5
Корабль причалил в полдень точно по расписанию. Элизабет стояла на палубе, когда он входил в порт, и пытаясь отыскать глазами Кросби, которого не было видно среди людей, готовившихся к высадке. Она велела стюарду, пришедшему за багажом, отправить его вместе с багажом мистера Юлиуса Кросби, а теперь опасалась, правильно ли поступила. Если она не может отыскать Кросби, то как ей обнаружить свои чемоданы?
Наконец он появился. Юлиус быстро подошел к ней: темные очки, выражение лица спокойное, даже немного хмурое. Подойдя к Лиз, он встал рядом и искоса бросил на нее взгляд.
— Там, внизу, у трапа, толпа журналистов, — сказала он низким, отрывистым голосом. — Видишь?
Лиз посмотрела и действительно увидела группу людей, внимательно вглядывающихся в толпу пассажиров на палубе.
— Да. Я их вижу.
— Мне придется поговорить с ними, и я хочу, чтобы ты находилась рядом, в случае если мы потеряем друг друга, то вон там стоит мой шофер, невысокий латиноамериканец в темном костюме и белой рубашке. Его зовут Педро.
Лиз кивнула головой.
— Тогда пойдем, сказал Кросби, беря ее за руку. — Пошли же!
По трапу они спускались вместе с остальными пассажирами. Девушка успела заметить репортеров внизу, с ожиданием наблюдающих за пассажирами: их глаза остановились на Кросби.
— Мистер Кросби, мистер Кросби! — Они стали наперебой выкрикивать ее новому боссу один вопрос за другим: — Это был отдых или деловая поездка? Почему вы путешествовали инкогнито? Каковы ваши творческие планы? Какое название у вашей новой книги? Будет ли сделан фильм по вашему произведению? Кто станет играть главную роль? Расскажите нам о телевизионных сериях — вокруг них так много слухов!
Элизабет отступила в сторону, наблюдая с восхищением за тем, как ловко писатель парировал их вопросы. Он улыбался, был любезен, достаточно тверд в ответах — по-видимому, давно привык к подобным вещам. Однако спустя двадцать минут девушка отметила, что его терпение на исходе. Лицо босса приобрело знакомое замкнутое выражение, и он решительно вздернул подбородок. Боковым зрением Лиз заметила Педро, молчаливого и достаточно наблюдательного, чтобы понять: сейчас он может потребоваться своему хозяину.
— Итак, — решительно подвел черту Кросби, — это все, джентльмены. Я должен ехать по срочному делу. — Он бросил взгляд на Элизабет, крепко взял ее за руку и поставил перед собой. — Это мой новый секретарь, — сказал он поверх ее головы. — Если у вас есть еще вопросы, она ответит на них!
Ошеломленная Лиз повернулась и бросила на писателя испуганный взгляд.
— Я? — зашептала она сердито. — Но что я скажу!
— Говори что хочешь, — прошептал он в ответ. — Мне все равно. Давай, у тебя прекрасно получится. — Кросби смотрел на девушку с безжалостной улыбкой. — Считай, что это твое первое поручение.
Лиз прищурилась.
— Хорошо, тогда считайте, что я начинаю работать у вас с этого момента, — процедила она сквозь зубы. — Я чувствую, что мне придется с большим трудом отрабатывать свою зарплату.
Кросби одобрительно хмыкнул:
— Встретимся у машины.
Он ловко выскользнул из толпы корреспондентов, отсалютовал им и вместе с Педро зашагал прочь. Элизабет, все еще ошеломленная, посмотрела им вслед, затем медленно повернулась к репортерам, которые не проявляли к ней особого интереса.
Совершенно не представляя, что сказать, девушка прочистила горло и выпалила первое, что пришло ей в голову.
— Мистер Кросби просил меня сделать для вас заявление. — Все лица немедленно обратились к ней. — Я секретарь мистера Кросби, — громко продолжала Лиз. — Он просил сообщить… — Она остановилась в замешательстве. Сообщить что? — Сообщить вам, — девушка решилась блефовать, — что целью его путешествия в Мексику был сбор материала для новой книги.
Корреспонденты сразу же окружили ее — ручки, блокноты, магнитофоны наготове — и стали задавать множество вопросов. Название? Содержание? Интрига? Замысел? Пользуясь разрешением босса говорить все, что придет в голову, Элизабет храбро отбивала все атаки журналистов. Он может убить ее только один раз, не так ли? Или это может стать первым случаем в истории, когда человека уволят с работы прежде, чем наймут!
Наконец утолив любопытство, репортеры устремились прочь: вскоре должна была появиться знаменитая актриса. Девушка огляделась, раздумывая о том, что же ей делать дальше. За высоким металлическим забором располагалась стоянка автомобилей, и Лиз направилась к ней. Кросби ждал ее в красивой большой машине, двигатель которой был запущен. Она поспешила вперед и юркнула в кабину. В тот же миг машина тронулась с места.
Путешествие по побережью прошло в молчании. Элизабет и Юлиус сидели на просторном, обшитом кожей заднем сиденье, а Педро виртуозно управлял машиной. Девушка никогда не была внутри такой роскошной машины. Лиз не могла себе представить, сколько она может стоить, ясно только одно: во много раз больше ее годового заработка. В ней приятно пахло, и чистота была необыкновенная, каждая хромированная деталь блестела, затемненные окна создавали комфорт.
Они не успели выехать из гавани, когда Кросби открыл кейс и погрузился в чтение толстой рукописи, заполненной его характерным почерком. Лиз пыталась краешком глаза в нее заглянуть, чтобы понять насколько трудно будет разбирать его почерк, но без особого успеха.
