Глава 22
Франческа выехала из Делфта в Амстердам на рождественские праздники домой за день до свадьбы Сибиллы. С собой она везла письменную просьбу Константина, на брак с Алеттой, и записки его родителей, выражавших свое согласие. Сестра больше всего боялась, что Хендрик откажется дать разрешение, чтобы еще больше наказать ее, но Франческа верила, что он не будет так жесток, и обещала поговорить с ним.
Девушка была рада вырваться ненадолго из Делфта. В доме Гетруд царила странная атмосфера с того самого дня, когда Клара проговорилась о существовании брачного контракта. На следующее утро Гетруд вполне овладела собой, ничто в ее поведении не давало намека на душевное потрясение, которое она пережила, и на первый взгляд все пошло так же, как и до этого. И все же немного по-другому. Франческа чувствовала, что за ней по неизвестной причине снова наблюдают так же пристально и строго, как в первые недели пребывания на Кромстрат. Ощущение было крайне неприятным.
Алетта передала все, что просил ее рассказать сестре Питер о найденном тайнике оружия в доме де Вера, так как не рискнул писать об этом в коротеньких записках, которыми они обменивались. В одной из них он просил ее с усердием заниматься эскизами. Франческа прекрасно поняла смысл намека. Это означало, что ей следует немедленно дать знать Питеру, если человек, которого она нарисовала, вновь появится в доме Гетруд.
Дорога домой по накатанному снежному пути промелькнула быстро. Тем не менее, был уже слишком поздний вечер, чтобы без приглашения появиться в доме ван Янсов и повидаться с Сибиллой. Поэтому Франческе пришлось ждать до утра. Хендрик и Мария наперебой стремились высказать радость от приезда девушки, и к ее огромному облегчению просьбу Константина приняли хорошо, хотя и совершенно по иной причине.
— Пусть женятся, когда хотят, — беспечно сказал Хендрик. — Составь письмо с согласием, а я подпишу его перед твоим отъездом, Франческа. По крайней мере, я избавлюсь от ответственности за своенравную дочь.
— Но, отец! — возмущенно воскликнула Франческа. — Ты ведь не…
Мария перебила ее.
— Помоги мне дойти до кровати, хорошо, дорогая? Вы сможете поговорить после того, как я лягу спать. — Как только они отошли достаточно далеко, чтобы Хендрик не слышал их, старая женщина объяснила причину своего вмешательства. — Ты только зря потратишь силы и время, пытаясь образумить его насчет Алетты. Я так часто старалась сделать это, но он не слушает и упрямится, как осел.
— Алетта совершила непростительную ошибку, она нанесла удар по его гордости. Но неужели он ни разу не сказал о ней доброго слова после стольких месяцев?
— На этот вопрос легко ответить. Ее имя никогда не слетало с его губ ни с похвалой, ни с осуждением. Он так гордится Сибиллой и ее предстоящей свадьбой с одним из ван Янсов, что не думает больше ни о ком и ни о чем.
— А каково твое мнение насчет этой партии?
— Сибилла получила то, что хотела, — философски заметила Мария. — Но хорошо, что твоей матери нет с нами, потому что ее не обрадовал бы подобный брак.
Утром Франческа пришла в дом ван Янсов со свадебным подарком — вазой для тюльпанов из делфтского фаянса, которую они купили вместе с Алеттой. Сибилла вылетела ей навстречу, как только объявили о приходе сестры, забыв все наставления фрау ван Янс о том, как вести себя перед слугами.
— Я так рада видеть тебя, Франческа!
— А я тебя, — ответила Франческа, чуть не задохнувшись в объятиях сестры. Ее поразило, насколько утомленной выглядела Сибилла, наверное, выдержать две недели с фрау ван Янс не так легко.
— Мне надо так много показать тебе, Франческа, — радость Сибиллы граничила с истерикой. — Мое свадебное платье, драгоценности, все мои новые наряды и замечательный дом, в котором мы с Адрианом будем жить!
— Я хочу увидеть все это, но хорошо ли ты себя чувствуешь? — с тревогой спросила Франческа, так как Сибилла вцепилась в нее, словно ребенок.
— Да, я просто устала. С тех пор, как перешла в этот дом, я плохо сплю по ночам. Мать Адриана — настоящая мегера, — прошептала Сибилла. — Она осуждает мои наряды, внешность и находит недостатки во всем, что я делаю.
— Скоро ты освободишься от нее. Осталось всего двадцать четыре часа. Покажи мне свадебное платье.
Подвенечный наряд представлял собой мерцающее облако серебристого и белого цвета; вырез декольте, как и широкая лента, придающая кайме тяжесть, были усеяны розовыми жемчужинками. Франческа заявила, что никогда не видела наряда прекраснее. По ее просьбе Сибилла надела свадебный головной убор из серебристых и розовых цветов и, не снимая его, принялась открывать обитые бархатом коробочки и шкатулки, показывая сапфиры и другие драгоценные камни. Не успела Франческа толком все рассмотреть, как Сибилла распахнула дверцы огромного гардероба, в котором наряды, развешанные на плечиках и лежавшие на плетеных подставках, соперничали друг с другом в элегантности, а оттенки всех цветов радуги подчеркивались нежным кружевом, богатой тесьмой, пучками лент или вышивкой, настолько замысловатой, что на нее потребовалось сотня часов утомительной для глаз работы. Франческа заметила, как сестра все больше становится сама собой, словно вид наваленных вокруг ее ног новых нарядов вселял уверенность в себе.
То же самое произошло в доме на Хереграхт, предназначенном для Сибиллы и Адриана. Он был уже готов для жилья, оставалось лишь нанести последние штрихи. Худощавый человек в рыжем парике, пользуясь модно вырезанной тростью, длиной почти с него самого, указывал, что нужно делать, своим помощникам, которые развешивали шторы и занавески, расставляли мебель и расстилали ковры, заносили наверх стулья.
— Добрый день, госпожа, — поприветствовал он Сибиллу, скрывая в низком поклоне неприязнь к ней. Она слишком часто вмешивалась в его указания насчет обустройства дома. К его величайшему облегчению, госпожа появилась не за тем, чтобы давать указания, а только показать дом сестре.
— Вот это будет твоя комната, когда бы ты ни приехала погостить у меня, Франческа! — Сибилла стремительно вошла в очаровательно обставленную спальню со стенами, обитыми панелями из небесно-голубого шелка. Она подошла к окну. — Ты увидишь отсюда сад. По моему предложению Адриан попросил Питера разбить его, и тот представил несколько великолепных проектов.
Франческа встала рядом с сестрой, глядя на заснеженный сад, гадая, сколько пройдет лет, прежде чем она сможет вернуться и увидеть его в цвету. Ей так хотелось доверить Сибилле тайну о предполагаемом побеге в Италию с отцом, но она решила пока что не делать этого. Печальная весть омрачила бы день свадьбы Сибиллы, а такого не должно случиться. Пусть девушка узнает об этом позже, когда рядом с ней будет любящий муж, так как даже Мария признала, что Адриан с явной нежностью относится к невесте.
— Я уверена, Питер подберет цветы всех оттенков, — сказала Франческа, — особенно тюльпаны, символизирующие верную и страстную любовь, которые больше всего подходят для сада молодоженов.
— Наверное, да, — рассеянно заметила Сибилла. — Сегодня мне трудно сосредоточиться на чем-либо, не связанном с завтрашней свадьбой. — Она с мольбой во взгляде повернулась к Франческе. — Ты ведь придешь завтра рано утром в дом ван Янсов, не правда ли? Я хочу, чтобы ты оставалась рядом со мной до того момента, как придет время ехать в церковь.
— Хорошо, — пообещала Франческа.
Сибилла снова прижалась к ней.
— Жаль, что Алетты нет здесь.
— Она посылает тебе свои наилучшие пожелания любви и счастья. Я знаю, что будь у нее хоть малейшая возможность, она приехала бы на твою свадьбу.
Во второй половине дня, после отъезда Франчески, Сибилла снова выслушивала указания фрау ван Янс. На этот раз она узнала, как разбираться с торговцами, у которых хватит наглости слишком поспешно прислать счет, как вести себя в лавках, как заказывать товары на дом и тому подобное.
— Ты будешь наблюдать за домашними отчетами, — сказала фрау ван Янс, — но все остальные счета будет рассматривать Адриан. Я имею в виду следующее: ты всегда сможешь заносить на счет своего содержания любые понравившиеся тебе вещи, но у тебя никогда не будет на руках наличных денег.
— Но мне нравится самой платить за покупки, — возразила Сибилла, думая о сумме, которая нужна ей для выплаты Людольфу.
— То, что тебе нравится, и то, что установит ради твоего же блага твой муж, может быть диаметрально противоположно. Адриан знает, что ты слишком неопытна в финансовых делах, чтобы позволять тебе самой распоряжаться деньгами. Не надо напускать на себя унылый вид, Сибилла! Адриан принял это решение в день помолвки, следуя совету отца. Он не отступит от него. Это, пожалуй, все, что я считаю своим долгом сообщить тебе. Сегодня вечером мы не ждем гостей. Ты тихо и спокойно пообедаешь со мной и моим мужем.
Сибилла медленно, с трудом передвигая ноги, поднялась к себе в комнату. Она чувствовала, как тяжесть испытанного разочарования давит на нее. Подумать только, каким богатством владеет семья ван Янсов, а она по-прежнему остается бессильной в освобождении сестры и отца! Опять все пошло совершенно не так, как она планировала. А шло ли хоть что-нибудь в соответствии с ее желаниями с тех пор, как Ханс вошел в жизнь, нарушив покой?
