10
Эта машина была почти точной копией той, на которой Эдвард ездил в Нью-Йорке – длинная, низкая, предназначенная для быстрой езды. Всего несколько дней назад Оливию стесняло то чувство интимной близости, к которой располагал ее тесноватый салон, но сейчас, когда они мчались сквозь темную ночь под лунным небом с плывущими по нему облаками, эта близость только усиливала возбуждение, пульсирующее в ее крови.
Эдвард взял ее руку и положил себе на бедро, да так и не отпускал, поэтому, когда он переключал рычаги, она словно бы участвовала в его действиях. Это была единственная точка соприкосновения с ним, но Оливии казалось, что их тела уже слились воедино. Ее бросило к нему, когда машина сделала крутой поворот, и Оливия уловила его запах, запах сильного и чистого тела.
– Эдвард, – прошептала она его имя и ничего больше, потому что чувствовала, что все то, что они должны сказать друг другу, скоро будет сказано, и знала, что он понимал это, потому что поднес ее ладонь к губам и поцеловал.
Он остановил машину возле одинокого домика на берегу залива, потом взял девушку на руки и прильнул к ее губам крепким и жадным поцелуем.
Она прижималась к нему, когда он пронес ее сквозь темноту и поднялся в комнату, залитую молочным отсветом луны и полную аромата моря. Руки девушки покоились на его плечах, когда он бережно поставил ее на ноги; ее дыхание прерывалось от волнения. Он медленно прижал Оливию к своему телу, и она ощутила, как сильно он возбужден.
Ее груди прижимались к его телу, соски отвердели от соприкосновения с ним, а когда она ощутила его плоть у себя между бедер, она со стоном произнесла его имя.
– Да, – прошептал он хриплым, почти чужим голосом, – да. – Его пальцы протянулись к ее воротнику и стали расстегивать пуговицы одну за другой. Глаза Эдварда походили на темные озера, ноздри трепетали от желания, и она задрожала, когда поняла, каких усилий стоит ему не сорвать с нее одежду одним рывком.
Когда он расстегнул пуговицы до самой талии, он взял ее лицо в ладони.
– Оливия, – прошептал он, и она подумала, что никогда еще ее имя не звучало так сладостно и красиво.
Он нагнулся и прильнул к губам девушки, он целовал ее нежно и дразняще, пока ее губы не раскрылись и она не прижалась к нему безмолвно, моля о большем. Она стала отвечать на его поцелуи и кончиком языка ласкала его губы; он пробормотал что-то, прижав ее к себе еще крепче и прильнув к ее губам.
Когда наконец Эдвард оторвался от нее, все перед ней было словно в тумане. Она шаталась, и он подхватил ее за талию.
– Эдвард, – пробормотала она.
– Да, любимая.
– Не останавливайся, прошу тебя, – шепнула она.
Он освободил ее плечи от платья, и ткань опустилась к ее бедрам. Она приоткрыла глаза, когда он чуть отступил от нее, и увидела, как Эдвард медленно разглядывает ее лицо, шею, обнаженные груди.
– Как ты прекрасна, – прошептал он. На ее щеках появился румянец.
– Не смотри на меня так, – смущенно сказала она. Он поднял глаза. Она увидела, как что-то блеснуло в их глубине, возможно, изумление или более сложное чувство. Потом он поймал ее запястья, когда она попыталась прикрыться ладонями.
– Не надо, – сказал Эдвард хрипло, – я хочу видеть тебя.
Оливия стояла, вся дрожа, а он медленно раздевал ее, пока она не оказалась перед ним совсем обнаженной. Когда он разглядывал ее, она ощущала, что вся находится сейчас в его власти. Она чувствовала, как ее кровь начинает пульсировать в тех местах ее тела, куда падал его взгляд, и кожа розовела, словно осознавая свою беззащитность. Он посмотрел на ее груди, и она ощутила, как они напряглись.
Эдвард застонал и охватил ее руками.
– Ты знаешь, как я возбуждаюсь, когда вижу, что ты хочешь меня? – прошептал он. Эдвард приподнял сзади волосы на ее шее и прильнул раскрытым ртом к горящей коже. – Я так долго ждал, Оливия, я хотел тебя так долго.
«Всю жизнь, – подумала она, – я тебя ждала всю жизнь». Она и представить не могла, что будет когда-либо испытывать нечто подобное в мужских объятиях; охваченная жарким племенем страсти, девушка ощущала всей кожей каждое его прикосновение настолько остро, что полностью утратила чувство времени.
