Книга: Госпожа замка Меллин
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8

Глава 7

Сэра Томаса Треслина похоронили в первый день нового года.
Всю предыдущую неделю в доме царило уныние, особенно заметное после шумного и веселого Рождества. Украшения так и не сняли, потому что мнения разделились: что лучше – убрать их до Двенадцатой ночи, а это дурное предзнаменование, или оставить и проявить неуважение к покойному.
Все в доме считали, что эта смерть имеет к нам прямое отношение. Покойный умер по дороге из нашего дома и последний раз сидел за нашим столом. Оказалось, корнуэльцы очень суеверны, всюду видят особые приметы и готовы на все, чтобы умиротворить сверхъестественные и злые силы.
Коннан казался мне рассеянным. Я его почти не видела, а в тех редких случаях, когда мы встречались, он меня практически не замечал. Очевидно, размышлял, что означают для него последние события. Если они с леди Треслин действительно были любовниками, то теперь исчезла последняя преграда для придания законности их отношениям. Я знала, что об этом думают многие, но никто не заговаривал на эту тему. Миссис Полгрей, на мой взгляд, считала, что лучше подождать несколько недель после похорон.
Она пригласила меня к себе на чашечку чая с «капелькой» виски из той бутылки, которую я подарила ей.
– Разве не ужасно, что сэр Томас умер на Рождество, – начала она. – Хотя, по правде говоря, это было уже не Рождество, а следующее утро, – добавила она с облегчением, как будто от этого случившееся стало менее ужасным.
– Подумать только, – продолжала она с прежним мрачным выражением, – что последний дом, в котором он был, в котором сидел за столом, был наш! Как вы думаете, мисс, они не слишком торопятся с похоронами?
– Семь дней, – сказала я, пересчитав по пальцам.
– Могли бы и повременить еще немного, ведь сейчас зима.
– Наверно, считают, что чем скорее все будет позади, тем легче все оправятся от потрясения.
Миссис Полгрей с возмущением взглянула на меня. Очевидно, она считала саму мысль о том, что кто-нибудь захочет поскорей оправиться от горя, недопустимой.
– Не знаю, не знаю, – сказала она, – но рассказы о людях, похороненных заживо, я слыхала. Помню, когда я была ребенком, здесь свирепствовала эпидемия оспы. Люди боялись заразы и хоронили умерших быстро. Говорят, кое-кого похоронили заживо.
– Но разве кто-нибудь сомневается в том, что сэр Томас действительно умер?
– Иногда те, кто кажутся мертвыми, на самом деле живы. Хотя семи дней должно быть вполне достаточно, чтобы убедиться, как обстоит дело. Вы пойдете со мной на похороны, мисс?
– Я?…
– А почему бы и нет? Думаю, нам всем следует отдать дань покойному.
– Но мне нечего надеть.
– Ничего, черную шляпку я для вас найду и дам черной тесьмы, чтобы обшить пелерину. Наверно, этого достаточно, ведь мы пойдем только на кладбище. Для церкви бы не хватило, но с другой стороны, вам туда и не следует идти… ведь вы всего навсего гувернантка, да и господ, наверно, много понаедет, чтобы проститься с покойным, так что церковь будет забита.
Было решено, что мы с миссис Полгрей пойдем на кладбище.

 

Похороны сэра Томаса были пышными и торжественными, в соответствии с его положением в обществе герцогства Корнуэльского. Народу приехало много, и мы с миссис Полгрей наблюдали за церемонией, стоя на почтительном расстоянии. Ее это огорчило, а меня обрадовало.
С меня хватило вида вдовы в струящихся черных одеждах и красивой, как всегда. Ее прекрасное лицо было скрыто черной вуалью. Но черный цвет шел ей не меньше зеленого и лилового, которые были на ней на Рождество. Движения ее были грациозны, и в черном она казалась еще более стройной, чем в ярких цветах, которые носила обычно, очень женственной и трогательной.
Коннан тоже был на похоронах, как всегда, изысканно элегантный. Мне казалось, что увидев выражение его лица, я пойму, что он чувствует. Но лицо его ничего не выражало, как будто он не хотел, чтобы кто-нибудь знал, о чем он думает. Учитывая нынешние обстоятельства, это, наверно, было к лучшему.
Подъехал катафалк, запряженный лошадьми с огромными черными плюмажами, и шесть человек перенесли накрытый черным и пурпурным бархатом гроб в церковь. Было много цветов. Провожающие покойного были в глубоком трауре, даже белые носовые платки обшиты черным.

 

Холодный ветер развеял туман, и зимнее солнце ярко осветило позолоту опускаемого в могилу гроба. На кладбище было очень тихо, только слышались крики чаек.
Когда все было кончено, провожающие, в том числе Коннан, Селестина и Питер, вернулись к экипажам и отправились в Треслин Холл. А мы с миссис Полгрей пошли домой, где она настояла на чашечке чая с обычным дополнением. За чаем глаза ее возбужденно блестели, и я видела, что она с трудом сдерживается. Но миссис Полгрей так и не сказала ничего о том, как эта смерть может повлиять на всех нас в Маунт Меллине. Так велико было ее почтение к мертвым.

 

Сэра Томаса не забыли: его имя часто упоминалось в течение следующих нескольких недель. Когда кто-нибудь вспоминал чету Треслинов, миссис Полгрей многозначительно покачивала головой, но глаза оставались проницательными и настороженными.
Дейзи и Китти были менее сдержанны. Принося по утрам воду, они не торопились уйти. Мне очень хотелось знать, что говорят в доме, но было неловко спрашивать, поэтому я хитрила, и, кажется, мне удавалось их разговорить так, что они этого и не подозревали. С другой стороны, девчонки всегда были непрочь поболтать.
– А я вчера леди Треслин видела, – как-то утром сообщила Дейзи. – Несмотря на траур, она на вдову мало похожа.
– Да? Почему же?
– Не спрашивайте, мисс. Она бледная была, без улыбки, но что-то было такое в ее лице… понимаете, мисс.
– Боюсь, что не понимаю.
– Я была с Кэт. Она то же самое сказала. Что она будто ждет и довольна, что ждать осталось недолго. Хотя мне бы показалось, что год – это очень долго.
– Год? Почему год? – спросила я, прекрасно зная почему.
Дейзи взглянула на меня и хихикнула.
– Им сейчас некоторое время нельзя часто видеться, мисс. Он ведь здесь умер… можно сказать, на нашем пороге. Так и сказать могут, что они внушили ему умереть.
– Ну, это просто глупости, Дейзи. Как можно внушить кому-нибудь смерть?
– Да в том-то и дело, что тут ничего нельзя сказать точно.
Разговор приобретал опасный оборот, и я отослала ее, сказав, что должна торопиться, так как уже опаздываю, а когда Дейзи ушла, подумала:
– Значит, разговоры о них идут. Говорят, что он умер по чьему-то внушению. Ну, если это пока все, то не опасно.
Интересно, насколько они осторожны. Помнится, Филлида говорила, что влюбленные похожи на страусов: прячут головы в песок и, никого не видя, думают, что и сами никому не видны. Но этих двоих нельзя назвать неопытными любовниками.
Нет, думала я с горечью, наоборот, они очень опытны. Прекрасно знают людей, которые их окружают, и будут осторожны.
Несколько часов спустя, гуляя в лесу, я услыхала топот копыт неподалеку, а затем – голос леди Треслин:
– Коннан. О, Коннан!
Итак, они встретились… а встречаться так близко от дома вне всякого сомнения опасно и глупо. Меня скрывали от них деревья, но я ясно слышала обрывки их разговора.
– Линда! Тебе не следовало сюда приезжать.
– Я знаю… знаю… – она понизила голос, и конца фразы я не расслышала.
– Послать записку… – это уже Коннан. Его я разбирала лучше, может быть потому, что хорошо знала звук его голоса. – Твоего человека мог увидеть кто-нибудь из слуг. Ты же знаешь, как они болтают.
– Я знаю, но…
– Когда оно пришло?…
– Сегодня утром. Я должна была сразу же показать его тебе.
– Это первое?
– Нет, было еще одно два дня назад. Поэтому мне необходимо было видеть тебя, Коннан. Несмотря ни на что… Я боюсь…
– Это просто чьи-то злые шутки, – сказал он. – Не обращай внимания. Забудь.
– Но ты прочитай, – воскликнула она. – Прочитай!
Несколько минут было тихо, потом Коннан сказал:
– Понятно. Тогда остается одно…
Они тронули лошадей и спустя мгновение могли меня обнаружить. Я поспешила прочь. На душе было тревожно.
В тот же день Коннан уехал.
– По делам в Пензанс, – сообщила мне миссис Полгрей. – Сказал, что не знает, когда вернется.
И я подумала, не связан ли его внезапный отъезд с дурной вестью, которую сообщила ему утром в лесу леди Треслин.