Все молчали, и Элизабет подумала, что может расслабиться: было что-то успокаивающее в том, что не надо вести бессодержательный разговор. Педро вел машину через лабиринты автострад, и девушка откинулась на спинку сиденья, глядя в окно на мелькавшие по пути маленькие городки. Только когда они въехали в окрестности Санта-Барбары, Кросби оторвался от своих бумаг. На лице его было отсутствующее выражение, как у человека, внезапно выведенного из состояния задумчивости. Он нахмурился, посмотрел в окно, пытаясь сориентироваться, затем аккуратно сложил бумаги, расправив их таким образом, что они лежали ровной стопкой, и положил в кейс. Потом он обратился к Лиз.
— Ты должна показать Педро дорогу к своему дому. Позже он заедет и заберет тебя и твои вещи. Как много времени тебе потребуется, чтобы подготовиться к переезду?
Лиз уставилась на него.
— Как, прямо сегодня? — Кросби кивнул:
— У тебя есть какие-нибудь проблемы?
— Ну конечно! Я не смогу подготовиться за несколько часов!
— Я не понимаю, почему. — Девушка взглянула на часы.
— Но уже больше трех!
— Как много времени потребуется, чтобы уложить несколько платьев? Я думаю, все, что тебе необходимо, находится в твоем багаже!
— Но дело не в том, чтобы просто уложить вещи, — запротестовала Лиз, обеспокоенная его настойчивостью. Она стала загибать пальцы, перечисляя вопросы, которые должна решить. — Я должна поговорить с управляющим об отмене моей аренды, отключить телефон, освободить холодильник… — Она остановилась и беспомощно развела руками. — Масса проблем и вопросов, которые нужно решить при переезде!
— Все это ты сможешь сделать позже. Я хочу начать работу над книгой завтра утром, и ты мне нужна.
Девушка поняла, что спорить с Юлиусом бесполезно. И он, отчасти, прав. Не было необходимости заниматься вопросами переезда прямо сейчас. Все же она чувствовала некоторую неловкость из-за его манеры разговаривать с такой самоуверенностью. Как все дальше сложится?! Одно дело осторожно вступать в незнакомый, чужой мир, где обитает этот человек, но совершенно другое — оказаться там сразу, не успев хорошенько подготовиться. Но опыт общения с репортерами придал Элизабет смелости, она решилась на авантюру: рискнуть, нырнуть с головой. Ей нечего было терять, и ей не собирались рубить голову. Лиз наклонилась вперед и объяснила Педро, как проехать к ее дому, через несколько минут они были уже у подъезда. Прежде чем выйти, она взглянула на Кросби, но его глаза были закрыты, и, похоже, он мирно дремал. Педро осведомился у Лиз, в котором часу за ней заехать.
— В девять часов будет удобно? — спросила она неуверенно. — Или это слишком поздно?
Педро ободряюще улыбнулся:
— Скажите мне, когда я должен приехать, и я приеду.
— Тогда договорились, — сказала Лиз, выходя из машины. — В девять часов.
Она уже закрыла дверцу, когда Кросби наклонился вперед и поинтересовался:
— Между прочим, что ты сказала этим репортерам?
— О, я просто что-то придумала. Вы ведь сказали мне так сделать, — добавила девушка, заметив выражение сомнения на его лице.
Но он только кивнул, затем протянул руку и захлопнул дверцу. Элизабет оказалась одна на тротуаре, глядя вслед удаляющейся машине. У нее не было выбора. Почти вся ее одежда находилась в багажнике этого автомобиля… Девушка глубоко вздохнула и пошла по дорожке.
К девяти часам Элизабет успела сделать все, что намечала. Она тщательно вымыла квартиру перед отъездом, так что здесь было все в порядке. Позвонила управляющему, который уверил, что не будет затруднений со сдачей в аренду ее квартиры, так что ей не пришлось переживать за уплаченные вперед деньги за жилье.
Когда ровно в девять подъехал Педро, Лиз была полностью готова: она сложила все свои пожитки в пластиковые сумки. Бросив последний взгляд на маленькую гостиную, она выключила везде свет и вышла в коридор, заперев за собой дверь.
Педро стоял на тротуаре, поджидая ее. Он молча взял сумки, положил их в машину, потом открыл заднюю дверцу.
— Нельзя ли мне сесть на переднее сиденье, рядом с вами? — спросила Лиз. — Я чувствую себя не совсем удобно на заднем сиденье в одиночестве.
Педро кивнул:
— Конечно. Все, что вы захотите.
По дороге она пыталась разговорить его, узнать что-нибудь о Юлиусе Кросби, но, хотя тот был безупречно вежлив и любезен, почти никакой информации о своем хозяине не дал. Ясно, что он понимал: если хочет сохранить свое место, то ни при каких обстоятельствах не должен обсуждать своего хозяина, даже с его секретаршей.
Вскоре они уже ехали по извилистой улице в сторону холмов на востоке от города, пока не. остановились у высоких железных ворот. Педро нажал кнопку, и ворота открылись: за ними оказалась узкая асфальтированная аллея, пролегающая сквозь сад. Впереди виднелся свет, и Элизабет различила контуры длинного приземистого здания. Чем ближе они подъезжали, тем больше казался дом, и, когда Педро остановился, девушка поняла, что он довольно велик. Сооружение было оштукатурено снаружи, в испанском стиле, с красной черепичной крышей. Тяжелые темные дубовые балки поддерживали карнизы широкой веранды, которая протянулась по всему фасаду. На ней висели красные глиняные горшочки с цветами, а по сторонам широких двойных дверей стояли большие, тоже наполненные цветами вазы.
