Возвращение в Леверсон
Мы отправились обратно в Лондон, и я испытывала скорее грусть, чем радость от успеха нашего предприятия. Мари-Кристин была для меня поддержкой и утешением. Она казалась гораздо старше своих лет и, понимая мои чувства, как могла, старалась отвлечь меня.
В значительной мере у нее это получалось, и я часто повторяла себе, какое счастье, что мне тогда удалось завоевать ее привязанность.
Мое будущее рисовалось мне довольно смутным и пустым. Я не знала, чем его заполнить. В это время я часто думала, что, может быть, жизнь парижской богемы была именно тем, что мне нужно. Это было бы своего рода заменителем. Но, зная Жерара и по-своему любя его, я только больше убеждалась в том, что никто в мире не мог бы быть мне так же дорог, как Родерик.
Ах, почему мы не нашли эти письма раньше, когда умерла мама? Почему еще раньше я не сказала ей о наших крепнущих отношениях с Родериком? Как по-другому сложилась бы тогда моя жизнь! Мари-Кристин после возвращения из Корнуолла опять энергично взялась за переустройство маминой комнаты. Но ничто не могло стереть из моей памяти воспоминаний о ней. Встреча с моим отцом вновь оживила их. Я постоянно вспоминала написанные ею строки. Каждое ее слово дышало любовью ко мне! Она не столько бросала вызов условностям сколько игнорировала их. Как часто Долли кричал в отчаянии: «Ты просто сумасшедшая, сумасшедшая!» Но она невозмутимо шла своим путем, который мог кому-то показаться крайне абсурдным, но был абсолютно логичен для нее.
Все вышло по задуманному ею плану. Чарли относился ко мне как к своей дочери. Разве могла она предвидеть последствия, которые это будет иметь?
Несколько недель прошли без всяких событий, потом приехал Чарли.
Я была чрезвычайно рада его видеть. Все это время меня мучали сомнения, следует ли мне рассказать ему о том, что я узнала. Мне казалось, что раз это имеет к нему непосредственное отношение, было бы правильным сказать. Кроме того, я не была уверена, знает ли он о смерти Робера. Это тоже я должна была ему сообщить, но я не могла себя заставить написать ему. И вот он приехал сам.
Он вошел в гостиную и взял мои руки в свои.
— Я только что услышал о том, что случилось, — сказал он. — Мне об этом сообщил один знакомый в Сити. Как это ужасно сознавать, что Робер мертв. Мне давно хотелось узнать, как ты живешь. Я не знал, что ты в Лондоне, и заехал спросить, нет ли от тебя вестей. Я собирался поехать в Париж навестить тебя, но такие поездки сейчас затруднительны, во Франции все еще неспокойно. Как я рад, что ты дома, что жива и здорова.
— Робер погиб вместе со своей сестрой и племянником. Это случилось в их парижском доме. Я в это время была в имении вместе с его внучатой племянницей.
— Слава Богу, ты не пострадала. Бедный Робер! Такой прекрасный человек! Я знал его столько лет. Ну, а ты, Ноэль?
— Со мной приехала внучатая племянница Робера, — сказала я. — Ее зовут Мари-Кристин. Она потеряла всю свою семью, никого не осталось.
— Бедное дитя!
— Чарли, — сказала я. — Мне нужно сообщить вам нечто очень важное. Я задавала себе вопрос, должна ли я написать вам, и не могла решить, что делать. Это случилось совсем недавно. Я нашла своего отца, своего настоящего отца. Это не вы, Чарли.
— Но, милая моя девочка, что ты такое говоришь? Как ты можешь знать это?
Я рассказала ему о найденных письмах и о поездке в Корнуолл.
— У меня есть доказательства, — сказала я ему. — Эннис Мастерман отдал мне ее письма, и в них совершенно ясно говорится, что мой отец — он.
— Но тогда почему…?
— Она сделала это ради меня. Она боялась, что в случае ее смерти у меня не будет того, что, по ее мнению, я должна иметь. Эннис Мастерман беден. Он живет почти как отшельник в хижине среди болот недалеко от деревни, где когда-то жила она, и где прошло все ее нищенское детство. Она не хотела, чтобы я жила в бедности, как она сама раньше. Это стало ее навязчивой идеей. У нее ведь бывали навязчивые идеи, вы это знаете, Чарли, — ее решимость добиться успеха… и ее представление о моем будущем. Она очень любила вас. И доверяла вам больше, чем кому-либо. Полагаю, я должна показать вам ее письма. Они написаны другому мужчине и, вероятно, вам будет больно читать их, но вы должны знать правду. В ее душе было так много любви, ее хватало на всех — на вас, на Робера, на моего отца и на меня, которую она любила больше всего на свете. Ради меня она могла лгать, обманывать, если это было нужно. Но все это только ради меня.
Мой голос дрогнул, и он сказал:
— Моя дорогая Ноэль, я всегда это знал. Она никогда этого не скрывала. Все, кто любили ее, это знали. И мы были благодарны ей за то, что она могла нам дать. Другой такой не было на целом свете.
— Вы сможете заставить себя прочитать эти письма? — спросила я. — Они будут доказательством моих слов.
Он ответил, что прочтет, и я принесла их ему. Он не мог скрыть своего волнения.
Закончив, Чарли постарался вновь придать спокойное выражение своему лицу.
— Теперь все ясно. Если бы мы только знали раньше…
— Как поживает Родерик? — спросила я.
— Он очень изменился. Живет, прячась за маской. Я мало его вижу, как и все мы. Чаще всего он не бывает дома, уезжает по делам, с головой ушел в работу.
— А Лайза?
Он нахмурился.
— Бедная девочка. Ей становится все хуже. Это ее повреждение позвоночника неизлечимо, ты знаешь. Она никогда уже не поправится. Сейчас она большей частью лежит в своей комнате. Иногда ее переносят вниз на диван. У нее часто бывают боли. Врачи выписали ей какое-то болеутоляющее, но оно не всегда помогает.
— Как ей ужасно не повезло тогда.
— Сначала думали, позвоночник лишь слегка задет, но вскоре выяснилось, что это не так. Ей пришлось забыть о своей театральной карьере, это было для нее большой трагедией. Она находилась в таком подавленном состоянии, просто в отчаянии. И никаких надежд на будущее. Но ему ни в коем случае не следовало на ней жениться. Можно было найти другой способ заботиться о ней. Я понимаю, ему было жаль ее. Он всегда, с детства, был таким. Очень отзывчивым к чужим страданиям и готовым на все, чтобы помочь. Но на этот раз он перешел все границы, да, все разумные границы. Он был настолько убит горем, когда потерял тебя. Я думаю, он это сделал под влиянием своего несчастья. Перед ним была эта девушка, мечты которой о славе и богатстве разбились вдребезги, а впереди ждала только боль и нищета. Он потерял тебя… Полагаю, он решил, что будет заботиться о ней и этим хотя бы спасет ее. Это было величайшей ошибкой. Мы могли бы как-то позаботиться о ней, но жениться…
Мне так ясно представилась печальная тишина этого дома.
— А леди Констанс?
— Она очень огорчена и не может скрыть своих чувств, старается избегать Лайзу, но иногда сделать это просто невозможно. Она, конечно, мечтала не о такой женитьбе Родерика. Она буквально боготворила его. И меня тоже, хотя я и не заслуживаю такого отношения. Она глубоко сожалеет об этом браке. Во-первых, потому что происхождение Лайзы она считает малоподходящим, а главное — ей хотелось бы иметь внуков. Тебе может показаться странным, Ноэль, но я убежден, что она хотела, чтобы вы с Родериком поженились. Я знаю, сначала, когда ты приехала, она встретила тебя далеко не радушно, но постепенно ты завоевала ее симпатии. И твой отъезд стал для нее большим ударом.
— Наши отношения стали другими после того, как мы с ней вместе пережили большую опасность. Я думаю, тогда мы открыли друг другу душу.
— Да, ты права. Это, несомненно, очень подействовало на нее. Она несколько раз рассказывала о тебе. Восхищалась тобой. Для нее было страшным потрясением узнать, что ты, как я тогда полагал, моя дочь. И не только по самой очевидной причине. О моих отношениях с твоей мамой она знала давно.
Я вспомнила об альбоме с вырезками, виденном мной в ее комнате. Какие, должно быть, муки ревности она испытывала все эти годы! И поэтому особенно невероятным чудом казалась возникшая между нами дружба.
— Да, — задумчиво проговорил Чарли, — она была бы очень счастлива, если бы вы с Родериком поженились. Какое это сейчас имело значение? Все наши надежды рухнули, и правда выяснилась слишком поздно.
— А ты не думала о замужестве? — спросил Чарли. Я рассказала ему о Жераре де Каррон.
— Это тот, который погиб?
— Да.
— А если бы этого не случилось?
— Я не знаю. Я не могла забыть Родерика.
— Так же, как и он не может забыть тебя. Какая трагедия!
— И не только для нас. Бедная Лайза! Мне жаль ее. Она так стремилась к успеху. И я знаю, она любит Родерика.
— В нашем доме не живет счастье. Это начинаешь ощущать сразу, как только попадаешь туда. Родерик уже думает, не уехать ли ему на время.
— Куда?
— У нас есть имение в Шотландии. Он не собирается постоянно жить там, но будет ездить туда время от времени. Невольно приходит на ум, что для него это предлог хоть ненадолго уезжать из этого дома.
— А Лайза?
— Она не может оставить Леверсон. Ее самочувствие не позволяет ей путешествовать. Мне придется сообщить им эту новость. Родерик должен знать. И моя жена — тоже.
— Вы считаете, это имеет какое-то значение?
Он пожал плечами.