 

Прошло несколько дней. Мы с Элвиной возобновили занятия. Теперь к нам присоединилась Джилли.
Работая с Элвиной, я давала Джилли простенькие задания, например, пересчитывать костяшки на счетах или писать буквы на подносе с песком или грифельной доске. Ей это нравилось, и мне казалось, что ей хорошо со мной, что она чувствует себя в безопасности. Когда-то она доверяла Элис и теперь перенесла свое доверие на меня.
Элвина поначалу взбунтовалась, но напомнив ей о необходимости быть добрым к слабым и беззащитным, я в конце концов настолько пробудила ее сочувствие, что она хоть и неохотно, но согласилась с присутствием Джилли на занятиях. Теперь же время от времени она бросала в ее сторону заинтересованные взгляды.
Коннана не было уже неделю, когда однажды холодным февральским утром в классную вошла миссис Полгрей. Это меня удивило, так как она редко прерывала занятия. В руке она держала два письма и была возбуждена.
Не извинившись за вторжение, она сразу перешла к делу:
– Я получила письмо от хозяина. Он хочет, чтобы вы не мешкая привезли мисс Элвину к нему в Пензанс. Это письмо для вас. Наверно, в нем все подробности.
Она вручила мне письмо, и я вскрыла его дрожащими руками.

 

Дорогая мисс Лей!
Думаю, что пробуду здесь несколько недель, и, наверное, вы согласитесь, что для Элвины было бы желательно присоединиться ко мне. Поскольку я не считаю, что ей стоит пропускать занятия, то прошу вас привезти ее сюда и остаться здесь с ней примерно на неделю.
Сможете ли вы выехать завтра? Пусть Билли Тригай отвезет вас на станцию к поезду в 2.30.
Коннан Тре-Меллин

 

Краска бросилась мне в лицо, но, надеюсь, я не выдала охватившей меня радости, когда сказала:
– Элвина, завтра мы с тобой поедем к твоему отцу.
Она вскочила и бросилась мне на шею. Это неожиданное проявление любви к отцу меня очень тронуло и одновременно дало возможность взять себя в руки.
– Но это будет завтра, а сегодня мы продолжим урок.
– Но, мисс, нам ведь надо уложить вещи.
– Для сборов будет масса времени во второй половине дня, – строго сказала я, – а пока вернемся к урокам.
Миссис Полгрей я объяснила, что мистер Тре-Меллин действительно просил, чтобы я привезла к нему Элвину. Она кивнула, но видно было, что все это представляется ей довольно странным, потому что до последнего времени Коннан не проявлял такого интереса к дочери.
– И вы едете завтра?
– Да. Билли Тригай должен отвезти нас к поезду в 2.30.
Миссис Полгрей снова кивнула. Когда она ушла, я еще долго не могла прийти в себя. Голова моя была занята предстоящей поездкой, совсем как у Элвины, поэтому я не сразу заметила, что глаза Джилли снова приобрели то бессмысленное выражение, от которого мы с таким трудом избавились.
Этот ребенок понимал больше, чем мы думали: она знала, что мы уезжаем, а ей придется остаться.

 

Я едва дождалась момента, когда можно будет приниматься за сборы. Нам с Элвиной подали обед в классную, но мы не могли думать о еде, и наскоро перекусив, разошлись по комнатам.
Мои сборы были недолгими. Серое и лиловое платья, к счастью, оказались чистыми, а ехать я решила в сером шерстяном. Оно не слишком мне шло, но уложить его было бы нелегко.
Брать ли платье из зеленого шелка, в котором я была на Рождественском балу? Почему бы и нет? Во-первых, оно мне очень идет, во-вторых, может представиться случай его надеть.
Я воткнула гребень в волосы, и накинув шаль на плечи, вообразила себя снова на балу, в тот самый момент, когда взяв меня за руку, Питер вышел танцевать «Ферри». В ушах зазвучала музыка, и я начала танцевать, как тогда, забыв обо всем на свете.
Неслышно в комнату вошла Джилли, испугав меня своим появлением. Она умела ходить по дому, как тень.
Я покраснела, что попалась за таким несерьезным занятием. Джилли молча, без улыбки смотрела на меня, потом перевела взгляд на кровать, где лежал приготовленный чемодан, и я вдруг поняла, что она будет очень страдать, если мы уедем.
Наклонившись, я обняла ее.
– Это ненадолго, Джилли.
Она крепко зажмурилась, не желая встречаться со мной взглядом.
– Послушай, Джилли, – начала я снова, – мы скоро вернемся. Честное слово.
Но Джилли в ответ только отчаянно замотала головой, на зажмуренных ресницах повисли слезинки.
– И у нас опять будут занятия, – продолжала я, – ты нарисуешь много букв, научишься писать свое имя.
Но Джилли была безутешна. Вырвавшись, она подбежала к кровати и стала вытаскивать из чемодана вещи.
– Нет, нет, Джилли, – подхватив ее на руки, я села в кресло и снова принялась уговаривать ее, укачивая, как младенца.
– Я вернусь, Джилли, обязательно вернусь, и очень скоро. Ты и не заметишь, что меня не было.
Неожиданно она сказала:
– Вы не вернетесь. Она… Она…
– Да, Джилли, да?
– Она… ушла.
Джилли явно знала что-то, связанное с тайной исчезновения Элис. На минуту я даже забыла, что еду к Коннану.
– Джилли, а она попрощалась с тобой перед уходом?
Она снова яростно замотала головой и, казалось, сейчас разрыдается.
– Джилли, – умоляла я ее, – пожалуйста, не молчи, ну, постарайся же рассказать мне… Ты видела, как она ушла?
В ответ она только крепко обхватила меня, спрятав лицо в складках платья. Я нежно погладила ее по спине, потом постаралась заглянуть ей в лицо, но глаза были по-прежнему крепко закрыты. Вдруг она снова бросилась к чемодану.
– Нет… нет… нет… – кричала она, выбрасывая из него вещи.
– Послушай, Джилли, – я подбежала к ней. – Я вернусь. Я уезжаю ненадолго.
– Она не вернулась!
Девочка продолжала твердить свое. В таком состоянии узнать у нее что бы то ни было не представлялось возможным.
Она подняла на меня глаза: куда девалась их пустота? Они были полны горя, и я поняла, что она не на шутку привязалась ко мне и не верит, что я вернусь, потому что не вернулась Элис, которая когда-то тоже была добра к ней.
Несколько дней… неделя для Джилли… это все равно, что год для кого-нибудь другого. Нет, я не могу бросить ее и уехать. А что скажет Коннан, если я привезу обеих девочек? Но ведь смогу же я объяснить, чем это вызвано. Как бы то ни было, оставлять Джилли в замке нельзя. Я скажу миссис Полгрей, что хозяин велел взять обеих девочек. Она будет только довольна. Ведь она всегда доверяла мне Джилли и первая признала, что с тех пор как мы начали заниматься, состояние девочки заметно улучшилось.
– Джилли, – сказала я, – мы поедем все вместе. Ты поедешь с нами.
Она непонимающе посмотрела на меня, и я добавила, поцеловав ее в лоб:
– Ну, что ты согласна?
Несколько мгновений она не верила своим ушам, а поверив, снова зажмурилась и опустила голову. Но теперь она улыбалась, и эта улыбка тронула меня больше любых слов. Радость этого несчастного создания стоила любого неудовольствия Коннана.