Педро обошел машину, чтобы открыть Лиз дверцу, и когда девушка вышла, ее поразила необычайная тишина. Кроме звука мягко работающего мотора и стрекотания сверчков, вокруг ничего не было слышно…
Фасадная дверь дома распахнулась, и невысокая крепкая темноволосая женщина неопределенного возраста появилась на пороге, широко улыбаясь и приветствуя Элизабет.
— Здравствуйте, мисс Адамс, — сказала она.
— О, пожалуйста, зовите меня Лиз! — Женщина кивнула.
— Хорошо, а я Мария. Экономка мистера Кросби. Входите, я покажу вашу комнату. Вы ужинали? — женщина говорила с едва заметным испанским акцентом, и Элизабет подумала — не родственники ли они с Педро?
— Спасибо, — ответила Лиз, входя вслед за Марией в просторный холл, вымощенный красными плитками.
— Идите за мной!
Девушка пошла вслед за ней по широкому коридору, который казался бесконечным, со многими поворотами, так что ей подумалось, что она никогда не сможет найти обратную дорогу самостоятельно. Наконец они подошли к открытой двери, и Мария остановилась.
— Это ваша комната, — указала она рукой. — Постель уже приготовлена, ванная рядом. Я не думаю, чтобы о чем-нибудь забыла, но если это так, то скажите мне.
В это время появился Педро, неся в руках пластиковые сумки Элизабет. Они выглядели совершенно неуместными на фоне изысканной элегантности дома, и девушка потянулась к ним, чтобы поскорее спрятать.
— Спасибо, Педро, — сказала она. — И вам, Мария.
Больше всего на свете ей хотелось сейчас остаться одной, чтобы осознать этот странный новый мир, в который она так стремительно влетела. В голове ее была полная путаница. Но вот Педро исчез, и Мария тоже собиралась удалиться.
— Я оставлю вас устраиваться на новом месте, — сказала она. — Спите сколько хотите завтра утром. Вы, наверное, устали сегодня.
Элизабет закрыла дверь и постояла минуту, оглядывая свое новое жилище. Это была огромная комната, настолько большая, что вся ее квартирка могла поместиться в ней. Пол из полированного дуба, с разбросанными на нем ковриками блестел. Обстановка очень простая: двуспальная кровать, покрытая ярким мексиканским покрывалом, темное дубовое бюро, столик с зеркалом, несколько удобных кресел и столик у окна. Стены были окрашены в белый цвет, занавески сшиты из плотной светлой ткани.
Два больших чемодана, составляющих багаж Лиз в круизе, стояли на тумбочке у кровати. Неожиданно девушка почувствовала страшную усталость. У нее не было сил раскладывать вещи. Она наклонилась, вытащила из сумки свою ночную рубашку, затем быстро разделась, сбросив одежду прямо на пол, что было ей совершенно несвойственно. Откинув покрывало, она выключила лампу и улеглась. За те несколько секунд, пока Лиз не погрузилась в глубокий сон, в голове у нее маячила мысль: как хорошо, что ей досталась работа в этом красивом доме, с таким человеком и что она постарается сделать все от нее зависящее, чтобы ее сохранить.
На следующее утро за завтраком разразилась буря.
Элизабет поднялась рано, горя от нетерпения начать первый рабочий день и произвести хорошее впечатление на своего требовательного хозяина. Приняв ванну, она надела скромное, уже не новое хлопчатобумажное платье.
К тому времени, когда девушка распаковала чемоданы и разложила по местам свою одежду и туалетные принадлежности, было всего восемь часов утра. Лиз вошла в холл и принялась вглядываться в лабиринт выходящих в него коридоров, надеясь увидеть признаки жизни в огромном доме. Наконец она услышала голоса, латиноамериканскую мелодию, исполнявшуюся по радио, стук посуды. Отправившись в этом направлении, ведомая божественным ароматом кофе и жаренного бекона, Лиз вышла на кухню.
Мария стояла у плиты, а Педро сидел за круглым столом, из окна был виден сад, сверкавший утренним солнцем, пестрый цветник окружал безупречно ровную лужайку с большим водоемом посередине. Кросби нигде не было видно.
— Доброе утро!
Педро поднял глаза от тарелки, и Мария повернулась к девушке с приветливой улыбкой.
— Входите, входите, — радостно приветствовала она. — Вы наверняка проголодались!
— Да, я немного голодна. — Элизабет вошла в кухню и кивнула Педро, вскочившему, чтобы дать ей пройти. — О, — сказала она, подходя к столу, — не беспокойтесь!
— Я уже поел. — Он повернулся к Марии: — Ты мне скажешь, когда надо ехать за покупками, мама?
— Думаю, после обеда, — отозвалась Мария. — Я позову тебя.
Педро кивнул, затем повернулся к Элизабет и, улыбнувшись ей застенчивой улыбкой, вышел. Девушка подошла к плите, на которой Мария переворачивала жарившиеся ломтики бекона.
— Вам одно яйцо или два? — спросила та.
— Пожалуй, два. Но я сама могу приготовить себе завтрак! Вам не нужно обслуживать меня. — Лиз засмеялась. — Поверьте мне, я к этому не привыкла.
— Нет, нет, — решительно ответила Мария. — Я не хочу, чтобы кто-то еще хозяйничал на кухне. Садитесь, все будет готово через минуту.
Элизабет направилась к столу, но задержавшись, обернулась:
— Может, мне лучше дождаться мистера Кросби? — спросила она.
— О нет, — ответила Мария, ловко разбивая яйца. — Мистер Кросби уже позавтракал в своем кабинете. Он всегда так делает, когда работает. — Женщина кивнула в сторону кофейника, стоявшего рядом. — Вы можете налить себе кофе, если хотите.
