Глава 36

Анжи не удалось убежать от своего одиночества в Сан-Антонио. Мисс Эмили осталась на ранчо, не желая выбираться куда-либо до конца этой ужасной лютой зимы. Делорес хотела сопровождать Анжи, но та настояла, чтобы она осталась с мисс Эмили.

Не прошло еще и недели с тех пор, как Анжи приехала в Сан-Антонио, но у нее уже было неспокойно на душе. Ее попытки развлечься с помощью новых нарядов и украшений не удались, и она думала о том, сможет ли вообще что-нибудь снова развеселить ее.

Одним тоскливым холодным вечером Анжи слонялась, словно зверь в клетке, по своим пышным покоям в отеле. Она чувствовала усталость, хотя и отдыхала весь день. Пекос не выходил у нее из головы, и она ощущала себя опустошенной. Меряя шагами пушистый ковер, вновь и вновь напоминала себе, что те прекрасные времена, которые она провела с Пекосом, были для него просто игрой, с помощью которой он хотел вырвать у нее наследство. Всякий раз, обнимая ее и занимаясь с ней любовью, он думал лишь о деньгах.

Анжи поплотнее запахнула полы своего атласного халата и печально покачала головой. Она проговорила вслух:

— А чего ты ждала? Ведь он сын подлого Баррета МакКлэйна. — Как я могла допустить, что влюбилась в человека, в жилах которого течет кровь Баррета? Должно быть, я сошла с ума. Пекос такой же развращенный, как и его мерзкий отец; мне плохо при одной лишь мысли, что я вышла за него замуж.

Первая брачная ночь встала перед ее мысленным взором, и она почувствовала, как тошнота подступает к горлу. Повернувшись, Анжи быстро направилась в ванную комнату. Она открыла золоченые краны, собираясь принять ванну. Скинув длинный атласный халат с плеч, Анжи ступила в воду. Она чувствовала слабость, у нее кружилась голова.

— Пекос, сын Баррета, — совершенное зло, — сказала она бегущей из кранов воде, наполняющей ванну и плещущейся у ее боков. — Пекос — часть Баррета МакКлэйна. — Анжи взяла большой кусок жасминового мыла с позолоченной полочки и начала неистово тереть свое тело, чувствуя себя грязной, словно ее чем-то запачкали.

Часом позже она вышла из наемного экипажа. Длинный, обитый горностаем плащ защищал ее от пронизывающего холодного ночного воздуха. Она вошла в облицованное черно-белым мрамором фойе величественного особняка на богатой улице, где жили только миллионеры, и швейцар в ливрее, низко поклонившись, принял ее шубу. Хозяйка дома, полная добродушная особа с седеющими каштановыми волосами и громким оживленным голосом, выплыла ей навстречу, радушно приглашая войти в дом.

Анжи кивнула в ответ, разгладила на бедрах черное бархатное платье и изобразила на лице сияющую улыбку. Колье из роскошных бриллиантов сверкало на ее алебастровой шее, драгоценные камни виднелись в тщательно уложенных на макушке золотистых волосах. Анжи ступила вперед и прижалась щекой к пухлому напудренному лицу хозяйки. Непрерывно болтающая женщина, поцеловав воздух у ее щеки, обняла ее.

— Моя дорогая Анжи, я так боялась, что вы не приедете. Я бы вам этого никогда не простила. — Беатрис Браун гордилась своим званием самой гостеприимной хозяйки во всем Сан-Антонио. Положение в обществе было для нее всем в этой жизни, и она без устали устраивала балы и званые ужины. Беатрис ничего не доверяла слугам; сама составляла меню, распределяла, кто и с кем должен сидеть рядом за столом и лично присматривала за всеми приготовлениями.

— Простите за опоздание, Беатрис, — Анжи чарующе улыбнулась, — я принимала ванну и как-то забыла о времени.

— Ничего страшного. — Беатрис стиснула ее тонкую, покрытую бархатом руку. — Вы здесь, и мне теперь легче дышать. — Она ближе склонилась к Анжи и таинственно прошептала:

— Понимаете, было совершенно необходимо, чтобы вы присутствовали здесь сегодня вечером. Мой почетный гость — очень известный вдовец из Мехико. — Пухленькая женщина хихикнула и обвела взглядом комнату, полную респектабельных гостей. — Каждая незамужняя дама в Сан-Антонио надеется, что я посажу ее рядом с красавцем доном Мигуэлем Галиндо, но… догадываетесь?

Притворяясь заинтересованной, Анжи спросила: — А вы, проказница, собираетесь предоставить эту привилегию мне?

— Именно так, — радостно подтвердила Беатрис. — Об этом еще никто не знает, и все дамы пытались выведать у меня, как я думаю поступить. Не могу дождаться, чтобы увидеть их вытянутые физиономии, когда они поймут, что я решила посадить его рядом именно с вами.

