Глава 10
Эта ночь, проведенная в Ки-Уэсте, была полностью посвящена любви, наполнена исследованиями и открытиями, едва слышными вопросами и произнесенными в экстазе ответами. Где-то незадолго до рассвета Линдсей наконец заснула в объятиях Стефана. Проспать всю ночь с мужчиной было для нее чем-то новым, но она так уютно прижалась к нему, лежа на своей узкой кровати, словно они всю жизнь спали вместе.
Если Стефан и не мог еще сказать ей о своих чувствах, то уж без всякого труда показывал, сколько радости она ему доставила. Линдсей погрузилась в сон, столь же уверенная в своей над ним власти, как и в своих собственных чувствах.
Когда Линдсей проснулась, уверенности у нее поубавилось. Стефана с ней не было. Она знала, что он должен находиться где-то рядом, в доме, но почему он встал? Постель была смята, но Линдсей хотелось ощущать его присутствие. Может, он испугался того, что лишается свободы, или их близость оказалась для него слишком ошеломляющей? Линдсей не знала, стоит ли спрашивать его об этом. Накануне ночью, достигнув вершины близости, он закрыл глаза, словно отгораживаясь от нее. Он был самым одиноким человеком из всех, кого она знала.
А может, эта ночь любви положила конец брошенному им вызову? Он был мужчиной, который нуждается в постоянном сопротивлении, и, возможно опережая события, уже думает о том, что будет дальше?
Она погладила рукой подушку в том месте, где покоилась его голова. Он не был ее первым любовником, но как бы ей хотелось, чтобы он оказался последним. Вообще-то она рассчитывала на годы свободы. Ей нужны были обожатели и жизнь, наполненная творчеством. Студент-медик никак не вписывался в ее планы. Она не представляла себя женой врача.
И вот она уже близка к этому.
Донесшийся снизу шум прервал ход ее мыслей. Раздался грохот упавшей кастрюли, а затем послышалось громкое ругательство. Она рассмеялась, и тревоги ее улетучились. Студент-медик оказался весьма практичным. Может, он и вел себя накануне, как романтик, но утром он вновь стал рациональным Стефаном.
Линдсей решила не портить сюрприз, который он для нее готовил, поэтому снова легла и стала ждать.
Когда Стефан наконец поднялся в спальню, солнце уже светило вовсю. В руках у него был поднос, на котором стояли чашки из серебряного сервиза матери. Рядом с белыми фарфоровыми блюдцами и чайником, в котором, судя по запаху, был кофе, лежал букетик гардений. На тарелках был самый великолепный омлет, который она только видела, а рядом с ним дымились свежеприготовленные брокколи.
Линдсей села на постели.
— Знаешь что? Мы такие непохожие. Но это не имеет никакого значения.
— Правда?
— Правда. А тебе как кажется?
— Эта ночь была просто… — Он покачал головой.
— Ну, попробуй подобрать эпитет. Любой.
— Даже не знаю, что со мной станет, если ты вдруг вздумаешь от меня уйти.
У Линдсей замерло сердце. Она понимала, что значат эти слова для Стефана и чего они ему стоят.
— Ты затронула какую-то часть моей души, — продолжал он. — Только тебе это удалось. И я не хочу тебя потерять.
— Я никогда от тебя не уйду. — Линдсей обняла его, понимая, что и сама никогда не сможет его отпустить.
Когда они наконец принялись за еду, брокколи стали совсем холодными, а сыр на омлете застыл. И все же этот завтрак и связанные с ним мгновения стали для обоих незабываемыми. Как и его слова. Хотя больше он их никогда не произносил.
— Не возражаешь, если я к тебе присоединюсь?
Линдсей открыла глаза и увидела в дверях Стефана с подносом в руках. Ей было известно, где она находится. Она знала, какой был день. Но в какое-то мгновение ей захотелось забыть о том, сколько времени пролетело. И каким это время было наполнено одиночеством. Она попыталась изобразить улыбку:
— Не возражаю. Ты сегодня что-нибудь уже ел?
— Я завтракал. — Усаживаясь поудобнее, он поставил поднос на край кровати.
Прежде чем Линдсей успела возразить, он взял еще одну подушку и положил ей под голову.
— Тебе следует быть повнимательнее к себе.
— Знаешь, меня уже смотрел Алден.