— Что касается меня и тебя, Ноэль, это никак не повлияет на мое отношение к тебе. Я всегда любил тебя. Мы не должны терять друг друга. Если тебе что-нибудь понадобится, я всегда буду рядом. Запомни это. Мои чувства к тебе нисколько не изменились.
— И мои к вам тоже.
— Если тебе нужны деньги…
— Нет-нет. Робер оставил мне этот дом и деньги — тоже. Со мной живет Мари-Кристин, его внучатая племянница. Я думаю, это насовсем. Когда она потеряла всех своих родных, я осталась для нее единственным близким человеком. Она тоже достаточно обеспечена. Какое счастье, что к этому времени мы с ней стали хорошими друзьями.
— Я рад, что она живет с тобой. Как я уже сказал, если что-то нужно, в любой момент…
— Чарли, помощь такого рода нам не нужна. Но, все равно, спасибо. Вы, как всегда, очень добры.
— Я рад, что снова увидел тебя, Ноэль. И здесь, в этом доме…
— Полном воспоминаний, — добавила я.
— Хорошо ли для тебя, что ты живешь здесь?
— Я теперь и сама не знаю, что для меня хорошо. Остается только надеяться, что когда-нибудь я все же сумею понять, что мне делать дальше.
— Я бы хотел, как бы я хотел…
— Я тоже, Чарли.
Вошла Мари-Кристин, и я представила их друг другу. Она знала, кто такой Чарли и, вероятно, гадала, каков будет результат его визита.
Она по-детски верила, что чудеса возможны, и меня, как всегда, растрогала ее решимость не мириться с обстоятельствами.
Она искренне верила, что скоро произойдет что-то необыкновенное, и в какой-то степени ей удалось заразить меня своей уверенностью.
Это произошло через три дня. Я была в своей комнате, когда вошла Джейн, чтобы сказать мне, что приехал мистер Клеверхем и ждет меня в гостиной.
Удивившись, что могло привести Чарли снова сюда так скоро, я поспешила вниз. Там меня ждал Родерик.
— Ноэль! — воскликнул он.
Я бросилась к нему. Он обнял меня и прижал к себе.
— Я приехал, — сказал он. — Отец сказал мне.
— Да.
— Как это жестоко. Чего ради?
— Не осуждай ее, Родерик. Она это сделала из любви и заботы обо мне. Мы обнаружили это случайно. Я иногда думаю, что, может быть, лучше было бы ничего не знать Сейчас все стало еще хуже.
— Как я скучал по тебе! — сказал он.
Мне было невыносимо видеть тоску в его глазах, и я отвернулась.
— Что мы можем сделать? Ты женат…
— Это не настоящий брак. Зачем я это сделал? Она была так бесконечно несчастна. Ее карьера кончена, жизнь разбита. Я испугался за нее… Это был порыв. Потом я сразу понял, что совершил ужасную ошибку. Я мог помогать ей, заботиться о ней, но…
— Я понимаю, Родерик. Мы тогда расстались. Мы оба считали, что не можем поступить иначе И все это время те письма лежали в ее столе. Невыносимо думать, что все могло бы быть по-другому.
— Мы должны найти какой-то выход.
— Нам нельзя встречаться, — сказала я.
— Я хочу быть рядом с тобой. Хочу говорить с тобой. Ведь того непреодолимого барьера между нами больше нет. Это придает мне ощущение свободы. Я чувствую, что теперь, когда его больше нет, должна появиться надежда.
— Но Лайза, — сказала я. — Она есть.
— Возможно, мы сумеем как-то договориться.
— Она тяжело больна. И, должно быть, очень страдает.
Какое-то время он молчал. Потом сказал:
— Ноэль, нам нужно поговорить.
— Давай выйдем на улицу, — предложила я. — Посидим в парке, как когда-то. Мне хочется выйти, Родерик. Здесь в любой момент нас могут прервать. Мари-Кристин, которая живет здесь со мной, может войти. Ей непременно захочется познакомиться с тобой. Я хочу пойти куда-нибудь, где мы сможем побыть вдвоем.
— Я просто хочу поговорить, все равно, где.
— Подожди, я одену пальто.
Я чувствовала, что нам лучше выйти на воздух. Здесь, в гостиной, желание быть ближе друг к другу было слишком велико, чтобы мы могли ему противиться. Я ни на минуту не должна забывать, что он — муж Лайзы.
Мы дошли до Грин-парка, где когда-то так часто сидели вдвоем. Я вспомнила, как к нам присоединялась Лайза. Мы сели на скамейку, на которой сидели раньше, в счастливые времена.
— Скажи мне, Ноэль, как ты жила это время, что с тобой было? — спросил он. — Что было со мной, ты знаешь. Я женился. Зачем я это сделал?
— Я поехала во Францию с Робером Бушером, — сказала я. — Там я познакомилась с его племянником, Мари-Кристин — его дочь. Робер, его племянник и сестра — все погибли при артиллерийском обстреле во время осады Парижа. Мари-Кристин осталась совсем одна, и с тех пор живет со мной.
— Отец рассказывал мне об этом. Мы знали, что ты во Франции, и все ужасно беспокоились о тебе.
— Я тоже могла в тот момент находиться в парижском доме Робера. По счастливой случайности мы с Мари-Кристин оказались в это время в имении.
Он взял мою руку и сжал ее.
— Мне невыносима сама мысль, что ты могла подвергаться такой опасности.
— Я все время думала о тебе, — сказала я.
— Ты должна понять, почему я женился на Лайзе.
— Я понимаю. Ты испытывал к ней огромную жалость. Ты думал, что мы потеряли друг друга навсегда и что женившись на ней, ты сможешь помочь ей.
— Да, я считал, что потерял тебя. И думал, это самое лучшее, что я могу для нее сделать. Что у меня будете о ком заботиться.
— Мы оба пытались начать новую жизнь. Отец Мари-Кристин просил меня выйти за него замуж.
— И ты бы так и сделала, если бы он остался жив?
— Не знаю. Я все время тянула с ответом. Не могла ни на что решиться. Он был художником, хорошим художником. Я думаю, если бы мне удалось забыть тебя, я смогла бы найти счастье с Жераром.
— Но ты не смогла забыть меня?
— Да, Родерик, не смогла. И никогда не смогу.
— Мы должны что-то придумать.
— Что?
— Я попрошу Лайзу, чтобы она освободила меня.
— Ты женился на ней из сострадания. Можешь ли ты сейчас оставить ее?
— Она должна понять меня.
— Родерик, я не думаю, что ты в праве просить ее об этом.
— Она будет обеспечена всем до конца своих дней.
— Все равно она не согласится. Ей нужно, чтобы ты был с ней.
— Но я и сейчас редко бываю с ней. По возможности я стараюсь реже бывать в доме. Прежде чем приехать сюда, я собирался отправиться в Шотландию. Чтобы хоть на какое-то время уехать из дома.
— Как долго ты там пробудешь?
Он пожал плечами.
— Мне просто не хотелось оставаться в Леверсоне. Поэтому я затеял эту поездку. Там поместьем управляет мой кузен. У него возникли некоторые трудности. Я думал поехать туда и помочь ему все уладить. Но это было всего-лишь предлогом. Я хотел уехать. Ты даже не можешь представить себе, какая там обстановка.
— Думаю, могу.
— Мама враждебно настроена к Лайзе и не скрывает этого. Я думаю, они ненавидят друг друга. Она убеждена, что Лайза авантюристка, и я попался в ее сети. Она, конечно, знает, что твоя мама очень помогла ей и что Лайза была ее дублершей. Мама считает, что Лайза приносит несчастье, и в ней заключено какое-то зло. Одним словом, наш дом — это дом отчаяния. Иногда мной овладевает непреодолимое желание уехать оттуда, что я и собирался сделать. Но сейчас, когда мы узнали правду, я чувствую, что мы должны найти выход.
— Она не отпустит тебя, Родерик.
— Я поговорю с ней и с родителями. Я объясню ей, что возможен другой вариант. Если только она отпустит меня, мы можем развестись. Лайза должна понять, что так будет лучше для всех. Со мной она не может быть счастлива. Я знаю, что она несчастна, но она должна понять, что это наилучший выход.
Я не была в этом уверена.
Мы еще долго сидели и говорили. И не могли удержаться от того, чтобы не заглядывать в будущее, наше с ним будущее. Да, нас ждет немало трудностей, но мы сумеем их преодолеть.
Отбрасывая в сторону сомнения, мы строили планы на будущее, которое считали для себя навсегда потерянным.
Скрыть от Мари-Кристин приход Родерика было невозможно. Она слышала, что к нам заезжал мистер Клеверхем — молодой мистер Клеверхем, и уже с нетерпением ждала моего возвращения.
Не успела я войти, как она набросилась на меня с вопросами:
— Ты выглядишь совсем по-другому. Что-то произошло? Что? Скажи мне. Родерик! Он вернулся.
— Да, — сказала я. — Он приходил сюда.
— Где он сейчас?
— Ушел.
— Ушел? Но почему? Что он тебе сказал? Он же теперь знает, что он не твой брат. Разве это не замечательно? Менингарт и все прочее. Если бы я не нашла тогда эти письма…
— Да, это все благодаря тебе, Мари-Кристин.
— Ну хорошо, а дальше? Что будет дальше?
— Он женат, Мари-Кристин.
— И что вы собираетесь делать?
— Я не знаю.
— Нет, ты знаешь. Я вижу, по лицу вижу, что знаешь. Скажи мне. Ведь я тоже имею к этому отношение — это я нашла письма.
— Да, ты. И ты была мне всегда хорошим другом. Но пойми, мы сейчас не можем пожениться. Он женат на Лайзе.
— На той, которая упала перед экипажем твоей мамы?
— Да.
— Она стоит у вас на пути. Но он, что он собирается делать? Я вижу, вы что-то решили.
— Он хочет просить ее, чтобы она его освободила.
