвалилась, что скоро у нее будет новое платье, говоря о «мисс Меган» как о своей собственности.

Вскользь я заметила, что когда у меня будет время, я сошью костюм и для Джереми. Он не взглянул на меня, но ответил довольно грубо, невоспитанно:

— Я не хочу никаких новых костюмов. И не желаю, чтобы меня измеряли.

— Как хочешь, — проговорила я. — Я и без этого буду очень занята.

— Если дядя захочет, тебе тоже сошьют новую одежду, — твердо сказала мисс Гарт.

Впервые мальчик поднял глаза и бросил на нее быстрый, недобрый взгляд.

— А почему дядя Брэндан должен хотеть этого? Вы же знаете, что он ненавидит меня. Вы же знаете, он желает, чтобы я умер.

Эти слова в устах маленького мальчика, произнесенные с такой убежденностью, меня потрясли и ужаснули, и я подумала, имеет ли представление об этом мистер Рейд. Но в тот момент я ни в чем не могла бы разубедить мальчика. Я только нащупывала свой путь к пониманию родственных отношений в этом доме. И пока я не узнаю истинное направление подспудных течений в отношениях обитателей, мне не следует ступать на почву, которая грозила оказаться зыбкой.

Когда длинное и нудное сидение за столом закончилось, я возвратилась в свою комнату и села на единственный стул с прямой спинкой, чтобы подумать о проблемах, которые встали передо мной, как ряды горных хребтов. Было ясно, что Джереми был с ног до головы закован в колючую броню — броню без единой видимой щели. И все же он был только ребенком, и у него должны быть потребности, о которых он может и не знать. Потребности, которые он, может быть, подавил после трагического случая, когда когда погиб его отец. Где-то должна быть щель в его обороне, и я должна найти ее. Я должна запастись необходимым терпением, чтобы ждать, и рассудительностью, чтобы распознать путь к сердцу Джереми. Это казалось очень сложной задачей, и я не имела права позволить себе испугаться.

Вечер после такого раннего ужина показался мне бесконечным, и я чувствовала, что во мне нарастает беспокойство. Я знала, что не положено молодым девушкам выходить одним на улицы Нью-Йорка после наступления темноты. Нападения бродяг и воров, нападения на женщин, если они выходили без сопровождения, и даже на мужчин, если они не были вооружены, случались слишком часто в те мрачные времена. Но сидеть здесь часами, когда не было желания заниматься чтением или шитьем, показалось мне страшнее для состояния моего духа, чем возможная опасность для моего тела вне дома.

Я надела серый широкий доломан с капюшоном, который моя мать сшила для меня по новой моде, и завязала серые ленточки шляпки под подбородком. Когда я покинула комнату, на верхнем этаже все было спокойно, и я никого не видела и не слышала, спускаясь, я увидела сцену, повеявшую на меня таким магическим, таким счастливым теплом, что, заглядевшись, я невольно задержала руку на перилах и остановилась, не понимая, что делаю.

Обе створки дверей в столовую были открыты, и я могла видеть длинный стол, за которым дети и я недавно сидели во время злосчастной трапезы с мисс Гарт. Теперь стол сверкал, и это сверкание придавали ему прекрасная белоснежная скатерть и серебро на ней. Роскошный букет хризантем стоял посредине стола, а в высоких подсвечниках горело множество свечей. По концам стола сидели хозяин и хозяйка этого необычного дома.

Снова у меня перехватило дыхание при виде красоты Лесли Рейд. Что чувствует обыкновенная женщина, когда видит столь необычную красоту другой женщины? Возможно, в этом чувстве есть место зависти, но, как я думаю, и большая доля любопытства. Мы смотрим, и удивляемся, и стараемся понять, как же ее воспринимает мужчина, и приобретаем знание о том, чего же не хватает нам самим.

Миссис Рейд была одета к обеду в платье из желтой парчи, которая оттеняла ее рыжие волосы. Они казались еще прекраснее, чем тогда, потому что на голове не было шляпки. Бриллианты сверкали в мочках ушей и на пальцах. Свет свечей усиливал янтарный блеск ее глаз.

Посвятив какое-то время жене мистера Рейда в поисках ответа на мучительную загадку, я перевела взгляд на него, дабы увидеть, как он относится к ее красоте. За столом прислуживал Генри — высокомерный дворецкий. Пока он что-то накладывал мистеру Рейду из серебряного блюда, тот сидел и смотрел на свою жену таким же пылающим взглядом, как и раньше, когда я впервые увидела их вместе. Он расспрашивал ее о прошедшем визите, как это сделал бы каждый муж, а она отвечала ему уже не так отстраненно и холодно, рассказывая о ком-то, кого она встретила у Шерри. В ее манере чувствовалась даже некоторая живость, которой не было раньше.

Думаю, что я ненамного завистливее других, но в тот момент я была подавлена своим одиночеством и… давайте назовем это не завистью, а тоской, — словом, звучащим намного добрее. Как повезло Лесли Рейд! Вот она за собственным великолепным столом, со своим мужем, таким внимательным, любящим и обожающим.

Но тут миссис Рейд сделала замечание о сквозняке, и дворецкий направился к дверям, чтобы закрыть их. Стряхнув видение со своих глаз, я быстро сбежала по ступеням и вышла через тяжелую входную дверь на площадь Вашингтона. Я решила, что буду идти, пока не устану, пока не надышусь свежим воздухом и не забуду тех, кто с таким тактом и изяществом сидел за обедом при свете свечей.

