Глава 9
Когда Эбби высвободилась из объятий Майкла, она совершенно точно знала, чего хочет. Не имело значения, что еще могло приключиться с ними или между ними, но без ощущения близости Майкла она жить не могла ни одного мгновения.
Он приблизил к ней свое лицо, в его глазах светилось откровенное желание. Нежные, завораживающие, колдовские глаза — они неудержимо влекли Эбби. Она тихонько коснулась его лица, погладила брови, дотронулась до его теплых губ. Эбби едва дышала, их сердца бились в унисон, как одно большое сердце.
Воцарилось мгновение. Казалось, Майкл и Эбби остались одни на планете. Нет, еще страстный огонь, который вспыхивал в их глазах — зеленых и голубых.
— Эбби…
В звуке ее имени слышалась мольба. В низком голосе Майкла звучали и боль, и желание, и страх — чувства, которые они оба переживали с одинаковой силой. Она улыбнулась в ответ, ее глаза мерцали.
— Ты мне нужен, Майкл.
Не отвечая, Майкл сжал ее в объятиях. Эбби привычным жестом закинула руки ему за шею, перебирая пальцами мягкие колечки волос, прильнула к нему, испытывая несказанное наслаждение.
Он побрился перед тем, как приехать к ней, его щека была гладкой, и она с удовольствием вдыхала знакомый пряный запах его одеколона. Она искала его губы; ее глаза затуманило давно томившее желание. Глаза Майкла, потемневшие от страсти, встретились с ее полным нетерпения взглядом.
Одно лишь мягкое прикосновение губ Майкла к ее губам заставило ее содрогнуться. Ее тело, замершее в сильных, надежных руках Майкла, пробудилось от дремоты. Огонь опалил Эбби. Майкл мгновенно ощутил, что с ней происходит. Он закрыл глаза и с силой прижал ее к себе. Желание обладать Эбби разлилось по всему телу. Как же он хотел ее, почти с первого дня их встречи! Господи! Он даже не представлял себе, какой властью наделена желанная и любимая женщина! Он держал в объятиях Эбби, и ему казалось, что все самое прекрасное, дарованное человеку, сосредоточилось в этом хрупком, прильнувшем к нему существе.
Майкл теперь не сомневался, что любая боль, неудачи, разочарования могут исчезнуть, если рядом с ним Эбби. Он зарыл свое лицо в ее разметавшихся душистых волосах и почувствовал долгожданное облегчение.
Майкл опустил Эбби на воздушное, крытое шелком одеяло, сел рядом, не отрывая от нее восторженного взгляда. Она лежала, улыбаясь и ожидая. Наклонившись, он медленно провел рукой по ее стройной ноге, гладкой и упругой. Послушное тело Эбби подалось навстречу его ласкам. Майкл, приподняв тоненькую блузку, ощутил нежнейшую кожу под почти девичьей грудью. Эбби затрепетала, тело ее молило, чтобы Майкл овладел им.
— Что с нами происходит? — Голос его прерывался, дыхание было затруднено. Эбби, полная истомы, дрожала от нетерпения под его теплой рукой.
— Урок жизни, — сказала она и поцеловала Майкла долгим поцелуем, от которого у него закружилась голова. Наступила странная пауза. — У меня такое впечатление, что ты лишился последних сил, отчего?
Он немного приподнял голову, сияние в его глазах чуть померкло.
— Я хотел вновь ощутить прелесть ожидания, — признался Майкл. Он расстегнул мелкие пуговки на ее блузке, она свободно распахнулась, под ней он увидел кружевной бюстгальтер. Майкл расстегнул его, обнажив небольшие, безукоризненной формы груди Эбби. Она без звука позволила ему стянуть с себя шорты, голубые трусики, которые вместе с бюстгальтером тут же оказались на полу.
Обнаженная, Эбби показалась ему совершенством. Она стала медленно раздевать Майкла, стремясь скорее ощутить долгожданное слияние с его телом. Томление, желание и одиночество переплелись в ней, превратившись в непреодолимую страсть. Она жаждала утолить боль, затаившуюся в глазах Майкла, и рыдала, вспоминая свои страдания.