— То есть, дала ему развод? О, Ноэль, как это интересно!
— Думаю, вряд ли это будет интересно. Скорее печально.
— Какая жалость, что он не подождал, пока мы найдем письма. Он сказал, что любит тебя и будет любить вечно? Если нет, то еще скажет. И тогда все пойдет так, как надо.
— Не знаю, Мари-Кристин. Не думаю, что все будет так просто.
Все последующие дни я размышляла над этим. Ни о чем другом я просто не могла думать.
И тут вернулся Родерик. Сгорая от нетерпения, он начал рассказывать:
— Когда я все объяснил ей, она была глубоко потрясена. Как часто с ней бывает, она лежала в постели, испытывая некоторое недомогание. Я сказал ей, что очень сожалею, объяснил все про наши с тобой отношения, как было и как будет всегда. Сказал, что в то время, когда предложил ей стать моей женой, я думал, что брак с тобой невозможен. Обещал, что ей будет обеспечен любой уход, у нее будет все, что она захочет. Она очень печально улыбнулась и сказала: «Все, кроме тебя». Я сказал, что мы, возможно, могли бы остаться друзьями. Что касается развода — все можно очень легко устроить. Все формальности я возьму на себя. И ей не придется ни о чем беспокоиться. Слушая меня, она закрыла глаза, как будто допытывала сильную боль.
Через несколько минут она сказала: «Ты застал меня врасплох. Я должна подумать. Мне нужно время. Пожалуйста, дай мне время. Ты ведь собрался в Шотландию. Поезжай, а когда вернешься, я дам тебе ответ. К тому времени я решу, смогу ли я выполнить то, о чем ты просишь».
— Значит, она не отказалась.
— Нет. Как я понимаю, это было для нее большим потрясением. Это естественно, что она не может сразу принять решение. Так что это вопрос времени. Мы должны получить согласие Лайзы. И тогда все можно будет устроить без особых трудностей. Я уверен, она поймет, что это лучший выход для всех нас.
— Родерик, ты так уверен.
— Да, я уверен. Лайза хорошо к тебе относится. Она часто говорила о тебе, всегда с любовью. Много раз она повторяла, что никогда не забудет, что для нее сделала твоя мама. Она знает, что никогда уже не сможет нормально ходить. Она знает, что ее здоровье будет только ухудшаться. Наш брак никогда не был настоящим. Я уверен, она поймет, что для нее остается только одно. Она не будет стоять у нас на пути. Она не такая злодейка, какой ее представляет моя мама.
— А твои родители, они об этом знают?
— Я сказал им. Отец считает, что это выход. Единственное, что нам необходимо, это согласие Лайзы.
— А мама?
— Она очень рада. Ты же помнишь, когда мы с тобой собирались пожениться, она дала согласие на этот брак, несмотря на свою первоначальную неприязнь к тебе. Я тогда был поражен этим, и отец тоже. Но она стала относиться к тебе с таким уважением. Она была бы счастлива видеть тебя членом нашей семьи.
— Ты как будто полон надежд.
— Так и должно быть. Жить без надежды было бы невыносимо, особенно сейчас, когда мы знаем, что для нашей разлуки не было причин.
— Тогда нам не остается ничего другого, кроме как ждать.
Он поднес мои руки к губам и поцеловал.
— Все будет хорошо, Ноэль. Я знаю. Все должно быть хорошо.
Я не могла думать ни о чем другом, кроме того, что сейчас происходит в Леверсон Мейнор. Родерик, вероятно, уехал в Шотландию. А Лайза борется с собой, пытаясь решить, может ли она согласиться на просьбу Родерика. Леди Констанс надеется избавиться от невестки, которую ненавидит по многим причинам. Возможно, она думает обо мне и о тех часах, которые мы провели с ней в храме Нептуна. Если бы Лайза согласилась, если бы удалось без лишних осложнений оформить развод, мы могли бы начать новую жизнь.
К своему удивлению, я получила письмо от Лайзы.
«Моя дорогая Ноэль.
Я очень хочу тебя видеть. Хочу поговорить с тобой. Родерик мне все рассказал. Для меня было настоящим потрясением узнать, что ты не дочь Чарли и у тебя есть доказательства этого и, значит, не было никаких препятствий для твоего брака с Родериком.
Я очень тяжело больна. Постоянно чувствую недомогание. Не могу оставаться долгое время в одном положении. Родерик сделал все возможное, чтобы мне здесь было хорошо, но это не так просто. Хотя здесь прекрасные места. Меня очень заинтересовали эти древнеримские развалины, а Фиона со своим мужем стали мне хорошими друзьями. Кто-нибудь из них двоих часто заходит навестить меня. Если бы я уехала, мне пришлось бы оставить все это.
Так много хотелось бы тебе рассказать. Я хочу, чтобы ты поняла. Не можешь ли ты приехать? Но не на выходные, а так, чтобы пожить подольше? Я бы, наверное, говорила с тобой… без конца. Я так хорошо помню прежние дни и все то, что привело меня к теперешнему моему положению. Мне очень тяжело, Ноэль. Пожалуйста, приезжай.»
Это письмо меня глубоко тронуло. Я раздумывала над тем, что она собирается мне сказать. Она должна была принять решение. Я могла понять ее привязанность к Леверсон Мейнор. Это прекрасный старинный дом. И потом, она подружилась с Фионой. Я знала, что Фиона испытывала к ней сострадание, а когда Лайза заинтересовалась историей, возникла их дружба. Может быть, Лайза рассматривает возможность уехать в какое-нибудь тихое место, уехать от Родерика, которого, я полагаю, она всегда любила. Ей не просто принять такое решение.
Но чтобы я поехала в Леверсон Мейнор! Эта мысль одновременно и окрылила, и встревожила меня.
Я написала ей ответ.
«Дорогая Лайза.
Спасибо за твое письмо. Меня очень огорчило известие о твоих страданиях. Я знаю, о чем Родерик просил тебя, и понимаю, как нелегко тебе быстро принять решение.
Мне бы тоже хотелось поговорить с тобой, но я не решаюсь приехать в Леверсон Мейнор без приглашения леди Констанс. Кроме того, со мной живет молодая девушка, Мари-Кристин де Каррон. Я познакомилась с ней во Франции. Она внучатая племянница Робера. Во время осады Парижа у нее погибла вся семья. Как ты понимаешь, я не могла бы ее оставить.
С любовью и сочувствием, Ноэль»
В ответ я получила другое письмо. Оно было от леди Констанс.
«Моя дорогая Ноэль.
С тех пор, как ты уехала, мы, не переставая, думали о тебе. Мне было очень грустно видеть, что ты уезжаешь при таких обстоятельствах.
Лайза сказала мне, что хочет поговорить с тобой, для нее это очень важно. Я думаю, если она поговорит с тобой, может быть, это действительно пойдет ей на пользу. Она говорит, для этого тебе нужно мое приглашение.
Моя дорогая, я буду бесконечно рада увидеть тебя. Ни я, ни мой муж не считаем, что твой приезд мог бы хоть чем-то осложнить ситуацию.
Может случиться и так, что ты сумеешь убедить Лайзу сделать то, что она должна сделать ради всех нас.
Поэтому, пожалуйста, приезжай и привози с собой Мари-Кристин. Мы будем рады видеть у себя вас обеих.
Любящая тебя, Констанс Клеверхем»
Экипаж уже ждал нас на станции.
Я никогда не предполагала снова увидеть Леверсон. Как это было странно — опять ехать по тем же кентским дорогам.
Мы свернули на аллею и въехали через ворота со сторожевыми башнями во внутренний двор.
Мари-Кристин смотрела на все круглыми от изумления глазами.
— Какой великолепный дом! — воскликнула она. — Да это настоящий замок!
Мне было приятно, что он ей нравится. Я как бы ощущала свою принадлежность к нему. Оптимизм Родерика был настолько заразителен, что я тоже смогла убедить себя, что однажды Леверсон Мейнор станет моим домом.
Проходя через холл со старинным оружием, я вспомнила свои страхи и дурные предчувствия, обуревавшие меця, когда я впервые приехала сюда с Чарли.
Мне передали, что леди Констанс просила меня сразу же по приезде пройти в гостиную.
Мы пошли за служанкой, хотя дорогу я еще помнила. В гостиной уже ждала нас леди Констанс. Там же был Чарля.
— Дорогая моя Ноэль! — приветствовал он меня и, взяв за руку, поцеловал в щеку.
Леди Констанс, сделав шаг мне навстречу, тоже поцеловала меня.
— Моя дорогая, — сказала она. — Я рада тебя видеть. А это Мари-Кристин?
Мари-Кристин немного смутилась, что с ней случалось не часто, но таково было воздействие личности леди Констанс.
— Ты будешь жить в той же комнате, что и раньше. А Мари-Кристин — рядом. Я подумала, вы захотите жить поближе друг к другу. — Обращаясь к Мари-Кристин, она пояснила: — Дом довольно большой, и поначалу в нем нетрудно заблудиться.
— Он очень красивый! — воскликнула Мари-Кристин. — И очень величественный.
Леди Констанс благосклонно улыбнулась.
— Я с нетерпением буду ждать рассказа о всех твоих новостях, — сказала она мне. — Однако, вы, конечно, устали с дороги. К сожалению, поезд прибывает так поздно. Но у вас еще есть немного времени, чтобы переодеться к обеду. Если хотите, можете прямо сейчас пройти в свои комнаты.
Я сказала, что мы, пожалуй, так и сделаем.
— Надеюсь, вам там будет удобно, — улыбнулась леди Констанс.
Она позвонила в колокольчик и тут же появилась горничная.
— Пожалуйста, проводите наших гостей в их комнаты и убедитесь, все ли там приготовлено, как надо, — распорядилась она. — Ну что, Ноэль, моя дорогая, скажем, полчаса вам хватит? Тогда у нас останется немного времени перед обедом.