Когда Сибилла появилась за обеденным столом, фрау ван Янс заметила, что девушка выглядит подавленной и удрученной, но приписала ее состояние предсвадебным волнениям. Невесты в последнюю минуту испытывают страх перед неизвестными супружескими обязанностями. Фрау ван Янс вспомнила собственный трепет и выказала большую терпимость, чем обычно, притворяясь, будто не замечает, что Сибилла почти ничего не ест.
Наступила ночь, но Сибилла никак не могла заснуть. Она встала с кровати и, накинув на плечи шаль, свернулась калачиком у камина в своей комнате. Ее мысли сосредоточились на том, что приближается полночь, новый день изменит всю ее жизнь. Она вспомнила, что она все еще не разгадала, где прячется на огромном портрете маленькая мышь. Девушка пристально смотрела на огонь, как будто именно там таилось решение, ее охватило отчаяние, потому что то, чего ей действительно хочется, ускользает из рук.
Полено рассыпалось дождем искр, одна из которых упала на босую ногу Сибиллы, заставив резко вздрогнуть. И именно в этот момент ее озарило. Изумленно вздохнув, она вскинула голову. Она поняла, где мышь! Ее нет на шляпах, она не выглядывает из карманов, она не подмигивает из-под башмаков, а находится в месте, настолько очевидном, что Сибилла не могла понять, почему не обнаружила ее раньше.
Вскочив на ноги, девушка сбросила шаль и, выхватив из ящиков и гардероба вещи, поспешно оделась. Сунув ноги в туфли и взяв самый темный плащ, она открыла дверь спальни и прислушалась. Все было тихо. Она осторожно пробралась в полуподвальное помещение, где хранились в шкафу фонари. Ночная стража арестовала бы ее, появись она на улице без света, а этого девушка не могла допустить. Сибилла бесшумно отодвинула засов с двери, которой пользовалась прислуга, и выскользнула через вход под главной лестницей на улицу.
Следуя за пляшущим светом фонаря, девушка стремительно пробежала через мост, зная, что ей предстоит преодолеть довольно длинный путь до штаб-квартиры народного ополчения. Вообще-то, ей следовало бы испытывать страх, оказавшись ночью одной на улицах города, где снег зловеще поблескивал в темноте, но она боялась только одного, она ужасно боялась, что Ханс не станет больше ждать в том единственном месте, где она надеялась застать его. Он съехал с квартиры, так как из-за нового заказа покидал Амстердам, но не назвал ей место своего назначения. Сейчас начинался ее свадебный день, и прошло время, назначенное Хансом для решения загадки.
Наконец, в поле зрения показалось здание штаб-квартиры. Во многих окнах виднелся свет, так как ночная стража исполняла свои обязанности в городе всю ночь, и здесь происходила смена стражников. Запыхавшись и устав от быстрого бега, Сибилла подошла к лестнице и, пошатываясь, поднялась в прихожую, где за столом сидели дежурные. Оба встревоженно вскочили, предположив, будто она пришла сообщить о каких-то беспорядках или волнениях, что стало вполне обычным в последнее время.
— Что вы хотели, госпожа? — строго спросил сержант за столом.
— Меня зовут Сибилла, я дочь художника Хендрика Виссера, который написал групповой портрет. Есть сейчас кто-нибудь возле него?
— Нет. В банкетном зале сегодня вечером никого нет. Вы хотите увидеть кого-то из офицеров?
— Нет! Молодого человека по имени Ханс Румер, помощника моего отца в этой работе. Он здесь, в этом здании?
Сержант просмотрел список имен.
— Он был здесь сегодня, но посетители, осматривающие портрет, должны покинуть зал к шести часам, и после этого туда никто не допускается.
Сибилла покачнулась от разочарования. Он ушел! Она потеряла его! Отчаяние от того, что она опоздала, было настолько сильным, что у нее не нашлось даже слез. Сержант говорил ей что-то, предлагал сесть, и Сибилла подумала, что он, наверное, решил, будто она сейчас потеряет сознание. В самом деле, ее разрывало сильное горе, подобного которому она никогда не испытывала раньше.
Затем в теплый воздух прихожей ворвался ледяной порыв с улицы, и Ханс, схватив ее за плечи, повернул лицом к себе. Его лицо казалось застывшим то ли от холода, то ли от неизвестного ей душевного волнения, а снег на шляпе и плечах показывал, что он долго ждал где-то на улице неподалеку. Сибилла благодарно всхлипнула и вцепилась в его воротник, удерживая Ханса возле себя.
— Я поняла отгадку! — крикнула она.
— Не здесь! — предупреждающе сказал Ханс и, обняв девушку, быстро вывел ее из штаба, чтобы их разговор никто не мог услышать.
— А теперь говори. Где мышь?
— Там и не там! То, что я сначала приняла за тень от плаща знаменосца, на самом деле — мышиная нора. А один штрих среди нитеподобных отблесков света — мышиный хвост, а сама она спасается бегством из поля зрения! Совсем как только что ускользнула от чужих людей и я!
Ханс схватил ее за руку.
— Ты действительно так решила? — требовательно спросил он.
— Да!
— Тебе придется расстаться со своей семьей и отказаться от мечты о роскоши, к которой ты так стремилась!
— Прекрати обращаться со мной, словно я маленькая и глупая, я поняла, что люблю тебя больше всего на свете! — без всякого смущения крикнула Сибилла.
Его голос стал нежнее и теплее.
— Именно это я так долго хотел услышать. Я так люблю тебя.
Они целовались, крепко обнявшись, а вокруг кружились снежинки. Потом Ханс поднял фонарь девушки, который она обронила в снег, забрал узелок со своими пожитками из тайника, где оставил его раньше, и повесил на ремне через плечо. Обняв одной рукой Сибиллу, он поспешно повел ее сквозь падающий снег, как будто за ними уже шла погоня.
Франческа, верная своему обещанию придти пораньше к ван Янсам, ждала в приемной своего дома, когда придут сани, которые, как сказала вчера Сибилла, подадут за ней в девять часов. Девушка надела лучшее свое платье из темно-желтого бархата и шляпку сизого цвета с золотистым пером. Она поправляла поля перед венецианским зеркалом, когда услышала шум подъезжающих саней и сильный стук дверного молотка. Франческа открыла, и тревога захлестнула ее, как только она увидела у входа Адриана с застывшим лицом, а не одного из его слуг.
— Что случилось? — выдохнула Франческа, прижимая руку к груди.
— Я должен увидеть Сибиллу! — потребовал он, входя в дом. — Я не понимал, какое значение имеет для нее отправиться в церковь из родного дома!
— Сибиллы нет здесь!
— Она должна быть здесь. Ее постель в доме моих родителей разобрана, и это может означать только, что она вернулась сюда на рассвете.
— Я поднимусь в ее комнату! — Франческа направилась к лестнице, надеясь, что не найдет дверь спальни запертой, а Сибиллу слишком расстроенной, чтобы открыть ее. Вчера она находилась в крайне странном состоянии, чуть ли не на грани истерики, но к тому времени, как они расстались, сестра немного успокоилась. Неужели во второй половине дня произошло что-то, вызвавшее ее столь неожиданный шаг?
К радости Франчески дверь подалась от легкого прикосновения. Затем девушка с тревогой уставилась на разбросанные в беспорядке вещи. Возле ящиков и сундуков валялась вытащенная из них одежда. На полу остался чулок, со стула свисала перчатка. К открытой шкатулке с безделушками прислонился сложенный листок бумаги. Франческа увидела, что он адресован ей. Полная дурных предчувствий, она прочитала: «Я убегаю с человеком, которого действительно люблю. Сообщи новость как можно мягче Адриану и передай, что я очень огорчена, причиняя ему боль. То же самое относится и к отцу. Скажи ему, что я ничего не могу сделать, чтобы спасти тебя от Людольфа. Теперь все зависит только от Питера. Не беспокойтесь обо мне. Я счастливее, чем была когда-либо в своей жизни. Твоя любящая сестра Сибилла».
Франческа прочитала записку во второй раз. Наверное, ночью Сибилла убежала из дома ван Янсов и пробралась сюда, зная, где всегда оставляют запасной ключ, собрала кое-что из вещей и вышла так же осторожно, как и пришла. Кто ее ждал? С тяжелым вздохом Франческа сложила листок и зажала его в руке. Упоминание о Питере нельзя было видеть никому, кроме Хендрика.
Когда она спустилась вниз, Хендрик с мрачным видом беседовал с Адрианом. Оба с тревогой взглянули на нее, серьезное выражение на лице девушки сразу же сообщило, что что-то не так.
— Сегодня не будет свадьбы, Адриан, — с сочувствием произнесла она.
Адриан сделал шаг вперед.
— Почему? Она больна?
— Ее здесь нет.
— Но к кому еще она могла пойти? — Он казался сбитым с толку и одновременно сердитым.
Франческа подошла к отцу. В глазах Хендрика уже появился страх, как будто он знал, что те слова, которые произнесет дочь, нанесут ему удар в самое сердце.
— Сибилла оставила мне записку. Она сбежала. Я не знаю, с кем. Вы сможете лучше меня ответить на этот вопрос, так как я не была в Амстердаме с весны. — Ее сочувствующий взгляд остановился на удрученном молодом человеке. — Сибилла глубоко огорчена тем, что принесла вам горе, Адриан, но пишет, что сейчас она с человеком, которого действительно любит.
