ГЛАВА 10
Настоятель за ужином быстро прочитал вечернюю молитву, и монахи набросились на хрустящих и сочных, зажаренных на вертеле, цыплят. Сильвейн вяло ковырял вилкой в тарелке, что было очень непохоже на него. Через несколько минут, сославшись на работу, которую должен был сделать для отца Клайвза, он тихо вышел из трапезной.
Дэниел был обеспокоен долгим отсутствием Лорелеи, но заставлял себя не думать о ней. Отец Джулиан нашел решение проблемы: Лорелея уедет в безопасное место. Если только настоятель… Нет.
Наблюдая за отцом Джулианом поверх своей кружки, Дэниел сделал большой глоток пива, наслаждаясь его терпким вкусом. Настоятель приюта обеспечивал безопасность Лорелеи и сохранность ее сокровищ — если они, конечно, существовали, — в течение двадцати лет.
Но все равно Дэниел решил сам проследить за тем, чтобы она благополучно добралась до монастыря. Тогда он будет свободен. Свободен и спокоен. Больше не будет отвечать за жизнь незаконнорожденной принцессы. И больше ничего не будет должен Жозефине Бонапарт.
Ему придется солгать жене первого консула, но эта перспектива не пугала Дэниела. Можно сказать ей о том, что он обманом увел дочь Людовика XVI из приюта, и во время их путешествия несчастная девушка погибла, сорвавшись в пропасть. Поди проверь, правду он говорит или лжет, если тело лежит на каменистом дне далеко в горах, где путешественники так редки. Да и кто пойдет проверять? О Лорелее никто и никогда больше не услышит.
Такой исход дела должен удовлетворить Жозефину. Это заставит ее умалчивать об их прошлом и больше не влиять на политику Швейцарии.
Но в глубине души Дэниел чувствовал смутное волнение. Его сегодняшняя встреча с Лорелеей вызвала к жизни новые, неведомые ему чувства: уважение к женщине, преклонение перед ней и восхищение. Его, Дэниела Северина, который всегда считал, что отлично знает и потому презирает сущность женщины, пугали перемены, происходящие в нем. Его привычные представления о женщине никак нельзя было отнести к Лорелее де Клерк. Под ее заурядной внешностью он обнаружил душевную красоту и щедрость, которые приводили его в смятение. Дэниел заглянул в ее бездонные карие глаза и увидел там любовь и доверие, которые пошатнули все его прежние представления о женщинах.
Дэниел представил себе Лорелею, изгнанную из ее дома в горах, из привычной обстановки, в которой она прожила всю свою жизнь, лишенную работы, общения с дорогими ей людьми, разлученную с любимым человеком, заточенную в монастырь.
Ее, так жаждавшую полнокровной жизни, нельзя связать строгими обетами. «Она сильная, — твердил себе Дэниел. — Она со всем справится, она все выдержит». Но прежде чем он сможет убедить Лорелею в правильности принятого отцом Джулианом решения, Дэниел должен был поверить в это сам. Он должен был знать, что Лорелея не сделает никаких опрометчивых поступков.
Дверь в трапезную с шумом распахнулась. Все повернули головы в сторону входа. В мерцающем свете ламп глаза Лорелеи казались большими и темными, словно два синяка. На ее лице была растерянность и боль. В руках девушка держала стрелу, отделанную перьями ворона. Отец Джулиан захлопнул молитвенник. Мужчины замолчали. Дэниел понял, что никто ранее не видел ее в таком состоянии.
Не отрывая полных муки глаз от Дэниела, она по проходу медленно подошла и положила перед ним на стол стрелу. Он почувствовал приторный сладковатый запах и посмотрел вниз. Стрела была перепачкана кровью.
— Будь ты проклят, — прошептала она. — Будь ты проклят за жестокое, подлое убийство.
Дэниел вскочил на ноги и схватил ее за плечи, стараясь отыскать рану на теле девушки. Каноники и послушники тесно обступили их.
— Что случилось, Лорелея? — требовательно спросил Дэниел.
— Куда ты ранена? — забеспокоился отец Ансельм, быстро пробираясь к ней.
Не обращая внимания на отца Ансельма, Лорелея сбросила руки Дэниела и отступила назад. Ее лицо было бледным, как выбеленная солнцем кость.
— Не прикасайся ко мне.
Дэниел был потрясен. Ему знакомо чувство ненависти, но ненависть Лорелеи пугала его.