— Спасибо, не откажусь.
Элизабет как раз налила кофе и несла чашку к столу, когда в дверях появился Юлиус Кросби. Поставив чашку на стол, она улыбнулась ему, готовая пожелать доброго утра, но при виде выражения его лица девушка замерла на месте: оно предвещало грозу. Густые темные брови сошлись на переносице, тонкие губы были поджаты, серые глаза метали молнии. Держа в руке газету, он медленно шел к ней, пока не остановился рядом, возвышаясь над Лиз. Глядя в лицо босса, она поняла, что у него не хватает слов, чтобы выразить гнев, который по какой-то причине был обращен на нее.
Элизабет была в недоумении:
— Что-нибудь случилось? — робко спросила она.
— Случилось?! — закричал Кросби. — Случилось!
Он поднял газету и так потряс ею, что на мгновение девушке показалось, что он собирается ударить ее. Но Юлиус неожиданно обмяк, упал в кресло и, поставив локти на стол и обхватив руками голову, жалобно застонал. Элизабет оставалось только стоять, судорожно сжав руки от смущения и беспокойства. Она взглянула на Марию, но та повернулась спиной и наклонила голову над плитой, полностью игнорируя всю эту сцену.
Наконец Кросби поднял голову и посмотрел на девушку с такой глубокой неприязнью, что та похолодела. Он бросил газету на стол и драматическим жестом показал на нее пальцем.
— Ты представляешь, что ты сделала? — прорычал Юлиус. — Вот, — рявкнул он, швыряя газету Элизабет, — прочти это!
В полном недоумении девушка осторожно протянула руку и взяла газету. Это была местная газета, развернутая на внутренней полосе. Она поспешно пробежала глазами колонки, пытаясь сосредоточиться и понять, что же такого страшного нашел в ней босс. Когда она наконец увидела фотографию Кросби, до нее стала медленно доходить суть дела.
Ознакомившись со сливающимися строками под фотографией, Лиз почувствовала, как ее сердце упало и щеки запылали. В заметке содержался подробный анализ новой книги Кросби, книги, сведения о содержании которой девушка вчера сама сочинила. Сюжет, основные действующие лица, фон, на котором происходят события, идея — все описывалось в мельчайших деталях, так, как она рассказывала вчера репортерам в Сан-Диего!
Пунцовая от стыда, с колотящимся сердцем, Элизабет подняла глаза на Кросби. Он откинулся на спинку кресла, положив руки на подлокотники, и с неописуемой яростью смотрел на нее. Лиз не находила слов в оправдание: она была поймана на лжи, которая касалась человека, превыше всего ценившего уединение и скрывавшего все, что происходило в его творческой лаборатории!
В кухне воцарилось глубокое молчание. Даже Мария, стоявшая у плиты, не двигалась. Элизабет с трепетом ожидала, чем кончится скандал.
— Ну! — рявкнул Кросби. — Может быть, ты будешь любезна и попробуешь объяснить, что заставило тебя нагородить всю эту чушь, прежде чем мы расстанемся?!
Девушка едва сдержала стон. Быть уволенной в первый же день работы! И она уже отказалась от своей квартиры, привезла все вещи сюда. Что она будет теперь делать?! Это ужасно! Но разве сам Кросби ни в чем не виноват? Кто бросил ее на милость репортеров?! А теперь он обвиняет ее в том, что ей пришлось им нагородить! Гнев заставил Элизабет перейти в наступление.
— Да, — сказала она необычайно спокойным голосом. — Я все объясню!
Глаза Кросби выразили удивление. Он махнул рукой в сторону кресла, стоявшего напротив.
— Хорошо, — сказал он. — Я слушаю.
Медленно, аккуратно подобрав платье, девушка опустилась в кресло, чопорно сложила руки на краю стола и открыто посмотрела Кросби в глаза. Все еще испытывая внутреннюю дрожь и надеясь, что голос ее не подведет, Элизабет начала говорить:
— Извините, если я совершила ошибку. — Потом, услышав, что голос достаточно ровный, продолжила более уверенно: — Но если вы помните, вы сами заявили, что вам все равно, что я скажу репортерам, только бы я задержала их, пока вы с Педро доберетесь до машины. Вы не сказали, что именно я должна говорить, и мне пришлось прибегнуть ко лжи, так как я ничего не знаю о ваших делах. Поэтому, — резюмировала Лиз, пожимая плечами, — я просто сказала им первое, что мне пришло в голову.
— Понятно, — процедил Юлиус сквозь зубы. Качнувшись в кресле, он сложил на груди руки и с иронией посмотрел на девушку. — Может, ты тоже хотела бы писать книги?
На мгновение их взгляды встретились, и, несмотря на поднимающийся в ней гнев, Элизабет снова ощутила силу его личности. Кроме всего прочего, это — всемирно известный человек, которого постоянно одолевали представители средств информации. Конечно, он докажет ее вину. Однако девушка не хотела ее признавать. У нее есть чувство собственного достоинства, она отстоит свое достоинство. Не имело значения, какое высокое положение хозяин занимал в мире, он не смеет обращаться с ней как с непослушным и глуповатым ребенком! Лиз медленно поднялась на ноги, расправила плечи и вздернула подбородок.
— Отлично, — ледяным тоном сказала она. — Так как я уволена, я думаю, что мне следует отправиться собирать свои вещи. — И, не глядя на него больше, девушка повернулась и спокойно прошла мимо Юлиуса к двери. Только оказавшись в коридоре, Элизабет позволила себе расслабиться, и по щекам ее поползли горячие слезы. Ничего не видя от застилавшей глаза соленой влаги, девушка кружила по коридорам, дважды теряла направление, но наконец добралась до своей комнаты. Точнее, до бывшей своей комнаты.