— Как хорошо! — прошептала она, когда его алчущие губы целовали ее груди, — по крайней мере, тут нет револьвера…
Майкл, обнаженный, как и Эбби, приник к ней, содрогаясь от возбуждения. Эбби не могла насытиться чувством покоя, которое возникло от одного лишь сознания, что он рядом. Майкл был на редкость хорошо сложен, словно высечен искусным скульптором: тонкий, подобранный, с широкой грудью и плечами. Эбби впервые видела его без одежды и любовалась им. Да, подумала она, чувствуя, как у нее приятно кружится голова, он испытывает радость от ощущения моего тела, моего живота, бедер. Его руки скользили по вытянутой, стройной фигурке Эбби, задерживаясь в самых укромных местах, своим прикосновением пробуждая в них новую жизнь. Эбби испытывала ни с чем не сравнимое сладострастное потрясение от его ласк; она изнемогала, ожидая, когда же он совершит то, главное, что предначертано Мужчине…
— Майкл, пожалуйста… — Она не знала, как его просить, чтобы он не медлил.
Она жаждала избавиться от мук ожидания и получить наслаждение, которое только он мог подарить ей. Только бы погасить разгоревшийся во мне пожар, молила она, глубоко во мне…
Майкл достиг этого таинственного омута. Эбби стонала и взывала к нему. Майкл оторвался от розоватых сосков и приник к ее полуоткрытым губам, заглушив поцелуем ее стоны; его влажный язык проскользнул в глубину ее рта…
Он прижимался к ней все сильнее, давая ощутить особую жесткость своего мужского естества, дыхание его стало прерывистым, он весь горел. Ее голова запрокинулась, глаза стали совсем прозрачными. Не отрывая своего рта от ее губ, Майкл перенес на Эбби всю тяжесть своего тела. Она выгнулась дугой, обхватила его ногами, имя Майкла сорвалось и заглохло на ее устах в страстном поцелуе.
Эбби пыталась стать частью его, чтобы никогда не потерять снова. Она улавливала ритм, в котором жило тело Майкла, и отвечала на него, пока обоих не охватило пламя удовлетворенного желания. Обессиленная, Эбби отпрянула от Майкла, в последний раз произнеся его имя.
Майкл лежал рядом с ней, спрятав лицо у нее на плече. Она положила руку ему на спину, а он накрыл ладонью ее маленькую упругую грудь, — и они заснули.
Эбби разбудило яркое солнце, бьющее в окно. Она блаженно улыбнулась от изумительного ощущения близости обнаженного Майкла. Она боялась шелохнуться, чтобы не потревожить его. Ей грезилось, что гостиничный номер стал безграничной Вселенной, которой повелевала их любовь, все то неповторимое, что произошло с ними.
Очень осторожно она повернулась на бок, чтобы увидеть лицо Майкла: мужественное, открытое, чистое, которое и покорило ее сердце. Она протянула руку, чтобы откинуть густую прядь волос с его лба, и поймала себя на желании снова заключить его в объятия, чтобы он больше никуда не уходил.
— Ты плачешь, — нежно произнес он, не открывая глаз. Она улыбнулась сквозь слезы.
Он смотрел на нее все еще сонными глазами. Она снова улыбнулась ему, потому что любила, когда он смотрел вот так, щурясь по-детски.
— У тебя сейчас настроение лучше, чем было в последний раз на моей кушетке, когда я тебя разбудила? — спросила она.
Майкл счастливо улыбнулся.
— В этом не может быть никаких сомнений!
Он осторожно начал поглаживать ее упругие маленькие груди. Эбби почувствовала, как стал твердеть ее сосок, и нахмурилась.
— Майкл! — воскликнула Эбби, вновь загораясь желанием.
Она подняла руку, собираясь оттолкнуть его.