Анжи притворилась, что обрадована.

— Польщена тем, что вы предоставили эту честь мне, Беатрис. Надеюсь, ваш гость не будет разочарован.

Когда Анжи грациозно присела на стул, который вежливо придвинул ей высокий латиноамериканец с аристократической внешностью, она внезапно пожалела, что хозяйка дома не посадила ее рядом с кем-нибудь другим. Не то чтобы этот дон Мигуэль Галиндо был нелюбезен или скучен; напротив, он соответствовал всем описаниям Беатрис. Это был высокий мужчина примерно пятидесяти пяти или шестидесяти лет с точеным лицом, гладким и смуглым. В его густых иссиня-черных волосах кое-где проглядывала седина, а выразительные глаза были цвета черного дерева. Одет он был в великолепно сшитый черный сюртук и белоснежную рубашку, а ярко-красный кушак подпоясывал его все еще подтянутую талию. Да, он выглядел очень хорошо для своих лет.

Когда он заговорил, у Анжи создалось впечатление, что она уже где-то слышала этот голос. Это было странно и непонятно. Когда Анжи представилась галантному обаятельному мексиканцу как миссис Баррет МакКлэйн, она заметила, как блеснули его темные глаза.

— Вы знали мистера Баррета МакКлэйна? — спросила она.

— Нет, сеньора, не знал, — прохладно ответил дон Мигуэль Галиндо и переменил тему, с легкостью занимая беседой Анжи и сидящих рядом гостей. Анжи ловила каждое его слово. Аппетит у нее пропал. Было что-то очень знакомое в этом красивом мексиканце. Прямой нос, опушенные пышными ресницами глаза, полный рот и сильная шея.

Дон Мигуэль Галиндо расстроил любящую устраивать чужие браки Беатрис. Хотя он со вниманием и уважением держался с Анжи, он ни разу не остановился на ней ласковым взглядом, его ухоженная рука ни разу не дотронулась до ее руки или плеча. Он выказывал ей не больше внимания, чем всем другим дамам, многие из которых улыбались ему весьма заинтересованно.

Но сам дон Мигуэль полностью завладел вниманием Анжи. Она не сводила с него глаз. И не потому, что хотела понравиться ему. Что-то большее, чем просто его обаяние и внешняя привлекательность, зачаровывало Анжи. Приводящее в замешательство ощущение, что они уже встречались, приковывало взгляд к его благородному лицу, когда он говорил. И вдруг ее осенило. Этот латиноамериканец был точной копией Пекоса МакКлэйна, каким бы он был в старости.

— Что-то не так, моя дорогая? — Дон Мигуэль немедленно повернулся к ней, его темные глаза светились заботой.

Торопливо беря себя в руки, Анжи выдавила слабую улыбку:

— Нет. Я… становится довольно жарко, и я…

— Да, да. — Дон Мигуэль Галиндо был очень заботлив.

Быстро поднявшись, он отодвинул свой стул и помог Анжи подняться. — Не вставайте, господа, — обратился он к повернувшимся к ним гостям, — сеньора и я хотим немного подышать свежим воздухом. — Возбужденный ропот пронесся по большой комнате, некоторым показалось, что между красивым доном и золотоволосой вдовой возникла симпатия.

Дон Мигуэль провел Анжи в уединенную комнату.

— В обеденном зале слишком много народу, — сказал он и улыбнулся ей. Сильная смуглая рука потянулась к тугому белому воротничку рубашки. — Вы не будете возражать, сеньора? — спросил он у нее позволения немного ослабить воротник и сел рядом на софу, обитую красивой розовой тканью.

— Конечно, не возражаю, дон Мигуэль. — Она смотрела, как он расстегнул рубашку до середины груди, и у нее перехватило дыхание. Она так и продолжала смотреть на него, пока ее не вывел из гипнотического состояния вопрос дона Мигуэля:

— Моя дорогая, вы уверены, что чувствуете себя хорошо? — Он был действительно озадачен. — Я не сделал ничего такого, что могло бы вас обидеть?

Ее огромные изумрудные глаза были прикованы к его смуглой шее. Анжи, не произнося ни слова, пристально смотрела на золотой медальон, изображающий солнечную вспышку, который поблескивал на его груди. Тяжелая цепочка поддерживала уникальное в своем роде украшение, которое, как вспомнилось Анжи, красовалось на полной груди Катрин Йорк МакКлэйн на портрете, все еще висевшем над мраморным камином на Дель Соль. Все стало ясно. Этот красивый мексиканец был возлюбленным Катрин Йорк МакКлэйн. И отцом Пекоса.

Сердце заколотилось у нее в груди. Анжи подняла на него глаза. Она не могла удержаться, чтобы не спросить:

— Дон Мигуэль, вы… вы когда-нибудь были в Марфе, в Техасе?

