Напрягая слух, Эми понимала, что, судя по звукам, всадник приближается к ней легкой рысцой, словно не ведая никакой спешки. И чувство великого облегчения, которое затопило ее душу, когда она различила в тишине стук копыт, теперь сменилось тревожным сомнением.

Когда наконец всадник подъехал к арке, он осадил коня. Тот коротко заржал и начал бить копытом землю, но всадник не издавал ни звука. Растерянность и страх накатили на Эми с удесятеренной силой — она чувствовала, как цепенеет ее тело. Даже язык отказывался повиноваться: она не могла заставить себя спросить, кто там у нее за спиной.

Наконец скрипнуло кожаное седло — всадник спешился, и Эми ощутила, как страх сжимает ей горло. Звук шагов незнакомца громом отдавался в ее ушах; он подходил, и гравий шуршал у него под каблуками. Подойдя к ней вплотную, он остановился, но молчания не нарушил.

Видеть его Эми не могла, но жар его тела был столь ощутим, что она безошибочно понимала: он стоит, почти касаясь ее спины.

Очень, очень близко.

Прислушиваясь к его спокойному, ровному дыханию — как видно, его рот был над самым ее правым ухом, — Эми внезапно поняла: это тот самый индеец. Перед ее глазами возник устрашающий облик: высокий стройный воин, каким он явился ей у реки. Полуголый и таящий смертельную угрозу.

Несмотря на застрявший в горле ком и на бешеное сердцебиение, Эми призвала на помощь все силы своего духа.

— Кто вы такой, во имя Господа? Назовитесь! — потребовала она со всей властностью, которую сумела вложить в свой голос. — Чего вы хотите? Отвечайте немедленно!

Ответом был тихий мужской смешок, и сразу вслед за этим тяжелая рука легла на воротник ее платья в желтую и белую полоску.

Эми с усилием сглотнула, и все ее тело непроизвольно съежилось, когда длинные горячие пальцы бесстыдно скользнули внутрь, под белый воротничок, по пути коснувшись ее кожи почти ласковым прикосновением. Ладони Эми начали покрываться испариной — от страха, от ожидания, что же будет дальше. И снова она неподвижно стояла, онемев от ужаса и обратив глаза к слепящим лучам заходящего солнца.

Но она закричала во всю силу своих легких, когда эти сильные пальцы грубо рванули ее воротник, так что ткань на спине с треском разъехалась в стороны. Эми задергалась, изгибая спину, в безумной надежде, что сможет освободиться, но веревки держали ее крепко, а пальцы ног едва касались дорожной пыли и гравия.

Ее отчаянные попытки не имели успеха.

Без всяких усилий он разорвал ее платье до талии и откинул к бокам бесполезные теперь обрывки, ни в малой степени не тронутый ни ее воплями, ни трепетом ее гибкого тела. Ужас Эми еще усилился, когда она услышала звук рвущегося шелка ее сорочки… теперь ее спину ничто не прикрывало.

Когда таинственный мучитель медленно провел указательным пальцем по ее обнаженной спине от шеи до талии, судорога неописуемого ужаса пронзила все тело Эми. От его горячего прикосновения кожа похолодела.

И тогда — это могло показаться чудом — он ее отпустил. На минуту.

Он зашагал назад. Назад, к ожидающему коню. Потом вернулся и, медленно обойдя вокруг Эми, остановился перед ней, так чтобы дать ей возможность разглядеть его как следует. Дрожа всем телом, словно лист на ветру, Эми всматривалась в него, не в силах отвести взгляд в сторону. Точно так же, как это было у реки.

Высокий. Стройный. Злобные черные глаза. Высокие скошенные скулы. Белый шрам, пересекающий левую щеку. Золотой браслет с бирюзой на правом запястье. Да, это был тот самый индеец!

Но сейчас его густые иссиня-черные волосы не спадали свободными прядями с обеих сторон смуглого чеканного лица. Они были перехвачены сзади, у шеи, узкой белой полоской кожи. И ни о какой наготе даже и речи не было: вместо куцей набедренной повязки на нем красовалась форма капитана мексиканской освободительной армии!

На широких плечах безупречно сидел отлично сшитый голубой мундир, медные пуговицы блестели в лучах заходящего солнца. Плотные белые брюки в обтяжку облегали его мускулистые бедра. Высокие блестящие черные сапоги доходили до колен.