 

Мы выехали рано утром, но весь дом вышел проводить нас. Я села между девочками, а Билли Тригай в ливрее Тре-Меллинов занял место на козлах.
Сложив руки на груди, миссис Полгрей не отрывала глаз от Джилли. Она была явно рада, что ее внучка едет с нами. Рядом с ней стоял Тэпперти со своими дочками. Глаза у них блестели от догадок и предположений. Но мне было все равно. Я была так счастлива, что с трудом сдерживалась, чтобы не запеть, когда коляска тронулась и Маунт Меллин остался позади.
Стояло яркое солнечное утро. На траве сверкал иней. Пруды и ручьи покрылись тоненькой корочкой льда.
Коляска быстро катилась по неровной дороге. Девочки были веселы: Элвина болтала без умолку, а Джилли тихо сидела подле меня со счастливой улыбкой на лице. Одной рукой она крепко держалась за мою юбку, и этот жест трогательного доверия укрепил меня в правильности принятого решения.
Билли тоже не отличался молчаливостью, и когда мы проезжали мимо чьей-то могилы на пересечении двух дорог, произнес молитву за упокой похороненного здесь бедняги.
– Не то, чтобы это ему помогло, – заметил он. – Таким людям покоя не бывает. Как и тем, кто умер насильственной смертью. Они не лежат спокойно в своих могилах. Они скитаются.
– Какая чепуха! – сказала я резко.
– Только те, кто ничего об этом не знают, могут говорить, что это чепуха, – возразил Билли с досадой.
– По-моему, здешние жители отличаются слишком живым воображением, – ответила я, заметив, что девочки смотрят на меня во все глаза.
– Поглядите, – попыталась я отвлечь их, когда мы проезжали мимо глинобитного домика с ульями в саду, – поглядите на эти ульи! Что это на них такое?
– Это черный креп, – объяснил Билли. – В доме кто-то умер. Если пчелам об этом не сказать, не повесить на ульи траурные ленты, они болеть будут.
Когда мы наконец добрались до станции, я с облегчением вздохнула.
В Пензансе нас ждала коляска, и мы двинулись дальше в Пенландстоу. Когда мы повернули к дому, уже темнело и сумерки скрывали здание. На пороге стоял человек с фонарем, воскликнувший:
– Приехали! Позовите хозяина. Он просил, чтобы ему тотчас же дали знать.
Мы сильно устали с дороги, девочки даже задремали в коляске. Я помогла им выйти и, повернувшись, увидела стоящего рядом Коннана. В сумерках было плохо видно, но он явно был рад нам. Взяв меня за руку и тепло пожав ее, он вдруг сказал нечто совершенно поразительное:
– Я очень беспокоился и уже представлял себе всякие ужасы. Я жалел, что сам не поехал за вами.
Конечно, он имеет в виду Элвину, подумала я, ведь не может же он говорить такое обо мне. Но, улыбаясь, он глядел именно на меня, и меня охватило чувство неописуемого счастья.
– Дети… – начала я.
Он перевел взгляд на Элвину и улыбнулся ей.
– Добрый вечер, папа, – сказала она. – Как я рада видеть вас!
Коннан потрепал ее по плечу. Она смотрела на него умоляющими глазами, надеясь, что отец поцелует ее, но тщетно. Он просто сказал:
– Я рад, что ты приехала, Элвина. Тебе здесь понравится.
Тем временем я подвела к нему Джилли.
– Что… – начал было он, но я не дала ему закончить фразу.
– Мы не могли бросить Джилли. Ведь вы же разрешили мне заниматься с ней.
Мгновение Коннан колебался, не зная, что сказать, но затем взглянул на меня и рассмеялся. Он действительно рад меня видеть, поняла я. Именно меня! Так рад, что я могла бы привезти с собой кого угодно.
Неудивительно, что я вошла в дом, который принадлежал когда-то Элис, как в волшебный замок.

 

