Глава II
— Вот она, Кэрри Ричардс! Она-то мне и нужна! — воскликнула Чарлин. — Как дела с книгой?
— Неплохо. У меня в последние три недели было так мало собеседований, что я только и делала, что писала. Исписала кучу бумаги. Скоро начну выстраивать сюжет.
— Лапуля, но я собираюсь оторвать тебя от писательских занятий. Есть дело, возможно, как раз то, что тебе нужно!
— Что такое?
— Очень важная рекламная кампания. Фирма подбирает себе девушку, которая станет образом товара. Если ты им подойдешь, будешь получать двадцать тысяч в год, не считая потиражных и оплаты дорожных расходов.
— Аллилуйя!
— Подожди. Я еще главное не сказала: тебе потребуется работать три дня в неделю — всего! И денег заработаешь, и время писать тоже будет. Поняла?
— Чарлин, эта работа просто должна достаться мне!
— Там много диалогов. И фирма, конечно, желает сначала сделать пробы. Так что беги к «Портеру и Триббл» за текстом, потом отправляйся к Берту Кнаппсу и работай с ним над этим текстом. Проба на следующей неделе.
— Чарлин, стучи по дереву!
— Уже стучу. Беги, кисуля! Вот тебе и решение всех твоих проблем!
Чарлин хлопнулась в плетеное кресло под китайским фонариком в заведении Элиота By — специалиста по тай-чи-чуань. Стена напротив увешана диаграммами инь и янь — мужского и женского начал, изображениями императрицы Кван-И, толстенькими Буддами. В углу на электрической плитке закипал чай. Под столом мирно дремали Курт и Уоррен, вполне безразличные к тому, какой урок только что был преподан их хозяйке.
Над столом склонился сам Элиот By — черный свитер, плотно облегающий шею, черные брюки, черная шапочка, очки в роговой оправе, усмешечка на губах.
— Для первого раза неплохо, совсем неплохо, — говорит он. Лицо без морщин, стройное, упругое тело тридцатилетнего мужчины, что-то животное и чувственное во всех движениях.
— У меня хороший учитель, а? Действительно неплохо для бабы моего возраста, Элиот?
Элиот стремительно распрямился.
— Никогда не упоминай это слово — возраст! В тай-чи-чуань можно обойтись без возраста.
— Все это и впрямь потрясает, — задумчиво сказала Чарлин, принимая чашку китайского чая. — А уж ты как потрясаешь! Ни морщинки на лице!
— Тай-чи-чуань. Сливки, сахар?
— Спасибо, ничего. Расскажи мне еще, дорогой. Я вся внимание.
Элиот наполнил собственную чашку.
— Тай-чи — очень древняя форма китайских танцевальных упражнений, предназначенных для сохранения телесного здоровья. Упражнения были выработаны в буддистских, даосистских и конфуцианских монастырях. Эти упражнения делали и императоры древнего Китая, и мудрецы, и монахи. Ежедневное повторение тай-чи дарует человеку вечную молодость. Более того, эти упражнения способны омолодить организм.
— Упражнения вызывают восхитительные ощущения, но скажи мне, Элиот, каким образом они омолаживают организм?
— Они способствуют приведению в равновесие чи, телесной энергии. Упражнения открывают заблокированные нервные центры, и энергия без помех течет по телу в гармонии с естественными телесными ритмами. Телу возвращается его природная динамика. Посмотри на меня.
На Элиота было приятно посмотреть. Высокого — для азиата — роста, оливковая кожа, мускулистое тело, прямые широкие плечи. Непроницаемые глаза за стеклами очков в роговой оправе.
— Посмотри на меня, — повторил Элиот. — Я ведь старый человек. Кто сейчас поверит, что всего десять лет назад у меня было брюшко, седина и скверное самочувствие? Благодаря занятиям тай-чи сейчас у меня тело здорового человека лет тридцати.
— Как ты думаешь, сколько мне придется заниматься, чтобы получить такой же результат? — спросила Чарлин.
— Около шести месяцев, мисс Дэви.
— Чарлин.
— Чарлин. Очень красивое имя. Так что, Чарлин, около шести месяцев систематических занятий, и вы станете моложе на десять лет. Через два года вы себя просто не узнаете, а лет через пять можете стать снова молоденькой.
— Меня особенно беспокоят икроножные мышцы. Они меня иногда подводят.
Элиот развеял ее тревоги грациозным движением руки.