Дон Мигуэль рассмеялся:

— Нет, миссис МакКлэйн, не имел такого удовольствия. — Его темные глаза были непроницаемы.

— А вы… — Анжи улыбнулась и предприняла еще одну попытку. — Это был глупый вопрос. А вот что я действительно хотела бы знать, откуда у вас такое красивое украшение? — Ее пальцы непроизвольно потянулись к его шее. Замерев на коротком расстоянии от золотого медальона, рука Анжи опустилась на колено. Она смотрела, как его пальцы нежно поглаживают золотой диск.

Темные глаза мексиканца смягчились.

— Одна прекрасная леди подарила его мне, сеньора.

Понимая, что ее любопытство граничит с грубостью, Анжи попыталась сделать так, чтобы он сказал больше.

— Ах вот как? Она была вашей… ну…

Дон Мигуэль внезапно выпустил медальон и опустил руку на колено.

— Этой дамы уже нет в живых. Она умерла много лет назад.

— Дон Мигуэль, а у вас… у вас и вашей жены есть дети?

— Сеньора, у нас не было детей. Как вы знаете, моя жена умерла, и… — Он встал. — Теперь, когда вам лучше, возможно, нам следовало бы присоединиться к гостям, чтобы выпить бренди и кофе. — Он застегнул рубашку и протянул ей руку.

Тема была закрыта. Она не может больше расспрашивать его. Анжи оперлась о предложенную ей руку, обольстительно улыбнулась и спросила:

— Дон Мигуэль, как долго вы планируете пробыть в Сан-Антонио?

— Дорогая сеньора, я уезжаю завтра. Я уже пробыл здесь довольно долго. Но теперь должен ехать, меня ждут неотложные дела в Мехико.

— Я была очень рада с вами познакомиться, сэр. — Анжи не могла отвести глаз от красивого смуглого лица, так похожего на лицо ее обожаемого Пекоса.

— Для меня это тоже было большим удовольствием, сеньора МакКлэйн, — галантно ответил он и повел ее назад в столовую.

Анжи решила сократить свое пребывание в Сан-Антонио. Она тоже уедет утром и направится прямо на Дель Соль. Она не могла дождаться возвращения домой. Ей надо было расспросить мисс Эмили о событиях давно минувших дней.

Слезы увлажнили голубые глаза мисс Эмили, и она промокнула их кружевным платочком, пытаясь защитить память своей сестры.

— Понимаете, Анжи, мы с Кэтрин провели в Мехико одну зиму, а Баррет оставался на ранчо. У нас были там старые добрые друзья. — Эмили закусила дрожащую губу. — Кэтрин попросила Баррета отпустить ее одну. Вы же знали Баррета. Он грубо заявил ей, что ему плевать на всех мексиканцев, и у него нет ни малейшего желания ехать вместе с нами. Кэтрин в глубине души была даже рада, что он остается здесь; и я тоже.

Мы прекрасно проводили время в Мехико. Мы находились там уже несколько дней, когда Кэтрин вместе с друзьями отправилась на большой прием, а я пошла спать. Я была еще слишком молода для балов. — Мисс Эмили улыбнулась, вспоминая те дорогие безвозвратно ушедшие дни. — На этом вечере Кэтрин познакомилась с красавцем доном Мигуэлем Галиндо. Они очень понравились друг другу, хотя и понимали, что их отношения не могут иметь продолжения. Кэтрин была замужем за Барретом, а у дона Мигуэля была жена, добрая дама и притом — инвалид. Но все же дон Мигуэль и сестра не смогли сдержать свою страсть и стали любовниками. И к тому времени, когда мы вернулись из Мексики, Кэтрин носила его ребенка. — Мисс Эмили пожала хрупкими плечами и вздохнула. — Какой еще выбор был у моей сестры? Она притворилась, что ребенок — от Баррета, хотя думаю, его всегда мучили сильные подозрения; именно поэтому он был всегда так холоден с Пекосом.

— Мисс Эмили, а… Пекосу рассказали?

— Нет. — Мисс Эмили покачала головой. — Вы же знаете Пекоса; он мог бы бросить все это Баррету в лицо.

— А дон Мигуэль знает?

— А вот это самая печальная часть истории, — сказала мисс Эмили, комкая носовой платок. — У дона Мигуэля Галиндо никогда не было детей от его жены. Она попала в катастрофу вскоре после их свадьбы, когда оба они были еще очень молоды. Все эти годы он жил с женщиной, прикованной к постели, и она не могла… — Эмили печально улыбнулась. — Нет, дон ничего не знает. Он мог бы стать замечательным отцом Пекосу, если бы все было иначе. А вы заметили необыкновенное сходство между ними?

— Заметила, — кивнула Анжи. — Непростительно, что они ничего не знают о существовании друг друга. Возможно, еще не поздно исправить это.