Его пальцы бродили по ее плоти, и Оливия стонала, когда они ласкали ее груди, когда он склонял голову и охватывал горячими губами соски. Она вскрикнула, как при ударе электрического тока, ее руки крепко обхватили его шею, ногти пронизали шелк его волос.
– Моя красавица, моя дорогая красавица, – шептал он, и нежность, которая некогда воспринималась ею как нечто жестоко унижавшее ее, теперь наполняла ее сердце восторгом. Его руки скользнули по ее талии, и Эдвард опустился перед ней на колени, прижимая к себе.
Он целовал ее груди, живот, бедра и вдруг прильнул к ее лону.
Оливия вскрикнула от испуга и страсти:
– Нет, Эдвард, ты не должен…
Но эта мольба растаяла под его ласками и поцелуями. Полностью утратив ощущение реальности, Оливия видела перед собой плывущие пятна всех цветов радуги, радуги, которая вздымалась все выше и выше, пока внезапно не рассыпалась на миллион огненных осколков, и тогда она забилась в его руках.
– Эдвард! – вскричала она, и он встал, поднял на руки ее обессилевшее тело и понес к кровати быстрыми, нетерпеливыми шагами.
Она опустилась на атласные простыни и мягкие пуховые подушки, глядя сквозь полузакрытые глаза, как он срывает с себя одежду. И вот уже в призрачном лунном свете он предстал перед ней весь; сквозь золотистую кожу отчетливо проступали его крепкие мускулы.
– Оливия, – прошептал он, и, когда их взгляды встретились, она уже знала, что в эту ночь не сможет отвергнуть его, так же как не может остановить бег перистых облаков по ночному небу.
Улыбнувшись, она протянула к нему руки.
– Иди ко мне!
И он пришел…
Спустя некоторое время Оливия лежала, положив голову на плечо Эдварда. Луна уже скрылась с неба, и комната погрузилась во мрак. Эдвард откинул взмокшие пряди с ее щек, нежно целуя их.
– Почему ты мне не сказала? – прошептал он. Она закрыла глаза, вспоминая, как он сделал ее своей, его резкое проникновение в ее лоно – и тут же мгновенную остановку.
– Оливия! – Он почти кричал. – Господи! Мне такое и не снилось…
Она приподнялась, прижала к себе его голову и заставила замолчать долгим поцелуем; потом движением бедер сама надвинулась на него, пока он со стоном не погрузился до конца в ее лоно…
– Ты должна была предупредить меня, – нежно произнес он.
– О том, что я девственница? – Оливия рассмеялась. – Это не то, о чем следует заявлять мужчине, даже для того, чтобы убедить его, что никогда не спала с его отчимом.
– Черт! Когда я вспоминаю обо всем, что наговорил тебе…
Оливия покачала головой.
– Забудь об этом, – сказала она тихо. Он крепче обнял ее.
– Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня? Я поступал с тобой так… так…
– Все это сейчас уже не имеет никакого значения, – она со вздохом поцеловала его в шею. – Все это теперь позади…
– Нет, – возразил он, и она почувствовала, как напряглись все его мышцы. – Я должен объяснить…
– Нет, – тоже прошептала она, – ты ничего не должен объяснять. – Она приподнялась на локте, волосы упали на ее обнаженное плечо. – Я виновата не меньше тебя. Я могла, нет, должна была настоять с самого начала, чтобы ты выслушал от меня правду, но ты никогда не давал мне договорить, а я была уже настолько разозлена, что предоставила тебе возможность думать обо мне так, как тебе угодно.
Он рассыпал ее волосы по шее и плечам, а потом привлек голову Оливии к себе на грудь.
– Риа, – процедил он сквозь зубы, – эта проклятая Риа! Это все произошло по ее вине. Господи, с каким удовольствием я бы придушил эту суку!
Оливия прижала палец к его губам.
– Помнишь, что ты сказал? Что ты даже и говорить о ней не хочешь? Я тоже не хочу. Не хочу слышать ее имя.
– Оливия… – Время снова, казалось, остановилось, потом Эдвард вздохнул, привлек ее к себе и поцеловал.
– Ничто уже не имеет значения, кроме этого… – прошептал он. После долгой, долгой паузы он откинулся на подушки, все еще прижимая ее к себе. – Не могу поверить, что ни один мужчина никогда не претендовал на тебя, – добавил он тихо.
Оливия передернула плечами.
– Ты самый настоящий мужской шовинист, – сказала она и улыбнулась. – Но ты мог бы догадаться, что я не поощряла их внимания к себе.
Он тоже улыбнулся:
– Правда?
– Ладно, – вздохнула она, – не думай об этом. Просто я всегда ждала, когда появится тот самый мужчина.