— Могу обещать, что тело восстановится, вернется в естественное состояние. Люди не должны стареть. Старение, по сути, есть плод невежества. Китайские мудрецы, практиковавшие тай-чи, доживали до трехсотлетнего возраста. Занимайтесь тай-чи — и вы забудете о старости.
Он плавно и точно проделал движение тай-чи.
— Ну кто даст мне мои шестьдесят восемь лет? Никто. Это результат тай-чи.
— В жизни ни о чем подобном не слышала! Это же просто фантастика!
— Могу также предложить методики, связанные с тай-чи, — сказал Элиот, обнажая в улыбке двойной ряд крупных, желтоватых зубов. — Китайцы разработали ряд интересных методик, которые Запад медленно воспринимает. Акупунктура, например.
Он отпил из чашки.
— Что такое акупунктура?
— Иглоукалывание, основанное на меридиональной системе. То есть нужно знать, где именно укалывать и как. Малейшее отклонение хоть на миллиметр — и вместо пользы может быть причинен вред.
— И что дает это иглоукалывание?
— Тоже часть системы омоложения организма наряду с тай-чи. Расчищает путь для свободного течения энергии по телу, что восстанавливает телесную гармонию.
— Иглоукалывание — это больно? Наверняка же больно!
— Совсем нет. Иголка легко касается кожи, прокалывает ее мгновенным движением, и пациент ничего не чувствует.
— Я все равно не понимаю. Каким все-таки образом эта акупунктура может омолодить организм?
— Уравновешивая инь и янь, начало мужское с началом женским, — терпеливо объяснял Элиот. — Причина старения заключается в том, что утрачивается гармония между положительными и отрицательными силами организма, открывая путь и болезням, и распаду. Когда инь и янь дисгармоничны, происходит закупорка нервных окончаний. Сочетание акупунктуры с тай-чи очищает их — отсюда и результат.
— Другими словами, мне недостаточно только упражнений тай-чи, а нужна и акупунктура тоже?
— Сочетание того и другого приближает результат.
— И как мне это сделать? Я хочу добиться результатов как можно быстрей!
— Я и сам провожу иглоукалывание, — заявил Элиот. — Я беру пятьдесят долларов за сеанс.
— Стоит того, если все так, как ты говоришь! Когда можно будет начать?
— Как хорошо, что ты опять перекрасила волосы в свой естественный цвет, Кэрри! — сказала Ева. — Жуткий был цвет, пока снималась в этой рекламе, в «Адорне».
— А на фотографиях, по-моему, неплохо.
— Приняли решение по пробе, которая у тебя была? Я имею в виду «Портер и Триббл»?
— Пока нет, но Рекс говорит, что осталось шесть кандидатур, так что я стучу по дереву.
— Ой, Кэрри, чуть не забыла! Тебе звонили от какого-то Джерри Джексона. Кто это?
— Вице-президент фирмы «Харт и Кук». Помнишь, я снималась в рекламе «Спиди-уип»? Он там был продюсером. Он пообещал отдать мне фотографии, на прошлой неделе я за ними зашла, и он, конечно же, сделал заход.
— Тебе он нравится?
— Он физически привлекателен. Такой, знаешь, мужественный тип. Красивый. Но он живет в Стэмфорде.
— Следовательно, женат. Очень жалко. Ты что собираешься делать сегодня вечером, работать над книгой?
— Да.
— То, что ты рассказываешь, потрясающе, Кэрри. Насчет того, что из нас делают куколок, вроде мы не настоящие люди с настоящими чувствами. Что мало кто из мужчин подходит к нам с нормальными человеческими мерками, что многие и не подумают показаться на людях с девушкой, если она некрасива, что мужчины, таким образом, сами демонстрируют, насколько они нуждаются в украшениях. А их украшения — это мы с тобой. У меня тоже было такое чувство — например от общения с Джефри Грипсхолмом, то есть, я хочу сказать, понятия он не имел, кто я и что я есть на самом деле.
— Вступай в наш клуб.
— Знаешь, Кэрри, а ребята в нашей театральной школе — они совсем другие. Но они такие суперчестные, что меня просто страх берет.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, Ева. Это желание вывернуться наизнанку.
— Кэрри, пожелай мне сегодня удачи! Я репетирую с новым партнером, и у меня поджилки трясутся.
— Еще чего! Ну, подумай сама, что может случиться?
— Сама не знаю. Но очень надеюсь, что не придется узнать!
Ровно в восемь вечера Марти подогнал свое такси к углу, где стояла в ожидании Ева. Она открыла переднюю дверцу, чтобы сесть, но Марти одернул ее:
— Сбрендила? Ты что, не понимаешь? Или хочешь, чтобы меня арестовали?