— Нет, — сказал он, взяв ее руку и поцеловав, — не двигайся…
Когда Эбби, придя в себя, попыталась определить время, она почувствовала, что лежит, уютно устроившись, на груди Майкла. Успокоенная, довольная, она посмотрела в окно — внизу расстилался сияющий под солнцем город…
— В котором часу ты должен уходить? — спросила она, думая больше о том, как тяжко расставаться после их головокружительной близости.
— В одиннадцать вечера.
Она с волнением взглянула на него.
— Почему ты мне не сказал этого раньше?
— А зачем? — возразил он. — Или ты чувствуешь, что пресытилась нашей любовью?
— Нет, я беспокоилась, что у тебя могут быть неприятности.
— Нет никаких оснований.
— Кстати, — спросила она, — что это за история с моим похищением?
Майкл заложил руки за голову и недоуменно поднял брови.
— А как могло быть иначе? После всех неприятностей, что я пережил…
— Но в этих неприятностях ты сам и виноват!
Он не стал возражать.
— Мой кузен здесь менеджер по связям с общественностью. Он мне кое-чем обязан. Через пятнадцать минут после того, как мы сюда вошли, об этих апартаментах исчезли всякие сведения у администрации отеля. Мы — невидимки.
— Чем же обязан тебе кузен? Ты спас его семью от террористов?
Майкл усмехнулся.
— Я сделал больше — спас его от женитьбы.
Эбби сделала сердитый вид.
— Прозвучало так заманчиво, что мне захотелось увидеть осчастливленного тобой родственника.
— Он третий номер в нашей семейной команде в софт-бол. А почему ты плакала?
Эбби сделала вид, что не услышала вопроса.
— Но если мы невидимки, как мы сможем поесть?
— Неужели ты после всего способна думать о еде?
— Позвони, пожалуйста, в бюро обслуживания. Я голодна.
Майкл явно был недоволен таким прозаическим финалом.
— С удовольствием окажу тебе эту услугу.
— Я доктор, — напомнила ему Эбби, игриво поцеловав его в подбородок, — и в состоянии позволить себе не умереть от голода в твоих объятиях. — Потом она снова стала серьезной. — И как долго, ты полагаешь, мне придется здесь прятаться?
Майкл пожал плечами.
— Так долго, сколько это будет необходимо для твоей безопасности. Три-четыре дня.
— И что же я буду есть, если ты не обеспечишь мне возможность и впредь пользоваться бюро обслуживания?
Майкл, очевидно, подумал об этом и гордился тем, что предусмотрел все детали.
— «Белый замок».
С наигранным удивлением Эбби опрокинулась на спину.
— «Белый замок»? Ты шутишь?
Печально известные в штатах Среднего Запада, однажды посланные самолетом в качестве угощения морским пехотинцам в Бейрут гамбургеры «Белый замок» представляли собой котлету размером в ладонь и содержали уйму калорий и углеводов, чего Эбби, помня о фигуре, прилежно старалась избегать. Хотя именно гамбургеры лидировали в перечне ее самых любимых быстрых блюд.
— А чем плох «Белый замок»? — миролюбиво спросил Майкл. — Это и вкусно, и не так уж дорого.
— Только если можно в условиях моего роскошного заточения сбросить лишний вес пробежками, — напомнила ему Эбби, — а я этого сделать, как ты и сам видишь, не смогу.
— Если только не захочешь пробежаться к Магнассону, — мрачно сострил Майкл.
Но Эбби было уже не до шуток и острот.
— Если он не знает, где я нахожусь, то как ты сможешь избежать трибунала, или что они там делают с полицейскими, нарушившими приказ?
— Об этом не беспокойся.
Майкл снял телефонную трубку.
— Все, что тебе полагается знать: здесь ты в безопасности. Никто не следил за нами, и никому в здравом уме не придет и в голову, что полиция может поместить кого-то в «Амбассадор-Ист». Для тебя специально подобрали бебиситтеров; персонал на этом этаже также укомплектован с большой осмотрительностью.
