Книга: Долгожданное счастье
Назад: 10
Дальше: Примечания

11

К вечеру вещи Оливии были размещены в гардеробе дома Эдварда на берегу. Их вид пробудил в Оливии странное чувство, что-то среднее между радостью и болью.
Ей очень хотелось быть с ним. Да и как могло быть иначе? Но переехать в его дом таким образом… Она и представить не могла, что когда-нибудь позволит себе совершить нечто подобное.
Пожалуй, ничего аморального в этом не было. В современном мире то и дело встречаются мужчины и женщины, живущие совместно вне брака. Но Эдвард не просил ее жить с ним, он просил ее лишь остаться на какое-то время. В этом-то и была разница. А что будет, когда они вернутся в Нью-Йорк и снова окунутся в будничную жизнь?
Оливия присела на край кровати. Что будет, если он предложит ей переехать в его апартаменты? Сможет ли она, захочет ли она сделать это? Если бы только она знала, что он в действительности испытывает к ней… Он занимался с ней чудесной, радостной любовью, но ни разу не произнес слов, которые она надеялась от него услышать.
– …на обед?
Оливия обернулась.
Эдвард высунул голову из дверей ванной, на его щеках еще оставалась мыльная пена.
– Извини, – быстро ответила она, улыбнувшись, – я не расслышала.
– Я спросил: мы отправимся обедать в город или пообедаем здесь?
– Здесь, – быстро ответила Оливия, – на террасе. Тогда мы увидим закат. – Она взглянула на него и рассмеялась. – Если, конечно, у тебя нет других планов.
– Нет, нет, все в порядке. – Улыбаясь, он подошел к ней, вытирая лицо концами полотенца, висящего на шее. – Так тебе нравится мой домик?
– Очень, – ответила Оливия. – Он принадлежит тебе?
Эдвард кивнул.
– Целиком и полностью, включая белый песок, который мы таскаем внутрь на подошвах. К сожалению, я не могу бывать здесь так часто, как хотелось бы. Пару недель или около того каждую зиму, но… Родная, что с тобой?
– Мне просто трудно привыкнуть ко всему этому, только и всего. К тому, что это место принадлежит тебе, так же, как апартаменты на Манхэттене и тот дом в Ист-Хэмптоне.
– И еще есть квартира в Лондоне, если тебя интересует, – добавил Эдвард с озорной улыбкой. – Я совершаю в год несколько деловых поездок, понимаешь, и… – Он посмотрел на нее и покачал головой. – Оливия, может, я чего-то не понял, у тебя возникли какие-то вопросы по поводу моих мест обитания?
– Нет, конечно, нет. – Она встала. – Просто… Просто я думаю, какие мы разные, ты и я.
«Разные, как день и ночь», – шепнул ей тихо внутренний голос, но рука Эдварда, скользнувшая под ее майку, тут же заглушила его.
– Да, – произнес он хриплым шепотом.
Она обмерла, почувствовав его пальцы на своей коже.
– О, да, конечно, мы очень разные, дорогая. И, черт побери, это здорово. – Он взглянул на распахнутые дверцы гардероба и улыбнулся: – Я вижу, ты использовала все свободные вешалки?
Оливия улыбнулась.
– Это было твое предложение, Эдвард, или ты забыл? Это глупо, конечно, – сказала она, запнувшись на мгновенье, – но я… я чувствую себя немного странно. Я имею в виду, что нахожусь здесь, с тобой.
Он улыбнулся:
– Находиться со мной – это ужасно, да?
Ее сердце вздрогнуло. Она представила, что они могут расстаться, и это ее тревожило. Но Эдвард не предлагал расстаться, пока еще не предлагал… Но он может, о, да! Он может… «Такие мужчины, как он, так и поступают с такими девушками, как ты», – шепнул ей трезвый внутренний голос.
Эдвард обнял ее.
– У тебя такое невеселое лицо, – произнес он нежно.
Оливия покачала головой:
– Извини, Эдвард, я только…
– Если ты думаешь, что я позволю тебе скрыться после всех тех трудностей, которые мне пришлось преодолеть, чтобы найти тебя…
Она не могла удержаться от улыбки, когда он с шутливым рычанием нежно пощекотал ее шею.
– Ты попалась, – сказал Эдвард, – и я не собираюсь выпускать тебя на волю.
От его дразнящих слов она вдруг почувствовала себя дурочкой. Почему она отравляет свое счастье, радость обретения мрачными мыслями? Она вздохнула и опустила голову на его плечо.
– Да, попалась, – сказала она, – ты заманил меня в свою берлогу и…
– И теперь намерен удержать тебя. Да.
Она прижалась губами к его щеке.
– Как? – прошептала она.
После небольшой паузы Эдвард улыбнулся:
– Всеми способами, какие мне только доступны, дорогая.
В его голосе прозвучала жесткость, и Оливия быстро взглянула на него, немного напуганная, не превратился ли он снова в того мрачного и сурового незнакомца, каким ворвался в ее жизнь всего несколько недель назад.
– Что это значит, Эдвард?
Он взглянул на нее, и ее сердце дрогнуло, потому что глаза его показались ей пустыми и темными; потом он снова заулыбался и откинул пряди волос с ее висков.
– Так, что-то взбрело в голову, дорогая. Честно говоря, я не имею понятия, есть ли в доме что-нибудь съестное.
Оливия засмеялась:
– Мужчины всегда в первую очередь заботятся о своем желудке.
– Это мне и предстоит, если ты будешь забирать все мои силы и днем, и ночью. – Он улыбнулся. – Я не говорил тебе, что моя домоправительница предупредила меня, что, так как я не сообщил ей заблаговременно о своем прибытии, она может выйти на работу лишь на следующей неделе?
– Ага, – ядовито сказала Оливия, – теперь я понимаю. Ты уговорил меня остаться с тобой, чтобы избавиться от необходимости самому готовить себе еду.
– Ну, насколько мне известно, ты умеешь готовить только кофе.
– Если хочешь знать, я первоклассный повар, – Оливия улыбнулась, – во всяком случае, если есть, чем открывать консервы и имеется небольшой холодильник. А теперь пошли в кухню и…
Эдвард покачал головой:
– Я вернусь через две минуты. Сначала мне нужно побриться.
– Ты уже брился, – Оливия театрально вздохнула, – ты согласен на все, лишь бы отвертеться от кухонных обязанностей, не так ли?
– Ты подловила меня, дорогая, – он легонько ткнул ее кулаком в спину. – Ладно, я только приму душ, натяну джинсы и присоединюсь к тебе. О'кей?
Она вздернула подбородок:
– Ты просто хочешь выставить меня из комнаты.
– Что? – Он замер.
Она нежно засмеялась, целуя его в губы.
– Ты просто боишься, что я… как это ты сказал? – что я снова высосу из тебя все силы.