Следующие две недели и прошли, как в сказке. Казалось, я живу словно в волшебном сне, где стоило мне чего-нибудь захотеть, и оно тут же сбывалось.
С самого приезда в Пенландстоу все относились ко мне как к гостье, а не гувернантке. Новизна этого ощущения быстро прошла, но когда я впервые поняла это, то почувствовала себя снова веселой и беззаботной девушкой, как в те времена, когда были живы родители.
Пенландстоу – прекрасный дом эпохи королевы Елизаветы – оказался столь же велик, как и Маунт Меллин, и в нем можно было так же легко заблудиться. Я попросила поместить меня рядом с девочками, и моя просьба была тут же выполнена. Мне отвели большую красивую комнату с широкими подоконниками, обтянутыми красным бархатом и красными же занавесками. Над кроватью расшитый полог. На полу – темно-красный ковер, а в камине весело пылал огонь. Мой чемодан уже принесли, и горничная стала его распаковывать, а я грела руки, стоя у камина. Через некоторое время девушка почтительно справилась, не развесить ли мои вещи. К гувернанткам так обычно не обращаются. Дейзи и Китти хорошо ко мне относились, но так они не прислуживали. Поблагодарив, я отказалась, но спросила горячей воды.
– Тут рядом ванная комната, мисс, – объяснила мне девушка. – Я покажу вам. Принести горячую воду туда?
Она провела меня в комнату, где были и большая, и сидячая ванны.
– Это мисс Элис распорядилась сделать. Еще до замужества, – добавила горничная, лишний раз напомнив, что этот дом когда-то принадлежал Элис.
Умывшись и переодевшись, я заглянула к Элвине. Она задремала на кровати после долгой дороги. Джилли тоже заснула. Когда я вернулась к себе, та же горничная сообщила, что мистер Тре-Меллин в библиотеке, и она проводит меня туда, как только я буду готова. Еще раз бросив взгляд на свое лиловое платье, я сказала, что уже готова, и мы прошли в библиотеку.
– Видеть здесь вас, мисс Лей, настоящее удовольствие, – приветствовал он меня.
– Вам будет очень приятно, что ваша дочь… – начала я, но он остановил меня с улыбкой:
– Я сказал, что имею удовольствие видеть вас, и имел в виду именно это.
Я покраснела.
– Вы очень любезны. Я привезла все учебники…
– Давайте устроим им что-то вроде каникул. Наверно, совсем отменять уроки не стоит, но ведь необязательно сидеть за книгами целый день?
– Да, пожалуй, по такому случаю можно и сократить уроки.
Он подошел ко мне совсем близко.
– Мисс Лей, вы очаровательны.
От неожиданности я отпрянула, а Коннан продолжал:
– Я рад, что вы смогли приехать так быстро.
– Но таковы были ваши требования.
– Я ничего не требовал, мисс Лей. Просто просил.
– Но… – я чувствовала себя неуверенно: он казался совсем незнакомым человеком, хотя не менее интересным, чем тот, другой Коннан Тре-Меллин. Этот незнакомец немного пугал меня. Я не могла разобраться в себе, в своих чувствах.
– Я был счастлив сбежать, – сказал он, – и подумал, что вы тоже будете рады это сделать.
– Сбежать… от чего?
– От мрака смерти. Ненавижу смерть. Она наводит на мрачные мысли.
– Вы имеете в виду сэра Томаса. Но…
– Да, я знаю. Он всего лишь сосед. Но все равно смерть действует на меня угнетающе. Мне сразу захотелось уехать. Я так рад, что вы приехали сюда… с Элвиной и другой девочкой.
Поддавшись внезапному порыву, я спросила:
– Вы не сердитесь, что я привезла Джилли? Она была просто убита, узнав, что мы с Элвиной уезжаем.
От его следующих слов у меня голова пошла кругом, потому что он промолвил:
– Как хорошо я ее понимаю. На ее месте я чувствовал бы то же самое.
Я постаралась переменить тему.
– Наверное, детям надо что-нибудь поесть. Они заснули от усталости, бедняжки, но перед тем, как ложиться на ночь, им следовало бы перекусить. У них был тяжелый день.
Он сделал гостеприимный жест:
– Закажите для них что найдете нужным, мисс Лей. А когда вы покончите с этим, мы поужинаем вместе.
– Но ведь Элвина обычно ужинает с вами?
– Сегодня она слишком устала. Мы поужинаем вдвоем.
Я сделала заказ для девочек, а потом мы с Коннаном сели за стол в зимней гостиной. Ужин при свечах в его обществе подействовал на меня странным, возбуждающим образом. Все казалось мне сном. Коннан был очень разговорчив – полная противоположность самому себе.
Он рассказал мне о доме, построенном в форме буквы «Е» в честь королевы Елизаветы I, правившей в те времена, когда его сооружали; он даже нарисовал его план.
– Два двора, закрытых с трех сторон, и выступающий вперед центральный корпус. Видите? Именно в нем мы сейчас и находимся. Здесь парадная прихожая, лестница, галерея и такие же небольшие комнаты, как эта. Они идеально подходят для небольшого числа людей. Не правда ли?
Я отвечала, что это чудесный дом, и что он, должно быть, настоящий счастливец, раз владеет двумя такими великолепными поместьями.
– Счастье – не в каменных стенах, мисс Лей. Счастливыми или несчастными нас делает жизнь, которую мы ведем в них.
– И все-таки, – настаивала я, – жить в такой красоте очень приятно.
– Согласен. Не могу передать, как я рад, что мои дома вам нравятся.
После ужина мы перешли в библиотеку, где Коннан предложил сыграть партию в шахматы.
Сидя в этой красивой комнате с резным потолком, толстым ворсистым ковром, озаряемой светом изумительно расписанных восточным орнаментом ламп, я чувствовала себя на седьмом небе от счастья.
Коннан расставил на доске фигуры из слоновой кости. Игра началась. Мы молчали, но тишина не тяготила. Мне никогда не забыть мерцание гаснущего огня в камине, тиканье старинных позолоченных часов времен Людовика XIV и шахматных фигур в тонких сильных пальцах Коннана.
Был момент, когда, пытаясь сосредоточиться, я почувствовала, что он пристально смотрит на меня, и подняла глаза. Его взгляд был одновременно довольным и задумчивым. Я подумала, что он пригласил меня сюда с какой-то целью. Но с какой? По спине пробежал холодок, но я была слишком счастлива, чтобы долго размышлять на эту тему.
Я сделала ход, и он сказал:
– Ага! – А затем: – Мисс Лей, моя дорогая мисс Лей, боюсь, что вы угодили-таки в ловушку, которую я для вас приготовил.
– Не может быть! – воскликнула я.
В ответ он сделал ход слоном, про существование которого я совершенно забыла, и мой король оказался под боем.
– Но, тем не менее, это так… – добавил он. – Ах, нет, не совсем. Шах, мисс Лей. Пока не мат.
Я была наказана за то, что отвлеклась от игры. Все попытки спасти положение оказались безуспешными: с каждым ходом неизбежная развязка приближалась, и наконец раздался его мягкий голос, в котором звучал едва сдерживаемый смех:
– Мат, мисс Лей!
Я молча уставилась на доску, и он добавил:
– Я выиграл не совсем честно. Вы устали с дороги.
– Нет, что вы, – возразила я, – вы просто лучше играете.
– А мне кажется, что мы достойная пара.
Вскоре после этого я пошла к себе, но долго не могла заснуть: счастье переполняло меня. Снова и снова я вспоминала, как мы сегодня встретились, как вместе ужинали, его фразу о том, что мы достойная пара. Я была увлечена этими мыслями и совсем забыла, что нахожусь в доме, где выросла Элис. Еще недавно это было бы крайне интересно для меня, но сейчас я думала только о том, что Коннан послал за мной и, кажется, искренне рад меня видеть.