— Большое спасибо.
Все шло как обычно, и никто бы не смог догадаться, какая драма скрывается за всем этим. Сдержанность была характерна для леди Констанс. Я почувствовала, что настроение мое улучшается. Такая встреча с ее стороны была чрезвычайно любезной. Мне вспомнилось, какого приема я удостоилась, когда впервые приехала в этот дом.
Мари-Кристин была очень возбуждена. Она любила всякие, как она говорила, «приключения», а эта наша поездка, не менее волнующая, чем путешествие в Корнуолл, вполне могла быть отнесена к этой категории.
Комната выглядела точно такой же, какой я ее оставила. Я пошла проведать Мари-Кристин. Она была в восторге от своей комнаты и сгорала от нетерпения в предвкушении последующих событий.
Я умылась, переоделась и вместе с Мари-Кристин спустилась вниз. Леди Констанс уже ждала нас. В присутствии Мари-Кристин откровенные разговоры были невозможны и поговорить нам удалось только после обеда, когда Чарли повел Мари-Кристин показывать дом, и мы остались с леди Констанс наедине.
Она сказала:
— Я счастлива, что ты здесь. Меня опечалил твой отъезд. И я очень сожалею, что Родерик женился. Я была против этого.
— Ну, а что Лайза? — спросила я. — Неужели ее болезнь неизлечима, и нет никакой надежды?
— Абсолютно. Такая травма позвоночника не поддается лечению. Родерик привозил сюда лучших специалистов Англии. Все они в один голос подтвердили этот приговор. Она останется инвалидом, и вероятнее всего ее состояние будет ухудшаться.
— Какое ужасное будущее ее ждет!
— И Родерика. Но будем надеяться, нам удастся найти какой-то выход.
— Это для нее настоящая трагедия, — сказала я. — Она так стремилась к успеху. И многого добилась в своем деле.
— Это мне неизвестно, но вот она здесь… в качестве жены Родерика. Я так надеялась… Мы с тобой, Ноэль, могли бы прекрасно ладить.
— Я в этом не сомневаюсь.
— Я надеюсь… я бы даже сказала, я уверена, что так и будет. Мы должны постараться убедить ее, Ноэль.
— Но то, что для нас является веским доводом, для нее может вовсе не быть таковым.
— Она должна согласиться. Мы сделали все возможное, чтобы убедить ее.
— Когда я смогу ее увидеть?
— Завтра. Сегодня у нее был тяжелый день. С ней это бывает — усиливаются боли. Доктор выписал ей таблетки, они помогают и всегда у нее под рукой. Но их, конечно, нельзя принимать сразу по многу. Шесть — это максимальная дневная доза. Поэтому их нужно пить только тогда, когда это действительно необходимо. Если приступ очень сильный, она принимает две сразу. Мне сказали, что вчера ей пришлось выпить четыре.
— Какой ужас!
— Да, ее остается только пожалеть.
Вернулся Чарли с Мари-Кристин. Ее глаза сияли восторгом.
— Это невероятный, удивительный дом! — воскликнула она. — Он ведь очень старый, не правда ли, мистер Клеверхем?
— В Англии есть дома и постарше, — сказал Чарли.
— Но я не верю, что может быть дом более интересный, чем этот.
Губы леди Констанс дрогнули от приятного удивления.
Я вспомнила, что ей всегда доставляли огромное удовольствие похвалы ее дому. Я порадовалась за Мари-Кристин, что она производит хорошее впечатление.
Когда пришло время ложиться спать, я пошла в комнату к Мари-Кристин, проверить, как она устроилась.
— Как хорошо, что твоя комната рядом, — сказала она. — Надо полагать, в этом старинном доме водятся привидения.
— Ну, что же, если к тебе забредет одно из них, ты только стукни мне в стену, и я приду, чтобы составить вам компанию.
Она захихикала от удовольствия, а мне было так приятно видеть ее счастливой и довольной.
Я отправилась к себе и вскоре в дверь кто-то тихонько постучал. Я сказала «войдите» и, к моему удивлению, в комнату вошла Герти, горничная, заботившаяся обо мне в прошлый раз.
— Я зашла узнать, не надо ли вам чего, мисс, — сказала она.
— Герти! Я так рада тебя видеть! Как ты живешь?
— Неплохо, мисс. Вы-то сами, как? И еще вы привезли с собой эту молодую леди.
— Да, — сказала я. — Мари-Кристин потеряла во Франции во время войны всю свою семью и теперь живет со мной.
Она сокрушенно вздохнула и, взглянув на меня, сказала:
— Уж я так жалела, когда вы уехали, мисс. Мы все жалели.
— Да, это было очень грустно. Ты часто видишь миссис Клеверхем?
— О, да, мисс. Я, можно сказать, ухаживаю за ней. Она, как бы это выразиться, не прижилась здесь. О том, что она была актрисой, здесь никто знать не знает, это не то, что Дезире. А сейчас она и вовсе калека. Временами ее бывает жалко, конечно. И вообще, здесь сейчас не так, как было раньше.
— А леди Констанс, как она к тебе теперь относится?
— Она меня как бы не очень замечает. Но и не придирается. Я все не могу забыть про этот бюст. Она бы меня тогда в момент выставила, если бы вы не взяли вину на себя. Я никогда не забуду, что вы для меня сделали.
— Ерунда, Герти, не стоит об этом говорить.
— Для меня это не ерунда. В дом взяли новую девушку, Мейбл. Она у нас вроде как на подхвате, делает то, что никто другой не хочет. Она, если хотите знать, немного того — чокнутая.
— Ты хочешь сказать, немного глуповатая?
— Да, пожалуй. И даже не немного. А мне за ней — присматривать. Вы здесь долго пробудете, мисс?
— Не думаю. Это просто короткая поездка. Я вообще-то приехала повидать миссис Клеверхем.
— Да она все чаще лежит больная. Никогда не знаешь, как она себя будет чувствовать. При таком-то увечье, как у нее — ничего удивительного. Может, вы сумеете ее немного развеселить.
— Надеюсь, — сказала я.
— Ну, ладно, если вам что-нибудь понадобится, только позвоните в колокольчик. А теперь — доброй вам ночи, мисс. Спите спокойно.
В последнем я сомневалась. Я была для этого слишком взволнована.
На следующий день я встретилась с Лайзой. Она лежала в постели, опираясь спиной на подушки. Она очень изменилась. Настолько, что ее вид привел меня в замешательство.
— О, Ноэль, — сказала она. — Я так рада, что ты приехала. Как много событий произошло зато время, пока мы не виделись. Ты не очень изменилась. А я — да, я знаю.
— Бедная Лайза! Я пришла в ужас, когда узнала об этом несчастном случае.
— Да, все мои надежды, все мечты об успехе, о славе… все лопнуло. Из-за какой-то неисправной крышки люка… Я упала с высоты в семь футов на бетонный пол. Я могла сломать себе шею. И тогда все было бы кончено не только с моей карьерой, но и вообще со мной, — ее голос дрогнул. — Может, так было бы и лучше.
Я села у ее кровати и положила ладонь на ее руку.
— Ты хотела меня видеть, — сказала я.
— О, да, хотела. Давно хотела, а теперь вот еще это… Ты имеешь к этому непосредственное отношение. Кажется, с первого же дня, как мы встретились, наши жизни будто переплелись. Это судьба. Родерик сказал мне, что всегда любил тебя. Это ужасно, как кончились ваши отношения. А, главное, все было неправда. Почему она это сделала?
— Все стало ясно из ее писем. Она не хотела, чтобы я осталась ни с чем, если с ней что-нибудь случится. Ей пришлось много страдать в детстве, и она решила сделать все, чтобы меня не постигла та же участь. Чарли был богат. А мой настоящий отец беден. Она считала, что он не смог бы дать мне все то, что я должна иметь.
— Я могу это понять. Она была великолепна. И никогда не позволяла обстоятельствам брать над собой верх. Она сама управляла ими так, как хотела. Но на этот раз она промахнулась.
— Потому что она так внезапно умерла. Если бы она знала, что мы с Родериком встречаемся, если бы допускала такую возможность, она бы все объяснила. Но смерть пришла так внезапно.
— Я считала ее самым замечательным человеком в мире.
— Не одна ты так считала.
— И когда она вот так вдруг умерла, — лицо Лайзы исказилось, и голос задрожал от волнения. — Когда я услышала о том, что случилось, это был самый страшный момент в моей жизни. Она все для меня сделала. Никто раньше не относился ко мне с такой добротой.
— Она хотела помочь тебе.
— Когда со мной это случилось, я почувствовала себя такой одинокой, без малейшего проблеска надежды. Не знала, что мне делать. Мне удалось скопить немного денег, но надолго их бы не хватило. Я просто не представляла, что со мной будет. Это был конец. Я была в отчаянии, чувствовала, что мне ничего не остается, кроме смерти. И я уже начала думать, как уйти из жизни. Родерик все понял, он очень чуткий. Очень хороший, добрый человек. Он заботится о других. Он старался как-то меня ободрить, а потом вдруг предложил выйти за него замуж. Я сначала не могла в это поверить. Но он говорил серьезно.
— Он понимал твое состояние.
— Да, понимал, как никто другой. Я не могла в это поверить. Это казалось невероятной, огромной удачей — такой внезапный переход от отчаяния к счастью. Теперь я понимаю, это было с моей стороны опрометчиво. Я знала, что он все еще любит тебя. Но я подумала: «Они не могут пожениться. Придет время, и Ноэль выйдет замуж за кого-нибудь другого. Они должны забыть друг друга. Я сделаю так, что он полюбит меня». Я твердила себе: «Брат и сестра не могут пожениться. Это противоречит закону, противоречит природе. Нет никаких причин, почему я не могла бы выйти за него замуж». Я ни за что не причинила бы тебе вреда, Ноэль. Я никогда не забуду, что ты и твоя мама для меня сделали. Но ведь ты все равно не могла стать его женой, не так ли? Точнее, тогда не могла.