Глаза Адриана недоверчиво сузились, он испустил долгий вздох. Затем во взгляде его блеснула ярость, и он, поджав губы, произнес:
— Маленькая шлюха!
— Как вы смеете говорить о моей младшей дочери в таком тоне! — прорычал Хендрик.
Адриан окинул его презрительно-гневным взглядом.
— Вы, неотесанный мужлан без гроша в кармане! Кажется, вы забыли, с кем разговариваете! Я думал, что Сибилле нужен только я, но я ошибся. Я не знаю — и мне безразлично — ради кого она меня бросила. Можете оставить ее у себя, если она вернется. Я не желаю ее видеть!
Хлопнув дверью, он вышел из дома. В повисшей гнетущей тишине Хендрик повернулся к Франческе и положил руки ей на плечи.
— Должно быть, она сбежала с Хансом Румером. Я не знаю никого больше, кто бы это мог быть. Сегодня он покидает Амстердам. Она постоянно говорила об этом парне и ходила в церковь смотреть, как продвигается дело с картиной.
— О, отец, тебе следовало бы лучше присматривать за ней после помолвки!
— Я-то думал, будто ее беспокоит только то, чтобы портрет был закончен как можно быстрее, так как я получил бы деньги за день до ее свадьбы. Я ни на мгновение не предположил, что в этом есть что-то серьезное.
Франческа вздохнула.
— Оказалось, что есть, но она, по крайней мере, поступила обдуманно. — Она раскрыла записку и протянула отцу. — Мне хотелось бы услышать от тебя объяснение, что имела в виду Сибилла, говоря о невозможности помочь мне.
Хендрик все ей рассказал. Франческа покачала головой от безрассудства отца и сестры, полагавших, будто Людольф согласится принять долг частями, но не было смысла поднимать сейчас этот вопрос.
— Мы действовали из самых благих побуждений, — сказал в конце Хендрик.
— Я знаю и очень ценю вашу заботу. У тебя нет никаких предположений, куда бы Ханс мог ее увезти?
— Нет. Я знаю только, что он получил заказ где-то в другом городе.
Франческа почувствовала слабое облегчение.
— По крайней мере, у него есть работа, а это означает, что они не будут голодать. Но мы должны попытаться найти их!
— Как? Они вышли из города до рассвета и сейчас могут быть, где угодно.
— Я дам знать Питеру. И попрошу посматривать, не появятся ли они поблизости от него.
Хендрик пожал плечами, как будто утратил всякую надежду на успешные поиски, и подошел к небольшому портрету Анны, висевшему здесь всегда, сколько Франческа себя помнила.
— Чтобы сказала твоя мама, — с усталой печалью произнес он, — если бы узнала, что я потерял двух из ее дочерей?
— Ни одна из них не потеряна! Твой разрыв с Алеттой поправим, а Сибилла когда-нибудь вернется.
Хендрик умышленно проигнорировал упоминание об Алетте.
— Я боюсь за Сибиллу. Во многом она еще ребенок.
Франческа задумчиво ответила:
— Не думаю, что она осталась им. Мне кажется, что сбежав с Хансом, она приняла первое в своей жизни решение взрослого человека.
Прошло не более часа, когда появился адвокат ван Янсов. Хендрик позвал в комнату и Франческу, так как они уже обсуждали с ней вероятность требования финансовой компенсации со стороны отца Адриана за то, что Сибилла разорвала контракт о помолвке. Будет ли она высокой или низкой, это добавит проблем плачевному материальному состоянию Хендрика.
— Итак, мастер Виссер, — начал адвокат, — кому вы сообщили об этом несчастном происшествии?
— Никому постороннему. Только домочадцам, — резко ответил Хендрик, возмущенный и испуганный тем, что сейчас последует.
— Хорошо. В ваших же интересах, если вы согласитесь молчать и дальше. Гер ван Янс очень озабочен тем, чтобы имя его сына не стало предметом скандалов и сплетен из-за побега вашей дочери, оставившей его. По этой причине он готов отказаться от требований какой-либо компенсации, если вы согласитесь подписать предлагаемое им заявление, что ранее подписанный договор о предполагаемой свадьбе между молодыми людьми аннулирован по общему согласию.
Лицо Хендрика прояснилось. Никакой компенсации!
— Я согласен. Я хочу защитить доброе имя моей дочери точно так же, как гер ван Янс своего сына.
В разговор вступила Франческа:
— Необходимо включить еще одно условие.
— Какое? — спросил адвокат.
Хендрик тоже вопросительно посмотрел на дочь.
— Да, что ты имеешь в виду?
— То, чтобы не подвергали наказанию человека, в данный момент безымянного, с которым сбежала моя сестра.
Адвокат провел кончиком пера по пальцам.
— Гер ван Янс дал мне полномочия согласиться на любую разумную просьбу, и я ничего не имею против, если вы также желаете этого, мастер Виссер.
— Конечно, — ответил Хендрик. Ему нравился Ханс, и парень был хорошим художником. Было бы ужасно позволить орудиям пытки сломать его талантливые пальцы, так как неизвестно, до какой степени дойдут гер ван Янс с сыном в своем желании отомстить, если Ханса поймают.
Адвокат внес в документ дополнения, и когда все подписались под ним, ушел.
Рождество в доме Виссеров встречали с тревогой и печалью. Все домочадцы лелеяли слабую надежду на неожиданное появление Сибиллы в день праздника, но этого не случилось. Да и не было причины надеяться, так как сбежавшая парочка не могла знать, что их никто не собирается преследовать, и Хансу не грозит наказание за похищение девушки. Больше всего Франческа боялась, что они отплывут в одну из колоний, и тогда вероятность встретиться когда-либо с Сибиллой становилась ничтожно малой. Хендрик сходил на бывшую квартиру Ханса, но не получил никакой зацепки, так как никто не знал, куда уехал молодой человек.
Франческа видела, что отец снова впадает в глубокую меланхолию. Выбрав подходящий момент, она высказала предложение вместе бежать во Флоренцию.
— Если начнется война с Францией, мы поедем без Питера. Я знаю, ничто не заставит его покинуть Голландию до тех пор, пока завоевателей не изгонят за пределы страны.
Хендрик немного помолчал, обдумывая слова дочери. Потом медленно заговорил:
— Покинуть Амстердам? Неужели столь решительный шаг действительно необходим? — Он подошел к своему креслу и, опустившись в него, уставился неподвижным взглядом на огонь в камине. — Да, похоже, что он неизбежен. Я не смогу ни приговорить тебя к жизни с этим подлым человеком, ни выдержать ужасы тюремного заключения. Оставь меня сейчас, я должен подумать обо всем, что надо сделать.
Зная, что Мария не захочет — да и не выдержит — длительного путешествия в Италию, Франческа предполагала, что их старая нянька счастливо доживет свой век в новом доме Сибиллы, где о ней хорошо заботились бы. Обстоятельства изменились, но, к счастью, Алетта могла взять Марию к себе, так как все три сестры любили старушку, хотя Сибилла оставалась ее любимицей. Но когда Франческа рассказала обо всем Марии, старая женщина приняла совершенно иное решение и не собиралась его менять.
— Я благодарю бога за то, что ты освободишься от гера ван Девентера, — сказала она Франческе. — Ты даже не представляешь, как я тревожилась из-за этого. Но я не поеду ни в Делфт, ни куда-либо еще. На нашей улице есть богадельня, которая прекрасно подходит мне, и три мои подруги уже живут там. Я хочу быть поблизости, потому что когда-нибудь Сибилла вернется и ее должен встретить кто-то из близких людей.
— О, милая моя Мария, — отрывисто воскликнула Франческа, целуя морщинистую щеку, — неужели ты не понимаешь, что она может никогда не вернуться?
— Возможно. — Голос Марии дрогнул, и она смахнула слезу. — Но все равно я должна остаться.
Пребывание Франчески в родном доме омрачалось постоянными визитами Людольфа. Он являлся как в собственные владения, садился без приглашения за стол, отдавал распоряжения Грете и даже ругал Марию, когда та входила в комнату каждый раз, когда он с Франческой оставался наедине.
— Это что, заранее подстроено? — резко спрашивал он Франческу, указав пальцем в направлении Марии, надолго расположившейся в уголке со скрещенными на коленях руками и не спускавшей с них глаз.
— Да. У вас нет права ожидать, что я останусь без опеки в моем собственном доме или где-либо еще.
Франческа заметила, как слетает с Людольфа внешний лоск. Нетерпеливость вела к грубости. Настаивая, что пришло время носить обручальное кольцо, он схватил руку девушки, силой надел его на палец и, не обращая внимания на возгласы Марии, впился в губы Франчески долгим поцелуем, выходящим за рамки допустимых приличий. Он бросил притворяться вежливым с Хендриком и заставил его назначить свадьбу на следующий день после представления Франчески Гильдии.
— Мне не хватит времени, чтобы приехать из Делфта домой! — возразила Франческа, встревоженная, что не остается в запасе даже недели, необходимой для отъезда в Италию.
Людольф ответил на ее возражения, щелкнув пальцами.
— Мы сыграем свадьбу там. Я привезу твоего отца с собой из Амстердама.
Впоследствии она спросила Хендрика, почему он не предложил отложить свадьбу хотя бы на несколько дней.
— Я не подумал, — с несчастным видом признался тот. — У меня было слишком много забот.
