XIV

Утром Лидии пришлось звонить трижды, прежде чем в конторе Арманда Виллетта кто-то подошел к телефону. Она узнала низкий, довольно раздраженный голос.

— Алло! Кто говорит?

— Это Лидия Диринг, мистер Виллетт. Я хотела узнать, как обживается на новом месте ваша тетушка. Понимаете, я очень к ней привязалась. Мне в самом деле интересно знать, как она там.

— О, все в полнейшем порядке! — Ворчливое нетерпение в его голосе сменилось добродушной интонацией. — Я думаю, она вам написала. У нее некий пунктик насчет писем, — не правда ли? Одно она написала себе самой, и мне пришлось опустить его в ящик. Ну что ж, безобидная эксцентричность. Я думаю, теперь вы можете сделать для себя окончательный вывод: она в хороших руках, мисс Диринг. Сестра ее в восторге от того, что мисс Уилберфорс с ней. Что прошло, то прошло и быльем поросло. Так что не волнуйтесь больше по этому поводу. Собственно говоря, я сам собирался вам позвонить. У меня в данный момент нет секретаря, и дела находятся в довольно хаотичном состоянии.

— А почему вы собирались мне звонить?

— Просто чтобы поблагодарить вас за доброе участие к тете Кларе и сказать, что теперь вы можете больше о ней не думать. А у вас самой какие планы на ближайшее будущее?

— О, вероятно, вернусь в Париж, — с удивлением услышала собственный голос Лидия. — Я там работала в тот момент, когда мне пришлось поехать домой на свадьбу Авроры.

— Это интересно. Желаю вам всего доброго. — Показалось ей или в самом деле в его голосе прозвучало облегчение? Уверенности у нее не было. — Между прочим, у вас, я полагаю, больше не было никаких вестей от вашей сестры?

Лидия не стала говорить об издевательском и неуместном вчерашнем звонке Филипу. Небрежным тоном она ответила:

— Нет, она звонила только насчет фермуара, который вы ей подарили. Вчера я забыла вам об этом сказать. Она просила меня вернуть его вам, чтобы вы хранили для нее эту вещицу. Вы знали об этом?

— Нет. Конечно, не знал. В таком случае, быть может, вы заглянете ко мне в контору? Я буду тут весь день.

— А знаете, я решила хранить его у себя до тех пор, пока Аврора сама за ним не явится, — сказала Лидия. — Я полагаю, хотя бы это она обязана сделать. По крайней мере такой долг у нее есть по отношению к Филипу. Больно уж небрежничала она все время.

Наступило очень короткое молчание.

— Но если вы едете в Париж, мисс Диринг…

— Ах, это не важно, я договорюсь с матерью или Филипом — пусть фермуар хранится у них.

— Вы хотите взять на себя ответственность!

— Да господи боже мой, конечно! Он на самом деле не такой уж дорогой.

Уже потом она сообразила, что фермуар был подарком Арманда к свадьбе Авроры, а она не больно лестно о нем отозвалась. Поняла она и еще две вещи: Арманд Виллетт был счастлив, услыхав, что она покидает Лондон, и ему хотелось бы заполучить фермуар.

Ну что ж, и в том, и в другом он обманется.

Но почему все-таки это для нее важно?

По правде говоря, ей бы хотелось уехать. Менее недели тому назад она так радостно кинулась домой, и что вышло? Аврора исчезла и оставила Филипа, околдованного ею, а она, Лидия, в свою очередь, оказалась такой дурой, что позволила Филипу себя околдовать, стать буквально одержимой им.

Неудивительно, что она чувствовала себя опустошенной, усталой и разочарованной. Она начала всерьез думать о возвращении в Париж, не к Бертранам, а в какую-нибудь другую, более приятную семью. А если Филип решит, что он хоть немножко ее любит, он может последовать за ней.

Лидия села перед зеркалом Авроры и, уткнувшись подбородком в ладони, мрачно уставилась на свое отражение. Мимолетное зеленоглазое сияние, которое она видела перед собой вчера вечером, исчезло. Глаза ее были бесцветны, волосы какие-то слишком прямые, на щеках виднелись еле заметные впадины. Зеркало, которое так часто отражало изысканное лицо Авроры, теперь показывало некое бледное существо, похожее на мальчишку. И тем не менее она надеялась вытеснить этим лицом образ Авроры в сознании Филипа.