— Где ты взяла это? — изумленно спросил отец Джулиан. Он осторожно взял в руки стрелу.
Лорелея не спускала с Дэниела возмущенного, презрительного взгляда.
— Я вытащила эту стрелу из тела животного, убитого этим человеком. Послушайте, он убил Красавицу. Месье Северин убил нашу Красавицу.
За спиной Дэниела раздались мучительные стоны и слова проклятия.
— Месье Северин, — настоятель пылал от гнева так, что Дэниел мог чувствовать этот жар своей кожей. — Надеюсь, вы объясните свой поступок?
— Это ошибка, — проговорил он, смущенный, взбешенный и испуганный более, чем хотел себе признаться. — Я никогда…
— Стрела вошла под четвертое ребро, — произнесла Лорелея безжизненным голосом. — Я могу судить по большому количеству крови, что стрела пронзила аорту. Мы можем пойти забрать ее? Можем мы забрать ее и принести домой?
Дэниелу очень хотелось обнять девушку и попытаться убедить ее в своей невиновности. Но он сдержался. Лорелея не поверит ему. Ей будет неприятно его прикосновение.
Со всех сторон на него смотрели обвиняющие глаза. Бесполезно убеждать их в обратном. Но он найдет виновного и заставит его признаться перед всеми в этом гнусном убийстве.
Пробравшись сквозь толпу, Дэниел вышел в холодную ночь. Он слышал, что каноники требовали его присутствия и объяснения, но отец Джулиан остановил гневные речи словами:
— Пусть идет. Возможно, мы, наконец, избавимся от этого человека.
За Дэниелом закрылась дверь.
Инстинкт охотника повел Дэниела на псарню. В трапезной за ужином отсутствовал лишь один человек, и Дэниел точно знал, где найти его.
В помещении царил полумрак. Собаки скулили и беспокойно метались по своим загонам, чувствуя беду. Он нашел его в дальнем углу, освещенном голубоватым лунным светом, льющимся через незастекленное окно.
Парень сидел на соломенной подстилке в окружении щенков Красавицы, что-то тихо нашептывая им, кормя их по очереди молоком из фляжки.
Стиснув зубы, всеми силами сдерживая себя, чтобы не ударить его, Дэниел схватил виновного за шиворот и поставил на ноги.
— Пойдем, Сильвейн, — дрожащим от гнева голосом проговорил Дэниел. — Ты должен кое-что объяснить.
Сильвейн не стал сопротивляться и, осторожно ступая, чтобы случайно не задеть ни одного из щенков, вместе с Дэниелом вышел из псарни.
Около главного здания приюта суетились люди. Дэниел потянул юношу в темноту и подтолкнул к тропинке, ведущей к озеру. Они пришли к шатким мосткам, с которых Лорелея летом ловила форель. Гладкую поверхность озера заволокло туманом.
Не давая Сильвейну опомниться, одной рукой Дэниел резко заломил его руку за спину, удерживая ее там, лишая тем самым парня возможности сопротивляться. Другой рукой он грубо обхватил шею послушника и сдавил так сильно, что Сильвейн, казалось, перестал дышать.
— Зачем ты убил собаку? — яростным шепотом спросил он.
Послушник издал хриплый, булькающий звук Дэниел ослабил хватку, чтобы он мог говорить.
— Я… я не убивал, — задыхаясь, произнес Сильвейн.
Дэниел снова безжалостно сдавил его горло. Сильвейн был молод и силен и мог без труда справиться с Дэниелом, но он был скован страхом и своей виной.
— Послушай, ты теряешь время и мое терпение. Я вытрясу из тебя правду, даже если мне придется избить тебя до полусмерти.
Сильвейн застонал. В сумерках Дэниел не мог видеть выражения его лица.
— Боже, — пробормотал он. — Ты должен все объяснить. Давай рассказывай, — Дэниел убрал руку.
— Я не собирался стрелять в собаку, — прошептал Сильвейн.
— Лорелея обвинила меня в убийстве и ни словом не обмолвилась про несчастный случай.
— Я целился в… что-то другое.
— Ты — швейцарец, ты — меткий стрелок, ты не мог промахнуться.
— Собака так обучена.
Она закрыла его своим телом.
— Его? — У Дэниела внутри все сжалось. — Кого? Бандита?
Губы Сильвейна задвигались, но он не произнес ни звука. Дэниел понял, что парень молится.