— Он сказал, что мне самому стоит тебя посмотреть.
— Вы проводите исследования на пару?
— Просто мы оба за тебя беспокоимся.
— Но это же глупо.
— Расскажи мне, что с тобой было на этой неделе.
Линдсей нашла в теперешней ситуации какую-то сладкую горечь. Мужчина и женщина сидят вместе на постели и ужинают. Дразнят друг друга. Чтобы не спорить, меняют темы разговора. Обсуждают перипетии своих жизней. Хотя по решению суда они больше не заслуживают этого удовольствия. Несколькими невнятными фразами судья раз и навсегда освободил их от необходимости разделять радости и печали. И вот они снова вместе. Пока.
Она прожевала и сказала:
— Ты всегда спрашивал меня о том, что со мной было на прошедшей неделе. Даже когда мы были еще женаты. Тогда, казалось, нам вообще некогда было разговаривать. Разве что урывками.
— Я этого не помню.
— Мне следовало бы еще тогда сказать тебе об этом, но я старалась быть понимающей женой.
— Ты говоришь так, словно признаешь свою неправоту.
— А я никогда и не считала, что в нашем разводе целиком виноват ты.
— Правда?
— Правда, хотя, как я тебе уже говорила, твоя привычка задавать мне вопросы сыграла немалую роль. — Линдсей улыбнулась, чтобы немного смягчить свои слова.
— А я, на твой взгляд, был не способен от нее избавиться? — спросил Стефан и тоже улыбнулся.
— Ты всегда меня спрашивал, как прошла у меня неделя.
— Да, пожалуй.
— Я была занята. Очень занята. Мне хотелось перестать думать о том, что случилось с Джефом, поэтому мы и мотались туда-сюда, чтобы отвлечься. Наверное, я переутомилась и поэтому заболела.
— Я тоже был очень занят. — Он рассказал Линдсей о том, как у него прошла неделя, о старушке, которой поставили ошибочный диагноз и отправили умирать в полном неведении в богадельню, пока оттуда ему не позвонила знакомая медсестра и все не рассказала. — Я осмотрел ее во вторник, а в среду уже прооперировал. В начале этой недели она уже называла весь персонал по именам и расспрашивала о семьях. Теперь, когда она окончательно поправится, ее выпишут домой.
— Это прекрасно. — Линдсей взяла его за руку. Она гордилась Стефаном.
— Это все наука.
— Не наука, а люди, которые умеют научные достижения применять.
— Научные принципы лечат.
— Лечит человеческое участие.
— Не сомневаюсь, твой друг Алден с тобой бы согласился.
— Я тоже в этом не сомневаюсь.
Он взял ее чашку, чтобы наполнить чаем.
— Как ты себя чувствуешь?
— Уже лучше. Меня лечит твое присутствие.
— И хорошее питание.
Она рассмеялась. Они неотрывно смотрели друг на друга. Их теперешняя близость становилась пугающе притягательной. Ей больше не хотелось делать вид, что это не так.
— А когда, по-твоему, разница между нами сделалась роковой?
— Когда мы перестали пытаться понять друг друга.
— Возможно. — Она взяла свою чашку, но к губам не поднесла. — Я пыталась все понять. Мне даже казалось, что у меня получилось.
Стефан так долго раздумывал, прежде чем ответить, что Линдсей решила, что он хочет сменить тему. Но она ошиблась.
— И что же ты поняла?
Линдсей показалось, что она готова простить его.
— Я поняла, что ты любил меня, насколько это возможно для тебя. Что у тебя никогда и в мыслях не было сделать мне больно. Но что любовь никогда не будет занимать главное место в твоей жизни. У тебя попросту не было на нее времени.
— Тогда ты ничего не поняла.
Она снова поймала на себе его взгляд, хотя и понимала, чем это чревато.
— И что же я не поняла?
— Сейчас не время говорить об этом, — ответил он холодно.
— Может быть, это поможет нам преодолеть время.
— Думаю, тебе следовало завести этот разговор до того, как мы развелись.
— Мне казалось, если бы ты тогда понял, в каком я отчаянии, то сам завел бы этот разговор. Но этого не произошло. Ты просто посмотрел на меня и сказал: «Ну что ж, раз ты этого хочешь, я поговорю со своим адвокатом».