Он громко выдохнул.
– Совершенно верно, дорогая. Ну а теперь давай оба станем паиньками, отправимся в кухню и бросим на огонь половину бычка.
Оливия улыбнулась и прошептала:
– Не задерживайся долго, ладно?
– Пять минут, – пообещал он. – И ни секундой больше.
Готовя обед, Оливия напевала. Кухня была красиво отделана и хорошо оборудована. В холодильнике она нашла стейки, разморозила их в микроволновой печи, положила на электрический гриль, приготовив тем временем зеленый салат. Через полчаса обед был готов, но Эдвард все еще не появлялся. Она подошла к лестнице и позвала его. Но он не ответил, и она поднялась по лестнице в спальню.
– Эдвард? – позвала она и толкнула полуоткрытую дверь.
Он сидел на краю постели, спиной к ней, с телефонной трубкой, прижатой к уху.
– Эдвард? – повторила она.
Он оглянулся через плечо, и, натолкнувшись на его холодный, гневный взгляд, Оливия отпрянула.
– Немедленно займитесь этим, – сказал он в трубку, – и сделайте все быстро.
Эдвард опустил трубку на рычаг и перевел дыхание. Когда он снова обернулся к ней, к нему уже вернулось его обычное самообладание.
– Я не хотела быть навязчивой, – произнесла Оливия, не спуская с него глаз, – но…
– Дела, – он натянуто улыбнулся и подошел к ней, – они преследуют меня повсюду.
Она кивнула:
– Ты выглядел таким… таким разгневанным.
Его улыбка исчезла, потом он снова повеселел.
– Неужели? Да, очень может быть. Чудесный запах стейка звал меня побыстрее спуститься вниз, когда раздался этот проклятый звонок. – О» поцеловал ее в лоб. – Разве мужчина с горячей кровью не может при таких обстоятельствах разозлиться?
Оливия подняла голову.
– Но, Эдвард…
– Ш-ш… – прошептал он, привлек ее к себе и стал целовать снова и снова, так что становилось ясно, что к тому времени, когда они спустятся в кухню, стейк совершенно сгорит; но не это беспокоило Оливию – ее поразила ложь Эдварда, – никакого телефонного звонка не было, она бы обязательно его услышала. Вот что было важно, поскольку прямо касалось сгорающего от тревоги сердца Оливии и ее надежды на счастье.
Время тянулось медленно: долгие тропические дни с солнцем и морем, еще более длинные ночи лунного света и любви. Ничто не нарушало их уединения, даже добродушная домоправительница, которая приходила рано утром и уходила в полдень. Все, что они делали, было обыденным, но то, что они это делали вместе, – пусть даже только наблюдали за рыбацкими судами, следующими в Поттерс-Кей, или за дельфинами, выпрыгивающими из воды в лагуне у Парадиз-Бич, становилось необычным и радостным.
Иногда ночью, просыпаясь в объятиях Эдварда, Оливия слышала тихий шепот моря и его дыхание, еще более тихое; тогда она старалась не думать о том, что это чудо может когда-нибудь кончиться.
Но всему на свете бывает конец. Настал день, внешне ничем не отличающийся от других, когда Эдвард нанял судно, двухмачтовую шхуну, на которой они уже совершили плавания на Кэт-Айленд и прекрасный Сан-Сальвадор, чтобы посетить Эксумас, один из цепочки островков и коралловых рифов, который, как утверждал Эдвард, был неправдоподобно прекрасен.
На полпути туда один из матросов вышел на палубу и сообщил Эдварду, что ему звонят по радиотелефону.
Оливия заметила, как он сразу напрягся.
– Дела, – сказал он натянуто, и она вспомнила тот телефонный разговор, который недавно прервала.
Она кивнула и дотронулась до его щеки.
– Все в порядке, – сказала она, – я понимаю.
Она ждала на палубе, ее волосы теребил теплый бриз, белые паруса шхуны плескались на фоне синего неба. Оливия полюбила эти острова. Вначале она видела их лишь на глянцевых туристских проспектах, теперь уже воспринимала их такими, какими они были на самом деле, – яркими драгоценными камнями в лазоревом море. Как трудно было упрашивать Эдварда, чтобы он не покупал каждый понравившийся ей сувенир; как прекрасно было нырять в полдень к розовым коралловым рифам у побережья, такого пустынного, что думалось, что никто и никогда до нее с Эдвардом их не видел. Как Оливия любила его! Как начинало биться ее сердце каждый раз, когда он входил в комнату или когда она слышала его голос: невольная радостная улыбка сразу освещала ее лицо. Как учащалось ее дыхание, когда она встречала его взгляд и на его губах появлялась эта знакомая страстная улыбка, которая означала, что он хочет ее…
Она услышала какие-то звуки, повернулась и увидела Эдварда, выходящего из рубки.
– Эй, – махнула ему рукой Оливия, но он даже не взглянул в ее сторону. Вместо этого он отрешенно подошел к борту, засунув руки в карманы короткой хлопчатобумажной куртки, и уставился вдаль.
Улыбка исчезла с лица Оливии. Она не видела его глаз, но почувствовала напряжение во всем его облике. Где-то внутри она ощутила неприятный холодок. Оливия встала и медленно приближалась.
– Эдвард? – Она немного подождала, а потом подошла вплотную. – Эдвард, случилось что-нибудь?
Он медленно повернулся и взглянул на нее. У Оливии упало сердце, когда она увидела его глаза. Ярость, Господи, какая ярость… Но вот он улыбнулся, напряжение исчезло.
– Извини, дорогая, что меня не было так долго.
– Что-нибудь случилось?
– Что?..
Оливия положила ладонь на его руку.
– Я спросила: этот звонок означал плохие новости?
– Да нет… нет, вовсе не плохие новости. Всего лишь… – Он перевел дыхание. – Дела, – сказал он коротко, – ты знаешь, как это бывает.
Точно так же Эдвард отвечал ей и в прошлый раз.
– Твой купальный костюм сводит меня с ума. – Эдвард обнял ее за талию. – Надо, чтобы был принят закон, запрещающий красивым женщинам носить такие вещи.
Оливия поняла, что он умышленно сменил тему разговора, и это встревожило ее: Эдвард словно отгораживался, стремясь избежать дальнейших вопросов; но какие вопросы могла она задать о его делах?
– Как ты называешь этот кусочек черного нейлона? Купальным костюмом?
Оливия заставила себя улыбнуться.
– Да, да, именно купальным костюмом.
Эдвард тоже улыбнулся, но она видела, что это удалось ему не без труда.
– Ну, – спросил он, – и что же мы будем с ним делать?
– Я… я не знаю, – ответила Оливия, а он наклонился к ней и что-то шепнул на ухо, указав на остров, который, как он уверял, был необитаем.