Мисс Эмили нахмурилась:

— Я думала точно так же все эти годы, но я не знаю, было бы это…

— Мисс Эмили, Баррет МакКлэйн никогда не любил Пекоса. У меня такое чувство, что Пекос был бы рад узнать, что не является сыном Баррета.

… Долгая свирепая зима подходила к концу. Анжи продолжала тщательно наблюдать за тем, как ведутся дела на Дель Соль. Ни один вакеро не знал, когда может нагрянуть одетая в брюки решительная Анжи МакКлэйн. Обычно нежная и приветливая, она становилась твердой и решительной, когда отдавала приказания.

Целый день она была занята, а по ночам часами думала о Пекосе. То, что он не был сыном Баррета МакКлэйна, радовало ее. При мысли об этом ее всегда охватывала счастливая дрожь. Раз он не сын омерзительного Баррета, то, возможно, обладает некоторыми прекрасными душевными качествами своего кровного отца, дона Мигуэля Галиндо. Анжи начала вновь перебирать в голове все действия и поступки Пекоса и спрашивать себя, возможно ли, чтобы она ошиблась. Может, она допустила трагическую ошибку, выгнав его из дома. Иногда Анжи думала, что ей следует написать ему и поинтересоваться, не хочет ли он вернуться домой.

К середине марта снег почти совершенно растаял, и целыми днями на чистом небе сияло яркое весеннее солнце. Перемена в природе подняла настроение Анжи, а надвигающиеся роды Анжелы наполнили ее таким же нетерпеливым ожиданием, как и беременную кобылу.

К апрелю земля начала преображаться. Небо было безоблачно синим, воздух теплым и свежим, жара еще не наступила. Как-то утром Анжи, вздрогнув, проснулась. Она потянулась, и на ее губах заиграла улыбка. Соскочив с кровати, она быстро оделась и торопливо вышла из дома. Побежала к коралям и конюшням на окраине Дель Соль, стараясь побыстрее добраться до загона, где находилась Анжела. Сняв щеколду с ворот, Анжи услышала мужские голоса, которые что-то быстро говорили по-испански, и ее сердце радостно подпрыгнуло. Она зашла внутрь как раз тогда, как новорожденный жеребенок Анжелы поднимался с земли на дрожащих ногах.

— Ах, сеньора Анжи, — Роберто Луна, стоя на коленях рядом с измученной кобылой, посмотрел на нее, — Анжела принесла прекрасного жеребенка. Он так похож на своего отца, посмотрите.

Лишившись дара речи от счастья, Анжи не двигалась, глядя на покрытого шелковистой глянцево-черной шерсткой жеребенка, который храбро пытался устоять на ногах. Она прикусила нижнюю губу, чтобы та перестала дрожать, и медленно двинулась вперед, пристально глядя на малыша. Опустившись на колени на солому рядом с Роберто, она положила дрожащую руку на скользкую от пота шею утомленной Анжелы. Ласково потрепав ее по загривку, прошептала:

— Анжела, Диаболо гордился бы своим отпрыском. Он такой красивый.

Роберто, широко улыбаясь, заверил Анжи, что с кобылой теперь все в порядке, а новорожденный жеребенок чувствует себя прекрасно, и у него очень породистый вид.

— А как вы назовете его, сеньора? — Темные глаза Роберто сияли от удовольствия.

— Мы назовем его Дэйнт, — решила Анжи.

Она поднялась, вышла из кораля и направилась к пустой конюшне, где было решено разместить Дэйнта. Она пустовала со дня гибели Диаболо. Анжи сбросила щеколду и вошла в просторный кораль. Направилась прямо к амбару на дальней стороне загона. Как лунатик, молодая женщина открыла входную дверь и вошла туда. Лучи апрельского солнца падали на покрытый соломой пол. Большой паук деловито плел в углу паутину.

Анжи посмотрела на западную стену, у которой на сене в холодный зимний день она и Пекос занимались любовью. Присев на корточки, прислонилась спиной к грубому дереву стены, подтянула колени к груди и обхватила их руками. Совершенно отчетливо она слышала глубокий голос Пекоса, который шептал слова любви ей на ухо; чувствовала его сильные руки, скользящие по ее обнаженному телу; вспоминала их вздохи удовольствия, когда она сидела на его твердых бедрах, ощущая в себе его мощную плоть.

Анжи почувствовала, как в груди у нее что-то сжалось. Ее тело трепетало от глубокого и неосуществимого желания. Она ослабела.

Слезы непроизвольно потекли из глаз. Анжи не делала попытки смахнуть их, и они все стекали по щекам. Медленно, как-то отрешенно она соскользнула на солому. Туда, где когда-то лежала, совершенно счастливая, и где теперь рыдала, охваченная отчаянием.