 

Следующий день был столь же приятным и полным неожиданностей. Утром мы с девочками немного позанимались, а после обеда Коннан повез нас на прогулку, которая была намного увлекательней поездок с Тэпперти или Билли Тригаем.
Коннан отвез нас к морю и показал скалу Святого Михаила, поднимающуюся из воды.
– Как-нибудь весной, – сказал он, – я отвезу вас туда, и вы увидите скамью Святого Михаила.
– А на ней можно посидеть, папа? – спросила Элвина.
– Можно, если не боишься упасть, потому что скамья – это всего лишь маленькая площадка в скале примерно метрах в двадцати над морем, и у сидящего на ней ноги свешиваются в пропасть над водой. Однако многие представительницы твоего пола считают такой риск оправданным.
– Почему? Почему же, папа? – настаивала Элвина.
Она была в восторге от того, что отец отвечает на ее расспросы.
– Потому что, – продолжал он, – существует старинное поверье, что главой дома становится тот из супругов, кто первым посидит на ней.
Элвина весело рассмеялась, и даже Джилли, которую взяли на прогулку по моему настоянию, улыбнулась.
– А вы, мисс Лей, – Коннан повернулся ко мне, – хотели бы попробовать?
Секунду я колебалась, но затем смело взглянув ему в глаза, отвечала:
– Нет, мистер Тре-Меллин, не хотела бы.
– Неужели вы не хотите быть главой дома?
– Я считаю, что в доме не нужен глава, который требует беспрекословного подчинения. Супруги должны быть равны, и любой из них имеет право на свое мнение, если считает его верным.
Я слегка покраснела, представив себе, как бы посмеялась над этой тирадой Филлида.
– Мисс Лей, вы камня на камне не оставили от глупых предрассудков.
Зимнее солнце освещало обратную дорогу, я была счастлива.
В тот вечер по моей просьбе мы ужинали с Джилли в классной, а Элвина – с отцом. Я не получила приглашения присоединиться к нему в библиотеке и, почитав перед сном, довольно рано легла, но опять долго не могла заснуть, размышляя над странными поворотами судьбы, и зная, что утром снова проснусь в ожидании чуда.
Наконец я уснула.
Неожиданно сон как рукой сняло: в комнате кто-то был. Услышав шорох у самой кровати, я привстала. Было еще очень рано, на небе только-только появились полоски зари.
– Кто здесь? – окликнула я и увидела Джилли в старом халате Элвины и тапочках, которые я ей подарила.
– Что ты здесь делаешь, Джилли?
Она открыла рот как бы для того, чтобы что-то сказать, потом улыбнулась и кивнула.
– В чем дело, Джилли? Я ведь знаю, что что-то случилось. Скажи мне.
Она молча указала на дверь, и у меня опять возникло жутковатое чувство, что она способна видеть то, что недоступно другим. По спине пробежал неприятный холодок.
– Там никого нет!
Джилли снова кивнула и вдруг сказала:
– Она здесь. Здесь!
У меня бешено заколотилось сердце: она говорит об Элис. Ведь это ее дом. Она нашла Элис.
– Миссис Тре-Меллин?… – прошептала я.
Она радостно улыбнулась и яростно закивала.
– Ты ее видела?
Снова кивок.
– В этом доме?
Еще один кивок, а за ним:
– Я отведу вас к ней. Она этого хочет.
Выбравшись из кровати, я дрожащими пальцами натянула халат, Джилли взяла меня за руку и повела. Сначала по галерее, потом вниз по лестнице. Около какой-то двери она остановилась и постучала. Прислушалась, наклонив голову, а затем кивнула мне, как будто кто-то там за дверью откликнулся на стук приглашением войти. Я же не слышала ни звука, и мне стало жутко. В этот момент Джилли распахнула дверь, и мы оказались в полутемной – ведь еще только начинало светать – комнате.
В первую минуту, проследив за жестом Джилли, я решила, что передо мной действительно стоит женщина в бальном платье с распущенными по плечам белокурыми волосами. Я замерла, но тут заметила раму и поняла, что передо мной портрет в человеческий рост, но это действительно был портрет Элис.
Я вплотную подошла к портрету: голубые глаза смотрели прямо на меня, и казалось, Элис сейчас заговорит. С трудом я заставила себя произнести:
– Это картина настоящего мастера!
Не знаю почему: то ли от неясного освещения, то ли от того, что в спящем доме было очень тихо, то ли потому, что меня привел сюда странный ребенок, – меня не покидало чувство, что это больше, чем портрет.
– Элис, – прошептала я, пристально глядя в нарисованное лицо.
Несмотря на свою рассудительность, я не могла избавиться от ощущения, что она сейчас мне что-то скажет. Интересно, когда был сделан этот портрет… до или после неудачного замужества. Знала ли она уже, что ждет ребенка от Джеффри?
– Элис, – молча вопрошала я портрет, – где ты теперь, Элис? Ты преследуешь меня. Я не могу избавиться от мысли о тебе, ты не даешь мне покоя.
Джилли стояла рядом, крепко держа меня за руку.
– Это всего лишь портрет, Джилли.
Протянув руку, она коснулась белого платья. Джилли любила Элис, и, глядя в нежное молодое лицо, я поняла почему. Бедняжка Элис, жертва собственных чувств, что же с ней стало?
Я вздрогнула от холода и вдруг вспомнила, где нахожусь, что сейчас зима, а я едва одета.
– Так можно и насмерть простудиться, – сказала я Джилли и, выходя из комнаты, плотно закрыла за нами дверь.

 