— Скажи мне, Сильвейн, — приказал он. — Быстро. Это важно. В кого ты целился?
— В… каноника. Боже, помоги мне. Это был один из каноников, — из глаз Сильвейна покатились слезы. Он весь дрожал.
— Который из них? — попытался уточнить Дэниел.
— Я… я не могу сказать. Лицо было скрыто капюшоном, а я находился в двадцати шагах от него. Уже смеркалось… Это мог быть любой из них.
— Ради всего святого, — взорвался Дэниел. — Ты собирался убить человека, даже не поинтересовавшись его личностью. Почему?
— У него был мушкет из тех, что привезли солдаты. Он прятался в зарослях у озера и целился в Лорелею.
Дэниелу стало страшно. Лорелея, а теперь и Сильвейн были в смертельной опасности. Он почувствовал, как ослабло его тело, словно обваренное кипятком. Он сделал Лорелею уязвимой, но самонадеянно считал, что давно не совершал глупых ошибок.
— Боже, — произнес Дэниел, опуская послушника. — Садись, Сильвейн.
Молодой человек тяжело опустился на дно лодки рядом с Дэниелом.
— Ты преследовал его?
— Нет. Я… я не смог. Я… убежал. Я струсил так же, как тогда, когда незнакомец напал на меня и Лорелею на горной дороге.
— У тебя нет времени на самобичевание, — огрызнулся Дэниел. — Человек, в которого ты стрелял, знает, что ты захватил его врасплох и можешь выдать. Тебе нужно уехать отсюда.
— Но Лорелея…
— Я позабочусь о безопасности Лорелеи.
Сильвейн задумался и настороженно взглянул на Дэниела.
— Почему я должен верить тебе?
— Потому что у тебя нет выбора.
Резкость и категоричность слов Дэниела не смутили послушника. Он понимал, что заслуживает презрения за свою трусость.
— После взрыва отец Джулиан приказал мне присматривать за ней, — прошептал он.
— Он объяснил причину?
— Нет. Он опасался еще одного несчастного случая с Лорелеей, подобного взрыву в лазарете. Утром я увидел, как она куда-то мчится. Я знал, что у нее есть любимое место в горах, и решил искать ее там.
— Лорелея сказала, что никто не знает об этом месте.
Сильвейн печально взглянул на Дэниела.
— Я знал. И ты тоже…
Дэниел понял, что этот парень любит Лорелею, и эта любовь принесла ему много страданий. Но теперь это не имело значения.
— Ты взял мою стрелу. Зачем?
— Ты и это знаешь.
— Ты ревновал. Ты хотел опозорить меня.
Сильвейн молча, кивнул.
— Тебе это мастерски удалось. Она обвинила меня. Произошло именно то, чего ты добивался.
Дэниел принялся лихорадочно соображать. Все говорило за то, что убийца взял собаку, чтобы она привела его к Лорелее.
— Я должен расспросить отца Дроза, — сказал Дэниел.
— Отец Дроз не знал, что Красавица ушла. Он не стал запирать ее, уверенный в том, что она не убежит далеко от своих щенят, — в свете луны слезы на гладких щеках Сильвейна серебрились жемчужинами. — Негодяй, должно быть, приказал ей оставаться рядом с ним. Она смотрела прямо на меня:
Ты должен понять, что у этих собак выработаны инстинкты защиты, и они в случае опасности действуют самоотверженно. Красавица видела, что я собирался сделать. Она бросилась, чтобы защитить его. Защитить подлого убийцу.
— Кто же это мог быть? — простонал Дэниел. Лорелея сказала, что собака потеряла много крови. Он решил, не очень-то надеясь на успех, проверить в прачечной, нет ли там окровавленной одежды. Но убийца слишком скрытен и умен, чтобы оставлять такие явные улики.
— Я пойду, — сказал Сильвейн, поднимаясь.
— Не сейчас, — остановил его Дэниел. — Ты должен во всем признаться.
— Нет, — запротестовал Сильвейн. — Я не смогу смотреть им в глаза.
— Сможешь. Ты ничего не скажешь о канонике, и расскажешь о том, что вышел пострелять и допустил трагическую ошибку.
Дэниел настаивал, чтобы Сильвейн публично признался во всем, иначе, если убийца подловит Сильвейна одного, то жизнь послушника не будет стоить и ломаного гроша.
— Почему ты настаиваешь на моем публичном признании? — спросил Сильвейн.
— Негодяй может выдать себя, — предположил Дэниел.