А потом, потом, спустя некоторое время, она забыла обо всем, чувствуя лишь поглощающее ее всю желание.
Вечером этого же дня Оливия и Эдвард стояли на террасе, потягивая ананасовый прохладительный напиток.
– Никогда в жизни я не чувствовала себя такой расслабленной, – вздохнула Оливия. – Хорошо, что твоя домоправительница оставила холодный салат и…
– Нет.
Она взглянула на Эдварда. Он стоял на террасе спиной к ней, опираясь руками на перила.
– Ладно, тогда я могу поджарить на гриле…
– Сегодня мы должны съездить в одно место…
– Как? Но…
– Мы должны туда съездить сегодня. Я хочу, чтобы ты осталась со мной.
«Осталась со мной». Не жила, но осталась со мной. Оливия перевела дух.
– Но мы не можем, в самом деле…
Он улыбнулся:
– Если ты хочешь сказать, что тебе нечего надеть… – Он взял ее за руку и провел через прохладные, затененные комнаты в спальню. – …То вот, – сказал он, легонько подтолкнув ее. – Тебе нравится это?
«Это» оказалось красивым розовым шелковым платьем с узкими бретельками. Оно лежало, раскинутое на кровати вместе с гармонирующими с ним атласными туфлями и сумочкой. Этот комплект они видели два дня назад в витрине шикарного магазина на Парадиз-Айленд.
– Почему-то мне показалось, что это платье тебе подойдет, – сказал тогда Эдвард, обнимая ее за плечи, Оливия только вздохнула.
– Тот, кто изготовил все это, – ответила она, – должно быть, работал на супругу царя Мидаса. Кто еще может потратить столько денег на платье?
– Я, – последовал быстрый ответ; но только тогда, когда Оливия наотрез отказалась даже зайти в магазин, Эдвард неохотно оторвался от витрины.
Значит, он все-таки купил это платье, и теперь оно лежало перед ней.
Но Оливия не испытала ни малейшей радости при виде этого подарка: ей пришла в голову мысль о том, что этот дорогой подарок чем-то напоминает подарки Чарлза Райта Риа.
Господи, да что это сегодня с ней творится?
– Тебе не нравится платье?
– Конечно, нравится. Но, Эдвард, ты не должен был покупать его, ты…
Но ее рассудительные слова застряли у нее в горле. Что могла она сказать ему, когда Эдвард так на нее смотрел? Она никогда не видела, никогда даже не представляла, что у него может быть такое растерянное выражение лица, словно…
– Не отказывайся от него, дорогая. – Эдвард положил руки ей на плечи и взглянул в глаза. – Сегодня особенный вечер. Я заказал столик в отеле на побережье и номер…
– Но у нас уже есть столик на побережье, – сказала она, улыбаясь в ответ, – и апартаменты тоже. Какое место может быть прекраснее этого?
– Надень это платье, – сказал он нежно. – Скоро прилетит самолет, и…
– Что?! – Оливия взглянула на него в изумлении. – Ты хочешь сказать, что мы отправимся ужинать на самолете? Эдвард, ты с ума сошел?
– Я же говорил тебе, – сказал он, – что сегодня особенный вечер.
– Ладно, – сказала Оливия, встретив его взгляд. – Если ты так хочешь…
– Да, я так хочу, – ответил он, и как она могла не согласиться?
Платье сделало Оливию похожей на принцессу из волшебной сказки.
– Ты прекрасна, – прошептал Эдвард, увидев ее в нем.
«Ты тоже», – подумала она, глядя на него, – смуглый, ослепительно красивый в белом вечернем пиджаке и темных брюках.
– Повернись, – попросил он и, когда она это сделала, приподнял ей сзади волосы: она почувствовала прикосновение его пальцев к своей коже, – а теперь взгляни на себя в зеркало, дорогая.
– О, Эдвард! – И она замолкла. У нее не было слов, чтобы описать изумрудное ожерелье, переливающееся на ее шее. Их взгляды встретились в зеркале. – Эдвард, – прошептала она, – я не могу…
Он взял ее за плечи и повернул к себе.
– Можешь! – сказал он настойчиво и поцеловал Оливию. Он целовал ее до тех пор, пока она не стала задыхаться и у нее не начали подгибаться ноги. Он подхватил ее на руки и, невзирая на мольбы опустить ее на пол, вынес из дома на берег, где их уже поджидал у пристани маленький самолет-амфибия.
Самолет доставил их на Элеутеру, где на самом берегу высилась гостиница, украшенная белыми колоннами. Эдвард говорил ей, что их ожидает красивое здание, но требовалось подыскать другое слово, чтобы описать это место, которое – со свечами, цветами, нежным звучанием скрипок, музыкантами, метрдотелем, официантами и стюардами – было только для них.
– А где остальные посетители? – тихо спросила Оливия через стол. Эдвард взял ее руку и поднес к губам.
– Ужинают дома, я полагаю, – сказал он и подмигнул ей.
– Но… – Ее глаза расширились. – Эдвард! Неужели ты снял для нас весь ресторан?!
Он улыбнулся и встал из-за стола.
– Давай потанцуем, дорогая, – произнес он нежно. Все еще не веря своим глазам, Оливия с улыбкой отдалась его объятиям.
Когда они вернулись к столу, на нем уже стояло искрящееся шампанское, золотистое на вид и восхитительное на вкус; но что за нужда была в нем, когда она уже была пьяна от объятий Эдварда?
«Особенный вечер», – говорил он, и вдруг все ее сомнения сразу отпали. Ее сердце так отчаянно забилось, что она едва не задохнулась.
Все это означало, что Эдвард влюблен в нее. Он влюблен в нее и сегодня вечером скажет ей об этом. Вот почему весь день он был так напряжен.
У Оливии сжалось горло. «Эдвард, любовь моя, – подумала она, – я так люблю тебя! Как я могу выразить, насколько ты мне дорог?»
– Добрый вечер, мадам! – Она подняла глаза. Возле них стоял метрдотель, вежливо улыбаясь. – Как вам у нас нравится?
«Я счастлива, – подумала она, и все вокруг плыло, – счастлива, счастлива…»
– Дорогая, – наклонился к ней Эдвард. – С тобой все в порядке?
– О, да! – ответила она нежно. – Да. Мне так хорошо!
Метрдотель деликатно откашлялся.
– Мы можем предложить на ваше усмотрение, мадам, несколько наших фирменных блюд. Наш шеф-повар приготовил речных раков и похлебку из морского окуня…
Оливия кивнула.
– Отлично.
– …Или, может быть, мадам предпочитает дыню с ветчиной?
«Мадам предпочла бы, – нетерпеливо подумала Оливия, – остаться наедине с Эдвардом, чтобы сказать, как много он значит для нее».