Она вошла внутрь и заперлась, затем вытащила свои чемоданы, положила их на кровать и стала в беспорядке бросать туда вещи — все, что попадалось.
— Я не знаю, мистер Кросби, — медленно произнесла она. — Может быть, мне лучше уехать.
— Но я не хочу, чтобы ты уезжала, — сказал он тихо.
Девушка взглянула на него.
— Вы не хотите? — Он покачал головой. — Я не понимаю, — продолжала Лиз. — По всей видимости, эта работа не по мне. Вы сами это сказали, и я склонна с вами согласиться.
— Хорошо, — раздраженно признал Кросби. — Я не должен был срывать зло на тебе. И я понимаю тебя. Я бросил тебя на съедение шакалам вчера. Никакого вреда ты не принесла. — Юлиус усмехнулся. — При твоем живом воображении ты сама когда-нибудь можешь написать книгу.
— Но вы сказали…
— Не обращай внимания на то, что я сказал. А теперь позавтракай, разложи вещи и отдохни. Ты можешь начать работу после обеда.
И сочтя вопрос решенным, Кросби повернулся и направился к двери. Элизабет раздумывала. Она должна уехать. Это послужит ему хорошим уроком. Но, несмотря на вызывающее поведение босса, девушке очень хотелось остаться в этом доме. Кроме того, ее квартира, вероятно, уже сдана, другой работы не предвиделось.
— Так я не уволена? — уточнила она. Писатель медленно повернулся.
— Нет, — сказал он, — ты не уволена. — Затем он улыбнулся: — Я не хочу, чтобы ты уезжала. Но если ты позволишь себе что-либо подобное еще раз, я сверну тебе шею!
После ланча, вооруженная инструкциями Марии, Лиз явилась в кабинет Кросби. Дверь оказалась открыта, но писателя не было видно. Девушка немного помедлила, затем вошла и огляделась. Она подумала, что здесь созданы все условия для работы. Стены были заставлены книжными полками. На некоторых из них между томами стояли фотографии в рамках. На большинстве из фотографий были запечатлены знаменитости — сенатор, генерал, даже президент — на всех благодарственные надписи. За что? Наверное, за его книги. Посреди комнаты, напротив камина, стоял большой дубовый письменный стол, заваленный грудами бумаг, папками, книгами. В одном углу стоял огромный глобус, в другом — удобное кожаное кресло с лампой радом с ним. На рабочем столике помещались машинка, аккуратно сложенные блокноты для стенографирования, керамический бокал с остро заточенными карандашами и ручками, и магнитофон.
Лиз услышала шаги в холле и повернулась: в дверях стоял, улыбаясь, Кросби.
— Ну, — спросил он, — какое у тебя впечатление?
— Сильное, — ответила девушка немного напряженно, все еще не остывшая от утренней схватки.
Кросби подошел к ней и показал рукой на стол у окна.
— Это будет твое место, — сказал он. — Я думаю, что там есть все, что тебе нужно.
— Да, это так.
— Если потребуется еще что-нибудь, скажи Марии: она купит необходимое, когда в следующий раз поедет по магазинам.
— Хорошо, я так и сделаю.
Лиз отвернулась, чтобы укрыться от его пристального взгляда. Внезапно Элиз охватило сомнение, какая-то застенчивость: деловой дух, царивший в комнате, фотографии знаменитостей, масса книг подавляли. Сможет ли она справиться со всем этим?
Кросби прислонился к столу и скрестил на груди руки.
— Не нужно волноваться, Элизабет, — сказал он, словно читая ее мысли. — Мы плохо начали сегодня утром, но думаю, что ты скоро поймешь: со мной не так уж трудно. Я буду заставлять тебя работать сегодня, но с самого начала необходимо оговорить некоторые вещи, чтобы ты знала мои требования.
— Хорошо, — кивнула девушка.
— Первое и наиболее важное — это то, что ты должна быть здесь по первому моему требованию. Хотя я порой и пользуюсь магнитофоном, но предпочитаю работать с секретарем. Необходимость в тебе может возникнуть в любой час дня и ночи.
— Я понимаю.
Юлиус улыбнулся ей теплой ободряющей улыбкой:
— Обещаю, что не слишком часто буду вытаскивать тебя из постели в два часа ночи.
Улыбка преобразила лицо мужчины, превратила его в того Кросби, которого Лиз узнала в круизе и с которым было так приятно общаться. Его уверенность в себе оказывала успокаивающее воздействие, и она ощутила радостное волнение от возможности работать с этим необыкновенным человеком.
— Итак, есть какие-нибудь вопросы? — спросил Юлиус.
Лиз подумала и сказала:
— Пока их у меня нет.
— Я уверен, что со временем они возникнут, — сухо прокомментировал Кросби. Он оттолкнулся от стола и посмотрел в окно. — А сейчас постарайся использовать свободное время, чтобы познакомиться с окружающим, устроиться. Может быть, после ужина ты потребуешься для диктовки, тогда придется нелегко.
Последующие дни прошли без эксцессов, так что Элизабет пришла к убеждению, что хорошо, что ей пришлось пройти испытание огнем в самом начале работы. Самым трудным для нее было примириться со взрывным темпераментом Кросби, особенно когда он находится в творческой лихорадке. Девушка поняла, что ее работа, как бы нелегка она ни была, казалась детской игрой по сравнению с его трудом. Хотя Кросби частенько взрывался по пустякам, Элизабет легко прощала его.