«А еще мне надо, чтобы Лорелея перестала обвинять меня в убийстве Красавицы», — признался он сам себе.
— После этого я хочу, чтобы ты уехал в Париж. Сильвейн удивленно посмотрел на него:
— В Париж? Зачем?
— По делу Мьюрона. Кое-кто из патриотов Швейцарии пытается помочь ему получить свободу. Твоя помощь им может пригодиться.
Постепенно печаль начала исчезать из глаз Сильвейна.
— Ты действительно считаешь, что я смогу пригодиться?
— Возможно, — Дэниел был удивлен своим искренним участием в судьбе парня. Он заставил его наизусть выучить адрес в Сен-Дени.
— А что будет с Лорелеей? Мне бы хотелось узнать о твоих намерениях.
Дэниел понимал сомнения и тревогу Сильвейна.
— Я обещаю, что позабочусь о ее безопасности. — Этого недостаточно. Проблема гораздо сложнее, чем… — Сильвейн вдруг замолчал.
— Что ты хочешь мне сказать? — настойчиво спросил Дэниел.
— Ничего. Не обращай внимания. Дэниел сделал шаг вперед:
— Скажи мне, что ты знаешь.
Сильвейн испуганно взглянул на Дэниела и отрицательно покачал головой. Как хищник, Дэниел схватил его запястье и сжал, стремясь причинить парню боль.
— Скажи мне.
— Лорелея не простая швейцарская девушка, какой сама себя считает, — Сильвейн облизал пересохшие губы. — Она очень важная особа.
Дэниел отпустил руку послушника.
— Да. Она дочь своего отца.
Потирая руку, Сильвейн попятился назад.
— Ты и это знаешь. Так я и думал, — на его красивом молодом лице отразилось понимание. — В ней причина твоего появления в приюте? Ты пришел, чтобы защитить ее? — с надеждой в голосе спросил он.
— Моя цель сейчас не имеет значения, — ответил Дэниел, чувствуя неловкость, вспомнив об истинной причине своего визита в приют. — Ты-то, черт возьми, откуда знаешь?
— Я об этом узнал прошлым летом, — Сильвейн тяжело вздохнул. — Я вместе с отцом Гастоном был в Ивердоне. Он даже не подозревал… в келье было темно. Но я был там. Я слышал последнюю исповедь аббатисы.
— Значит, ты думаешь, что отец Гастон был тем человеком с мушкетом?
Сильвейн пожал плечами.
— Он не единственный, кто знал о происхождении Лорелеи. Отец Ансельм и настоятель тоже посвящены в тайну. И отец Эмиль. Он ухаживал за отцом Гастоном, когда тот болел тифом, и слышал все, что тот говорил в бреду. О Боже. Я не могу представить себе ни одного из них… — Сильвейн наклонился вперед и спросил с жалкой надеждой: — А может быть, это кто-то из чужих?
— Собака доверяла ему, — напомнил Дэниел.
— Они — служители Бога, — возразил Сильвейн.
— Они — люди. Как и любой другой, они могут попасться в сети искушения жадностью и властью.
— Тогда ты все понимаешь, да? Ты понимаешь, что она должна уехать! — в голосе Сильвейна слышалось отчаяние.
— Я подумаю об этом.
— Ты увезешь ее отсюда?
— Да.
— А что потом?
— Я увезу ее в такое место, где никто и никогда не догадается ее разыскивать.
— Этим местом и должен был быть приют Святого Бернара. И как ты заставишь ее остаться в том безопасном месте? Твой план недостаточно хорош, Дэниел. Ты должен быть во всем уверен и продумать все до мельчайших подробностей.
— Какие у тебя есть предложения? — насмешливо спросил Дэниел, начиная терять терпение.
— Женись на ней, — шепот Сильвейна унесся с холодным ветром через озеро.
— Что?
— Женись на ней, — едва слышно повторил послушник. В его голосе Дэниел уловил обреченность, словно он сам под страхом смерти добивался от Сильвейна этого «благословения» на брак с Лорелеей.
— Да это же сумасшедшая…
— Подожди, послушай сначала. Я видел сегодня вас двоих. Лорелея, возможно, сама еще до конца не поняла, но она начинает влюбляться в тебя, если уже не влюбилась. А когда Лорелея полюбит, то это уже навсегда.
— Ты с ума сошел.
— Никто не знает Лорелею лучше меня. У меня четыре сестры. Я знаю, как выглядит влюбленная девушка.