Прошла неделя, и я уже начала спрашивать себя, долго ли продлится наша идиллия, когда Коннан, наконец, заговорил о том, что было у него на уме.
Дети уже легли, и он пригласил меня в библиотеку на шахматную партию. Когда я вошла, фигуры были расставлены, а он сидел за доской, задумчиво их разглядывая. Шторы на окнах были плотно задернуты, в огромном камине ярко пылал огонь. При моем появлении Коннан встал, и я села напротив него. Он с улыбкой разглядывал меня, и будь на его месте кто-то другой, я сочла бы подобное внимание оскорбительным. Я уже собиралась сделать ход королевской пешкой, как вдруг он сказал:
– Мисс Лей, я пригласил вас сюда не для игры. Мне надо вам кое-что сказать.
– Слушаю вас, мистер Тре-Меллин.
– Мне кажется, я уже давно знаю вас. С вашим появлением наша жизнь – моя и Элвины – пошла по-новому, и если вы уедете, нам будет очень не хватать вас. Мы бы не хотели, чтобы вы уезжали.
Я боялась взглянуть на него, понимая, что в моих глазах он увидит смесь страха и надежды, а он продолжал:
– Мисс Лей, не согласились бы вы остаться с нами… навсегда?
– Я… я не понимаю. Что… что вы хотите сказать?
– Я прошу вас выйти за меня замуж.
– Но… но это невозможно.
– Почему, мисс Лей?
– Но… Как можно!
– Что вас смущает? Я вызываю у вас отвращение? Пожалуйста, будьте откровенны.
– Нет-нет! Что вы! Но я – гувернантка…
– Вот именно. Это-то меня и беспокоит. Иногда гувернантки находят себе новое место. Я бы очень не хотел, чтобы так случилось.
Комок в горле мешал мне говорить. Неужели я не сплю? Неужели все это наяву?
– Вы молчите, мисс Лей?
– Я не нахожу слов.
– Я вас так поразил? – уголки его рта слегка дрогнули. – Простите меня, мисс Лей. Мне казалось, что вы догадываетесь о моих чувствах.
На секунду я представила себе, что последует за этим предложением – я вернусь в Маунт Меллин как жена хозяина, превратившись из гувернантки в хозяйку замка. Я готова к этому, а через несколько месяцев никто и помнить не будет, что я когда-то была гувернанткой. Чего другого, а чувства собственного достоинства у меня хватает, может быть, даже с избытком, если верить Филлиде. Но разве предложения так делают? Коннан не взял меня за руку, даже не прикоснулся ко мне – сидя за столом над шахматами, он бесстрастно смотрел на меня.
– Представьте себе, – продолжал он, – ведь это будет всем во благо, моя дорогая мисс Лей. Результаты, которых вы добились с Элвиной, просто поразительны. Девочке нужна мать. Эта роль… великолепно подойдет вам.
– И вы считаете, что стоит вступать в брак исключительно ради ребенка?
– Я – страшный эгоист и никогда бы не решился на такое, – ответил Коннан, наклонившись вперед. Его глаза блестели, но выражения их я не могла разобрать. – Я женюсь для себя.
– Тогда… – начала я.
– Признаюсь, я думал не только об Элвине. Нас трое, мисс Лей, и мы все должны что-то получить от этого брака. Вы нужны Элвине. И мне… Нужны ли мы вам? Возможно, вы меньше нас нуждаетесь в ком-либо, но если вы не выйдете замуж, что вы будете делать? Переезжать с одного места службы на другое, а это не очень приятно. Пока вы молоды, хороши собой, полны энергии, такая жизнь будет еще сносной… но и бодрые гувернантки со временем становятся пожилыми.
– Так вы предлагаете мне вступить в брак для того чтобы обеспечить себе спокойную старость? – ядовито осведомилась я.
– Я предлагаю вам поступать в соответствии с вашими желаниями, моя дорогая мисс Лей.
Наступило короткое молчание. Я с трудом сдерживала слезы. Наконец свершилось то, о чем я так мечтала, но предложение руки и сердца должно быть страстным, а меня не оставляло ощущение, что сделанное предложение было продиктовано чем угодно, но только не любовью. Может быть, Коннан назвал столько причин, по которым нам следовало пожениться, чтобы скрыть истинную?
– Вы так убедительно и практично все изложили, – запинаясь, проговорила я. – Так о замужестве я никогда не думала.
Вскинув брови, он рассмеялся, неожиданно повеселев:
– Вы всегда казались мне человеком практичным, и я старался представить вам все в наиболее привлекательном свете.
– И вы делаете мне предложение всерьез?
– Я никогда в жизни еще не был так серьезен. Так каков будет ваш ответ? Не оставляйте меня долго в неведении.
Я сказала, что мне надо подумать.
– Что ж, справедливо. Надеюсь, вы дадите ответ завтра?
– Да. Завтра.
Я встала и направилась к двери, но Коннан опередил меня. Остановившись, я ждала, что он откроет мне дверь, но он вдруг повернулся, и я оказалась в его объятиях.
Никогда еще меня так не целовали: эти горячие, страстные поцелуи разбудили во мне целую бурю чувств, о существовании которых я и не подозревала. Он осыпал поцелуями мои глаза, нос, щеки, губы, шею, и когда наконец остановился, я едва стояла на ногах. Он тоже тяжело дышал, но взглянув в мое пылающее лицо, вдруг рассмеялся.
– Ждать до утра! – насмешливо протянул Коннан. – Неужели я похож на человека, способного ждать до утра? На человека, который готов жениться исключительно ради дочери? Нет, мисс Лей… моя дражайшая мисс Лей… Я хочу, чтобы ты стала моей женой, моей пленницей, чтобы ты не смогла убежать от меня. С самого приезда я думаю только о тебе, и никто другой никогда не сможет занять мои мысли.
– Это правда? – прошептала я. – Неужели это правда?
– Марта! Как строго и непреклонно звучит это имя, особенно для такого прелестного создания! Но как оно тебе подходит!
– Сестра всегда звала меня Марти. И родители тоже.
– Марти… такая беззащитная, женственная. Да, иногда ты Марти. Для меня в тебе как бы три женщины – Марти, Марта и мисс Лей, и в тебе действительно есть черты всех трех. Милая Марти всегда выдает сокровенные мысли и мечты мисс Лей. Именно от нее я узнал, что небезразличен тебе, причем настолько, что мисс Лей сочла бы это просто недопустимым. Невероятно, но я женюсь сразу на всех трех, одновременно.
– Неужели я была столь очевидна?
– Более того… восхитительно откровенна.
Дольше скрывать свои чувства было просто глупо, и наши объятия показались мне еще горячее, еще чудеснее, чем раньше. Наконец я смогла улучить мгновение и сказала:
– У меня такое чувство, что вот сейчас я открою глаза и пойму, что все это сон.
Совершенно серьезно он ответил:
– Знаешь, и у меня тоже.
– Но для тебя все совсем иначе. Ты можешь делать, что захочешь… идти, куда пожелаешь… ты ни от кого не зависишь.
– Нет, только от Марти, Марты и моей дорогой мисс Лей.
Коннан говорил так серьезно, что я готова была разрыдаться. Так вот какова любовь – одновременно смех и слезы. Это чувство поднимает человека на невероятную высоту, ты как бы паришь над всем миром. Чем выше полет, тем страшней и опасней падение. Но я не могла сейчас и думать об этом. Я люблю и, о чудо! любима! В тот вечер в библиотеке в Пенландстоу у меня не было на этот счет никаких сомнений. Ради такой любви все можно поставить на карту.
Положив руки мне на плечи, Коннан долго смотрел мне в глаза.
– Мы будем счастливы, дорогая. Счастливее, чем можно себе представить.
Я знала, что он прав. Пережитое только усилит ощущение радости и счастья, которые мы дадим друг другу.
– Но давай вернемся на землю, – сказал он. – Надо обсудить наши планы. Например, когда свадьба. Мне бы не хотелось долго ждать. Я очень нетерпелив, когда дело касается наслаждений. Завтра же едем домой и объявляем о помолвке! Нет, не завтра… Через день: у меня завтра есть еще кое-какие дела. Как только будем дома, устроим бал, чтобы ознаменовать помолвку. А через месяц отправимся в свадебное путешествие. Давай поедем в Италию или ты хочешь куда-нибудь еще?
Подозреваю, что в тот момент у меня был вид восторженной школьницы:
– Интересно, что скажут в Маунт Меллине?
– Кто? Прислуга? Можешь быть уверена, что для них это не будет неожиданностью. Так всегда бывает: как настоящим сыщикам, им известны все улики. Ты дрожишь. Тебе холодно?
– Нет, это просто от волнения, я все еще боюсь проснуться.
– А как насчет Италии?
– Есть человек, с которым я готова ехать даже на Северный полюс.
– Надеюсь, дорогая, ты имеешь в виду меня?
– Именно это я и хотела сказать.
– Моя дорогая мисс Лей, мне очень нравится ваша строгость и колкость. Наши беседы никогда не станут утомительно скучными.
Мне пришло в голову, что он сравнивает меня с Элис, и опять, как и при замечании о сыщиках, я не смогла подавить дрожи.
– Почему тебя так волнует реакция окружающих? Слуги… соседи… Какая разница? Неужели для тебя это действительно так важно? Мисс Лей слишком умна для этого. Мне хочется поскорей сообщить Питеру Нэнселлоку, что ты согласилась стать моей женой. Признаюсь, я ревновал тебя к нему.
– Совершенно напрасно.
– Тем не менее я очень беспокоился, что он уговорит тебя ехать с ним в Австралию. Я был готов на многое, чтобы не допустить этого.
– Даже жениться на мне?
– Не только. Я мог бы, например, похитить тебя и держать взаперти до его отъезда.
– У тебя не было ни малейшей причины так волноваться.
– Ты уверена? Ведь говорят, что он чертовски красив.
– Возможно. Я не заметила.
– Я был готов убить его, когда он осмелился предложить тебе Джесинту в подарок.
– Ему просто нравится всех шокировать. Он, вероятно, знал, что я не возьму ее.
– Так он мне не опасен?
– Тебе никто не опасен.
Коннан снова заключил меня в объятия, и я забыла обо всем на свете, кроме своей любви. Как многие влюбленные, я считала, что другой такой не было, нет и быть не может. Позже он сказал:
– Мы поедем послезавтра и сразу же начнем готовиться к свадьбе. Она состоится через месяц. О помолвке надо объявить сразу же. Дадим бал, а на свадьбу надо пригласить всех соседей.
– Это обязательно?
– Традиции, дорогая, и мы должны им подчиняться. Ты будешь великолепна, я знаю. Ты ведь не боишься?
– Соседей? Нисколько.
– На сей раз мы с вами откроем бал вместе, дражайшая мисс Лей.
Я представила себя в шелковом зеленом платье с янтарным гребнем в волосах и бриллиантовой подковой на корсаже. Нет, я не боюсь войти в его круг, не чувствую никакой неуверенности. Вдруг Коннан заговорил об Элис.
– Я ведь никогда не рассказывал тебе о своем первом браке.
– Нет.
– Он не был счастливым.
– Мне очень жаль.
– Родители поженили нас. Но на сей раз я сам сделал свой выбор. Только испытав первый, можно оценить второй. Дорогая моя, боюсь, что все эти годы я не был монахом.
– Я догадалась.
– Я страшный грешник, как ты узнаешь.
– Я готова к худшему.
– Думаю, что Элис… моя жена… и я были слишком разными.
– Расскажи мне о ней.
– Не знаю, что и рассказать. Она была нежным, мягким созданием. Всегда старалась угодить. Казалось, ей не достает живости, решительности, энергии. Потом я понял, почему. Она любила другого, когда вышла за меня замуж.
– Того, с кем потом убежала?
Коннан кивнул в ответ:
– Бедняжка Элис! Ей не повезло. Она ошиблась в выборе не только мужа, но и любовника. Собственно говоря, это вряд ли можно было назвать выбором… Мы с Джеффри Нэнселлоком в сущности очень похожи. В прежние времена в этих краях существовала традиция так называемого «права сеньора» и мы с Джеффри отдали ей должное, сделав все, что в наших силах, чтобы поддержать ее.
– Ты хочешь сказать, что у тебя было много любовниц.
– Я вел жизнь распутного волокиты. Но теперь все в прошлом. С этого момента я буду верен одной единственной женщине всю оставшуюся жизнь. Спасибо тебе, дорогая, за то, что ты веришь мне. Так и будет, клянусь тебе, Марти. Моя прошлая жизнь научила меня лучше видеть и оценивать человеческие отношения, помогла мне понять, что мое чувство к тебе – это любовь.
– Да, – согласилась я, – мы всегда будем верны друг другу, потому что это единственный способ доказать глубину нашей любви.
Коннан взял мои руки и поцеловал их. Никогда еще он не был таким серьезным:
– Я люблю тебя. Никогда… никогда не забывай этого.
– Я постараюсь.
– До тебя могут дойти сплетни.
– Да, иногда такое случается.
– Ты ведь уже слышала про Элис и про то, что Элвина не мой ребенок? Дорогая, кто-то сказал тебе, и ты не хочешь выдавать рассказчика. Неважно. Ты знаешь правду. Я никогда не мог любить этого ребенка. Я даже старался как можно меньше ее видеть. Для меня она была постоянным напоминанием о том, что я хотел бы забыть. Но с твоим приездом мое отношение к ней переменилось. Ты объяснила мне, что она всего лишь несчастный, одинокий ребенок, страдающий за грехи взрослых. Видишь, ты изменила меня, Марти, милая! С тех пор, как ты здесь, переменился весь дом, и это еще одно доказательство, что у нас с тобой все будет по-другому.
– Коннан, я хочу, чтобы этот ребенок был счастлив. Пусть она никогда не узнает, что она не твоя дочь. Позволь ей относиться к тебе как к отцу. Это единственное, что ей нужно.
– Ты будешь ей матерью. Мне придется быть ее отцом.
– Мы будем так счастливы, Коннан.
– Ты умеешь заглядывать в будущее?
– Да, в наше, потому что оно зависит от нас, а я хочу, чтобы мы были очень-очень счастливы.
– Как мисс Лей скажет, так и будет. Обещаешь, что сплетни обо мне тебя не расстроят?
– Ты имеешь в виде леди Треслин, я знаю. Она была твоей любовницей.
Он кивнул:
– Но я порвал с ней. С этим покончено навсегда. – Поцеловав мне руку, он добавил: – Разве я не поклялся в вечной верности?
– Коннан, но она такая красавица и всегда будет жить рядом.
– Но я люблю другую – первый раз в жизни люблю по-настоящему.
– А ее ты не любил?
– Страсть, влечение иногда можно принять за любовь, – ответил он, – но полюбив по-настоящему, я вижу теперь всю разницу. Давай забудем прошлое, дорогая. Давай начнем сначала… ты и я… в горе и в радости…
Я снова оказалась в его объятиях.
– Коннан, может быть, я сплю? Скажи, что нет.
Когда, наконец, я поднялась к себе в комнату, было уже очень поздно, и я была так счастлива, что боялась заснуть, чтобы при пробуждении все произошедшее не оказалось сном.