– У нас также приготовлен превосходный черепаховый суп. Бульон только что сварен, и…
Бульон. Оливия обмерла. Бульон, подумала она, и акции «Джемини»…
Она заставила себя спокойно выслушать бесконечный перечень блюд, с возрастающим нетерпением соглашаясь со всем, что ей предлагали; наконец и Эдвард выбрал себе блюда. Тогда только она провела языком по пересохшим губам и наклонилась к нему.
– Эдвард. – Оливия все еще колебалась. – Мы… мы договорились, что больше никогда не будем упоминать Риа…
Его реакция была быстрой.
– Я не хочу говорить о ней, Оливия. Не сейчас.
– Нет, нет, я и не собираюсь. Ну, хорошо, не буду, но… – Она слабо улыбнулась. – …Но я знаю, что эти акции – акции «Джемини» – значат для тебя.
На его скулах заиграли желваки.
– Оливия!
– И… я думаю, Эдвард, что ты должен получить их. Я имею в виду, что ты имеешь право поговорить с Риа и убедить ее…
– Проклятье, – резко произнес он. – Почему ты затеяла этот разговор именно сейчас?
– Потому, – Оливия перевела дух, – потому что я хочу помочь тебе, – прошептала она. – Я могу помочь тебе, Эдвард. Я… я знаю, где находится Риа. – Оливия ожидала, что Эдвард сейчас скажет ей что-нибудь, но он сидел с замкнутым лицом, глаза его ничего не выражали. – У меня есть открытка, – торопливо сказала она, – старая открытка. На ней изображение отеля, и я просто уверена, что Риа находится там. Я имею в виду здесь, на островах. Я не смогла отыскать это место, но ты, Эдвард, с твоими возможностями сделаешь это. – Она откинулась на спинку стула. – Мне надо было сказать тебе об этом еще несколько дней назад, я знаю. Но когда мы вернемся домой, я…
– Крукд-Айленд.
В его тоне было полное безразличие.
– Что? – спросила она, растерянно улыбнувшись.
– Крукд-Айленд. Это место, где находится Риа. Не так ли? Она там с того самого момента, как покинула Нью-Йорк.
Оливия изумленно смотрела на него.
– Ты хочешь сказать, что нашел ее? Но как? Я не…
– Сегодня. Об этом мне сообщили по радиотелефону на шхуне.
Он поднял бокал с вином и отпил половину.
– Мои люди только что засекли ее.
– Но как им это удалось?
На его скулах снова заиграли желваки. Он вздохнул:
– У меня была эта открытка, Оливия.
– Но это невозможно. Она в кармашке…
– Я взял ее из чемодана, когда перевозил твои вещи к себе.
У нее расширились глаза.
– Что?
– Я взял ее. – Его голос звучал холодно, лицо стало угрюмым. – Я знал, что ты приехала на эти острова по какому-то очень важному для тебя делу. Ты знала нечто такое, чего не знал я.
Она в упор смотрела на него.
– Ты хочешь сказать, что осматривал мои вещи?
– Да.
– Да?.. – Она по-прежнему неотрывно смотрела на него. – Да? И это все, что ты можешь сказать? Эдвард, ведь ты украл ее у меня, ты…
– Ты же сказала, что не собираешься помогать мне.
Господи, о Господи. Теперь ей все стало ясно. «Хватит обсуждать это», – сказал он ей, когда она попыталась рассказать ему о Риа, и, действительно, уже не было нужды говорить об этом, потому что он нашел другой путь. Вот почему он привез ее к себе…
– Я собирался рассказать тебе об этом сегодня вечером.
Оливии стоило невероятных усилий не выдать свою боль.
– Да? – произнесла она без всякого выражения.
– Да. – Он набрал воздуха и тяжело выдохнул. – Понимаешь, утром я должен вылететь в Нью-Йорк.
Ее пальцы непроизвольно скомкали край узорчатой скатерти. Теперь она поняла все. Сегодняшний вечер был вечером расплаты, вечером прощания – его можно было назвать как угодно. Сразу нашлось объяснение и платью, и изумрудам, и праздничному – прощальному – ужину.
– Понимаю, – с трудом выговорила она.
– Нет, Оливия, ни черта ты не понимаешь!
– О, нет! Я все понимаю. – Оливия заставила себя взглянуть ему в глаза. – И какие же у тебя были планы относительно меня? Ведь были же у тебя какие-то планы, Эдвард?
Эдвард нахмурил брови.
– Я думаю, что ты вряд ли захочешь уехать, – медленно произнес он. – Тебе будет лучше остаться в моем доме на побережье, пока…
У нее перехватило дыхание, она резко отодвинулась вместе со стулом от стола и вскочила на ноги.
– Оливия! – Он резко откинулся на спинку стула так, что раздался треск дерева. – Оливия! Черт возьми, куда ты собралась?
– Не подходи больше ко мне, Эдвард, – сказала она дрожащим шепотом. В следующий момент она сорвала с шеи изумруды и швырнула их на стол. – Никогда больше не подходи.
– Оливия, черт возьми…
– Сэр, у вас какие-то проблемы? – между Эдвардом и Оливией вырос метрдотель. Оливия повернулась и стремительно покинула зал. Официанты замерли в недоумении, и звуки музыки оборвались.
– Черт возьми, куда ты собралась? – Эдвард еще предъявлял права на нее!
Что ж, она знала, куда собралась. Она собралась уехать как можно подальше и от этого места, и от этого человека. Так далеко, как только сможет. Она пыталась сделать это раньше, но он поймал ее, и теперь ее жизнь уже никогда не будет такой, как раньше.
Но на этот раз все будет иначе. «На этот раз, – решила Оливия, вскочив в стоявшее у отеля такси, – она не будет такой дурой!»
– В аэропорт! – едва выдохнула она. Когда машина выезжала на дорогу, она оглянулась и увидела у входа Эдварда, беспомощно глядевшего, как машина уносит ее в ночь.
Лишь через некоторое время к Оливии вернулась способность размышлять. Как она явится в самолет в этом платье? В Нью-Йорке сейчас была зима, на улицах лежал снег.
Кроме того, она должна избавиться от всего, что связано с Эдвардом. Это платье, туфли… Оливия перегнулась к водителю и кашлянула.
– Мне надо сменить одежду, – сказала она. – Есть ли здесь магазин, еще работающий в это время, где я могла бы купить нужные вещи?
Водитель взглянул в зеркальце заднего обзора, увидел ее бледное лицо и не стал задавать никаких вопросов. Через некоторое время они подъехали к открытому базарчику, заполненному праздношатающимися туристами, и здесь с Оливией повторилась история Золушки.
Она вошла на базар принцессой, а вышла оттуда такой, какой была всю жизнь.
«Племянница домоправительницы», – горько подумала она о себе. Риа всегда знала это, и Эдвард тоже. Единственным человеком, который оказался настолько глупым, что мог думать иначе, была сама Оливия. Но теперь с этим покончено.