Он захлопнул переднюю дверцу и указал Еве на заднюю.
Еву мутило от страха. Она села в такси и стала нервно присматриваться к Марти.
Зловещего вида, маслянисто-смуглый, потная неровная кожа, густо напомаженные волосы, толстогубый рот. Его присутствие и волновало, и ужасало ее. Как же она будет показывать свою первую сценку перед всем классом? Марти был мрачен.
— Я не знала, что ты на такси работаешь, — осторожно начала Ева.
— Не работаю. Подрабатываю ради хлеба насущного. Брошу это дело, как только будет получаться в театре.
— Свободное время остается? — Угу.
На всех трех занятиях в школе Джона Сачетти, на которых Ева успела позаниматься, она ни разу не видела, чтобы Марти Сакс переменил одежду. Он и сейчас был одет, как и прежде: линялые джинсы, черная кожаная куртка и потрепанная тельняшка. Ева вспомнила, как ужасно он сломался на глазах у всех, когда она впервые пришла в класс, и спросила себя: все ли он так же одинок, как прежде?
Марти остановил машину на Амстердам-авеню, около Девяносто восьмой улицы. Ева достала кошелек, чтобы расплатиться.
— Брось ты! — буркнул Марти. — Угощаю.
Жил Марти в крохотной квартирке — комната, кухонька и ванная. В комнате стояла пара плетеных кресел и кофейный столик, висели японские фонарики, в углу приткнулась широкая кровать, покрытая ярким индейским одеялом.
— Я чокнулся на Вивальди, — сообщил Марти, доставая пластинку из конверта. — Ты как насчет него, ничего?
Ева понятия не имела, кто такой Вивальди, — ясно было, что итальянец, не более того, но важно кивнула, занимая место в одном из плетеных кресел.
Комната заполнилась воздушной музыкой, Марти полез в карман кожаной куртки, достал сценарий и, мусоля пальцем страницы, спросил:
— Приступим?
— Давай.
— Ну что, будем ставить текст на ноги? — загадочно вопросил Марти.
Еве это выражение показалось странноватым, учитывая, что большая часть действия должна была иметь место в постели.
Следуя указаниям Марти, Ева забралась на индейское одеяло, и они вместе дважды прошлись по тексту. После этого Марти предложил устроить перекур.
Он закурил сигарету и уставился в потолок, следя за струйками дыма.
— Я тебя начал понимать, — сказал он, не отрывая глаз от потолка. — Ты не просто смазливая мордашка. У тебя тут есть.
Он указал на свое сердце.
Потом он загасил сигарету, сложил руки на груди и внимательно посмотрел на Еву.
— О, Господи, — вздохнул он. Ева почувствовала себя неловко.
— Почему бы нам еще разок не повторить эту сцену, Марти? — предложила она. — У меня не очень много времени.
— Давай, — согласился он, но каким-то странным тоном. По роли Ева должна была притвориться спящей, а Марти разбудить ее и начать диалог.
Она закрыла глаза, но Марти все не шел, и Ева открыла их снова. Марти стоял посреди комнаты, глядя в пространство.
— Ну так что же ты, Марти? — спросила Ева.
— Дай мне пять минут.
Он уселся на край кровати.
— Пять минут. Мне надо приготовиться.
Посидев в молчании, он вдруг ни с того ни с сего спросил:
— Правильно я понимаю, что у тебя не выходит с сексом?
Ева открыла рот, намереваясь дать ему отпор, но Марти, как будто совершенно не интересуясь ее ответом, встал на ноги и серьезно предложил:
— А что если опять начать с самого начала?
Сцена пошла хорошо, вплоть до поцелуя, который они как-то проскакивали в прошлые разы. Теперь же Марти действительно обнял Еву и прильнул своими толстыми губами к ее рту, да так надолго, что Ева подумала, что он забыл следующую реплику. Она высвободилась и приготовилась напомнить ему.
Марти откинулся на подушку, все еще касаясь губами ее уха.
— Мне кажется, мы уже все отрепетировали, — сказал он негромко. — Я хочу просто побыть минутку рядом с тобой.
Руки у него были сильные и надежные. Он не нахальничал и не навязывался. Он будто старался что-то отыскать в Еве, что-то открыть в ней для себя, давая и ей возможность сделать то же самое в отношении него самого. Еве было спокойно в его объятиях, но не хотелось видеть некрасивое лицо с прыщавой неровной кожей, и она закрыла глаза.