 

Утром я рассказала Элвине о том, что произошло. На мгновение ее лицо озарилось улыбкой, и хотя она тут же приняла равнодушный вид, я уже поняла: она рада случившемуся.
– Теперь вы останетесь с нами навсегда, мисс? – спросила она.
– Да, – заверила я ее.
– Научусь ли я когда-нибудь ездить верхом так же хорошо, как и вы…
– Думаю, ты будешь ездить намного лучше. Ведь у тебя больше возможностей тренироваться, чем когда-либо было у меня.
Элвина снова улыбнулась, но, сразу посерьезнев, спросила:
– Как же мне теперь называть вас, мисс? Ведь вы станете моей мачехой?
– Да, но ты можешь называть меня, как хочешь.
– Наверное, мне придется называть вас мама, – ее губы дрогнули.
– Если тебе это не нравится, то ты можешь называть меня Марта, или Марти. Так меня всегда звали отец и сестра.
– Марти, – повторила она. – Мне нравится. Похоже на лошадиную кличку.
– Вот это я понимаю, похвала! – воскликнула я весело.
Потом я отправилась к Джилли.
– Джилли, – сказала я ей, – я стану миссис Тре-Меллин.
При этих словах на ее губах появилась ослепительная улыбка. Глаза засияли. Она бросилась ко мне и, радостно смеясь, спрятала лицо в складках моего платья.
Мне было всегда трудно понять, что именно Джилли думает и чувствует, но было очевидно, что она довольна. Для нее Элис и я уже давно слились в одно лицо, поэтому она меньше всех удивилась новости. Для Джилли казалось само собой разумеющимся, что я займу место Элис. И, наверное, в это мгновение она поверила, что я и есть Элис.