Из-за постоянного присутствия Людольфа Франческа не могла проводить дневные часы с Питером, хотя он специально приехал в Амстердам ради встречи с ней. Единственным отпущенным им временем была полночь, когда они сидели вместе у камина в небольшой гостиной ее дома, довольные и влюбленные, обсуждали множество вопросов, включая и подробный план побега Франчески и Хендрика из Делфта сразу же после беседы с членами Гильдии. Необходимо было рассчитать все до единой минуты, иначе их ждет провал. Как только шанс будет упущен, ничто не остановит Людольфа в привлечении закона на свою сторону, если он только пожелает, заставить Франческу вступить в брак. Ее охватила дрожь от дурных предчувствий, но Питер поцелуями разогнал ее страхи.
— Доверься мне, — ободряюще произнес он.
Они вдвоем встретили новый, 1672 год с бокалами вина в руках. Франческа гадала, что готовят им и Голландии грядущие месяцы.
Вернувшись в Делфт, Франческа передала Алетте разрешение отца на свадьбу и собралась рассказать о побеге Сибиллы, но сестра уже знала, так как получила письмо от младшей сестры в этот день.
— Они поженились, но из-за страха преследования она умоляет нас с тобой не говорить, откуда было послано письмо, хотя они не задержатся там.
— Но как они смогли пожениться без разрешения отца?
Губы Алетты тронула кривая улыбка.
— Думаю, отец взорвется от ярости, когда узнает. Но они нашли какого-то иностранного священника в порту, который охотно обвенчал их.
— А брак действителен?
— Отцу придется только подписаться когда-нибудь на документе, подтверждая его. А до тех пор они — муж и жена в глазах бога и церкви, что имеет первостепенное значение, и дети их будут законнорожденными.
Франческа, взяв у Алетты письмо, увидела, что оно послано из Роттердама, но без адреса, куда можно было бы послать ответ. Так как сбежавшая пара находилась в портовом городе, из которого многие выезжали в колонии, в ней снова пробудились страхи, что они сядут там на корабль.
— Отец должен знать, откуда пришло письмо, — заявила Франческа, — потому что они убегают от несуществующей опасности. Более того, он никогда не разлучит их, так как Ханс поступил порядочно, сделав Сибиллу своей женой.
Алетта согласилась с сестрой. Она настояла, чтобы Франческа написала отцу, а она оплатит услуги дорогостоящего посыльного, который доставит письмо в Амстердам. Ее собственная свадьба должна была состояться двадцать четвертого февраля, к тому времени Константин полностью освоит свои протезы.
Как-то вечером Питер случайно заехал в дом де Веров. Обед впервые подавали в столовой, а не наверху. Алетта в восторге, что он приехал в столь значительный для Константина момент, попросила подождать его в гостиной, пока она заберет костыли у Константина, подходившего к верхней площадке лестницы. Он еще не мог спускаться, как ему хотелось бы, а передвигался, перебирая руками по перилам, как делал во время своих ночных походов в погреб. Протезы, скрытые под модными штанами, висели безжизненно; но как только Константин вновь выпрямился, опираясь на костыли, он раздраженно нахмурился, недовольный собой.
— Первый и последний раз я спускаюсь к обеду подобным образом. Надо бы закрепить на лестнице драгет. Я буду устойчиво себя чувствовать.
Алетта представила, как он падает с лестницы головой вниз. Но не стала спорить.
— Это сделают завтра же. Приехал Питер.
— Хорошо. Давай пригласим его на обед.
— Он говорит, что хочет обсудить с нами обоими что-то важное, должно быть, это имеет отношение к Франческе.
За столом, после того как Сара подала обед и вернулась в кухню, Питер спросил Алетту, рассказывала ли она Константину о брачном контракте ван Девентера и о том, как он был подписан.
— Да, — ответила Алетта, — после того, как мы обручились, мы нередко беседовали о семейных делах.
— О чем бы ты не собирался, поговорить с нами, Питер, — сказал после нее Константин, — я должен сначала сообщить тебе, что составил черновик документа банкиру, предусматривающий выплату долга мастера Виссера ван Девентеру.
Алетта не сводила глаз с Константина, пока он говорил. Не зная точно о состоянии его финансовых дел, поскольку слышала только мельком от Сары о наследстве, девушка не ожидала, что он сможет проявить такую щедрость. Поэтому, когда жених предложил внести необходимую сумму, она лишилась дара речи от неожиданности.
— Я был бы глубоко признателен тебе, Питер, — продолжил Константин, — если бы ты согласился передать это мастеру Виссеру в следующий свой визит в Амстердам.
Питер приподнял бровь, услышав такое щедрое предложение.
— Было время, когда я без малейших колебаний принял бы от имени Хендрика это предложение, но обстоятельства изменились. Безопасность нашей страны может серьезно пострадать, если ван Девентеру выплатить сейчас весь долг или вызвать его на конфликт. Я давно подозревал, что он работает на французов, но только что в мои руки, благодаря храбрости служанки Нелтье, — Алетта знает ее — попали явно обличающие его улики.
Он описал, как Нелтье — к его большой удаче — рассказала о переписке Людольфа с Гетруд. Хотя, как она и говорила, содержание писем ничего не значило для нее, она решила тайно завладеть некоторыми из них. Нелтье по-прежнему находилась в дружеских отношениях с экономкой ван Девентера и время от времени заходила повидаться с ней. Узнав на Рождество, что Людольф постоянно пропадает в доме Виссера, она воспользовалась и проникла в кабинет, отослав экономку в бельевую за серебряным наперстком. В кабинете ван Девентера она схватила наугад охапку писем, засунула их за корсаж и снова все заперла. Эти письма были должным образом доставлены на адрес Питера, и он сразу же связался с Герардом.
— Из этих писем и другой полученной информации, — сообщил Питер, — разведывательная служба принца сделала вывод, что переписка велась с целью передать названия мест, где разгружается оружие или высаживаются на берег и снова садятся на корабль шпионы, а также передать нужные имена сообщников. Уже обнаружено несколько тайных складов оружия, вроде того, как в этом доме, но только одного человека удалось установить. Инициалы Г.К. явно принадлежат Гейсберту Кейперу — слуге, которого ты, Константин, уволил, возвратившись в этот дом.
Константин гневно сжал кулаки.
— Мое возвращение, должно быть, явилось неприятным сюрпризом для Гейсберта, хотя я был беспомощным в своей комнате.
Алетта положила ладонь на его руку.
— Это все в прошлом. Сейчас мы должны думать только о будущем и о том, как сможем помочь Питеру.
— Ты права, дорогая, — Константин внимательно просмотрел список, переданный ему Питером в надежде, что, возможно, обнаружатся еще имена слуг — мужчина или женщина. Однако не удалось обнаружить ничего интересного.
— По крайней мере, у нас есть одно имя и рисунок Франчески с изображением этого человека, — сказала Алетта, — а также объяснение, почему не лаяли собаки, когда неизвестные проникали в заброшенный подвал.
Питер продолжил:
— Мы знаем также, что в доме фрау Вольф собираются заговорщики. Хотя Нелтье оказала огромную услугу, добыв эту партию писем, она, естественно, схватила их поспешно и, в результате, не все ясно. Видимо, существуют и другие тайники оружия, которые необходимо отыскать. Поступили сведения, что заговорщики планируют вооруженное нападение на Гаагу, совпадающее по времени с заранее установленным вторжением Людовика XIV в Голландию. Вот почему обнаруженное оружие располагают в местах, удобных для подъезда и транспортировки в момент, когда предатели будут готовы захватить правительство от имени врага.
— Будет ли у них руководитель из французов? — спросил Константин.
— Нет, если они действуют под руководством голландца, уже знающего, как командовать в боевых ситуациях.
— Ван Девентера?
— У него есть опыт, так как он был безжалостным капером. Как вы знаете, каперы не всегда ограничивали свою деятельность только морем, но часто совершали набеги на тропические острова, где производили ужасные разрушения, захватывая рабов или ценный товар.
Алетта нетерпеливо произнесла:
— Ты непременно должен арестовать Людольфа, Питер!
— Нет, пока мы не будем уверены, что в наши руки попало достаточно сведений о тайниках с оружием, чтобы предотвратить нападение; в противном случае командование возьмет на себя его заместитель. По той же причине мы не торопимся с арестом Гетруд. Ни один из этих предателей не должен догадаться, что затевается вокруг них.
— Означает ли это, что Франческе нет необходимости спасаться бегством в Италию?
— Надеюсь, что так и будет, но пока слишком рано говорить об этом с уверенностью. Все зависит от того, что произойдет за эти три месяца, оставшиеся до окончания ее обучения. Она по-прежнему в опасности. Вот почему, Алетта, я вновь вынужден попросить тебя стать моей посыльной и передать ей то, что я сообщил вам с Константином. Это нельзя доверить бумаге. Слишком рискованно.
Алетта почувствовала, как по спине пробежал холодок от опасных предчувствий.
— Я увижусь с ней завтра.
— Спасибо. Нельзя терять времени.
То, что Франческа услышала от сестры, заставило вновь задуматься об отношении к ней Гетруд. Ее по-прежнему не покидало странное ощущение, будто женщина постоянно наблюдает за ней, как ядовитый паук в паутине поджидает свою невинную жертву.
В тот самый февральский день, когда должны были пожениться Алетта с Константином, принца Оранского, уступая народным требованиям, назначили, наконец, командующим защитой Голландии и ее провинций. Не все шло так, как ему хотелось бы, потому что его деятельности мешал консультативный совет, сформированный, чтобы оказывать влияние на принца, и всю страну раздирали стычки конфликтующих группировок. Остальным европейским странам стало ясно, что голландцы, проявившие себя когда-то храбрейшими и самыми стойкими защитниками своей независимости в борьбе с могущественной Испанией, впали за годы мира и процветания в благодушие, и среди них воцарилось нежелание брать в руки оружие даже ради того, чтобы отстоять собственную независимость.