— А ты заговорила о разводе, только чтобы поднять проблемы наших взаимоотношений? Решила таким образом положить конец игре, правила которой даже не удосужилась мне объяснить?
Линдсей поставила чашку.
— Нет! Тогда я была слишком обижена, чтобы продолжать с тобой жить. К тому же я знала тебя слишком хорошо и понимала, что даже под страхом развода ты не станешь говорить мне о своих чувствах.
— Подожди минуточку. Я сейчас вернусь.
Она не могла ждать. Ответы Стефана, так же как и его молчание, вертелись у нее в голове. Беспокоило ее и еще кое-что. Ее собственные слова. Правду ли она говорила? А может, она попросила Стефана о разводе, ухватившись за это, как за последнюю попытку примирить противоречия между ними, и сама отказывалась в этом себе признаться? Может, это было всего лишь неудавшейся попыткой показать ему, как он ей нужен?
Тогда Линдсей и впрямь убедила себя в том, что хочет, чтобы Стефан ушел. Теперь же ее мучали сомнения, а было ли это ее истинным желанием. Прошел год — их развод стал свершившимся фактом. Но принес ли он ей хоть какое-нибудь успокоение? А главное, думала ли она когда-нибудь, что он принесет успокоение?
— Ты можешь сесть?
Даже если Стефан и был взволнован происшедшим, это не было заметно. Он был похож на самого обыкновенного врача, которому каждый день приходится иметь дело с совершенно посторонними людьми. Линдсей ничего не оставалось, кроме как можно скорее покончить с этой процедурой, и она уселась, оперевшись на подушки.
— Как ты себя чувствовала утром, до того как тобой занялся Алден?
— У меня кружилась и болела голова.
— У тебя такое впервые?
Сказать ли ему правду, подумала Линдсей.
— Нет, но сегодня я впервые почувствовала, что не могу не обратить на это внимание.
— Линд…сей. — Он покачал головой. — Обещай, что, если у тебя появятся еще какие-нибудь необычные симптомы, ты сразу же поставишь меня в известность.
— Стефан, головные боли у меня от перенапряжения.
Он взял стетоскоп.
— Давай я послушаю тебя.
— У меня все в порядке с дыханием.
— Не сомневаюсь. Но все же позволь мне тебя послушать.
Она никогда его не стеснялась, даже в самом начале их отношений. Все это глупости, сказала она себе и расстегнула молнию.
Он потянул молнию еще ниже. Должно быть, Стефан догадался, что на ней нет бюстгальтера.
Стефан согрел раструб стетоскопа ладонью.
— В груди какие-нибудь боли беспокоят? Или кашель?
Линдсей отвела глаза.
— Нет.
— Послушай, Линдсей, я все-таки врач.
— Ты мой муж и любовник. — Тут она поняла, что только что сказала. — Бывший, — добавила она.
— Дыши.
Это было нетрудно, но, когда он коснулся ее стетоскопом, она вздрогнула. Стетоскоп был холодным, но ладонь Стефана оставалась теплой. Он обвел рукой ее грудь и прижал инструмент к телу.
— Выдохни.
Нарастающие в ее теле ощущения не имели ничего общего с болезнью. Линдсей почувствовала, как кровь прилила к щекам и как захватило у нее дух, когда он снова переместил стетоскоп.
— Вдохни еще раз.
— Ты еще не наслушался?
Стефан встретил ее взгляд.
— Вдохни еще раз.
Она вдохнула и задержала дыхание. Левой рукой он придерживал ее за плечо, а правой держал стетоскоп.
— Хорошо, теперь выдохни.
Линдсей знала, как учащенно бьется ее сердце. Ей казалось несправедливым, что все ее чувства так очевидны для него в то время, как свои он прячет глубоко внутри.
— Тебя так беспокоит мое здоровье? — требовательно спросила Линдсей. — Или это еще что-то? В конце концов, как ты можешь оставаться объективным?
— Еще.
— Что еще?
— Вдохни еще раз.
Линдсей сделала ему такое одолжение. Затем она подняла руки, собираясь застегнуть молнию. Но Стефан сделал это сам. Она вздрогнула, когда его руки задержались у нее на плечах.
— Я не возражал, когда ты попросила меня о разводе, — тихо произнес он. — Мне казалось, что между нами все кончено. Ведь если бы ты меня любила, то не захотела бы разводиться.