– Спасибо, что дождалась, – прошептал Эдвард и поцеловал ее.
– Добро пожаловать, – улыбнулась она, поддразнивая его. – Ты доволен мною? Не… не разочарован?
– Разочарован?..
– Ну… Ты знаешь, что я имею в виду.
Он рассмеялся и поцеловал ее в нос.
– Если ты хочешь получить комплимент, то…
– Но ты ведь думал, что я… куртизанка, – быстро проговорила она, – а я оказалась…
– А ты оказалась чудом, – нежно ответил Эдвард и прижался к ее губам. – На самом деле ты оказалась той, о ком я всегда мечтал.
Оливия вздохнула и поцеловала его в грудь.
– Правда?
Он рассмеялся:
– Ты напрашиваешься на комплименты, женщина. – И запустил руку в ее волосы, откинув голову назад. – Один ты сейчас получишь.
Она снова улыбнулась.
– Какой?
Его рука коснулась ее лона, и она задохнулась.
– Эдвард, что ты делаешь?
– А на что похоже то, что я делаю? – хрипло спросил он.
– Но… но как ты можешь? Я хочу сказать, так скоро…
– Ты думаешь, дорогая, – хрипло прошептал он, – это слишком скоро? – Он раздвинул ее бедра, проник в нее, и мир закружился вокруг Оливии.
Оливия долго не могла очнуться ото сна, лениво потягиваясь под золотыми солнечными лучами.
– Эдвард, – шепнула она и положила руку на то место, где он лежал. Но его не было.
Ее сердце обмерло. Она села в постели, натянув на грудь простыню, и в этот момент распахнулась дверь.
– Доброе утро!
Он стоял в дверном проеме и улыбался. На нем ничего не было, кроме коротких белых хлопчатобумажных шорт, вид его стройного, мускулистого тела пробудил в ней воспоминания о прошедшей длинной и сладостной ночи. Глупо было чувствовать смущение после того, что произошло между ними, но она ничего не могла поделать с собой, и краска прилила к ее щекам.
– Доброе утро, – ответила она, стараясь прикрыть обнаженное тело простынями.
Склонившись к ней, Эдвард улыбнулся.
– Я был в отчаянии, – признался он, – я поглядывал на тебя каждые десять минут весь последний час…
– Последний час? Ты хочешь сказать, что ты уже давно встал?
– …И каждый раз, когда я это делал, я видел, что ты лежишь на спине, раскинув руки…
– Я? Я лежала, раскинув руки?
– И выглядела так, словно собиралась прохрапеть весь день, пока я искал что-нибудь съестное на кухне.
Оливия вздернула подбородок.
– И все-то ты врешь. Я не сплю, раскинувшись на постели. И я не храплю. И если ты собираешься сказать мне, что ждешь, пока я встану и приготовлю тебе завтрак…
Эдвард опустился на постель рядом с ней.
– О'кей, – сказал он, – виноват. Ты спишь на моей руке, словно прилаживаясь ко мне. Единственные звуки, которые ты издаешь, это легкие стоны, когда я прикасаюсь к тебе. И…
– Никогда, – заявила она, – я никогда не издаю никаких звуков во сне.
Он наклонился и поцеловал ее в губы.
– Единственная причина, – шепнул он, – из-за которой я терпеливо голодал, было то, что я не хотел готовить завтрак, пока ты не проснешься.
Оливия улыбнулась:
– Ты умеешь готовить завтрак?
– Не говори так, словно ты потрясена. Да, я умею быстро готовить завтрак. Свежий апельсиновый сок, яичница с беконом, бисквиты…
Она широко раскрыла глаза:
– Бисквиты?
– Да. Они прибыли в коробке, но, прежде чем есть, их надо положить в духовку. – Эдвард улыбнулся. – Впечатляет?
Неожиданно все ее смущение пропало и сменилось чувством такой нежности к Эдварду, что у нее перехватило дыхание. Она потянулась к нему и охватила его лицо ладонями.
– Боюсь, что вам придется произвести на меня более сильное впечатление, мистер Арчер.
Он перестал улыбаться.
– Вы женщина, которой трудно угодить, – сказал Эдвард хрипло. Он потянулся к ней, и простыни соскользнули на пол.
– Мне кажется, что я должен немедленно что-то сделать для этого.
– Не знаю, что бы это могло быть. Я имела в виду, что вы, сударь, должны явиться с чем-то весьма впечатляющим…
Он улыбнулся, притворно рассердившись.
– Что вы имеете в виду?
У нее перехватило в горле. И они оба отдались страсти.