Он стоял перед Эми, широко расставив ноги; вся его высокая статная фигура дышала чудовищным высокомерием и чувством собственного превосходства. В правой руке у него был свернутый кольцами хлыст. Прищуренные темные глаза молча приказывали ей встретить его взгляд.

Наконец она подчинилась этому приказу, хотя и дрожала от страха.

И тогда его твердый рот сложился в дьявольскую усмешку, а длинный зловещий шрам на левой щеке сверкнул ужасной белизной на темном фоне лица. Не переставая улыбаться, он небрежно похлопывал свернутым черным ремнем по своему мускулистому бедру, и этот жест нагонял на Эми еще большую панику.

Стиснув зубы, чтобы они не стучали друг о друга, Эми устремила испуганный вопрошающий взгляд на высокого чужака. Умышленно продлевая ее муки, он стоял перед ней в долгом безмолвии, окруженный странным ореолом от освещающей его сзади вечерней зари, ритмично постукивая себя по ноге хлыстом.

Когда он, наконец заговорил, его голос звучал тихо и выразительно:

— Когда моим солдатам нужно обратиться ко мне, они называют меня «капитан». Вы знали меня под другим именем.

Все так же в упор глядя на него, Эми отрицательно покачала головой. И он снова усмехнулся:

— Эх, Эми, Эми, так ты… забыла? Тогда позволь мне освежить твою память.

Он проворно расстегнул медные пуговицы мундира, и, когда голубые полы разошлись, Эми увидела на смуглой безволосой груди блестящий тяжелый золотой медальон и почувствовала, что у нее темнеет в глазах.

Одно ловкое движение — и сброшенный с плеч мундир упал на пыльную землю, а его владелец повернулся, и она увидела его иссеченную шрамами спину — следы прощальных приветствий от братьев. И от нее самой.

— Тонатиу! — задохнулась Эми, не веря собственным глазам. Он снова обернулся к ней, и лицо его было тверже камня.

— Нет! — холодно отрезал он. — Впредь никогда так меня не называйте. Мое ацтекское имя могут произносить только те, кого я люблю и кому доверяю. Для вас я капитан Луис Кинтано.

— Нет, нет… — едва слышно прошептала Эми с полными слез глазами. — Ты Тонатиу! Благодарение Господу, ты жив! О, Тонатиу, я думала, что ты…

— Что я мертв? — перебил он. — Ну, конечно же, вы так думали. Вы с вашими любящими братьями сделали все, что могли, но…

— Нет, нет! — горячо повторила она. — Тонатиу, ты должен позволить мне объяснить…

— Тут нечего объяснять, миссис Парнелл, — бросил Луис и снова хлопнул себя по ноге свернутым хлыстом.

Уже не скрывая слез, Эми настаивала:

— Нет, есть… есть… Я должна была так поступить… Я должна была…

— Должны? — переспросил он. Его подбородок закаменел, а глаза стали подобны осколкам черного стекла. — Как именно вы должны были поступать? Заниматься со мной любовью, а потом унижать меня? Позаботиться, чтобы меня избили и бросили умирать в пустыне? Выйти замуж за человека, с которым вы виделись тайком от меня?

— Нет! Нет! У меня никого не было, кроме тебя, Тонатиу! — выкрикивала она, раскрасневшись от захлестнувшего ее урагана чувств. — Клянусь! Только ты… Но братья.. Они убили бы тебя!..

— Убили бы? — яростно повторил он. — Вина лежит на вас, миссис Парнелл. Вы убили несмышленого доверчивого юнца, который боготворил вас! Вот он действительно мертв!

Неприкрытая ненависть бушевала в его глазах, и Эми поняла: ей не удастся разубедить его ни в чем, и что бы она ни сказала, это не изменит его отношения к ней самой.

Тем не менее она не оставила попыток достучаться до его сердца… но все было тщетно. В конце концов, покачав головой, она горестно пробормотала:

— О, любимый мой, я спасла тебе жизнь, но утратила твою любовь…

— Вы утратили любовь глупого мальчишки. Я — не тот мальчик. Я капитан Луис Кинтано и чужой для вас человек.

Полными слез глазами она всматривалась в его ястребиное лицо, тщетно отыскивая в нем сходство с милым мальчишеским обликом юного Тонатиу. Нет, она не хотела отрекаться от него.