— Не надо, пожалуйста, не упрекай себя.
Она откинулась на подушки и закрыла глаза.
— Лайза, ты расстраиваешь себя. Тебе нельзя этого делать.
— Иногда я чувствую такую усталость… Я совершенно измучена этой болезнью, этой болью и тем, что не могу решить, что делать. Ты ведь еще не уезжаешь, правда?
— Нет, я еще побуду немного.
— Зайди ко мне еще, когда мне станет лучше. Тогда мы сможем еще поговорить. Вчера у меня был тяжелый день. И я не сразу после этих приступов могу прийти в себя. Я так устала.
— Отдохни, — сказала я. — Я еще загляну к тебе. И когда тебе станет лучше, мы поговорим.
Мари-Кристин рвалась посмотреть место раскопок, и после ленча я повела ее туда. На раскопках были несколько посетителей.
Фиона тепло приветствовала нас. Она представила нас работавшему с ней приятному молодому человеку. Это был Джек Блэкстон, ее муж. Он был, как я предположила, так же страстно увлечен своей работой, как и она сама.
— Здесь за последнее время кое-что переменилось, — . сказала Фиона. — Храм привлек к себе большое внимание.
Мари-Кристин стала задавать вопросы, а, как я помнила, ничто не приводило Фиону в такой восторг, как интерес к ее работе. Та же черта была свойственна и ее мужу.
С энтузиазмом они принялись показывать Мари-Кристин найденные предметы, объяснять, как они собираются их реставрировать. Потом Фиона сказала, что мы должны посмотреть храм.
Спуск по пологому склону, где для удобства в земле были вырыты ступени, всколыхнул во мне воспоминания. И вот мы стояли на том же каменном полу, где когда-то я сидела с леди Констанс, ожидая страшной участи.
Пол в отдельных местах был покрыт мозаикой, цвета которой поражали своей яркостью. Фиона сказала, что сейчас ведутся работы по его расчистке, и они ожидают, что результаты будут просто фантастическими. Нашим взорам предстала большая скульптура, достаточно хорошо сохранившаяся, чтобы узнать в ней Нептуна. Его трезубец оказался почти нетронутым и бородатое лицо тоже очень мало пострадало. Одна его нога была отбита, но Фиона сказала, что нетрудно себе представить, как она выглядела первоначально.
Мари-Кристин хотелось непременно посмотреть бани, и Фиона предложила, чтобы Джек прямо сейчас сводил ее туда, а мы с ней тем временем вернулись бы во флигель поболтать о старых временах.
Мне такое предложение очень понравилось, потому что я думала, что Фиона сможет мне кое-что рассказать о ситуации в Леверсон Мейноре.
— Когда вернетесь, я угощу вас кофе, — пообещала Фиона Джеку и Мари-Кристин.
Мари-Кристин испытывала от нашей экскурсии явное наслаждение, а я радовалась, что ее все так живо интересует.
По дороге к флигелю я объяснила Фионе, почему Мари-Кристин осталась жить со мной, и вкратце рассказала о своей поездке во Францию.
Она слушала меня с большим интересом и сочувствием, которое, я уверена, было вполне искренним.
Я спросила:
— А ты, Фиона, как ты жила все это время?
— Ну, самое главное, это то, что я вышла замуж.
— И ты счастлива?
— В высшей степени. Мы оба так увлечены всем этим… И, кроме того, столько лет бабушка была причиной моего беспокойства.
— Она все еще в этой лечебнице?
— Да. И ей там неплохо. Она живет в мире своего воображения. Пользуется большой популярностью среди других больных, предсказывает им судьбу, угадывает будущее. По-моему, это несколько скрашивает их жизнь.
— Она не возражает, что ее поместили туда?
— Я думаю, едва ли она осознает реальность. Ей нравится находиться в таком обществе, где она может как-то выделиться, что ей вполне удается с помощью своего «особого дара».
— Она помнит о том случае, когда она убрала предупреждающий знак?
— О, это было ужасно! Ведь и ты, и леди Констанс могли тогда погибнуть. Бабушка ничего этого не помнит. Сейчас она полностью поглощена той жизнью, своими приятельницами. Иногда мне даже кажется, что она не помнит, кто я. То, что она в лечебнице, под хорошим присмотром, это для меня огромное облегчение. А когда мы с Джеком поженились, все вообще пошло по-другому. Мне необыкновенно повезло. Конечно, то, что она убрала тогда предупреждающий знак, стало последней каплей. Я окончательно поняла, что ей нельзя больше здесь оставаться. Странно, что такой опасный ее поступок в конечном счете обернулся благом.
Я вспомнила, как мы с леди Констанс сидели там, в яме, и как после этого исчезли разделявшие нас барьеры, и мы подружились.
— Был найден храм, — продолжала Фиона. — Это необыкновенная удача! И в результате Джек смог приехать сюда. Все это произошло после того случая.
— Я рада, что в конце концов это привело к чему-то хорошему.
— Но когда я думаю, что могло случиться!
— Зато был обнаружен храм, — улыбнулась я, — и Джек приехал сюда. И еще стало ясно, что за твоей бабушкой нужен присмотр. Фиона, какая сейчас обстановка в Леверсон Мейнор? Ты ведь бываешь там, не так ли?
— Да, иногда я захожу проведать бедную Лайзу. Какая ужасная трагедия!
— Этот несчастный случай поставил крест на ее карьере, но благодаря ему она вышла, замуж за Родерика.
Фиона покачала головой.
— Это печальный дом.
— Мне тоже так показалось.
— Ты так неожиданно уехала. Я думала, что вы с Родериком…
— Значит, ты ничего не слышала?
— Ходили разные слухи. Не знаешь, чему верить. Раньше леди Констанс меня недолюбливала, а сейчас относится почти дружески. Она думала, что я стараюсь заполучить себе в мужья Родерика, используя его интерес к раскопкам. И ей это не нравилось, — она улыбнулась. — Ну ладно, с этим небольшим осложнением теперь покончено. Я хожу навещать Лайзу. Она несколько раз приходила сюда, еще до того как слегла. Она всегда проявляла большой интерес к раскопкам. Иногда я беру с собой кое-что из находок, чтобы показать ей. Мне кажется, она всегда рада моему приходу.
— Ты знаешь, почему я так внезапно уехала?
— Да, я слышала, что это связано с неблаговидным поведением Чарли Клеверхема, результатом которого явилась ты. Вы с Родериком собирались пожениться, а потом выяснилось, что вы брат и сестра.
— Именно это и стало причиной моего отъезда, Фиона.
— Значит, это правда?
— Нет. Мы думали, что это правда. И поэтому я уехала. Теперь у меня есть доказательства, что я не дочь Чарли.
— И ты решила вернуться.
— Меня попросила приехать Лайза. Я не знаю, что будет дальше.
— Понимаю. Я уверена, что Родерик несчастлив. И Лайза тоже. Она мне не рассказывала об этом. Говорила только, какой замечательный Родерик, как он сочувствует ей и как она не знает, на что решиться. Для нее это конец волшебной сказки про то, как Родерик предложил ей выйти за него замуж и привез в роскошный Леверсон Мейнор.
— Я не останусь здесь надолго, — сказала я. — Я приехала только потому, что сама Лайза просила меня об этом. И меня здесь очень тепло приняли.
— Леди Констанс прониклась к тебе нежными чувствами. Это удивительно. Она мало кого любит.
— Мы вместе пережили это приключение.
— Что же теперь будет, Ноэль?
— Я не знаю.
— Бедная Лайза. Она испытывает такие боли. Я часто думаю о том, как она лежит там. Она рассказала мне, как мечтала о славе великой актрисы, как ей помогла твоя мама. Она часто говорит о ней. Это прямо какая-то навязчивая идея. Много раз она говорила мне, что хотела стать второй Дезире. И что она бы этого достигла, если бы судьба не обошлась с ней так жестоко. Но теперь ей, по крайней мере, не надо беспокоиться о будущем. Она надежно обеспечена, и это для нее очень важно.
— Бедная, бедная Лайза.
— И ты с Родериком — тоже.
— Я должна уехать, — сказала я.
— Но что ты будешь делать?
— Пока что у меня нет никаких планов.
— Ты должна постараться уйти с головой в какую-нибудь работу.
— Как ты?
— Это самое лучшее, Ноэль. Иногда в жизни нам необходимы какие-то подпорки.
За стеной флигеля послышались шаги — возвращались Джек и Мари-Кристин.
Мари-Кристин всецело увлеклась римскими развалинами, вызвавшими в ней столь характерный для нее неукротимый энтузиазм.
Но в то же время она очень беспокоилась о моем будущем.
Ей было необходимо, чтобы вокруг постоянно что-то происходило. Я полагаю, это помогало ей отвлечься от ее потери. Она не была особенно близка ни с кем из своей семьи, но они были частью той привычной жизни, из которой она была так жестоко вырвана.
Иногда я думала, правильно ли я поступила, посвятив ее во все эти тайны. Но мне казалось, что она должна о них знать, потому что фактически она живет моей жизнью. Несмотря на свой юный возраст, она обладала определенной житейской смекалкой, сочетавшейся с неопытностью и наивностью, что то и дело проявлялось в ее поступках.
Она хотела, чтобы события продолжали развиваться, и с нетерпением ждала этого. Ее вдохновила наша удачная поездка в Корнуолл, это приключение вселило в нее бодрость и уверенность в успехе. И теперь она жаждала дальнейших действий.