Она также поняла причину, по которой писатель хотел, чтобы она жила в его доме. В любое время дня и ночи у него могла возникнуть идея, требующая немедленного воплощения, и Кросби нуждался в участии в этой работе Элизабет.
В первую же неделю пребывания в доме, уже поздней ночью, после особенно тяжелого дня, Лиз приняла душ и собиралась выйти из ванной комнаты, когда услышала шаги Кросби в коридоре и его голос у дверей ее спальни:
— Элизабет! — кричал он. — Мне нужна твоя помощь.
Лиз сорвала с вешалки полотенце и начала поспешно вытираться.
— Минутку, — ответила она. — Я только из-под душа.
— Хорошо, поторопись. Жду тебя в кабинете.
Девушка набросила на себя одежду, провела расческой по волосам, поспешно подкрасила губы и побежала по коридорам в кабинет. Писатель нетерпеливо расхаживал взад и вперед. Лиз уселась за свой стол у окна и открыла блокнот.
Кросби, охваченный творческим азартом, диктовал настолько быстро, что девушка едва успевала записывать. Когда он наконец остановился, чтобы перевести дыхание, Лиз подняла глаза от блокнота, надеясь, что сумела все записать, так как переспросить его у нее не хватило бы духу.
Кросби расслабился в кресле у своего стола, откинул голову назад и закрыл глаза. Элизабет ждала. Наконец он глубоко вздохнул, выпрямился и с долей сомнения осведомился:
— Ты успела все записать?
— Я… я думаю, что да.
— Ты думаешь?! — загремел он, привстав с кресла. Затем, сделав над собой героическое усилие, снова уселся и положил руки на подлокотники. — Почитай, — сказал Кросби напряженным голосом, — что у тебя получилось.
Когда Лиз перелистывала блокнот, чтобы добраться до того места, с которого начала записывать, руки ее дрожали и сердце бешено стучало.
Затем она начала читать, и, к ее удивлению, оказалось, что она записала все точно.
— Хорошо, — остановил ее писатель через несколько минут. — Все в порядке. Не совсем отработано, но основа есть.
С облегчением вздохнув, Лиз закрыла блокнот и встала, собираясь сказать боссу спокойной ночи, но тот поднялся и подошел к ней, потягиваясь.
— А сейчас, — сказал он, — давай немного выпьем на ночь.
— О, мистер Кросби, я ужасно устала, — начала было девушка, но когда увидела, как омрачилось его лицо, передумала. — Ну хорошо. Только немного.
Он подошел к шкафчику, вделанному в одну из книжных полок, достал бутылку виски, сифон с содовой и стал готовить напиток. Затем подошел к Лиз, протянул ей стакан, уселся в кресло у стола и сделал большой глоток.
— Ах, — удовлетворенно вздохнул он. — Я в этом нуждался.
Положив голову на спинку кресла, Кросби закрыл глаза. Элизабет смотрела на него, и сердце ее переполняла жалость. Он выглядел таким же измученным, как и она, волосы его спутались, так как он постоянно запускал в них пальцы, под глазами залегли тени, морщинки на лбу стали глубже. Лиз была счастлива сидеть здесь, рядом с ним, чувствуя, что ее присутствие необходимо писателю.
Наконец Кросби открыл глаза и посмотрел на девушку, словно удивившись, что она все еще тут.
— Ну что ж, — сказала Элизабет, собираясь уходить, — если мы закончили, я отправлюсь спать.
— Больше не хочу даже думать об этой проклятой книге. Но посиди рядом. Останься еще немного и поговори со мной. Я слишком взвинчен, чтобы заснуть.
— Хорошо, — отозвалась девушка и медленно вернулась на место.
Кросби поставил стакан на стол, откинулся назад, скрестив руки на затылке.
— Ты знаешь, Элизабет, мне очень хочется поподробнее узнать о тебе, — сказал он наконец.
— Обо мне? — с легким смешком отозвалась девушка. — Но почему? Я не очень интересный объект.
— О нет, напротив. Например, как случилось, что молодая женщина твоего возраста и твоих способностей все еще одинока?
Он наклонился вперед, серые глаза пристально смотрели прямо на нее, и Лиз неловко заерзала в кресле, чувствуя себя неуютно от пронзительного взгляда. Кросби коснулся вопроса, который она предпочла бы не обсуждать.
— Ну?! — настойчиво переспросил он. — Я припоминаю, что в одном из наших разговоров на корабле ты упомянула, что в прошлом в твоей жизни был кто-то очень для тебя важный. Что же произошло?
Лиз пожала плечами.
— Я уже вам говорила. Мы просто не подошли друг другу.
— Помню, что ты мне говорила. Но ты не сказала почему. — Голос был настойчив. — Он был женат? Голубой? Как его звали?
— Какое это имеет для вас значение? — вскинулась девушка.
— Я просто считаю, что нельзя держать это в себе. Тебе будет легче, если обо всем расскажешь.
— Хорошо, — резко сказала Лиз. — Если вам так интересно. Однажды я полюбила. Но этот человек бросил меня, потому что я не хотела спать с ним до свадьбы. Вы удовлетворены?
— Прекрати, Элизабет, — упрекнул он. — Не срывай на мне зло. И не кажется ли тебе несколько архаичным такое отношение к любви?
Лиз рассердили нескромные вопросы шефа, и она вызывающе спросила:
— А как насчет вас? Я не вижу никаких признаков активной любовной жизни в вашей монашеской келье.
Кросби рассмеялся:
— О, поверь мне, я далеко не монах. Но как бы прелестны ни были вы, женщины, я еще не нашел ту единственную, которая могла бы понять, что меня нельзя беспокоить, когда я работаю.