К тому времени, когда они встали, завтрак, который, по признанию Эдварда, не был его лучшим кулинарным произведением, можно было считать уже поздним полдником. Бекон подгорел, бисквиты обуглились, яйца были переварены. Однако вина за это лежала на них обоих. Теперь они обменивались имеющими вкус кофе поцелуями на залитой солнечным светом кухне.
Они ели на террасе, выходившей к морю, за маленьким столиком со стеклянным верхом. Оливия и Эдвард были совсем одни, если не считать изящной ящерицы с изумрудными глазами, которая замерла на перилах, словно искусно выполненная статуэтка; от террасы до самого бирюзового моря простирался белый песок.
– Как здесь хорошо, – тихо произнесла Оливия.
– Это ты хороша, – улыбнулся ей Эдвард. Она улыбнулась ему в ответ:
– Ты тоже выглядишь вовсе не плохо.
Он ухмыльнулся, а потом сосредоточился на еде. Наблюдая за ним, Оливия перестала улыбаться. Она произнесла эти слова в шутку, но это была правда. Эдвард сидел напротив нее с темными, еще влажными после душа волосами, его плечи и мускулистые руки освещало солнце. Он выглядел настоящей мечтой любой женщины.
– Ни в коем случае, – заявил он утром, когда она начала было собирать разбросанные ночью по всей комнате вещи, – мы вполне хорошо одеты для нашего завтрака.
На Оливии была лишь майка с выцветшей эмблемой Гарварда, а на Эдварде – шорты, оставлявшие обнаженной большую часть его прекрасного тела.
Да, он был прекрасен, и не только внешне. Готовая возненавидеть его, Оливия ошибочно истолковывала черты его характера, принимая уверенность в себе за надменность, волю – за стремление повелевать, решительность – за наглость.
Ее недруг неожиданно, за какие-нибудь несколько часов, превратился в человека, которого она любила.
– …ты думаешь?
Оливия вздрогнула. Эдвард наклонился к ней, улыбаясь.
– Извини, – проговорила она, – я была как в полусне. Ты что-то сказал?
– Я предложил пенни за то, чтобы узнать, о чем ты думаешь.
Его улыбка стала еще шире, он взял ее руку и поднес к своим губам:
– Или ты предпочитаешь получить поцелуй?
– Извини, – она улыбнулась. – Я думала… Я думала, что от этого свежего воздуха у меня, должно быть, помутилось в голове. Я пробыла на этих островах уже несколько дней, но никогда…
– Что никогда?
Оливия пожала плечами.
– Я знаю, что это звучит смешно, но я по-настоящему и не видела их. Я… я была целиком поглощена другим…
Он сжал ей руку.
– С нынешнего дня ты должна быть поглощена только мной, – сказал он почти зло.
Она ждала, что он продолжит, но он замолчал. Оливия прокашлялась.
– Эдвард, как ты разыскал меня?
Он отодвинул свою чашку кофе.
– Ты оставила за собой пластиковый след шириной в милю, дорогая.
– Что?!
– Каждый раз, когда ты пользовалась своей кредитной карточкой, аккуратно отмечалось время и место покупки.
– Ну да, конечно. – Она заколебалась. – И ты догадался, что я приехала сюда в поисках Риа?
Он перегнулся и потрепал ее по щеке.
– Естественно, я не подумал, что ты решила устроить себе каникулы посреди зимы.
– Нет, – ответила она со слабой улыбкой, – нет. Я… я… – Она откашлялась. Она не могла не задать еще один вопрос, глупый, если учесть, что она знала ответ, но тем не менее…
– Эдвард, – с усилием выдавила она, – ты прилетел на острова, чтобы отыскать меня? Или… или Риа?
Его глаза потемнели.
– Но ведь ты заявила, что не намерена больше помогать мне в ее поисках.
Она действительно говорила это. Но это было до того, как они стали любовниками. Тогда она хотела лишь одного: положить конец всему, что связывало их, и выбросить Эдварда из своей жизни раз и навсегда. И самый простой способ сделать это, – она была уверена, – отказаться принимать участие в его поисках Риа Боском.
Но теперь все изменилось. Она любила Эдварда всем сердцем, и если даже предположить, что его чувство далеко не столь глубоко, то, во всяком случае, он испытывает нечто подобное, что пробуждает в нем горячую страсть к ней.
И если она его любит, разве правильно отказывать ему в том, чего он хочет? Теперь его власть над ней была безраздельна. Все, что она должна сделать, это отдать ему открытку, оставшуюся в ее номере, и его поискам придет конец.
– Оливия? – Она взглянула на него. – Ведь ты сказала так?
Она облизнула губы.