Однажды она спросила меня:
— Лайза собирается с ним разводиться? Я очень надеюсь, что да. Я обожаю этот дом. Здесь так здорово! Иногда, правда, жутковато, когда думаешь обо всех этих призраках. Но это мне даже нравится. Тем он и интересен. А еще эти римские обломки. И Фиона, и Джек. Я бы хотела остаться здесь жить.
Я заметила, что она, по своему обыкновению сметая прочь все преграды, уже представляет себе, как Лайза смиренно удаляется и мы с ней поселимся здесь, в этом восхитительном доме, так возбуждающем ее живое воображение.
— Ты забегаешь вперед, Мари-Кристин, — сказала я. — Мы еще не знаем, как все будет.
— Но ты же видела ее, говорила с ней. Ты же сказала ей, что мы нашли те письма, и теперь ты можешь выйти замуж за Родерика.
— Все не так просто. Нужно подождать. Поживем…
— Знаю-знаю, — хитро улыбнулась она. — Поживем — увидим.
— Да, и пожалуйста, не забывай об этом.
— Все будет хорошо, я знаю. Мне так нравится этот дом! Мне нравится Родерик. Нравится Фиона. Нравится Джек.
— Я рада за тебя, — ответила я. — Но это проблемы не решает.
— Ну вот, опять это твое «поживем-увидим». Джек обещал показать мне древнюю ложку, которую им удалось откопать. Она с одного конца ложка, а с другого — такая острая шпилька. Римляне использовали ее, чтобы доставать из раковин устриц, значит, им нравились устрицы, которых находили у берегов древней Британии.
— Ты очень хорошо информирована в этой области.
— По-моему, это все так увлекательно. Я сейчас собираюсь к ним. Они мне разрешили. Ты идешь со мной?
— Я присоединюсь к вам позже.
Не успела Мари-Кристин уйти, как в мою комнату заглянула горничная и передала мне, что леди Констанс хотела бы меня видеть.
Я немедленно пошла к ней.
— Ах, Ноэль! Входи, пожалуйста, — сказала она. — Мне хотелось поговорить с тобой без свидетелей. Я видела, что девочка ушла. Она очень милое создание, но слишком любопытна.
— Да, вы правы.
— Это так на тебя похоже — взять на себя заботу о ней.
— Если бы она вас сейчас услышала, ей бы это не понравилось. По ее мнению, это она заботится обо мне.
— Ноэль, то, как сейчас обстоят дела… Так не может больше продолжаться. Ты знаешь, что я хотела бы видеть тебя здесь всегда.
— Леди Констанс…
— Я знаю, знаю. Ты не можешь остаться здесь в данной ситуации. Это было бы слишком, я понимаю, но ты не должна уезжать вот так, сразу.
— Но вы сами сказали, что я не могла бы здесь остаться.
— Ты помнишь, как мы сидели вместе в этой яме?
— Я бы никогда не смогла этого забыть.
— Я не столько думала тогда о страхе смерти, сколько о том, что мы друг другу говорили.
— Таковы были обстоятельства. Когда люди стоят перед лицом смерти, они отбрасывают все условности.
— Именно это я и сделала. Отбросила барьеры, которые возводила годами. И это благотворно подействовало на мою душу. Это помогло мне понять себя, мои ошибки.
— Мы все иногда совершаем ошибки.
— У меня их было слишком иного. Я думаю, в определенной степени они стоили мне потери мужа. Он обратился к другой.
— Вы имеете в виду маму. Я думаю, нужно помнить, что она была исключительной женщиной. Многие были влюблены в нее.
— Она могла погубить твою жизнь.
— Невольно. Как бы она была несчастна, если бы знала, что сделала. Как бы проклинала себя! Она желала мне только добра.
— Она была сильной женщиной. Чтобы вот так обмануть Чарли! Хотя, конечно, он сам поставил себя в такие обстоятельства, что это стало возможным. Ты знаешь, как я страдала из-за этого все эти годы.
— Знаю, и мне очень жаль.
— Это было следствием моей глупости. В душе Чарли хороший человек. Он хотел быть хорошим мужем. И во всех других отношениях был им. Когда мы с тобой разговаривали там, я все так ясно поняла. Я уверена, что часто происходящее с нами — это результат наших собственных ошибок. Как сказал Шекспир, причины «не в наших звездах, но в нас самих».
— Я думаю, в этом есть доля правды. И надеюсь, теперь вы будете счастливы.
— Могла бы быть, если бы Родерик стал счастливым. Но сейчас это далеко не так, — добавила она. — Если бы ее здесь больше не было, если бы ты вернулась… Ты и я, Ноэль, вместе мы бы превратили этот дом в обитель радости и счастья.
— Если бы… — сказала я. — Прежде чем это станет возможным, должно многое произойти.
— Ты ведь любишь его, не так ли? Ты любишь Родерика?
— Да.
— Я это знала еще тогда. Раньше я ставила другие ценности выше любви, но теперь я понимаю, как это было глупо. Как твоя мама желала тебе только добра, так и я желаю добра своему сыну.
— Я знаю, вы хотели, чтобы он женился на девушке из богатой и знатной семьи. Это естественно, и не надо себя в этом упрекать.
— Теперь я хочу, чтобы это был счастливый брак, а поскольку ты любишь его, и он любит тебя, только с тобой он будет счастлив.
— Да, но…
— Ей придется уехать, Ноэль. Она должна уехать. Она не может остаться здесь, разбив жизни стольких людей, — это были слова прежней властной, не терпящей возражений леди Констанс. Мягкость, мелькнувшая было в ней бесследно исчезла. — Она все время строит козни, — продолжала леди Констанс. — Как она получила свой шанс пробиться на сцену? Чарли рассказал мне. Она бросилась под колеса экипажа твоей мамы. Как она проникла в наш дом? Сыграв на чувстве сострадания к ней Родерика.
— Но она в самом деле попала под экипаж, — сказала я. — Это случилось на моих глазах.
— Она могла все заранее подстроить, как она подстроила эту ловушку для Родерика. Я буду решительно настаивать на ее отъезде. Она просила, чтобы ты навестила ее. Сказала, что хочет поговорить с тобой. Я подумала, это обнадеживающий признак. Ноэль, она должна отказаться от Родерика. Ей будет обеспечен должный уход, выделена достаточная сумма денег — об этом она может не волноваться… Но при условии, что она оставит этот дом.
— Она может отказаться.
— Этого нельзя допустить. Поговори с ней, Ноэль. Помнишь, ты однажды поговорила со мной — и как это меня изменило!
— Родерик уже разговаривал с ней, и она сказала, что скоро сообщит ему о своем решении. В таком вопросе мы не можем требовать от нее немедленного ответа.
— Поговори с ней. Я знаю, ты сумеешь сделать так, чтобы она поняла. Она должна согласиться.
— Я поговорю с ней. Она сама для того меня и пригласила, чтобы поговорить со мной.
— Я очень верю в тебя, Ноэль. О, как я буду счастлива, когда все это уладится! Я не могу передать тебе, с каким нетерпением я жду начала новой жизни. Я хочу, чтобы ты осталась здесь. Я хочу видеть моего сына счастливым. Я хочу иметь внуков, и чтобы их матерью была ты. Этого я хочу больше всего. Я хочу на старости лет жить в мире и согласии. Ноэль, дорогая моя, я буду вечно благодарна тебе за то, что ты открыла мне глаза на мои ошибки.
— Вы приписываете мне добродетели, которыми я не обладаю.
— Моя дорогая, я люблю тебя. И не хочу ничего другого, только бы видеть тебя здесь, где ты должна быть по праву.
Меня растрогали ее слова. Даже сейчас я не ожидала услышать от нее такое.
Когда она поцеловала меня, в глазах ее стояли слезы.
Про шло три дня. Мари-Кристин часто наведывалась во флигель. Я спрашивала Фиону, не мешает ли она их работе.
— Нет, нисколько, — сказала Фиона. — Джек очень доволен. Мы поручаем ей несложную работу, и она с радостью берется за нее.
Леди Констанс и я часто бывали вместе. Мы прогуливались по саду. Ей доставляло удовольствие показывать мне, что она уже сделала и что собиралась сделать, как будто это уже был мой дом. Но при этом мы ни на минуту не могли забыть об этой нерешенной проблеме с Лайзой. Леди Констанс была убеждена, что Лайза, как она говорила, «проявит благоразумие».
Я не была в этом уверена. Я виделась с Лайзой каждый день. Она находилась в состоянии нервного напряжения. Я не могла понять, зачем она так настойчиво просила меня приехать, если, по всей видимости, ей особенно не о чем со мной говорить. Но, возможно, это не так. Бывали моменты, когда она, казалось, собиралась с силами и начинала с жаром говорить, а затем вдруг резко умолкала. Я пыталась побудить ее продолжить, но все было напрасно. Однако это подтверждало мои предположения — она хотела увидеть меня с определенной целью.
Она рассуждала о том, куда поедет, если даст Родерику развод. Несколько раз она сама заговаривала об этом.
Однажды после ленча, когда леди Констанс отдыхала, а Мари-Кристин опять отправилась к Фионе во флигель, я сидела с Лайзой. В доме в это время было очень тихо.
Неожиданно она сказала:
— Я люблю этот дом. Я всегда восхищалась такими домами. Еще ребенком я, бывало, мечтала жить в таком доме. В большом доме! Я обычно часами стояла, глазея на большой дом, который был в нашей деревне. Помню, какие там были стены и башня с часами наверху. Их бой разносился на всю деревню. И я говорила себе: «Когда вырасту, я тоже буду жить в таком доме». И вот, пожалуйста, я живу в доме, который даже больше того. Кто бы мог в это поверить? А теперь они все хотят, чтобы я отсюда уехала. Родерик этого хочет, и леди Констанс. Она меня возненавидела с первой минуты, как только я здесь появилась. Как же! Ее сын женился на безработной актрисе! — она истерично рассмеялась.