Сколько ошибок. Сколько непонимания. На щеку ее скатилась слеза.
— Это было к лучшему. Нечего ворошить прошлое.
— Думаешь? Значит, я зря трачу время каждый день?
— А как что-то может быть по-другому, если мы все такие же?
— Я и сам хотел бы знать.
— Я не нужна тебе. Это так. Ты считаешь наш брак неудачным. Ты привык, что тебе в жизни все всегда удавалось. Ты путаешь любовь с уязвленным самолюбием.
— Ты нужна мне. — Он повернул ее к себе. — Я отлично понимаю разницу.
— Тебе нужен секс. И мне нужен секс. Мы слишком долго были одни.
— Мы сами это выбрали. Ни один из нас не попробовал что-либо изменить.
Она открыла глаза и увидела, что на нее смотрит человек, которого она любит. Всегда любила. Оставалось только протянуть руку, и он снова разделит с ней все, что имеет. Сколько ночей напролет она тянулась к нему с тех пор, как он ушел из дому. Сколько ночей она мучалась тем, что его нет.
Желание было слишком велико — она больше была не в силах ему сопротивляться. Где-то глубоко в ней родился звук, говорящий ему, что она сдается. Это было ни да, ни нет — выбор за ним. Он взял в ладони ее лицо, и она с удивлением обнаружила, что его руки дрожат. Губы его оказались упругими и необыкновенно сладкими. Она вздохнула и еще сильнее прижала его к себе.
— Господи, как же мне тебя не хватало, как я по тебе стосковался, — шептал он ей прямо в ухо, словно боялся произносить эти слова громко. Его губы коснулись мочки уха, он ласкал ее своим дыханием. Отвечая на его ласки, она вздрагивала, как и в тот первый вечер во Флориде.
— Мне тоже тебя очень не хватало, — сказала она. — Очень. Очень.
Стефан улыбнулся. В его нежных прикосновениях не осталось ничего от прикосновений врача, разве что он продолжал вдыхать в нее живительную силу. Свою силу. Свою энергию. Что-то большое, что-то загадочное, сродни волшебному лекарству Алдена.
Она откинулась на подушки и позволила его прикосновениям, его теплоте врачевать свое тело. Ей хотелось наслаждаться. Ей хотелось летать. А больше всего ей хотелось забыть о страхах, все еще покоящихся на краю ее сознания, забыть навсегда.
— Ты скучала по мне? — нежно спросил Стефан. — Почему я ничего не знал? Почему ты не сказала мне?
Он поцеловал ее в шею, и она закрыла глаза. Они все больше наполнялись слезами, но то были слезы радости.
Ему так хорошо было с ней рядом. Он с такой радостью брал своими руками ее плечи, ее руки. Положив руку ей на грудь, он понял, что и это для него огромная радость.
— То, что соединено Господом… — Она произнесла это вслух вопреки своей воле.
— …Человеку не под силу разделить, — закончил он.
Слезы потекли у нее по лицу.
— Это мы с тобой, Стефан. Это мы сами во всем виноваты.
— Но больше так не должно быть. Никогда. — Его губы снова встретились с ее. Она ощутила вкус сожаления и надежды. Она ощутила вкус нового начинания. Страх улетучился, слезы высохли. Она всегда верила в истории со счастливым концом. Они со Стефаном могли попытаться начать все сначала. Они могли сделать свой брак более зрелым. Да и как было не попытаться, когда в них жила подобная страсть!
Он расстегнул до конца ее костюм, и она вздрогнула от нетерпения. Своими умелыми пальцами Линдсей легко справилась с пуговицами на его рубашке. Она жадно гладила ладонями его грудь. Он был таким красивым, он всегда был таким красивым! Прикасаясь к нему, она испытывала одновременно соблазн и удовлетворение.
На какую-то секунду он оставил ее, чтобы раздеться. Его не было какую-то секунду, но она чувствовала себя обманутой, ущемленной. После стольких месяцев, проведенных врозь, одной секунды оказалось достаточно.
Лежа под одеялом, она исследовала губами и ладонями его тело. Она быстро вспомнила, что ему нравилось больше всего, какие поцелуи, какие прикосновения. Это произошло само собой, так, словно они никогда и не расставались. То же было и со Стефаном — он откликался на ее желания еще быстрее, чем она сама могла их осознать. Она прижалась к нему, обхватила ногами, обвила руками шею. Ей захотелось раствориться в нем без остатка.