Но на этот раз король Испании, недовольный вторжением Людовика XIV на территорию бывших Испанских Нидерландов, объединился с Голландией. Благодаря усилиям принца Оранского появились и другие союзники. Вероломный дядя принца, король Англии Карл II, оказал поддержку Франции, где, по полученным сведениям, двести тысяч солдат готовились к вторжению в Голландию, так что сила французского флота значительно возросла.
И все же опасность казалась очень далекой в мирной атмосфере Старой церкви, где Константин стоял рядом с Алеттой, передав на время костыли другу. Франческа подумала, что никогда сестра не выглядела красивее, чем сейчас — в платье из сине-зеленого шелка, с фиалками в гладко зачесанных прекрасных волосах, с сияющими жемчужинками в мочках ушей и таким же ожерельем на шее — свадебным подарком Константина. Конечно, обе сестры хотели бы, чтобы Сибилла тоже присутствовала здесь, но, несмотря на все усилия Хендрика и Питера, не удалось обнаружить следы сбежавшей парочки.
Это была тихая свадьба. Ян Вермер сопровождал Алетту в церковь. Катарина сидела рядом с Франческой. Дети Вермеров, кроме старшего сына, проходившего ученичество, и Игнатиуса, который простудился, тоже находились в церкви. Со стороны Константина присутствовали только родители и несколько близких друзей, включая и того, с кем он консультировался по поводу разведения чистокровных лошадей — дела, за которое собирался взяться незадолго до несчастного случая. Когда звуки органной музыки заполнили церковь в конце церемонии, Константин снова взял костыли. Покачивающейся походкой он неторопливо пошел рядом с изящной невестой, оба радостно улыбались присутствующим. Если Алетта и бросала порой взгляды украдкой по сторонам, заметили это лишь немногие, и только ее жених и сестра знали, кого она тщетно ищет.
Отбыли последние участники свадебной церемонии, Хендрик, сидевший все это время в боковой молельне, вышел из церкви. Во время рождественского пребывания дома Франческа умоляла его приехать на свадьбу, но упрямство и гордость не позволяли ему сделать первый шаг к примирению с Алеттой. Он убеждал себя, что приехал только ради Анны, отказываясь признать, что поступил так из-за сильного удара после утраты связи с Сибиллой.
Так как в Делфте его никто не знал, а Франческа осталась на свадебный пир, Хендрик зашел в галерею Вермера, надеясь увидеть кое-какие работы дочери и ее учителя. Девушка, оставленная за старшую, сообщила ему, что мастера Вермера нет дома, а она — Мария Вермер, его старшая дочь.
— Вы хотели бы что-нибудь купить, господин? — спросила она. Услышав, что его просто интересуют выставленные вещи, она предоставила ему неограниченное время.
— Которые из них написал ваш отец?
— Здесь нет ни одной его картины.
Хендрик выразил разочарование и медленно направился по галерее, пока не остановился перед картиной, в которой сразу же признал работу Франчески. На ней была изображена приятная благородная женщина в розово-красном платье, с улыбкой подходившая к мужчине, стоявшему спиной к зрителю. Картина поражала безупречным соотношением движения и покоя, называлась она «Возвращение домой». Хендрик не мог оторвать глаз от полотна. Он заметил, что его охватывает дрожь от красоты произведения, и с трудом верил, что это они с Анной породили такой талант. Мария, заметив, что Хендрик пристально рассматривает картину, подошла и встала рядом.
— Отец много разъезжает, торгуя произведениями искусства, и здесь изображено, как моя мать приветствует его после очередной поездки.
— Она прекрасна, — хрипло произнес Хендрик.
— Картина не продается, — извиняющимся тоном сказала девушка, подумав, что он решил купить.
— Почему?
— Она предназначена для представления в Гильдии весной, но до этого отец повесил ее здесь в надежде привлечь заказы на будущее для своей ученицы. На столе есть несколько офортов, выполненных той же рукой. Может быть, вы хотите взглянуть?
Хендрик внимательно просмотрел работы. На всех были виды Делфта, за исключением одной, на которой он увидел свою собственную мастерскую с распахнутыми окнами. И все же он не решался уходить.
— Я так много слышал о работах мастера Вермера. Мне говорили, что после смерти Карла Фабрициуса было объявлено, что ваш отец не уступает по мастерству великому художнику.
Мария кивнула, заинтересовавшись тем, что имя отца известно за пределами Делфта.
— Здесь о нем очень высокого мнения. Члены Гильдии и другие сановники постоянно спрашивают его совета при оценке и продаже произведений искусств. Недавно его попросили оценить от их имени целую партию картин итальянских мастеров, предназначенных для продажи на аукционе, и отец обнаружил подделки к ярости негодяев, замешанных в этом деле! — Мария помолчала. — Могу я спросить, откуда вы приехали, господин?
— Из Амстердама.
— О, издалека! В таком случае, раз вы очень интересуетесь работой моего отца, я уверена, что могу показать вам одну из его картин.
— Это будет честь для меня.
Девушка открыла дверь в жилые комнаты и провела Хендрика в довольно большую приемную, где, вероятно, принимали особых посетителей. Картина висела в одиноком величии. Он тут же узнал ее по описаниям Франчески. Припомнив, что говорила дочь о внешности учителя, он обратил внимание на слегка вьющиеся волосы изображенного на полотне мужчины и решил, что это, скорей всего, сам Ян Вермер, запечатлевший себя сидящим в студии спиной к зрителю в костюме, модном, наверное, лет сто назад, и позаимствованном, вне всяких сомнений, из сундука мастерской, и в плоской бархатной шапочке, надвинутой набекрень. Кисть художника застыла на мгновение в воздухе, а сам он смотрел на модель, готовясь писать венок из лавра — символ вечности, венчающий хорошенькую головку женщины. Освещенная изумительным потоком льющегося в окно света, она стояла в мантии из голубого и бледно-желтого шелка, позируя, как муза Клио, покровительница истории. В руках она держала книгу и золотистую трубу. На стене за ней висела древняя карта Нидерландов с иными, чем сейчас, границами. Во всем чувствовалась аллегорическая дань искусству исторической живописи, даже труба символизировала победную песнь мастерству художника.
Хендрик с просиявшим лицом высказал свое одобрение. Мастер Вермер был близок ему по духу. Он был почти уверен, что узнал в модели ту же самую женщину, что и на картине Франчески, только немного моложе.
— Это фрау Вермер в образе музы? — спросил он Марию.
Девушка негромко рассмеялась.
— Отец говорит, что это его секрет. Как может быть моделью его жена, когда сюжет картины отделен от нас веками, и как может он сам при этом быть художником, сидящим за мольбертом? Но это его шутка. Он никогда ничего не поясняет. Единственное, что я могу вам сказать, — моя мама любит эту картину больше всех остальных, следовательно, здесь есть что-то особенное для них, неизвестное нам.
Хендрик задумчиво улыбнулся про себя. Эта девушка была слишком юной и невинной, чтобы понять интимные моменты, которые существуют между горячо влюбленными друг в друга художником и его моделью и вызывают творческое вдохновение. Годы, прожитые с Анной, убедили его в этом. Порывы страстной любви, зачатие желанного ребенка или духовное единство вдохновляет на творчество. И это произведение было буквально пропитано подобной атмосферой.
— Несомненно, ее название — «Аллегория живописи», — заметил Хендрик.
— Вообще-то у нее нет названия. Иногда ее называют так, как вы, в других случаях называют «Искусство живописи» или даже «Художник в своей студии». Так как она никогда не уйдет из собственности нашей семьи, название не имеет особого значения.
— От всей души благодарю вас за то, что позволили мне увидеть ее.
Выйдя из галереи, Хендрик поднял воротник, защищаясь от холодного ветра, и натянул пониже шляпу. Он остановился возле витрины. Но ничего не различил за стеклом. Анна не выходила у него из головы, воспоминания ожили с невероятной силой благодаря картине, которую он только что увидел, и его не покидала мысль, что жена не одобрила бы его ожесточения к дочери и захотела бы сделать ей родительский свадебный подарок. Он даже знал, что ему следует послать, хотя его гордость и восставала против этого. Ну что ж, он никогда не мог противиться желаниям Анны, когда она обращалась к нему с особенной просьбой. Хендрик открыл дверь в лавку. Там он заплатил намного больше, чем мог позволить себе, заказав товары, которые решил послать новобрачным. И все же не захотел написать свое имя на подарке.
Затем Хендрик направился к дилижансу, уже готовому к отправлению. Вскоре он покинул пределы Делфта так же незаметно, как и появился в нем. В кармане у него остались только две мелкие монетки. Явно не хватит на еду и пиво на остановках во время долгого путешествия. Хендрик покорно вздохнул. Сейчас, по крайней мере, он обрел душевный покой, и Анна была бы довольна его поступком.
Свадебное пиршество уже подходило к концу, когда Константину доложили о доставленных из города подарках. Он отвел Алетту от группы гостей, сообщив об этом, и она попросила Франческу пойти взглянуть вместе с ними, что там принесли. В прихожей стоял мольберт, а возле него — несколько коробок с принадлежностями для рисования. Сначала Алетта нерешительно отступила назад.
— Кто мог прислать все это? — с трудом проговорила она.
— Жаль, что не я, — сказал Константин, открывая ящик с кистями, пестиков и ступкой. — Именно это тебе и нужно, Алетта.