– Да… Но…
– Никаких «но», – сказал он твердо, наклонился к ней и поцеловал. – Дискуссия окончена.
– Но как быть с акциями, которые Чарлз оставил ей? Ты так жаждал вернуть их… Или ты хочешь сказать, что намерен о них забыть?
Он покачал головой:
– Я сказал, закончим дискуссию. – Он взял ее за руки и встал. – А теперь пошли. Нам предстоит сегодня сделать много дел.
Она улыбнулась:
– Правда?
– Ага. Для начала мы должны поехать в то место, где ты живешь, и упаковать твои вещи.
– Ах. – Она вздохнула, когда он привлек ее к себе. – Я совсем забыла, что надо возвращаться в Нью-Йорк.
Руки Эдварда по-прежнему лежали на ее спине.
– Нет, не надо.
– Не надо? – Оливия откинулась и посмотрела ему в лицо. – Но я думала… Я имела в виду, что теперь, когда ты махнул рукой на Риа…
– Почему мы должны возвращаться в холодную, серую зиму, когда можем остаться здесь, под теплым солнышком?
– Мы? – машинально переспросила Оливия.
– Да. Я думаю, мы можем перевезти сюда твои вещи и пожить здесь. Как тебе нравится моя идея?
– Ты имеешь в виду, остаться здесь? Вместе?
Эдвард улыбнулся:
– Да, и, конечно, в компании этой ящерки. – Он нежно поцеловал Оливию. – О'кей?
Оливия с изумлением взирала на него. Он хотел перевезти ее сюда, остаться с ней? Одно дело – провести вместе ночь, и совсем другое – вместе жить.
– Ты думаешь о том, чтобы снова открыть «Мечту Оливии»?
Она не думала об этом. Она вообще не думала о «Мечте Оливии» с тех пор, как Эдвард взял ее на руки в прошлый вечер.
– Скоро тебе нужно будет подумать об этом, – спокойно продолжал Эдвард. – Люди позабудут, пройдет время, но пока…
– …Пока еще рано, – кивнула Оливия, – я знаю. Но переезд сюда, к тебе…
– И к ящерице. Не забудь про ящерицу.
Она не ответила, и его улыбка немного потускнела.
– Хм… Слишком много моря, песка и уединения? Что ж, мы можем, в таком случае, подыскать отель. Я знаю один в Элеутере, который…
– …Нет, нет, – быстро сказала она. Ее щеки порозовели. – Я полагаю, что жить здесь с тобой в уединении – это… это… – Мужество оставило ее. – Это очень мило, – закончила она неуверенно.
– Очень мило? – Эдвард засмеялся. Потом повернулся к ящерице. – Ты слышал, приятель? Я здесь готовлю великолепный завтрак для этой женщины…
– Эдвард!
– Я провожу всю ночь, занимаясь с ней бешеной, страстной любовью…
– Эдвард, – повторила она, стараясь удержаться от смеха, – послушай…
– Что скажешь на это, приятель? – Он нахмурился. – Ящерица говорит, что у тебя не может быть никаких претензий к тому, как я занимался с тобой любовью…
Оливия засмеялась:
– Это правда.
– …Что тебя беспокоит одно: как ты будешь жить на подгоревшем беконе и переваренных яйцах.
– Эдвард, честное слово…
– К тому же ящерица хочет сказать, что тут есть прислуга, которая приходит каждый день, делает уборку и готовит пищу. – Он привлек ее ближе к себе, его голос снизился до шепота. – Так ты хочешь остаться здесь со мной, дорогая?
Оливия колебалась. Конечно же она хотела. Но что-то пуританское, впитанное с молоком матери шептало ей, представительнице добропорядочного среднего класса, что в том, чтобы так жить с мужчиной, есть что-то неприличное.
Оливия опустила голову на плечо Эдварда. А разве не этот средний класс совсем недавно позволял себе незаслуженно травить ее?
– Оливия?
Она подняла голову. Эдвард наблюдал за ней с забавной улыбкой на губах, и в глазах его было выражение, какого она ни разу не видела. «Почему он боялся, что я откажу ему?» – изумленно подумала Оливия, и сердце ее затрепетало от радости.
– А ты уверен, что я не удеру от твоей стряпни? – спросила она, притворно хмурясь.
Его глаза прояснились, и он ухмыльнулся:
– Даю руку на отсечение!
Оливия вздохнула.
– Ты невозможен, – сказала она ласково.
– Итак, ты остаешься?
– Разве можно было сомневаться в том, что ты добьешься своего?
– Никогда, – ответил Эдвард, потом притянул ее к себе и целовал так долго, пока солнце над ними не остановилось на месте…