— Я люблю тебя, Стефан, — горячо произнесла она. — Я никогда не переставала тебя любить. Никогда! Да я и не смогла бы.
Он не дал ей договорить, проглотил ее слова своими губами, сам не сказав ничего. Он повернул ее на спину и вошел в нее с такой легкостью, словно они никогда и не расставались.
Она испустила глубокий стон и ясно осознала, как одиноко, как пусто ей было без него.
Она прогнулась навстречу его движениям, стремясь вновь и вновь ощущать тепло мускулистого тела. Она впилась ногтями в его спину, противясь любому его движению прочь от нее, словно опасаясь новой разлуки. Они потеряли друг без друга целый год жизни. Теперь она не отдаст любимого никому.
Он выпрямился, и она пристально посмотрела на него, ожидая, надеясь увидеть в его лице отражение тех же чувств.
Глаза Стефана были закрыты.
Ее охватила холодная волна страха. Даже теперь она не знала, что он чувствует, даже теперь, когда они достигли высшего пика наслаждения. После всего, что было, после года боли и одиночества она все еще не знала этого. Глаза ее тоже закрылись — ей захотелось стремительно полететь через пространство.
Но в пространстве нет Стефана.
Он почти сразу отпрянул от нее и лег рядом, не касаясь ее тела. Немало времени прошло, прежде чем он произнес первые слова.
— С тобой все в порядке?
Слова сами сорвались с ее уст.
— Нет.
— Я сделал тебе больно?
— Я даже не могу передать как.
Он повернулся к ней лицом. Он был взволнован. Озабочен.
— Что у тебя болит? Где?
— Ты не сможешь увидеть это место. Может быть, даже ты вообще не веришь в его существование.
— О чем ты?
Она прикоснулась к его груди.
— О моем сердце. О моей душе.
Он потянулся к ней.
— Линдсей…
— Не надо! — Линдсей села. — Я люблю тебя, Стефан. Я сказала тебе об этом. Я попыталась выразить это всеми возможными способами. Мне показалось: вдруг что-то изменилось и ты захочешь сделать то же самое. Но ведь ничего не изменилось, правда?
— Ничему и не надо было меняться.
— Для тебя, — может, и нет.
— А чего хочется тебе?
— Мне хочется понять, что ты за человек. Мне хочется чувствовать это, когда мы занимаемся любовью. Мне хочется, чтобы ты отдавался целиком.
— Боже праведный, Линдсей! Ты хочешь, чтобы я признался тебе в любви? Я люблю тебя. Я никогда не любил ни одну другую женщину.
— Благодарю тебя за пламенную речь, — сказала она, свесив ноги с кровати.
— То, что ты хочешь, просто невозможно. Ты просишь меня о невозможном.
— Иногда я встречаю разные пары. Пары престарелых людей. Они неспешно прогуливаются рука об руку, кажется, что каждый из них точно знает, куда сейчас шагнет его спутник. Женщина останавливается, чтобы наклониться и сорвать цветок, а мужчина заранее замедляет шаг. Он знает, что она будет делать, еще прежде чем та успевает об этом подумать. Он столько лет провел рядом с ней. — Речь Линдсей постепенно стала переходить в плач. Она почувствовала, как он попытался ее обнять, но отстранилась. — Может быть, то, чего мне хочется, и невозможно. Может быть, я просто сумасшедшая, раз позволяю себе мечтать о подобных вещах.
— Ты болеешь. Ты просто сейчас очень чувствительна.
— А ты рационален. Разве ты этого не понимаешь? Ведь ничего не изменилось! И как мы могли допустить такое? Я не хочу этой боли. И ты тоже.
— Тогда перестань причинять себе такую боль.
— Я хочу, чтобы ты ушел.
Она почувствовала, как он встал. Она не стала смотреть, как он одевается. Стараясь избегать прикосновения, она натянула комбинезон.
— Хорошо, я уйду, — сказал Стефан, — и мы снова окажемся там, где были до моего прихода.
— Мы уже там. Мы совершили ошибку. Иди.
— Я уйду. А ты подумай, насколько от этого ты станешь счастливее. Но я не ошибаюсь, думая, что мне этого совсем не хочется.