Эбби не могла удержаться от ревнивого вопроса:
— Ты часто проводил сюда девушек?
Майкл рассмеялся.
— Они выстраивались в очередь за дверью.
Эбби любовалась плавными линиями худощавой спины Майкла, его сильным и гибким телом, когда одной рукой он набирал номер, а другой ерошил ее волосы. Она вспомнила, как эти руки ласкали ее, и просияла от радости.
Пока Майкл беседовал со своим кузеном, Эбби отправилась в ванную, откуда она возвратилась, обернувшись в простыню. Вот-вот должна появиться тележка с завтраком.
Майкл сказал правду, что персонал — это свои люди, потому что молодой человек, доставивший завтрак, едва заметно подмигнул при виде ее облачения, когда аккуратно расставлял серебряный кофейный сервиз и подавал круассаны. Были поданы также фрукты на старинном фарфоре. Все это великолепие украшали свежие палевые розы. Эбби была поражена изысканностью блюд и сервировки. Она решила, что, когда все уладится, они с Майклом обязательно проведут в этом дивном отеле один из праздничных вечеров.
Майкл вышел из ванной бодрым, распространяя аромат дорогого одеколона. Эбби поставила поднос рядом с собой, чтобы есть не одеваясь; ей не хотелось разрушать их интимный мир. Майкл тоже оставался обнаженным, как она сама.
Эбби не могла наглядеться на это ладное, мужественное тело. Золотистые завитки образовывали нечто вроде креста на его груди. Ее восхищали его узкие бедра, мускулистые, крепкие ноги, и все, чем она наслаждалась в момент их интимной близости; особенно же то, что являло венец его мужского достоинства.
Майкл наблюдал, как Эбби с удивительной грацией берет ягоды клубники с десертной тарелки. Он не помнил, чтобы когда-нибудь видел нечто более чувственное и манящее, чем эта обнаженная женщина с растрепавшимися кудрями, шелковистым телом, подносящая к губам алые сочные ягоды.
— Не могу понять, — заметила, усмехнувшись, Эбби, — ты что, никогда не устаешь?
— Рядом с тобой — нет! — ответил Майкл и кинулся к ней на кровать.
— Наконец-то, — обрадовалась она; неподдельный восторг в его блестящих глазах возбуждал ее. — Поешь немного фруктов. — Эбби поднесла к его губам ломтик арбуза.
Потом она взяла еще одну ягоду. Майкл немедленно отложил кусок арбуза в сторону, наклонился и откусил вторую половинку крупной ягоды. Эбби с наслаждением вдохнула аромат его тела, излучающие желание глаза не отпускали ее. Она чуть приблизилась к его рту, и вот уже последняя преграда между их губами исчезла, их языки ощутили вкус клубники и соприкоснулись. Эбби наклонилась к нему, положила руку на грудь Майкла и вновь услышала: их сердца бьются с одинаковой неистовой силой…
— Мы перевернем кофейник, — прошептала Эбби, отодвигаясь от разгоряченного Майкла, охваченного новым приливом страсти.
— Ну и что? — отмахнулся Майкл. — Мы не должны заниматься уборкой, у нас есть куда более приятные обязанности.
Она снова усмехнулась и откинулась назад.
— Согласна, но в таком случае я не получу свой кофе. Давай сначала поедим.
Майкл пытался возразить, но Эбби была настойчива и протянула ему искрящийся сочный кусок арбуза.
— У меня есть один вопрос, — сказал Майкл, лежа на животе рядом с Эбби. Она передала ему чашечку крепкого кофе и круассан.
— Не надо задавать вопросов, — возразила Эбби.
— Сегодня ты похожа на совсем другого человека, Эб, — задумчиво сказал Майкл.
Она печально улыбнулась в ответ.
— Свободна, как вольная пташка, да?
— Что-то в этом роде. Как будто ты навсегда забыла о тревогах и опасностях, связанных с тем, что я полицейский.