— Нравится тебе? — прошептал он.
— М-м-м?
— Нравится тебе со мной?
— Я…
Губы Марти снова прильнули к ее рту. Ева сначала ответила на поцелуй, но тут же успела подумать, что, наверное, поступает неправильно, целуясь с уродливым таксистом, который говорит с диким нью-йоркским акцентом и живет в трущобном районе.
Ева осторожно высвободилась.
— Не сердись, — сказала она. — Уже очень поздно и мне пора, Марти.
— Я могу подождать!
Марти смотрел на нее дерзким взглядом.
Ева встала, одернула юбку, поправила прическу.
Что она себе думает, валяясь в постели с таким типом, как этот Марти Сакс? Если уж надо с кем-то переспать, почему не выбрать для этой цели человека с деньгами и с влиянием, который будет полезен для ее карьеры, который повысит ее статус, а не понизит его?
Марти начал мерить комнату шагами.
— Ты, может, подумала, что я интересуюсь одним только сексом, — сказал он. — Если так, то ты сильно ошибаешься. Тут самое лучшее, что ты вместе с другим человеком, понимаешь, нет? Ты из тех девок, с которыми хочется час пролежать уже потом, уже после всего, понимаешь, нет? Таких мало, почти совсем нет, но вот ты как раз такая и есть!
Марти закурил и стал выпускать дым плотными кольцами, тихо улетавшими вверх. Его лицо было тоже обращено к потолку.
— Нравишься ты мне, понимаешь? Для меня не в том дело, чтоб тебя трахнуть, нет. Я бы хотел, чтобы это длилось и длилось между нами, понимаешь? Господи, как бы здорово у нас могло выйти, я вот чувствую. Ты разве не чувствуешь сама?
Ева молчала, она чувствовала только смущение и неловкость. Ее больше не удерживали запреты католической церкви, она уже свыклась с мыслью, что католики ведут себя, как все прочие. Вопрос заключался в другом: разве не должна она быть влюблена в мужчину, которому дозволяются интимные ласки? Ева никогда не сможет влюбиться вот в такого Марти — тут нет сомнений. Но тогда почему он так трогает ее, почему с ней Бог знает что, творится, она вся дрожит?
— Что с тобой? — спросил Марти, глядя так, будто способен заглянуть ей в душу.
— Ничего, — ответила Ева с вымученной улыбкой. — Просто, Марти, мне пора идти.
— Ясное дело.
Они вместе спустились к такси, Марти распахнул перед Евой дверцу. Она отчетливо видела его лицо в ярком свете уличного фонаря. Помимо шрамов, оставленных зажившими прыщами, она рассмотрела странного вида красные отметины на коже. Ева молча забралась в машину.
— А как тебе ожоги от сигарет? — спросил Марти.
— Ожоги? От сигарет?
— Ага, — Марти хмыкнул и включил зажигание. — Психованная бабенка.
— Это девушка сделала? Нарочно?
— Ага.
— Господи, зачем?
— Ее это возбуждает.
— Извращенка какая-то?
— А ты ее знаешь. Это Синтия Ласло. Из нашего класса. Можешь понаблюдать за ней: каждый раз как она выступает, ищи у ее партнера ожоги на лице. Говорю тебе, она психованная. Она, видите ли, не в состоянии играть, если не причинит тебе боль. С другой стороны, Синтия и вправду очень талантлива.
— Я этого совершенно не понимаю!
— У каждого человека свои потребности, но все нуждаются в любви. Бывает, что любовь принимает странные формы. Что теперь делать? Синтия так устроена.
Ева вспомнила о Джефри Грипсхолме и извращениях, о которых он ей рассказывал. Неужели мир состоит из одних психов? Или это она дура и ничего не понимает?..
Ева посмотрела на лицо Марти, отраженное в зеркальце. До чего же уродлив! Как она могла отвечать на его поцелуи?
Ева решила, что не будет больше расспрашивать его ни о Синтии, ни о чем другом. Чем меньше конфиденциальности между ними, тем лучше. Не тот человек, с которым ей нужно поддерживать отношения.
Но все же… Ева не могла отрицать того, что ей очень нравились его объятия и его поцелуи тоже. С закрытыми глазами Марти нравился ей!
Такси остановилось у ее дома, и Ева поблагодарила Марти.
— Не за что! — толстые губы Марти сложились в улыбку. — Ты помни вот что: в любую минуту ты знаешь теперь, куда тебе идти!
И машина умчалась.