— Я знала тебя всю мою жизнь, — тихо проговорила она.

— Вы вообще меня не знаете, — был холодный ответ.

С этими словами он размотал длинный черный ремень хлыста и, быстро обогнув Эми, остановился позади нее. Ожидая, что в любое мгновение на нее может обрушиться сдирающий кожу удар хлыста, Эми скрипнула зубами и решительно уставилась на пламенеющий горизонт, линия которого дрожала и шла волнами из-за пелены слез, застилающей глаза.

Они оба долго хранили молчание. Она — с поднятыми над головой связанными запястьями, с голой спиной и с мучительной болью в сердце; он — с хлыстом в руках, с глазами, прикованными к нежной спине, уязвимой и открытой взору, соблазнительно розовеющей в свете вечерней зари.

Луис замахнулся, и хлыст взвился вверх, а потом со свистом ударился о землю. Когда хлыст рассек воздух в каком-то дюйме от ее спины, Эми невольно вздрогнула и уже не нашла в себе сил сдержать рыдания. Она плакала не таясь, и вдруг Луис отбросил свое ужасное орудие, вытащил из-за пояса белых брюк острый кинжал и перерезал веревку, которой Эми была привязана к перекладине ворот.

Уронив все еще связанные запястья, обессиленная страхом и страданием, Эми покачнулась и едва не упала. Луис подхватил ее и притянул к себе. Прижав к груди ее спину и обвив ее руками, он перерезал и путы, оставившие красные полосы у нее на запястьях. Ее руки бессильно повисли, и оба снова замерли в неподвижности. Он — позади нее, ощущая трепет и мягкость ее стройного тела. Она — устало приткнувшись к нему в поисках опоры и при этом чувствуя, что ей совершенно чужды и жар, исходивший от его груди, и его стальная твердость.

Луис поднял ее на руки и понес к терпеливо ожидавшему коню, усадил в седло и сам вскочил в него позади нее, сразу же ударив каблуками сапог по бокам вороного жеребца. Крупный скакун немедленно сорвался в галоп. Эми не могла унять слезы, и смуглая грудь Луиса, к которой прижималась ее щека, была уже совсем мокрой.

Он отвез ее прямо к асиенде.

Мексиканские солдаты, без дела слонявшиеся перед крыльцом, благоразумно отводили взгляды, успев заметить, что капитан, их командир, обнаженный выше пояса, спешился, на руках пронес красивую белокурую женщину по дорожке, поднялся на крыльцо и исчез вместе с ней в доме.

Все было спокойно.

В тускло освещенном коридоре нижнего этажа никого не было видно. Кругом царила тишина. Луис помедлил не более нескольких секунд. Он торопливо осмотрелся и с Эми на руках поднялся по лестнице. От лестничной площадки верхнего этажа он решительно повернул в сторону западного крыла и направился прямо к хозяйской половине. К комнатам, которые уже несколько лет занимала Эми.

С уверенной целеустремленностью Луис вошел в комнату и толчком ноги закрыл за собой тяжелую дверь. Он пересек просторное помещение и остановился перед высокой двухстворчатой балконной дверью, которая была оставлена открытой для ласкового апрельского ветра. Так и не выпустив Эми из рук, он стоял, словно в глубоком трансе, устремив неподвижный взгляд на угасающее солнце.

Рыдания Эми постепенно утихли. Слезы высохли на горячих щеках. Опустошенная и вымотанная до предела, она желала только одного — чтобы этот сильный жестокий человек поскорее оставил ее одну. Она желала, чтобы он скрылся с ее глаз — сейчас и навсегда. Он был прав, когда сказал, что она его не знает. Да, она совсем не знает этого человека и не хочет его знать. Он — бессердечный чужак, и она его смертельно боится. И все-таки…

Не отрывая взгляда от великолепного Солнечного Камня, что покоился на бронзовой груди, Эми уперлась рукой в его плечо и попыталась вывернуться и освободиться.

Это движение вывело Луиса из транса.

На его упрямом подбородке дрогнул мускул. Красноречивым взглядом окинув ее шею и изящные белые плечи, он сказал:

— Даже я, кровожадный дикарь, не потерпел бы, чтобы такое совершенство было обезображено шрамами. Но может быть, другая форма наказания окажется более приемлемой.