В аэропорту, несмотря на поздний час, было многолюдно. Люди прибывали и убывали, но все они были оживлены и счастливы. Она чувствовала себя среди них чужой: никто не обращал на нее внимания, даже всегда улыбающийся клерк у стойки не слишком любезно ответил ей, что да, есть свободное место в рейсе на Нью-Йорк; чудом было то, что он принял у нее к оплате кредитную карточку. Разумеется, она давным-давно исчерпала свой лимит кредита.
Но какое это имело теперь значение? Скоро на нее обрушится полное банкротство, если последствия скандала погубят «Мечту Оливии». А сейчас ей было все абсолютно безразлично.
И вдруг шестым чувством она ощутила на себе чей-то взгляд. Она обернулась и увидела его – Эдвард быстро шагал через терминал к проходу, у которого она, вместе с другими пассажирами, ожидала разрешения на выход к самолету. Высокий, внушительный, красивый, он мрачно шагал в толпе напролом, словно ему принадлежал весь мир. На его лице была написана такая ярость, что Оливия растерялась.
Люди поворачивали головы в его сторону, шепотом обменивались какими-то замечаниями. Он ни на что не обращал внимания: ни на удивленно поднятые брови, ни на восхищенные взгляды женщин, ни на раздражение мужчин. Видно было, что им владела одна мысль – отыскать Оливию.
Она отпрянула в тень павильона для контроля билетов, стараясь вжаться в стену. Оливия знала, почему он хочет отыскать ее, – догадаться не составляло большого труда. Эдварда Арчера никогда не бросали женщины, тем более такие, как Оливия. Он еще не был готов сам расстаться с ней – до этого события он еще назначил время в длинную ночь, когда долгие часы она провела бы в его объятиях, давая ему возможность еще раз утолить с ней свою страсть. Она же ушла от него сама, и брошенным оказался он, разрыв произошел по ее инициативе! Она не желала больше его видеть, снова смотреть в эти глаза, которые запечатлели ее наготу, и знать, что в них можно прочитать только холодность и самодовольство удовлетворенного самца.
Избежать встречи было нелегко, но преимущество было на стороне Оливии. Она увидела Эдварда раньше, чем он ее заметил; она одета не в роскошное платье, в котором была, когда они расстались, а в мешковатые белые брюки, холщовые туфли без каблуков, просторную хлопчатобумажную рубашку и такую же просторную куртку поверх нее. На ней была и шляпа, помятая полотняная панама с широкими полями, ее она купила главным образом для того, чтобы скрыть от любопытства прохожих покрасневшие от слез глаза.
Эдвард остановился в центре зала. Он стоял, уперев руки в пояс, широко расставив ноги, подняв голову; он выглядел холодным и опасным, несколько человек обошли его, подобно тому, как рыбешки стараются проплыть подальше от акулы. Оливия по-прежнему наблюдала за ним из своего укрытия.
Когда объявили посадку на ее самолет, она быстро смешалась с группой оживленных мужчин и женщин, которые, видимо, ловили последние минуты, чтобы повеселиться, прежде чем увидят внизу огни Манхэттена.
– Привет, дорогуша! – ухмыльнулся стоящий рядом мужчина, опустил мясистую руку на ее плечо и спросил, выдыхая запах крепкого рома: – Откуда ты, крошка?
Оливия заставила себя улыбнуться веселому попутчику.
– Привет! – развязно ответила она и обняла его за талию, позволив ему прижать ее к своему жирному телу, и так они двинулись к выходу. Когда они проходили мимо Эдварда, Оливии показалось, что она сейчас задохнется, и, чтобы не упасть, была вынуждена еще сильнее уцепиться за своего спутника.
– Легче, легче, крошка. – Мужчина захихикал. – Я знаю, что иногда непросто устоять на ногах; держись покрепче, и старина Билли доставит тебя на борт в целости и сохранности.
Так и произошло. Но напряжение не оставило ее даже после того, как закрылись люки и самолет начал выруливать на взлетную полосу. Даже тогда, когда их поглотило ночное небо и пассажирам было позволено расстегнуть ремни, Оливия не могла заставить себя расслабиться.
– Привет, крошка, – услышала она голос над собой. Подняв голову, Оливия увидела мужчину, который «помог» ей подняться в самолет, а теперь стоял в проходе. – Как дела?
– Прекрасно, – пробормотала она и даже нашла в себе силы ему улыбнуться, прежде чем он отправился дальше.
Но она вовсе не чувствовала, что все «прекрасно». В душе у нее словно все сломалось, и она боялась подумать о том, как будет жить дальше.
И это сделал с ней Эдвард.
Как могла она поверить в то, что он ее любит?
Оливия глубоко вздохнула. Ладно, подумала она, с нее хватит. Теперь она испытала в жизни все. Она не собирается запираться дома и оплакивать свое разбитое сердце, потому что мужчина по имени Эдвард Арчер использовал ее. Она сильнее этого.
К черту все. Она в нем не нуждается. Она будет жить для себя. Для себя и «Мечты Оливии».
Еще не все пропало. Просто она проявила непростительную слабость, позволив сначала такому ничтожному журнальчику, как «Чаттербокс», а затем Эдварду Арчеру заставить себя потеряться, вместо того чтобы бороться за себя и свое дело. У нее были для этого возможности. Чарлз списал одолженные суммы. У нее был городской дом, который теперь могут отобрать суды или банки. У нее было умение. Мастерство. Талант. Опыт. И решимость и понимание чего она хочет, которое, вывело ее из комнаты для слуг в доме Боскомов к «Мечте Оливии».
«Ты потеряешь все это», – сказал ей Эдвард, и это было той угрозой, что толкнула ее в расставленную им западню. Ладно, может, она и потеряет все, но без боя не сдастся. Эдвард не знает, какое значение имеет для нее «Мечта Оливии», что студия означает для нее не только финансовую обеспеченность, но составляет смысл жизни.
– Леди и джентльмены, – послышался голос командира экипажа, – напоминаю вам, что следует поднять спинки ваших кресел и пристегнуть ремни. Благодаря сильному попутному ветру, мы приземлимся в Нью-Йорке на пятнадцать минут раньше, чем предусмотрено в расписании.
«Ничто не может произойти раньше, чем это предопределено», – подумала Оливия, собирая в комок всю свою волю. Она должна наладить ход своей жизни, и как можно скорее.
Телефон зазвонил в шесть утра, она как раз только что проснулась. Оливия знала, кто ей звонит, и зарылась головой в подушку, пока телефон не замолчал. Однако десять минут спустя он снова затрезвонил, потом звонки повторялись каждые пять минут, пока наконец она не включила автоответчик, который сама же выключила несколько недель назад после первого же звонка по поводу грязного скандала.