— Знаете, — смело заявила девушка, — если бы не ваше самодовольство, я бы вас пожалела.
Писатель оторопел от ее слов.
— Осторожней, Элизабет, — произнес он предостерегающим тоном. — Не забывайся. Ты можешь зайти слишком далеко.
— И тогда что вы сделаете? Уволите меня еще раз? Простите, я устала и хочу спать. — Лиз пошла к двери, она уже стояла на пороге, когда услышала позади тяжелые шаги по комнате, звон стаканов, плеск содовой: Кросби собирался выпить еще.
На следующий день они закончили работу поздно, и Элизабет приводила в порядок свой стол, предвкушая горячую ванну и сон сразу после ужина. Она собралась выйти, когда Кросби обратился к ней:
— Между прочим, мой старый друг Дэвид Лорример приедет вечером поужинать и сыграть партию в шахматы. Я бы хотел, чтобы ты была с нами за столом.
Удивленная Лиз повернулась к нему.
— Я собиралась поужинать вместе с Марией и Педро на кухне, — быстро ответила она.
— Я знаю, что ты собиралась. Но я хочу, чтобы ты была с нами, — заявил Юлиус.
— Но почему?
— Потому. Во-первых, я хочу, чтобы вы с Дэвидом познакомились. Он адвокат, ведет мои дела, а так как тебе тоже придется ими заниматься, то ты должна с ним встретиться. — Юлиус внимательно посмотрел на девушку. — Кроме того, я полагаю, что тебе нужна компания. Ведь здесь не тюрьма. Когда я говорил о том, что ты должна быть рядом, то не имел в виду, что у тебя не будет выходных дней. Ты можешь видеть своих друзей, делать все, что делают молодые девушки. — Кросби засмеялся. — Хотя старина Дэвид и не является ответом на девичьи молитвы, он хороший парень, и я думаю, что тебе понравится. Ссылка на «молодых девушек» задела Лиз, не говоря уж о том факте, что босс пытался распоряжаться в командном тоне ее личной жизнью так же, как и рабочим временем. Она холодно посмотрела на него.
— Во-первых, я не считаю себя «молодой девушкой». И второе: я в состоянии сама решить, как мне использовать свободное время.
Глаза Юлиуса потемнели. Он нахмурился.
— Ладно, но совсем не обязательно дерзить мне. Я думал, только о твоих интересах.
— Хорошо, хорошо, — громко сказала Элизабет. — Прошу прощения, я не хотела, чтобы это так прозвучало. — Она начала складывать бумаги на столе. — Одного из нас с таким характером вполне достаточно, — пробормотала она сквозь зубы.
Девушка была уверена, что Кросби взорвется, но вместе этого он просто пожал плечами и направился к двери. Дойдя до нее, он повернулся.
— Поступай, как знаешь. Но жду тебя вечером к ужину. Ровно в семь.
Элизабет явилась к столу, не потому, что ей приказано, а потому, что было интересно увидеть человека, одного из немногих, которых Кросби допускал в свою личную жизнь.
Дэвид Лорример оказался приятным коренастым человеком с седеющими волосами и дружескими непринужденными манерами. Когда девушка ровно в семь часов вошла в столовую, мужчины уже были там и стояли со стаканами в руках у большого окна, выходящего в сад. Увидев ее, Кросби повернулся.
— А, Элизабет. Позволь мне представить Дэвида Лорримера. Дэвид, моя новая секретарша, Элизабет Адамс.
Дэвид взял ее руку.
— Очень приятно познакомиться с вами, Элизабет. — Его светло-голубые глаза лукаво блеснули. — Вы ухитрились так долго проработать с Юлиусом! У вас наверняка необыкновенный характер.
Девушка бросила на Кросби быстрый взгляд, затем улыбнулась Дэвиду.
— Вам виднее, — невозмутимо ответила она. — Но эта работа требует огромного терпения и стойкости.
— Подождите, — запротестовал Юлиус, притворно нахмурясь. — Невежливо так отзываться о своем боссе. Особенно перед едой.
Тон был шутливым, но Элизабет почувствовала, что он задет. Девушка обменялась с Дэвидом понимающей улыбкой. В этот момент вошла Мария, и они уселись ужинать.
Время шло незаметно, и скоро наступило начало лета, всегда очень мягкое в Санта-Барбаре. Элизабет уже почти два месяца провела в доме Юлиуса Кросби и настолько привыкла к новой жизни, что ей казалось: она жила здесь всегда.
Когда писатель был занят, только Дэвид навещал его. Но так как они в разговорах упоминали много общих знакомых, события, в которых оба участвовали, места, где побывали, Лиз догадывалась: Юлиус Кросби был гораздо общительнее, чем это могло показаться. Ее, однако, удивляло, что он никогда не упоминал о женщинах в своей жизни — ни в настоящем, ни в прошлом. Девушка знала, что он не всегда вел затворническую жизнь, — он сам говорил об этом. И ей никогда не забыть тот танец под луной на корабле. Элизабет была уверена, что он желал ее тогда, как любой нормальный мужчина желает женщину.
Однажды ясным летним днем она сидела на кухне за ланчем и, наблюдая, как Мария месит тесто, решилась спросить ее.
— Мария, — сказала Лиз, — продолжая есть, — как давно вы и Педро работаете у Кросби?
— В следующем месяце исполнится пять лет.
— Он был когда-нибудь женат?
Мария подняла глаза и серьезно посмотрела на Элизабет:
— Насколько я знаю, нет.
Хотя по тону Марии было совершенно ясно, что она не собирается обсуждать личную жизнь хозяина, любопытство девушки в конце концов пересилило, и она продолжила расспросы:
— Конечно, в его жизни были женщины. Он привлекательный мужчина, богатый, удачливый. Поклонницы должны толпами охотиться за ним.