Когда раздался телефонный звонок, она виновато вскочила, боясь, что звонит Филип и он может каким-то образом не только услышать, но и увидеть, в каком меланхоличном она настроении.

Это была Миллисент, ежедневно с тревогой справлявшаяся о том, нет ли каких новостей. Лидия мрачно слушала ее высокий, звенящий надеждой голос, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы рассказать о вчерашнем звонке Авроры.

Миллисент слушала в молчании, прерывавшемся сдержанными восклицаниями неодобрения.

Затем она сказала:

— Я не могу ее понять, Лидия. Она прямо-таки дразнит нас. Словно кошка, играющая с мышью. (Мышью, правда, был Филип, в чем Авроре еще предстояло убедиться.)

— Ты считаешь, ее кто-то заставляет это делать? Кто? — резко спросила Лидия.

— Деточка, откуда мне знать? Это так не похоже на Аврору. Она, быть может, взбалмошна, но не жестока.

— Вчера вечером она не была особенно жестокой. Она извинялась.

— Все это прекрасно, но, если бы она в самом деле раскаивалась, она оставила бы Филипа в покое. Для него это, должно быть, просто непереносимо. Ты не согласна?

— Вероятно, — беспомощно ответила Лидия.

— Деточка, что случилось? У тебя такой мрачный голос. Почему ты не возвращаешься домой? Больше нет смысла оставаться в этой кошмарной пустой квартире.

Лидии и самой не хотелось ни часа дольше оставаться в квартире Авроры, но что-то вынуждало ее поступать так. Тут дело было вовсе не в том, что мог позвонить Филип. Ей нечего было ему сказать. В квартире было жутко пусто и одиноко. Когда Джун Берч пригласила ее к себе выпить кофе, она согласилась чуть не с радостью.

Впрочем, особого смысла в этом не было. Джун с ее волосами цвета расплавленного золота и назойливо любопытными глазами была человеком, которого при нормальных условиях следовало бы избегать.

— Вы ужас как притихли там, наверху, лапонька. Ничего не происходит?

— А что может теперь произойти?

— О! Что-нибудь обязательно произойдет. Аврора не сказала своего последнего слова — поверьте, особа, так любящая драматические трюки, непременно еще даст о себе знать. Так или иначе, она ведь вернется забрать вещи. И вообще окончательно завершить свои дела. — Джун громко засмеялась. — Это звучит немножко жутковато, да? Я имею в виду — прекратить договор об аренде и тому подобные дела.

— Но вы ждете не Аврору, — не правда ли? — медленно произнесла Лидия. — Должен появиться человек, имеющий ключ от ее квартиры.

Джун вежливо кивнула:

— Готова вам признаться, что я уже шею себе вывернула — так мне хочется увидать эту птицу.

— Конечно, это тот самый человек, за которого она вышла замуж.

— Возможно, но я не верю, что такой ночной светлячок даст себя оженить. Его нелегко будет поймать. Что ж, вполне возможно, она просто живет с ним, — вы согласны? Вам сахар в кофе положить, лапонька? Вы немножко осунулись. В чем дело? Бессонница?

— Я беспокоюсь, — призналась Лидия.

— А вы, часом, не втюрились в этого красивого художника?

— Что за ерунда! Нет конечно!

Джун посмотрела на нее проницательным взглядом:

— Вы славная девушка, но такую личность, как Аврора, никто не способен забыть в один миг. Правда ведь? Дайте ему время.

«Сколько времени?» — спрашивала себя Лидия, возвращаясь наверх.

Когда почтальон бросил в дверную щель письмо, у нее мелькнула безумная надежда, что, может, это письмо от Филипа, в котором он закончит то, что начал говорить, когда так не вовремя позвонила Аврора.

Но это было всего лишь то самое письмо от мисс Уилберфорс, о котором ей говорил Арманд. Письмо было короткое, натянутое по тону, касавшееся исключительно бытовых проблем и совершенно лишенное той обаятельной бессвязности, которую Лидия ожидала обнаружить.

«Дорогая моя Лидия!

Пишу, чтобы еще раз поблагодарить вас за громадную доброту, которую вы проявили ко мне, совершенно чужому для вас человеку, а также для того, чтобы сообщить, что мне здесь очень хорошо и я очень довольна. Моя сестра Бландина относится ко мне с предельной добротой, но, к сожалению, здоровье ее очень ненадежно. Впрочем, ей уже намного лучше, и мы поговариваем о том, чтобы в скором времени отправиться за границу. Погода восхитительная, и мой племянник Арманд очень заботится, чтобы я жила в полном комфорте. Так что, пожалуйста, не считайте, что вы должны продолжать думать обо мне и моих мелких, совершенно неважных делах. Я — старая, чужая вам женщина, и я не хочу больше вторгаться в вашу жизнь. Желаю вам всего самого доброго и всяческого счастья в будущем. На этом — до свидания, моя дорогая Лидия.