Когда аппарат снова зазвонил, она, вся дрожа, села рядом и услышала холодный и злой голос Эдварда.
– Оливия, черт побери, ты не можешь так уйти!
Но она смогла. Все, что для этого требовалось, так это напомнить себе, как она его раньше ненавидела. И она сумела сделать это. Господи, она сделала это!..
Когда Эдвард повесил трубку, она набрала номер Дольчи.
– Оливия! Где ты пропадала? Я тебе звонила, звонила…
– Как ты смотришь на то, чтобы выйти на работу, Дольчи?
– О, буду только рада! Что ты намерена теперь делать? Ты следила за «Чаттербоксом»? Там больше нет ни слова обо всей этой кутерьме, давно уже нет. И я подумала, что, может быть…
– Ты правильно подумала. Но существует проблема, – Оливия потерла лоб, – у меня нет денег, чтобы платить тебе жалованье. Если хочешь, можешь поработать на комиссионных, пока дела не наладятся. А когда все придет в порядок… Если придет, я заплачу тебе все, что буду должна, плюс премию, и…
– О'кей.
– Ты уверена?
– Когда ты хочешь, чтобы я пришла?
Оливия улыбнулась – в первый раз за последние сутки.
– Ну, а если я скажу, что пять минут назад?
Дольчи появилась через час. Она обняла Оливию, потом отступила на шаг назад и внимательно оглядела.
– Ты так здорово выглядишь! Где ты так загорела, далеко?
– Да. На Багамах.
– На Багамах? – У Дольчи округлились глаза. – А почему бы и нет? Если нет возможности спасти корабль, то можно позволить себе гульнуть, пока он идет ко дну.
– Нет, не в этом дело… – Оливия взглянула на Дольчи, которая ничего не знала ни о Риа, ни о ее роли в том, что произошло, и рассмеялась: – Это длинная история, когда-нибудь я тебе ее расскажу.
Дольчи улыбнулась:
– Расскажи хотя бы о южном солнце, теплых лунных ночах, потрясающих мужчинах. Могу поспорить, что ты здорово провела время.
Взгляды девушек встретились, и неожиданно Оливия почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Она поспешно отвернулась.
– Оливия. – Дольчи тронула ее за плечо. – В чем дело? Я что-нибудь не то сказала?
Оливия тряхнула головой:
– Нет, нет, не говори глупости. Я просто поздно легла и не выспалась как следует.
– Ты уверена?
Оливия провела по лицу тыльной стороной ладони, потом обернулась и заставила себя широко улыбнуться Дольчи:
– Абсолютно. А теперь давай перейдем к делу.
Несколько часов они провели, разбирая бумаги. На следующий день Оливия стала обзванивать клиентов, которые исчезли после скандала.
Первые звонки дались трудно. «Хэлло, – приветливо говорила она как ни в чем не бывало. – Мы интересуемся, приняли ли вы какое-то решение относительно вашей гостиной?» (Или столовой, или летнего домика… Чего угодно.) А потом, сжав пальцы, ждала ответа.
Никто не бросил трубку. Но никто не выразил желания прийти подписать контракт. Но несколько человек сказали, что да, действительно, пока еще не решили этот вопрос. А трое выразили намерение зайти на неделе и переговорить.
Успех придал ей мужества. Оливия перевела дыхание, придвинула аппарат и снова стала названивать. Эти звонки дались ей намного труднее: теперь она звонила людям, которые аннулировали свои заказы после разразившегося скандала.
Некоторые заказчики сразу бросали трубки. Но другие говорили, что они еще не заключили других соглашений, и проявляли заинтересованность во встрече.
Через несколько дней в студию потянулись клиенты. К концу недели дела стали налаживаться. У «Мечты Оливии» снова появились заказы, не так много, чтобы можно было говорить о прибыли, но достаточно, чтобы появилась надежда на выживание. Оливия работала двадцать четыре часа в сутки; конструировала, делала наброски, вела льстивые разговоры с кредиторами о продлении и снисхождении.
К концу недели она довела себя работой до полного изнеможения, что и было отмечено Дольчи.
– Так больше продолжаться не может, – заявила она.
Оливия положила карандаш и утомленно потерла виски. Дольчи была права, она вконец измоталась. Но ее доводили до изнеможения не дни. Ночи. Долгие, пустые часы в темноте. По ночам казалось, что весь мир куда-то опрокидывается, мужество покидало ее, и она не могла изгнать из сознания мысли об Эдварде, перестать видеть его во сне – в долгих, чувственных сновидениях, в которых он обнимал ее и занимался с ней любовью. Но даже в снах она пыталась противостоять ему. Ей хотелось сказать: «Я ненавижу тебя, Эдвард, не дотрагивайся до меня». Но вместо этого она страстно отдавалась ему, а когда просыпалась и возвращалась к реальности, сердце билось еще сильнее, потому что сны говорили о ее женской слабости в попытках преодолеть желание. По крайней мере, Эдвард перестал звонить. В конце концов, что толку выплескивать свою злость автоответчику? Свой гнев он на кого-то, видимо, уже излил, в противном случае добился бы встречи с ней. Очень хорошо, что этого не произошло.
– Оливия?
Она подняла голову. В дверях со встревоженным видом стояла Дольчи.
– Почтальон только что принес…
Она подала конверт от юриста Чарлза Райта с отметкой «заказное». Оливия вскрыла конверт и извлекла из него лист бумаги. Она внимательно прочитала его, потом подняла глаза на Дольчи.
– Здесь говорится, что я просрочила уплату долга.
– Долга?
Оливия покачала головой. Не было никакого долга, уже не было. В своем завещании Чарлз Райт позаботился об этом, и конечно же его юрист знал об этом.
– Это ошибка, – сказала она. – Я разберусь с этим.
Она позвонила юристу. Тот был любезен, почти извинялся перед ней. У него не было иного выбора, кроме как послать ей это письмо, объяснил он.
– Вы правы, мисс Харрис, там было дополнительное распоряжение. Но оно опротестовано.
– Кем? – спросила она.
В этом вопросе не было необходимости. Она знала ответ еще до того, как юрист дал его ей.
– Приемным сыном Райта Эдвардом Арчером.
Оливия закрыла глаза.
– Потому что акции завещаны Риа Боском? – спросила она спокойно.
– Вы знали об этом? – Он вздохнул. – Действительно, это дело улажено. Арчер разыскал мисс Боском. Он провел переговоры с ней, и они пришли к соглашению, которое устроило их обоих.
– Хорошо, но, в таком случае, я не понимаю…
Юрист откашлялся:
– Он опротестовывает завещание своего отчима в той части, что касается вас. Даже если ему откажут в иске, боюсь, что пройдет слишком много времени.