Франческа догадалась:
— Их мог прислать только наш отец из Амстердама. — Она испытывала благодарность за такой жест примирения с его стороны. — Ты ведь уже приняла подарки от всех домашних, даже от Питера. Вспомни, ведь только Константин и я во всем этом городе знаем, что ты когда-то хотела быть художницей.
Алетта подошла к раскрытой коробке, руки ее застыли над кистями.
— Какая роскошь! Я никогда не пользовалась ничем, кроме самодельных кистей! — Потом она закусила губу. — Значит, надо начинать все сначала. Признаюсь, я надеялась, что когда-нибудь снова начну рисовать, но все это застало меня совершенно врасплох.
Франческа взяла кисть и вложила в руку сестры.
— Вот! Ну как, вспомнилось знакомое ощущение?
Губы Алетты тронула робкая улыбка.
— Да, признаюсь, что да.
— У меня есть предложение, — сказал ей Константин. — Не хотела бы ты, чтобы я спросил мастера Вермера, готов ли он принять еще одну ученицу, когда закончит курс Франческа? К тому времени ты бы достаточно потренировалась самостоятельно и смогла бы вновь приступить к обучению.
Глаза Алетты засияли любовью к мужу.
— Мне так хочется этого, что невозможно выразить словами.
— Тогда решено. А сейчас нам следует вернуться к гостям.
Выходя их комнаты, Алетта оглянулась через плечо на Франческу.
— Я приняла оливковую ветвь отца, именно так я воспринимаю его подарок, и когда придет время, я преподнесу ему свою. Возможно, мы с ним опять станем дочерью и отцом.
Мария Вермер сказала Яну, что показывала его картину посетителю. Он не бранил ее, но велел не делать такого больше. Никто не упомянул о случившемся Франческе, так как незнакомец из Амстердама не назвал своего имени.
Постепенно снег и лед таяли, зима отступала перед приходом весны. Хотя Константин с Йозефом постоянно дежурили, дальнейших партий оружия в подвал не поступало. Гер и фрау де Вер, терявшиеся в догадках, почему в доме сына не нанимают нужных новых слуг, привезли полдюжины самых проверенных людей, чтобы снять бремя забот с плеч невестки. Так как Константин их знал, он позволил всем остаться, уверенный, что ему окажут поддержку в любой неожиданно возникшей ситуации.
— Но не забирай у Алетты власть в домашних делах, мама, — посоветовал он.
— Я сделала это только из-за любви к вам обоим, — ответила его мать, — и она была довольна и совершенно искренне поблагодарила меня. Мы с отцом очень многим обязаны ей. Если бы не Алетта, ты бы сейчас не улыбался мне с высоты своего роста, как прежде.
Алетта вошла в комнату как раз во время последней реплики.
— О, улыбался бы! Он принял собственное решение вновь начать ходить еще до моего предложения.
Фрау де Вер не собиралась развивать данную тему, имея свое мнение на этот счет.
— Константин сказал, что Франческа пишет ваши свадебные портреты.
— Она напишет нас вместе на одном портрете, — ответила Алетта.
Сама она пока что добилась лишь скромных успехов в студии, устроенной в одной из комнат на верхнем этаже, и только Константин и Франческа допускались туда. Ян Вермер охотно возьмет ее в ученицы при условии, что работы достигнут определенного уровня. Но пока что у нее не было ничего достаточно серьезного, чтобы показать ему.
— Франческа представит наш портрет в Гильдию в назначенный ей день, а потом мы заберем его.
Франческа с восторгом приняла этот заказ. Плата за него пойдет Яну, но она сможет поставить на нем свою подпись, как только получит членство в Гильдии. Она никогда не забывала, как мама стояла перед портретом одного знакомого и его жены, написанным Рембрандтом. Слезы катились по щекам Анны от умиления при взгляде на нежное объятие, в которое новобрачный заключил свою молодую супругу, и они стояли рядышком в специально подобранных красно-золотистых нарядах, его лицо светилось любовью, а ее дышало милым спокойствием.
— Рембрандт говорил, что влюбленных не следует разлучать даже рамками портретов, — тихо сказала Анна. — Как он был прав.
Франческа навсегда запомнила и эти слова, и тот момент. Воспоминания оказались очень полезными сейчас, когда она запечатлела на полотне в студии Яна юность и счастье сестры и ее мужа. Они несколько раз позировали ей, а предварительные эскизы она сделала перед их свадьбой. Алетта была в платье из персикового шелка с серебристым кружевом, Константин — в серо-зеленом бархате. Светловолосая невеста и темноволосый жених составляли превосходный контраст.
Когда Трид позвал ее в полдень перекусить, Франческа постояла у окна мастерской, выходившего на площадь. Питер открыл там рыночную лавку, и сейчас она видела, как он разговаривает с покупателем, а две женщины-помощницы продавали ранние цветы, некоторые уже составленные в небольшие букетики с ленточками. Мартовский ветер трепал его кудрявые каштановые волосы, хлопал плоскими полями шляпы. У него оказалось гораздо больше дел в конторе, чем ему хотелось бы, так как вовсе не это было его главной целью приезда в Делфт, но ему как-то удавалось управляться. Когда покупатель повернулся, так и не купив ничего, Франческа узнала в нем местного шорника. Может, он передавал Питеру какие-то сведения? Она знала об особенном кнутовище по описаниям Питера и постоянно посматривала на кнуты проезжавших возниц.
Людольф наносил нечастые визиты в Делфт. Франческа никогда не могла сказать, когда он вновь появится. Она понятия не имела, о чем он переговорил наедине с Гетруд в свой первый приезд после того, как фрау Вольф узнала о помолвке, но между ними не чувствовалось явной враждебности — она вела себя очень любезно, а он просто успокоился. Сама же Франческа приняла на себя излияния его раздражительности, когда он узнал, что девушка оставила обручальное кольцо дома в Амстердаме. Он специально съездил за ним и вернулся почти сразу же. На этот раз Людольф надел ненавистный рубин на ее палец в присутствии Гетруд, на лице которой осталась неизменная улыбка, но глаза превратились в льдинки. Франческа недоумевала, почему Людольф не понимает, что неприязнь женщины направлена на них обоих; впрочем, сейчас ее ничто не удивляло в этом человеке.
Франция объявила войну Голландии и ее провинциям седьмого апреля. Огромная армия Людовика XIV уже выступила против немногочисленных, слабо вооруженных сил противника, а страну по-прежнему раздирали политические споры и разногласия. Голландские приграничные города и крепости начали падать, словно кегли, при наступлении французов, некоторые без всякого сопротивления. Питер и Герард знали, что сейчас вероломная атака на Гаагу — всего лишь вопрос времени, и так как были обнаружены далеко не все тайные склады оружия, войско сторонников принца держалось осторожно, ожидая, пока будет сделан первый шаг.
Вскоре после начала войны Вейнтье встретила Франческу в студии в крайне возбужденном состоянии.
— Не возражаете, если мы пойдем на Кромстрат как можно быстрее сегодня? — спросила горничная, уже направившаяся большими шагами вперед. — Мне нужно так много сделать. Сегодня на ночь остаются семь постояльцев.
Франческа встревожилась.
— Они прибыли все вместе?
— Нет. Один приехал довольно рано, потом еще один. Двое появились чуть позже, а последних троих я впустила в дом как раз перед тем, как идти за вами. А почему вы спрашиваете?
— Тебе, должно быть, пришлось в спешке готовить семь постелей.
— К счастью, фрау Вольф знала, что они приезжают, и с самого утра помогала мне застилать постели и готовить все остальное.
Сердце Франчески забилось неровно. В воздухе определенно что-то витает. Если ей и нужно было подтверждение этому, оно ожидало ее в первый же момент появления в доме. В прихожей к высокому резному шкафу прислонились три кнута, один с узором на кнутовище, описанным Питером. Рокот голосов за дверью спальни, выходившей на улицу, заставил ее предположить, что к ее большой удаче все семь человек собрались там, что было и не удивительно, так как это была самая большая комната, которая вела в приемный зал.
Франческа поспешно поднялась к себе, сбросила легкую накидку с капюшоном и вытащила тряпки из щели в камине. К ее разочарованию, она слышала не так отчетливо, как надеялась, но, как бывает часто, когда вместе говорят несколько человек, каждый немного повышал голос. Поскольку компания не ожидала, что их подслушают, полагаясь на толстую дверь, вдобавок они знали, что Вейнтье была слишком занята, а Франческа с Кларой находятся наверху, они разговаривали совершенно свободно.
По доносившемуся время от времени женскому тембру, Франческа поняла, что Гетруд тоже там. Снова донесся ее голос:
— Как я уже говорила, беспокоиться не о чем… Не может бегать на обрубках… пять женщин-служанок, включая старую Сару, и двое мужчин, обоим уже за пятьдесят, никакой опасности… Нет, я не считала его. Оставьте молчание этого парня и собак на меня. Я уже сделала кое-какие приготовления.
Франческу, прижавшую ухо к отверстию, заполнила тревога за безопасность людей в доме де Вера. Должно быть, речь шла о том, чтобы совершить набег на подвал этой ночью, и будет применена сила для захвата и вывоза оружия. Ни один из заговорщиков, трое из которых имели подводы, не собирался остаться на день-два. Надо дать знать Питеру! Необходимо выскользнуть из дома немедленно, пока ее не позвали к обеду. Если ей повезет, обед подадут попозже сегодня вечером — у Вейнтье полно работы, а Гетруд заканчивает со своими приятелями составление новых планов.