Ваш благодарный друг,

Клара Уилберфорс».

Когда наконец позвонил Филип, Лидия уже не печалилась, она плакала от стыда. Даже мисс Уилберфорс больше в ней не нуждалась и мягко, тактично прощалась с ней. Она чувствовала, что теперь не нужна уже никому. Она и в самом деле вернется в Париж, от отчаяния, может быть, даже в семейство Бертранов.

— Что случилось? — услышала она короткий вопрос.

— Ничего не случилось. Ах, ну ладно, да, мне довольно грустно потому, что я получила письмо от мисс Уилберфорс. В нем она прощается со мной.

— Да что вы?! Совсем вроде бы на нее не похоже.

— Да, не похоже на ту мисс Уилберфорс, которая была бесприютной и бездомной, но теперь она в лоне семьи. Говорит даже о поездке за границу. Письмо очень милое. Думаю, она считает, что ей не следует меня больше тревожить. Ведь в конце-то концов я совершенно посторонний ей человек.

— Но при том очень симпатичный, — с бесившей ее добротой сказал Филип. — Я тоже так считал.

Что же это значит? Он тоже с ней прощается? Она еще больше пала духом.

— Ну что ж, все это лишний раз доказывает то, что я говорил вчера, — не правда ли? Теперь мы можем умыть руки и распрощаться со всей этой компанией — мисс Уилберфорс и прочими.

— По-видимому.

— В конце концов никто не умер, никто не пострадал, не попал в беду.

— Я знаю.

— Ну и что из этого следует? Можно мне прийти повидаться с вами?

«Не надо говорить таким сугубо учтивым тоном», — пронеслось у нее в голове.

— Я собираюсь успеть на поезд, чтобы вернуться домой, — сказала она. — Миллисент хочет, чтобы я приехала, да и делать здесь вроде бы нечего. Я позвонила Арманду и сказала ему, что пока подержу фермуар у себя — пусть он имеет это в виду на тот случай, если получит какие-либо известия от Авроры. Мне показалось, его это несколько огорчило, впрочем, уверенности у меня нет — мне во всем начинает чудиться какой-то двойной смысл. Поэтому я считаю, что пожить некоторое время дома — неплохая идея. За квартирой Авроры может приглядеть Джун. Или вы, если хотите.

Спохватившись, что говорила без умолку, не давая ему произнести ни словечка, она замолчала в ожидании, что он скажет.

— А вы бы хотели, чтобы я поехал с вами в Липхэм?

— Боже милостивый! Нет! Думаю, вам никогда больше не захочется увидеть это место.

— Если вы хотите, я поеду.

— Нет. Я сказала: не надо.

— Вы решили окончательно, — да? Тогда скажите, каким поездом вы уезжаете. Я вас провожу.

— Даже в этом нет никакой необходимости, — натянутым тоном произнесла она.

— Лидия, деточка, вы говорите так, словно бы вдруг возненавидели меня. Вы думаете, что я, как и Аврора, вчера вечером всего лишь валял дурака?

— Конечно, думаю, — сказала она небрежно. — Точно то же самое делала и я. Ну что ж, ладно, раз уж вы настаиваете, приезжайте на вокзал Ватерлоо. Я еду поездом четыре сорок пять.

Но и это оказалось ошибкой. Ее такси попало в транспортную пробку, и она подъехала к вокзалу за минуту или две до отравления поезда. У нее не было даже времени осмыслить выражение его лица — то ли он тревожился, что она может опоздать на поезд, то ли страдал оттого, что она уезжает.

— Черт побери, Лидия, теперь у меня нет времени что-либо сказать.

Она рассмеялась:

— До свидания, Филип. Следите хорошенько за собой. Чем вы намерены теперь заняться?

— О! Займусь своей выставкой. Она должна открыться на следующей неделе. Вы позволите послать вам приглашение?

— Спасибо! Очень была бы рада поприсутствовать. Надеюсь, она пройдет с грандиозным успехом.

— Лидия, не предпринимайте больше ничего, касающеюся этой старой женщины или кого бы то ни было, не поставив меня в известность.