Он стоял перед ней одетый. Она больше была не в силах отводить глаза.
— Ты, наверное, единственный, кому известны твои мысли, — сказала Линдсей.
— Я хочу тебя. Я хочу спасти наш брак.
— Ты хочешь жену, которая жила бы с тобой. Ты хочешь семью, которую можно осчастливливать своими посещениями, но только тогда, когда тебе Бог на душу положит. Тебе не нужна я. Тебе нужен кто-то, кто сможет выражать чувства, которых ты не испытываешь сам. Ты хочешь, чтобы кто-то давал тебе тепло, когда ты сам на это не способен.
На сей раз глаза его были открыты. Они были полны переживаний. Но и теперь она могла прочесть их не лучше, чем прежде.
— Скажи мне, что я не права, — взмолилась она. — Дай мне хоть какой-то знак!
Лишь одну секунду ей казалось, что он вот-вот снова потянется к ней. И она, хоть это и казалось глупостью, готова была вернуться в его объятия. Но он резко развернулся и вышел из комнаты.
Ведомая чувствами, а не разумом, она подбежала к окну. Глаза ее ничего не видели за пеленой слез — она стояла и слушала, как отъезжает машина. Когда стих шум мотора, она вдруг поняла, что значит умереть заживо.
Линдсей прислонилась щекой к окну. В доме было очень тихо. Тишина казалась ей невыносимой. Она слышала, как бьется ее сердце. Кровь так прилила к голове, что, почудилось, она вот-вот лопнет.
Ей нужно было уйти куда-нибудь. Она побрела к шкафу и стала расчесывать волосы. Было только одно место, один человек, к которому она могла бы отправиться и который мог ее понять.
Там, за окном, лунный свет освещал пространство, отделяющее ее дом от дома Алдена. Вечер был теплым, но, когда легкий ветерок потрепал ей волосы, ее пробила дрожь.
Пройдя полпути, она испугалась, что не дойдет. Ноги ее налились свинцом, голова невыносимо болела. Слез уже не осталось, но сменившая их пустота была еще страшнее.
Почти дойдя до дома Алдена, она вдруг поняла, что идти дальше не может. Она уселась на придорожный валун и обхватила руками голову. Головокружение усилилось. Она с ужасом подумала, найдет ли ее на этот раз какой-нибудь случайный прохожий, как это случилось в мае. Но на сей раз в небе не мерцали разноцветные огни, не было неземной музыки и пришельцев из другой цивилизации. Было только отсутствие единения с самым любимым на свете человеком и пустота, которая пугала и разрушала ее.
Через какое-то время она поняла, что нет вообще никаких звуков в этой ночи, а может, она просто не слышала их за гулом, стоящим в ушах. Не было слышно ни сверчков, ни ночных птиц. Даже лес стоял в полном безмолвии, словно все звери, как и она, затаились в ожидании чего-то.
Она подняла голову, боясь сделать вдох, боясь прервать это мгновение.
И вдруг послышалась музыка. Аккорды ее были нежными и манящими. Ее даже нельзя было назвать музыкой. Требовалось какое-то более точное определение. Гул в голове прошел. Музыка, музыкальные инструменты вытеснили его. Она встала — головокружение тоже прошло. Она пошла навстречу музыке, музыка вела ее к дому Алдена. У самых ворот она остановилась и стала как завороженная вслушиваться.
Казалось, музыка ласкает стены его маленького домика. Из окон исходил свет, он отливал самыми разными цветами, названия которых были ей незнакомы. Она посмотрела на ворота, ведущие в сад, их форма вдруг показалась ей знакомой. Она видела уже эту форму другой ночью. Такой же рисунок был на корпусе космического корабля. Она подняла голову, чтобы взглянуть на ночное небо, но над ее головой были только звезды.
Она медленно перевела взгляд на дом. Алден стоял перед ней на ступеньках в свете разноцветных огней. Она знала, что это был он, хотя и не могла видеть лица. Ей был виден его силуэт. Она не боялась. Она была в трансе.
— Линдсей.
Она слышала его голос сквозь звуки музыки. Слышала совершенно отчетливо. Она подняла ногу, чтобы сделать шаг, но ее уже несло навстречу ему. Она не чувствовала страха. Она пронеслась сквозь отделяющее их пространство и упала ему на руки.