«Она влюблена, но в другого. И это мучает тебя. Вот откуда твоя ревность и стремление опозорить меня перед Лорелеей», — невесело подумал Дэниел. Он был поражен, узнав, что Сильвейн, послушник, который решил посвятить свою жизнь служению Богу, стал жертвой одного из земных чувств, влюбившись, на свое несчастье, в незаконнорожденную принцессу.
Сильвейн тяжело вздохнул и продолжил:
— Я видел, как ты с ней обращаешься. Ты не обидишь ее. Женись на ней, Дэниел. Это единственная возможность оставаться с ней днем и ночью, чтобы суметь защитить ее.
В голосе Сильвейна звучала такая тоска, что у Дэниела к горлу подступил комок. Он считал, что уже давно забыл, что значит испытывать муки любви. Но признание Сильвейна вновь заставило радостно встрепенуться и сладко замереть его сердце:
— Я сделаю все, чтобы защитить ее. Верь мне. Он ничего не мог больше добавить, хотя знал, что этих слов недостаточно, чтобы успокоить израненное сердце Сильвейна.
— Тебе пора идти. Признайся во всем и собирайся в дорогу.
— Но мое призвание…
— Ты можешь послужить праведному делу в Париже.
Сильвейн кивнул.
— Ты только береги Лорелею, — слова слетели с его губ как молитва. Он направился к главному зданию приюта. — Во имя любви к Богу, береги ее.
«Женись на ней».
Эта мысль не давала Дэниелу покоя. Он лежал с открытыми глазами в общей спальне в окружении спавших безмятежным сном послушников. Как он и предполагал, все были в шоке от признания Сильвейном своей вины. Пока юноша, запинаясь на каждом слове, рассказывал о происшедшем, Дэниел внимательно следил за лицами его пораженных слушателей. Он видел печаль, гнев, даже сочувствие. Но, ни тайного торжества, ни злорадства, ни облегчения от того, что ловко удалось скрыть содеянное, не заметил ни у кого. Убийца хорошо владел собой. Ошеломленный и утомленный происшедшими событиями, Дэниел выслушал сбивчивые извинения Лорелеи, а в ушах звучали недавние слова Сильвейна: «Женись на ней. Она влюбляется в тебя… а когда Лорелея полюбит, то это навсегда».
Дэниел подоткнул свою подушку выше под голову. Что, черт возьми, может знать Сильвейн о любви? Он был сама невинность, даже еще не мужчина. Но его глаза меткого стрелка видели слишком много, а уши слишком много слышали.
«Я знаю, как выглядит влюбленная женщина». Лорелея не может влюбиться в него. Она не должна позволять такому человеку, как Дэниел Северин, ранить нежным чувством ее сердце. Но, тем не менее, он знал, что зажег в ней огонь, который разгорался все сильнее всякий раз, когда они разговаривали, целовались или молча, сидели рядом: Дэниел присутствовал при рождении женщины страстной и любящей.
«Женись на ней».
Дэниел представил себе, как делает ей предложение. Он уже однажды, много лет назад, делал предложение женщине. Станет ли он на колени перед Лорелеей, как становился перед своей первой любимой женщиной? Наговорит ли ей множество нежных слов, которые она, без сомнения, заслуживает? Повернется ли у него язык легко и бездумно наобещать этой девушке то, чего он не в силах ей дать: любовь, нежность, заботу?
Дэниел был честен сам с собой и признал, что он законченный лгун. Он сможет заставить Лорелею поверить ему. Незаконнорожденная принцесса выходит замуж за незаконнорожденного сына воровки лошадей. Великолепная парочка.
Нет, твердо решил Дэниел. Он — Ворон. Он не может и не станет заточать себя в клетку, связывать себя узами брака. Лорелея должна будет уйти в монастырь.
Но он не мог представить себе Лорелею связанной обетом послушания, молчания и безбрачия, все свои дни проводящей в молитвах. Она была незаурядной личностью с присущими ей мечтаниями, стремлениями и желаниями, которые никогда не смогут осуществиться в монастыре.
В его мыслях явственно возникала другая картина. Дэниел видел, как она баюкает у своей груди младенца, ухаживает за больными и ранеными, склоняется над своими заметками в ночной тиши. Вот это была настоящая Лорелея.
Но смертельная опасность отравляла каждый ее вздох. Убийца следил за каждым ее шагом.