 

Через день мы отправились домой. Всю дорогу до станции мы пели корнуэльские песни. Коннан был весел, как мальчишка, и я подумала, что теперь так будет всегда. Элвина и Джилли пели вместе с нами. Странно было слышать, как тихонько, будто про себя, поет этот ребенок, который с трудом может разговаривать.
Мы пели «Двенадцать дней Рождества». У Коннана оказался приятный глубокий баритон, и я была на вершине счастья, когда он спел:

 

На первый день Рождества мне милый прислал дорогие подарки
Старую грушу с гнездом куропатки…

 

Мы допели песню до конца, но я никак не могла вспомнить, что же он дарил ей после пяти золотых колец, и мы весело смеялись, когда вышел спор из-за количества присланных гусынь и бойко торгующих молочниц.
– Какие-то странные подарки он ей присылал, – заметила Элвина, – кроме золотых колец, конечно. Наверное, он просто притворялся, что влюблен.
– Нет, он правда очень любил ее, – возразила я.
– А почему она была так в этом уверена? – настаивала Элвина.
– Потому что он сам ей об этом сказал, – ответил Коннан.
– Ну тогда он должен был прислать ей что-то получше куропатки на грушевом дереве. Наверняка, куропатка улетела, а груши оказались маленькие и жесткие, из которых можно только компот сварить.
– Нельзя быть такой строгой к влюбленным! – воскликнул Коннан. – Им весь мир улыбается, и ты тоже должна быть к ним добрее.
Мы смеялись и подшучивали друг над другом, пока не сели в поезд.
На станции нас ждал с коляской Билли Тригай, и когда мы добрались до дома, я была поражена, потому что оказалось, что Коннан уже известил всех о нашем приезде и помолвке. Он хотел, чтобы меня встретили надлежащим образом. Но прием превзошел все ожидания.
Встретить нас собралась вся прислуга – Полгрей и Тэпперти в полном составе, конюхи, садовники и даже те парни и девушки из деревни, которые иногда помогали в доме или в саду и которых я едва знала. Они все торжественно выстроились у входа. Коннан взял меня за руку и ввел в дом.
– Как вы знаете, мисс Лей дала согласие выйти за меня замуж, – объявил он. – Через несколько недель она станет хозяйкой замка.
Все мужчины поклонились, а женщины почтительно присели. Но когда я, улыбаясь, приветствовала их, то заметила в их глазах настороженность. Как я и предполагала, они пока не были готовы видеть во мне хозяйку…

 

В моей комнате пылал огонь, все казалось уютным и располагало к отдыху. Дейзи принесла горячей воды. Теперь она держала дистанцию и не задержалась поболтать, как бывало раньше. Ничего, я верну их доверие и расположение, но не следует забывать, что будущей хозяйке дома не пристало сплетничать с прислугой.
Мы поужинали вместе с Коннаном и Элвиной, и, уложив ее, я спустилась к Коннану в библиотеку. Нам надо было столько всего обсудить, и я с радостью принялась строить планы на будущее. Коннан спросил, написала ли я родным. Я объяснила, что пока нет, так как сама с трудом верю в происходящие со мной чудеса.
– Может быть, это поможет тебе убедиться в том, что ты не спишь, – он вынул из ящика бюро футляр и открыл его – передо мной засверкало великолепное кольцо с большим изумрудом, обрамленным бриллиантами.
– Какая… какая красота! Но кольцо слишком красиво для меня.
– Для Марты Тре-Меллин не может быть ничего слишком красивого, – сказал он, надевая кольцо мне на палец.
Держа руку перед глазами, я любовалась им:
– У меня никогда не было ничего столь восхитительного.
– Это всего лишь мой первый подарок. Мне хотелось бы дарить тебе много-много красивых вещей. Пусть это будет наша «старая груша с гнездом куропатки».
Он поцеловал мне руку. Теперь, подумала я, если и возникнут сомнения в реальности происходящих со мной событий, достаточно взглянуть на мой изумруд, и они рассеются, как дым.

 

Когда я сошла вниз на следующее утро, Коннана не было – он поехал куда-то по делам. Позанимавшись с Элвиной и Джилли – ведь мне хотелось, чтобы все шло, как и раньше – я поднялась к себе. Вскоре в дверь постучали.
– Войдите, – сказала я.
Дверь отворилась и на пороге появилась миссис Полгрей. У нее был такой вид, что я поняла: случилось что-то важное.
– Мисс Лей, – сказала она, – нам с вами надо кое-что обсудить. Может быть, вы согласитесь спуститься ко мне в комнату? Я поставила чайник. Не хотите ли чашечку чая?
Я сказала, что с удовольствием присоединюсь к ней. Мне хотелось, чтобы наши отношения, всегда бывшие достойными и приятными, сохранились.
Мы приступили к чаепитию. На сей раз миссис Полгрей не предлагала мне виски, что меня внутренне позабавило, хотя я ни словом не напомнила ей об этом. Как будущей хозяйке дома мне вовсе не обязательно знать, что в чай она иногда добавляет виски.
Миссис Полгрей еще раз поздравила меня с помолвкой и сказала, что чрезвычайно рада.
– Не только я, все довольны, – уточнила она.
На ее вопрос, что в доме необходимо поменять, я ответила, что она ведет его безупречно, и, на мой взгляд, никаких изменений не требуется. Она была более чем удовлетворена моим ответом – даже показалось, что она ждала его с некоторой опаской. После этого она наконец перешла к делу:
– В ваше отсутствие, мисс Лей, у нас здесь произошло кое-что.
– Да что вы! – ответила я, чувствуя, что мы приближаемся к цели нашей встречи.
– Все по поводу внезапной смерти сэра Томаса Треслина.
Непонятно почему у меня вдруг сильно забилось сердце.
– Но ведь его уже похоронили. Мы с вами были на похоронах.
– Да-да. Но похоже, что конца этой истории еще не видно, мисс Лей.
– Я не понимаю, что произошло, миссис Полгрей.
– Ну, пошли слухи… нехорошие слухи, а потом стали приходить письма.
– Кто… кому они стали приходить?
– Ей, мисс Лей… – вдове. Но, похоже, и другим тоже… в результате решили выкопать тело. Должно начаться следствие.
– Вы хотите сказать… есть подозрение, что его отравили?
– Понимаете, все дело в этих письмах. И в том, что он умер так внезапно. Не нравится мне, что последний дом, где он был, – наш… Такие события никакому дому не идут на пользу…
При этом миссис Полгрей как-то странно смотрела на меня. Она как будто на что-то намекала, а мне хотелось только, чтобы перед моим мысленным взором перестали всплывать одна за одной отвратительные картины. Я опять видела Коннана с леди Треслин в красной гостиной, они стоят ко мне спиной… и смеются. Неужели Коннан уже тогда любил меня? Как трудно в это поверить. В памяти всплыли слова, которыми они обменялись в конце вечера: «Теперь уже скоро…». Она сказала это… ему. И ведь был еще разговор в лесу, обрывки которого я слышала.
Что это все могло значить? Вопрос возникал снова и снова, но я не позволяла себе задуматься над ним. Ответ мог разбить мои надежды на счастье, и это было бы непереносимо. Я должна верить и не задавать себе лишних вопросов.
С непроницаемым лицом я взглянула на миссис Полгрей.
– Я подумала, что вам это будет интересно, – сказала она.
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8