— Об этом я ничего не знаю, — неохотно отозвалась Мария.
Ну что ж, нет так нет, подумала Элизабет, вставая со стула.
— Должно быть, он одинок из-за своего отвратительного характера, — сухо прокомментировала она, относя тарелки в мойку.
К ее удивлению, Мария рассмеялась, и женщины обменялись заговорщическими улыбками.
Несколько недель спустя, в солнечный полдень, Элизабет и Кросби работали в кабинете — или пытались работать. Юлиус провел мучительное утро, желая разобраться в сложном повороте сюжета новой книги, и в результате впал с мрачное настроение.
Дела не пошли лучше и после ланча. Пока писатель беспокойно мерил шагами комнату, Элизабет сидела и задумчиво смотрела в окно. Опершись подбородком на руку и лениво постукивая карандашом по столу, она ожидала когда на Кросби снизойдет вдохновение.
— Пожалуйста, прекрати этот дурацкий стук, — внезапно услышала она.
Лиз виновато обернулась.
— Простите. Я не подумала, что это мешает.
— Похоже на то, — раздался отрывистый ответ.
Девушка с трудом подавила смешок при виде комического зрелища, которое он представлял: волосы Юлиуса взъерошены, лицо усталое и измученное, серые глаза остекленели.
— Как я могу сосредоточиться, если ты создаешь такой жуткий шум, — с раздражением сказал Кросби.
— Извините, — повторила Лиз и уже не смогла удержаться от веселой улыбки.
Писатель положил руки на бедра и со злостью посмотрел на нее.
— Что тут смешного? Пожалуйста, объясни мне, — продолжил он с ядовитым сарказмом. — Я ничего смешного тут не вижу! — Кросби запустил пальцы в волосы в полном отчаянии.
Сделав героическое усилие, Элизабет согнала с лица улыбку, сменив ее на сочувствующее выражение. Писатель сейчас действительно представлял собой жалкое зрелище. Если нужно платить такую высокую цену за известность, то она рада всю жизнь оставаться только секретаршей.
— Послушайте, мистер Кросби, — сказала Лиз, вставая и направляясь к нему. — Извините за нахальство, но я хочу дать маленький совет: не думаете ли вы, что небольшой отдых поможет вам?
— И что я должен делать по-твоему?! — взвился Юлиус.
Девушка пожала плечами.
— Я не знаю. Выйти в сад и подышать ароматом цветов. Поехать на пляж. Искупаться в бассейне. Все, что угодно! Вы сведете себя с ума, если будете так продолжать.
Писатель сердито покосился на нее, но постепенно выражение его лица изменилось.
— Ты права, — сказал он, бросил Лиз стопку страниц. — Вот, посмотри, можешь ли ты связать это с тем, что мы уже сделали. Я ухожу на прогулку. — Юлиус повернулся на каблуках, бросил ручку на стол и вышел из комнаты, оставив девушку разбираться с тем, что он надиктовал на магнитофон и что она могла выбрать из его записей.
Спустя полчаса Лиз устало откинулась в кресле: она никак не могла разобраться в последовательности событий. Вдруг за окном раздался громкий всплеск. Она посмотрела в окно и увидела Кросби, который нырнул в бассейн. Элизабет наблюдала, как он быстро пересекал его, и улыбнулась про себя: писатель последовал все-таки совету.
Было безнадежным делом идти к нему и просить помочь разобраться в материале. Он только зарычит и посоветует проявить инициативу. Лиз просто должна подождать, когда босс отдохнет, тогда к нему будет легче подойти. Она посмотрела на стопку страниц, в которых тщетно пыталась разобраться, и уже представила себе очередную сцену. Внезапно в голову девушке пришла мысль, как выйти из трудного положения. Где-то в столе у писателя лежал план книги. Она сама его печатала. Разыскав его, она сможет хотя бы установить порядок сюжетных линий.
Очень осторожно, стараясь ничего не перекладывать, Лиз просмотрела разбросанные на письменном столе бумаги. Несмотря на кажущийся беспорядок, Юлиус всегда сразу обнаруживал, если какая-то запись находилась не на месте. Не найдя ничего, что хотя бы немного могло ей помочь, Лиз стала осматривать содержимое ящиков. Тщательные поиски ничего не дали: нужной записи не было. Элизабет уже хотела задвинуть нижний ящик, когда на глаза ей лопался лист розовой бумаги, засунутый в папку.
Розовый? Это не соответствовало Кросби. Лиз нагнулась, чтобы разглядеть его получше. Почерк определенно женский. Девушку мучило любопытство. Она бросила быстрый взгляд в окно: Юлиус не вышел из воды, у нее еще оставалось время. Зная, что не должна этого делать, но не в состоянии остановиться, Лиз раскрыла папку и вытащила розовый листок очень осторожно, так, чтобы не перепутать остальные бумаги.
Это было письмо, датированное тремя месяцами назад, как раз перед мексиканским круизом:
Дорогой, ты не велел мне писать или звонить, но я не верю, что ты на самом деле этого хочешь: мы слишком много значили друг для друга. Как ты можешь быть настолько жесток? Неужели ты забыл ту божественную неделю, которую мы провели в Париже, или ночь…
На этом месте страница кончалась, и Элизабет не могла заставить себя перевернуть ее. Она и так чувствовала себя виноватой: она не должна была читать личное письмо. Но когда Лиз в последний раз взглянула, чтобы убедиться, что оно легло на свое место, она заметила подпись в конце оборота листка:
Со всей любовью, теперь и навсегда.
Сандра.