Старый Вашингтонский плац, используемый для парадов, был преобразован совсем недавно, несколько лет тому назад, и голая площадь превратилась в один из красивейших парков города. Были разбиты газоны и клумбы и посажены ряды деревьев. Были проложены боковые дорожки, покрытые цементом. Центральные дорожки, выложенные свежими деревянными плитами, сбегали к огромной чаще фонтана, а затем разбегались к Пятой авеню.

В газетах писали, что из-за какой-то политической игры здесь. поставили намного больше фонарей, чем надо для такой площади. Но, по крайней мере, этот парк стал самым освещенным парком города. Фонарщик уже прошел по нему, и при ярком свете газовых фонарей казалось маловероятным, что кто-либо из уголовных элементов города окажется поблизости. Я прошлась по дорожкам и вокруг широкой фонтанной чаши, и шелестящие листья разлетались из-под ног при каждом моем шаге.

Сцена за обеденным столом все еще преследовала меня. В сердце моем поселилась уверенность, что миссис Рейд очень добра и, скорее всего, очень любит своего мужа. И он был таким мягким и любящим при ней. По моим наблюдениям, он не отличался слишком мягким характером, но, вероятно, становился таким в присутствии своей красавицы жены.

Ее холодность до этого была вызвана, вероятно, какой-нибудь небольшой семейной ссорой. Мои мысли перескочили на другой предмет. А как выглядел Дуайт Рейд? Был ли младший брат таким же обаятельным, как и старший? Обаятельный? Откуда я выкопала такое слово, да еще в применении к человеку, который был откровенно безразличен ко мне и почти буквально оттолкнул меня?

На память приходили только обрывки информации о Дуайте Рейде. Он был что-то вроде сэра Галахада в политической жизни города, борясь с преступностью, помогая нуждающимся и совершая добрые дела в то время, пока служил. Газеты атаковали его не так часто, как других участников нашей продажной политической жизни, и его смерть была ударом для честных людей всего города. Так как Лесли вышла замуж сначала за него, он был, вероятно, лучшим из двух. Как, наверное, переживали все в доме из-за его неожиданной смерти! Но все же через год она вышла замуж за старшего брата. Как же это могло произойти?

Мои мысли прыгали так, как это бывает, когда своя собственная жизнь не представляет достаточного интереса.

Я быстрым шагом огибала площадь, радуясь, когда встречала других людей, прогуливавшихся в этот приятный осенний вечер. Я отбросила наконец свои соображения в сторону, и к тому времени, когда вернулась к дому, моя голова была чиста от хитросплетений собственных сомнений и глупой зависти. Завтра мне надо встать рано, готовой к исполнению новых обязанностей.

Подойдя к ступеням дома, я взглянула вверх и увидела, что столовая еще ярко освещена и мистер Рейд стоит у одного из высоких окон, теперь широко распахнутых. Я опустила глаза и торопливо прошла по тротуару, надеясь, что он не заметит меня или хотя бы сделает вид, что не заметил. Но совершенно неожиданно он окликнул меня:

— Ловите!

Удивившись, я подняла голову и увидела, как он бросил что-то напоминавшее желтый мячик. Мое ответное движение было инстинктивным, без раздумий. Часто до этого я играла в мяч с моими юными соседями и даже немного с Ричардом, который не мог хорошо бросать и ловить мяч. Я вскинула обе руки и поймала желтый сферический предмет, летевший ко мне. Мужчина в окне громко рассмеялся и закрыл ставни. А я глупо стояла внизу, сжимая в руках так неожиданно брошенный апельсин.

Я не могла удержаться от улыбки, пока отпирала дверь ключом, который предоставила в мое распоряжение Кейт. Мистера Рейда нигде не было видно, и я начала медленно подниматься по лестнице, удивляясь тому, что вдруг обнаружила. Я узнала, что мрачный и угрюмый мистер Рейд мог действовать по первому импульсу. Оказалось, что он прекрасно помнил меня, и хотя он показал это несколько необычным способом, я немного приободрилась.

Я тихо поднималась по ступеням, покрытым ковровой дорожкой. На втором этаже тускло, как всегда, горела единственная газовая лампа в стеклянном колпаке в виде шара. Вдруг я увидела маленькую фигурку мальчика, склонившегося пред закрытой дверью рядом с будуаром миссис Рейд. Он не слышал моих шагов, пока я не оказалась прямо за его спиной. Тогда он резко повернулся ко мне лицом, спрятав одну руку за спину. Но недостаточно быстро, и я успела разглядеть ключ, зажатый в пальцах Джереми. Мы смотрели друг на друга с одинаковым изумлением, и мальчик заговорил первым:

— Лучше не говорите об этом Гарт, — прошептал он, и в его голосе я расслышала угрожающие нотки. Я ответила ему совершенно спокойно:

— Да я и не знаю ничего, о чем могла бы рассказать ей.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, осторожным и загадочным, а потом быстро умчался вверх по лестнице. Когда я поднялась на третий этаж, все двери были закрыты, и я пошла в свою комнату, чувствуя к ребенку скорее жалость, чем что-либо еще. Что скрывалось за мрачным, красивым, совсем еще юным лицом? Что это за комната, от которой он прятал ключ, и зачем;

Перед тем как лечь спать, я очистила и съела апельсин, брошенный мне из окна мистером Рейдом. Резкий аромат наполнил комнату и пропитал мои пальцы. Как бы то ни было, несмотря на странные события дня, я утвердилась в решимости помочь Джереми Рейду. И от моих сомнений почти ничего не осталось.