Дэниел без сна крутился на своей узкой кровати, стремясь найти спасительный для них выход. В окна общей спальни на него холодно смотрели далекие звезды. Там, где дело касалось Лорелеи, он становился полным идиотом. Слабость к ней сделала его уязвимым, отняла способность здраво рассуждать. Но ему придется действовать, и очень скоро. Когда рассвет позолотил снежные вершины гор, и первый солнечный луч робко задрожал на грубых каменных стенах спальни, Дэниел принял решение бросить вызов Жозефине и рискнуть головой.
— Я должен поговорить с тобой, — сказал Дэниел. Лорелея оторвалась от изучения медикаментов, которые доставили сегодня утром с опережающим отрядом армии резерва. Коробки с бутылками опия, тюки с бинтами и глиняные кувшины с антисептиком заполнили огромную парусиновую палатку.
— Конечно, — согласилась она. — Я осматриваю медикаменты. Как странно видеть их сложенными здесь рядом с порохом.
— Лорелея…
— Здесь так много всего, — поставленные в ряд одна на одну, коробки с опием доставали ей до подбородка. — Они, должно быть, ожидают много раненых. Надеюсь, что наличие всех этих медикаментов опровергнет твои слова об армейских докторах.
— Лорелея, — Дэниел схватил ее за плечи. Как легко ему было прикасаться к ней в последние дни. — Будь добра выслушать меня.
Лорелея взглянула в его суровое лицо. «О Боже. Какой же он красивый».
— Прости, Дэниел. Я так тоскую по Красавице и, как бы странно это ни прозвучало, скучаю по Сильвейну. А ко всему прочему, отец Джулиан не собирается менять свое решение отослать меня отсюда. Так о чем ты хочешь поговорить со мной?
Дэниел оглянулся через плечо, и девушка проследила за его взглядом. В течение недели после отъезда Сильвейна приют стал похож на военный лагерь. Солдаты работали бок о бок с монахами, строя загоны для лошадей, палатки для размещения офицеров и навесы для боеприпасов. Ее взгляд остановился на длинной полевой пушке, которую первой потащат в горы на огромных санях.
— Это святотатство, — пробормотала она. — Приют всегда был мирным местом.
— Каждый уголок Швейцарии — личная собственность Бонапарта, — сказал Дэниел.
— Ты об этом пришел мне сказать?
— Нет.
— Тогда о чем?
Дэниел огляделся по сторонам. Его черные как ночь волосы отдавали синевой, контрастируя с единственной белой прядкой.
— Не здесь. Давай встретимся где-нибудь наедине. Нахмурившись, она потрогала пальцем нижнюю губу. Лорелея хотела было предложить встретиться у водопада, но сейчас она даже близко не могла находиться рядом с тем местом, где убили Красавицу.
— Давай встретимся у озера, там, где растет огромная ольха. Мы с Сильвейном… — она закусила губу. На мгновение ее мысли вернулись в прошлое, к дням солнечным и счастливым. — Мы обычно лазили на нее, — девушка подробно рассказала, как туда пройти. — Иди туда и жди меня. Я скоро буду.
В эти дни отец Джулиан безжалостно ограничивал ее во всех передвижениях, запрещая далеко и надолго уходить от приюта.
— Ты придешь, правда, Лорелея?
Девушка внимательно посмотрела на Дэниела и поняла, что сделает для него гораздо больше, стоит ему только попросить.
Дэниел без труда нашел указанное место у озера. Ольха широко раскинула свои ветви, отбрасывая на воду узорчатую тень.
— Лорелея, — тихо позвал он.
— Уже наверху.
Она сидела в окружении молодой листвы на деревянной площадке, ловко усроенной между ветвями старого дерева, и лукаво поглядывала на него сверху. Ее ноги, смехотворно маленькие, обутые в замшевые сапоги, висели прямо над его головой.
На изгибе ствола Дэниел обнаружил ветку, за которую можно было ухватиться, и забрался наверх. Он двигался осторожно из страха сбить это шаткое сооружение на землю.
— Привет, — сказала она и поправила прядь волос на его виске.
Он отчаянно желал, чтобы ее легкие прикосновения не оказывали на него такого странного действия.
— Привет, — Дэниел осторожно присел на краешек площадки, стараясь находиться как можно дальше от Лорелеи. Зеленый юнец со своей девушкой и то более смел. Дэниел был почти уверен в том, что у него дрогнет голос.