— Я вовсе не собираюсь ничего больше предпринимать. Что касается меня, с этим покончено. А сейчас мне надо лететь со всех ног.

Но у него был перронный билет, и он следовал за ней. Поезд вот-вот должен был отправиться. Проводник закрывал двери. Филип отдернул одну из дверей в сторону и помог Лидии забраться в вагон.

— Поехать мне с вами?

Она снова засмеялась, хотя сердце у нее на мгновение сжалось. Судя по голосу, ему очень хотелось.

— Не глупите. Вы можете заняться более важными весами.

— Лидия, я вас вчера вечером обидел, да? Я не хотел… — Но поезд уже тронулся, и, когда Филип начал наконец говорить что-то важное, она ничего расслышать не могла.

Ей оставалось только стоять, махать рукой и улыбаться, пока его высокая фигура не скрылась из виду, и он не мог разглядеть слезы, струившиеся по ее щекам.

В это трудно было поверить, но Липхэм был совершенно таким же, как неделю назад. По темному, заросшему водорослями пруду все еще плавали лебеди, над участками густой тени тяжело нависали ветви деревьев, даже цветы в саду казались неизменившимися, как если бы ни один лепесток с них не слетел.

Миллисент тепло приветствовала Лидию, но предупредила, чтобы она не говорила об Авроре с Джефри, так как он очень болезненно относится к любому упоминанию о ней. Они тут ведут себя так, как если бы ничего не произошло, Аврора находится в Лондоне, где-то работает и не думала приезжать домой, чтобы оформить свадьбу.

«Или так, — подумала про себя Лидия, — как если бы Аврора больше не существовала. Умерла».

Что Аврора и в самом деле умерла, Лидии пришло в голову, когда она вошла в ее спальню и увидела в шкафу ее пожитки, ненадеванное подвенечное платье и одежду, приготовленную к медовому месяцу.

Она поспешно закрыла дверь и решила, что в конце концов, пожалуй, мудрее всех поступил ее отец, решивший выбросить всю эту историю из головы. Она попробует последовать его примеру.

Оставалось только одно дело, которое надо было проделать в связи с запутанными событиями недели, — ответить на письмо мисс Уилберфорс. Ибо, несмотря на учтивое, но твердое «до свидания», написанное ею, Лидия помнила, что старая дама страстно любит получать письма.

Ей хотелось бы написать: «Не позволяйте Бландине вводить вас в заблуждение. Она вовсе не так больна, как прикидывается». Твердая рука, задергивавшая занавеси в тот вечер, не была рукой очень больной женщины. Впрочем, это ее не касается, — главное, чтобы мисс Уилберфорс была довольна.

Если подумать, что бы они могли для нее сделать, если бы не объявился ее племянник, Арманд?

В последнюю очередь Лидия стала размышлять о Филипе и о начатой им фразе, прерванной тронувшимся поездом. Что же он хотел сказать? Извиниться? Поклясться в своей искренности?

Этого она не знала. Ей очень хотелось выбросить из головы и его.

Однако по-настоящему никого из них она из головы не выкинула. В ту ночь в ее снах теснились все те же образы: Филип, Аврора, мисс Уилберфорс, Бландина, Арманд Виллетт и даже садовник с его пристальным каменным взглядом. Смутно она сознавала, что ни от одного из них она не отделалась.

Двумя днями позже, когда прибыл ответ мисс Уилберфорс на ее письмо, она пришла в ужас от собственной глупости и самодовольства. Как же после всего того, что она видела соблюденными глазами, она могла поверить, что там все в порядке? Бландина прикидывалась больной не ради сестры, а ради Лидии, чтобы именно ее ввести в заблуждение. Стоило Лидии удалиться, как она встала с постели, сильная и здоровая, чтобы начать командовать всей обслугой, терроризировать свою нервную сестру и не пускать на порог непрошеных гостей…

Но все это Лидия выбросила из головы, потому что она не думала ни о чем и ни о ком, кроме Филипа, а также своего горя, связанного с ним. Она была эгоистична, труслива и как бы намеренно тупа. Ну а теперь надо что-то делать.

С той же почтой, которая доставила письмо мисс Уилберфорс, принесли приглашение на вернисаж выставки Филипа. Поперек пригласительного билета было написано: «Пришлите обязательно».

Это давало ей удобный предлог для возвращения в Лондон. Ей вдруг стало совершенно непонятно, как могла она оставаться вдали от Лондона.