— Ты расстраиваешь себя, Лайза, — сказала я.
— Я говорю то, что есть. Почему я должна отсюда уезжать, чтобы ты заняла мое место? У тебя было все. Прекрасное детство, такая мама, как Дезире! Нет в жизни справедливости!
— И никогда не было.
— Почему у одних есть все, а у других — ничего? Почему некоторым приходится стоять в сторонке, а потом подбирать крошки с барского стола?
— Этого я не знаю, Лайза.
— О, Боже! Они, наверное, хотят упечь меня в какую-нибудь дыру, где много таких, как я… калек… доживают свои дни.
— Не говори так, Лайза. Я знаю, ты перенесла много страданий, ты и сейчас страдаешь. Но ведь бывают моменты, когда наступает улучшение.
— Как ты можешь об этом судить? Тебе бы понравилось, чтобы тебя прогоняли? Или чтобы тебе представился счастливый шанс, и когда ты была уже почти у цели, случилось такое? Я могла бы стать второй Дезире! Да, я знаю, могла бы. Но произошло это несчастье.
— Я понимаю. Это жестоко.
— Я была сбита с ног, раздавлена — и как раз тогда, когда у меня был шанс.
Она смотрела на меня невидящими глазами, и слезы текли по ее щекам. Мне искренне хотелось утешить ее.
— А твоя мама, — продолжала она. — У нее было все — слава, богатство. И вдруг ее жизнь прервалась. Так внезапно.
Она откинулась на подушки и закрыла глаза.
— Ноэль, — прошептала она, — таблетки.
У ее кровати стояла небольшая тумбочка, служившая столиком. На ней был стакан и графин с водой.
— Таблетки там, в тумбочке, — сказала она тихо. — Две. Их надо растворить в воде.
Я поспешно налила в стакан воды и, достав из тумбочки пузырек с таблетками, две бросила в стакан.
Она следила, как я это делаю.
— Они быстро растворятся, — сказала она.
Через несколько секунд таблетки полностью растворились. Я передала ей стакан, и она жадно выпила лекарство. Я забрала у нее стакан и поставила около графина.
Она с трудом улыбнулась.
— Они действуют быстро… и хорошо помогают. Скоро мне станет легче.
Я взяла ее руку и легонько сжала.
— Я не должна была это говорить, — произнесла она. — Ты была так добра ко мне. Какая трагедия! Я никогда не смогу это забыть.
— Не надо ничего говорить, — сказала я. — Отдохни.
— Зайди еще через часок. Я должна поговорить с тобой.
— Ну как, боль утихает?
— Да, немного. Это очень сильнодействующее лекарство.
Я видела, что напряжение медленно спадает с ее лица. Она все еще держала меня за руку.
— Прости меня, Ноэль.
— Я понимаю. Правда, понимаю.
Она улыбнулась.
Я оставалась с ней, пока она не заснула. Потом тихонько вышла из комнаты.
В конце недели вернулись Чарли и Родерик. Я никогда не забуду тот день. Это была пятница, начало длившегося потом несколько дней кошмара.
Они приехали только к вечеру, а днем я пошла посидеть с Лайзой.
С первого же взгляда на нее я заметила в ней какую-то перемену. На ее щеках горел румянец и глаза неестественно блестели. Я подумала, не поднялась ли у нее температура.
Она сказала:
— Я рада, что ты пришла, Ноэль. Я хочу сказать тебе то, что уже давно собиралась сказать. Еще и сейчас я сомневаюсь. Я не уверена, что мое решение правильно. То мне кажется, что я должна это сказать, а потом начинает казаться, что на это способна только круглая дура.
— О чем же ты хочешь рассказать мне, Лайза? Я много раз видела, что ты была почти готова это сделать.
— Это касается твоей мамы. Я хочу тебе объяснить. Вспомни тот день, когда мы встретились.
— Я хорошо помню его.
— Я подстроила это. Я специально сделала так, чтобы ваш экипаж сбил меня. Я знала, как это сделать, чтобы это выглядело как несчастный случай, знала, как упасть. Я ведь была танцовщицей, умела двигаться быстро и ловко. И все точно рассчитала. Я хотела привлечь внимание твоей мамы. Кажется, тебя это не очень удивляет?
— Да, должна признаться, временами я думала об этом. И не могла точно решить. Это могло быть несчастным случаем, но могло и быть подстроено.
— Ты не знаешь, что это такое, когда не можешь пробиться, и видишь, как другие тебя обходят не потому, что талантливее, а потому, что у них есть нужные друзья. Я тоже должна была получить свой шанс. Я знала, что твоя мама добра и великодушна. Знала, что она отнесется ко мне с пониманием. О ней говорили, что она всегда помогает тем, кому не везет. Она такая замечательная! Столько для меня сделала! Я об этом и не мечтала.
— Значит, твой трюк сработал, — сказала я. — И ты получила свой шанс.
— Я знала, что у меня получится, если только представится удобный случай.
Я пристально посмотрела ей в глаза и сказала:
— Каперсовый молочай?
— Я… я немного понимала в травах. Когда живешь в деревне, этому нетрудно научиться, если тебя это интересует. Ракитник, чемерица, молочай — их таких много. Каперсовый молочай большого вреда не приносит. В нем есть такой беловатый сок. Если он попадает на кожу, то вызывает раздражение, а если внутрь — то действует как сильное слабительное. Но это быстро проходит.
Должно быть, она заметила выражение ужаса на моем лице, потому что отвернулась и быстро проговорила:
— Однажды я сидела в саду, на этой скамейке и думала, что у меня никогда не будет возможности подняться выше кордебалета. И тут я увидела этот куст совсем рядом. Я узнала его. И тогда я подумала: «Я хочу, чтобы у меня был шанс… Сейчас, когда я молода и могу им воспользоваться». Я подумала и решила, сейчас или никогда.
— Ты подстроила все так, чтобы она заболела, чтобы ты могла выйти на сцену вместо нее и получить этот свой шанс! Она дала тебе твой шанс, и ты так с ней поступила!
— Я знаю. И очень переживаю. Если бы я только знала, чем это кончится. Я думала, я воспользуюсь этой возможностью и при этом никто не пострадает. Что для нее — не выступить один-два раза? Я не хотела причинять ей вреда. Если бы я знала, я бы и не дотронулась до этого сока. Казалось, это так просто. Я знала, как обращаться с соком. Когда мы возвращались после спектакля, обычно Марта или я приносили ей что-нибудь попить. В тот вечер за питьем пошла я. Это было горячее молоко. После спектаклей она всегда бывала такая оживленная. Говорила не переставая. И даже не обратила внимания на то, что она пьет. Она в тот момент была все еще на сцене. Они с Мартой могли говорить и говорить о спектакле часами. Ноэль, я хотела только, чтобы она не выступала один вечер. Чтобы я могла заменить ее.
— Это убило ее, — сказала я.
— Я ее не убивала. Я ни за что не хотела ей навредить. Я любила ее. Я в самом деле любила ее. Никто не был так добр ко мне. Я только хотела получить свой шанс…
— Она умерла!
— Откуда я могла знать, что она встанет с постели, у нее закружится голова и она упадет?
— Но это из-за того, что она ослабла от твоей отравы.
— Но она умерла в результате падения, а не от того, что я ей дала.
— То, что ты дала ей, стало причиной падения.
— Я думала, ты поможешь мне успокоиться. Я так ужасно страдала, видела ее во сне. Я не хотела причинить ей вреда. Это должно было вызвать только легкое недомогание, чтобы я могла выйти вместо нее, чтобы у меня был шанс показать, на что я способна.
— Как бы я хотела, чтобы ты никогда не встретилась на нашем пути!
— Ты винишь меня в ее смерти.
— Конечно, я виню тебя! Если бы она не подобрала тебя на улице, не устроила в кордебалет, не разрешила бы стать ее дублершей, она была бы сейчас жива.
— Я жалею, что рассказала тебе. Но я не могла больше держать это в тайне. Это огромная тяжесть на сердце. Я надеялась, что ты поймешь и поможешь мне.
— Я понимаю тебя и твое проклятое честолюбие.
— Она тоже была честолюбива. Она солгала Чарли.
Не в силах больше выносить ее, я встала.
— Подожди, — сказала она. — Я так измучилась. Ты не представляешь, как я себя корю. Она была так добра ко мне. Ни от кого я не видела прежде столько добра. Никто для меня не сделал больше, чем она. Она упала, потому что была слаба. Как я могла знать, что она упадет? Я бы никогда этого не сделала, если бы знала, что из этого выйдет. Я только хотела, чтобы она раз или два не смогла выйти на сцену. У меня был бы еще один шанс, а ей бы это ничем не повредило. Я не убивала ее. Это мучает меня. Я вижу это во сне. Это ужасно. Я думала, ты мне поможешь. Думала, ты поймешь.
Я не могла говорить. Все мои мысли обратились к Дезире, и желание быть с ней было так сильно, что я почувствовала ненависть к этой женщине, которая своими действиями, пусть и не прямо, отняла у меня ее.
Наверное, мне следовало попытаться понять ее. Представить, как отчаянно она рвалась к успеху и надеялась, что ценой лишь небольшого недомогания мамы она этого достигает. Возможно, она считала, что мама на ее месте сделала бы то же самое. Что она бы поняла и, возможно, сочла бы это довольно забавным. Я видела муку на лице Лайзы и знала, что она говорит правду, рассказывая о своих страданиях после такого трагического оборота событий.
Ее лицо окаменело. Она старалась подавить свои чувства.