Не рискуя быть замеченной в верхней одежде, Франческа собиралась выйти ранним вечером увидеться с Питером в его конторе или в таверне Мехелина и вернуться прежде, чем заметят ее отсутствие. Но когда она вышла в прихожую и направилась к входной двери, из спальни появилась Гетруд.
— А, ты спустилась как раз к обеду, Франческа. Я шла звать тебя. Сегодня мы обедаем немного раньше, так как потом придут на светскую встречу регенты и регентши. Мы соберемся в восточной гостиной. Ты присоединишься к нам, как бывало и в прежних случаях.
Франческа не могла не подивиться железным нервам этой женщины. Гетруд тщательно создавала себе твердое алиби на то время, когда начнется стычка и будут совершены убийства, задуманные под ее крышей.
— Они останутся надолго? — дружелюбно поинтересовалась Франческа.
— До полуночи, по крайней мере. У нас будут поэтические чтения, мы немного попоем и поговорим о визите в Амстердам гера ван Голпена. А сейчас пойдем к столу. Клара уже там.
Франческа никогда не чувствовала большего отчаяния и безнадежности. Она не осмеливалась позволить Гетруд хоть на мгновение заподозрить, что ей нужно выйти, но как-то следовало сделать это. Обед тянулся невыносимо долго. Между блюдами произошла задержка, так как Клара, которая оживлялась каждый раз, когда приближалась вечеринка, опрокинула бокал с вином, залив красивую, отделанную кружевом скатерть. Ее следовало немедленно снять и замочить в холодной воде, чтобы не осталось пятен. Гетруд сама сделала это, пока Вейнтье вытирала стол, расстилала свежую скатерть и вновь расставляла приборы.
Франческа, поглядывая на часы, видела, что слабая надежда осуществить свой план и выскользнуть из дома до прихода регентов и регентш, исчезает.
Когда обед закончился, она стала помогать Вейнтье убирать со стола. Гетруд не возражала, прекрасно зная, что у Вейнтье полно работы этим вечером, даже несмотря на то, что она сама присматривала за приготовлением обеда. Франческа, поставив в мойку грязные тарелки, успела шепнуть на ухо горничной:
— Мне надо сегодня вечером уйти из дома минут на десять, Вейнтье. Ты поможешь мне?
Вейнтье бросила осторожный взгляд на дверь, но Гетруд не было видно.
— Я давно в долгу перед вами за услугу, которую вы оказали, не сказав, что мой возлюбленный сидел со мной на кухне. Что мне нужно сделать?
— Прикрой меня. Когда наступит время подавать кофе и пирожные гостям фрау Вольф, я спущусь вниз, будто помочь тебе, а сама уйду.
В этот момент в кухню вошли Гетруд с Кларой. Вейнтье выразительно кивнула Франческе, показывая, что сделает, как ее просят.
К тому времени, когда Франческа закончила убирать со стола, пришли регенты и регентши. Так как Гетруд еще была занята в кухне, девушке доверили отвести их наверх, собрать плащи и развлекать беседой. Она понимала, что ни один из них не одобряет ее выбор заняться живописью, и находила это неодобрение раздражающим. Вспоминая милую тетю Янетье, которая тоже была регентшей, Франческа понимала, что и в комитетах делфтских учреждений есть такие же доброжелательные и приятные люди, но, к сожалению, только самые ограниченные и требовательные приходили провести время в компании фрау Вольф.
Вечер затянулся. Когда, наконец, Гетруд потянула за шнур колокольчика, давая Вейнтье знак принести кофе и пирожные, Франческа живо вскочила на ноги.
— Я помогу ей! — воскликнула она и выбежала из комнаты, прежде чем Гетруд успела произнести хоть слово.
Франческа боялась, что кнутов уже не будет, но они по-прежнему стояли возле шкафа. Девушка бросилась в кухню.
— Постояльцы еще обедают в своих комнатах?
— Нет, уже закончили. — Вейнтье взмахнула рукой. — Идите, если не раздумали! Я приготовила фонарь. Вот! Держите.
Франческа выбежала через заднюю дверь и переулком вышла на улицу. Наверху разговор у регентш зашел о погоде. Они обсуждали, пойдет ли ночью дождь. Клара услужливо раздвинула шторы, демонстрируя, что вечер по-прежнему ясный и свежий.
Развевающиеся юбки Франчески мелькнули на маленьком мостике через канал Ауде-Лангедейк, и спустя секунды девушка была на рыночной площади. Она бежала, не останавливаясь, пока не добралась до таверны. Прежде чем войти, она обратила внимание, что в окне конторы Питера горит свет, и на улице стоит человек, которого она узнала. Франческа бросилась к нему.
— Герард! Мне нужно увидеть Питера! Это жизненно важно!
Не тратя попусту слов, он отворил дверь в контору.
— Входи!
Она поняла, что Герард стоял, должно быть, на страже, так как внутри Питер обсуждал что-то с вооруженными мужчинами. Он предупредил вопрос, можно ли ей сообщать то, что она хотела сказать.
— В чем дело, Франческа? Можешь говорить совершенно свободно.
— Дом ван Вера! Предатели отправятся туда ночью! Я не могу задерживаться!
Питер повернулся к остальным.
— Приведите лошадей! — потом взял Франческу за руку. — Я отведу тебя назад. Ты все расскажешь мне по пути.
Они поспешно шли по улице, тихо разговаривая, чтобы не привлекать внимания к себе.
— Я поняла, как только увидела кнут в прихожей, — объясняла она, — что что-то обязательно произойдет.
Недалеко от Кромстрат они остановились, так как к тому времени Франческа рассказала все, что она видела и слышала. Питер обнял девушку и крепко поцеловал.
— Ты прекрасно все сделала, любовь моя, — выдохнул он.
— Будь осторожнее! — прошептала вслед ему Франческа. Питер уже шел обратно, скрывшись из вида, направляясь туда, где, по ее предположениям, его ждали люди, с которыми он беседовал в конторе, уже сидевшие в седле и приготовившие и его лошадь.
Франческа снова пустилась бежать, преодолевая последние несколько ярдов до дома, но, повернувшись, увидела на углу Кромстрат возмущенных регентов и регентш и стоявшую среди них Гетруд, на лице которой явно читалось мрачное удовлетворение. Клара тоже была там и казалась ужасно встревоженной. Первой заговорила не Гетруд, а самый неприятный из всех регентов — гер ван Голпен. Он вышел вперед и громогласно провозгласил:
— Ты испорченная молодая женщина! Сколько раз украдкой пробиралась из дома этой доброй госпожи на безнравственные любовные свидания с мужчинами!
Франческа, вскинув подбородок, подошла к ним. В данный момент для нее имело значение только то, что она передала предупреждение, и ни у кого не закралось ни малейших подозрений насчет истинной причины ее отсутствия. Она пыталась догадаться, почему ее вышли искать. Но когда они расступились, давая ей пройти, Клара все объяснила:
— Я увидела тебя через окно в свете окон дома напротив. Ты сердишься на меня?
— Нет, Клара.
— Я узнала молодого человека, который только что поцеловал тебя. Это он подарил мне букет на ярмарке.
Гетруд схватила Франческу за руку и повернула к себе лицом.
— Я тоже видела его! Это Питер ван Дорн! Ты была на ярмарке с ним?
— Да.
— Но ярмарка проходила до того, как он начал приезжать в Делфт по делам. Значит, это была ложь! Сплошная ложь!
Франческа спокойно посмотрела на нее.
— Никто не лгал вам. Вы сами делали выводы. Отпустите мою руку. Я уложу самые необходимые вещи и уйду к Вермерам, как хотела сделать в первый же вечер, оказавшись в вашем доме.
Она вошла в прихожую, остальные последовали за ней, возмущенно переговариваясь между собой. Взгляд девушки сразу же метнулся к тому месту, где стояли кнуты. Они исчезли! Когда она подходила к лестнице, в дверях кухни появилась Вейнтье, лицо ее выражало отчаяние.
— Я не могла остановить их, — прошептала она.
— Я знаю, — с улыбкой шепнула в ответ Франческа.
В спальне она сложила вещи и вновь спустилась в прихожую. Ужас охватил девушку при виде ожидающего ее гера ван Голпена с двумя грузными мужчинами в серых ливреях рядом с ним. Ни Гетруд, ни остальных не было видно.
— Франческа Виссер, — строго произнес регент, — ты с презрением отнеслась к доброжелательным порядкам этого уважаемого дома, оскорбила его гостеприимство и проявила своенравие и полное пренебрежение к правилам приличия. Я являюсь председателем комитета исправительного дома для молодых женщин и, защищая интересы фрау Вольф, приказываю отвести тебя туда и держать там ради твоего же блага до тех пор, пока ты не научишься хорошим манерам. Я отправлюсь вместе с вами, чтобы своей властью внести твое имя в список.
— Нет! Я не пойду! Вы не имеете права!
Гер ван Голпен, нe слушая ее, дал знак помощникам, и они схватили девушку за руки и быстро вывели из дома. Через двадцать минут Франческа уже была одна в убого обставленной комнате. На окне стояла решетка, а дверь заперли с обратной стороны.
Гетруд не покидало ощущение, будто произошло что-то ужасное. Было раннее утро, ни Клара, ни Вейнтье еще не проснулись, но она встала, чтобы должным образом смять постели в комнатах заговорщиков и создать у горничной впечатление, будто на них спали. Одному человеку следовало бы вернуться. Это имело важное значение для всей операции, поскольку ей надо было сообщить Людольфу, насколько хорошо прошло дело, когда он приедет чуть позже сегодня.