На мгновение она сосредоточилась на своем кофе, чтобы подумать. Потом обратилась к Майклу, не глядя ему в глаза.
— Ты близок к истине. — Она оглядела нарядно убранные комнаты. — В ту минуту, когда мы вошли сюда, мне показалось, что я вступила в другой мир, где мне ничто не угрожает, мир, исполненный гармонии. Может быть, это и глупо звучит, но здесь я создала волшебную страну, в которой могу любить тебя, как захочу, не думая о будущем.
Майкл попробовал вернуть Эбби на грешную землю:
— Но они где-то там…
— Я знаю. Но я поверила, пускай ненадолго, что их нет. Я слишком дорожу нашей любовью, чтобы позволить злым силам омрачить ее.
Растроганный ее откровенностью, Майкл замолчал, потом спросил со смущенной улыбкой:
— Ты любишь меня?
— Господи! Неужели я не доказала этого: не просто люблю — обожаю?
Эбби запрокинулась на спину и снова оказалась в крепких объятиях Майкла.
Смеясь, Майкл глядел сверху на изящные очертания ее тела, на прелестные, маленькие груди. Волнистые длинные волосы Эбби касались самого пола.
— Превосходная поза, — только и сказал Майкл, прильнув губами к ее груди.
Первым побуждением Эбби было вскочить, но оно мгновенно прошло: гораздо сильнее было желание Эбби вытянуться в сладостном томлении, которое вызывало в ней даже легкое прикосновение Майкла. Она чувствовала его губы — такие нежные и теплые — на своей тонкой отзывчивой коже. Она сомкнула глаза и всем существом своим отдалась его ненасытным ласкам…
Через двенадцать часов Эбби лежала, раскинувшись на той же кровати, и ждала его возвращения. Ее мистическая Вселенная исчезла, как только Майкл скрылся за дверью. А вместо уверенности и покоя поднималась в душе Эбби знакомая тревога. Она вытащила свои наушники и долго слушала Сантану и Лед Цеппелин; но даже праздничные ритмы, которые прежде отгоняли все дурные мысли, теперь были бессильны.
Боже, как сделать так, чтобы Майкл не ходил больше на эти коварные улицы, где он был мишенью для убийц. Ей отчаянно хотелось вернуть его обратно и не выпускать больше в город. Но это было то единственное, что неподвластно Эбби.
Майкл оставил ей номер телефона, по которому она могла связаться со Свэнном, если бы в том возникла надобность. И она не раз ловила себя на мысли — позвонить ему немедленно. Однажды она даже прикоснулась к диску, чтобы набрать телефон темнокожего лейтенанта. Все, в чем она нуждалась, — знать, в безопасности ли Майкл.
Так она мучилась долгие часы, наконец вернулась в смятую постель, все еще хранящую его запах, отпечаток его тела на том месте, где он спал. И где она лежала одна, изнывая от беспокойства, прислушиваясь к шуму города за высокими окнами отеля…
Майкл, проскользнувший обратно в номер сразу после рассвета, застал Эбби спящей; ее бедра были обернуты все той же простыней. При виде ее обнаженных грудей, полураскрытых губ у Майкла защемило сердце. Она выглядела такой уязвимой, незащищенной, такой хрупкой и нежной, что ему захотелось взять ее на руки и побаюкать, как маленького ребенка.
Майкл снял ботинки и, тихо ступая, прошелся по ковру. Он безмерно устал. Это была самая скверная, беспокойная из всех ночей, пришедшихся на его дежурство.
Майкл разрывался между Магнассоном, истошно кричавшим на весь участок, подобно убитой горем матери, у которой только что изнасиловали дочь, и лейтенантом Кэпшоу, требующим объяснений по любому поводу. Сложная обстановка на улицах позволила Майклу большую часть ночи избегать пустых разговоров с ретивыми начальниками. Лейтенант не дотянул до конца смены и ушел домой, чему сержант Вивиано страшно обрадовался.
— Майкл?
