Мы встречаемся с ним каждый день. Пишем сценарий для фантастического фильма. Вернее, пишу я, а он со мной разговаривает. Это не много. Но и не мало.

У меня гибкая психика, из чувства самосохранения я могу пойти на компромиссы с совестью, я могу сама с собой договориться. Не будь у него двухлетнего сына, я могла бы с ним спать, потому что обвал уже случился, дорогу назад для меня уже засыпало. Я бы мучилась, переживала, ненавидела бы его, и ушла бы сама, но потом, когда усталость от неразрешимости ситуации перевесила бы необходимость друг в друге, это случилось бы рано или поздно… Но незнакомый мне двухлетний человек, каждый вечер высматривающий его в окне и орущий во всю силу лёгких, когда он уходит из дома, вяжет меня по рукам и ногам, не дает мне на него никакого, даже самого малого права.

– Але? Анюта, привет, это Катя.

– Привет, Катя.

– Позови, пожалуйста, Андрея…

– Папу-ля… тебя!

Это ужасно, что каждый раз, когда я звоню и попадаю на его жену, я должна говорить с ней. Я ненавижу себя за это ласкательно-заискивающе «Анюта». Каждый раз, когда я набираю номер, я настраиваю себя: «Аня, Аня… говори ей просто – Аня…», иногда мне это удается, иногда нет… Я хотела бы отделываться вежливо-отстранённым: «Здравствуйте, позовите, пожалуйста, Андрея…», я вообще хочу отстраниться от всего, что касается его семьи, чтобы меня в ней не было, не существовало вовсе. Но я звоню ему и попадаю на его жену.