Гетруд выпила чашку кофе, пытаясь успокоить нервы. Вообще-то она должна была бы пребывать в прекраснейшем настроении, потому что наконец-то упрятала Франческу туда, куда давно мечтала отправить ее. Это станет сладкой местью Людольфу и надолго отсрочит его предполагаемую женитьбу. Она постоянно наблюдала за Франческой, ожидая какой-нибудь мелкой провинности со стороны девушки, чтобы воспользоваться правом на заключение, но даже и не мечтала, что подобное произойдет в присутствии трех регентов и пяти регентш в качестве свидетелей. Самым удачным оказалось присутствие гера ван Голпена, который взвалил на свои плечи всю ответственность за наказание девушки. Он слыл человеком такой честности и твердости, что никакие просьбы отца девчонки и никакие попытки Людольфа, какое бы высокое назначение он ни получил, не помогут, пока комитет не сочтет ее исправившейся. Не секрет, что в экстремальных случаях заточение затягивается на два-три года, и Гетруд поставила своей личной целью добиться такого же срока и для Франчески. Людольф может возмущаться сколько угодно, но его протесты ничего не изменят.
Хотя мысль и подбодрила ее, Гетруд не могла избавиться от тревоги. Она постоянно поглядывала на часы. Уже рассвело, а Гейсберт Кейпер все еще не возвращался. Где этот человек? Скоро встанет Вейнтье, и ему надо находиться в своей комнате, чтобы не возбудить любопытство горничной.
Не находя себе места от дурных предчувствий, Гетруд подошла к окну в прихожей и выглянула на улицу. Стоял густой туман, но многие горожане уже встали. Плотник на легкой телеге с запряженной лошадью остановился возле своего знакомого и начал оживленную беседу; знакомый, в свою очередь, подозвал еще одного послушать, о чем идет речь. Пытаясь убедить себя, что разговор касается результатов петушиных боев или еще каких-то состязаний, Гетруд отворила парадную дверь на улицу.
— Произошло что-то неладное? — спросила она.
Трое мужчин обернулись к ней.
— Совсем наоборот, фрау Вольф, — ответил тот, что знал ее. Плотник оставил за собой право сообщить ей новость: — По пути в город я услышал о вооруженном столкновении в загородном доме Константина де Вера. Я еще не знаю толком всего, но фермер, который помог схватить одного из негодяев, сказал, что двое других убиты, а еще четверо арестованы людьми принца. Есть и печальное известие, которое огорчит многих в городе, — старый Йозеф получил смертельную рану и скончался на руках молодой хозяйки дома.
— А что там случилось? — натянуто спросила Гетруд. Она была в шоке, но никогда не паниковала раньше и не собиралась падать духом.
— Предатели пытались украсть огнестрельное оружие из подвалов де Вера, госпожа, как понял тот фермер, но дело еще не закончено. Он слышал также, что планируется облава и на других, связанных с этим заговором негодяев.
— Боже мой! В какие времена мы живем! — В голове Гетруд стремительно проносились одна за другой мысли. — Вы заняты сегодня? Мне нужна легкая телега, вроде вашей.
На лице плотника отразилось сомнение. Двое мужчин, с которыми он разговаривал, пошли дальше.
— Я уже доставил груз и подумывал вернуться назад домой, в мастерскую. А что вы хотите перевезти, госпожа?
— Мне хотелось бы взять на весь день телегу. Вчера поздно вечером я получила известие, что заболела моя сестра, — лгала Гетруд, — и я хочу отвезти ей кое-какие необходимые вещи — постельные принадлежности и все такое прочее. Вы сможете забрать телегу назад сегодня вечером у моего дома. Дело срочное, и я хорошо заплачу вам.
— Вы умеете править лошадью, госпожа? На хорошей дороге она бежит с приличной скоростью.
— Я прекрасно управляюсь с лошадьми. Мне приходилось много раз возить моего мужа.
Плотник подумал про себя, что на вид она довольно самостоятельная женщина. Ей можно доверить лошадь с упряжкой. Ему самому не составит труда добраться домой на попутной телеге или подводе и точно таким же образом вернуться позже в город.
— Хорошо. Помочь вам погрузиться?
— Было бы очень любезно с вашей стороны.
Собрать то, что она хотела взять с собой, не являлось для Гетруд проблемой. Давным-давно она подготовилась к побегу в случае крайней необходимости, хотя никогда не думала, что это произойдет так неожиданно. Между ней и этим парнем из Утрехта не было приятельских отношений, и даже Кейпер не замедлит выдать ее, как только на него окажут давление. Плотник вынес сундук с лучшим бельем и столовое серебро, которое Гетруд хранила в особой коробке, две подушки из гусиного пера и стеганое одеяло, затем еще один сундук с ее лучшими нарядами, в которые она положила старинную китайскую вазу и бесценную вазу из делфтского фаянса, чтобы они не разбились по дороге. Серебряные вещи, такие, как поднос и несколько подсвечников, были завернуты в бархатное покрывало.
— Вы много берете с собой, фрау Вольф, — сказал плотник без всякого умысла, когда, наконец, Гетруд вышла из дома и закрыла за собой дверь. В одной руке она несла простенькую на вид шкатулку, где хранились золотые вещи, а другая, зажатая под мышкой, была полна драгоценных камней.
— Сестра оставила кое-какие пожитки, когда гостила у меня. Представился великолепный случай вернуть их ей. — Гетруд протянула плотнику деньги. Он поблагодарил ее и дождался бы, пока она выедет, но тут раздался топот копыт, и к телеге подъехал какой-то мужчина. Гетруд содрогнулась, увидев в седле Людольфа.
— Куда ты собралась? — требовательно спросил он.
Гетруд стремительно повернулась к плотнику.
— Как удачно! У меня появился сопровождающий. Всего хорошего. — Она тряхнула вожжами, и телега двинулась вперед, в то время, как Людольф ехал рядом, расспрашивая, что она задумала. Гетруд кратко пересказала ему все услышанное. — В душе я почувствовала, что что-то произошло, когда Кейпер не вернулся на рассвете.
Людольф испустил яростный вздох, лицо его налилось кровью, в глазах появился жесткий, угрожающий блеск.
— Какую ошибку ты сделала, что случился провал?
— Я? — напряженные нервы Гетруд не выдержали, и она пронзительно закричала: — Я все сделала правильно, как всегда! Ищи виновного в другом месте!
— Не кричи! — приказал Людольф. Он встревоженно оглянулся вокруг, но пелена тумана скрывала их надежной завесой, а у ранних прохожих было полно своих дел, чтобы обращать внимание на всадника и женщину, управляющую телегой.
Гетруд с трудом подавила высокие нотки в голосе.
— Кто-то предал нас.
— Да, но кто? — в пристальном взгляде Людольфа читалось обвинение.
— Разве я стала бы спасаться бегством, если бы могла найти защиту у народного ополчения? — отрезала в ответ Гетруд.
Ему пришлось признать ее правоту.
— Тайник в доме де Вера имел жизненноважное значение. Два других были обнаружены вчера, и там тоже произведены аресты.
— Значит, ищи тех, кто предает нас.
Людольф кивнул. Пока что он не мог сказать, как повлияет эта катастрофа на возможность занять правительственный пост в будущем. Сейчас его первоначальная задача состояла в том, чтобы попытаться спасти самого себя в данной ситуации. Если бы ему удалось использовать свое влияние и уговорить кое-какие важные голландские города сдаться французам, когда те подойдут к воротам, то это, без сомнений, компенсировало бы в глазах Людовика XIY провал планов захвата Гааги.
— Здесь больше нечего делать, — мрачно произнес он. — Я не собираюсь задерживаться. Поеду назад на Кромстрат, заберу Франческу и отвезу ее в Утрехт, где буду ожидать французов.
— Ее нет там.
— Где же она тогда?
— В исправительном доме, в заключении на неопределенный срок, и ты никогда не вытащишь ее оттуда, потому что там есть решетки, замки и вооруженные охранники. Любовники неоднократно пытались вызволить своих возлюбленных, но без всякого результата!
— Ты?.. — угрожающе начал Людольф.
— Нет, никто иной, как сам регент отправил ее в заключение! — затем она дала волю своим чувствам. — Зачем тебе заботиться о Франческе, если мы так много значили друг для друга и сейчас можем быть вместе?
Людольф, кипя от гнева, насмешливо усмехнулся.
— Я разыскал тебя снова лишь затем, чтобы использовать тебя в своем деле. Но даже этому пришел конец.
Гетруд завизжала, забыв о необходимости соблюдать осторожность, и полоснула Людольфа кнутом:
— Убирайся к черту!
В своей ярости она промахнулась, и плеть не попала по лицу, а опустилась на плечо. Оскорбленный Людольф выругался, развернул коня и поскакал в обратном направлении. Гетруд с силой опустила кнут на круп лошади, рыдая от злости, и хорошо, что на улицах не было большого движения, иначе в тумане, полуослепленная слезами, она не смогла бы далеко уехать, не врезавшись во что-нибудь.
Женщина была на дороге из города, когда Питер начал стучать в дверь ее дома, а еще один ополченец подбежал к боковому выходу, отрезая возможность ускользнуть через него.
За городом, пока нагруженная телега тряслась по неровной дороге, туман стал гуще, поднимаясь от реки и каналов. Крошечные капельки влаги оседали на одежде и волосах Гетруд, бусинками покрывали ее ресницы и печальное лицо.
Повозка исчезла, словно тающая тень в густом тумане.