Ее голос был совсем сонным. Майкл увидал, что глаза ее уже широко раскрыты. Она выглядела так устало, словно спала столько же, сколько он прошедшей ночью. Майкл не ожидал ее увидеть такой измученной и подавленной. Он искренне огорчился.
— Да, Эбби, продолжай спать.
Она подвинулась на край широкой кровати.
— Ты тоже ложись.
Улыбаясь, он подошел к ней и нежно поцеловал ее желанные, податливые губы.
— Я скоро приду.
Он быстро вернулся, надеясь, что она уже спит. Но Эбби сидела, натянув простыню на свои колени.
— Приветствую ваше возвращение, сержант. — Она сонно улыбнулась. — Я нагрела для вас уютное местечко.
— Ценю твою заботу. Я так смертельно устал, что готов спать до четверга.
Эбби приподнялась и уложила его рядом с собой. Майкл был необычайно послушен.
— Плохая ночь? — спросила она, устраиваясь поудобнее возле него.
Он обнял ее и уже привычно взлохматил послушные волосы.
— Магнассон был не слишком любезен.
— Расскажи мне обо всем подробнее.
— В четверг, — ответил он, зевая, — когда проснусь.
— Что-нибудь еще произошло?
— Не… — Он поцеловал ее.
Эбби чувствовала, как напряжено его тело, и понимала, что он лжет.
— Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя.
Она наблюдала, как он борется с одолевающим сном, но напряжение минувшей ночи не отпускало его. Майкл не мог найти удобного положения и ворочался с боку на бок. Наблюдая его метания, Эбби первый раз за время пребывания в этом роскошном номере рассердилась.
Когда Майкл проснулся, то с удивлением обнаружил: он лежит в постели один. Короткий сон не принес облегчения. Он чувствовал себя так, словно его крепко связали.
— Эбби?
В ответ — ни звука. Он соскочил с кровати и прошел в ванную. Ее не было и здесь. Он направился в гостиную, откуда раздавались слабые звуки музыки, вернее, той какофонии, которую Эбби называла музыкой.
Он тихонько подкрался к креслу возле кушетки, в котором она свернулась калачиком. Она сняла наушники.
— Нуждаешься в успокоительном?
Когда Эбби повернулась к нему, она не улыбалась. Глаза ее были печальными и несчастными. Майкл сел рядом с ней на кушетку, размышляя, почему она смотрит на него так испытующе.
— В чем дело, дорогая?
— В тебе.
Он погладил ее волосы, думая, какой ранимой и привлекательной она выглядит, сидя вот так, в просторной майке с короткими рукавчиками. Он улыбнулся ей дружелюбно.
— Любая твоя проблема — это и моя проблема. Хочешь поговорить?
— И наоборот, — многозначительно сказала она. Майкл не сразу уловил ее мысль.
— Объясни толком, что тебя тревожит?
В ее улыбке не было ничего веселого.
— Я только что подумала о том, что твои проблемы могли быть и моими проблемами.
— Ты говоришь о моей работе?
Она покачала головой.
— Я говорю о твоей неистребимой скрытности.
Майкл смутился и покраснел.
— Мне кажется, я тебя не совсем понимаю, Эбби. Ты хочешь начать все с начала?
Эбби не сомневалась, что должна дать выход накипевшим в ней чувствам. Началось с обиды, которая переросла в гнев, а все завершилось душевной болью. Это состояние длилось несколько часов, пока Майкл спал, а она не смогла сомкнуть глаз, мучительно думая, как мало она знает о Майкле.
У Эбби сложился свой, возможно, идеальный облик близкого человека, способного безраздельно довериться любимой женщине и принять ее помощь, когда это потребуется. Майкл в этом смысле обманул ее ожидания. Он уклонился от ее поддержки в трудную минуту и замкнулся в себе. Ей стало казаться, что узы товарищества для Майкла значат больше, чем их любовь; что в кругу своих коллег, полицейских, он находит истинное понимание и только им доверяет вполне. Она же надеялась, что теперь, когда они стали так близки, он раскроет, распахнет перед ней свою душу, доверится ей. Но этого, к несчастью, не произошло. Эбби интуитивно чувствовала, что он сам хочет справиться со своей болью, как привык делать это последние годы. Но Эбби видела, что сейчас он не лучшим образом справляется со стрессами, — сказывалась многолетняя усталость и одиночество. Слишком долго он приносил свою боль в одинокий холостяцкий дом, оставаясь наедине с ней.