Оливия хотела сказать что-то вежливое, но у нее перехватило дыхание. Как мог Эдвард так поступить с ней? Он получил то, чего хотел, – контроль над этими акциями, – чего еще ему надо? Или он добивается разорения «Мечты Оливии» в отместку за то, что она ушла от него?
Нет, он не станет стремиться к этому, не станет, если она поговорит с ним; она должна сделать это сию же минуту. Оливия взглянула на часы. Возможно, он еще в своем офисе. Есть ли его адрес в телефонном справочнике?
Адрес был. Оливия записала его, схватила сумку и быстро сбежала вниз по лестнице.
Офис Эдварда находился на семьдесят пятом этаже небоскреба из стали и стекла, в нижней части Манхэттена. Вся обстановка здесь говорила о деньгах, власти и престиже. Все было рассчитано так, чтобы подавлять и внушать трепет. Но Оливия не ощущала никакого страха: она была разгневана. Этот гнев вел ее сначала из лифта в роскошный, орехового дерева холл, потом дальше, по длинному коридору; но когда она очутилась у двери с именем Эдварда, все ее мужество испарилось. «Чего я добиваюсь?» – подумала Оливия. Эдвард поступит так, как захочет, она не может остановить его. На его стороне все, в то время как она…
Дверь распахнулась, Оливия увидела перед собой знакомое красивое лицо и мгновенно поняла правду.
Не страх потерять завещанное Чарлзом привел ее сюда. Ее приход объяснялся просто: она любила Эдварда, каким бы он ни был и что бы ни сделал ей. Она любила его на Багамах, любит его сейчас, она всегда будет любить его.
Она сделала быстрый шаг назад, но Эдвард успел удержать ее. Его прикосновение было равнодушным, безличным, но Оливия не могла не подчиниться ему. Его пальцы были словно железные, а во взгляде чувствовалась сталь.
– Входи, Оливия, – сказал он. – На этот раз уже поздно убегать.
Сердце Оливии бешено билось, но она все же гордо подняла голову, стряхнула его руку и вошла.
Его кабинет был огромен, размером, должно быть, во всю ее квартиру. Мебель показалась Оливии весьма внушительной, хотя она не успела ее как следует рассмотреть. Ее мучила мысль, что она совершила ошибку, придя сюда по своей собственной воле, и теперь оказалась в ловушке.
– Садись, – предложил он.
Она повернулась к нему. Он закрыл дверь и, скрестив руки на груди, наблюдал за Оливией с прежним безразличным выражением лица.
– Нет, спасибо, – ответила она спокойно, хотя биение пульса отдавалось у нее в ушах. – То, что я собираюсь сказать, не займет много времени.
Какая-то скользкая улыбка мелькнула на его губах.
– Я конечно же знаю, почему ты пришла.
– Да. – Она с трудом сглотнула слюну. – Да, я уверена, что знаешь.
– Это дополнительное распоряжение в завещании Райта, – ты хочешь знать, почему ты все еще должна возвращать заем.
Оливия сумела удержать себя в руках.
– Я знаю почему, Эдвард. Ты опротестовал его.
Он кивнул.
– Ты права. Я сделал это.
– Даже несмотря на то, что получил обратно акции, которые хотел.
– Твоя подруга согласилась продать их мне по рыночной цене, когда я убедил ее, что не заинтересован в том, чтобы смешать ее имя с грязью.
– Что ж, это упрощает дело. Я имею в виду, что если бы ее удалось отыскать мне, я не смогла бы сделать ей такого предложения. А мне всего-то хотелось, чтобы она объявила на весь свет, что это у нее была связь с твоим отчимом, а не у меня.
Эдвард долго и пристально смотрел на нее, потом оттолкнулся от двери и медленно подошел к ней.
– Ты действительно бы так сделала? – тихо спросил он. – Риа спросила меня, очень ли ты зла на нее, и я сказал ей, что да, ваша дружба никогда уже не будет такой, как прежде, но я сомневаюсь, что ты собираешься мстить ей.
– Ты так сказал? – зло спросила Оливия. – Ты не должен был говорить за меня, Эдвард. Я… – Она замолчала, потом вздохнула. – Нет, – произнесла она через несколько секунд. – Я не хочу отмщения. Сначала я думала, что буду мстить, но… – Оливия облизнула пересохшие от волнения губы. – У нее все в порядке?
– Все в порядке. Конечно, она паниковала, боялась, как отреагирует ее семья, когда узнает, что она жила с Райтом. Он говорил ей, что умолял мою мать дать ему развод, но она отказалась.
– Но он этого не делал, – тихо сказала Оливия.
– Нет. – Его голос прозвучал резко, улыбка была холодной и невеселой. – Но Риа Боском была не единственной молодой женщиной, которая попалась на удочку старины Чарлза.
Оливия кивнула.
– Ладно, в любом случае ты получил то, что хотел.
Глаза Эдварда сузились.
– Получил?
– Да. Акции «Джемини». Ты сказал, что Риа переписала их на тебя…
Он быстро шагнул к ней и раньше, чем она успела отвернуться, грубо схватил ее за плечи.
– Почему ты убежала от меня?
Оливия нервно улыбнулась:
– Прости, что испортила тебе вечер, Эдвард. Ты хочешь, чтобы я принесла свои извинения?
– Я не понимаю тебя, – произнес он грубо, – и думаю, что никогда не понимал. Ты самая независимая женщина, которую я когда-либо знал, ты сама сделала себя такой в этом мире, и вдруг ты поджимаешь хвост и удираешь, словно напуганный кролик.
– Нет! – Кровь прихлынула к ее щекам. – Это ложь. Я никогда не удирала!
– Ты всегда так стремительно удираешь, что у тебя не хватает времени, чтобы узнать правду!
– Когда я так поступала? – спросила она. – Приведи хоть один пример.
Он внимательно посмотрел на нее:
– Несколько недель назад ты бежала из моей квартиры.
– Это не было бегством!
– Ты хотела лечь со мной в постель, но эта мысль так перепугала тебя, что ты стремглав удрала!
– Оставь меня в покое, – потребовала. Оливия, – я пришла сюда не для того, чтобы ты оскорблял меня.
– Ты удрала тогда в Нью-Хэмстеде, когда мы уже были готовы заняться любовью.
– Ты так называешь то, что мы собирались делать? – сказала она, пытаясь вырваться из его железной хватки. – Я думаю, для этого найдется более подходящее слово.
– И ты удрала тогда ночью на Багамах.
– Господи, Эдвард! Что за патологическое самолюбие! В чем проблема, а? Неужели я первая женщина, которая ушла от тебя?
– Черт возьми, Оливия, может, ты перестанешь вести себя как идиотка и выслушаешь меня?
– Выслушать тебя? Надменного негодяя, который не останавливается ни перед чем, когда становятся у него на пути!