— Я устала от всего этого. Я уже заплатила за то, что я сделала твоей маме. Я получила свой шанс и не сумела им воспользоваться. Это опасно — вмешиваться в судьбу, пытаться заставить жизнь идти тем путем, каким ты хочешь. Я вмешалась. Могло показаться, что я получила свой шанс, а теперь — вот, посмотри на меня. Твоя мама сделала то же самое, и в результате ты потеряла Родерика. Жизнь посмеялась над нами. Ты должна это понять, Ноэль. Я слишком много страдала. Все, с меня хватит! Я не уеду из этого дома. Я останусь здесь. И никогда, пока я жива, я не уступлю тебе Родерика. Он женился на мне. Он сделал это по собственному желанию. Его никто не принуждал. Я не откажусь от него. Я не уеду, чтобы жить в какой-нибудь лечебнице, как бедная миссис Карлинг, только потому, что стою у тебя на пути. Это мой дом, и я останусь в нем.
Больше я была не в силах это выносить.
Я оставила ее и пошла к себе в комнату.
Я была настолько потрясена признанием Лайзы, что почти не спала в ту ночь.
На следующее утро с очередным визитом к Лайзе приехал Доктор Даути.
Леди Констанс спросила меня, не могу ли я пойти с ним, так как он хотел, чтобы кто-нибудь присутствовал пр осмотре.
Лайза лежала в кровати, опершись на подушки. Увидев меня, она отвела глаза.
— Приехал доктор Даути, — сказала я.
— Обычный осмотр, миссис Клеверхем, — сказал доктор. — Как вы себя чувствуете?
— Не очень хорошо.
— Все та же боль и в том же месте?
Она кивнула. Несколько минут доктор осматривал ее спину. Наконец, удовлетворенно крякнув, он сказал:
— Что ж, у меня для вас хорошие новости. И я очень оптимистично настроен. Весьма оптимистично. Есть некоторые положительные сдвиги. Это благодаря операции и надлежащему лечению. Думаю, через несколько месяцев улучшение станет очевидным и тогда, моя дорогая миссис Клеверхем, мы сможем подумать об изменении вашего режима.
— Что это значит? — нетерпеливо спросила Лайза.
— Я не могу обещать, что вы сможете делать большой батман или как там у вас это называется, но свободно ходить — да. И уменьшатся эти ужасные боли.
— Ах, если бы так!
— Надеюсь, так и будет. Будем бороться, да? И, возможно, месяцев через пять…
— Просто не могу в это поверить! Я уже думала, что это навсегда.
— Nil desperandum, милая леди. Я думаю, у вас есть неплохие шансы на выздоровление.
Лайза взглянула на меня, глаза ее сияли.
— Какая замечательная новость, Ноэль!
— Да, конечно.
В этот момент она напомнила мне ту девушку, которая лежала у нас дома после того случая с экипажем.
— Пожалуй, мне следует переговорить с леди Констанс, — сказал доктор Даути. Он взял Лайзу за руку.
— Можете быть совершенно уверены в том, что я детально изучу этот вопрос и тогда навещу вас снова Я уверен. что мое лечение подействует на вас тонизирующе. Кстати, у вас достаточно болеутоляющего?
Она показала взглядом на тумбочку, он достал из нее пузырек с таблетками и открыл его.
— Этого вам хватит на несколько дней. Не забудьте, не больше двух за раз. На следующей неделе я пришлю вам еще. Они хорошо помогают, не так ли? Однако, будем надеяться, вскоре нужда в них отпадет.
Он попрощался с Лайзой и я, проводив его к леди Констанс, оставила их одних.
Когда он уехал, я пошла к леди Констанс.
— Доктор сказал мне, что, по его мнению, излечение, хотя и не полное, возможно, — сообщила она.
— Да, он нам тоже это сказал.
— Интересно, как это повлияет на Лайзу?
— Я думаю, это только укрепит ее решимость не уступать. Она мне вчера сказала, что никогда этого не сделает.
— Мы должны убедить ее.
— Не думаю, что кто-нибудь в состоянии это сделать.
— Нельзя позволить одному человеку разбить жизни стольких людей.
— Она цепляется за Родерика, за этот дом. Она не может представить без них свою жизнь.
— Здесь много поставлено на карту.
— Для нее — так же, как и для нас.
— Дорогая моя Ноэль, подумай, что может означать ее отказ.
— Ни о чем другом я и не думаю.
— Она должна понять.
— Она перенесла много страданий, — сказала я, и почувствовала, что с этого момента моя ненависть к ней за то, что она сделала маме, начала проходить. Она как бы растворялась в жалости к этому несчастному, нелюбимому, растерянному созданию.
В тот же день позднее Родерик пошел к Лайзе. Когда он вышел от нее, по его лицу было ясно, что он очень расстроен. И я догадывалась, почему. Она дала ему ответ.
Я была в гостиной с леди Констанс и Чарли, когда он вошел.
— Она утверждает, что скоро выздоровеет, — сказал он. — Доктор сообщил ей, что у нее есть все основания на это надеяться.
— Это правда, — произнесла леди Констанс. — Он сказал нам, что в ближайшее время можно ждать улучшения. Может быть, это будет не полное выздоровление, но значительное улучшение ее состояния.
— Это хорошая новость для Лайзы. Остается только надеяться, что так и будет. Это бы очень помогло ей. Вполне естественно, она обрадована таким прогнозом. Однако она не намерена отпускать меня. И я ее достаточно хорошо знаю, чтобы понять, насколько это серьезно. Не знаю, повлияла ли эта новость на ее решение.
— Она объявила мне об этом решении еще до прихода доктора, — сказала я.
— Ее нужно убедить изменить его, — настаивала леди Констанс.
— Не уверен, что это возможно, — сказал Родерик.
— Я думаю, мне следует вернуться в Лондон, — проговорила я.
— О, нет! — воскликнул Родерик.
— Я должна. Я не могу здесь оставаться. И мне не следовало приезжать.
Хотя приехала я потому, что она просила меня об этом. У нее была потребность признаться в содеянном. Бедная Лайза! Она была так же несчастна, как и все мы. И теперь она твердо решила не выпускать из рук то, что у нее есть. Она не собиралась уступать и открыто демонстрировала это. В глубине души я знала, что никакие слова убеждения не подействуют на нее.
— Ну что за несчастье! — вздохнул Чарли. — Неужели нет никакого выхода?
— Мы должны попытаться посмотреть на это ее глазами, — сказала я к собственному удивлению, поскольку еще недавно меня захлестывала волна ненависти. Я так хорошо понимала ее всепоглощающее стремление во что бы то ни стало добиться успеха на сцене. В каком-то смысле мама тоже стремилась к успеху. Лайза рассчитывала, что сможет извлечь для себя выгоду из чужого несчастья и быть счастливой. И потом… случилось это. Я полагала, она никогда не бросит то, что ей удалось схватить.
— Я должна уехать, — повторила я. — Так будет лучше для всех.
— Куда ты поедешь, Ноэль? — спросил Чарли.
— Обратно в Лондон… на время. Я подумаю, чем мне заняться. У меня есть Мари-Кристин. Мы постараемся вместе что-нибудь придумать.
— Я не могу с этим смириться, — сказал Родерик.
— И я, — добавила леди Констанс.
В этот вечер Мари-Кристин пришла ко мне в комнату.
— Почему все ходят такие хмурые? — спросила она.
— Мы возвращаемся в Лондон.
— Когда?
— В понедельник. Завтра мы не можем ехать, потому что по воскресеньям поезда не ходят, иначе бы…
— Возвращаемся в Лондон! И в такой спешке! Нет, я не могу. Джек собирался показать мне, как очищать керамику.
— Мари-Кристин, мы должны ехать.
— Но почему?
— Неважно, почему. Должны, и все.
— А когда мы сюда вернемся?
— Я думаю, никогда.
— То есть, как это?
— Ты ведь знаешь, что здесь происходит.
— Ты имеешь в виду себя, Родерика и Лайзу?
— Лайза решила остаться здесь.
— Остаться здесь в качестве жены Родерика?
— Ты слишком молода, чтобы понять это.
— Ты же знаешь, ничто меня так не раздражает, как такие слова. Особенно, когда я все прекрасно понимаю.
— Но это правда, Мари-Кристин. Лайза — жена Родерика, брак ко многому обязывает.
— Не всегда. Некоторые разводятся.
— Пусть так. Но в данном случае Лайза собирается остаться здесь, и Родерик с ней. А это означает, что мы должны уехать. Для нас здесь нет места!
— Нет, так не может быть! Ты выйдешь замуж за Родерика. И мы будем жить здесь. Мы обе этого хотим.
— Люди не всегда получаютто, что хотят, Мари-Кристин.
— Нет, я не смогу отсюда уехать. Мне здесь так нравится. Я полюбила Джека и Фиону. Это так интересно. Я полюбила эти римские находки. Я хочу больше узнать о них. Все было великолепно. Я не хочу уезжать, Ноэль.
— Мне очень жаль, Мари-Кристин. Но ничего не получится. Вполне возможно, что Лайза вылечится. Они с Родериком муж и жена.
Лицо Мари-Кристин исказилось страданием.
— Это не должно случиться! — горячо возразила она. — Должен быть какой-то способ это исправить.
— В жизни не всегда удается сделать так, как нам хочется. Ты научишься понимать это, когда подрастешь.
— Нет, я так не считаю. Мы должны что-то сделать.
Бедная Мари-Кристин! Ей предстояло многому научиться.
Это произошло сразу после закончившегося в унылом молчании ленча. Поскольку на следующий день я намеревалась уехать, мы с Мари-Кристин собрались навестить Фиону и Джека, чтобы сообщить им о нашем скором отъезде.
Я была в своей комнате, одевала костюм для верховой езды, когда вошла леди Констанс.
Она выглядела растерянной и потрясенной.
— Случилось ужасное, — сказала она. — Лайза умерла.