Сейчас Майкл особенно нуждался в преданном человеке, который помог бы ему нести груз тревог и печалей в связи с незавершенным запутанным делом.
Эбби подошла к окну: ей представилась мирная картина чикагских будней — молодая женщина с детской коляской, несколько влюбленных парочек, вышедших пройтись в летний день, хорошо одетый джентльмен с большим пакетом из химчистки. А напротив отеля стояло показавшееся ей знакомым такси; седая дама уныло прогуливалась со своим больным пуделем. Вокруг «Амбассадора» текла спокойная размеренная жизнь, и Эбби чувствовала себя так, словно она задыхалась в искусственном климате, созданном специально для нее.
— Каждый раз, когда я вижу тебя, — наконец произнесла Эбби, не отходя от окна, — не могу отделаться от сравнения: ты напряжен, как трос под непомерно тяжким грузом. Но когда я спрашиваю, что так угнетает тебя, ты предпочитаешь или отмалчиваться, или отшучиваться. Ты даже не сказал ни слова, когда скончался Гектор. — Обернувшись, она словно уколола его выражением нестерпимой боли в глазах. — Но я догадываюсь, что значила для тебя смерть этого мальчика. Кому же ты изливаешь свою боль, Майкл? Кто эти доверенные люди?
— У меня есть друзья в полиции, Свэнн и Мендельсон, — сдержанно ответил он.
Эбби погрустнела еще больше. Значит, она была права. Он сохраняет по отношению к ней, когда речь идет о серьезных делах, определенную дистанцию, потому что это был единственный способ отношений с женщиной, хотя и любимой, который он знал.
— Разве этого достаточно?
— Так должно быть, — убежденно сказал сержант Вивиано. — Это то непреложное, что я понял, когда стал полицейским.
— Но почему?
— Это трудно объяснить. Не каждый понимает… Нужно самому побыть в шкуре полицейского.
— А твоя жена? Она что, не была способна понять тебя?! Лицо Майкла приняло настороженное выражение: похожее бывает у животных, когда они чуют опасность.
— А почему она должна была понимать? И я не хотел, чтобы изо дня в день она вместе со мной переживала все, с чем мне приходилось сталкиваться.
Оба замолчали.
Майкл до сих пор защищает ее, удивлялась Эбби, даже по прошествии стольких лет! Он все еще рассматривал как свою вину, что она не оказалась достаточно сильной, чтобы разделить тревоги его опасной профессии. Эбби осторожно перевела разговор, уйдя от этой щекотливой темы.
— Почему ты не рассказал мне о деле, которое приготовил для меня мистер Магнассон?
— Тебе не следовало знать об этом, — возразил он, — это только бы…
— Вывело меня из душевного равновесия? — Она стояла прямо перед ним, чуть откинув назад голову, чтобы видеть его глаза. — То, чего я не знаю, не может тревожить меня так. Мне кажется, что ты сильно заблуждаешься, Майкл.
Она поймала выражение растерянности в его глазах и поняла, что попала в цель. Неожиданный поворот их беседы таил в себе определенную угрозу. Этот гостиничный номер стал для него таким же оазисом, как и для Эбби, а теперь в него врывалась реальность со всей ее неопределенностью.
— Эбби, а не лучше ли нам вернуться в постель, а обо всем остальном поговорить в другое время? — предложил он, пытаясь скрыть свое замешательство и внутренний дискомфорт. — У нас достаточно забот, чтобы без особой нужды умножать их, мой любимый доктор.
Эбби покачала головой.