– Да я пытаюсь сказать, что влюблен в тебя, проклятая дурочка! – Пальцы Эдварда сжали ее тело. – Бог знает почему, – может быть, ты превратишь мою жизнь в несчастье, а меня сделаешь развалиной, из-за тебя я могу спиться или что похуже… Но я ничего не могу с собой поделать, я люблю тебя, люблю все эти недели. Черт побери, я знаю, что влюбился в тебя еще тогда, когда ты облила меня виски в ресторане. – Его голос звучал ожесточенно. – В тот день, когда я засек, как мой отчим опутывал тебя.
– Он не опутывал меня, – с замершим сердцем возразила Оливия. – Я же говорила тебе…
– Да. Ты говорила. Но я слишком ревновал, чтобы верить. – Эдвард обнял ее. – Я думал, что ты тоже любишь меня. Ты сказала, что любишь, в ту ночь, на Багамах.
– Эдвард…
– Так ты меня любишь? – настаивал он. – И не думай, что удерешь раньше, чем ответишь мне, Оливия. Если надо будет, я запру тебя здесь, пока не добьюсь ответа!
Ее сердце колотилось, но теперь уже иначе, более спокойно. Неужели он и в самом деле?.. Оливия взглянула ему в лицо. Он смотрел на нее потемневшими глазами, но в его взгляде было… Было что-то говорившее о том, что он сейчас стремится удержать в своих руках самое для него дорогое, что он жаждет поцеловать ее, и целовать, целовать, целовать…
И это было то, чего она сама подсознательно хотела все эти дни и недели…
– Ну? – сердито торопил Эдвард. – Я хочу услышать «да» или «нет». Оливия, любишь ли ты меня?
Она глубоко вздохнула:
– Почему ты выкрал у меня ту открытку, Эдвард? Я бы и так отдала ее тебе. Я как раз собиралась отдать ее в тот вечер.
– Вспомни, что ты сказала, когда я нашел тебя. «Я не буду помогать тебе в поисках Риа» – вот что ты сказала мне. – Его глаза потемнели. – А затем ты спросила меня, прилетел ли я на Багамы для того, чтобы отыскать тебя, или же потому, что хотел найти Риа, – Он перевел дыхание. – Ты задала этот вопрос очень легко, моя дорогая, но он был такой же неразрешимый, как загадка Сфинкса. И я опасался, что, как ни отвечу, могу разрушить наше счастье.
Оливия покачала головой.
– Эдвард, – прошептала она. – Я не понимаю.
Он вздохнул:
– Я готов был отправиться за тобой на край света, родная. Но правда и то, что мне пришлось отправиться на острова, чтобы отыскать Риа. У меня не было выбора. Эти проклятые акции… Они не так уж много значили в финансовом отношении, но если бы моя мать узнала, что Райт оставил их Риа…
Эдвард вновь перевел дыхание.
– Уже и так было достаточно скверно, что она прочитала всю эту чепуху о его «любовном гнездышке». Но открыть, что он отдал кому-то акции, которые она некогда вручила ему как знак своей любви…
– Ты не хотел огорчать ее?
Эдвард угрюмо кивнул.
– Я приложил массу усилий, чтобы уговорить маму после смерти Райта поехать к ее сестре, во Флориду. Но я знал, что рано или поздно завещание будет официально оглашено. Я не мог думать ни о чем другом, кроме того, чтобы срочно вернуть акции.
– Но как возвращение акций могло изменить смысл завещания? Я имею в виду, что если будет обнародовано завещание, то дополнительные распоряжения ведь все равно останутся действительны?
Эдвард натянуто улыбнулся.
– Нет никакого смысла оглашать дополнительные распоряжения, если они уже не имеют значения. Не без труда я уговорил юриста Райта согласиться со мной.
– Да, – сказала, слегка улыбнувшись, Оливия, – могу представить. Ты можешь быть очень убедителен, когда хочешь.
Он охватил ее лицо ладонями.
– Тогда позволь мне сейчас убедить тебя, – сказал он тихо. – Я люблю тебя, Оливия. Люблю всем сердцем. Скажи же мне, что тоже любишь меня.
– Но почему же ты не рассказал мне все это в то утро на Багамах? Я бы поняла…
– Может быть. – Эдвард поджал губы. – Но я не мог рисковать. Я слишком боялся потерять тебя.
– Но в тот, последний вечер, когда ты признался, что взял эту открытку… – Она перевела дух. – Ты выглядел таким холодным, Эдвард, таким чужим.
– Чужим? – У Оливии перехватило дыхание, когда он притянул к себе ее лицо и крепко поцеловал; их обоих била дрожь. – Я никогда не мог сдержать себя, когда был с тобой, Оливия. Черт побери, я был в отчаянии. Я собирался сделать тебе предложение в тот вечер, но только представь, в чем я должен был тебе сначала признаться: что я рылся в твоих вещах, нашел эту открытку и взял ее…
– …И что ты оставляешь меня и отправляешься в Нью-Йорк.
– Это касалось моего дела с Риа. Мои люди могли не учесть, что ты тоже находишься на островах, разыскивая ее, и я подумал, что она придет в неистовство от мысли, что может встретиться с тобой лицом к лицу. Она соглашалась на встречу со мной только наедине, в Нью-Йорке.
– А опротестование завещания? Почему ты сделал это?
– Ты не отвечала на мои звонки. Я хотел встретиться с тобой и провел несколько вечеров на холоде у твоего дома. – Он улыбнулся. – Но я решил не полагаться на случай. Я хотел увидеть тебя на своей территории, дорогая, чтобы все козыри были у меня.
Глаза Оливии наполнились слезами радости.
– О, Эдвард, – прошептала она. – Я была такой дурой…
– Просто ты совершенно невозможная женщина, – произнес он. – Целую вечность назад я задал тебе два простых водроса и до сих пор не получил никакого ответа.
Оливия привстала на носках и прижалась губами к его губам.
– Повтори их, – шепнула она. Эдвард посмотрел в потолок.
– Какая же она забывчивая! Ну, что мне с ней делать?
– А ты подумай, – ответила она с улыбкой. – Ну, задавай мне свои вопросы.
Эдвард снова обнял ее.
– Вопрос номер один, мисс Харрис. Вы меня любите?
– Да, – тяжело вздохнула она, – хотя вы самый надменный, самый невыносимый мужчина, которого я…
– И вы выйдете за меня замуж?
Сердце Оливии бешено забилось.
– Когда? – растерянно спросила она.
Эдвард улыбнулся, обхватил ее руками и поднял.
– Сейчас, – сказал он, – сию же минуту, или как только ты дашь согласие оставить «Мечту Оливии».
Оливия обняла его.
– Ты дурачок, – прошептала она. – Разве ты не знаешь? Ведь ты и есть мечта Оливии. И всегда останешься ею…

notes

Назад: 10
Дальше: Примечания