— Я хочу попросить тебя кое о чем. И хочу, чтобы ты как следует над этим подумала.
— Я слушаю, — она моргнула своими огромными карими глазами, с нетерпением ожидая продолжения.
Дэниел нахмурился и отвел в сторону взгляд.
— Лорелея, ты когда-нибудь размышляла о любви между мужчиной и женщиной?
Девушка сжала обеими руками его руки.
— О любви? — лицо ее стало удивленным, а улыбка такой радостной, как восход солнца. — Ты хочешь сказать, что мы — влюбленные?
— На самом деле, я…
— О, я это знала! — она подняла его руки и прижала к своей груди. Дэниел почувствовал, как сильно бьется ее сердце, тычась в грудную клетку под его пальцами, словно слепой щенок в мягкое вымя матери. — Я это знала.
— Но подожди. Мы…
— Я так рада, что мы можем, открыто разговаривать. Я думала об этом две недели, удивляясь, почему чувствую себя странно, когда смотрю на тебя.
— Не будь…
— Иногда мне было так больно, я уже думала, что заболеваю.
— Единственное, что ты…
— Послушай, когда отец Джулиан показал мне письмо от Фуше, я испугалась, что у тебя в Париже много любовниц. Конечно же, так оно и есть. Но, вероятно, теперь они для тебя ничего не значат, потому что ты здесь, со мной.
Ему невыносимо было слышать ее признания. Не имея иной возможности остановить поток ее слов, Дэниел обхватил руками ее нежное лицо и крепко поцеловал.
На мгновение он забыл обо всем, растворившись в неистовой страсти, которую Лорелея даже не пыталась скрыть, когда прижалась к нему, принимая его ласки.
Зловещий треск площадки заставил Дэниела вспомнить о цели их встречи. Он нехотя оторвался от розовых мягких губ. Каштановый локон шаловливо упал ей на щеку, и Дэниел легким движением убрал его точно так же, как несколько минут назад это сделала Лорелея.
Ему придется вновь обмануть ее, жестоко обмануть. По крайней мере, он должен дать ей шанс повернуть назад.
— Лорелея, ты неверно поняла меня. Мужчины такие, как я, не влюбляются.
Дэниел ожидал разочарования, потока упреков, даже слез. Вместо этого девушка прижалась к нему, уткнувшись в его куртку, и рассмеялась.
— О, Дэниел. Какие нелепости ты говоришь, — она отодвинулась назад, уперла свои кулачки в бока и передразнила его: «Мужчины такие, как я, не влюбляются». — Девушка вновь весело рассмеялась: — Ну, конечно же, влюбляются. Ты же влюбился!
— Лорелея, ко мне это не относится.
— Относится, — нежные пальчики легко погладили его щеку. — Я наивная. Но вовсе не тупая и бесчувственная. Я же чувствую твою любовь, когда ты обнимаешь меня. Когда целуешь, — Лорелея коснулась губами его губ. — Дева Мария, какой удивительный вкус у твоих губ.
— Лорелея, не надо…
— Я могу сказать тебе. Это смесь меда и вина.
— Черт возьми, ты выслушаешь меня или нет? — Дэниел в отчаянии запустил пальцы в свои волосы и взъерошил их. — Любовь — это не какой-то экзотический вкус или легкое трепыхание в твоей груди.
— Я знаю, — с ее лица сползла улыбка, и оно стало очень серьезным. — Ты прав. Это самое сложное, самое удивительное из всех человеческих чувств, такое глубокое и всепоглощающее, что глупо даже пытаться описать его.
— О Боже, — не стараясь больше ничего объяснить Лорелее, Дэниел устало закрыл глаза.
Она обняла его за шею. Ее прикосновение опалило его огнем, который ему уже никогда не погасить.
— Просто согласись с этим, Дэниел. Ты — суровый человек. Тебя ранили. Но тебя можно вылечить.
Он не мог заставить себя сейчас признаться ей, что в его сердце не осталось ничего, что можно было бы вылечить. Но и не мог оставаться равнодушным к ее легкому, как перышко, прикосновению.
— Вот так, Дэниел, — Лорелея облизала губы. Видение ее маленького розового язычка привело его в трепет. — Мы влюбились друг в друга. — Что мы будем теперь делать?
Дэниел знал, что спорить с ней бесполезно. Кроме того, она избавила его от необходимости лгать. Он вздохнул и произнес:
— Мы поженимся.