— То, о чем мы говорим, — только часть проблемы, мой прекрасный сержант.
Она приложила руку к его упрямому подбородку.
— Я терпеть не могу осознавать в чем бы то ни было свое бессилие. Мне становится невыносимо, когда я вижу, как ты терзаешь себя!
Эбби понимала, что с ней происходит. Ее мучил страх перед неизвестностью и в еще большей степени страх перед тем, что знал Майкл и чего ей не дано было знать. Майкл не представлял, что может поведать Эбби обо всех ужасах и гримасах, с которыми полицейский сталкивается каждый день, а она не знала, как ему помочь. И Майкл и Эбби оказались в тупике, куда сами себя и загнали.
Он ответил ей горькой улыбкой:
— Ты собираешься заниматься только благородными делами и отстраниться от грязных, не так ли?
— Майкл! — Она ласково дотронулась до него. — Я не Мария. Если тебя мучит боль, я хочу разделить ее. Позволь мне помочь тебе, пожалуйста!
Майклу потребовалось какое-то время, чтобы ответить не лукавя.
— Эбби, я не думаю, что ты все способна понять и сердцем и разумом. Мою профессию нельзя сравнить с работой бухгалтера или розничного торговца. Когда у меня тяжелый день, это не потому, что была ревизия или вяло шла торговля. Я имею дела с двенадцатилетними торговцами наркотиков (по сути — детьми) и кровавыми столкновениями гангстеров. Почему я должен взваливать этот кошмар и на твои плечи?
Эбби улыбнулась, потому что теперь знала ответ.
— Потому что я люблю тебя. И потому что я понимаю, что такое по-настоящему плохой или тяжелый день. — Майкл попытался возразить, но она приложила ладонь к его рту. — Как ты думаешь, почему я встречаю так много полицейских за работой? Это же не потому, что мы продаем им пирожки. Когда какой-то двенадцатилетний мальчишка получает сверхдозу, то это ко мне вы его доставляете. И пыталась спасти жизнь Гектору я, ты разве забыл?
Он не знал, что ответить. Он привык быть стоиком, такое отношение к жизни слишком глубоко укоренилось в нем, вошло в его плоть и кровь. Отступить от своих жизненных принципов означало для Майкла — перестать быть самим собой.
Эбби затаила дыхание в надежде, что она хоть в чем-то убедила его, хотя понимала: шансов у нее не очень-то много.
— Нет! Я не могу, Эбби. Я не могу допустить, чтобы по моей вине ты оставила меня, неужели ты не понимаешь этого? Ты стала самой дорогой частью моей жизни. Без тебя я пропаду, я это знаю твердо — пропаду!
Эбби чувствовала, что не в силах справиться с подступающими слезами.
— Майкл, но если ты отвергаешь мою помощь, я тем более не смогу оставаться в этой золоченой клетке. Я не знаю другого пути быть вместе, кроме полного доверия друг другу.
— Ты так уверена в своих силах, — возразил он, — но из этого при всем твоем желании ничего не получится.
Она подошла к нему совсем близко. Страх потерять Майкла заставил ее повысить голос:
— Я не Мария!
— Но ты и не полицейский! — отчаявшись убедить Эбби, закричал Майкл. — Почему ты полагаешь, что способна понять все?
— Но предоставь мне такую возможность, Майкл! Это единственное, о чем я прошу тебя! Пожалуйста!
Они стояли, дрожа, друг перед другом. Майкл глядел на нее так, словно она предала его.
— Хорошо! Ты хочешь знать о том, что произошло вчера ночью? — Он придвинулся к ней вплотную, и ей стоило больших усилий сохранить самообладание. — Это действительно была жестокая, страшная ночь, Эбби. Ты помнишь тех двух полицейских, которые были твоими бебиситтерами? Они мертвы. Кто-то незаметно проник в «безопасный дом» и взорвал их. Ну как, теперь ты хочешь, чтобы я каждый день пополнял список убитых и рассказывал тебе подробности их гибели?!
